"Легион Фалькенберга" - читать интересную книгу автора (Пурнелл Джерри)

I

Двадцать лет спустя…

Бесконечно прекрасная Земля плывет над лунными горами. Калифорния и большая часть Тихого океана освещены солнцем, и блестящий океан образует невообразимо голубой фон для водоворота ярких облаков, захваченных тропической бурей. За лунными утесами родина человечества кажется хрупким шаром на усеянном звездами черном бархате космоса — шаром, до которого можно дотянуться и раздавить в руках.

Адмирал Сергей Лермонтов смотрел на яркое изображение на экране и думал о том, как легко может погибнуть Земля. Он держал эту картинку на экране, чтобы вспоминать об этом всякий раз, как поднимет голову.

— Это все, что мы можем вам дать, Сергей.

Гость сидел, сложив руки на коленях. На фотографии он показался бы расслабленным, удобно разместившимся к кресле для посетителей, обитом кожей животных, обитающих на планетах в сотнях световых лет от Земли. Но если посмотреть вблизи, этот человек ничуть не расслаблен. Он лишь кажется таким потому, что обладает большим опытом политика.

— Я бы и хотел дать большего. — Член Большого Сената Мартин Грант медленно покачал головой. — Но по крайней мере это хоть что-то.

— Мы потеряем корабли и расформируем полки. Я не могу руководить Флотом с таким бюджетом. — Голос Лермонтова звучал негромко и отчетливо. Адмирал поправил на тонкой переносице очки без оправы. Его жесты, как и голос, были точны и безошибочны, и во флотских офицерских кают-компаниях поговаривали, что адмирал тренируется перед зеркалом.

— Вам придется постараться сделать все возможное. Нет уверенности даже в том, что Объединенная партия переживет следующие выборы. Видит Бог, этого точно не произойдет, если мы выделим Флоту больший кусок.

— Но на земные армии денег хватает. — Лермонтов со значением посмотрел на изображение Земли на экране. — Армии, которые могут уничтожить Землю. Мартин, как сохранить мир, если вы не даете нам людей и корабли?

— Но мир точно не сохранить, если не будет Совладения. Лермонтов нахмурился.

— Значит, проигрыш Объединенной партии реален? Мартин Грант еле заметно кивнул.

— Да.

— И Соединенные Штаты выйдут из Совладения. — Лермонтов подумал о том, что это значило бы для Земли и почти ста планет, на которых живут люди. — Немногие колонии выживут без нас. Слишком рано. Если бы мы не подавляли науку и исследования, все могло бы быть по-другому, а так независимых планет очень мало… Мартин, мы разбросаны по колониальным планетам. Совладение должно помочь им. Мы создали их проблемы своим колониальным управлением. Мы не дали им возможности жить без нас. И не можем так внезапно их бросить.

Грант сидел неподвижно и молчал.

— Да, я читаю проповедь обращенному. Но ведь именно Флот дал Большому Сенату власть над колониями. И я не могу не чувствовать ответственности.

Голова сенатора Гранта снова еле заметно шевельнулась — то ли кивок, то ли просто дрожь.

— Я думаю, вы многое можете сделать, Сергей. Флот подчиняется вам, а не Сенату. Я это знаю: племянник дал мне это понять совершенно ясно. Воины уважают воина, но к политикам относятся с презрением.

— Вы предлагаете измену?

— Нет. Я определенно не предлагаю, чтобы Флот руководил шоу. Военное правление никогда себя не оправдывает, верно? — Сенатор Грант слегка повернул голову к изображению Земли за собой. Двадцатью государствами Земли управляют военные, но ни одним — хорошо.

«С другой стороны, и политики работают ненамного лучше, — подумал он. — Никто этого не может».

— Похоже, у нас нет никакой цели, Сергей. Мы просто удерживаемся на плаву, надеясь на лучшее. Но почему должно стать лучше?

— Я почти перестал надеяться на лучшие условия, — ответил Лермонтов. — И теперь молюсь только, чтобы они не стали хуже. — Его губы дрогнули в усмешке. — И ответ на мои молитвы приходит редко.

— Вчера я разговаривал с братом, — сказал Грант. — Он снова угрожает уйти в отставку. Думаю, на этот раз серьезно.

— Но он не может это сделать! — Лермонтов содрогнулся. — Ваш брат — один из немногих в правительстве Соединенных Штатов, кто понимает, как отчаянно нам нужно время.

— Я ему это сказал.

— И что же?

Грант покачал головой.

— Это порочный круг, Сергей. Джон не видит этому конца. Можно прекрасно воевать в арьергарде. Но с какой целью?

— Разве выживание цивилизации — не достойная цель?

— Если это то, к чему мы движемся, тогда да. Но какая у нас уверенность, что мы достигнем этой цели?

Адмирал холодно усмехнулся.

— Никакой, разумеется. Но мы можем быть абсолютно уверены в том, что ничто не уцелеет, если у нас не будет больше времени. Несколько лет мира, Мартин. Многое может произойти за несколько лет. И даже если ничего не выйдет — что ж, у нас были эти несколько лет.

Стена за адмиралом увешана знаменами и табличками. В центре располагается герб Совладения: американский орел, советские серп и молот, красные звезды и белые звезды. А под ними официальный девиз Флота: «МИР — НАША ПРОФЕССИЯ».

«Мы дали им этот девиз, — подумал Грант. — Сенат заставил Флот принять его. И мне любопытно, сколько офицеров Флота, кроме Лермонтова, в него верят? И что они предприняли бы, если бы мы предоставили их самим себе?

Воины существуют всегда, и если не дать им достойную цель, ради которой они воюют… Но мы не можем жить без них, потому что наступают времена, когда военные необходимы. Такие, как Сергей Лермонтов.

Но нужны ли нам политики, такие, как я?»

— Попробую еще раз поговорить с Джоном. Никогда нельзя сказать, насколько серьезно он говорит об отставке. К власти привыкаешь, и отказываться от нее трудно. Нужны лишь недолгие уговоры, какие-нибудь оправдания тому, чтобы сохранить власть за собой. Власть вызывает привыкание сильней наркотиков.

— Но вы ничего не сможете сделать с нашим бюджетом?

— Не смогу. На самом деле проблем гораздо больше. Нам нужен голос Бронсона, а у него свои требования.

Глаза Лермонтова сузились, в голосе прозвучало отвращение.

— По крайней мере мы знаем, как обращаться с людьми типа Бронсона.

«Как странно, — подумал Лермонтов, — презренные твари вроде Бронсона представляют небольшую проблему. Их можно подкупить. Они ожидают подкупа.

Истинные проблемы создают люди чести. Люди типа Хармона в Соединенных Штатах или Каслова в Советском Союзе, люди, готовые умереть за идею, — именно они привели человечество к этому.

Но я предпочел бы знаться с Касловым и Хармоном, чем с людьми Бронсона, которые нас поддерживают».

— Некоторые его требования вам не понравятся, — сказал Грант. — Полковник Фалькенберг, кажется, ваш любимец?

— Он один из наших лучших людей. Я использую его, когда ситуация становится отчаянной. Его люди пойдут за ним куда угодно, и для достижения наших целей он не расходует личный состав понапрасну.

— Очевидно, он слишком часто наступал Бронсону на ноги. Тот хочет убрать его из Флота.

— Нет. — Голос Лермонтова звучал решительно. Мартин Грант покачал головой. Неожиданно он почувствовал сильную усталость, несмотря на низкое лунное тяготение.

— Выбора нет, Сергей. Это не просто личная неприязнь, хотя и это есть. Бронсон заискивает перед Хармоном, а Хармон считает Фалькенберга опасным.

— Конечно, он опасен. Он воин. Но он опасен только для врагов Совладения…

— Совершенно верно. — Грант снова вздохнул. — Сергей, я знаю. Мы лишаем вас вашего лучшего орудия и ждем, что вы будете работать без него.

— Дело не только в этом, Мартин. Как контролировать военных?

— Прошу прощения?

— Я спросил: «Как контролировать военных?» — Лермонтов кончиками пальцев обеих рук поправил очки. — Конечно, завоевав их уважение. Но что произойдет, если это уважение будет обмануто? Их нельзя будет контролировать; а ведь вы говорите об одном из лучших военных умов из числа живущих. Вы можете дожить до того, что пожалеете об этом решении, Мартин.

— Ничего не поделаешь. Сергей, неужели вы считаете, что я предлагаю вам выбросить Фалькенберга ради такой свиньи, как Бронсон? Хотя это неважно. Патриотическая партия готова раздуть эту историю, и Фалькенберг не выдержит такого политического давления. Вы знаете это. Ни один офицер не выдержит. С его карьерой в любом случае покончено.

— В прошлом вы всегда поддерживали его.

— Черт побери, Сергей, да я сам рекомендовал его в Академию. Но теперь не могу его поддерживать, и вы не можете. Он уйдет, или мы потеряем голос Бронсона при голосовании по бюджету.

— Но почему? — спросил Лермонтов. — Какова истинная причина?

Грант пожал плечами.

— Чья — Бронсона или Хармона? Бронсон ненавидит полковника Фалькенберга с дела на Кенникотте. Там семья Бронсонов потеряла немало денег, и к тому же Бронсону пришлось голосовать за то, чтобы наградить Фалькенберга медалью. Сомневаюсь, чтобы здесь были иные причины.

Другое дело — Хармон. Он действительно верит, что Фалькенберг способен повести войска против Земли. И в качестве услуги требует от Бронсона скальп Фалькенберга…

— Понятно. Но причина Хармона нелепа. По крайней мере сейчас…

— Если он так чертовски опасен, убей его, — сказал Грант. Он увидел выражение лица Лермонтова. — Шучу, Сергей, но вы должны что-то сделать.

— Сделаю.

— Хармон считает, что вы можете приказать Фалькенбергу двинуться на Землю.

Лермонтов удивленно посмотрел на него.

— Да. Дело дошло до этого. Даже Бронсон не готов требовать ваш скальп. Пока не готов. Но это еще одна причина, почему вашим любимцам сейчас нужно быть незаметными.

— Вы говорите о наших лучших людях.

На лице Гранта было выражение боли и печали.

— Конечно. Всякий эффективный работник пугает патриотов. Они хотят уничтожить СВ, а если это невозможно, то по крайней мере ослабить. И продолжают устранять наших лучших офицеров, и мы ничего не можем с этим поделать. Может, через несколько лет положение улучшится.

— А может, и ухудшится, — сказал Лермонтов.

— Да. Это тоже всегда возможно.

После ухода сенатора Гранта Сергей Лермонтов долго смотрел на экран. По Тихому океану медленно ползла тьма, Гавайи погрузились в тень, а Лермонтов все сидел неподвижно, тревожно постукивая пальцами по полированной поверхности стола.

«Я знал, что дойдет и до этого, — думал он. — Но не так скоро, не так скоро. Еще столько нужно сделать, прежде чем мы начнем действовать. Но, возможно, вскоре у нас вообще не будет выбора. Возможно, начинать действовать нужно немедленно».

Лермонтов припомнил свою молодость в Москве, когда генералы контролировали Президиум, и содрогнулся. «Нет, — подумал он. — Военные достоинства бесполезны в управлении штатскими. Однако политики справляются не лучше».

Если бы мы подавлялись научные исследования! Но это делалось во имя мира. Предотвратить появление новых видов вооружений. Сохранить контроль правительства за технологией, лишить мир науки возможности диктовать политикам всем остальным. Все это казалось таким разумным, к тому же подобная политика проводится уже очень давно. Сейчас осталась горстка хорошо подготовленных ученых — никто не хочет жить в условиях ограничений, которые налагает Бюро Технологии.

«Что сделано, то сделано», — подумал он и осмотрел кабинет. Полки в открытых шкафах уставлены сувенирами с десятков планет. Экзотические раковины и чучела рептилий окружены сверкающими камнями, которые стоили бы баснословно дорого, если бы он захотел их продать.

Он порывисто протянул руку к консоли и повернул ручку селектора. На экране замелькали изображения, но вот на нем появилась колонна солдат, идущих в большом каменном пузыре. По сравнению с огромной пещерой солдаты казались карликами.

Отряд морской пехоты Совладения идет по центральному помещению лунной базы. Под этой пещерой располагаются кабинеты сенаторов и правительственных чиновников; они так глубоко погружены в скалы, что никакое оружие не может неожиданно уничтожить руководителей Совладения. Над ними выставлена охрана, и эти солдаты идут ей на смену.

Лермонтов повернул регулятор звука, но услышал только мерный топот марширующих сапог. В низком тяготении солдаты шли осторожно, приспосабливая шаг к своему небольшому весу. Он знал, что так же уверенно они будут передвигаться и при повышенной силе тяжести,

На них сине-алые мундиры с блестящими золотыми пуговицами, со Значками из ценного темного сплава бронзы, какой получают на Кенникотте, береты из кожи рептилии, которая плавает в морях Танита. Как и в кабинете адмирала, во внешности морских пехотинцев отчетливо видно влияние планет, расположенных в сотнях световых лет отсюда.

— Запевай!

Приказ прозвучал так громко, что адмирал вздрогнул. Когда солдаты запели, он уменьшил звук.

Лермонтов про себя улыбнулся. Официально эта песня запрещена и уж точно не подходит для охраны сенатских помещений. Однако одновременно это почти официальный марш морской пехоты. И это, подумал Лермонтов, должно кое-что объяснить сенатору, если тот случайно слушает.

Если сенаторы вообще прислушиваются к военным.

Марш звучал медленно, в такт неторопливому шагу отряда:

Марш кончился под барабанный бой, и Лермонтов снова переключился на изображение Земли.

«Может быть, — подумал он. — Может быть, еще есть надежда. Но только, если у нас будет время».

Могут ли политики купить достаточно времени?