"Проклятие королевы фей" - читать интересную книгу автора (Медейрос Тереза)

11

— Господи, можете вы сделать хоть что-нибудь, чтобы она умолкла?

Даже если бы у Остина был ответ на эту мольбу своего оруженосца, а его у него не было, Кэри пришлось бы оторвать руки от ушей, чтобы его услышать. Остин и его спутники, охваченные ужасом, завороженно сидели на лошадях, изумленно взирая на девушку. Кони беспокойно переступали с ноги на ногу, готовые пуститься опрометью вскачь.

И Остин не мог винить их в том. Ему самому хотелось сделать то же самое. Когда-то у него была наивная надежда, что жена станет ему верной подругой жизни, возьмет на себя часть забот и ответственности, облегчив груз, лежащий на его плечах. Но постепенно рыцарь приходил к выводу, что взвалил на себя лишь новую ношу. И к тому же оглушительно громкоголосую.

Закинув голову назад, девушка ревела, словно новорожденный теленок. Обильные слезы ручьями стекали по ее лицу. Остин ни за что бы не подумал, что человеческая кожа может так раскраснеться, как раскраснелись на солнце щеки его жены, а нос ее налился багрянцем спелой вишни. В это мгновение она больше всего походила на уродливого тролля, с которым случился нервный припадок.

Подобная слезливость, допустимая разве что капризному ребенку, взбесила бы Остина, если бы он не уловил в завываниях жены жалобные нотки. Казалось, сейчас она; изливала накопленное за всю жизнь горе.

— Черт побери, Остин, сделайте же что-нибудь, — взмолился Кэри. — Утешьте ее. Предложите ей носовой платок. Похлопайте ее по… по… — он осекся, подыскивая подходящую часть тела, — по плечу.

Остин и сам изнывал от желания действовать. Перекинув левую ногу через седло, он спешился.

— Забирай остальных и поезжай вперед. Не останавливайтесь, что бы вы ни услышали.

Священник и нянька начали возражать.

— О, сэр, пожалуйста, будьте снисходительны, — сказала Элспет, сама едва не плача. — Вы не должны быть с ней излишне строги. Моя госпожа — очень нежная и хрупкая.

Остин скептически поднял брови. Нежная и хрупкая госпожа в настоящий момент лупила кулаками по ручью, поднимая в воздух фонтаны брызг.

— Она хочет сказать, — тревожно взглянул на стиснутый кулак Остина священник, — телосложение леди таково, что она, скорее всего не вынесет побоев, поэтому мы просим вас…

— Хватит! — взревел Остин. Все, включая Кэри, вздрогнули.

— Единственный, кто сейчас познакомится с моими кулаками, будет человек, дерзнувший обвинить меня в намерении поднять руку на женщину. А теперь делайте, как я приказал. — Он повернулся к Кэри. — Если кто-либо из этих двоих посмеет повернуть назад, пронзи его стрелой.

Кэри и служанка поспешили подчиниться, направив коней вверх по тропинке. Священник задержался, задумчиво оглянувшись. Остин сверкнул глазами. Собственническое отношение этого человека к его жене начинало выводить рыцаря из себя.

Удостоверившись, что завывания Холли не прекратятся без вмешательства извне, Остин, стянув сапоги и перчатки, шагнул прямо в ручей и опустился на корточки в нескольких футах от девушки, опершись локтями о колени. Холодная вода замочила ему рейтузы.

Холли, зажмурившись, набрала полную грудь воздуха, готовясь к новому воплю, но тут почувствовала чье-то присутствие рядом. И не просто чье-то: она ощутила прохладную свежесть мяты. Присутствие своего супруга.

Рыдание Холли сменилось сдавленным иканием, когда она, приоткрыв распухшие веки, увидела странное зрелище: сэр Остин Гавенмор мирно сидел на корточках посреди бурлящего ручья.

Он ласково улыбнулся.

— Теперь лучше, Айви?

Его невозмутимое лицо послужило для нее удобной мишенью.

— Холли, болван! Холли! Сколько раз можно повторять? Вы настолько глупы, что не в силах запомнить имя собственной жены?

Слишком разъяренная, чтобы задумываться о последствиях своих действий, она швырнула прямо в его самодовольное лицо то, что было у нее в руке, — пригоршню жидкой грязи.

И тут же Холли с удивлением почувствовала, что ей стало легче. Несказанно легче. Она словно сбросила со своей груди каменную тяжесть. Но облегчение пришло к ней в самый неподходящий момент. Возможно, она и сдержала бы смешки, увидев забрызганное грязью суровое лицо мужа, но недоумение, с которым он захлопал глазами, очищая его, доконало Холли. Указывая на него пальцем, она перешла от всхлипываний к безумному хохоту. Остин, поднявшись из воды, двинулся к ней, словно его обуяла жажда крови. Прекрасно сознавая, что валлийский гигант в пятнадцать стоунов весом представляет собой гораздо более серьезную опасность, чем воображаемые чудовища, Холли тем не менее была не в силах унять смех, как до того она не могла остановить рыдания.

Подобно раку, она попятилась назад, ожидая, что рыцарь сейчас совершенно справедливо задушит ее.

Вместо этого он подхватил девушку на руки. Тяжелые намокшие юбки тянули ее вниз, и Холли, чтобы не рухнуть обратно в ручей, вынуждена была обвить руками шею мужа.

Ее удивление усилилось, когда он, усевшись на плоский камень на берегу, устроил ее у себя на коленях. У Холли, испугавшейся, что муж сейчас обнаружит намокшее тряпье, подшитое к юбкам, мелькнула было мысль попытаться вырваться от него, но она быстро сообразила, что, беспокойно ерзая, только поможет рыцарю раскрыть обман. У нее не оставалось иного выбора, кроме как прильнуть к широкой груди, безотчетно сознавая, что в его объятиях она чувствует себя гораздо уютнее, чем ей того бы хотелось.

Терпеливо храня молчание, Остин достал чистый платок и окунул его в воду. Холли ждала, что он вытрет грязь со своего лба, но рыцарь с удивительной нежностью омыл ее лицо. Она не шевелилась, подставляя опаленное солнцем лицо с распухшими от слез веками легким прикосновениям его пальцев.

Когда Холли открыла глаза, Остин, достав из кожаной сумочки пучок трав, поднес один стебель к ее губам.

Девушка отшатнулась, даже не пытаясь скрыть подозрительность.

— Это яд?

Хитрая усмешка тронула губы рыцаря, но его глаза оставались холодными.

— Яд — слишком утонченно для Гавенморов. — Откусив листок, он с видимым наслаждением сжевал его. — Попробуй, — предложил Остин, проводя веточкой по ее приоткрытым губам.

Холли съела бы и болиголов, лишь бы остановить язвительные насмешки рыцаря. Она цапнула зубами лист, едва не укусив Остина за палец, и принялась жевать его. Рот ее наполнился необычным вкусом. Необычным, но в то же время знакомым. Таким же знакомым, как свежее дыхание этого мужчины, ласкающее ее шею. Таким же знакомым, как щекочущее прикосновение его усов к ее губам. Таким же знакомым, как вкус его поцелуя, обманчиво сочетающего огненный жар языка и прохладу мяты.

Запутавшись в своих воспоминаниях, Холли посмотрела на губы Остина, вновь гадая, какое лицо скрывается за покровом густой растительности.

— Это мята. Она освежает дыхание и очищает зубы.

Эти мимоходом оброненные слова вернули Холли к действительности. Она не та, кого рыцарь целовал в парке. Ее зубы больше не белоснежные жемчужины из сочиненной Эженом оды.

Холли сжала губы, впервые устыдившись собственной внешности.

— Значит, тебя зовут Холли? — спросил Остин, вытирая с лица грязь мокрым платком.

— Да. Говорят, меня зачали среди клумб мальвы[4] в замковом парке.

Остин усмехнулся, услышав подобное откровение своей жены. Похоже, не он один был не в силах устоять перед очарованием парка.

— Судя по твоему колючему нраву, можно предположить, что это произошло в зарослях остролиста.

Холли окинула его угрюмым взглядом.

— Лучше быть колючкой, чем бесчувственным дубом.

Пораженный удивительной красотой ее глаз, рыцарь промолчал. Он чувствовал себя так, будто подобрал невзрачный камешек и обнаружил под слоем грязи алмаз. Внезапно Остин обратил внимание на то, что скорее всего не сознавала сама Холли: стараясь сохранить равновесие, она обвила рукой его шею, перебирая тонкими пальцами волосы прядь за прядью. От этих трогательных прикосновений у Остина потеплело на сердце.

— Почему ты считаешь меня бесчувственным? Потому что я не вытащил тебя за волосы из воды и не выпорол, перекинув через колено, как ты того заслужила? Или потому, что я не уделяю тебе внимания, которого ты так отчаянно пытаешься добиться?

Холли с вызовом вскинула подбородок, глядя мужу прямо в лицо.

— Вы грубый невоспитанный человек. Мне совершенно все равно, оказываете ли вы мне внимание.

— А ты — лживая девчонка. — Его глаза как-то странно сверкнули. — А теперь скажи, почему ты вдруг почувствовала себя такой несчастной?

Холли уронила голову. Остин тотчас же пожалел о том, что она так сделала. Спрятав лицо, она подставляла его взгляду нежный затылок. В отличие от усыпанной красными пятнами кожи щек затылок Холли был молочно-белым, покрытым пушком шелковистых волос. Остина охватило непреодолимое желание провести по нему губами. Он отмахнулся от этой нелепой прихоти, мысленно отметив, что необходимо будет заказать шелка для мантилии и вуалей.

— Мне вдруг захотелось, чтобы рядом со мной была мама, — тихо призналась Холли.

Остин нахмурился. Едва ли можно винить девушку, переживающую столь внезапную разлуку с матерью.

— Я вчера не имел счастья видеть графиню. Она больна?

— Нет. Она умерла. Умерла, когда мне было только пять лет. — Холли снова обратила на него взор своих выразительных глаз. — Так что вы, должно быть, сочтете большой глупостью плач по тем, кого уже давно нет.

Остин не нашел в этом ничего глупого.

— Ты помнишь ее?

— Не так хорошо, как мне хотелось бы. Порой мне кажется, что мои воспоминания со временем стираются.

— Со мной время обходится не так милосердно. Моя мать умерла почти двадцать лет назад, однако я прекрасно помню ее. Ее голос. Улыбку. То, как она склоняла голову набок, когда пела. — Он опустил взгляд, чтобы тот не выдал всей глубины охватившей его горечи. — Я молю бога о том, чтобы забыть все это.

Холли продолжала перебирать его волосы, и прикосновения ее все больше походили на ласку.

— Она была злой по отношению к вам?

— Никогда.

Ее жалость вызвала бы у него отвращение, сочувствие показалось бы подозрительным, но Остин не мог устоять перед ненавязчивой нежностью, с какой Холли, отобрав у него платок, вытерла с его виска оставшуюся капельку грязи. Он поймал себя на том, что смотрит не на ее обкромсанные волосы и реденькие ресницы, а на манящие полураскрытые губы.

Остин был уверен, что нет более надежного исцеления от неослабевающего вожделения, чем присутствие у него на коленях дурнушки-жены, но его мужское естество отозвалось на ее ласковое прикосновение.

Он вскочил на ноги, подхватив Холли под локоть, прежде чем она снова свалилась в ручей.

Ругая себя за несвоевременное желание, больно отозвавшееся в его теле, он быстрым шагом направился к лошадям, таща Холли за собой.

— Не будем больше терять времени, миледи. Нам нужно поторопиться, если мы хотим добраться до Каер Гавенмора засветло.

— Очень хорошо, сэр, — ответила она, и в голосе ее прозвучали надменные нотки. — Может быть, нам все же удастся добраться до вашего жилища, прежде чем от меня останутся лишь кожа да кости.

Если кто и удивился, увидев, как Остин с женой догнали остальных путников, причем Холли восседала на крупе жеребца позади мужа, а ее кобыла бежала следом на привязи, у него хватило ума оставить свое мнение при себе. Так как сумерки сгущались, а путешественники, покинув защиту леса, выехали на открытый всем ветрам склон, никому не показалось странным, что отец Натаниэль поднял капюшон, закрывая лицо.

Холли обнаружила, что широкая спина мужа защищает ее от любых невзгод. Поскольку она сидела на коне по-женски, надежно обвив руками стройную талию рыцаря, ей уже не приходилось больше беспокоиться по поводу подшитых тряпьем юбок. Отец запретил ей езду верхом, и поэтому ей были неведомы радости травли лис, соколиной охоты и простой скачки по полям, и сейчас Холли наслаждалась незнакомым ощущением быстрой езды и треплющим ее остриженные волосы ветерком. Она даже позволила себе вздремнуть, прижавшись щекой к спине Остина.

Проснувшись, Холли обнаружила, что убаюкивающее покачивание лошади прекратилось. Девушка принюхалась, удивленная непривычным запахом. Должно быть, отряд подъехал близко к реке. Солнце опустилось, и окутанный сиреневой дымкой воздух смягчал тени и краски до блеклых оттенков серого цвета.

Опершись о плечо Остина, Холли поняла, что ото сна ее пробудил не резкий запах, а напряженность, в которой застыла спина ее мужа. Ветер трепал черные волосы рыцаря, лицо которого было такое же холодно-отчужденное, как каменная скала, на которой стоял конь.

Проследив за его взглядом, Холли увидела неровный берег мыса, выступающего из серебряной полосы воды. Она изумленно заморгала. Только воображение могло создать такой сказочный вид! Девушка, наверное, принялась бы недоверчиво потирать заспанные глаза, если бы удивленное восклицание Элспет не убедило ее в том, что она не грезит.

На мысе возвышался замок, отгороженный высокой стеной из скрепленного известью песчаника. Зубчатые башни, охраняющие просторную цитадель, были стройные и изящные, напоминающие дворец, а не грозную крепость.

— Это ваш дом? — выдавила Холли, чувствуя, что у нее внезапно пересохло в горле.

— Да, — мрачно ответил рыцарь. — И ваш тоже, миледи.

Пораженная Холли сглотнула комок в горле. Величественный замок едва ли походил на угрюмую крепость, которую она ожидала увидеть.

— Бог мой, — выдохнул отец Натаниэль, в благоговейном ужасе не заметивший свое богохульство. — Это один из приграничных замков, которые поколение назад были воздвигнуты по приказу отца нынешнего короля в тщетной надежде укротить тупоголовых валлийских дикарей…

Поймав на себе холодный взгляд Остина, он внезапно осекся, охваченный настоятельной потребностью вытереть краем рясы распятие.

Холли не могла постичь, как скромному рыцарю досталось во владение такое чудо. Память услужливо подсказала ей обрывки злобных сплетен, услышанных во время турнира: «…когда-то сказочно богатые… лишены графского титула… убил…»

— Пошел! — неожиданно крикнул Остин, вонзая скакуну в бока золоченые шпоры и пуская его в галоп.

Холли крепко ухватилась за его талию, позабыв все сплетни и думая только о том, как бы не свалиться с коня. Остальные, чтобы не отстать, также вынуждены были пустить своих коней вскачь. Девушка была готова поклясться, что ее муж спешил домой, подталкиваемый не радостным стремлением возвратиться под отчий кров, а решимостью поскорее покончить с чем-то неприятным.

Они понеслись сквозь сгущающиеся сумерки, и Холли охватило восторженное предчувствие. Вероятно, все дело было в пьянящем ветре или уверенном галопе скакуна, но девушка была не в силах представить себе, что она могла бы находиться где-либо в другом месте, а не за спиной супруга, обхватив руками холодные пластины кольчуги. Рядом с Остином, оберегающим ее, она могла без страха смотреть вперед.

Спустившись с холма, отряд подъехал к мысу. Пронзительный ветер выжал из глаз Холли слезы, но она, моргая, прогоняла их, не желая отрывать взгляд от Каер Гавенмора, подобного небесному дворцу, будто парящему в воздухе.

Когда они были еще на полдороге к мысу, Холли вдруг почувствовала: что-то неладно. Вместо того чтобы окружать замок со всех сторон, наружная стена обрывалась грудой камней, оставляя его беззащитным перед нападением. На фоне темнеющего неба призрачным силуэтом поднималась недостроенная башня.

Судя по всему, замок был не неприступной твердыней, а творением безумца, брошенным задолго до завершения. Сердце Холли сжалось при виде этой незавершенной красоты.

Когда отряд спустился с холма к зияющей бреши, которую должны были закрывать крепостные ворота, Остин придержал коня. Покосившаяся половина привратной башни, зияя пустыми глазницами окон, проводила их на мост через пересохший ров. Холли, вздрогнув от леденящего духа запустения, бессознательно крепче обняла Остина за талию.

Въехав в пространство, которое должно было быть внутренним двором, если бы была достроена наружная стена, Холли первым делом увидела могилу. Каменное надгробие покрывали травы и плющ. Остин не удостоил могилы и взглядом, но Холли обернулась, гадая, кто же это был похоронен в таком почетном месте и в то же время был лишен вечного успокоения в фамильном склепе.

Ей захотелось спросить об этом Остина, но его суровая поза не располагала к разговору. Сейчас ее муж мало походил на того человека, который, усадив ее на колени, нежно отирал с ее лица слезы.

Холли все же собралась с духом, чтобы спросить его об этом, но тут мимо ее уха просвистела стрела, и что-то с силой выпущенного из катапульты камня придавило ее к земле.