"Золотой торквес" - читать интересную книгу автора (Мэй Джулиан)

9

«Прыгай, Элизабет.»

Она стояла на краю обрыва над Серебристо-Белой равниной и смотрела вниз на пустынные, залитые лунным светом солончаки и на облака, клубившиеся вдали, как призрачная Голгофа. Травянистый уступ был огорожен низким парапетом. За ним живописно искривленные сосны нависали над стометровой бездной, отвесно спускавшейся к Пустому морю.

«Прыгай, Элизабет, прыгай, и да воцарится в твоей душе мир!»

– Слышите? – спросила она Бреду.

Темная фигура на каменной скамье пошевелилась. Высокий тюрбан с бахромой согласно закивал.

– Они наблюдают за мной из дворца, – продолжала Элизабет. – Хотят посмотреть, что будет, если я подойду слишком близко к пропасти.

«Прыгай, прыгай, прыгай! Это твой единственный путь к свободе! Одинокая, всеми покинутая, Элизабеднаябет, прыгай – и ты освободишься. Беги, пока не поздно. Прыгай…»

Вцепившись в парапет, она перегнулась через него. Ночной бриз принес с собой запах моря, смешал его с ароматом цветущих апельсиновых деревьев в саду Бреды. Здесь, на краю Авена, где нет притока свежей воды, дающей жизнь простейшим водорослями моллюскам, море совсем не пахнет йодом и рыбой – оно необитаемо и представляет собой огромную безжизненную массу горьковато-соленой воды.

– Они осаждали меня весь день, пытались создать соответствующий, по их представлениям, эмоциональный настрой для самоубийства. В основном по мотивам отчаяния, поруганного достоинства, старомодной паники. Но все их доводы фальшивы и абсолютно несовместимы с моей метафизической этикой. Пожалуй, если бы они избрали для меня что-нибудь вроде самопожертвования в альтруистических целях, то были бы ближе к истине, но, учитывая мое положение изгнанницы, и это вряд ли сработало бы.

Внутренний голос Бреды, бесстрастный, лишенный как интонационных пауз, так и слитности, как правило, свойственной умственной речи, раздельно проговорил:

«Разве высшая метафизическая наука вашего Содружества включала в себя обычные этические формулы?»

Элизабет пропустила вежливый утвердительный ответ сквозь барьер, который воздвигла меж собой и Супругой Корабля с момента их первой встречи, произошедшей два часа назад.

– Большинство из нас исповедовало философию развивающейся теосферы, – добавила она вслух. – Вы знакомы с этой концепцией? С основными религиозными течениями более поздних эпох человечества?

«Я изучаю вас с момента первого путешествия во времени. Некоторые из ваших философов вызывают у меня отвращение и неприязнь. И это естественно, потому что тану придерживаются простого, неразветвленного монотеизма и отвергают церковную иерархию. Мы готовы были предоставить людям полную свободу вероисповедания при условии, что их религия не будет носить воинствующего характера. Но среди твоих соплеменников были фанатики, упорно пытавшиеся смутить покой короля. Этих мы обрекли на мученичество, к которому они подсознательно стремились… Однако из всех, с кем мне приходилось сталкиваться, никто не мог пролить света на Единство Галактического Содружества. Что тоже естественно, поскольку в подобных тонкостях может разбираться лишь настоящий метафизик. И я смиренно прошу тебя просветить меня.»

– Ваша просьба невыполнима, Бреда. Юных метафизиков начинают обучать еще до рождения, а в раннем детстве процесс интенсифицируется. Этой работе я посвятила свою жизнь. Человеку с высшим метапотенциалом нужно не менее тридцати лет, чтобы в полной мере постичь Единство… Просветить, говорите?.. Вы предложили мне обследовать ваш интеллект, и я готова согласиться, что духовная связь между нами не исключена. Но ваш торквес представляет собой преграду и одновременно ловушку. Поверьте, вы заблуждаетесь, считая себя активной. Это самовнушение. А существо, не обладающее врожденными метафункциями, не сможет познать Единство, ему вообще недоступна философия Галактического Содружества.

Бреда, казалось, ничуть не смутилась.

«Однажды мой народ приобщится к вашей философии – это предопределено.»

– Кем предопределено?

«Мной.»

Элизабет отошла от парапета. С первого взгляда на Супругу Корабля ей стало понятно, что Бреда вовсе не тану, она принадлежит к иной расе. Ниже среднего роста, глаза карие с рыжеватым оттенком в отличие от голубых или зеленых у тану. Когда Элизабет подошла к ней, она тут же сняла свой фантастический респиратор. Лицо ее не поражает сверхъестественной красотой правящей расы, но довольно миловидное, хотя уже немолодое. На Бреде было платье из красной металлизированной ткани, скроенное иначе, чем свободные балахоны тану, и расшитое черным и красным бисером. Поверх платья она надела черное пальто с длинными рукавами колоколом и ярко-красной бахромой. Ее огромный тюрбан, также черно-красный, сверкал бриллиантами; к нему была прикреплена черная вуаль. В этом наряде Бреда напоминала Элизабет женское изображение со средневекового гобелена, что украшал гостиную на постоялом дворе. И вообще на всем ее облике лежал какой-то архаичный налет, совершенно несвойственный прочим гуманоидам. Она не дикарка, не вещунья, не проповедница, однако все попытки Элизабет построить более точную умственную проекцию пока что оказались тщетны.

– Можно узнать, чего вы, собственно, хотите от меня? – напрямик спросила Элизабет. – И кто вы на самом деле?

Супруга Корабля подняла склоненную голову и мягко, снисходительно улыбнулась. Впервые за все время она высказалась вслух:

– А почему вы не хотите общаться со мной на уровне мыслей, Элизабет?

– С моей стороны это было бы неосторожно. С вами сложнее, чем с другими. И мы обе это знаем.

Бреда поднялась со скамейки. Дыхание ее вновь стало затрудненным, и она надела респиратор.

– Здешний воздух, столь благоприятствующий тану и фирвулагам, для меня слишком разрежен. Пойдем в дом? Там кислородные установки, и к тому же в моей комнате ты будешь недосягаема для враждебных умов.

«Прыгай, Элизабет! Не давай двуликой Бреде себя одурачить, свернуть с единственного пути к бегству! Она хуже нас всех. Ступай опять к обрыву и прыгай, прыгай…»

– Их присутствие и впрямь становится навязчивым, – согласилась Элизабет. – Но я справлюсь.

– Значит, происки клана не опасны для тебя?

– Нет, у них не хватит сил обуздать мою волю, мое суперэго. Для этого им надо полностью расчленить личность и реинтегрировать ее на более низком, зависимом уровне. Они осаждают меня скопом, а направляют их, надо признать, довольно умело. Но все равно никто не сможет принудить меня к самоубийству… Кто они? Вы можете их опознать?

– Четверо лидеров потомства Нантусвель. Психокинезом ведает Кугал, заместитель Ноданна. Имидол отвечает за принудительные действия… его специфика – Битвы, поэтому он не слишком обременяет себя всякими головоломками. В роли медиума выступает Риганона, дева-воительница, которая спит и видит себя на месте Мейвар – забавный случай мании величия! Четвертый, целитель, думаю, представляет наиболее серьезную опасность, хотя и не одобряет принудительных мер. Это Куллукет, королевский Дознаватель, но он скорее хранит верность своей матери Нантусвель и ее потомству, чем отцу Тагдалу. В способности глубинного проникновения и умственной диагностики он уступает разве что Дионкету, Главному Целителю. Но как собственно целитель Куллукет никуда не годится… Одним словом, советую тебе не сходиться с ним близко, пока ты не усвоишь элементарную агрессивную технику.

– Спасибо за предупреждение. Одаренный оператор может проникнуть в мою автономную нервную систему, пока я сплю или нахожусь в эмоциональной прострации. Пожалуй, надо разработать специальный стержневой заслон, быть может, даже ловушку. По этой части у нас в Содружестве было много проблем, прежде чем Единство достигло высшей зрелости и вся человеческая метапсихика была подчинена общему моральному императиву. Но юных метаносителей все еще обучают приемам самообороны… так, на всякий случай.

Элизабет шла с Бредой по аллее среди апельсиновых деревьев, и в мозгу истерическим крещендо звучали грязные угрозы подвергнуть ее групповому изнасилованию, обречь на вечные муки будущих детей, посулы блаженства и воссоединения с Лоуренсом после смерти и даже запоздалые логические оправдания такого шага со ссылками на генетические последствия создавшейся ситуации.

«Элизабет, вернись! Для всех изгнанников будет лучше, если ты умрешь! Не слушай двуликую паучиху! Вернись назад и прыгай! Прыгай!»

Под деревьями валялись апельсины; видно, Бреда не пользовалась услугами рамапитеков. Аромат цедры смешивался с цветочным; деревья цвели и одновременно плодоносили. Элизабет потянулась за свисающим с ветки плодом.

Умственные призывы достигли кульминационной точки:

«Стой! Не упускай свой шанс, Элизабет! Из комнаты без дверей не сбежишь! Вернись! Прыгай! Вернись!..»

«УМРИ!»

– Хлоп-плюх-щелк-бульк! Ну слава Богу, убрались!

– Теперь они поняли, что ты в курсе их происков, – объявила Бреда в полный голос.

– Рано или поздно они должны были это понять. Лучше раньше.

– Они предпримут новую атаку, с удвоенной силой. У королевы Нантусвель более двухсот отпрысков.

– Пусть попробуют. Агрессия будет безрезультатна, даже если они тысячекратно увеличат усилия. Ох уж эти ваши торквесы! Им никогда не достичь настоящей умственной синергии! Они даже не могут сплотить силы для коллективного броска. Они примитивны и рассредоточены – не в фазе, не в фокусе, вне своего собственного кольца… Надеюсь, вам понятен мой фразеологизм.

«О высокомерное равнодушие, о жестокая гордыня!»

Элизабет проигнорировала невысказанный упрек. Сегодня все ее раздражало. Пока они шли к белой вилле, она очистила апельсин и стала есть его, дольку за долькой. Мякоть плода в лунном свете казалась темной, что еще больше усилило ее дурное настроение: кровавый апельсин.

– На недомолвках далеко не уедешь, Бреда, – довольно резко произнесла Элизабет. – Я никогда не была сильна в дипломатических играх. Хочу точно знать, на чьей вы стороне и чего хотите от меня. К примеру, что такое ваша комната без дверей?

– Ты зря боишься. Такую, как ты, в ней не удержать. Но она оградит от клана твое тело и душу. Мы… могли бы обучать друг друга. Времени у нас предостаточно, почти два месяца до Битвы, которая, по моим прогнозам, многое решит.

Оставшиеся дольки апельсина выпали из пальцев Элизабет. Она замедлила шаг на небольшой лужайке перед виллой. Дом Бреды не светился феерическими огнями, как остальные здания Мюрии, зато пленял античной простотой линий, подчеркнуто стройными стволами кипарисов. Жилище было под стать его таинственной хозяйке: ни одного входа.

Полузакрытое респиратором лицо Супруги Корабля обратилось к ней, как бы говоря: мы с тобой изгнанницы более, чем остальные.

– А что, если попытка союза двух умов окажется неудачной? – спросила Элизабет.

– Тогда ты сделаешь то, что тебе предназначено, – нимало не смутившись, ответила Бреда. – Пойдем!

Бок о бок они пересекли лужайку, взошли под портики, сквозь гладкую мраморную стену проникли в обитель покоя и мира.

Элизабет невольно вздохнула. Ее окутала умственная и физическая тишина, некогда вызывавшая у нее такую тревогу в Метафизическом институте на Денали, где врачи тщетно пытались восстановить контакт с ее регенерированным мозгом. А нынче… до чего же благодетельна тишина! Она действительно отгородила от визга, рева, гула, нелепого бормотания немощных умов, вознамерившихся в своей наивной наглости опрокинуть все ее заслоны. Конечно, ничего у них не выйдет, но уж слишком назойлива какофония… В Галактическом Содружестве в условиях подавляющей гармонии Единства она бы, может, и не заметила вторжения. А здесь до сего момента она знала лишь одно спасение: огненный кокон, последнее и страшное прибежище страдающей, эгоцентрической души.

И вдруг такое…

– Нравится тебе моя комната? – спросила Бреда.

– Нравится, – улыбнулась Элизабет.

Экзотическая леди опустила свой респиратор.

– Здесь ощущаешь спокойствие, близкое к эйфории, не только от повышенного давления кислорода, но и оттого, что вход сюда заказан всем, кроме меня и моих гостей.

Если в архитектуре дома преобладала строгость геометрических линий, то внутренние перегородки изгибались причудливыми арками и сводами, уходящими в бесконечность. Стены были окрашены в темно-синий цвет с тонкими, замысловатыми вкраплениями ярко-красного и серебряного, создающими эффект морской глубины. Внимание Элизабет привлекли две картины-проекции на космические сюжеты: одна изображала закрученную спиралью галактику, покоящуюся на огромных вытянутых руках, другая – неведомую планету, где высокие хребты перемежались озерами, залитыми лунным сиянием.

Простая темная мебель почти сливалась со стенами. На полках буфетов громоздились системы видеотелефонной связи местного изобретения; возле высоких и длинных диванов были рассыпаны какие-то бесформенные чурбачки – видимо, подставки для ног. Подсвеченный тремя синими лампочками, взору открывался на стене кусок лепнины – полуабстрактное изображение женской фигуры. В середине комнаты (вернее, на том месте, которое можно было бы считать серединой, если бы стены не приближались и не удалялись, по мере того как присутствующие сосредоточивали на них взгляд или рассеивали свое внимание) помещалось главное ее украшение – низкий овальный стол молочно-белого цвета. По обе стороны стола тянулись две низкие скамьи, на столе стояло серебряное изваяние. Элизабет приняла изваяние за модель какого-то одноклеточного организма типа радиолярии.

– Портрет моего Корабля, – объяснила Бреда. – Сядем. Для начала я расскажу тебе о нашем путешествии.

– Хорошо. – Элизабет села, до боли сцепив пальцы и удерживая в мозгу непроницаемые заслоны. На протяжении всей речи собеседницы она ни разу не взглянула ни на нее, ни на ее диковинную комнату, а задумчиво созерцала небольшой бриллиант в колечке на своей правой руке.

Давным-давно, рассказывала Бреда, в нашей далекой галактике, на маленькой планете, вращающейся вокруг желтого солнца, жила некая разумная раса. Имея одну-единственную телесную форму и одну умственную модель, эта раса достигла стадии письменной истории. За тысячелетия ее наука и техника поднялись на такой уровень, что позволили сконструировать гравитационно-магнитные аппараты, развивающие скорость, близкую к скорости света. Тогда началась колонизация соседних планет и было основано федеративное государство. Но вскоре разразилась межзвездная война, на долгие годы отделившая колонии от метрополии не только пространственными, но и культурными безднами. Лишь один из дочерних миров – моя родная планета Лин – сумел наладить ограниченные пределами нашей солнечной системы связи с космосом с помощью простейших реактивных двигателей.

На центральной планете под названием Дуат великая война также вызвала прискорбные перемены. Нарушенный экологический баланс почвы и атмосферы привел к полной трансформации климата и рельефа. На месте горных хребтов образовались огромные заснеженные пространства; над глубокими долинами с субтропическим климатом повис вечный туман. За тысячу поколений сформировалось лишь два телесных типа, в корне отличавшихся от своих предков, некогда завоевавших дочерние миры.

На территории, где проживал горный народ фирвулаги, большую часть года царила зима. Это было низкорослое, крепко сложенное племя с неразвитой, консервативной культурой и общинным укладом жизни, как часто бывает в суровых условиях. В своих заснеженных пещерах они в основном занимались ремеслами. Кроме того, фирвулаги обнаружили в себе способность к перевоплощению и психоэнергетическому иллюзионизму – подобные метафункции у вас в Галактическом Содружестве именуются творчеством.

У фирвулагов проявились также зачатки умственной речи и ясновидения, дававшие им возможность общаться с соседями, не выходя из пещеры и не подвергая себя опасности быть застигнутыми бураном. Другими словами, со временем они превратились в истинно метапсихическую, хотя и несколько ограниченную, расу и вполне процветали.

В низинах планеты Дуат преобладал иной расовый тип – высокий, стройный, белокожий, со светочувствительными глазами, приспособленными к атмосфере сильной облачности. Это племя – тану – поставило себе целью вернуться к уровню высокой технологии. В отличие от фирвулагов тану не удалось развить у себя активные метафункции, но взамен они изобрели уморасширитель, который активизировал их латентные метафункции и явился средством достижения относительного психического единства. Вот такое слабое и все же воодушевляющее подобие «умственной семьи» ты можешь наблюдать среди золотых, серебряных и серых торквесов нашей Многоцветной Земли.

Две расы, населяющие Дуат, находились в постоянном противоборстве, но серьезного ущерба друг другу не наносили, опасаясь проникать в глубь вражеской территории. Основой их примитивной религии стали ритуальные битвы. И так сменилось шестьдесят поколений, прежде чем исследователи из возрожденной Межзвездной федерации добрались до планеты Дуат.

Да… федерация вновь отвоевывала миры. А тем временем моя планета шла своим путем. Мы повторно изобрели гравитационно-магнитные двигатели и вступили в удивительный симбиоз с одушевленными механизмами, которые назвали Кораблями. Обладая уникальной способностью к телепортации, они были способны перекрывать скорость света и при надлежащей мотивации за несколько минут – максимум часов – доставляли тысячи и тысячи моих соплеменников в самые отдаленные уголки галактики. Не знаю, догадалась ты или нет, но такой мотивацией могла служить только любовь. Потому каждый Корабль получил в Супруги представительницу моей расы.

Диморфное население Дуата было принято в Межзвездную федерацию. Золотые торквесы оказались совместимы с многими, но далеко не со всеми умами гуманоидов, населявших бывшие колониальные планеты. Элита в торквесах пришла к власти, и всего лишь спустя четыре поколения наше сообщество достигло Золотого Века научно-экономической и культурной экспансии.

Но золотые времена не могут длиться вечно, и нашему также суждено было склониться к закату. Потомки первых тану и фирвулагов, ярых сторонников эндогамии, перенесли древнюю вражду в новые условия. После ряда разрушительных войн мир наконец был восстановлен, но федеративные власти объявили, что остатки чистокровных фирвулагов и тану должны отказаться от своей воинствующей религии и смешать свои гены, с тем чтобы в корне пресечь былую ненависть. Большинство населения той и другой расы согласилось с таким условием. Лишь горстка не пожелала идти на компромисс и потребовала права эмигрировать в другую галактику. В ответ ей был предъявлен ультиматум о безоговорочной капитуляции. И тогда тысяча тану и фирвулагов бежала на отдаленную планету у оконечности космической спирали и стала готовиться к последней, апокалипсической битве между собой.

Их устремлений никто не разделял; они нашли поддержку лишь у одной души, одаренной (а быть может, обреченной) способностями провидеть будущее. То была Супруга одного из Кораблей, и она предсказала кучке недовольных блестящие перспективы на ином звездном витке, на более молодой, неразвитой планете, где долгожители и мыслители изгнанники окажут благотворное воздействие на медленно формирующийся местный интеллект. Это видение было, правда, расплывчатым, однако его хватило, чтобы она предложила беглецам свои услуги и предоставила в их распоряжение своего Супруга…

Так мы очутились здесь.

А потом появились путешественники во времени.

И, наконец, пришла ты.

– Но с тобой, – призналась Бреда, – провидческие способности меня почему-то подводят. Пришествие людей с Земли далекого будущего весьма меня встревожило и, как выяснилось, не напрасно. Равновесие сил между фирвулагами и тану, сложившееся около семидесяти лет назад, быстро нарушилось. Я все еще не могу в полной мере оценить человеческое влияние. Возможно, твой друг Брайан как-то сориентирует нас на этот счет, хотя ни король Тагдал, ни кто-либо другой до сих пор не задумывались о том, что будет в случае, если анализ окажется не в пользу человечества.

– Человечеству тоже не чужды подобные сомнения, – заметила Элизабет.

– Люди дали нам много преимуществ – и не только в области науки, экономики и евгеники. Отдельные индивидуумы среди фирвулагов и тану – особенно гибриды – начали уставать от постоянных раздоров и обращать взоры к более цивилизованной философии. Скорее всего, ассимиляция латентного человечества с населением тану более чем желательна. Но ты…

– Никакой антропологический анализ не в силах оценить моего влияния.

– Возможно, было бы уместно, чтобы ты внесла свой драгоценный вклад в развитие нашей наследственности. В это верит Тагдал, а также Идона – Покровительница Гильдий, и лорд-творец Алутейн, и Себи Гомнол и еще целый ряд наших великих. Но для активных метаносителей твои гены с той же вероятностью могут оказаться нежизнеспособными… во всяком случае, так воспринимает тебя потомство Нантусвель. Что делать? Я в смущении и не знаю, к какой точке зрения мне склониться.

Такая участь неминуемо постигнет всех, кто берет на себя смелость манипулировать человеческой расой, решила Элизабет, задумчиво вертя бриллиантовое кольцо на пальце.