"Житие Иса. Апокриф" - читать интересную книгу автора (Мазуркин Александр)

23

—Не зря ли мы здесь убиваем время, коллега? — затеребил бородку Зер, обращаясь к Сиду, смотревшему на отходящее воинство Лия Восьмого. Тот, не удивившись неожиданному вопросу, повернулся к академику:

— А что еще мы сейчас можем делать?

— Мы же с вами физики…

— Не только физики. Мер — медик, Геф — металлург.

— Дальше можно не продолжать — состав экспедиции мне известен. Но ведь главное-то уже сделано, условия перехода определены. И если бы не этот круиз на Север, то сейчас мы спокойненько сидели бы у себя и занимались теорией, — разошелся Зер, забыв, что инициатором похода на Север был он сам И что, кроме главного перехода, нужно было проверить предположения относительно дополнительной точки.

— Экспедиция комплексная…

— И поэтому необходимо швырять бомбы в рыцарей, как было на пути сюда, или отбивать штурм какой-то мрази в этом замке?

— Позвольте мне, — вступил в разговор Грез, — ты не прав, Зер, ты забыл о нас, а мы — люди, а не букашки, которых у вас изучают под увеличительными стеклами. И нам нужны помощь и совет, ты же видишь, какую черноту двинул на землю Лий Восьмой.

— Я не прав, — досадуя на свою вспышку, сразу остыл Зер, — но не столько Лий, сколько твой бывший коллега.

— Вы, ушедшие вперед, знаете, к каким страданиям это может привести, так помогите же…

— Для дискуссий время еще будет. А сейчас — почему прекратился штурм, не слишком ли легко мы отбились? И Лий Восьмой почему-то не двинул главные силы, — вернулся к насущным делам Сид.

— Без у ворот, сейчас поднимется, — проследил путь коменданта Зер. Снизу, из жерла башенной лестницы, во вдруг наступившей тишине раздавались, как выстрелы, уверенные шаги.

— Докладываю, — спокойно сообщил Без, — противник отошел и просит принять парламентеров.

Все удивленно переглянулись.

— Цель? — вскинул бороду Сид.

— Со мной и Мартом говорить отказались, просят встречи с тобой.

— Ну что ж, пойдем переговорим.

— Не торопись, Сид, позволь дать совет: когда враг чего-то просит, пусть просит там, где удобней тебе. Пусть они поднимутся на башню. Здесь за ними присмотреть легче.

— Нам ли бояться.

— Грез говорит дело, — поддержал Без предложение Греза.

— Ладно, ведите их сюда, — не стал спорить Сид.

Без вызвал наверх Нави с резервом и организовал охрану.

— Ба, да это же кавалер Лак! — удивился Грез, узнав в старшем парламентере черного офицера. Но тот даже головы не повернул в его сторону. Лак молча вынул из ножен меч и положил к ногам бесстрастного Сила. После этого черный офицер опустился на колени. То же проделали два его спутника в белом. Шевеление прекратилось.

— Государь, — начал кавалер Лак, не поднимая головы и не видя протестующего жеста Сида, опешившего от такого начала, — государь, — повторил он, — не знаю, с чего начать.

— Попробуй с начала, — не удержал ехидной подсказки Зер. Но Сид положил руку на плечо академика и кивнул парламентеру:

— Продолжай, мы внимательно слушаем.

— Прости нас и пощади…

Сид недоуменно поднял глаза, однако не прервал Лака.

— Пелена застлала наши глаза, когда мы подняли руку на тебя и твоих… — тут черный офицер, видимо в спешке плохо отрепетировавший роль, потерял нужное слово.

«Подручных», — опять чуть не сорвалось у Зера.

Но Лак наконец нашел нужное выражение:

— …твоих последователей. Теперь пелена спала. Мы повязали смутьянов и вероотступников. И ждем твоего слова.

— Кого же вы повязали?

— Лия Восьмого и серого министра Миса, государь.

— У меня есть имя. И ни в какие государи я не мечу.

— Помилуй, — не вставал с колен Лак, — прими власть, один ты можешь спасти нас от разброда и неверия.

— Да встаньте же вы, наконец, — поднял парламентеров Сид, — и скажите, давно ли эта идея пришла в ваши головы?

— С приходом этого проходимца Миса, но и раньше свет начал брезжить в наших душах. И если бы ты сказал, кто ты, мы бы давно пошли за тобой, — покривил душой кавалер Лак — только накануне недовольные Мисом бароны перетянули Лака на свою сторону и толкнули на арест императора и первого министра. А заодно устроили большое кровопускание Мисовой сермяжной гвардии. О, кавалер Лак быстро смекнул, какие выгоды можно извлечь из этого заговора, особенно если первым склонить свою голову перед живым богом Исом.

— Мы подумаем. А ты возвращайся. Сними осаду замка, отведи войска. И распусти сермяжную Мисову гвардию.

— Значит, командовать мне? — кинул меч в ножны и поднял черный серп бороды Лак.

— Если то, что я сказал, что-нибудь значит…

— Это значит все! — С этими словами Лак повернулся и, сопровождаемый своими оруженосцами, опустился в темноту башенной лестницы.

— Зачем ты это сделал, можно ли давать власть этому авантюристу? — мрачно бухнул Геф.

— А что делать? Послать кого-нибудь из нас, не знающих обстановки, чтоб обратно принесли со стрелою между лопатками? Этот, по крайней мере, снимет осаду и разгонит Мисову черную сотню.

— Серую.

— Не в названии суть. А нам нужно решить, что делать дальше. Нави, пошли за Мартом, его светлая голова не будет лишней на совете.

— О, ты снова говоришь языком пророков!

— Извини, Зер, с кем поведешься…

Сид уселся между зубцами, спиной к низкому солнцу — к вечеру разбросало облака и даже сорное мелколесье вокруг замка заблестело желтой с красным листвой. Впрочем, Сид только скользнул по этому великолепию взглядом, перед тем как устроиться на своем месте, теперь же он видел только своих друзей, усевшихся кто на чем, лицом к нему, так что он невольно оказался на возвышении.

— Президиум выбирать не будем? — осведомился Зер.

— Нет, — не принял шутки Сид, — кто первый? Слово Маргу! Говори с места.

— Силу надо принять власть. Тогда можно будет раздавить остатки Мисовой своры. Поставим своих людей, дабы придавленная змея вновь не подняла головы. И вырывать нужно с корнем.

— Каким инструментом, не топором ли? — осведомился Зер.

— И топором.

— А чем мы будем отличаться тогда от Лия Восьмого и Миса? — полюбопытствовал Зер.

— Тем, что инструмент этот употребим в интересах большинства, — выдвинулся вперед Грез.

— Я — отказываюсь, — спрыгнул с парапета Сид.

— И правильно делаете, — раздался со стороны удивительно знакомый голос, — ибо ни в императоры, ни в председатели вы, Исидор Сергеевич, явно не годитесь. Да вас на это никто и не уполномочивал.

Все разом повернулись на голос — из расплывшейся на мгновение каменной кладки вышел начальник Звездного предприятия Борис Африканович Парфенов в новом пиджаке и строгом галстуке, сопровождаемый своей неизменной секретаршей — знойной Анной Ивановной. И Зер — Измаил Алексеевич Зерогов — по единому взгляду отчаянной секретарши понял, что она здесь ради него.

Таким образом, точка, ради которой они двинулись на Север, была найдена с другой стороны. И эффект превзошел все ожидания.

«Что же все-таки утверждает автор? Допустимо ли вмешательство извне в исторический процесс? Между тем это вопросы далеко не праздные…» — написал один весьма озабоченный этой проблемой человек.

Но проницательный читатель уже догадался, что эта крайне актуальная проблема автора ничуть не тревожит. И с чувством душевной неловкости он признается, что в научном отношении сия повесть недостаточно обоснована — будь она обоснована достаточно, мы бы уже общались с этими… тау-китянами, тем более что по некоторым данным они очень радушны!

Итак — того нет, этого нет.

Мистики тоже нет — черт в начале повести ненастоящий! Так что же есть?

Выяснить это — задача читателя.

Мурманск, 1973 г.

Своевременные мысли

Спорить можно с единомышленником. Например, на тему: сколько чертей уместится на острие иглы — сто тридцать тысяч или сто тридцать тысяч семьсот? Ибо для этого нужна уверенность, что черти существуют.

И все-таки.

Есть старый анекдот о человеке, вообразившем, что у него стеклянный зад. Его лечили. И перед выпиской пациент здраво рассуждал об экономике, о политике, даже об искусстве. Когда же ему предложили присесть, пока напишут заключение о выздоровлении, он ответил, что боится разбить свой стеклянный зад.

Включаю телевизор. Идет: «НЛО — необъявленный визит». Бородатые и безбородые кандидаты разных наук рассказывают о своих исследованиях. Интересно. Особенно когда красивая женщина говорит, как она (эфирная субстанция!) выходит из своего тела и попадает в иные миры через окна в космосе. Рассказы прерываются фрагментами из иноземного фантастического фильма.

Разворачиваю «Литературную газету» от 18 августа 1990 г. «Научная среда», руководимая Олегом Морозом. Выясняется, что этого нет, потому что этого не может быть никогда (утрирую, конечно, но все сводится именно к этому). Похоже его отношение и к разным хилерам. Я тоже против околонаучной возни, переходящей в кликушество. Однако камни, вопреки мнению французских академиков восемнадцатого века, все-таки падают с неба. И конечно, интересно знать: откуда? Думаю, и эти «камни» не последние. И это нужно всерьез изучать.

Недружелюбна ко всему такому и церковь.

Любопытно, не правда ли?

Еще интереснее — «Литературная газета» от 25 июля 1990 г. На перекрестке мнений — «Зачем было ссориться с Богом».

Олег Мороз — Эдуард Филимонов.

О.Мороз: Очевидна прямая связь между всеобщим падением нравственности, всеобщим цинизмом, половодьем аморализма, преступности, с одной стороны, и утратой религиозной веры — с другой.

Э.Филимонов: На мой взгляд, это поверхностная точка зрения, уводящая в сторону от анализа истинных политических, экономических и социальных причин, поразивших нас бездуховности и безнравственности,

Не собираясь вдаваться в подробности этого боя с тенью — поскольку, оказывается, О. Мороз — атеист! — хочу отметить вот какую штуку: так как О. Морозу очевидна прямая связь между падением нравственности и безрелигиозностью, то получается — для не достигших уровня морозовского интеллекта необходима религиозная вера. Сам же О.Мороз в этом не нуждается; вероятно, он, и без этого достаточно нравственен.

Нет ли в этом неуважения к людям, в том числе к верующим?

Журнал «Слово» № 8. Сергей Харламов. «Теряя форму, гибнет красота». У П.Флоренского есть слова, на первый взгляд непонятные. Сатана — обезьяний бог. Стало быть, получается, что те, кто принял теорию Ч.Дарвина о происхождении человека и согласился, что произошел от обезьяны, тем самым отказался, понятно почему, признать в себе образ и подобие Божие, а значит, стремление к совершенству, к высшему идеалу добра, святости, красоты. Трудно без светлой небесной мечты достигнуть совершенства, гармонии и счастья в мире. Становится понятным наконец, кто является покровителем тех, которые ведут свою родословную от обезьяны.

Вспоминается известный вопрос к Гексли: с какой стороны он происходит от обезьяны — со стороны бабушки или дедушки? И его ответ епископу Уилберфорсу: «Человек не имеет причины стыдиться, что его предок — обезьяна. Я скорее бы стыдился происходить от человека суетного и болтливого, который не довольствуется сомнительным успехом в собственной деятельности, вмешивается в научные вопросы, о которых не имеет никакого представления, чтобы только затемнить их своей риторикой и отвлечь внимание слушателей от действительного пункта спора ловкой спекуляцией на религиозных предрассудках…»

Ну и что?

А вот что. Хочу процитировать Сахарова. Он сказал это по другому поводу, но… «Могут сказать, что национализм Солженицына не агрессивен, что он носит мягкий, оборонительный характер и преследует цели спасения и восстановления одной из наиболее многострадальных наций, Из истории, однако, известно, что идеологи всегда были мягче идущих за ними практических политиков!»

Так!

В 1987 году в одно из московских издательств, как принято говорить «хороших», попала рукопись фантастики. Рецензия (1988) была положительной: «…автор дает точный психологический рисунок характеров. Хорош сам главный герой с его искренностью, порывистостью, увлеченностью, с развитием его человеческой сущности от героя — к мудрецу. Хороша молчаливая и деятельная героиня. Обаятелен „элегантно-взбалмошный“ академик З.Колоритны образы Г. и Н. Но за внешней формой приключенческой повести, написанной живо, увлекательно и остроумно, просматриваются серьезнейшие вопросы философского, мировоззренческого плана. Сквозь любопытно трансформированный мифологический сюжет по-новому повернуты и переплетены проблема истории с ее скоростью продвижения вперед, проблема возникновения и функционирования религии и многие другие насущные вопросы современности».

Рукопись «не пошла» по не зависящим от издательства причинам.

Чуть раньше была другая рецензия: «…данное произведение не отталкивается и не противостоит какой-либо конкретной религии и ее конкретным догматам. Можно лишь предположить по некоторым штрихам повествования, что здесь подразумевается вероучение, близкое к христианству, хотя и имеются принципиальные отличия… но прямой ссылки на христианство нет… Не встречается указаний на то, что распространители этого вероучения — Мессия и его апостолы, что герой произведения — Христос и т.д. … Нет указаний и о времени и месте событий».

В 1990 г. от Р.X. рукопись вновь оказалась в том же издательстве. И теперь «не пошла» по причинам, от него зависящим.

Да, фантастический роман…

Итак — рецензия 1990 г. Из того самого издательства: «…Автор, судя по роману, активно враждебен к религии, его вера лежит в пределах догм материализма… Н.А.Бердяев, например, называет материализм как „самую низшую форму философствования“. Автору, конечно, до философии далеко, но он пытается устами своих героев рассуждать на те или иные вопросы морали. Какие же доводы может он привести (за исключением того голословного охаиванья, которое мы слышали в школе) в защиту своих убеждений, поливая грязью одну из величайших религий в истории человечества? Христианство подняло человека с колен, в толковании автора, поверив в Бога, в истину, в идеал, человек стал рабом. Христианство сказало человеку, что он обладает правом выбирать между добром и злом, что только христианство провело грань между божественным, высшим в человеке и его низкой животной природой и назвало пути преодоления в себе этой „низости“„. Далее: «…я не могу отнестись к произведению иначе как к невежественной вульгаризации Евангелия… Автор как-то опоздал с написанием своего произведения. В 20—30-х годах нашего века его произведение, может быть, и приветствовали бы в России. Разрушение святынь тогда было очень популярно. Теперь же, похоже, общество обратилось к созиданию и духовные запросы его возросли. Мы имеем действительные шедевры трактовки образа Христа (Л.Андреев, Ф.М.Достоевский)“.

В 30-е годы нашего столетия бдительные люди усматривали на обложках тетрадей контрреволюционную символику. Правда, для этого картинку нужно было рассматривать под определенным углом и обладать должным воображением. А еще более внимательные люди в крестообразной бородке ключика для портфеля предполагали тщательно замаскированный предмет культа.

Любопытно.

Обаятельный — иначе не назовешь — священнослужитель проникновенно говорит о нравственности. С ним соглашаешься — и я за это. Оттого, что я атеист, я не иду на улицу резать встречных и поперечных. И не только из страха наказания. Да и по карманам не шарю (кстати, многие преступники религиозны).

Интересно у Ленина: «Умный идеализм ближе к умному материализму, чем глупый материализм». И еще — монополии на мораль у религии нет. Да и не во всем совпадает она у разных религий. И не в этом разногласие материализма с идеализмом.

Ныне савлы косяком пошли в павлы. От огульного атеизма шарахнулись в огульный идеализм. Не все, разумеется. Всегда были умные идеалисты и неглупые материалисты. Не подверженные моде.

Еще одно различие. По Тертуллиану: верю, ибо абсурдно. Я же, понимая ограниченность своих знаний, стремлюсь их преумножить. И не чужд сомнений.

Случилось мне быть в Риме. На площади «Поле цветов». У памятника Джордано Бруно. Подумал: жаль, когда жгут несогласных. И жаль, когда благочестивая паства при этом подбрасывает в костер полешки, считая это богоугодным (или безбожно-угодным, в зависимости от воззрения) делом.

Москва, 1990 г.