"Золотой торквес" - читать интересную книгу автора (Мэй Джулиан)

5

– Нет, что вы, Брайан, разумеется, не серебряный, а золотой!

Высокий, пронзительный голос Агмола, диссонирующий со столь мощным телосложением, перекрывал гомон рыночной площади, заставляя торговцев и покупателей испуганно оборачиваться. Правда, на рынке было не так уж много народу, в основном женщины. То тут, то там стройная фигура леди из племени тану в сопровождении свиты серых и рамапитеков, несущих за ней покупки и прикрывающих ее от солнца, склонялась над продукцией какого-нибудь бродячего ювелира или стеклодува. Временами на солнце сверкал серебряный торквес, но большинство сновавших по рынку были домоправители и лакеи в ливреях благородных домов. Все они либо носили серые торквесы, либо вовсе не имели никаких и занимались покупкой провизии, цветов, живой птицы, скота и прочих товаров, обильно представленных как на открытых прилавках, так и в маленьких лавчонках, что выстроились по краям торговой площади.

– Мы с Крейном это уже обсуждали, – терпеливо возражал Брайан. – Мне не нужен никакой торквес.

Он остановился у прилавка, заваленного всякой всячиной двадцать второго века: шкафчиками для посуды, баночками от косметических кремов, истрепанными книгами, поношенной одеждой, разбитыми музыкальными инструментами, вышедшими из строя хронометрами и диктофонами, различными изделиями из небьющегося стекла.

– Я так или иначе обязан помогать вам в работе. – Агмол окинул взглядом диковинки Блошиного рынка, так заинтересовавшие Брайана. – Это все барахло. Самые ценные вещи из вашей эры продаются только по специальной лицензии. Но есть, конечно, и черный рынок.

– Угу, – отозвался Брайан и двинулся дальше.

Агмол продолжал развивать свою тему.

– В золотых торквесах не предусмотрены принудительные и карающие элементы. В вашем случае, поскольку, как я понял, ваш метапотенциал весьма незначителен, торквес просто стимулировал бы телепатические способности, имеющиеся у каждого человека, и позволил бы вам общаться с нами на умственном уровне. Подумайте об экономии времени! И о семантических перспективах! Вы не упустите ни одного нюанса в своем культурном погружении. Масштаб вашего анализа в значительной мере расширится, и у вас будет меньше возможностей впасть в субъективизм…

Торговец в сомбреро размахивал перед ними вертелом с насаженными на него зажаренными птичками.

– Жаворонков не желаете, сиятельные господа? С фирменным техасским соусом чиле!

– Попкорн! – скрипела старуха за соседним прилавком. – Кукуруза нового тетраплоидного урожая! Пальчики оближете!

– Трюфели из Перигора кончаются! Не упустите случай, господа!

– Розовое масло! Апельсиновая туалетная вода! Только для вас, ваша светлость, редчайший флакон четыре тысячи семьсот одиннадцатого года!

– Фальшивка! – скривился Агмол. – Этих мошенников надо наконец призвать к порядку… Так вот, имея торквес…

– Я могу работать только в условиях полной свободы, – перебил Брайан, изо всех сил пытаясь скрыть раздражение.

Агмол примирительно пожал плечами и повел своего спутника к зданию на теневой стороне площади. «Кондитерская – Закусочная – Кафе», – гласила вывеска.

Толпа почтительно расступилась перед ними. На украшенной благоухающими цветами террасе стояли столики. Рамапитек в клетчатой красной с белым тунике засеменил к ним, раскланялся, пригласил за столик. Агмол, отдуваясь, опустился в плетеное кресло.

– Фу, какая жара! Надеюсь, Брайан, дальнейшие исследования не будут так утомительны. Я все еще не очухался после вчерашнего. Удивляюсь, как вам удается сохранять такой бодрый вид.

Рамапитек в мгновение ока поставил перед ними две чашки кофе и поднос с пирожными. Брайан выбрал себе одно.

– Я принял пилюлю. Мы тоже долго мучились, но в последние годы изобрели превосходное средство от похмелья. У меня в рюкзаке целый запас таких пилюлек. Жаль, с собой не захватил.

– Так ведь и я о том же! – простонал Агмол. – Будь у вас торквес, вы бы почувствовали, как мне плохо, и незачем было бы тратить столько слов. – Он залпом осушил чашку, и рамапитек тут же ее наполнил. – Видите, как быстро этот пигмей уловил мое желание? А ваш кофе, пока вы соберетесь его пить, остынет. Попробуйте тогда объяснить ему словами! Рамапитеки слов не понимают, с ними только так: «давай, пошел». Тем, у кого нет торквесов, приходится прибегать к языку жестов, а он эффективен, только когда дело касается простейших команд.

Брайан молча кивнул, уплетая пирожное. Таких он не пробовал даже в кондитерских Вены. С легким удивлением он отметил, что внутреннее помещение закусочной набито битком.

– Насколько я понял, золотой торквес не снимается, и, говорят, есть случаи несовместимости. Уж извините, Агмол, я не хочу рисковать своим здоровьем. И вообще, не вижу, каким образом мой статус может помешать исследованиям. В Галактическом Содружестве я и без метафункций считался компетентным специалистом, как и большинство моих коллег. Для достоверного анализа необходимы лишь надежные источники информации.

Глаза тану воровато забегали.

– М-м-да. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы обеспечить их вам. Мой властительный отец отдал по этому поводу четкие распоряжения.

Брайан старался быть как можно тактичнее в формулировках.

– Боюсь, что некоторые выводы заденут вас за живое. В подобном исследовании этого не избежать. Даже поверхностные наблюдения выявляют глубокое несоответствие наших культур.

– Мы готовы к нелицеприятным оценкам. Я лишь хочу сказать, что работу можно было бы облегчить, переведя ее на мыслительную платформу. Слова слишком тяжеловесны.

Он выпил еще одну чашку кофе, зажмурился, провел пальцами по золотому торквесу. Как правило, тану мужского пола отличались некой трансцендентной красотой; Агмол же являл собой разительное исключение. Нос его напоминал какую-то странную нашлепку, а губы в обрамлении короткой обкромсанной бороды цвета ржавчины были слишком красны и мясисты. Сходство с королем наблюдалось лишь в глубоко посаженных изумрудных глазах, сейчас, к сожалению, подернутых сетью мелких кроваво-красных сосудиков. Спасаясь от жары, он вырядился в короткий камзол без рукавов, бело-голубой с серебром

– геральдические цвета Гильдии Творцов. Руки и ноги его покрывала густая и жесткая рыжевато-коричневая поросль.

– Бесполезно, ничего не помогает. – Агмол постучал себя по лбу костяшками пальцев. – Сливянка мстит за себя. Вы мне дадите про запас одну-две пилюли, старина?

– Разумеется. А в своем исследовании постараюсь быть возможно более беспристрастным. Вероятно, при настоящем положении вещей работа займет немного больше времени, и все же, думаю, мы с вами поладим.

– Со мной можете говорить напрямик. – Агмол сокрушенно поцокал языком. – Я не столь чувствителен, как мои собратья.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, во-первых, помогать вам – мой долг и большая честь. А во-вторых, поскольку я полукровка, кожа у меня гораздо толще, чем у м-м-м… коренных представителей секты изгоев.

– Вы – сын женщины?

Агмол импульсом отпустил рамапитека и откинулся на стуле.

– Она носила серебряный торквес. И была скульптором из Уэссекса. Я унаследовал ее латентность и творческую энергию. Но она была слишком эмоциональна, чтобы долго прожить на Многоцветной Земле. Я – ее единственный ребенок.

– А если начистоту, в вашем обществе существует предубеждение против потомства смешанных браков?

– Да, что есть, то есть. – Агмол нахмурился, затем тряхнул головой. – Черт бы их побрал… эти слова! Старожилы нас презирают, но их презрение окрашено побочными чувствами. Тела наши не столь совершенны по форме, зато физически мы сильнее. Большинство чистокровных тану не умеют плавать, а мы чувствуем себя в воде как рыбы. К тому же гибриды весьма плодовиты, хотя у чистокровных либидо более ярко выражено. А еще мы с меньшей вероятностью порождаем фирвулагов и «черных торквесов»… – У него вырвался натужный смешок. – Понимаете, Брайан, гибриды являются усовершенствованными экземплярами оригинальной модели, потому нас и недолюбливают.

Не находя, что сказать, антрополог глубокомысленно хмыкнул.

– Как вы можете заметить, внешне я почти ничем не отличаюсь от чистокровного тану: светлые волосы и кожа, типичные светочувствительные глаза, удлиненный торс, очень тонкие конечности. А вот растительность на теле – это уже человеческое наследство, как и более крепкий костяк и мускулатура. Немногие чистокровные тану могут похвастаться развитыми мышцами… Даже король, даже наши герои. Там, в родной галактике тану, могучее телосложение вообще считалось анахронизмом, рудиментом грубого происхождения расы.

– Однако же изгнанная секта намеревается возродить наследственность – вот что любопытно.

Подбежал рамапитек, промокнул Агмолу вспотевший лоб чистой салфеткой. «Да, – подумал Брайан, – какая жалость, что я оставил алдетокс во дворце!»

– Видите ли, друг мой, старожилам нелегко смириться с тем, что человеческие гены оптимизируют их выживание на Земле. Физическая сила гибридов их оскорбляет. Они очень горды и – как это ни абсурдно – даже побаиваются нас, полукровок.

– Такие умонастроения нередки и в нашей эре. – Брайан проглотил последний кусочек пирожного и допил кофе. – Мы отсюда сразу отправимся к лорду Гомнолу?

Агмол усмехнулся и тронул свой золотой обруч.

– Вот вам еще преимущество торквеса! Одну минуту!

Потомок обезьяны с умными грустными глазами неподвижно стоял у стола. Пока Агмол объяснялся с кем-то по телепатической связи, Брайан порылся в карманах в поисках выданных ему накануне мелких монет и, вытащив горсть, протянул на ладони официанту. Пальцы рамапитека лениво выудили две серебряные. «Может, чаевые здесь давать не принято?» – спросил себя Брайан, оглядываясь по сторонам. За столиками не было ни единого посетителя без торквеса. Голошеим, видно, приходится довольствоваться залом самообслуживания, где на крайний случай есть кому принять словесный заказ.

– Хорошие новости, коллега! – воскликнул Агмол. – Лорд Гомнол свободен и готов лично показать вам свои лаборатории! О, вы, я вижу, расплатились. Позвольте все-таки мне…

Рамапитек издал радостный вопль и зашлепал губами от удовольствия.

– Интеллектуальная щедрость, Брайан.

– Мне следовало бы догадаться.

Агмол нанял экипаж, и они поехали по широким бульварам мимо лавчонок и чистеньких домиков на северную окраину города, где размещалась Гильдия Принудителей. В окраинных постройках Мюрии не было и намека на стиль эпохи Тюдоров: все дома здесь отличались классической строгостью линий, почти дорическим стилем. Белые и пастельных тонов массивы оттеняла пышная растительность, за которой заботливо ухаживали вездесущие рамапитеки. Человеческие обитатели столицы – ремесленники, торговцы, военные, чиновники – выглядели сытыми и процветающими. Отбросами общества были, пожалуй, нищие на рынке, погонщики и путешественники, прибывшие из провинции, но и они со временем могли приобрести должную респектабельность. Брайан не заметил никаких следов эпидемий, лишений или плохого обращения с людьми, не имеющими торквесов. По крайней мере, на первый взгляд в Мюрии царила полная идиллия. Агмол сообщил, что общая численность постоянного населения сравнительно невелика: около четырех тысяч тану, несколько сотен людей, носящих золотые торквесы, около тысячи серебряных, тысяч пять серых и шесть или семь тысяч голошеих. Рамапитеки превышали человеческое население по меньшей мере втрое.

– Каждый, в ком течет кровь гуманоида, именуется тану, – объяснял дюжий социолог. – Официально никакой расовой дискриминации нет. И, естественно, человек в золотом торквесе приравнивается к тану. Во всяком случае, теоретически.

Брайан подавил усмешку.

– Очевидно, поэтому вы так настаиваете, чтобы я надел торквес. Братия голошеих, судя по всему, считается деклассированным элементом. Вы заметили, как рыночные торговцы на меня косились?

– Любой уважаемый гражданин знает, кто вы такой, – заявил Агмол, напуская на себя чопорность. – Остальные не в счет.

Некоторое время они ехали молча. Брайан все гадал, отчего король так заинтересован в антропологических исследованиях, и радовался, что Агмол не может читать его мысли.

Экипаж приблизился к красивому архитектурному ансамблю на берегу Каталонского залива. Здание штаба Гильдии Принудителей, выстроенное из белого, голубого и желтого мрамора, приютилось во внутреннем дворике, выложенном абстрактной мозаикой. На фоне лазурной черепичной крыши золотом сверкали водосточные трубы. Вооруженные часовые в серых торквесах и доспехах из голубого стекла и бронзы неподвижно застыли в арочных проемах и возле каждой двери. Когда коляска въехала во двор, стража, повинуясь телепатическому сигналу Агмола, приветственно вскинула алебарды из небьющегося стекла. Один из алебардщиков выступил вперед и проследил, чтобы извозчик человеческого происхождения не сшивался во дворе Гильдии, после того как высадит своих почетных пассажиров.

– По-моему, служба безопасности здесь налажена даже лучше, чем во дворце, – заметил Брайан.

– В здании ведутся работы над торквесами, поэтому оно в каком-то смысле средоточие всего королевства.

Они вступили в прохладные коридоры, бдительно охраняемые живыми статуями; по-видимому, их серые торквесы рассеивали скуку стояния на часах. Где-то трижды громко прозвонил колокол. Брайан и Агмол поднялись по лестнице к двустворчатой бронзовой двери. Четверо часовых приподняли тяжелый резной засов, пропуская исследователей в приемную. Там за столом, оборудованным сверкающими хрустальными приспособлениями, сидела необыкновенно красивая представительница гуманоидной расы. При взгляде на нее Брайан почувствовал, как что-то ледяной иглой впилось в его зрачки.

– Во имя всемогущей Таны, что с тобой, Мива! – раздраженно воскликнул Агмол. – Неужели я привел бы сюда врага? Доктор Гренфелл облечен доверием самого лорда Дионкета!

«Да ну?» – удивился про себя Брайан.

– Я только выполняю свой долг, брат-творец, – отозвалась женщина, которую он назвал Мивой, и повела рукой в сторону двери. Та, видимо, под влиянием психокинеза, отворилась, а красавица вернулась к какому-то эзотерическому занятию, прерванному приходом гостей.

– Входите! Входите! – раздался глубокий голос.

Они предстали перед Гомнолом, главой Гильдии Принудителей, живущим в полной изоляции от окружающего мира. Несмотря на тропический климат Мюрии, в комнате было прохладно. Несколько угольков тлели за решеткой старинного камина; стену над ним украшало абстрактное полотно, скорее всего кисти Джорджии О'Кифф. Перед камином на подушечке лежала собачка породы чихуахуа и неодобрительно смотрела на незнакомцев. На стенах, обшитых темными деревянными панелями, висели полки с фолиантами в кожаных переплетах, системами видеотелефонной связи и орденами двадцать второго века. В углу на специальной подставке Брайан разглядел копию (не мог же это быть оригинал?) роденовского «Искушения святого Антония». Большой стол в стиле позднего рококо был окружен стульями, обтянутыми кожей вишневого цвета. На столе стояли масляная лампа под зеленым абажуром, резная серебряная чернильница с гусиным пером, фруктовый увлажнитель воздуха и пепельница из оникса, полная сигарных окурков. Буфет орехового дерева по стилю гармонировал со столом и вмещал дюжину графинов, поднос с бокалами из уотерфордского стекла, сифон с содовой и небольшую жестяную коробку печенья «Кэдбери». (Любопытно, что за путешественник во времени преподнес это сокровище лорду-лакомке?) В облаке прозрачного дыма восседал Эусебио Гомес Нолан собственной персоной; на нем была стеганая куртка из золотой парчи с атласными лацканами и манжетами цвета синей полночи. Уничижительно назвав его «чертовым карликом», король Тагдал несколько преувеличил, однако до среднего роста по стандартам Старого Света лорд Гомнол все же не дотянул. Нос картошкой, безусловно, портил его лицо, зато глаза были прекрасны – ярко-синие, под длинными темными ресницами. Он улыбнулся посетителям, обнажив мелкие, ослепительно белые зубы.

– Прошу садиться, коллеги, – небрежно взмахнул он рукой с зажатой в ней сигарой.

Антрополог повиновался, внутренне недоумевая, как такой невзрачный человечек умудрился стать главой Гильдии.

Гомнол услышал его мысли.

Однажды, очень давно, Брайан плыл на небольшой яхте и попал в ураган, непонятно как вырвавшийся из-под контроля делателей погоды и докатившийся до Британских островов. После многочасовой борьбы со стихией, уже выбиваясь из сил, он увидел перед носом своего суденышка гору мутно-зеленой воды метров в тридцать высотой. Гигантская волна вздымалась вокруг яхты, наседая на нее с чудовищной медлительностью, что неминуемо должно было закончиться полной катастрофой. Подобное ощущение вызвала у Брайана и психическая сила Гомнола, подавляющая его ошеломленное, меркнущее сознание.

Как тогда штормовой вал необъяснимым образом выпустил его разбитую, но все еще державшуюся на плаву яхту, так и теперь одним резким импульсом Гомнол ослабил хватку своего разума.

– Вот так и умудрился, – пояснил глава Гильдии Принуждения. – Ну, дорогие гости, чем могу быть вам полезен?

Брайан словно издалека услышал, как Агмол излагает задачу, поставленную перед ними Верховным Властителем, и перечисляет данные, необходимые для анализа взаимодействия культур. Они очень рассчитывают, что лорд Гомнол не только осветит решающую роль торквеса в обществе, но и поделится своим личным опытом, совершенно уникальным из-за его привилегированного человеческого статуса. И если высокочтимый коллега предпочитает побеседовать с доктором Гренфеллом наедине…

Дружелюбная улыбка Гомнола потонула в кольцах сигарного дыма.

– Пожалуй, подобный вариант наиболее приемлем. Отдаю должное вашей деликатности, брат-творец. Почему бы вам не вернуться и не пообедать с нами… скажем, часа через три?.. Ну и превосходно. Заверьте вашего могущественного отца, что я окажу надлежащий прием достойному доктору антропологии.

И Гомнол с Брайаном остались наедине в тиши псевдовикторианского кабинета; психобиолог, отрезав кончик новой сигары, проговорил:

– Итак, друг мой, что могло занести вас в изгнание?

– Можно мне… выпить чего-нибудь?

Гомнол подошел к буфету и вытащил графин, наполненный почти бесцветной жидкостью.

– Есть «Глендессарри», но, к сожалению, нет эвианской воды. А может, что-нибудь местного розлива? Пять сортов виски, водка, какое угодно бренди

– любимый напиток наших братьев тану.

– Чистый «скотч» подойдет, – выдавил из себя Брайан. После глотка виски он немного приободрился. – Надеюсь, мой приход не внушает вам опасений. Видите ли, мне и самому не совсем понятна мотивация Его Величества… А в изгнание я попал по самой банальной причине – следуя за любимой женщиной. Я собирался стать рыбаком или торговцем в примитивном мире плиоцена. Интерес, проявленный захватившими нас в плен тану к моей профессии, крайне удивил меня. И я согласился на сотрудничество, поскольку мне сказали, что это единственный способ увидеть мою Мерси.

Гомес Нолан чуть прищурил левый глаз, как будто созерцая нечто летающее в воздухе перед носом Брайана.

– Так это ваша Мерси? – прозвучал загадочный вопрос. – Боже всемогущий! – Ничего не объяснив, он зажег сигару. – Пойдемте. Я проведу вас по фабрике и расскажу о найденыше.

Одна обшитая панелями стена, словно по волшебству, отодвинулась, открыв длинный, хорошо освещенный проход. Вдыхая сигарный дым, Брайан следовал за Гомнолом. Огромные бронзовые ворота сами собой раскрылись перед ними, и Гомнол быстрым, деловым шагом вошел внутрь.

– Да, – пояснил он, – я владею психокинезом, а также обладаю даром ясновидения и целительства. Не в такой степени, как принудительными способностями, но мне хватает.

Они вошли в большое помещение, заставленное рабочими столами, за которыми люди и тану, как мужского, так и женского пола, вооружившись увеличительными стеклами, занимались сборкой золотых торквесов.

– Сюда, пожалуйста, в наш главный цех. Все остальное – подсобки. Есть еще цех вспомогательной сборки – там выращивают, подвергают травлению и шлифуют кристаллы интегральных схем и монтируют их в металлический корпус. Тану привезли из своей галактики только один прибор для выращивания таких кристаллов и установку для травления, а я потом ввел несколько усовершенствований, что позволило увеличить объем производства примерно в десять раз.

Мимо прошел рамапитек, гремя тележкой со сверкающими деталями. Гомнол взмахнул сигарой, из тележки вылетело розовое облачко, попав ему прямо между пальцев.

– Этот маленький прибор моего собственного изобретения – психорегулятор для серебряных и серых. Благодаря ему носитель поступает в распоряжение золотого торквеса.

Брайан невольно вспомнил об Эйкене Драме.

Гомнол просиял.

– И впрямь любопытный экземпляр. Я не был на пиршестве, но мне уже доложили. Старая ведьма Мейвар заперла его в своем Зале Ясновидения. Но Куллукет и я просто сгораем от нетерпения его расспросить.

– Он представляет собой угрозу для истэблишмента?

– Да нет, так полагают лишь наивные умы, – рассмеялся Гомнол. – Меня он не беспокоит. Этот парень явно возомнил себя новой звездой на умственном небосклоне. Псевдоактивный идиот! Феномен весьма типичный для Галактического Содружества. Бывает, что латентные метафункции приводятся в действие в результате шока, вызванного психической травмой. Мы здесь такое уже несколько раз наблюдали, но ни один из тех эпизодов не был столь достопамятен. Временно активный статус пересиливает сдерживающие устройства серебряного торквеса. Как правило, это ненадолго: силы истощаются, и в итоге наступает полный маразм – так-то!

– Мне рассказывали о печальных случаях неудачной адаптации к торквесу. Но вы, как я понимаю, носите его уже сорок лет без всяких вредных последствий для ума.

Человек в парчовой куртке только усмехнулся, не вынимая изо рта сигару.

Брайан шел между столами, наблюдая за усердной работой и слушая пояснения своего гида. Сборщику требуется неделя, чтобы изготовить один золотой торквес, а для хрупких маленьких торквесов, надеваемых детям тану,

– еще больше. Торквесы изготавливаются четырех размеров; когда тебе надевают торквес побольше, меньший легко снимается и переходит к другому ребенку.

– А серебряные торквесы детям тоже надевают? – поинтересовался Брайан.

– Тануски не дают человеческого потомства, даже когда спариваются с мужчинами. А женщинам – золотым, серебряным, серым, голошеим – позволено иметь детей только от тану. Так что все их потомство – такие же гуманоиды. Более того, женщины крайне редко производят фирвулагов, чем выгодно отличаются от самок тану. Гибриды, как вы понимаете, резко различаются по метапсихическим способностям, но пока что все они были латентны. А со временем раса начнет производить естественно активных, подобно человеческой расе. Люди – что называется, генетическая опора тану. Сами по себе, без человеческой примеси, они еще миллионы лет не добились бы активности. Браки между тану и людьми невероятно ускорили эволюционный процесс. Имея данные о численности пришельцев, поступающих через врата времени, Прентис Браун подсчитал, что тану станут надежно активны через пятьдесят поколений. Но теперь…

– Элизабет?..

– Вот именно. Прентис Браун и я пересмотрели наследственные вероятности различных метагенотипов, основываясь на генетической структуре Элизабет, и результаты оказались воистину потрясающими. Детали вам сообщит сам Прентис Браун в Доме Творцов. Тану его называют лорд Грег-Даннет.

«Чокнутый Грегги!» – не сдержавшись, подумал Брайан.

Гомнол снова засмеялся, стиснув в зубах сигару.

– Всех нас это ждет! Пройдемте сюда. Серебряные торквесы в основном идентичны золотым. Только в производстве серых и простых, что для рамапитеков, нам удалось кое-что автоматизировать.

– А как фирвулаги вписываются в вашу генетическую модель? – спросил Брайан.

– Пока никак. С точки зрения евгеники – большое упущение, конечно. Эти коротышки – подлинные операторы, хотя их силы и ограничены. К сожалению, в обеих ветвях расы существует табу на смешение, и ни один из фирвулагов – хоть убей! – не дотронется до человека. Но мы работаем над этой проблемой. Если бы нам удалось убедить тану оставлять при себе своих детенышей-фирвулагов, вместо того чтобы передавать их «маленькому народу», то у нас появился бы шанс изменить модель сношений. Возможностей на этом пути хоть отбавляй.

В цехе для производства серых торквесов они задержались недолго. Здесь несколько прессов штамповали корпуса, а рамапитеки выполняли несложную сборку. Гомнол разъяснил, что серый торквес является вариантом прибора, который пионеры тану изначально надевали рамапитекам. Сам же он сделал кое-какие усовершенствования, что позволило превратить его в психорегулятор, пригодный для людей.

– Не скрою, у нас тоже пока существуют проблемы с торквесами, но в целом они гораздо эффективнее, чем устройства принуждения, используемые для социопатов в Галактическом Содружестве. Схемы наслаждения – боли и стимуляторы телепатической речи – наши нововведения. – Гомнол опустил глаза и каким-то невыразительным тоном добавил: – Вообще-то первое принудительное устройство я сконструировал еще в Беркли.

Брайан наморщил лоб.

– А я полагал, что Айзенман…

Гомнол повернулся к нему спиной.

– Я был молод и глуп, – жестко произнес он, – а Айзенман руководил моим дипломным проектом, но относился ко мне как к сыну – так гордился моими достижениями. У моей работы, говорил он, большие перспективы, но они могут остаться нереализованными, так как я не обладаю необходимым авторитетом, чтобы привлечь государственные средства. Другое дело, если он будет соавтором проекта. Я боготворил его, не знал, как выразить свою благодарность… Словом, работа имела сногсшибательный успех. Теперь имя нобелевского лауреата Айзенмана гремит по всему Галактическому Содружеству. Некоторые даже помнят Эусебио Гомеса Нолана, его скромного и верного ассистента.

– Понимаю.

Гомнол резко обернулся.

– Вот как? В самом деле понимаете? Всего за четыре десятилетия я создал целую культуру, проложил для этих варваров дорогу к цивилизации! А теперь, если генетические опыты с Элизабет окажутся удачными, они выйдут за пределы нашего мира и превзойдут пресловутое Единство Галактического Содружества! Любопытно, что бы сказали Айзенман и недоумки из Стокгольма, если бы узнали о таких перспективах!

«О Боже! – внутренне воскликнул Брайан, изо всех сил стараясь не пропустить в голову ни единой мысли. – Как учила нас Элизабет на постоялом дворе?.. Надо считать! Один-два-три-четыре…»

Но Гомнолу теперь было не до встревоженного разума антрополога. Его полностью занимало собственное внутреннее видение.

– Много лет назад, во время Мятежа, несколько активных метапсихологов прошли сквозь «врата времени». Но тогда мои позиции были еще шатки, а культура тану – столь нестабильна, что инициативу вырвали у меня из рук, прежде чем я начал действовать. Нынче другое дело! Со мной работают люди, разделяющие мои взгляды. Имея новое поколение операторов, мы добьемся своих целей.

«Один-два-три-четыре. Один-два-три-четыре.»

– Заманчивые перспективы, лорд Гомнол. Если вы заручитесь поддержкой Элизабет – ваше дело в шляпе. – «Один-два-три-четыре».

Психобиолог несколько расслабился. Выпустив кольцо дыма, дружески похлопал Брайана по плечу.

– Будьте объективны, Гренфелл. Это все, что от вас требуется.

Они перешли в цех сборки тестирующих приборов.

– Не хотите подвергнуть свой мозг микроанализу? – благодушно предложил Гомнол. – У нас даются гораздо более точные оценки, нежели в Надвратном Замке. Я в состоянии вывести вашу психосоциальную формулу и рассчитать латентность. Это займет всего несколько часов.

«Один-два-три-четыре».

– Боюсь, вы только потеряете время. Леди Эпона была разочарована моими результатами.

Настороженное выражение стерло улыбку с лица лорда.

– Да-да, ведь вашу группу тестировала Эпона…

Он замолчал и проследовал дальше, в лаборатории и испытательные секции. Тут Гомнол ограничился формальным обходом и не дал своему гостю четких объяснений о характере выполняемой работы. Затем они спустились по длинной лестнице в вестибюль под открытым небом, где от струй великолепного фонтана веяло блаженной прохладой, уселись за столик под тентом, и слуги-рамапитеки в голубых с золотом ливреях принесли им сангари

– охлажденный льдом напиток из вина с мускатным орехом.

– У вас в группе была молодая женщина по имени Фелиция, – заговорил Гомнол. – Она доставила всем массу хлопот. Можете вы рассказать мне что-нибудь о ней?

«Один-два-три-четыре».

Брайан поведал ему все, что мог припомнить об успехах девицы на хоккейном поле, о ее огромной физической силе и явных отклонениях от нормальной психики.

– Я не знаю, чем закончилось ее тестирование. Но способность подчинять себе животных, безусловно, свидетельствует о латентности. Странно, что Фелиция не удостоилась серебряного торквеса… Сильно она пострадала?

– Она совсем не пострадала. – Тон Гомнола был подчеркнуто нейтрален.

– Ее группа взбунтовалась по дороге в Финию. Леди Эпона, обладавшая блестящей принудительной способностью, была убита, а вместе с ней – весь конвой в серых торквесах. Пленники бежали, правда, большинство из них потом были пойманы. И все как один показали, что зачинщицей мятежа была ваша подруга Фелиция.

«Один-два-три-четыре!»

– Невероятно! И она… Вы ее схватили?

– Нет. Она и трое других из вашей группы все еще в бегах. Власти тану склонны считать, что произошедшее – чистая случайность. В прошлом у нас бывали бунты местного значения, иногда при поддержке фирвулагов. Но ни разу людям без торквесов не удавалось убить тану. Если все дело рук Фелиции, то я просто обязан выяснить, как она это сделала.

«Один-два-три-четыре. Один-два-три-четыре.»

– Боюсь, не смогу вам ничем помочь: я мало с ней знаком. Она произвела на меня впечатление странного и опасного ребенка. Знаете, ведь ей нет еще и восемнадцати.

– Все дети опасны, – вздохнул Гомнол. – Ну, допивайте, Брайан. У нас осталось мало времени, до обеда я хочу вам еще показать школу Гильдии Принудителей. Надеюсь, вы получите удовольствие от встречи с моими вундеркиндами. Я возлагаю на них большие надежды, очень большие.

Попыхивая сигарой, Эусебио Гомес Нолан повел Брайана знакомиться с юными гениями.