"Финальная программа" - читать интересную книгу автора (Муркок Майкл)

ФАЗА 2

6

Лучше экипированный для встречи с миром, чем до своего появления в госпитале, Джерри с большой благодарностью пожал руки спасшим его докторам и отвесил грациозный поклон остальному персоналу. Он сел в доставленный ко входу «кадиллак» и поехал через ветхие улицы самых южных пригородов Лондона в направлении деловой части кипучего, бурлящего центра,

Он припарковал машину на Шафтсбери-авеню, в арендованном им гараже, и легкой походкой направился на разведку в свою обычную среду.

Это оказался мир, управляемый в те дни оружием, гитарами и иглами, мир более сексуальный, чем сам секс, мир, в котором правая рука стала основным половым органом мужчины, который только и делал, что размышлял о том, что населению Земли суждено было удвоиться еще до наступления двухтысячного года.

Это был совсем не тот мир, который всегда знал Джерри, он чувствовал, что мог лишь смутно припомнить тот, другой мир, настолько похожий на этот, что отличие практически не улавливалось. Даты выстраивались как попало, и только это было для него вопросом, настроение же было в основном то же самое.

Недавно переделанное из кинотеатра, шумящее разноголосицей на тринадцати заполненных развлечениями этажах дешевое казино Эмметса — вот то место, куда надо пойти, решил Джерри. Он повернул за угол и увидел казино.

Три видимых ему стороны здания были полностью залиты неоновым светом всех мыслимых цветов: неоновые слова и неоновые картины с шестью или даже десятью различными движениями. Музыка не гремела — она тихо и сглажено истекала: мягкие, приглушенные звуки, которые на самом деле лишь напоминали музыку.

Мистик начала двадцатого столетия, если бы увидел такое, мог бы подумать, что перед ним — видение царства небесного, думал Джерри, медленно двигаясь по направлению к казино.

А оно искрилось и вспыхивало, вращалось и курилось, и высоко над всем остальным, создавая впечатление подвешенности в темном небе, золотом светилось одинокое слово: ЭММЕТС.

В сверкающем фойе у входа, обслуживаемом юными девушками в военной униформе с имитацией винтовок, которыми они в шутку изобразили кордон на его пути, Джерри обменял связку банкнот на кучу жетонов для использования в игральных автоматах. Он прошел через высокие, сияющие красным и голубым турникеты и двинулся по яркому толстому ковру в первую галерею, находившуюся на уровне земли.

Лучи мягкого пастельного света странствовали в полумраке холла, в котором постукивали, разговаривали и пели монетные автоматы. Джерри начал спускаться по короткому лестничному пролету, слушая смех молодых мужчин и женщин, слоняющихся между автоматами или засиживающихся около них, или просто танцующих под музыку, льющуюся из гигантского автоматического проигрывателя, занимающего большую часть одной стены.

Джерри потратил несколько жетонов на лучевую пушку, управляя условным лазерным лучом и стреляя его светом по целям; если свет попадал в особую зону, выпадал приз. Однако его счет был невысоким: недоставало практики. Неудача испортила настроение, и он начал думать, что, не беспокойся он так мало о меткости, он бы теперь не был в таком скованном состоянии. Кэтрин или, скорее, ее присутствие давало его жизни единственный двигательный мотив, который, похоже, мог стать составной частью этой жизни. Теперь ему долго будет недоставать ее; с этим было покончено.

Бесцельно бродил он среди кегельбанов и игральных автоматов, нагибался над счастливыми молодыми людьми, возбужденно рука об руку сидевшими за автоматами. Джерри вздыхал и думал, что истинная аристократия, которая правила бы в семидесятых, толпами ходила снаружи: голубые, и лесбиянки, и бисексуалы, уже наполовину осознавшие свое великое предназначение, которое найдет свое претворение, когда стоящее в центре секса раздвоение чувств будет понято полностью и понятия «мужское» и «женское» станут чем угодно, только не бессмыслицей. Вот так. Бродя таким образом, он был окружен всеми возможными суррогатами секса, одному или нескольким из которых предстояло стать главной движущей силой человечества в период около двухтысячного года — свет, цвет, музыка, кегельбаны, фармацевты, полигоны с оружием, едва ли хоть в какой-то мере способные доставить сексуальные ощущения и в то же время естественные средства его замены.

Рождаемость, которая, расти она со скоростью, предсказанной в ранних шестидесятых, привела бы к четырехтысячному году к ситуации, когда содержимое планеты, ее ядро и кору составляли бы одни лишь люди, была забыта современными статистиками в Европе. Европа, как обычно, шла впереди всего мира.

Большинство тех, кто оказывался не в состоянии выдержать темп, эмигрировали — кто в Америку, кто в Африку, Россию, Австралию или еще куда-нибудь — и получили возможность барахтаться в ностальгии, вызванной американскими модами, и телевизионными шоу, и мнением масс, простым образом жизни африканцев, моральными установками россиян и австралийской холодной бараниной. Поток, конечно же, был двусторонним, с пассажирами тысяча девятьсот пятидесятых годов, двигавшимися в одном направлении, и пассажирами двухтысячного, направляющимися в обратную сторону. Лишь Франция, Швейцария и Швеция — временные и преходящие бастионы — колебались и вскоре стояли перед угрозой развала на куски в нависшем предэнтропическом всесмывающем кризисе. Это не изменение настроения, думал Джерри, это изменение мышления.

Джерри больше уже не понимал, был ли унаследованный им мир «реальным» или «поддельным»; он давно уже бросил волноваться по этому поводу.

У вращающейся карусели «Малые скачки», где предоставлялась возможность оседлать лошадь, носящую имя вашего любимого победителя сезона, Джерри повстречал Шэйдса, своего знакомого.

Шэйдс — профессиональный убийца из Калифорнии; однажды он заявил Джерри, будто может доказать, что это он убил обоих братьев Кеннеди. И когда поверивший ему Джерри спросил — почему, Шэйдс отозвался с определенным самоуважением:

— Напряжение большой игры, знаешь ли. Я ведь даже подумывал зайти на вашу королеву, но это было совсем другое. Мне досталось самое крупное дело: по Джеку Кеннеди, знаешь ли, плакал мир.

— А Валентине? Ты мог бы завести речь и о нем…

— Нет, если бы я выбрал это, травма не была бы такой глубокой, — люди были уже наполовину готовы. Мне достался солнечный король. О, парень, вот это — задача!

— И чем ты сработал здесь? Омелой?

— Итальянский маузер, — пояснил Шэйдс, оскорбленный его легкомыслием.

Шэйдса сопровождали две девушки: рыженькая лет шестнадцати и брюнетка около двадцати пяти. Загоревшее под лампами лицо Шэйдса с улыбкой повернулось к Джерри. Он был почти голый, если не считать шорт и балетных туфель. Настоящим предметом его одежды, фактической его одеждой были темные очки. У него был какой-то отсутствующий вид. На обеих девушках были твидовые брючные костюмы. Волосы их были коротко подстрижены, а просветленная зеленоватая косметика поблескивала под разноцветными лучами.

Старшая держала в руке газету. Джерри посмотрел на нее:

— Вы — шведка?

Она отнюдь не была удивлена его предположением.

— Да, а вы?

— Нет. Я — англичанин.

— Вот как?

Джерри чуть наклонился вперед и вытащил у нее из руки газету.

— Что-нибудь новенькое за последние дни?

Его интересовало, попал ли на газетные страницы тот набег на дом. Это было бы невероятно.

— У Британии появилась своего рода головная боль: ей надо что-то делать с удвоением роста преступности.

Джерри пробежал глазами газету, затем перевернул ее, чтобы взглянуть на комиксы. Вместо комиксов там оказался снимок во всю страницу: крупная автокатострофа с разбросанными повсюду раздавленными телами. Джерри предположил, что это фото обеспечило продажу тиража.

— Ну, Шэйдс, — спросил Джерри, протягивая газету обратно девушке, — каковы планы на эти дни?

— Пианотон в «Пирушке». Почему бы тебе не пойти и не посидеть с нами?

— Отличная идея.

— До третьего удара колоколов в три часа я ничем не связан. Чем займемся до того?

— Помогите мне избавиться от жетонов, и — обсудим.

Шведка присоединилась к Джерри, и они совершили веселый вояж по игральным столам. Девушка постоянно жевала резинку, что вызывало у Джерри легкое раздражение, но он успокоился, когда ее маленькая ручка дотронулась до него. А что, хорошая идея, подумал он, отстраняя ее.

Сгорбленный старик прошел между столов. Длинные седые волосы доставали ему почти до талии; длинная белая борода дополняла шевелюру; нежная розовая кожа, и маленький дипломат под мышкой. Скрутило его почти до горизонтального положения, а крошечные бледно-голубые глазки казались такими же яркими, как лампочки на игральных столах. Он кивнул Джерри и вежливо остановился.

— Добрый вечер, мистер Корнелиус. Вас последнее время почти не видно, или это я потерялся? — он говорил с придыханием.

— Ты никогда не теряешься, Дерек. Как дела в астрологии?

— Не могу пожаловаться. Сделать диаграмму?

— У меня их было слишком много, Дерек. Тебе никогда не разработать ее.

— Как-то, знаешь ли, очень странно. Я выполняю диаграммы шестьдесят лет, и никогда не сталкивался с похожими на тебя. Как будто тебя не существовало, — смех его тоже отзывался затруднением дыхания.

— Вернись на землю, Дерек: тебе только сорок шесть.

— Как, ты это знаешь? Ну, тогда, скажем, тридцать лет.

— Да и взялся ты за астрологию только десять лет назад. Как раз перед тем, как оставил службу в МИДе.

— С кем ты разговаривал?

— С тобой.

— Я, знаешь ли, не всегда правдив.

— Да уж. Где Олаф?

— А… где-то. — Дерек пристально взглянул на Джерри.

— Это ведь не ты был? — Где?

— Олаф бросил меня. Я его куче всего обучил. Я любил его. А для Стрельца — редкость, чтобы он любил Деву, знаешь ли. У Скорпионов все в порядке. Олаф удрал с каким-то помешанным звездочетом, о котором я никогда ничего не слышал. Мне просто интересно. Ты знаешь, когда я только начал профессионально заниматься этим, не было и полудюжины, кого можно было бы назвать настоящим астрологом и кто шел приблизительно тем же путем. А знаешь, сколько их теперь?

— Шесть тысяч.

— Ты почти прав. Я не в состоянии их всех пересчитать. С другой стороны, клиенты ушли. Хотя и не в той пропорции.

— Не волнуйся, Дерек. Ты — все равно лучший.

— Вот! Распространи это. Нет, знаешь ли, я слышал, Олаф был здесь. Я уверен: стоит ему увидеть меня — во плоти, как бывало, — и он осознает свою ошибку.

— Я посмотрю.

— Хороший мальчик, — Дерек похлопал Джерри по руке и пошел, сгорбившись, прочь.

— Он очень умный? — спросил шведка.

— У него острый ум, — ответил Джерри. — И это важно.

— Всегда, — дополнила она, беря его за руку. Он послушно пошел за ней туда, где Шэйдс лежал поперек стола, прижавшись носом к стеклу и следя за тем, как маленькие шарики, ударившись о маленькие колечки, скакали вдоль края, пока не наскакивали на другие маленькие колечки. Шэйдс обхватил края стола, и, когда прозвенел звонок, костяшки суставов на его руках побелели.

— Вот это я и называю «закалка», Джерри, — не поднимая глаз, проговорил он. — Обирают меня. Я — павловская глина.

— Дай-ка взглянуть, как ты слюнки пускаешь, ты — старомодный лапочка, — улыбнулся Джерри, не принимая этого всерьез.

Джерри расслаблялся, поддаваясь настроению вечера. Он ущипнул Шэйдса за зад, и тот в ответ брыкнул его.

— Ты что, оседал меня?

— Не сегодня, прелесть.

Вот уже лучше, подумал Джерри, глубоко вдохнув дым, аромат духов — фимиам. Он снова чувствовал себя на подъеме. Он был в своей тарелке.

Шэйдс рассмеялся и опять сконцентрировался на стальных шариках.

Осмотревшись, Джерри узнал Олафа, о котором говорил Дерек; тот увлеченно трудился над игрой «Убей девчонку». В игре выделялось десять выстрелов, которыми необходимо было сразить шесть из десяти пластиковых обнаженных девушек, выполненных в натуральную величину, с помощью орудия, похожего на гарпунную пушку. Игра у него шла без особого успеха. Олаф был невысоким юношей с вечно страдальческим выражением лица, производившим впечатление, словно кто-то приготовил из него филе. Он положил оружие и направился к автоматической гадалке по рисунку ладони. Там он опустил в автомат монету и безвольно положил ладонь на секцию, выполненную из пульсирующего каучука. В тот момент, когда Джерри приблизился, машина отключилась, и в щели появилась маленькая карточка. Олаф вынул ее и изучающе осмотрел, затем нахмурился и покачал головой.

— Привет, Олаф. Дерек тебя ищет.

— Не твое это дело. — Голос у Олафа был вызывающий и одновременно жалобный; это был его обычный голос.

— Не совсем, Дерек просил меня поставить его в известность, если я увижу тебя.

— Мне кажется, тебе что-то от меня нужно. Ну, ладно. Я как раз потратил последнюю гинею, и мне нечего делать с арийцами.

— Ты ведь не еврейский мальчик? — спросил Джерри. — Не обижайся на мой вопрос, но ведь — нет?

— Заткнись! — Голос Олафа остался на той же ноте, но стал более определенным. — Мне осточертели люди вроде тебя.

— Да не обижайся ты, не обижайся, просто…

— Заткнись!

— Я лишь подумал, что, раз уж ты сказал…

— Ты не сможешь получить у меня наркоту, знаешь ли, — и Олаф повернулся к нему спиной.

Джерри прыжком обошел Олафа и снова оказался лицом к лицу с ним.

— Ну, послушай… — сказал Олаф.

— Тебе когда-нибудь говорили, что у тебя прекрасное тело, Олаф?

— И не пытайся даже намекать на это, — ответил Олаф голосом, ставшим чуть менее определенным и чуть более мягким. — Ты, как-никак, ариец. А я не могу иметь ничего общего с арийцам. Это было бы гибельным.

— Бережешь девственность, Олаф, а?

— Не начинай снова. Люди вроде тебя — последние подонки. У тебя нет никакого понятия, что значит быть настоящим, духовным человеческим существом, знающим безграничный… — на лице Олафа появилась тонкая, высокомерная улыбка. — Самые последние подонки.

— И я об этом. Ты говоришь не как еврейский мальчик.

— Заткнись.

— Ну, ладно, иди, навести Дерека.

— Я не хочу иметь ничего общего с этим извращенцем!

— «Извращенцем»? Почему «извращенцем»?

— Это не имеет ничего общего с сексом — ты понимаешь, что я подразумеваю, говоря «не иметь ничего общего»? Это значит, не иметь дело с его идеями. Он извратил всю науку астрологию. Ты обращал внимание на то, каким образом он чертит свои диаграммы?

— А что там не так?

— В его диаграммах? Ты не видел его диаграмм? Он изобразит тебе что-нибудь за деньги.

— О, не «что-нибудь», Олаф.

— Где он?

— Последний раз я видел его вон там, — и Джерри указал в сторону дымовой завесы.

— Пусть радуется, что я хотя бы поговорю с ним, — кривляясь, Олаф пошел прочь. Прислонившись к автомату для чтения рисунка ладони, Джерри наблюдал за ним. Подошла шведка.

— Не знаю, сколько ещё мы пробудем здесь, — сказала она. — У Шэйдса еще много жетонов. Он выигрывает.

— Мы можем пойти покурить кое-что в Черном клубе, где — я знаю — против нас ничего иметь не будут и где мощно барабанят. Только если я и захочу поиграть сегодня вечером, то в тот момент, когда попаду в «Пирушку», иначе ничего из этого не получится.

— Я полагаю, ты намекаешь на марихуану? Я этого не хочу. Ты — что, чурбан?

— Вообще говоря, нет. Я предоставляю это моему брату. Просто мы могли бы пойти туда.

— А где это?

— Роща банкротов,

— Это далеко.

— Не так уж и далеко. Сразу за районом. По ту сторону ничейной земли.

— Что ты сказал?

— Ничего, — он посмотрел через нее туда, где Шэйдс дубасил по машине. Вспыхнула надпись «Драка».

— Жулик! — заплакал Шэйдс. — Жулик!

Как из-под земли, вырос исключительно спокойный негр-оператор в белом костюме; он улыбался:

— Что случилось, сынок?

— Этот стол — жулик!

— Не будь ребенком; чего же ты еще-то ждал?

Глаза Шэйдса за старыми солнечными очками, казалось, наливались злобой. Он несколько раз часто-часто передернул плечами. Негр наклонил голову набок и выжидательно осклабился.

— Очень уж вы завышаете свои шансы в играх, — зарычал Шэйдс.

— Вот и тебе пришлось иметь с этим дело, парень. Любому в эти дни приходится сталкиваться с чем-то подобным, знаешь ли. Да?

— Вся эта проклятая страна продалась.

— И ты, дружок, только сейчас это обнаруживаешь? Бог ты мой!

— Да, она всегда была продажной. Лицемерные плуты!

— О, нет. Они сейчас честные. Они могут позволить себе быть или думают, что могут…

Джерри доставляло удовольствие наблюдать, как два экс-патриота выдавали свою дешевую философию.

Шэйдс передернул плечами и отвернулся. Негр зашагал прочь, довольный собой.

Маленькая подружка Шэйдса подбежала с другой стороны холла и встала с ним рядышком. Он обвил ее рукой и повел к Джерри и шведке.

— Пошли, Джерри.

— Давай.

Они потратили остатки жетонов Джерри на кофе и таблетки и пошли к «Пирушке» на Вильерс-стрит, которая тянулась от Трафальгарской площади вдоль Станции Креста Милосердного, изгибаясь в веселой ночной жизни города.

Праздношатающиеся обоих полов толпились в «Пирушке», набитой людьми в той же степени, что и музыкой, — и тем и другим вместе под завязку. За лучами прожекторов, которые были направлены в публику, группу можно было лишь угадывать. Огромный усилитель образовывал задник низкой сцены, и прекрасная смесь Хаммондовского органа, пианотрона, басовой, ритмовой и соло-гитар, саксофонов — альта и баритона — изливалась из него мелодией «Симфони Сид» с медленным чувством фуги.

Под низким потолком медленно вращался обычный для старомодных танцзалов шар, выполненный из граненого стекла. Лучики переливались зеленым, красным, золотистым, серебристым и оранжевым светом. Свет бил по ним со всех сторон и снова отражался, так, что световые пучки разлетались по всей «Пирушке».

Они протиснулись сквозь толпу, представлявшую собой единую массу, из которой по краям, казалось, торчали головы, руки, ноги. Жара была почти невыносимая.

Слева от сцены расположился бар, справа — стойка с кофе. Оба источника питья были заняты. К бару прислонились выходцы из Вест-Индии, элегантные, в стиле Гарлема, как мальчики-хористы из «Порги и Бесо. Почти у всех были тонкие усики и презрительные взгляды, заготовленные в основном для других, хуже их одетых вест-индцев, хлопавших в ладоши в такт с каждым ударом, кроме тех случаев, когда вступал барабан.

Они добрались до бара с кофе, направляясь к двери рядом с баром, на которой красовалась надпись «Служебный вход», и тут Джерри в одном из гитаристов узнал музыканта, с которым однажды играл. Это был «дядюшка» Вилли Стивене, игравший тогда на флейте и ритме; а однажды он выдал вокал с расформированной с тех пор группой, называвшейся «Все желающие». Группа стала популярной, когда играла в «Пирушке», и эта новость распространялась все шире, пока местечко не оказалось забито только девчонками — исступленными поклонницами группы и журналистами.

— Хелло, дядюшка.

— Хай, Джерри, — с ничуть не изменившимся выражением лица Стивене протянул свою крупную руку Джерри и позволил тому пожать ее, — Что поделываешь?

— То да се. Ты работаешь?

— Убеждаю, что Национальная помощь функционирует. Они с каждым днем становятся все жестче. На той неделе они пригрозили отправить меня обратно. Я ответил, что, если бы НП в Бирмингеме была более любезной, я бы вернулся.

— А что, места нет?

— Да нет, там хорошая сцена, но только не моя. Ты сегодня вечером здесь сыграешь?

— Надеюсь.

— Я послушаю.

Джерри прошел через дверь с надписью «Служебный вход». Шэйдс с двумя девушками уже находились в дальней комнате. Шэйдс облачался в свою униформу с оборками. Остальные участники группы, с которой он выступал, были одеты. Гитаристы настраивали инструменты. Джерри позаимствовал соло-гитару, прекрасный экземпляр из твердого пластика, украшенный полуобработанными драгоценными камнями, с серебряной ручкой ревербератора и аметистовыми ручками управления усилением. Он выдал быструю простую последовательность ля-минор, фа, ре-диез, си,

— Чудо. — сказал он, возвращая инструмент. — Шэйдс сказал, что я могу сыграть.

— Меня устраивает, — отозвался солист, — пока ты не потребуешь платы.

— Я пропущу пару номеров, чтобы послушать вас.

— О'кей.

«Симфони Сид» завершила свое выступление, и Шэйдс с группой вышли, сменив вошедших в комнату музыкантов, шестнадцатилетняя ушла с Шэйдсом. Шведка осталась с Джерри. Группа, только что сошедшая со сцены, была вся в поту, но выглядела довольной.

— Глянем-ка, сможем ли добраться до бара, — предложил Джерри.

Им повезло. В тот момент, когда группа Шэйдса начала с обычной мелодии Леннона — Мак-Картни «Долго это не продлится» — не лучшей вещи группы, Джерри и шведка отыскали место у бара. Она пила «божоде» с ментоловым ликером, потому что ей нравился цвет напитка. Он отдал дань старым временам: «перно», ибо он всегда пил его в «Пирушке».

Каждый день — я знаю —

Мы счастливы будем,

Теперь, когда — я знаю —

Ты больше не уйдешь,

— радостно заливался исполнитель соло на гитаре, подготавливая заход на импровизацию. У гитариста был высокий голос, никогда не скатывавшийся на дрожание. Он образовывал великолепный контрапункт с трепещущим органом.

Толпа создавала впечатление массы, пузырившейся, как варево в котелке, в такт с музыкой, когда клиенты танцевали.

Плавно и быстро группа перешла к «Сделай это» — иструментовке, окрашенной пианотроном. Шэйдс играл лучше, чем это помнил Джерри. Они со шведкой поднялись со своих мест и присоединились к танцующим. Ощущение причастности к массе доставляло какое-то особенное чувство. И он, и девушка, и все вокруг них казались спаянными вместе, с абсолютным отсутствием индивидуальности.

«Сделай это» сделала свое дело, и Шзйдс крикнул в микрофон:

— Джерри!

Джерри покинул площадку, прошел под лучистым дождем и поднялся на подмостки. Солист передал ему свой инструмент и с улыбкой отправился в сторону бара,

Джерри сыграл несколько аккордов, чтобы почувствовать усилитель, и начал одну из своих любимых вещей, еще одно из Леннона — Мак-Картни, «Я — неудачник»:

Я не тот, кем кажусь, -

Я — неудачник —

пел он.

Исполняя песню, он увидел, как мисс Бруннер вошла в «Пирушку» и огляделась. Она, по-видимому, не могла разглядеть его за снопами света, шагнула к вздымавшейся толпе и остановилась в нерешительности. Начав импровизировать на инструменте, Джерри Корнелиус забыл о ней. Позади него Шэйдс перешел с четырех четвертей на шесть восьмых, но Джерри остался на ритме четыре четверти, и это ему нравилось. Дело уже пошло.

Джерри следил за временем, стараясь не слишком затягивать, но каждый раз при приближении финала что-то новое приходило ему на ум; танцующие же, судя по всему, наслаждались сами собой. Вещь продлилась добрых полчаса и оставила в Джерри ощущение усталости.

— Прекрасно, — серьезно похвалил Шэйдс, когда Джерри, пробравшись через лучики, занял место солиста у бара. Шведку давно поглотила толпа.

— Хелло, мисс Бруннер.

«Перно» оказался ему сейчас вполне по вкусу: тягучий и холодный, с большим количеством льда. Он заказал одну порцию. Она заплатила за эту порцию одновременно со своим «скотчем».

— Что вы там исполняли?

— Вы об инструменте или о номере?

— Об инструменте.

— Соло-гитара. Неплохо, а?

— Я не сильна на слух. Звучало о'кей. Когда вы покинули Солнечную Долину?

— Сегодня после обеда. Не платите им больше ни за день.

— Не буду. Трудно мне досталась ваша доставка туда: то одно, то другое. Могу полагать, я спасла вам жизнь.

— Очень мило с вашей стороны. Спасибо, Весьма благодарен. Думаю, этого достаточно. Как ка ваш взгляд?

— Строго говоря, да. Если не возражаете, ваше «спасибо» могло бы принять более позитивную форму.

— Могло бы.

— Вы еще переживаете по поводу убийства сестры?

— Конечно. Как же не переживать? А чем вы сами занимались?

— Я помещала объявление о замене Димитрия. Устраивала испытание одной девушке. Мне надо встретиться с ней позже. Я проверяла информацию в новых приглашениях Бурроу. Я даже не поняла, что это вы — тот Корнелиус, который опубликовал ту самую теорию единого поля.

— Вы много прокопали, мисс Бруннер.

— Да.

Стеклянный шар над головой повернулся, и луч света упал на лицо мисс Бруннер, покрыл его сияющим разноцветьем. Похоже было, что появлялся ключ к ее действительной сущности, всей сущности, познать которую Джерри стремился с того самого момента, когда они вели беседу в доме мистера Смайлса в Блэкхите. Он увидел в ней призму, и в качестве призмы мисс Бруннер перестала быть женщиной. Она проговорила:

— Знатная цена? Ах, я — просто любитель.

— Вы теряете шанс получить бессмертие, другого может и не быть.

Звук, свет, тела перемешались вокруг них.

— Знаете, там есть изъян, — сказала она, — в уравнении, почти в самом начале.

— И вы нашли его. Вы собираетесь купить меня?

— Это могло бы означать для меня бессмертие.

— Думаю, оно уже есть у вас, мисс Бруннер.

— С вашей стороны очень любезно сказать такую вещь. Что заставило вас думать так?

Джерри задумался, не подвергается ли он какой-нибудь опасности. Не на этой стадии, решил он.

— Куда более грамотные математики, чем вы, проверяли его и не нашли никакой ошибки. Вы просто не могли знать — если только…

Мисс Бруннер улыбнулась и пригубила свой «скотч».

— Если только у вас нет непосредственного опыта в том, что я предполагаю в моей теории, мисс Бруннер; если только вы не знаете все ЛУЧШЕ меня.

— О, вы умны, мистер Корнелиус.

— На что все это нацелено?

— Ни на что. Не пойти ли нам куда-нибудь, где поспокойнее?

— Мне здесь нравится.

— А есть ли где-нибудь местечко поспокойнее, куда вам захотелось бы пойти?

— На Тоттенхнем Корт-роуд есть «Жареные цыплята».

— Каждая строчка в меню гарантирует очистку от витаминов. Я знаю это место.

— Мисс Бруннер, — позвал он, наклонившись к ней через цыпленка и поджарку. — Если бы я не прошел уже теологическую фазу своего развития, на вас первую упали бы мои подозрения, что вы — Мефистофель.

— Я не подхожу; у меня нет заостренной бородки.

— Однако я не могу найти у вас и совпадений с Хомо сапиенс.

— Ну, так, запросто, я не совпадаю ни с чем, — она зацепила полную вилку ломтиков картофеля.

Джерри отклонился назад, вложил жетоны в ящик проигрывателя и нажал на нем несколько кнопок.

— Вы уверены, что ищете там, где надо? — проговорила она с полным ртом.

— Я уже давно ни в чем не уверен. Мы заставим все дело вытанцовываться.

— Дом Корнелиуса еще стоит, — сказала. — У нас не было никакой возможности поджечь его. Вас это не беспокоит?

— Не очень; Фрэнк сейчас — отнюдь не главный фактор.

— Из достоверных источников я знаю, что он сейчас в Лапландии. Точнее, в двух днях поездки на северо-запад от Квикйокка — маленькой деревушки за Кируной.

— Это же далеко на севере.

— Я думаю, французская полиция отписалась от инцидента с нашей экспедицией, как от случая совершенно экспериментального, проведенного чистым экспромтом.

— И правильно. А Фрэнк?

— Вас это интересует?

— Нет, — он отодвинулся, прислушиваясь к музыке.

— Фрэнк живет на закрытом метеорологическом посту в лесах. Мы могли бы попасть туда на вертолете.

— У меня есть вертолет и самолет.

— У вас, оказывается, полно всяких таких вещей.

— Предвидение. Я все еще мечтаю наложить руку на частные нефтяные разработки и небольшие перерабатывающие заводы. И тогда я снова буду на коне.

— Вы смотрите в будущее.

— Я смотрю вокруг. Будущее уже наступило.

— Я подозреваю, что у Фрэнка есть не только оставленный вашим отцом микрофильм, У него находится еще и рукопись Ньюмена.

— Еще и это, мисс Бруннер, — телепатические возможности!

— Нет, просто научное предположение. Множество людей слышало, что Ньюмен написал книгу после того, как вышел в прошлом году из той капсулы, и прежде, чем совершил самоубийство. Я слышала, что некий субъект от вдовы Ньюмена искал Фрэнка. Я нашла этого типа, но все, что он мог мне сообщить, — это лишь то, где Фрэнк может находится.

— Ньюмена, я думаю, стерла с лица земли Безопасность. По-моему, не похоже на прямое самоубийство. Вы знаете, что было в книге?

— По некоторым сведениям — полная и объективная правда о природе человечества. Говорят, множество сумасбродных идей. Это должна быть одна из тех книг.

— Тем не менее мне бы хотелось почитать ее.

— Я и думала, что вы захотите.

— А где, вы сказали, он был неподалеку?..

— Квикйокк — у самого Йокмокка. Джерри поднялся:

— Ухожу с вами. Мне, значит, потребуется несколько хороших карт, да?

— По моим предположениям, да. Можно проделать все это на вертолете?

— Зависит от некоторых условий. Я раздобыл один из вертолетов «Виккерс» для дальних перелетов и чеки на бензин по всей Европе, но последний чек — лишь до Уппсалы. А Лапландия значительно дальше Уппсалы. Так что мы, наверное, могли бы добраться туда, но не обратно.

— Мы приплывем оттуда, мистер Корнелиус, если то, о

чем я думаю, действительно находится там.

— а о чем вы думаете?

— А, ну… я точно не уверена. Так, предчувствие.

— Вы и эти ваши ощущения!..

— Вам-то от них никакого вреда.

— Да, уж лучше бы без вреда, мисс Бруннер.

— Очень неплохо бы выехать завтра утром, — сказала она. — Как вы себя чувствуете?

— Я был в госпитале, припоминаете? Я основательно подлечился. Выдержу.

— Поняла вас, — сказала она.

Она подняла свою сумку, и они вышли на Тоттенхем Корт-роуд.

— Мне надо еще встретиться с этой моей новой девушкой, — сообщила она ему. — Ее имя — Дженни Ламли. Она занималась социологией в Бристоле, пока не закрыли университет прошлым летом.

— Где вы с ней встречаетесь?

— В «Блэкфрайэрс-Ринг».

— Атлетический комплекс. Что она там делает?

— Ей нравится борьба.

Они пошли пешком на Шафтсбери-авеню, где Джерри выкатил свою машину из гаража и повез ее к «Блэкфрайэрс-Ринг». Здание оказалось большим, современным, построенным специально для соревнований по борьбе. Снаружи два неоновых борца несколько неуклюже вновь и вновь повторяли броски.

Большое фойе было разделено картинами в рамах, изображавшими борцов — мужчин и женщин. Некоторые женщины выглядели даже прелестно, но что касается мужчин — Джерри себе и представить таких не мог. Было там три кассы — по одной на каждой стороне и одна в центре. Из громкоговорителей над ними по трансляции лился рокот толпы.

Мисс Бруннер прошла к центральной кассе и там завела разговор с привлекательным невысоким мужчиной:

— Мисс Бруннер; у вас должны быть два билета, зарезервированных на мое имя. Наши друзья уже внутри.

Кассир просмотрел небольшую стопку темно-желтых конвертов с напечатанными на них именами спонсоров — владельцев «Блэкфрайэрс-Ринг».

— Хорошие места: Си семьсот пять и семь. Лучше бы поторопиться: основная схватка начинается через несколько минут.

— Вы когда-нибудь видели такой бой, мистер Корнелиус? — спросила она, когда они поднимались по обитым плюшем ступеням.

— Не моя тема. Я немного смотрел по телевизору.

— Ничего схожего с настоящими вещами.

Они поднялись на три пролета, описали круг по галерее и подошли к двери, помеченной цифрой «700». Двери, по всей видимости, имели прекрасную звукоизоляцию, потому что, когда они открыли их, шум, которым встретил их зал, представлял собой громкий улюлюкающий рокот. Запах вполне соответствовал звуку: пот, духи, лосьоны.

Стадион имел примерно те же размеры, что и «Альберт-холл», с бесконечными рядами сидений, поднимавшимися куда-то в полутьму. Стадион был забит. В поисках своих мест они разглядели внизу двух женщин, разбрасывавших друг друга, хватавшихся за длинные волосы. За боем наблюдали два рефери: один — в стуле, подвешенном над рингом, другой — снаружи ринга в непосредственной близости от канатов.

Не все пришли сюда с целью посмотреть бой. Многие освободились от большей части своей одежды, а некоторые развлекали окружающих зрителей-мужчин даже лучше, чем пара на ринге.

Посмотрев вокруг и оглянувшись, Джерри заметил, что на сравнительно более дешевых местах сидело много детей. Эти следили за боем. Усилители над пронумерованными местами подхватывали стоны и крики обеих соперниц, когда те извивались в манере, которой Джерри мог восхищаться, но понять которую не мог.

Там и сям люди мастурбировали.

— Напоминает старую арену Рима, да? — проговорила мисс Бруннер с улыбкой. — Иногда я думаю, что онанизм — единственная искренняя форма сексуального самовыражения, оставшаяся непредприимчивым, бедным натурам.

— Ну, по крайней мере они никому не мешают.

— Кажется, я вижу Дженни. Она вам понравится. Она из Западной Страны — Тонтон. Ей достался прекрасный взгляд темных глаз этой страны. Не правда ли? Хотя я не очень уверена. Да, это Дженни. И вы можете поговорить с ней, мистер Корнелиус.

— Вы к чему клоните?

Им пришлось протискиваться через четверых или пятерых человек, чтобы добраться до своих мест, а те и не думали подниматься.

— О, ничего. Хелло, Дженни, лапочка. Это — мистер Корнелиус, мой старый товарищ.

Дженни задиристо взглянула снизу вверх:

— Хелло, мистер Корнелиус,

У нее были длинные черные волосы, такие же тонкие, как и у Джерри. Одежда ее состояла из простого повседневного темно-розового платья и отделанного красным кожаного жакета. У нее действительно были огромные черные глаза, и вся она вполне соответствовала описаниям мисс Бруннер. Кроме того, она, по-видимому, была довольно высокой.

— Вы пришли как раз вовремя.

— Так нам сказали, — Джерри уселся рядом с ней, а мисс Бруннер села по другую сторону.

Для девушек типа Дженни Джерри был простачком. Наслаждаясь такой вот ее близостью, он подумал: если бы до этого дошло, вот единственный тип, которым он мог бы заняться. Вокруг было немного девушек для ухаживания. А может быть, это мысль: оторвать ее от мисс Бруннер,

Наступил перерыв, и все отдыхали, пока комментатор кричал что-то в микрофон о победительнице и соперницах в следующей схватке.

— Кто сказал, что секс — это просто два человека, пытающихся занять одно и то же тело? — Дженни извлекла из кармана пакет с бутербродами и предложила им. Бутерброды Джерри любил больше всего. — Не думаю, чтобы кто-то говорил это мне. Я думаю, что это в полной мере относится к борьбе, да, мисс Бруннер?

Правая щека мисс Бруннер раздулась от откусанного от бутерброда кусочка.

— Я никогда не думала об этом, дорогая.

— Просто мне не нравится социальный аспект борьбы, — сказала Дженни. — Мне лишь импонирует насилие и все такое.

Джерри смотрел на нее влюбленными глазами. Девушка же повернула голову к мисс Бруннер, которая заметила его внимание к Дженни и подняла брови. Голова Дженни разом развернулась, она взглянула на Джерри, почти застав его врасплох, и подарила ему развеселый кивок. Джерри подавил в себе стон. Это было уже чересчур. Джерри не мог похвастаться тем, что ему часто приходилось встречать подобных девушек. Лучше бы ему не приходить сюда.

Голос комментатора несколько искажался усилителем:

— А теперь, леди и джентльмены, главная схватка вечера. На специально подготовленный ринг выйдут шесть наших самых ярких звезд, и они сойдутся в матче за абсолютное первенство. Чтобы добавить схватке волнений и дополнительного напряжения, мы, как вы можете видеть, наполняем ринг толстым слоем побелки.

Доставив на ринг специальный поддон, занявший все внутреннее пространство площадки, помощники накачивали в него толстый слой побелки.

— Лишь одна из этих лучших может стать победительницей в этом матче, леди и джентльмены. Кто станет первой среди шести лучших? Разрешите зачитать имена, — диктор развернул перед микрофоном шуршащий лист бумаги.

— Док Горилла! Возгласы поддержки.

— Лолита дель Старр!

Крики, исполненные энтузиазма.

— Тони Валентайн! Шум усилился…

— Чита Гербер!.. еще возрос…

— Дробильная Мащина в маске!.. и еще.

— Элла Спид!

…и еще чуть-чуть.

Раздались и возгласы, и крики «Фу!», слившиеся в единый неистовый рев.

Услышав странный визжащий звук над собой, Джерри взглянул вверх. На одном из троссов, идущих от потолка к рингу, было укреплено сиденье от горнолыжного подъемника, которое по мере движения вниз набирало скорость. В нем сидела женщина мощной комплекции, лет около тридцати, одетая в бикини из леопардовых шкур, открывавшее прелестные ноги. Когда сиденье достигло ринга, она легко спрыгнула с него, подняв фонтан побелки, удержала равновесие в скользкой массе и, улыбнувшись, помахала рукой публике. Сиденье вернулось, и Джерри увидел далеко вверху, у самой крыши, галерею, где на стул взбиралась небольшая фигура. Со свистом рассекая воздух, сиденье понеслось к рингу, неся крупного человека в маске, одетого в длинный черный камзол и ботинки с загнутыми носами. Оказавшись на ринге, он тоже спрыгнул со стула и коротко махнул зрителям, прежде чем пройти под канатами. Спустился и следующий участник соревнований — хрупкая девушка с длинными белыми волосами и в белом комбинезоне. Джерри с интересом представил, как она будет выковыривать побелку из волос, когда по ним пройдется ботинок. Пока она сдувала поцелуи в публику, старшая вдруг подскочила к ней и одним ударом бросила ее плашмя в побелку. Толпа застонала и засвистела. Рефери — тот, что на полу, — что-то прокричал, старшая грубо помогла молодой подняться. Огромный мужчина с черной бородой и волосатой грудью — очевидно, Док Горилла — оказался следующим прибывшим. Затем появилась высокая, стройная женщина с хорошо развитой мускулатурой. У нее было приятное, несколько тяжеловатое лицо, черные волосы спускались почти до талии. Последним появился широкоплечий, узкобедрый подросток с очень короткой стрижкой белых волос, в белых шортах и ботинках. Он улыбнулся публике.

Верхний судья был поднят на свое место над рингом. Четверо других рефери заняли места за пределами ринга, по одному с каждой стороны.

Матч начался.

Он не вызвал у Джерри возбуждения; но он с некоторым удовольствием наблюдал за покрытой побелкой мешаниной внизу, за доведенной до экстаза толпой. Когда Дженни ухватилась за его руку, он почувствовал удовольствие, пока не увидел, что мисс Бруннер схватила вторую ее руку.

Руку юной блондинки в белом комбинезоне выкручивала ее старшая противница. Наверно, это Лолита дель Старр или Чита Гербер, решил Джерри. Док Горилла, волосатый с покрытой побелкой бородой, выглядевший, как Нептун, схватился с другой девушкой, Эллой Спид, и красавчиком Тони Валентайном. Где-то за пределами видимости, в самом низу под ними, находился Дробильная Машина в маске, не производивший, правда, впечатления большой дробильной работы.

Хотя он и не мог вызвать в себе тот же энтузиазм, что охватил остальную публику, Джерри уселся поудобнее и расслабился. Очень скоро все борцы были настолько покрыты побелкой, что с его места стало невозможно распознать, кто есть кто.

Он прокричал в ухо Дженни:

— Ты как, тоже не можешь различить, где мужчина, где женщина?

Та, по-видимому, услышала и прокричала что-то в ответ, который Джерри поначалу пропустил. Тогда она прокричала еще раз:

— Не в эти дни, нет!

Матч продолжался; борцы пританцовывали один вокруг другого, отскакивали от канатов, вылетали за ринг, снова взбирались туда, демонстрировали акробатические способности и возможности тел изгибаться, принимая самые причудливые позы.

В финале Тони Валентайн и Элла Спид подпрыгнули в пируэте и, обхватив ноги рефери над рингом, стащили его на площадку. Тогда рефери понесся по рингу, вышвыривая всех борцов через канаты. Публика развеселилась. Объявили победителей, и ринг был освобожден от поддона.

— А теперь, леди и джентльмены, знаменитая группа парней, чьи песни согревали сердца всех угнетенных во всем мире, развлечет вас в перерыве. Леди и джентльмены: «Реформаторы»!

Аплодисменты сопровождали выход на ринг «Реформаторов»: двоих мужчин и приятной девушки с себялюбивым, заостренным лицом и белокурыми вьющимися волосами. У мужчин были испанские гитары. Они принялись исполнять медленную песню об оставшихся без работы шахтерах. Публика, казалось, наслаждалась ею и раскупала освежительные напитки у девушек, бегавших повсюду.

— Боже, они просто невыносимы, — заявила Дженни. — Они же уничтожают песню. Эта песенка, знаете ли- одна из песен Вуди Гутри, — очень подвижна. Они же просто до ужаса засахарили ее!

— О, не знаю, — сказал Джерри. — Разве эта группа изначально не называлась «Раскаты грома», не принадлежала к направлению «Ритм и блюзы» и не выпустила лучшую пластинку пару лет назад? Общественное сознание — интересная штука, Дженни.

— И все это не так.

— Ты права, любимая. Когда звезды поп-музыки начали превращаться в общественное сознание, был заложен конец ее эры.

Она взглянула на него озадаченно.

— А вы не придираетесь, Джерри? — мисс Бруннер наклонилась через девушку.

— Ну, знаете… — протянул он.

— Ты не будешь против, Дженни, если мы сейчас уйдем? — спросила мисс Бруннер.

— Остается еще только два матча, мисс Бруннер, — стала возражать девушка. — Мы не могли бы остаться и посмотреть их?

— По мне бы лучше пойти сейчас домой.

— Мне так хотелось посмотреть матч между Доком Гориллой и Тони Валентайном!..

— Думаю, нам пора, Дженни. Девушка вздохнула.

— Пошли, — скомандовала мисс Бруннер твердо, но с нежностью.

Дженни покорно поднялась. Они гуськом покинули зал и вышли из стадиона. Джерри оставлял свою машину на соседней стоянке. Мисс Бруннер и Дженни сели на заднее сиденье. Джерри тронул машину и задним ходом приехал на улицу.

— Куда теперь?

— Голланд Парк. Довольно близко от вас, я думаю, — сказала мисс Бруннер, откинувшись на сиденье. — Если вы выедете на Голланд Парк-авеню, я вас оттуда сориентирую.

— О'кей.

— Если мы выезжаем с утра пораньше, неплохо было бы вам провести ночь у меня, — немного погодя предложила мисс Брукнер.

— Или вам — у меня.

— Извините, не может быть и речи.

— Почему? Опасаетесь сплетен?

— У меня еще есть дела. Все, что надо сделать вам, — собрать сумку и выехать ко мне. У нас есть еще одна спальня. Вам будет довольно удобно; она запирается изнутри.

— Звучит успокаивающе.

— Вы ведь не шутите, да? — в голосе Джерри слышалось легкое удивление.

— Нет, дорогой.

Они доехали до Ноттинг-Хилла и двинулись по Голланд Парк-авеню. Мисс Бруннер скомандовала ему свернуть налево, и он послушался. Еще поворот — и они оказались у прелестного, сельского образца дома.

— Приехали, — объявила мисс Бруннер. — Так что вы думаете о моем предложении? Если бы вы быстренько доехали до своего дома и упаковали сумку, вы могли бы обернуться за четверть часа, а я тем временем приготовила бы вам кофе.

— Вы могли бы предложить приманку и получше. О'кей, — четко выдерживал курс Джерри.

Выезжая назад к Голланд Парк-авеню и возвращаясь к своему дому, он вдруг понял, что мисс Бруннер навела немало справок: он твердо помнил, что не говорил ей, где живет.

Он оставил машину на улице и поднялся к стальной калитке в высокой стене. Очень спокойным голосом он произнес:

— Это — рейд.

Откликаясь на звуковой код, дверь распахнулась и вновь закрылась, когда Джерри пошел по заросшей дорожке к дому. Следующий сказанный скороговоркой код открыл парадную дверь.

Менее чем через четверть часа с большим чемоданом в руке он вышел из дома, сел в машину, сунув чемодан на заднее сиденье, и вернулся к дому мисс Бруннер.

У входа он нажал кнопку звонка, и Дженни впустила его. По ее виду можно было подумать, что за время его отсутствия она вынесла сильный душевный бой, но, возможно, виной всему было просто другое освещение. Она слабо, нервно улыбнулась ему, и он ободряюще похлопал ее по руке. Мисс Бруннер явно не планировала брать Дженни с собой в Лапландию, но, когда они вернутся, он предпримет мощную попытку оторвать Дженни от мисс Бруннер. Дженни еще не осознавала этого, но ее рыцарь уже строил планы ее спасения. Он надеялся, что она тоже хотела быть спасенной — ей же было бы лучше.

Мисс Бруннер наливала кофе из «Данхилл Филтер» с красной окантовкой. То же самое касалось и всего остального в комнате, которая была выдержана в красных и серых тонах, но почти без мебели, — за исключением длинной кушетки и кофейного столика.

— Как вам нравится кофе, мистер Корнелиус?

— Какой есть. Я всегда люблю, как есть.

— Вы так только говорите.

— Мой вертолет стоит довольно удобно, недалеко от Харвича. И если мы отправляемся действительно рано, то нам удастся доехать без особых хлопот.

— Меня устраивает. Когда — в семь?

— В семь, — он взял чашечку кофе, выпил ее до дна и поставил на место.

Она бесстрастно налила и подала ему другую. Он прислонился к стене, — стройный, элегантный, невозмутимый.

Мисс Бруннер оглядела его. У него естественный стиль, подумала она. Возможно, стиль этот когда-то и был заучен, но сейчас он выглядел естественно. Губы ее увлажнились.

— Где эта тихая кровать? — спросил он.

— Наверх по лестнице, первая на вашем пути.

— Отлично. Хотите, я постучу около шести?

— Не думаю, что это потребуется. Не уверена, что я буду спать.

— По-видимому, виной тому будут шахматы, а не бридж, и я вижу, во мне нет необходимости.

Она посмотрела на него:

— Ну, я бы этого не сказала.

Войдя в свою комнату, Джерри закрыл за собой дверь, замкнул ее и задвинул щеколду. Он все еще не чувствовал себя здоровым. Комната имела душ, и он воспользовался им, лег в постель и уснул.

Проснулся он в шесть, опять принял душ и оделся; потом решил спуститься и приготовить себе немного кофе, если мисс Бруннер и Дженни еще не поднялись.

Спустившись, он услышал шум в гостиной и пошел туда. Мисс Бруннер, одетая, как и вчера вечером, лежала на кушетке, заложив руки за голову, вытянув ноги. Джерри улыбнулся: шум, который он услышал, был ее дыханием — глубоким и экстатичным. Сначала он предположил, что она находится под воздействием наркотиков, однако никаких свидетельств тому не обнаружил. И тогда он увидел аккуратно сложенное темно-розовое платье, кожаный жакет с красной окантовкой и черные колготки с туфлями-лодочками. Одежда Дженни. Где же она сама?

Он взглянул на лицо мисс Бруннер, и ему стало смешно.

Еще смешнее стало ему, когда глаза ее распахнулись, и она уставилась на него с мимолетной, но мечтательной улыбкой.

— Который час?

— Самое время вам переодеться, пока я приготовлю кофе. А что с Дженни?

— Она не поедет с нами, или, может быть… — она поднялась и села, расправляя юбку. — Впрочем, это неважно. О'кей, готовьте кофе, и отправляемся.

Джерри взглянул на одежду Дженни и нахмурился, потом перевел взгляд на мисс Бруннер и нахмурился еще больше.

— Не беспокойтесь, мистер Корнелиус.

— У меня возникло ощущение долга.

— Только ощущение? Забудьте о нем.

— У меня ощущение, что я и это должен был сделать, — Джерри вышел из комнаты и отыскал кухню. Там он наполнил чайник, поставил его кипятиться, насыпал кофе в фильтр, добавил воды и поставил кофейник на плиту. До него донеслись шаги мисс Бруннер, поднимавшейся по лестнице. Он присел на табурет, не столько, честно говоря, озадаченный исчезновением Дженни, сколько пытался отвлечь себя от этих мыслей. Он вздохнул, чувствуя неприятный холодок.

7

— Знаете, что подумал Янг, а? — Джерри повел вертолет по косой вверх, в ясное зимнее небо. — Он ручается, что история развивалась циклами, по две тысячи лет, и что нынешний цикл начался с Христа.

— А он не ввел в эту теорию обнаружение летающих тарелок?

— Думаю, он сделал это.

— Все это так неопределенно, весь этот материал, написанный десять и более лет назад.

— Там так много намеков.

— Сейчас их еще больше.

— А какие-то действия с зодиакальными знаками — это шутка Янга!

— Ну, да. Согласно ему, мы вошли в цикл крупных физических и психологических поворотов.

— Это не так трудно доказать.

— Только не с помощью бомбы, которая уже разработана.

Вертолет приближался к побережью, направляясь в Голландию для первой посадки.

— Вы думаете, это было бы так уж и просто — бомба как причина? — мисс Бруннер посмотрела вниз, на побережье, и вперед, на море.

— В конце концов, так может быть, — сказал он. — Почему бомба должна быть симптомом?

— Я полагала, что мы пришли к согласию в том, что она им была.

— Да, пришли. Боюсь, моя память не настолько хороша, как ваша, мисс Бруннер.

— Не уверена. За последние несколько недель у меня была сотня случаев ложных воспоминаний. Что касается ваших идей относительно цикличности времени…

— Вы занимались чтением моих книг? — Он был раздосадован.

— Нет. Только о них. Я не сумела приобрести ни одной копии хоть чего-нибудь; Они ведь изданы частным образом?

— Более или менее.

— Почему они не в ходу?

— Они разрознены.

— Тогда дело дрянь.

— Нет, Заложено старение.

— Не согласна.

— Это я с вами не согласен. — Он все еще раздумывал о Дженни и чувствовал себя сейчас довольно бесполезным рыцарем.

— Вы говорите таким образом, потому что не понимаете.

— Вам следовало пойти в постель этой ночью; вы становитесь очень упрямой.

— О'кей, — она замолчала.

Ему вдруг захотелось грохнуть вертолет в море, но он не мог этого сделать. Он боялся моря. Именно идея Матери-Моря оттолкнула его от кельтской мифологии еще мальчиком. Если б только брат Луис не воспитал в нем этого представления, он и сейчас все еще мог бы оставаться в Ордене.

Так, значит, мисс Брукнер тоже имела галлюцинации с ложной памятью. И это был все тот же тип старого мира, да?

Он почувствовал, что ему становится хуже, дотянулся до радио, включил его и сунул в ухо наушник-бусинку; музыка подействовала на него взбадривающе.

В тридцати милях к северу от Амстердама они сели в поле, поблизости от строений какой-то фермы. Фермер ничуть не был удивлен; он поспешно выбежал с канистрами, в которых плескалось топливо, Джерри и мисс Бруннер спустились на землю, чтобы размять ноги, и Джерри помог фермеру наполнить баки и хорошо заплатил ему.

В пяти милях на восток от Уппсалы им пришлось опять сесть, и на этот раз самим таскать топливо от гаража к вертолету. Снег — глубокий, хрустящий, гладкий — попал им в обувь, и мисс Бруннер вздрогнула:

— Вы могли бы предупредить меня, мистер Корнелиус.

— Я забыл. Видите ли, мне никогда не доводилось попадать в такую зиму.

— Элементарные географические…

— …которыми, видимо, ни один из нас не обладает. Через сотню миль они вошли в буран, и Джерри уже с трудом управлял вертолетом. Когда пурга осталась позади, он сказал мисс Бруннер:

— Мы могли разбиться на такой скорости. Я собираюсь посадить машину. Нам придется найти автомобиль или что-то еще и продолжить путь по земле.

— Это глупо. Он займет по меньшей мере три дня,

— Ладно, — согласился он. — Но еще один шторм вроде этого — и мы пойдем пешком по необходимости.

Другого сильного шторма не встретилось, и вертолет действовал лучше, чем ожидал от него Джерри. Мисс Бруннер читала карту, а он следовал ее четким указаниям.

Внизу черными шрамами, извивавшимися между снегами, показались основные дороги. Большие скованные морозом реки и заснеженные леса простирались во все стороны. Впереди они видели гряду старых-престарых гор. Шла долгая полярная ночь, и чем дальше на север они улетали, там темнее становилось. Белые пространства казались необитаемыми. Джерри имел хорошую возможность убедиться, почему легенды о троллях, Йотенхайме и печальных богах — темные, холодные, суровые сказки Севера — рождались в Скандинавии. Мысль об этом вызвала странные впечатления, почти анахронизм, будто он попал из своего времени далеко назад, в ледниковый период.

Постепенно становилось все сложнее определять, что располагалось под ними, но мисс Бруннер упорно продолжала рассматривать землю в ночной бинокль и давать указания. Хотя вертолет хорошо отапливался, они оба дрожали.

— Там, сзади, пара бутылок «скотча», — сказал Джерри. — Хорошо бы принять немного.

Она отыскала бутылку «белла», отвинтила пробку и подала бутылку ему. Он сделал несколько глотков и вернул ее мисс Бруннер; она сделала то же самое.

— Это меня взбодрило, — сказал он.

— Мы на подходе. Спускайтесь. Вон — саамская деревня, помеченная на карте, думаю, мы только что пролетели над ней. Станция не очень далеко.

Станция, по-видимому, была построена из покрытых ржавчияой стальных листов. Джерри заинтересовало, каким образом сюда доставляли материалы. Снег вокруг станции был расчищен, из металлической трубы шел черный дым.

В этих неясных сумерках Джерри посадил вертолет на снег и выключил двигатель. Открылась дверь, и на пороге появился человек с небольшой электрической лампой в руке. Это был не Фрэнк.

— Добрый вечер, — приветствовал Джерри на шведском. — Вы одни?

— Абсолютно. Вы, судя по акценту, — англичане. У вас вынужденная посадка?

— Нет. Я подозреваю, что здесь мой брат.

— Здесь был человек, до того, как я прибыл. Судя по приметам, он уехал в горы на снегоходе. Входите.

Он ввел их в каюту, закрыв за собой тройную дверь. В комнате, в которую они вошли, ярко горела печка. Двери вели в следующую комнату.

Слегка азиатским складом лица этот невысокий мужчина напоминал Джерри индейца-апача. Но он, вероятно, был саами. Одет он был в большое тяжелое пальто, закрывавшее его с головы до пят, из рыжевато-коричневых волчьих шкур. Он поставил лампу на рабочий стол и жестом руки указал на стулья с прямыми спинками.

— Садитесь. У меня на плите есть немного супа, — он прошел к кухонной плите, взял с нее средних размеров кастрюлю и поставил ее на стол со словами: — Меня зовут Марек — местный пастор у лапландцев. У меня была упряжка оленей, но росомахи задрали вчера одного, а возможности охранять другого у меня не было, ну, так я его и отпустил. Я жду, что кто-то из местных найдет его и придет искать меня. А пока мне здесь тепло, есть провизия. К счастью, мне доверен ключ от этого местечка. Время от времени я пополняю припасы, и мне разрешают пользоваться ключом в такие вот моменты.

— Мое имя — Корнелиус, — представился Джерри, — а это — мисс Бруннер.

— Имена не английские.

— Не английские, — улыбнулся Джерри. — Но ведь и Марек имя не шведское.

Мисс Бруннер выглядела раздраженной, ибо была не в состоянии понять разговор.

— Вы правы, не шведское. Вы знаете Швецию?

— Только до Умео. Я никогда не был так далеко на севере и вообще не видел зиму.

— Мы должны представляться странными тем, кто видит нас только летом, — Марек потянулся к шкафчику над плитой и вынул оттуда три чаши и каравай ржаного хлеба. — Мы — люди не летние; зима — наше обычное время года, хотя мы и ненавидим ее!

— Никогда бы не подумал! — Джерри повернулся к мисс Бруннер и передал ей основные детали своей беседы, пока Марек разливал суп.

— Спросите его, куда мог пойти Фрэнк, — посоветовала мисс Бруннер.

— Он — метеоролог? — спросил Марек, когда Джерри передал вопрос.

— Нет, хотя, полагаю, он приобрел определенные знания в этой области.

— Он мог пойти на Кортафьяллет — это одна из самых высоких гор в округе. На вершине есть еще одна станция.

— Не могу представить себе, чтобы он мог пойти туда; куда еще?

— Ну, если он не собирался предпринять попытку пройти через Кунгсладен в Норвегию — перевал проходит как раз в этих горах, — но не думаю. На выбранном им направлении нет ни одной деревни.

Джерри передал мисс Бруннер слова Марека.

— С чего бы это ему захотелось идти в Норвегию? — возразила она.

— А с чего он оказался здесь?

— Просто это далеко. Он, возможно, знал, что я охочусь за ним, хотя и полагал, что вы мертвы. Возможно, ему кто-нибудь сообщил совсем другое.

— Фрэнк не пошел бы в такое вот холодное место, если бы не имел серьезной причины.

— Не работал ли он над чем-нибудь, что потребовало его пребывания здесь?

— Я так не думаю. — Джерри опять повернулся к пастору.

— Как долго, вы говорите, этот человек был здесь?

— Неделю или около этого, судя по бедственному состоянию припасов.

— Думаю, он ничего после себя не оставил?

— Была бумага. Я использовал немного, чтобы разжечь плиту, а остальное должно быть в его ящике, — и пастор нагнулся под стол. — Вы собираетесь есть ваш суп?

— Да, спасибо.

Пока они усаживались есть, Джерри расправил четвертушки листа бумаги. На первом были какие-то геометрические фигуры.

— Фрэнк в плохом состоянии, — сказал Джерри, передавая листок мисс Бруннер.

— Листочек-то интересный, — мисс Бруннер указала на фигуры, снабженные письменами. — Он указывает на наше местонахождение и, мне кажется, на цель его похода. Только что все это значит?

Джерри исследовал остальные три листочка; на них были изображены несколько рисунков, смысла в которых он найти не мог, и невротические символы. Были там и другие рисунки, но он не мог похвастаться, что проник достаточно глубоко в их смысл. Зная Фрэнка, он от этих фигур чувствовал себя в большем неудобстве, чем обычно.

— Лучший способ выяснить — пойти за ним следом и найти эту пещеру. Запутанные символы, символы лона. Это, без сомнения, подпись Фрэнка. Он разработал довольно мощную манию преследования.

— Я не уверена, — заявила мисс Бруннер, — Вы действительно не можете его обвинять. В конце концов, мы же преследуем его.

— Я бы сказал, вечереет. У меня нет ни малейшего намерения идти куда-либо дальше сейчас, на ночь глядя. Останемся здесь?

— Да.

— Вы не будете против, если мы останемся здесь? — спросил у Марека Джерри.

— Конечно, нет. Без сомнения, вы нашли странное место для того, чтобы открывать сезон.

— Сезон? А которое число сегодня?

— Двадцать четвертое декабря.

— Рождество, — проговорил Джерри по-английски.

— Рождество, — по-английски повторил Марек и добавил по-шведски: — Вы должны рассказать мне, как обстоят дела в остальной части Европы.

— Довольно неплохо.

— Я читал, что инфляция распространилась почти повсюду. У вас преступления с насилием резко выросли, так же как и беспорядок в мышлении, и наоборот.

— Ай-Би-Эм только что улучшила новый компьютер-предсказатель, использовав английских, шведских и итальянских ученых; публикуются все виды книг и газет, переполненных новыми рассуждениями ученых, а искусство — даже теологией. Никогда так много не было. Транспорт и связь стали куда лучше, чем когда-либо ранее. — Джерри покачал головой. — Очень неплохо.

— А как обстоят дела с духовным состоянием Европы? Мы, знаете ли, разделяем большинство ваших проблем, только совсем другого рода — не экономические или политические…

— Они появятся; потерпите.

— Вы довольно циничны, герр Корнелиус. Я даже чувствую искушение поверить, что Рагнарек почти здесь, с нами.

— Довольно странно слышать такие вещи от христианского священника.

— Я несколько больше, чем христианский священник: я — скандинавский лютеранин. И у меня нет ни малейшего сомнения в истинах, унаследованных нашей древней языческой мифологией.

— Я — британский атеист и разделяю ваши убеждения.

— Герр Корнелиус, я бы очень хотел знать действительные причины вашего появления здесь.

— Я же говорил вам: мы ищем моего брата.

— На самом деле причина гораздо глубже. Я не интеллектуал, но мой инстинкт достаточно проницателен. Как в вас, так и в вашем компаньоне одновременно есть что-то большее и что-то меньшее. Что-то — я чувствую себя необычно виноватым из-за того, что пришел к столь жестокому предположению, — что-то враждебное.

— В каждом из нас, герр Марек, есть нечто хорошее и нечто плохое.

— Вижу ваше лицо и ваши глаза. Ваши глаза смотрят настолько дерзко, что я опасаюсь смотреть в них, однако они, похоже, в то же время боятся прямо взглянуть на вещи, которые меня лично ничуть не пугают.

— А не может быть так, герр Марек, что мы впереди вас?

— Впереди? В каком отношении?

— Во времени, — Джерри чувствовал необычную ярость по отношению к пастору. — Эти старомодные правила больше не имеют хождения. Ваш тип нравственности, ваш тип мышления, ваш тип поведения — все имело вес в свое время. Как динозавр. Как динозавр, который не может выжить в этом мире. Вы придаете значение всему, значение…

— Мне кажется, я немного догадываюсь, о чем вы говорите. — Марек разволновался, потер лицо. — Я хочу знать… что, наступила очередь Сатаны править?

— Осторожно, герр Марек, это уже богохульство. А кроме того, то, что вы говорите, в наши дни бессмысленно. — Волосы Джерри пришли в беспорядок, пока он говорил. Он зачесал их назад по обе стороны лица.

— Это не потому ли, что вы этого хотите? — Марек повернулся и пошел к плите.

— Это потому, что так уже есть. И я едва ли отличаюсь самоуверенностью, герр Марек, во всяком случае, не в понятиях сегодняшних.

— Значит, у вас есть собственный код, — Марек говорил почти с издевкой.

— Совсем напротив. Новой нравственности не существует, герр Марек, нравственности нет. Это понятие так же бесплодно, как старая сморщенная матка вашей бабушки. Нет ценностей!

— Есть лишь один факт, на котором мы можем сойтись: смерть.

— Смерть? Смерть?! Смерть?!! — В его глазах появились слезы. — Почему?

— Вы решили начать царапаться? — Марек начинал принимать вызов Джерри. Джерри смутился и выглядел жалко.

— Д… — Джерри вдруг остановился.

— Что происходит? — встала мисс Бруннер. — Из-за чего вы ссоритесь-то?

— Он свихнулся, — вполголоса произнес Джерри.

— Вот как? Спросите его, где мы спим и есть ли запасные одеяла.

Джерри передал вопрос.

— Пойдемте, — и Марек повел их в соседнюю комнату.

В комнате оказалось четыре койки — две пары. Марек поднял матрас с одной из нижних коек, отодвинул панель и начал поднимать одеяла. — Достаточно?

— Прекрасно, — сказал Джерри.

Джерри занял верхнюю койку, мисс Брукнер расположилась на нижней, а Марек уснул на нижней койке напротив них. Все трое уснули одетыми, закутавшись в одеяла.

Джерри спалось отвратительно, он проснулся затемно. Взглянул на часы: было восемь утра. Койка пастора была пуста. Джерри перегнулся и посмотрел на нижнюю койку; мисс Бруннер еще спала. Он спрыгнул на пол.

В соседнем помещении Марек готовил что-то на плите. На столе стояла открытая консервная банка с селедкой, три тарелки и вилки.

— Боюсь, ваш брат забрал большую часть нашей провизии, — бросил на ходу Марек, неся к столу кастрюлю. — Особых деликатесов на завтрак не ждите. Я прошу прощения за свое вечернее поведение, мистер Корнелиус. Мое изумление было вызвано лучшими намерениями.

— И мое тоже.

— Я, как мог, обдумал то, что вы мне сказали. И склонен теперь… — Марек достал из шкафчика три эмалированные кружки и налил в две кофе. — Как мисс Бруннер, готова к кофе?

— Она еще спит.

— …и теперь склонен думать, что в ваших словах есть некая истина. Я верю в Бога, мистер Корнелиус, и Библия… в Библии есть ссылки, которые можно интерпретировать как указания на новую фазу, на которую намекаете и вы.

— Вам не следует позволять убеждать себя, герр Марек.

— На этот счет не волнуйтесь. Позвольте спросить: не будет ли выглядеть как вмешательство, если я составлю вам компанию в ваших поисках? Думаю, я знаком с теми горами, в которые направился ваш брат, — там есть одна гора с пещерой. Лапландцы не очень суеверны, герр Корнелиус, но стремятся избегать пещер. Интересно, почему это вашего брата она заинтересовала?

— А что вы знаете об этом деле? Я-то ведь даже не упоминал о нем.

— Я немного знаю английский и прочел карту, которую набросал ваш брат.

— А не могли бы вы прояснить остальное?

— Это дало некоторую нить для моих… ну, скажем, моих инстинктов. Даже не знаю, почему.

— И вы можете провести нас туда?

— Я полагаю. Правда, трудно сказать, как погода…

— А это будет очень опасно?

— Нет, если мы отнесемся к делу с должной осторожностью.

— Я бужу мисс Бруннер.

В белой пелене сумерек арктической зимы двигались три человеческие фигуры. На возвышенностях стояли редкие группки серебристых березок, слева широким ровным снежным пространством раскинулось замерзшее озеро. Редкие снежинки кружились в воздухе, и облака вверху плотной серой пеленой закрывали все небо.

Мир бесконечного вечера, который — как было известно Джерри — ежегодно на шесть недель кряду становится вихревым и всепобеждающим миром бесконечного вечера, когда солнце не поднимается над горизонтом, где светятся озера и бегут реки, бродят звери, разрастаются деревья, тростники, поросль на утесах. Однако сейчас перед ними лежал своенравный, негостеприимный ландшафт. К этому времени станция позади них уже скрылась из виду. С трудом верилось, что они вообще на земле, ибо серый день простирался во всех направлениях.

Они шли следом за Мареком на снегоступах, которые он нашел для них. Ландшафт — тихий, безмолвный, — казалось, подчинял их своей тишине, ибо говорили они на ходу, втиснутые в одежду, мало.

Еще в самом начале путешествия, когда горы только появились на горизонте, они обнаружили слабые следы снегохода Фрэнка, бегущие перед ними извивавшейся линией. Теперь горы были уже рядом, хотя они и не просматривались из-за плохой видимости.

Джерри вновь и вновь задавался вопросом, не было ли сообщение, сделанное мисс Бруннер — о том, что у Фрэнка было завещание астронавта, — простой уловкой, чтобы заставить его пойти с ней: не он один был полон желания увидеть, что такое написал Ньюмен. Нечто необычное было в том, каким образом он умолк — после нескольких умопомрачительных публичных заявлений, сделанных им, — в том факте, что он совершал больше витков на орбите, чем было собственно объявлено. Окажутся ли в манускрипте и вправду какие-то размышления, которые прояснят информацию?

Начался подъем в гору, и они стали неуклюже взбираться.

— Пещера довольно близко, — теряя дыхание, объявил Марек,

Джерри удивило, каким образом тот мог так уверенно передвигаться в этой стране, почти лишенной ориентиров.

Вход в пещеру недавно был очищен от снега. Войдя внутрь, они сразу увидели полосы от полозьев снегохода. Мисс Брукнер шагнула назад:

— Я совершенно не уверена, что горю желанием идти внутрь пещеры. Ваш брат — сумасшедший…

— Но истинная причина не в этом.

— Мне кажется, что «Я» в данном случае опять опередило ощущения.

— Мне — тоже. Пошли! — Джерри вошел в темную пещеру. Дальней стены пещеры не было видно. — Фрэнк!

Ему ответило многократное эхо.

— Большая пещера, — сказал он.

Джерри достал из кармана пистолет с иголками. Двое спутников последовали за ним.

— Я забыл захватить фонарь, — прошептал Марек.

— Тогда нам остается надеяться на лучшее, то есть на то, что он не сможет разглядеть нас.

Пещера, собственно, представляла собой туннель, убегавший все глубже и глубже в скалу. Взявшись за руки, все трое неуверенными шагами продвигались вперед. Джерри потерял чувство времени и начал подозревать, что оно остановилось. События стали настолько непредсказуемыми, неподдающимися его контролю, что Джерри не мог даже думать о них. Он терял представление о реальности.

Пол туннеля под ногами и ладони спутников в его руках превратились в единственную реальность. У него возникла мысль, что он вообще не движется, а перемещается пол под ним. На него нашло какое-то духовное и физическое оцепенение. Периодически наступало головокружение, и он останавливался, качаясь, наощупь вытягивая вперед ногу, при каждом шаге ожидая найти пропасть, которая почему-то никак не попадалась. Раз или два он почти упал.

Много позже он приспособился различать фосфоресцирующие цифры на своих часах. Так прошло четыре часа.

Казалось, туннель все время расширялся, и Джерри почувствовал, что стало значительно теплее и глубже, ощутил соленый запах, похожий на запах моря. Его чувства начали пробуждаться, он услышал отзвуки собственных шагов, уходящие вдаль. Ему показалось, что где-то впереди внизу виден слабый синий свет.

Джерри принялся было бежать по склону, но вынужден был умерить скорость, обнаружив, что движется слишком быстро. Теперь света было уже достаточно, и он мог различать смутные очертания своих компаньонов. Он подождал, пока они нагонят его, и дальше уже все втроем осторожно пошли к источнику света.

Наконец они вышли из туннеля и остановились на участке скалы, возвышавшемся над мрачной курящейся галереей, разбегавшейся во всех направлениях за пределы видимости. Что-то заставляло воду слегка фосфоресцировать, и это что-то и было источником света: озеро с горячей водой, образованное, вероятно, каким-то подземным горячим источником, выносящим из недр фосфор. Вода кипела и пузырилась, и вскоре пар поглотил их. Пол ближнего участка галереи оказался под водой, и Джерри смог различить несколько предметов, которые, по всей видимости, были здесь не к месту. Он заметил, что камни справа от него вели в сторону берега, и начал пробираться по ним к твердой опоре. Спутники последовали за Джерри.

— Я даже подумать не могла, что может существовать система пещер такого размера. Чем, по-вашему, вызвано ее появление? — сквозь тяжелое дыхание спросила мисс Бруннер.

— Ледник, горные источники, несущие с собой едкие вещества, в поисках выхода… Я никогда не слышал ни о чем подобном. Ну, уж точно — ни о чем настолько крупном.

Теперь они шли по скользкой, покрытой наростами минералов скале вдоль озера.

Джерри привлек внимание своих спутников, показав рукой:

— Лодки. Три штуки. Одна из них, по-видимому, совсем недавно здесь.

— Эти пещеры, должно быть, известны по меньшей мере сотню лет, — сообщил Марек, осматривая наиболее ветхую лодку. — У этой примерно такой возраст. — Он пристально посмотрел на внутреннюю ее часть. — Боже правый!

— Что там такое? — Джерри заглянул в лодку и встретил немигающий взгляд скелета. — Что ж, Фрэнк наверняка нашел кое-что. Знаете, мне кажется, у меня появилась идея относительно этого места. Вы слышали когда-нибудь о теории Пустой Земли?

— Последними, кто хоть сколько-нибудь верил в это, были нацисты, — нахмурившись, произнесла мисс Бруннер.

— Ну, вы понимаете, о чем я говорю: о предположении, что где-то в Арктике существует своего рода вход в подземный мир. Я не уверен, но, по-моему, сама идея принадлежит Булвер-Литтону, — идея высказана им в одной новелле. Не та же ли самая идея возникла у Хорбигера, или он просто верил в Вечный Лед?

— Вы, кажется, знаете об этом больше меня. Но эта связка с нацистами — интересна. Я не думала об этом.

— Какая связка?

— О, не знаю. Просто я думала, что нацисты верили в то, что мир, собственно, уложен в бесконечный камень, или это был кто-то еще?

— Они всерьез рассматривали обе теории; их устроила бы любая. Радары опровергли одну, и они никогда так и не смогли найти полярный проход, хотя я уверен, что они высылали как минимум одну экспедицию.

— Они определенно пытались, да? — восхищенно проговорила мисс Бруннер.

Джерри поднял череп и перебросил его через воду.

8

Одна из лодок, по-видимому, появилась здесь совсем недавно. Джерри осмотрел ее:

— Мое мнение: годится.

Мисс Бруннер покачала головой:

— Вы же не отправитесь по воде в этом?

— Мне надо пройти дорогой Фрэнка. Что, по-вашему, означают эти лодки? Их же притащили сюда не просто так — они перебрались и пришли обратно.

— Перебрались — куда?

— Мне казалось, вы хотели знать намерения Фрэнка. Так вот именно этим путем и можно узнать.

— Вы считаете, что он верит в идею Пустой Земли?

— Не знаю. Но разве даже это невозможно?

— Идея была опровергнута сотнями путей!

— Есть много оснований для помешательства.

— О, ну давайте же, Джерри.

— А что вы думаете, герр Марек? Не желаете испытать: удастся ли нам пересечь горячее озеро?

— Я начинаю думать, что Данте был натуралистическим писателем, — ответил лапландец. — Я рад, что принял решение идти с вами, герр Корнелиус.

— Тогда давайте спустим эту лодку.

Марек помог ему дотолкать шлюпку до воды. Она легко соскользнула. Джерри тронул ногой воду и отскочил обратно:

— Она горячее, чем я думал!

Мисс Бруннер, пожав плечами, присоединилась к ним, когда они сбалансировали лодку.

— Входите первой, — скомандовал ей Джерри.

Мисс Бруннер неохотно забралась в лодку первой, Марек последовал за ней, Джерри устроился последним. Лодка тронулась по фосфоресцирующей воде. Джерри поставил весла и принялся грести в курящейся воде, и черты его лица, подсвеченные колеблющимся сиянием, походили на черты падшего ангела.

Вскоре стена большой пещеры потемнела, и перед ними остались лишь темнота и испарения. На Джерри напала сонливость, но он продолжал грести широкими движениями.

— Это, как Река Мертвых, — произнес Марек. — А вы, герр Корнелиус, не Харон ли?

— Хотел бы быть им; по крайней мере, это постоянная работа.

— А вы, я полагаю, ощущаете себя более, чем Кассандрой.

— Кассандрой? — слух мисс Бруннер уловил, наконец, понятное слово. — Вы что там, все еще беседуете о мифологии?

— А как вы узнали, что мы беседовали о ней?

— Научное предположение.

— Вы просто переполнены ими.

— Это из-за моей работы, — ответила она.

У Марека было хорошее настроение; он фыркнул:

— О чем вы там говорите?

— Точно не знаю, — отозвался Джерри. Марек фыркнул еще раз.

— Вы вдвоем, в паре, производите какое-то двойственное впечатление.

— Хотелось бы, чтобы вы ошибались, герр Марек. Мисс Бруннер указала вперед:

— Вон другой берег, видите?

Джерри повернулся. Берег, показавшийся впереди, казался усыпанным расположенными с равными интервалами кубами безупречной формы; некоторые из них были высотой около двух футов, другие — около десяти.

— Это может иметь естественную природу, герр Корнелиус?

— Не думаю. При таком освещении невозможно даже разглядеть, из чего они сделаны.

Когда они подгребли поближе, стало возможно рассмотреть, что некоторые из кубов были вовсе не на берегу, а частично погружены в воду. Джерри притормозил около одного из них и, потянувшись, дотронулся.

— Бетон.

— Невозможно! — восхищенно воскликнул глядя на кубы Марек.

— Нельзя с уверенностью это утверждать, пока мы не узнали побольше об этом месте.

Дно лодки заскребло по отмели, они вышли на берег и вытащили лодку из воды.

Теперь они были окружены черными очертаниями бетонных кубов. Все трое подошли к ближайшему.

— Это — проклятый бункер! — с этими словами Джерри вошел внутрь.

Джерри попытался воспользоваться имевшимся за дверью выключателем, но безуспешно. Ничего из внутреннего убранства невозможно было разглядеть. Он вышел из куба, обошел вокруг него и приблизился к пулеметной щели. Оружие все еще торчало из бойницы, направленное над подземным озером. Джерри взялся за пулемет, но отдернул руку, которая покрылась высохшей ржавчиной.

— Они не новые. Что это: заброшенный шведский проект защиты от русского нападения? Все дороги в Финляндию снабжены постами вроде этих, да, герр Марек?

— Снабжены. Однако это — лапландская земля, и правительству потребовалось бы разрешение Лапландии. Права лапландцев в Швеции соблюдаются весьма скрупулезно, герр Корнелиус. Так что, я полагаю, лапландцы знали бы об этом.

— Нет, если бы существовали соображения безопасности, не знали бы. А это место могло бы послужить идеальным укрытием от водородной бомбы. Вот, интересно…

Откуда-то из мрака донесся голос мисс Бруннер:

— Мистер Корнелиус, мне кажется, это не шведский проект.

Мужчины пошли туда, где она стояла около легкого бронированного автомобиля. Краска на нем частично облупилась, но можно было различить остатки свастики.

— Проект немецкий. Только ведь шведское правительство в течение войны соблюдало нейтралитет, а такое невозможно построить в полной тайне.

Джерри перевел сказанное Мареку.

— Может быть, лишь один-два человека в правительстве знали и скрывали это, — предположил Марек. — Шведы ведь не всегда слыли англофилами.

— Но зачем им понадобилось строить это?

В регулярных рядах бункеров они расположили жилые кварталы, конторы, посты, радиорубки — в общем, целую военизированную деревню в сотне футов под землей. И — забросили.

— Та экспедиция Гитлера, вполне вероятно, не смогла найти места на земной поверхности, — говорила тем временем мисс Бруннер, — и они явно считали это место выгодным для использования. Интересно, для какой цели они его готовили?

— Может быть, вообще никакой. Для людей, постоянно разглагольствовавших о цели, они оказались достаточно благодушными, чтобы забыть причины, подвигнувшие их на то или иное дело.

Скала начала подниматься, и свет от фосфоресцирующей воды начал таять позади них.

— Нацисты были порождением своего времени, — Джерри шел впереди.

Хотя голубой свет таял, оставался еще свет совсем нового качества, почти полностью похожий на дневной. На самом верху склона показались большие строения, и Джерри, глядя вверх и вдаль, видел тонкие лучики света, напоминавшие звезды на черном небе.

— Думаю, там открытое пространство за крышей. Полагаю, что эта пещера лишь частично природного происхождения, а остальное было выдолблено. Невероятная инженерия.

Более крупные дома могли быть частными квартирами для офицеров; позади них можно было разглядеть лишь длинные ряды каких-то структур — непохожие на все остальное, своего рода помосты, поддерживающие другие, более тяжелые объекты.

— Орудийные позиции, может? — спросила мисс Бруннер.

— Может быть.

— При всем этом вашего брата здесь, кажется, вовсе нет, — оглядываясь по сторонам, проронил Марек.

— Он должен быть здесь. Хотя, откуда он узнал об этом месте?

— Фрэнк навел справки, — подсказала мисс Бруннер. — У него же куча всяких знакомств. Даже до меня доходили слухи о проходе в подземный мир. Мне думается, именно это подвигло его.

— Зачем бы ему приходить сюда? Место одинокое, расстраивающее. Фрэнку никогда не нравилось одиночество или расстройства.

— Джерри, я сейчас чувствую не одиночество, а отдохновение. Рад, что тебе это удалось, — на крыше одного из зданий стоял хихикавший Фрэнк, направив в их сторону свой пистолет с иголками.

— Прячемся! — Джерри шмыгнул в подъезд дома, прежде чем Фрэнк успел выстрелить, и достал свое оружие.

— Выходи, Джерри, или я убью твоих друзей! — завизжал Фрэнк с крыши.

— Ну, так убей их.

— Будь добр, Джерри, выйди. Я все думал, что сделаю с тобой: я собираюсь пристрочить тебе яйца к ляжкам. Как ты насчет этого?

— А кто сказал, что они у меня есть?

— Ну, пожалуйста, Джерри, покажись.

— Ну, ты и садист, Фрэнк, я только сейчас понял это.

— Одно из немногих удовольствий. Ну же, Джерри, выйди.

— А что ты здесь ищешь? Испаряющиеся мочевые озера, теплые пещеры? Укрытие, Фрэнк?

— Какой ты вульгарный!

— Так я такой и есть.

— Ой, ну, я прошу тебя, Джерри, выходи.

— Ты расстроен, Фрэнк, что все у тебя так плохо.

Он услышал шаги взбиравшегося на крышу человека, и над ним открылся люк. Они выстрелили одновременно: Джерри вверх, Фрэнк — вниз.

— Это же смешно, — проговорил Джерри, когда они перезаряжали. Оба промазали. — Ты что, действительно хочешь убить меня, Фрэнк?

— Я думал, что должен сделать это, Джерри. Теперь — не знаю.

— Ведь ты теперь — вся моя семья, Фрэнк, — Джерри засмеялся, выстрелил и снова промазал.

— Чья вина в смерти Кэтрин? — спросил Фрэнк, промазав в свою очередь. — Твоя или моя?

— Все мы — жертвы обстоятельств. — Выстрел Джерри опять пришелся в воздух. У него еще оставалось много иголок.

— Так твоя или моя?

— Ошибка, Фрэнк? Вина?

— Ты не чувствуешь себя виноватым, Джерри? — промахнулся и Фрэнк.

— Время от времени, знаешь ли.

— Тогда, значит, это ты! Промазал! — Оба заявления были победными.

— Мимо!

— Промазал!

— Мимо!

— Промазал!

— Джерри.

— Что это за место, Фрэнк? Как ты нашел его?

— Оно было на микрофильме отца. Том самом, который так искали твои друзья. Подумай только: они мучили меня, да?

— Думаю, да. Только что общего здесь с экономической ситуацией в Европе?

— Тому, кто знал об этих вещах, кое-чего стоило сказать: я не могу.

— Рукопись Ньюмена с тобой?

— Да. Промазал!

— Я могу взглянуть?

— Ты бы смеялся, если б увидел. Ты просто упадешь.

— Она интересна, да? Мимо.

— О, да — а-а-а!

— Попал!

Ноги Фрэнка соскользнули над головой у Джерри. Джерри выбежал из здания и врезался в мисс Бруннер и Марека. Он помедлил и помчался вокруг дома.

Фрэнк, хромая, бежал к берегу.

Они побежали за ним.

Фрэнк пригнулся за бункер, и они потеряли его из виду.

— Послушайте-ка, — проговорила мисс Бруннер, доставая из сумочки пистолет двадцать второго калибра, — не собираемся же мы терять его опять.

— Я ранил его. Сейчас найдем.

Поискав среди бункеров, они вдруг оказались на берегу.

— Вон ваш брат, — показал Марек; он не понял всей игры, но присоединился к ней с энтузиазмом.

Джерри и мисс Бруннер выстрелили одновременно, как

только Фрэнк попытался вытолкнуть свою лодку в исходящее паром озеро. Тот повернулся, взвыл и упал, вызвав всплеск воды. Фрэнк заверещал, заметавшись в кипящей воде.

Когда они подбежали и принялись вытаскивать его из воды, он был уже мертв.

— Готовенький, — бросил Джерри.

На дне лодки лежал портфель. Мисс Бруннер направила на Джерри оружие, остановившись и поднимая портфель. Расположив поклажу на коленях, она открыла портфель и сунула в него свободную руку. Вынув оттуда ролик с микрофильмом, она запихнула его в карман. После этого мисс Бруннер убрала оружие в сумочку и протянула портфель Джерри. Внутри находилась толстая картонная папка с отпечатанными на машинке листами. Рукой Фрэнка было написано: «Завещание Дж. Ньюмена, майора ВВС США, астронавта». Джерри сорвал резинки, которыми был перетянут манускрипт, уселся на сырой камень, открыл папку и начал читать:

Ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха

ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха ха… Никаких изменений на протяжении аккуратно пронумерованных двухсот трех страниц.

Джерри вздохнул и швырнул книгу в воду.