"Реальность на продажу" - читать интересную книгу автора (Ридпат Майкл)

Глава 5

Он лежал на полу мастерской с раскроенной головой.

Не знаю, как долго я не мог отвести глаз от этой страшной картины. Секунду? Десять? Верхняя часть черепа представляла собой жуткое красно-серое месиво, из которого торчали белые зазубрины раздробленных костей. Рот приоткрыт, в неярких голубых бликах монитора поблескивают передние зубы.

Шампанское и ужин, которыми меня потчевали в самолете, горьким комом поднялись к горлу, я бросился к двери. Согнулся над утоптанной дорожкой, задыхаясь в рвотных спазмах и пытаясь глотнуть воздуха... Наконец сумел распрямиться, хотел было вернуться в сарай, к брату, но не нашел в себе сил.

Я с трудом перевел дыхание и на ватных ногах заковылял к набережной. Остановился у первого попавшегося дома и нажал кнопку звонка. Потом принялся колотить в массивную створку увесистым дверным молотком, и барабанил до тех пор, пока не раздался хриплый голос, в котором слышались страх и раздражение:

– Ну кто там еще? Что надо?

– Это брат Ричарда Фэрфакса. Вашего соседа из Инч-Лодж. Его убили. Нужно вызвать полицию.

Дверь распахнулась, на пороге в распахнутом халате появился невысокий, но коренастый старичок с абсолютно лысой головой и внушительным брюшком, нависающим над пижамными штанами. Приладить себе вставную челюсть старичок впопыхах забыл. Он окинул меня подозрительным взглядом, потом пригласил в дом:

– Заходи, сынок. Телефон у нас вон там.

Я набрал 999 и терпеливо ответил на все вопросы диспетчера Службы спасения. Обернувшись, увидел, что к старичку присоединилась его супруга, тоже без зубов.

– Ох, на вас прямо лица нет! Присядьте-ка, я принесу вам чайку, – сочувственно прошамкала она.

Я устроился за кухонным столом.

– Какой там чаек! Вот что ему сейчас нужно! – авторитетно заявил ее муж, и через секунду передо мной стоял стакан, до половины наполненный золотистой жидкостью.

Я отхлебнул, горло и истерзанный желудок обожгло, словно кипятком. Поморщившись, я осушил стакан до дна.

Через некоторое время в дверь позвонили, и в кухню вошел полисмен. Тщедушный коротышка с сержантскими нашивками, тоненькие холеные усики, пронзительные темные глазки.

– Марк Фэрфакс? – едва взглянув на меня, произнес он негромким, но уверенным голосом. – Сержант Кокрин. Вы заявили, что ваш брат убит.

– Да.

– Где это случилось?

– Хотите, чтобы я вам показал?

Кокрин кивнул. Мы вышли на улицу, где нас поджидали четверо полицейских. Я повел их вокруг дома к сараю, но сам даже близко подходить не стал. Через несколько секунд Кокрин вышел из мастерской, даже в темноте было заметно, как он побледнел. На усиках собрались капельки пота.

– Весьма сожалею, мистер Фэрфакс. Какой ужас! Давайте вернемся к Макаллистерам.

Он крепко взял меня под руку, и мы тронулись к соседнему дому. Старичок уже переоделся в рубашку и брюки от выходного костюма, его супруга хлопотала на кухне. Вставные челюсти у обоих были на месте. Они усадили нас за кухонный стол, и сержант задал мне несколько обычных в таких случаях вопросов. Откуда я приехал, когда и где обнаружил тело, не попадался ли мне кто-нибудь на глаза около дома Ричарда, трогал ли я что-либо в мастерской брата. Затем сообщил, что мне придется дождаться прибытия сотрудников отдела уголовного розыска.

Миссис Макаллистер суетилась вокруг меня, угощая чаем и успевая время от времени высунуть голову за дверь, чтобы посудачить с соседками о чрезвычайном происшествии. Мистер Макаллистер щедрыми дозами принимал целебное снадобье, которым до этого пытался привести меня в чувство. Я же к виски больше не притронулся, хотел хоть как-то разобраться с теснившимися в голове мыслями.

Ричард мертв.

Я не мог в это поверить. Казалось, что поздней ночью смотрю в темной комнате какой-то телефильм ужасов... Внезапно я осознал, что за столом напротив меня сидит какой-то тип. Мятый коричневый костюм скверного пошива, коричневый в желтую полоску галстук. Длинные тусклые волосы, пышные усы, которые не мешало бы подровнять. Обильные складки жира, свисающие через воротничок рубашки на грудь. Нос картошкой, украшенный хитросплетением фиолетовых прожилок.

– Ну что ж, мистер Фэрфакс, – обратился он ко мне. – Побеседуем?

И принялся задавать те же самые вопросы, что и сержант Кокрин. Я, кажется, ему отвечал. Единственное, правда, что помню из нашего разговора, так это затейливый фиолетовый узор у него на носу.

– Вам есть где переночевать? – поинтересовался он наконец.

– Нет. То есть пока не знаю. Собирался остановиться у Ричарда.

– К сожалению, туда нельзя. Нам надо осмотреть дом сверху донизу. Сержант Кокрин договорился с «Робберс-Армс», он вас проводит.

Номер для меня нашелся. Я плотно затворил за собой дверь. Гостиница стояла на холме прямо над Инч-Лодж, я видел его из окна своего номера – желтоватые стены, залитые светом установленных вокруг прожекторов. На набережной скопилось множество машин, на некоторых еще нетерпеливо посверкивали синие мигалки.

Охватившее меня оцепенение начало отступать. Оставшись один и глядя на дом Ричарда, я почувствовал закипающие на глазах слезы, горло сдавило рыдание. Я бросился на узкую кровать. Кто-то осторожно постучал в дверь, распахнул ее и тут же тихонько притворил.

Какое-то время я проплакал, громко всхлипывая, как ребенок, но постепенно успокоился. Встал, разделся, почистил зубы и забрался в постель. Однако заснуть не сумел. Не мог даже закрыть глаза – стоило лишь сомкнуть веки, как я вновь видел Ричарда, распростертого на полу в мастерской.

Промучившись час или два, я поднялся и принялся расхаживать по номеру, время от времени поглядывая на Инч-Лодж. Там все стихло. По двору бродили лишь несколько человек, многочисленные зеваки разошлись по домам досматривать свои сны.

Разрозненные обрывки мыслей проносились в голове, сталкиваясь и взрываясь невыносимой болью. Я метался по тесному номеру, закипая яростью от того, что все больше и больше запутывался в творившейся у меня в голове неразберихе. Уставший мозг начал сдавать, однако тело никак не находило покоя, только что пережитый шок продолжал бешено вбрасывать адреналин в каждую его клеточку. В конце концов я подошел к окну, несколько раз вдохнул полной грудью влажный морской воздух и вновь улегся в постель. Прошла, кажется, вечность, чернота в окне сменилась сероватым сумраком. Я встал, натянул на себя одежду и вышел из гостиницы.

Первые лучи еще низкого солнца легли туманным, как всегда на севере, светом на кремовые, желтоватые и белые дома Керкхейвена. Я спустился узкими улочками мимо масонской церкви и ярко разукрашенных лавок, ожидающих летнего нашествия туристов. Мой «форд» все еще стоял у дома Ричарда. Ветерок трепал ленты полицейского ограждения вокруг места происшествия. Его охраняли также два констебля.

– Доброе утро! – поздоровался я с одним из них.

– Доброе утро, сэр! – откликнулся он и отвел глаза – полицейский, судя по всему, знал, кто я такой, и не хотел начинать воскресное утро встречей с бедой и горем.

Я смотрел на дом, вспоминая мои прежние посещения. Он стоял в самом устье речушки. Цоколь обложен черными валунами отлив обнажил буроватую полоску песка. Слегка перекосившиеся дверные и оконные рамы выкрашены синей краской. Ричард купил этот дом несколько лет назад на оставленные ему мамой в наследство деньги. Тихое место, где брат любил оставаться наедине со своими мыслями, где ему в голову приходили самые блестящие его идеи.

Я побрел прочь от дома вдоль по набережной, мимо лавчонок, где торговали печеным картофелем и жареной рыбой с чипсами. Деревушка, казалось, вымерла, В гавани покачивалось несколько рыбацких лодок, но вокруг в столь ранний час не было ни души. Я направился к маяку в конце мола, уставившему око своего прожектора в Северное море. Пробравшись между бесчисленными корзинами для омаров, толстенными канатами и останками дряхлого автомобиля, я остановился у ворчливо бормотавшего движком красного судна для промысла устриц, заякоренного в двадцати ярдах от входа в гавань. Серые волны играли бликами восходящего солнца. Вдали виднелись пологие склоны холмов Ист-Лотиана[8], перед ними высились два утеса, один серый, второй белый как мел.

Я решил возвращаться в Керкхейвен, деревушку, являвшую собой группку неброского вида домов, тесно прилепившихся друг к другу по склону холма. Вскоре приглушенный шум моря превратился в умиротворяющий, убаюкивающий фон, на котором редкие пронзительные вскрики чаек звучали особенно резко. Время от времени до меня доносился натужный рев изношенного двигателя видавшего виды автомобиля, сражающегося с крутыми подъемами на извилистых улочках. Над крышами домов гордо взмывали высокие башни трех церквей, недаром же деревушку звали Керкхейвеном[9]. По левую сторону от гавани Инч пробивала себе путь сквозь скалы и песок между домом Ричарда и церковным кладбищем на противоположном берегу, усеянном бледно-желтыми нарциссами.

Вот здесь я его и похороню. Близ его любимой мастерской, среди тишины и покоя крохотной шотландской деревушки.

Я зажмурился от навернувшихся слез – и в то же мгновение вновь увидел тело Ричарда, распростертое на полу сарая. Я открыл глаза. Неужели мне никогда не избавиться от этих видений?

Он лежал, откинув левую руку, к потолку беспомощно тянулись обрубки двух пальцев. Его искалеченная рука стала своего рода тотемом нашей дружбы, нашей веры друг в друга.

Мне было шесть, Ричарду одиннадцать. Отец возился в саду, решил разбить клумбу. Я вскарабкался на груду камней высотой в пять футов, и они посыпались. Ричард, бросившись мне на помощь, успел каким-то чудом выдернуть меня, но сам поскользнулся. Камни обрушились на его руку. С тем, что осталось от пальцев, в больнице сделать ничего не смогли.

Он спас мне жизнь. Мог ли я уберечь его от смерти?

Скорбь нередко сопровождается еще и двумя другими сильными эмоциями – ощущениями гнева и вины. Этим утром я чувствовал себя глубоко виноватым перед братом.

Все думал о «Фэрсистемс». Компания оказалась на переднем рубеже самой захватывающей в мире новой технологии. Она обошла куда более крупные и щедро финансируемые фирмы. Вместе с дюжиной других гениев Ричард сделал виртуальную реальность действительно реальной. Я досадовал на него из-за финансовых промахов, но так ли важны были они на самом деле?

Я вспомнил нашу с ним последнюю встречу за ужином в моем доме. Расстались мы весьма холодно. Я не могу точно воспроизвести свои слова при прощании, однако не забыл, каким раздраженным тоном их произнес. Господи, как же я сейчас жалел об этом!

К тому же еще только позавчера у меня была возможность приехать и поговорить с ним, помочь брату, который столько раз выручал меня в прошлом, а я ее отверг! Если бы я тогда собрался к нему, был бы он сейчас жив? Я бросил его в беде, никогда себе этого не прощу. Я был в долгу перед Ричардом, можно сказать, в неоплатном. Я просто обязан позаботиться обо всем, что после него осталось, о доме, о его имуществе. И, конечно, о «Фэрсистемс».

Я начал замерзать. Повернулся и побрел назад к «Робберс-Армс». Проходя тесноватым вестибюлем гостиницы, услышал чей-то голос.

– Доброе утро! – Согнувшись под низкой притолокой, в дверях стоял высокий, но неимоверно худой человек – аккуратно подстриженная седая бородка, пиджак, строгий галстук. – Как спалось?

– Не очень, – нехотя буркнул я.

– Давайте-ка накормлю вас завтраком, – окинув меня взглядом, предложил он.

Идея что-нибудь перекусить мне неожиданно очень понравилась. Я молча кивнул.

– Присядьте пока вон там. Сейчас приготовлю.

Я устроился в небольшой столовой, и спустя некоторое время по ней поплыл дразнящий аромат шипящего на сковороде бекона.

Через десять минут он поставил передо мной чашку чая и огромную тарелку с яичницей, поджаренной с сосисками, беконом, помидорами, – в общем, все как положено.

– Вот, налегайте. – Радушно улыбнувшись, он оставил меня одного.

Я оценил его деликатность и, предоставленный сам себе, в мгновение ока очистил тарелку. Прогулка на свежем воздухе и плотный завтрак меня здорово взбодрили. Однако голова после бессонной ночи оставалась тяжелой. Я поднялся к себе в номер и сел к телефону.

Только восемь часов воскресного утра, но Дафни Чилкот говорила так, будто бодрствовала уже давным-давно. Возможно, так оно и было. Мать Карен принадлежала к тому типу женщин, которые убеждены, что срезать розы необходимо до рассвета.

– Доброе утро, Дафни. Это Марк. Можно Карен, пожалуйста?

До нее не сразу дошло, кто ее побеспокоил в столь ранний час.

– Ах, Марк! – спохватилась она наконец. – Как поживаешь? Немного рановато, как по-твоему? Карен еще спит. Может, перезвонишь попозже?

Она, конечно, хотела сказать совсем другое: «Какого черта ты названиваешь спозаранку?» Однако произнести подобные слова вслух была не способна.

– Нет, Дафни, мне необходимо поговорить с ней прямо сейчас. Это очень важно.

– Что ж, ладно.

Через минуту я услышал сонный голос Карен:

– Что случилось, Марк?

– Ричард мертв.

– Не может быть! Что произошло?

– Его убили. Вчера ночью. У него в доме.

– О Боже! – после долгого молчания выдохнула Карен. – Как?

Я вдруг вздрогнул, как в ознобе, осознав, что этим утром помощи от Карен мне никакой не будет, она сама нуждается в поддержке. Значит, я не единственный, кто будет оплакивать Ричарда. Рассказал ей все, что знал сам о том, как погиб брат. Она расплакалась. Я слышал, как за четыреста миль от меня Карен горько всхлипывает и по-детски шмыгает носом.

– Карен, Карен, не надо, успокойся, – беспомощно забормотал я.

Она попыталась ответить, но не смогла, плач перешел в неудержимое рыдание.

Неожиданно в трубке раздался резкий скрипучий голос ее мамаши.

– Не знаю, что ты там наговорил Карен, но она просто не в себе. Так что всего хорошего. – Дафни раздраженно бросила трубку.

Старая карга! Черт с ней, позвоню Карен позднее, когда она немного успокоится. Следующий звонок будет куда тягостнее. Я набрал номер. Послушал протяжные гудки, наконец мне ответили.

– Франсис Фэрфакс слушает.

Голос был незнакомый. Говорила женщина, причем совсем молодая. Я похолодел. Это она, та самая, что разбила нашу семью.

– Доктора Фэрфакса, пожалуйста.

– Можно узнать, кто его спрашивает?

– Сын.

– А, Ричард. Голос у вас сегодня какой-то странный, – удивилась она.

– Это не Ричард, – угрюмо поправил ее я, и в трубке наступило молчание, видимо, она пошла звать отца.

– Марк? – Услышав отца, я вздрогнул.

Голос вроде его и в то же время чужой, в нем появились хриплые нотки, голос человека, которому скоро стукнет шестьдесят.

– Алло! Это Марк?

– Да, папа. Это я, Марк.

– Как поживаешь? Рад тебя слышать. – Судя по его тону, звонок действительно был ему приятен.

– У меня плохие новости, отец.

– Да? – Воодушевление в его голосе сменилось тревогой и страхом.

Мне надо было сказать ему так много, однако сейчас я должен быть краток.

– Ричард умер, – выдавил я.

– Боже мой, не может быть! – воскликнул он после долгой паузы. – А что... Что с ним случилось?

– Убит... Его убили, папа.

– Господи! Когда?

– Прошлой ночью.

– Как?

– Ему разбили голову. Я нашел его в сарае. Он... – Перед глазами у меня мелькнуло страшное видение – раскроенный череп Ричарда в голубоватом мерцании монитора, горло перехватило, я торопливо сделал несколько глубоких вдохов и добавил: – Подумал, что должен тебе сообщить.

– Да, спасибо, что позвонил. – Голос отца прозвучал так, словно он сразу постарел лет на десять.

Я хотел бы разделить с ним его горе, но сейчас это было просто невозможно. Для одного телефонного звонка слишком много.

– Тут надо кое-что уладить, – с трудом продолжал я. – Похороны, завещание, ну и тому подобное, сам понимаешь. Дом. «Фэрсистемс». Его вещи.

– Да.

– Я этим займусь.

– Нет, я сам все устрою!

– Ох, папа, пожалуйста! Все хлопоты беру на себя. Я ведь уже здесь, в Керкхейвене.

– Я тоже приеду.

– Нет! – почти выкрикнул я, такого бы я просто не вынес. – Послушай, я тут разберусь со всеми делами, а ты приедешь прямо на похороны. Тогда обо всем и поговорим.

– Ладно, Марк, – помолчав, согласился он. – Пусть будет по-твоему, если ты так настаиваешь.

– Вот и хорошо, значит, договорились. До свидания.

– До свидания.

Я положил трубку и сидел, не сводя глаз с телефона. Был рад, что Ричард помирился с отцом. Я-то с ним не разговаривал уже десять лет. Что бы он чувствовал, если бы это я умер? Или, если уж на то пошло, что бы я чувствовал, если бы умер он?

Скверные мысли приходят в голову. Ничего удивительного, в конце концов, речь идет об убийстве. Какой-то подонок хладнокровно убил моего брата! Я знал, что большинство убийц попадает в руки правосудия, и молил Бога, чтобы этого поймали обязательно.

Раздался стук в дверь. Вчерашний сержант. Выглядел он крайне усталым, но форма на нем была отглажена безупречно.

– Мистер Фэрфакс! Не пройдете ли, сэр, со мной в участок? Там разговаривать намного удобнее, чем здесь.

На самом деле полицейский участок в Керкхейвене – это несколько тесных клетушек, где царит невообразимая толкотня. Беспрерывно подъезжают машины, на пятачке автостоянки постоянно толпятся полицейские. Некоторые в форме, многие в штатском.

Меня провели в крошечный кабинет, где уже находился обладатель запоминающегося носа, только сегодня вид у него был еще более помятый, чем вчера. Там же в кресле начальника за небольшим рабочим столом громоздился лысый верзила в безукоризненном твидовом костюме, который сидел на нем так же ладно, как мундир на сержанте Кокрине.

– Доброе утро, мистер Фэрфакс. – Оба они поднялись при моем появлении. – Я старший следователь Доналдсон. Полагаю, вы уже знакомы с инспектором Керром? Присаживайтесь.

Встречаться-то мы с инспектором встречались, только вот имени его я не запомнил, напрочь вылетело из головы. Мы расселись, Керр неловко примостился на краешке неудобного жесткого стула.

– Я веду следствие по делу об убийстве вашего брата, – продолжал верзила с явственным шотландским акцентом. – Прежде всего позвольте выразить вам свое сочувствие в связи с гибелью брата.

Я молча кивнул. Понимал, что в течение ближайших нескольких дней мне предстоит принимать множество подобных неуклюже-вычурных выражений соболезнования. Выговаривать эти слова так же трудно, как и выслушивать.

– Хотел бы для начала задать вам несколько вопросов, – продолжал он.

– За последние двенадцать часов я уже дважды отвечал на одни и те же вопросы, – желчно заметил я.

Доналдсон предостерегающим жестом поднял руку.

– Знаю, знаю, сынок, но у нас возникло еще несколько. Мы должны найти того, кто это сделал. В прошлом году у нас в Файфе произошло девять убийств, и все были раскрыты. И убийство вашего брата не станет исключением. Но нам нужна ваша помощь.

– Да, конечно. Извините меня. – Я осознал, что он прав. – Сделаю все, что смогу, чтобы помочь вам поймать преступника.

– Вот и хорошо. Просто ответьте на несколько несложных вопросов. Доктор установил, что смерть вашего брата наступила около полудня в субботу, плюс – минус пара часов. Где вы были в это время?

– Что вы хотите этим сказать? – вскинулся я. – Уж не думаете ли вы, что это я убил Ричарда?

Доналдсон недовольно поморщился, Керр подался ко мне всем телом.

– Конечно, нет, сынок, – мягко произнес Керр хриплым от усталости голосом. – Однако большинство убийств совершается знакомыми потерпевших. Поэтому нам нужно проверить всех, кто знал вашего брата, чтобы отсеять тех, что не вызывают подозрений. Вот мы и решили начать с вас. Наш босс всегда очень тщательно изучает окружение потерпевших, правильно я говорю, сэр?

– Совершенно верно, – внушительно прокашлялся Доналдсон. – Итак, где вы были в указанное время?

– Часов до одиннадцати у себя дома, в Лондоне. Потом на скачках в Эскоте.

– Одни там были или с компанией?

Я назвал им Грега и продиктовал номер его телефона, Керр торопливо записывал. Предъявил им также корешок посадочного талона на восьмичасовой рейс из Хитроу в Эдинбург.

– Не знаете ли вы кого-нибудь, кто мог бы испытывать вражду к вашему брату, затаить на него злобу? Подумайте хорошенько, – предложил Доналдсон.

Думал я уже об этом, думал.

– Нет, не знаю. Ричард был не из тех, кто наживает себе врагов. – Голос у меня дрогнул, глаза защипало; я перевел дыхание. – Нет, никого не знаю.

– А не было ли у вашего брата причин для беспокойства, может, неприятности какие, а? – выждав, пока я не возьму себя в руки, продолжал Доналдсон.

– Были, – признался я. – К слову сказать, из-за них-то я сюда и прилетел.

Доналдсон поднял брови.

– Он позвонил мне на прошлой неделе и сказал, что ему нужно со мной поговорить. О чем-то очень важном, и не по телефону.

– А вы не догадываетесь, что его могло так встревожить? – оживился Доналдсон.

– В общем, нет.

– Да полно вам, – настаивал Доналдсон. – Хоть какие-то предположения у вас должны быть?

– Как вам сказать, – заколебался я. – Вероятно, одно из двух. Его компании грозило банкротство. В последний раз, когда мы с ним виделись, Ричард пожаловался, что у него опять кончилась наличность.

– Опять?

– Да. В прошлом году у «Фэрсистемс» уже были трудности с оборотными средствами, и я его выручил. Точнее, мы с Карен, моей подругой. Возможно, у него опять возникли такие же проблемы.

– И вы бы его выручили и на этот раз?

– Трудно сказать, – запнувшись, промямлил я.

Самому-то мне ответ был прекрасно известен, но вслух произносить его я не хотел, и так ясно, что бросать деньги на ветер я не собирался. Мысль об этом невольно заставила меня раздраженно поморщиться.

Доналдсон не сводил с меня внимательного взгляда. Он все понял.

– Так. И вторая возможность?

– Он подозревал, что акциями «Фэрсистемс» манипулируют. И поделился своими сомнениями со мной и Карен. Он провел статистический анализ и пришел к выводу, что с акциями «Фэрсистемс» происходит что-то странное.

– Почему?

– Он и сам не понимал. Просто обнаружил некоторые противоречия и как настоящий ученый хотел выяснить их причины.

– А у вас есть какие-нибудь предположения по этому поводу?

– Никаких. Мы последили за рынком, поспрашивали. Никто ничего не знает. Может, Ричарду просто показалось...

– Понятно. У вас есть результаты его статистических исследований?

– Да. Дома, в Лондоне.

– Мы не могли бы с ними ознакомиться?

– Ради Бога. Если так нужно, я вам их вышлю.

– Спасибо. – Доналдсон взглянул на Керра и встал из-за стола. – На сегодня, думаю, все, мистер Фэрфакс. Вы нам очень помогли. Пожалуйста, дайте знать, где вас найти, если появятся новые вопросы. И если вдруг вспомните, кто мог бы желать вашему брату зла, тут же сообщите нам, договорились?

– Конечно, – заверил я его, также поднимаясь из кресла. – И вот еще что. Можно осмотреть дом Ричарда?

– Да, конечно. Только придется подождать несколько дней. Хочу, чтобы эксперты поработали там как следует. А на это, сами понимаете, нужно время. И прежде чем уйдете, оставьте, пожалуйста, инспектору Керру адрес и фамилию вашей подруги, а также адреса всех известных вам знакомых вашего брата.

В сопровождении Керра я вышел из кабинета. Записал на листке бумаги фамилии и адреса всех, кто пришел на память.

– Надеюсь, вам удастся их разыскать, – сказал я, протягивая Керру список.

– Уверяю вас, всех проверим, – устало проговорил он, потирая покрасневшие глаза. – Наш босс – человек скрупулезный. Потому и результат всегда получает. Так что не беспокойтесь, этого негодяя мы возьмем обязательно.

– Хорошо, удачи вам.

Оставаться в Керкхейвене не имело смысла, тем более что попасть в дом Ричарда я не мог. По нему в буквальном смысле слова ползали дюжины экспертов, ползали очень медленно, внимательнейшим образом изучая каждую пылинку и каждую соринку и оставляя за собой дорожки тончайшего сероватого порошка.

Так что я доехал на «форде» до аэропорта и вылетел в Лондон Когда между мной и местом гибели брата оказалось четыреста миль, боль стала не такой острой и всепоглощающей.

В аэропорту меня встречала Карен. Я обнял ее и крепко прижал к себе.

– Марк, милый. Ох, Марк, – шептала она мне в ухо. – Какое несчастье... Какое горе...

Она взяла меня за руку и повела к своей машине. Домой мы доехали в полном молчании. Я не знал, что сказать, а Карен даже не пыталась меня разговорить. В гостиной она плеснула мне щедрую порцию виски, села рядом и обняла за плечи.

– Расскажи мне о нем, – тихонько попросила она.

Я начал рассказывать, поначалу запинаясь и стараясь сдержать слезы. В конце концов сдался и уже не стеснялся всхлипывать, вспоминая разрозненные эпизоды из жизни брата. Мы проговорили, вернее, проговорил один я, до поздней ночи.

Только теперь я понял, как она мне нужна. Я остался без мамы, да и без отца. До тех пор пока Ричард не погиб, я не осознавал, в какой степени он заменял мне семью. Теперь я остался совсем один.

В течение нескольких следующих дней единственной опорой мне была Карен, она изо всех сил старалась меня всячески поддержать. Возможно, хотела отплатить мне за то, что я всегда оказывался рядом в трудную минуту, сразу после того, как тот тип ее бросил. Она была явно потрясена смертью Ричарда, однако справилась с первоначальным шоком и выработала в себе защитную реакцию. Я знал, что, когда в слезах рассказывал ей о брате, эта реакция подверглась испытанию на прочность и выдержала его с честью. Карен той ночью не проронила ни слезинки и сама о Ричарде не говорила, только слушала.

В понедельник я, измученный душевным напряжением последних сорока восьми часов, отправился на работу. Мне совсем не улыбалось тоскливо слоняться по дому в полном одиночестве. Хотел, чтобы вокруг меня были люди, поэтому я был рад вновь оказаться в операционном зале, с головой уйти в цены, доходность, разницу в курсах, в проценты, сосредоточиться на неизбежном ежемесячном подсчете прибылей и убытков. Прогноз на текущий месяц казался неплохим, однако апрель наверняка обещал стать убыточным. Я обдумал ряд потенциальных сделок, но заключать какую-либо из них желания у меня не возникло. Поэтому мы с Эдом просто наблюдали за рынком – акции «Рено» все продолжали подниматься, а десятилетние государственные облигации били своих двухлетних собратьев по всем статьям.

Все, и особенно Грег, обращались со мной с преувеличенным вниманием и сочувствием, Эд старался предугадать каждое мое желание. В какой-то момент, неожиданно взглянув на него, я заметил, что он смотрит на меня с необыкновенно горестным выражением. Вообще говоря, окружающие предоставили меня самому себе. Если я захотел выйти на работу, прекрасно. Однако никто не предполагал, что я стану заниматься повседневными делами – я мог поступать, как мне вздумается, а они под меня подстраивались. Мне казалось, что я веду себя как обычно, хотя и подозревал в глубине души, что это не совсем так. Тем не менее мне никто не докучал, что очень меня устраивало.

Мысли, которые привели меня в смятение той ночью, когда я нашел Ричарда, стали постепенно упорядочиваться. Боль утраты была почти непереносимой, однако я твердо решил не позволить себе пасть духом. Я понимал, что с психологической точки зрения уязвим и беззащитен, так и не сумев оправиться от потрясения, вызванного разводом родителей и смертью мамы. Однако я стремился сделать все, что в моих силах, чтобы выдержать этот новый удар.

Меня преследовали чувства вины и гнева. Гнев порождался ощущением вины, я мучился от того, что не сумел предвидеть и предотвратить гибель Ричарда. Странным образом гнев этот обращался и против самого Ричарда. Мой старший брат, мой единственный в мире покровитель и защитник, бросил меня, позволил убить себя из-за своей дурацкой компании. Если бы он проявил больше благоразумия и, последовав моему совету, продал ее, то сейчас, может быть, был жив. Я осознавал что подобные мысли абсурдны и смахивают на предательство, однако понимание этого лишь подогревало во мне злость и раздражение.

Вот и мама у нас могла вспылить по любому поводу. Раздражение свое она выплескивала, придираясь ко всяким мелочам. То я вернулся с прогулки в перепачканных штанах, то отец, взявшись мыть посуду, разбил кувшин, то проклятое английское лето зарядило дождями с утра до ночи... Когда она взрывалась, это было нечто феноменальное – поток английских ругательств быстро переходил в лавину куда более выразительной брани на итальянском, ручьи слез и бешеная жестикуляция, даже летящие куда попало тарелки и стаканы, причем всегда из тех, что до свадьбы принадлежали отцу, свое приданое она не трогала. Однако буря быстро стихала. Через полчаса мама успокаивалась, к вечеру уже снова улыбалась и смеялась. А когда отец от нее ушел, приступ гнева длился целую неделю, и это чувство так и осталось у нее в душе до самой смерти.

Теперь оно перешло ко мне.

Я унаследовал ее характер. Из-за этого в школе нередко попадал в беду – ввязывался в драки, ссорился с подружками. Взрослея, я старался обуздать свою вспыльчивость. В этом мне очень помогла профессия – очень скоро я осознал, что лишь неукоснительная самодисциплина позволяет делать деньги из месяца в месяц, а потому мне необходимо обдумывать свою реакцию на события, а не опрометчиво следовать первому же порыву. В наших отношениях с Карен я был образцом терпимости и терпения. Однако гнев по-прежнему жил в моем сердце, только затаился в самом глухом его уголке.

Чем больше я об этом думал, тем яснее и четче становился объект той ярости, что пробудила во мне гибель Ричарда, – ублюдок, который его убил. Я молил Бога, чтобы полиция его нашла.

Полиция вела расследование весьма тщательно. Компанию «Харрисон бразерс» посетил инспектор Керр, который побеседовал с Карен и Грегом; он, судя по всему, также предпринял поездку в Годэлминг и говорил с грозной Дафни Чилкот. Конечно, для того, чтобы нас отсеять. У меня не было никаких сомнений в том, что полицейские проверили и всех других, чьи имена я назвал им в Керкхейвене.

А телефонные звонки меня просто замучили. Звонил сержант Кокрин, сообщивший, что эксперты закончили работу в доме Ричарда и я могу заходить туда в любое время, когда пожелаю. Следствие, однако, продолжается, хотя, по его словам, зацепок у них оказалось не так уж и много.

Я позвонил в Купар поверенному, чтобы навести справки по поводу разных свидетельств и других необходимых документов. К моему разочарованию, он заявил, что, хотя вскрытие тела Ричарда и произведено, выдать мне его для погребения нельзя, поскольку адвокат будущего ответчика может затребовать повторную экспертизу. А поскольку ответчика пока не существовало, до появления оного с похоронами мне придется подождать.

Мне позвонил Грэм Стивенс, юрисконсульт из эдинбургской фирмы «Бернс – Стивенс», и познакомил с содержанием завещания Ричарда. Брату принадлежало восемьсот тысяч из двух миллионов акций «Фэрсистемс», то есть сорок процентов компании. После сообщения о его смерти цена акции упала до четырех с половиной долларов, таким образом, этот пакет номинально стоил около трех с половиной миллионов долларов. Эта сумма была поровну поделена между нашим отцом и мною. Из другого имущества, представлявшего хоть какую-то ценность, остался лишь Инч-Лодж, который Ричард завещал мне. К счастью для меня, оказалось, что весьма крупную сумму, за которую Ричард заложил дом три года назад, чтобы временно покрыть потребности «Фэрсистемс» в наличных средствах, можно было возместить за счет выплат по его полису страхования жизни.

Честно говоря, обладателем почти двух миллионов долларов я себя не ощущал. Дело в том, что Ричард также подписал обязательство не продавать свои акции в течение двух лет после их размещения. Кроме того, сбыть столь крупный пакет через посредника было практически невозможно. Чтобы получить деньги, необходимо избавиться от всей компании целиком. К тому же у меня не было никакой уверенности, что через восемнадцать месяцев «Фэрсистемс» все еще будет существовать.

Еще один телефонный звонок последовал в среду вечером, как только я вернулся домой. Голос незнакомый, громкий, властный и с явно американским акцентом.

– Марк Фэрфакс?

– Да.

– Добрый день, Марк. Это Уолтер Соренсон. Друг вашего отца и, полагаю, Ричарда.

С Уолтером Соренсоном я никогда не встречался, но знал о нем многое. Отец познакомился с ним в шестидесятых годах, когда работал в Стэнфорде. Соренсон был преуспевающим физиком и знаменитым в студенческом спорте футболистом – сочетание редкостное даже по тем временам. К началу семидесятых он стал весьма уважаемой и авторитетной фигурой в компьютерной индустрии, завоевав себе репутацию наставника и покровителя юных гениев, день и ночь просиживавших в гаражах Силиконовой долины. В середине семидесятых он на пару с одним из таких вундеркиндов основал компанию под названием «Сисеро сайнтифик» и занялся производством компьютерных программ. Спустя несколько лет продал свою долю со значительной прибылью. В настоящее время он числился не обремененным какими-либо обязанностями членом правлений группы стремительно развивающихся в Америке и Европе компьютерных компаний. Когда в прошлом году «Фэрсистемс» разместила свои акции в НАСДАК и ей срочно потребовался внушающий доверие председатель, отец порекомендовал Ричарду обратиться к своему старому другу Уолтеру Соренсону.

Соренсон охотно согласился занять почетную должность. Виртуальная реальность была сверхмодной новой технологией, а от Гленротса до поля для гольфа в Сент-Эндрюсе всего сорок пять минут езды.

Ричард тогда признался мне, что видит в Соренсоне полезного советчика и воспринимает его как источник вдохновения. И опыт «Фэрсистемс» мог в ближайшие несколько недель весьма пригодиться.

– Жаль, очень жаль вашего брата. Он был отличным парнем и блестящим ученым. Наша отрасль без него много потеряет. – Голос Соренсона звучал искренне, и я почувствовал прилив гордости за своего брата. – Я двадцать лет проработал с предпринимателями в Калифорнии и могу утверждать, что Ричард даже лучшим из них ничем не уступал.

– Спасибо.

– Думаю, вы понимаете, что известие о его смерти нанесло «Фэрсистемс» тяжелый удар. Они совершенно растерялись, не знают, что делать. Я поручил двоим сотрудникам администрации, Рейчел Уокер и Дэвиду Бейкеру, временно исполнять обязанности управляющих-содиректоров. – Деловой тон Соренсона вселял уверенность в той ситуации, которая особенно этого требовала. – Вам, вероятно, известно, что я постоянно живу в Штатах, однако на следующей неделе планирую приехать в Гленротс и во всем разобраться.

– Отлично, – обрадовался я.

– Теперь вы с вашим отцом являетесь самыми крупными акционерами. С положением дел в компании знакомы?

– Не очень, – признался я. – То есть я знаю, чем она занимается, но в Гленротсе никогда не бывал. Деньги в ее акции я вложил скорее для того, чтобы поддержать Ричарда.

– Ладно, по-моему, было бы неплохо, если бы вы приехали в Гленротс и провели с нами какое-то время. Сможете?

– С удовольствием. Я и сам собирался поехать туда на следующей неделе, чтобы разобраться с вещами Ричарда.

– Вот и славно. Я буду в Шотландии в воскресенье. Хочу поиграть в гольф в Сент-Эндрюсе. Может, присоединитесь? Там и познакомимся поближе.

– Договорились, – согласился я. – Значит, увидимся.

В субботу я отправился на машине в Керкхейвен. В своем «БМВ» я чувствовал себя гораздо уютнее, нежели в переполненном самолете, где с обеих сторон меня окружали бы посторонние люди, не дающие остаться наедине с моим горем.

Боба Форрестера я предупредил, что не знаю, как долго буду отсутствовать на работе. Он не возражал против моего отъезда – откровенно говоря, пользы от меня сейчас было мало. Эду я оставил подробные инструкции, какие бумаги продавать если на рынке произойдут изменения в ту или иную сторону.

Когда я через мост Форт попал в Файф, солнце уже стояло совсем низко над устьем реки. Я миновал скучные серые ряды каменных коробок, которые именовались городом Коуденбитом, свернул к югу от Гленротса и, проехав еще с милю, очутился в Керкхейвене. По дороге заскочил в полицейский участок за ключами от дома Ричарда.

Добравшись до Инч-Лодж, отпер дверь, вошел и осмотрелся. Здесь все напоминало о брате. Безукоризненная чистота и порядок, ничего лишнего. Сначала я заглянул на кухню. Мебель там была старая и деревянная. Огромный дубовый стол, за которым по воскресеньям мы сиживали за неспешным завтраком, просматривая газеты и лениво болтая о том о сем. Через окно лились лучи вечернего солнца, отраженные слегка волнующимся морем. Я вернулся в прихожую, откуда пара ступенек вела в гостиную. Взгляд мой упал на камин, и при виде аккуратно сложенных в корзину наколотых дров лицо у меня невольно сморщилось, как от боли. Комната была обставлена предметами, которые я помнил еще с детства. Дедушкины часы, полка, письменный стол мамы – все перевезено из нашего дома на Бенбери-роуд после маминой смерти. Я провел рукой по стенке часов и улыбнулся, на ней еще сохранились зарубки, которыми я в шестилетнем возрасте отмечал дни, проведенные в плену у пиратов.

По стенам были развешаны фотографии морских птиц. Сам Ричард ими не интересовался, но они были предметом страстного увлечения нашего отца, и Ричард вместе с ним мерз в самых глухих уголках побережья, выслеживая пугливых голенастых цапель. Эти снимки отец дарил нам из года в год, у меня дома, правда, на стенах нет ни единого, свое равнодушие к птицам я не только не скрывал, но и демонстративно подчеркивал.

Среди этих фотографий встречались и другие. Свадебный снимок наших родителей. Портрет мамы, на нем она выглядит совсем больной и изможденной. Мы с Ричардом. Ричард со своей подружкой в Гималаях. Повсюду книги и журналы, в основном связанные с компьютерным делом.

На софе обложкой вверх лежала раскрытая биография Билла Гейтса, миллиардера и основателя компании «Майкрософт». Я поднял книгу. Ричард добрался до третьей главы.

Из окна мне были видны Инч и на ее противоположном берегу приземистая церковь могучей каменной кладки, с острым шпилем. Вид этот частично заслоняла задняя стена лодочного сарая. Я отправился в прихожую на поиски ключа. Там, где ему положено быть, на крючке возле двери, я его не нашел. Полицейские, конечно, не знали, куда им следует повесить ключ от мастерской. Обнаружил я его на одной из кухонных полок. Вышел на улицу, обогнул дом и направился к светлеющему недавней побелкой строению. На пороге остановился и набрал полную грудь воздуха.

Когда я вошел в сарай, в глаза мне сразу бросилось пятно серого бетона в шести футах от двери, где я почти неделю назад в последний раз видел Ричарда. Кусок покрывающего пол вытертого ковра в этом месте был вырезан. Я отвел глаза и осмотрел мастерскую. Несмотря на то, что здесь поработала полиция, в ней по-прежнему царил полнейший кавардак: груды макетных плат и монтажных стендов, мониторы, разъемы, разобранные головные телефоны и компьютеры, обрывки и мотки проводов, бумаги, бумаги, бумаги... Я-то знал, что это – тщательно организованный хаос. Еще несколько лет назад Ричард с гордостью провел меня по мастерской, подробно объясняя, что и где у него лежит. Он любил думать среди этого беспорядка, торопливо записывая мысли на клочках бумаги, хватая в руки паяльник, чтобы перенести пришедшую в голову схему на макетную плату, отлаживая разработанную программу. У окна стоял компьютер «Компак-486», потемневшая клавиатура истерта от частого употребления. Я представил себе, как Ричард, просиживая за ним часами, бился над какой-нибудь немыслимой проблемой, которая большинству из нас недоступна даже для понимания, не говоря уже о решении. Многие знаменитые компьютерные компании, в том числе «Хьюлетт – Паккард» и «Эппл компьютер», начинали свой путь в гаражах. Ричард не хотел следовать их примеру, «Фэрсистемс» родилась в лодочном сарае.

Внезапно меня охватил озноб. Я вышел из мастерской и тщательно запер за собой дверь. Больше возвращаться сюда я не хотел.