"Праведник поневоле" - читать интересную книгу автора (Хантер Мэдлин)Глава 2Верджил бросил слуге промокшую насквозь шляпу и ослабил узел галстука. – Два стакана виски, Мортон. После такой дороги без этого не обойтись. Когда появится Хэмптон, проводи его наверх. Всего за десять минут Мортон не только принес напитки, холодную дичь с сыром, но успел также развести огонь в камине библиотеки и просушить одежду Верджила, который, переодевшись в сухое, снова обрел респектабельный вид. Вот только производить впечатление своей солидностью ему было решительно не на кого – в громадном лондонском доме, кроме Мортона и еще двух слуг, никого не осталось, и большая часть комнат пустовала. Потягивая виски, Верджил удобно устроился возле камина. У него на коленях лежали два гроссбуха. Он заранее знал, что они понадобятся и что ему скажет Хэмптон. Финансовое состояние семейства Дюклерк пришло в упадок. В прошлом году лишь аккуратное ведение дел самим Верджилом избавило их от полного краха. Однако в последнее время возможности для устройства семейных дел у него почти не было: ждали решения другие неотложные и, кстати, более интересные вопросы, недавно вынудившие его совершить поездку на север. А теперь на Верджила свалилась новая забота – Бьянка Кенвуд. Эта малышка могла создать столько проблем, что Верджил, лишь подумав об этом, зажмурился. Перед его мысленным взором снова возник ее образ, что за последние две недели случалось с ним довольно часто. Он всегда представлял ее в том же нелепом костюме в гостиной Пен. Ее стройная аккуратная ножка в шелковой туфельке без задника свисает с козетки, и вид у нее чрезвычайно нереспектабельный. А еще она неисправимая, дерзкая, хитрая и обворожительная… Обворожительная? Что за странная мысль. Откуда она взялась? – Мистер Хэмптон пожаловал, – объявил Мортон. Джулиан Хэмптон вступил в комнату с особым адвокатским выражением на лице, которое он принимал всякий раз, когда мужчины встречались по делу. Он являлся старинным другом семьи, а потому в тех случаях, когда разговор обещал быть неприятным, это становилось для него необходимостью. В прошлом году Верджилу случалось наблюдать у него на лице это выражение не раз. – Вы изучили их? – поинтересовался Хэмптон, указывая на гроссбухи, и, приняв у Мортона стакан виски, опустился на стул. – Полагаю, там мало что изменилось. – Что-то все же изменилось. Кредитоспособность, к примеру. Если бы ваша сестра жила в Леклер-Парке… – Я не вправе ее неволить. – Или если бы Данте жил только на свое содержание… – Он никогда на него не жил, а стало быть, на это нечего и надеяться. – Вы могли бы объединить фермы и сдать земли в аренду. – Старая песня, Хэмптон, и вы уже знаете, что я на это отвечу. Ни мой отец, ни мой брат не сгоняли эти семьи с нажитых мест. Я тоже не пойду на это. – Впрочем, вы ведь не на грани разорения. Между тем к разорению семейство было близко, как никогда, гораздо ближе, чем Хэмптон мог предположить. Даже гроссбухи не отражали их отчаянного положения в полной мере. Тем не менее, у Верджила уже имелся план действий; вот только главная часть этого плана, к несчастью, могла вызвать осложнения, поскольку этой главной частью являлась Бьянка Кенвуд. Хэмптон улыбнулся. Его улыбка не сулила ничего хорошего, особенно когда у него на лице присутствовало это самое адвокатское выражение. – Дело можно легко поправить традиционным способом. – Да, полагаю, отец Флер проявит щедрость. Слава Богу, после кончины брата цена на меня значительно возросла. Когда-нибудь, наверное, я действительно женюсь, однако теперь некоторые затруднительные обстоятельства делают для меня брак невозможным. Хэмптон не был эмоциональным человеком, а потому по мелькнувшему в его глазах любопытству Верджил понял, что сболтнул лишнее. – Я могу вам чем-нибудь помочь? У меня имеется кое-какой опыт в переговорах от лица клиентов, попавших в затруднительные обстоятельства. – Хэмптон сделал особый акцент на последних словах, намекая на проблемы романтического свойства. Однако вывести Верджила из затруднительных обстоятельств, в которые он угодил, было не под силу даже искусному адвокату. – О, в этом вы непревзойденный мастер! Я бы доверил решение своих проблем только вам, если бы был убежден, что из этого выйдет толк. До сих пор удивляюсь, как вам удалось убедить графа дать свободу моей сестре… – У каждого свой скелет в шкафу, а у графа Гласбери их побольше, чем у других. Как поживает графиня? – Она почти счастлива и даже стала отдавать предпочтение тем кругам, в которых ее принимают. – Если бы не вы, все для нее закончилось бы куда трагичнее. Верджил это знал. Сохраняя внешнюю благопристойность, ему удалось сгладить последствия разрыва Пен с графом, скрыть грехи Данте и даже отчасти оправдать Дюклерков в глазах общества, которое уже давно зачислило представителей этого семейства в разряд людей неподобающего поведения и неподобающих мыслей. Вышло так, что семья не утащила Верджила за собой на дно, а напротив, он умудрился удержать ее на плаву, хотя это и стоило ему немалого труда. – Полагаю, мы закончили? – спросил Верджил, собирая гроссбухи. – Вы, кажется, да. Верджил бросил книги на пол. – У вас еще будет возможность разъяснить мне всю трагичность нашего положения. А теперь скажите, чем еще, кроме консультаций таких глупцов, каким является ваш покорный слуга, вы занимаетесь. – Если бы все мои клиенты были такими глупцами, как вы, я бы умер с голоду. – С лица Хэмптона сошло серьезное выражение, и он снова стал старым добрым товарищем, дружбой с которым Верджил так дорожил. Казалось, что в жизни Хэмптона почти ничего не происходило. Общество его не привлекало, а когда он все-таки там появлялся, то держался особняком. Женщины считали его слишком задумчивым и загадочным, а мужчины – скучным гордецом. С темными волосами и заостренными совершенными чертами лица Хэмптон походил на копию какой-нибудь иллюстрации, выполненной карандашом и чернилами. Вот только под этим рисунком не было никакой подписи, и многих это ставило в тупик. – В Лондон приехал Сент-Джон, – сообщил Хэмптон. – Мы с Бершаром завтра встречаемся с ним у Корбе. Может быть, появятся Уидерби и другие. Раз вы вернулись из своей поездки, отчего б и вам не присоединиться к нашей компании? Общество дуэлянтов снова будет в сборе. Речь шла о компании молодых людей, которые вот уже пять лет встречались в Хэмпстеде, в Академии фехтования шевалье Корбе. Верджил много месяцев не занимался фехтованием и не появлялся на этих сборищах. Его отсутствие казалось тем более странным, что организатором общества был именно он. Хэмптона он знал с детства, а с Корнеллом Уидерби подружился в университете. С Адрианом Бершаром он сошелся в кругу сверстников. Даже Дэниел Сент-Джон, судовладелец, состоявший в дружеских отношениях с Пенелопой, был принят в Общество дуэлянтов лишь по протекции Верджила. – Я должен привезти Данте в Леклер-Парк – нужно решить кое-какие вопросы-. – Бершар будет разочарован. Он искал вас, чтобы обсудить что-то, но что, нам не говорит. Верно, это связано с политикой. Уж если Адриан Бершар начинал кого-то искать, то непременно находил, вот почему Верджил менее всего хотел, чтобы Адриан проявил любопытство к его делам. – Я напишу ему и приглашу навестить меня. Я пробуду там несколько дней. – Отчего ж не пригласить и Уидерби? Затянувшееся отсутствие графини ввергло его в меланхолию. – Быть может, эта меланхолия вдохновит его еще на одну оду. Уидерби придется подождать. В Лондон прибыла мисс Кенвуд, и Пенелопа надолго увезла ее в деревню. – Так проблема в этом? Было неясно, что имеет в виду Хэмптон: Бьянку Кенвуд или ухаживания Корнелла Уидерби за Пенелопой. Первое не обещало ничего, кроме проблем, однако и второе обстоятельство представлялось Верджилу весьма досадным. Когда близкий друг обнаруживает страсть к твоей старшей сестре, которая между тем живет отдельно от супруга и по характеру одинока и ранима, то возникает угроза для дружбы. – Никаких проблем. Мисс Кенвуд – само очарование. С нетерпением жду вашей с ней встречи. До чего же запутанным стало затруднительное положение Верджила – ему приходилось быть неискренним с человеком, которого он знал полжизни! Хэмптон перевел разговор на политические темы. Пока он обсуждал конфликты между вигами и тори, бурные демонстрации и попытки урегулирования спора, не прекращавшиеся и после смерти министра иностранных дел, мысли Верджила вертелись исключительно вокруг личных проблем, ожидавших его в деревне. В его воображении то и дело возникал образ юной особы в костюме французской королевы, бросающей ему вызов своей железной выдержкой и искушающей его своей прелестной ножкой, которая выглядывала из-под нечаянно задравшейся юбки. – Никак не пойму, отчего тебе так не терпится. – Данте стряхнул в окно экипажа пепел сигары. – Нет никаких причин, чтобы тащить меня сюда из Шотландии. До ее совершеннолетия еще год. Для Данте, когда речь шла об отношениях с женщинами, год был почти вечностью – он за это время, как правило, успевал поухаживать, соблазнить, заманить в постель и бросить двух любовниц. Верджил поглядел на красивое лицо младшего брата и его темно-каштановые волосы. Разумеется, с такой внешностью, как у него, подобные отношения с женщинами неизбежны. Верджил не раз наблюдал за тем, как появление Данте повергало в трепет даже самых знатных дам. – Светский сезон начинается задолго до дня ее рождения. В этом году Шарлотта должна быть представлена обществу, и раз мы все собираемся отправиться в город, мы вряд ли сможем оставить мисс Кенвуд здесь. Значит, к тому времени ты должен успеть жениться на ней, а не просто добиться помолвки. – Но почему? Неужто ты полагаешь, будто какая-то охотница за наследством может предпочесть другого? – Судя по тону, данное предположение, по мнению Данте, являлось сущим абсурдом. «Нет. Я полагаю, что, если она станет замужней дамой, ее поездки в Лондон при необходимости можно будет вообще избежать», – подумал Верджил. Одной мысли о том, что Бьянка Кенвуд появится в изысканном обществе, где к титулованным особам будет обращаться «мистер» и рассказывать направо и налево о том, что она намерена учиться оперному пению, было достаточно, чтобы испортить Верджилу настроение в этот предвечерний августовский час. Однако вопрос Данте больно кольнул его, усугубив дурное предчувствие, которое не отпускало Верджила с той самой поры, как этим вечером он выехал из дома Пенелопы. Быть может, для Данте лучше покончить с этим, пока на горизонте не появился кто-либо другой? Данте посмотрел на брата в упор. – Мы почти приехали. Не пора ли тебе все рассказать сейчас? – Рассказать? – Ты был не очень-то многословен насчет этой мисс Кенвуд, которую прочишь мне в жены. Тут что-то не так. Ты ведь видел ее. Мы оба знаем, что выбора у меня нет, я должен на ней жениться. Но если ты хочешь сказать мне что-то наедине, то у тебя остается мало времени. – Если я не описал ее тебе в деталях, то лишь потому, что это было бы бестактно с моей стороны. Женщина не скаковая лошадь. – Но ты ее вообще не описал. – Ну, хорошо. Она среднего роста, стройная, с голубыми глазами… – А волосы какие? Если бы он знал, какие у нее волосы! На ней был этот смешной парик. – Что? Неужели она очень дурна? Верджилу искренне хотелось рассказать Данте все, но он никак не мог подобрать нужных слов. Размышляя о том, как поточнее выразить мысль, он внезапно почувствовал стыд от того, что почти насильно толкает брата на этот брак. Хотя Данте, узнав, что в результате получит пять тысяч годовых, сильно ему и не противился. – Дело не во внешности. Речь идет о манерах… – И это все? Это так на тебя похоже – дуться из-за нескольких faux pas[2]. А чего ты ждал – она же американка! Что ж, Пен мигом приведет ее в норму. Выражение «несколько faux pas» было лишь бледным отражением настоящего положения дел, но Верджил промолчал. – Да, конечно. Хотя даже при всем при этом она… очень заметная особа. – Заметная? – Можно даже сказать, необычная. – Необычная? – И возможно, ей немного… не хватает лоска. Но это, разумеется, поправимо. Данте с капризным выражением на лице выглянул в окно экипажа. Они проезжали суссексскую деревню, а значит, уже почти добрались до дома, и времени оставалось в обрез. Однако Верджил все медлил, не решаясь продолжить. – Возможно, ей нужна твердая рука. Насколько я могу судить, у нее независимый характер. Брат снова повернулся к нему. – Независимый до поры до времени. – У нее есть свои убеждения, но, надеюсь, с годами это пройдет. – Хорошо бы теперь, после всего сказанного подвести черту и сказать, что она красива. Бесспорно. Но беда в том, что Верджил не знал, в самом ли деле она красива, – в его памяти запечатлелись лишь большие умные глаза. Что еще о ней сказать? Сценический грим не дал ему разглядеть ее как следует. Возможно, у нее хороший цвет лица, но говорить об этом достоверно можно было не раньше, чем она умоется. Возможно, у нее чувственная натура… но об этом качестве его будущей супруги брату упоминать не следует. – Черт побери! Если она вульгарна, я не перенесу этого, Верджил. Тогда даже не упрашивай! Она бросит тень на меня и нашу семью. После свадьбы от нее вряд ли так просто отделаешься, уехав в город и оставив ее здесь. А ведь именно на это я и рассчитывал. Ты все тянешь время, никак не решишься расстаться со своей сладостной свободой, а пока ты не женился на Флер и не обзавелся детьми, я твой наследник, и эта американка запросто может стать виконтессой Леклер. Младшему брату ни к чему перечислять ловушки, которые могут поджидать старшего. Их было гораздо больше, и они были гораздо серьезнее, чем предполагал Данте. Если бы только существовал иной выход из положения, Верджил бы им, несомненно, воспользовался, но две недели бесконечных раздумий не дали никаких результатов, лишь возвратили его к первоначальному замыслу. Бьянку Кенвуд нужно прочно связать с семьей. Данте прикусил нижнюю губу и снова уставился в окно. – Доходы с ее капитала будут принадлежать мне, и ты не станешь вмешиваться в дела на правах опекуна? Наш уговор остается в силе: до свадьбы я получу увеличенное содержание? – Ну конечно. Я также в соответствии с твоей просьбой продолжу контролировать размещение капитала. Доход с капитала гарантирован, но финансы время от времени требуют контроля, а ты, я знаю, ненавидишь все это. Данте отмахнулся: – Грязные дела! Они всегда так раздражают! Не думаю, что о них стоит беспокоиться. Впрочем, действуй по своему усмотрению: хочешь – продавай, хочешь – придерживай. Ты умудрился спасти нас от разорения после смерти Милтона, а потому я тебя ни о чем даже не спрашиваю. Дальше, через дубовую и ясеневую рощицы в конце Леклер-Парка, братья ехали в полном молчании. Верджил любил извилистый, длинный путь и всегда приказывал кучеру ехать именно этой дорогой. Лишние несколько миль были для него своеобразным переходом: они помогали ему настроиться, подготовиться к роли виконта Леклера и исполнению всех возложенных на него титулом обязанностей. Впервые он поехал этой дорогой, получив весть о смерти Милтона. Тогда он нарочно выбрал путь подлиннее, оттягивая момент приезда. Его переполняли противоречивые эмоции и горькая обида на судьбу, которая перевернула его жизнь, поставив на место старшего брата. Верджил смирился с тем, что отныне его жизнь будет полна различных ограничений, и принял случившееся как данность. И все же тогда он смутно представлял себе, как осложнит его жизнь смерть брата, и даже не мог вообразить те тайны и ту ложь, которые откроются перед ним по приезде домой. Данте вдруг приник к окну и, искоса глянув на брата, спросил: – Что?.. – Что-то не так? – Верджил отодвинул голову Данте и глянул в приоткрывшееся пространство. – Там, у озера! Погоди, деревья загораживают. Вот! Это, случайно, не Шарлотта? Когда они приблизились к озеру, лес поредел, и они увидели двух купающихся женщин, которые, весело смеясь, брызгали друг на друга водой. Обе выглядели абсолютно нагими, ибо намокшие нижние рубашки стали совершенно прозрачными. Черт возьми, это действительно была их младшая сестра Шарлотта и горничная их гостьи, Джейн Ормонд. Послышался всплеск, и из воды показалась третья женская фигура. Мокрая рубашка, приставшая к телу, почти ничего не скрывала. Красивые плечи… ровная спина… осиная талия… изящные бедра… и, наконец, соблазнительные округлые ягодицы. Водопад длинных светлых волос, ниспадающих с головы совершенной формы, облепил тело. Тонкие руки заскользили по поверхности воды, посылая брызги в сторону подруг. Две другие девушки с визгом начали массированное контрнаступление на свою подругу, пока та, окруженная водяным туманом, не превратилась в подобие фантастического видения. До братьев донесся веселый возглас протеста. Третья девушка со смехом повернулась, собираясь бежать от нападавших. Верджил не мог с точностью определить, как ясно видели эти большие голубые глаза проезжавший мимо экипаж с двумя потрясенными пассажирами, но на мгновение она застыла, одной рукой скользнув по груди, а другой накрыв темный треугольник между ног. Прежде чем отвернуться и опуститься на колени, она на кратчайший миг стала Венерой Боттичелли – с прекрасным лицом и пышными формами девушка была похожа на непорочную и скромную богиню, зрелую и открытую любви. Желание защитить ее и целый сонм эротических фантазий, пробудившихся в Верджиле еще там, в игорном доме, овладели им с новой силой. Путники одновременно пришли в себя и, выпрямившись, откинулись на сиденьях. Данте бросил на брата подозрительный взгляд. – Кто это? – С уверенностью сказать не могу, но полагаю, мисс Кенвуд. Данте прикрыл глаза и откинул голову на спинку сиденья. – Я хочу убедиться, что правильно понял свое положение, Верджил. Я должен жениться на ней? Я должен быть принесен в жертву богу финансовой стабильности и взять в жены эту женщину, которую мы только что видели? Девушку, до того «выдающуюся, необычную и независимую», что она купается почти нагой среди бела дня у дороги, причем нашу сестру тоже склоняет к этому? Ты собираешься заставить меня жениться, угрожая оставить без содержания? Это она моя нареченная? – Да. – Верджилу больше нечего было ответить. Данте с минуту оставался в той же задумчивой позе, потом открыл ясные глаза, которые тотчас заблестели. Его губы медленно растянулись в улыбке, которая бывает только у очень довольных мужчин. – Ну, спасибо! – Очень хорошо, Пен. Очень хорошо. После этих слов Пенелопа покраснела еще сильнее, чем после услышанной истории. – Не вини меня. Я не давала разрешения на подобную выходку. Бьянка была очень обходительна и не делала ничего, что нарушало бы приличия, по крайней мере, при мне. – Последние слова Пенелопа произнесла, слегка поморщившись. Она была достаточно умна и понимала, что, судя по сегодняшней проказе, ей, возможно, далеко не все известно о проделках мисс Кенвуд. Верджил представил себе череду скандальных эпизодов, разворачивавшихся под носом у Пенелопы. – Все вроде шло как по маслу. Бьянка вела себя так смирно – казалось, и воды не замутит… – В данных обстоятельствах твое выражение со словом «вода» не очень удачно, Пен. Пенелопа понурила голову, видимо, смущенная тем, что не справилась с возложенными на нее обязанностями, и брат примирительно потрепал ее по плечу. У сестры было слишком мягкое сердце, и она ни в ком никогда не подозревала ничего плохого, а Бьянка Кенвуд, вероятно, тотчас раскусила Пенелопу и воспользовалась ее слабостью. Чтобы держать мисс Кенвуд в узде, требовалась старая тетка, какая-нибудь гарпия с несокрушимой волей, от взгляда которой молодые женщины трепещут, и чьи строгие наставления тотчас неукоснительно исполняются. К сожалению, такой тетки у них не было. – Может быть, в Америке все так купаются? – Пен, умоляю тебя! – Я поговорю с ней, а Шарлотта получит хороший нагоняй. – Ты этого не сделаешь. – А кто тогда? Ох, Верджил, только не ты! Всякий раз при упоминании твоего имени у нее на лице появляется престранное выражение. Ты для нее все равно, что тюремный надзиратель, и если при встрече ты сразу же кинешься выговаривать ей за ее поведение… – Я не скажу ни слова. Сказать об этом – значит признаться, что мы с Данте все видели. Признать случившееся – значит создать неловкость и некую… близость. Остается лишь одно: смотреть на все сквозь пальцы. – Я побеседую с Шарлоттой и объясню ей в общих выражениях, что нельзя поддаваться чужому дурному влиянию. Тут к Верджилу и Пенелопе присоединился Данте – он уже переоделся, и теперь на нем была тщательно выглаженная, превосходно сшитая одежда; он выглядел довольным и отдохнувшим. Длинные, по романтической моде, волосы он старательно уложил в художественном беспорядке. – Очень любезно с твоей стороны провести с нами несколько дней, – сказала Пенелопа, поднимаясь со своего места, чтобы поцеловать брата. – Иногда я тоже скучаю по семье, Пен. Думаю, я здесь пробуду… с неделю. Да, недели, пожалуй, хватит. – Он подмигнул Верджилу, и Пенелопа, заметив это, подозрительно нахмурилась. Верджил ответил Данте укоризненным взглядом: ведь Пенелопа ничего не знала об их планах относительно мисс Кенвуд, да и самоуверенность брата отчего-то его раздражала. – С неделю? Это прекрасно, Данте! Я знаю, ты не терпишь деревню, ведь здесь нет возможности заняться спортом… – Ну, спорта тут хоть отбавляй. Мне стало известно, что Вердж приобрел новую лошадь, которую требуется объездить, и я посчитал своим долгом помочь брату, ибо у меня талант управляться с лошадьми. – Новая лошадь? Верджил, ты мне ничего не говорил. – Она прибудет через несколько дней, – пробормотал виконт. Хитрец Данте – не упустил случай выторговать себе лошадь. Сравнение, к слову, весьма удачное – мисс Кенвуд действительно не хватает не лоска, а объездки. Это похоже на Данте: только он способен составить о женщине мнение всего за несколько секунд с расстояния семьдесят ярдов и так воодушевиться мыслью о ее завоевании. Неудивительно, что он держался так уверенно и вызывающе. Молодая кобылица, то есть особа, о которой шла речь, едва слышно шурша юбками, вскоре присоединилась к их обществу. Она пришла с Шарлоттой – стройная и гибкая, словно тростинка, та, как всегда, была очаровательна. Все в ней пока еще дышало детской чистотой. Рядом с темноволосой и белокожей Шарлоттой в розовом наряде Бьянка Кенвуд немного напоминала деревенскую мисс – ее голубое платье выглядело простым и немного старомодным, а кожу покрывал легкий немодный загар. И все же безупречность ее красоты Верджил тогда угадал безошибочно. Золотые волосы, уложенные в незатейливый узел, подчеркивали женственный, но очень твердый подбородок лица сердечком. Такую красивую внешность вряд ли можно назвать стильной, но девушка обладала необыкновенным очарованием, излучая здоровье и держась с грацией взрослой дамы. В течение нескольких минут, пока Пенелопа не отрекомендовала его, Данте оценивающе разглядывал Бьянку. Столь откровенный изучающий взгляд смутил Верджила – он вдруг почувствовал, что, взявшись за это дело, поступает бесчестно. Впрочем, подобные вещи устраивали во все времена и, как правило, совершенно открыто. Данте не спеша приблизился к своей жертве. Его успех у женщин объяснялся не столько упорными домогательствами, сколько присущим ему магнетизмом: Одна дама как-то проговорилась Верджилу, что когда Данте заглядывает ей в глаза, ей кажется, будто он видит ее душу насквозь, и у нее от этого прерывается дыхание. Однако рассмотреть душу мисс Бьянки Кенвуд оказалось не так-то просто: она без затей, непринужденно ответила на приветствие Данте, и дух у нее при этом, кажется, не захватило. Верджил не мог не отдать должное ее самообладанию, хотя по намеченному плану она должна была влюбиться в его брата с первого взгляда. – А Верджила вы помните. – Пенелопа бесцеремонно указала на брата. – Мистера Дюклерка нельзя забыть. Я очарована возможностью снова видеть вас, сэр. Надеюсь, прежде чем вы уедете, мы сможем поговорить. – Конечно, если пожелаете. О да, она этого желала! Уже две недели подряд Бьянка проговаривала про себя заранее заготовленную на этот случай речь, так как все еще негодовала на его властное вмешательство в ее дела, из-за которого она очутилась здесь. Внезапно она сообразила, что неотрывно смотрит на Верджила и все это заметили. – Вы довольны своим пребыванием у нас? – вежливо спросил Данте, подводя ее к канапе. – Очень довольна, благодарю вас. Он сел рядом, во все глаза глядя на нее. Данте был хорош собой, хотя, пожалуй, немного тонковат, будто Бог, создавая старшего брата, использовал весь свой лучший материал, и, создавая Данте, ему пришлось обходиться тем, что осталось. Его прекрасные карие глаза, опушенные густыми ресницами, выражали неуместную фамильярность. Да, они всё видели. Бьянка спорила с Шарлоттой, уверяя ее, что из проезжавшего мимо экипажа никто не выглянет. В действительности в какой-то момент ей самой почудились в окне лица мужчин; однако, раз до сих пор об этом ничего сказано не было, она решила, что нечего об этом и думать… – Так, стало быть, вас назвали в честь итальянского поэта. – Она ощутила неловкость оттого, что Верджил Дюклерк видел ее почти нагой. Как ни странно, тот факт, что его брат тоже видел ее, Бьянку совершенно не волновал. – Эта не очень удачная мысль пришла в голову моему отцу, который мнил себя стихотворцем и назвал сыновей именами великих поэтов. Нашего старшего брата звали Милтон. – Должно быть, хуже ничего нельзя придумать. Лучше бы он назвал вас в честь героев, а не авторов. Шарлотта хихикнула. – Улисс, Эней и тому подобное? Это было бы вообще ужасно. – Слава Богу, он не обратился к своим любимым легендам о короле Артуре, – согласился Данте. – Ланселот, Гавейн или Галаад… Они еще немножко повеселились, обсуждая возможные имена, а потом к ним присоединилась Пенелопа. Но человек у окна так и остался стоять в стороне. При этом Бьянка интуитивно чувствовала, что он с большим интересом следит за этим добродушным подшучиванием, – лишним доказательством тому служил его взгляд, который он изредка бросал в их сторону. Бьянка со своего места могла хорошо рассмотреть виконта – он был отлично сложен, высок и строен. В его плечах и ногах, по-видимому, скрывалось гораздо больше силы, чем казалось на первый взгляд. Теперь, когда виконт не хмурился, он выглядел по-своему красивым – крепкий, с грубыми, мужественными чертами, с поразительными голубыми глазами, которые, казалось, видели человека насквозь. Вот и сейчас он пристально посмотрел на Бьянку, перехватив на себе ее взгляд. Она, как ей показалось, не дрогнув и не покраснев, снова повернулась к Данте. Ей по-прежнему было не по себе, и все чудилось, будто, глядя на нее, виконт вспоминает, как она купалась в озере. Данте между тем что-то говорил ей, но Бьянка, ответив ему вопросом на вопрос, завела светский разговор в соответствии с правилами хорошего тона, принятыми у нее на родине. – А что вы делаете? Последовало гробовое молчание. – Делаю? – переспросил Данте после длительной паузы. – Ваш брат, как я понимаю, заседает в парламенте. А вы чем занимаетесь? Шарлотта хихикнула. Верджил, казалось, плотнее сжал губы, но глаза его заблестели, и он с любопытством посмотрел на брата. Данте улыбнулся: – Я джентльмен. – Это не подвергается сомнению, но где вы служите? – Он ведь джентльмен, мисс Кенвуд, – хмыкнул Верджил. Быть джентльменом означало не делать ничего, что приносило бы доход. Рафинированный молодой человек рядом с ней вдруг показался Бьянке таким же непонятным и далеким, как индейцы, которых она видела как-то раз, когда мать возила ее по пограничным городам. Именно это имела в виду бабушка Эдит, предупреждая ее: страна во многом покажется ей знакомой, но в некоторых отношениях она очень странная. – Полагаю, в Соединенных Штатах тоже есть джентльмены… – попыталась сгладить неловкость Пенелопа. – У нас есть люди с большим состоянием и высоким положением. Там есть такие же обширные поместья, как это. Но человек, который не работает… Понимаете, это считается почти грехом. Бьянка тотчас пожалела о своих словах. Праздность, по ее мнению, являлась признаком серьезного изъяна в характере, но она вовсе не хотела никого оскорбить. Наконец виконт нарушил молчание: – Очень интересно и… необычно. Но ваша страна еще так молода… Последуй подобное заявление от кого-то другого, Бьянка пропустила бы его мимо ушей. – На примере старой Англии мы уже знаем, что сила за молодыми! – Вы имеете в виду нашу последнюю войну? Поверьте, если бы не Бонапарт, эта небольшая стычка закончилась бы иначе. Бьянке с трудом удавалось сохранить вежливый тон. – Мой отец погиб в этой, как вы выразились, стычке, мистер Дюклерк. Снова воцарилось молчание, затем Пенелопа, слабо улыбнувшись, поднялась и спросила как можно более приветливо: – А почему бы нам не пообедать? Во время обеда Данте всячески старался привлечь внимание Бьянки. Виконт говорил мало. Бьянка несколько раз поднимала глаза и замечала на себе его пристальный, изучающий взгляд, как будто он подводил итоги. «Пока ничего, кроме неприятностей, – хотелось ей ответить. – Нужно немедленно отправить меня собирать вещи». После обеда Бьянка намеревалась подойти к виконту с разговором, но, как только они перешли в гостиную, Верджил, извинившись, удалился. Данте остался и сел играть с девушками в карты. Было заметно, что он хвалил игру Бьянки намного больше, чем она того заслуживала, а его улыбка все откровеннее выдавала разгорающуюся страсть. В душе Бьянки шевельнулось подозрение, что Верджил намеренно избегает ее, используя для отвода глаз Данте. – А где же виконт? – наконец спросила Шарлотта. – Может, он захочет заменить меня. – Думаю, он в библиотеке или в своем кабинете. Бьянка поднялась. – Прошу извинить меня. Пойду попрошу его присоединиться к нам. – Не дожидаясь позволения, она вышла из гостиной и направилась по коридору в библиотеку. Она не ошиблась – виконт сидел за письменным столом в библиотеке и сосредоточенно изучал какой-то большой фолиант. Подняв глаза й увидев в дверях Бьянку, он привстал. – Мое появление вас, кажется, очень удивило. Возможно, я поступила неверно? Нужно было просить аудиенции? – Девушка постаралась скрыть улыбку. – Конечно, нет. Я подумал, что брат и сестры займут вас на весь вечер, вот и все. – Я не люблю, когда мне постоянно подыгрывают. Если бы мы играли на деньги, я уже выиграла бы у вашего брата все его состояние. В итоге я решила дать отдых его гордости и щедрости. – Данте старается вести себя как радушный хозяин… и все же я рад, что вы отыскали меня. Должен извиниться за мое неосторожное замечание в гостиной – я не предполагал, что вы лично пострадали от войны, и никоим образом не хотел преуменьшить жертву, принесенную вашим отцом. Искренность этого заявления обезоружила Бьянку: Верджил даже показался ей совсем не таким мрачным и суровым, как обычно. – Возможно, теперь вы понимаете, отчего долгое пребывание в деревне мне претит, мистер Дюклерк, и отчего я не желаю появляться в обществе, к чему ваша сестра старается меня подготовить. Я хочу вернуться в Лондон и как можно скорее заняться собственными делами. – Война давно окончена, мисс Кенвуд, и наши страны снова сосуществуют в мире. Что же до ваших дел, я сам ими займусь. – Верджил сказал это с холодной улыбкой, свидетельствующей о том, что, по его мнению, данной темы лучше не касаться. – Вероятно, прибыв в Англию, я совершила ошибку. Мне нужно было последовать своему первому побуждению и попросить мистера Уильямса распродать все ценные бумаги, которые я унаследовала. – Вряд ли это осуществимо – большая их часть находится в доверительной собственности. Подача петиции в суд – процесс весьма длительный, на это уйдут годы. Нарушить условия невозможно. – Мистер Уильямс тоже так сказал. Моим вторым побуждением было попросить его организовать все так, чтобы доход присылали мне прямо в Балтимор. – Отчего ж вы этого не сделали? Тем более что теперь вы вините нас в ваших затруднениях? – Как я вам уже объяснила, у меня были свои причины для приезда в Лондон. – Да, уроки вокала. – В тоне Верджила послышалось облегчение оттого, что, похоже, эти намерения забыты. Однако чтобы забыть их, Бьянке нужно было гораздо больше, чем только неодобрение этого человека, – она вовсе не отказалась от своих намерений и с нетерпением ждала, когда сможет приступить к их осуществлению. – Так или иначе, я в Англии ненадолго. У меня есть дела, которые нельзя осуществить, находясь в этом доме, и к тому же я определенно против вашего вмешательства в мою жизнь. Мне не нужен покровитель. – Судя по обстоятельствам нашей встречи, мне кажется очевидным обратное. И нынче, кстати сказать, я не получил ровно никаких оснований, чтобы отступиться от своих убеждений. Верджил подразумевал сцену у озера, свидетелем которой он стал. Выражение его лица не изменилось, но какая-то невидимая волна от него передалась Бьянке и проникла в ее тело. Да, он видел ее в этой промокшей рубашке. Несмотря на его ровное, бесстрастное поведение, он и сейчас видел ее такой. На миг глаза Верджила вспыхнули: он понимал, что Бьянка обо всем догадалась. Это негласное признание добавило его мужественности опасный оттенок. Бьянка внезапно почувствовала себя в невыгодном положении, и ей пришлось приложить усилие, чтобы оживить прежнее негодование. – Никак не возьму в толк, отчего вы так упорно стремитесь взвалить на себя заботу обо мне. – Согласно завещанию вашего деда, ответственность возложена на виконта Леклера. Ваш дед хотел, чтобы этим лицом стал мой брат, но Милтон скончался, а завещание изменено не было, и теперь ответственность падает на меня. Я не уклонюсь от своих обязанностей, независимо от того, какие неудобства они мне доставляют. – Но я сама освобождаю вас от ваших обязанностей и требую, чтобы вы утром позволили мне уехать в Лондон! – Нет. Бьянка помедлила еще с минуту, но другого ответа не последовало. Значит, ответ окончательный – нет. Она пристально взглянула на него, пытаясь найти способ выиграть эту глупую баталию, но Верджил посмотрел на нее как генерал, который знает, что армия у него превосходная. Бьянка круто повернулась. Ничего, через несколько дней к ней прибудет подкрепление, и она с радостью бросит свои войска против этого человека. – Мисс Кенвуд, если вы возвращаетесь в гостиную, будьте любезны, передайте Шарлотте, чтобы она прежде зашла ко мне, когда решит подняться к себе. Одолев лестницу, Бьянка медленно побрела по громадному, выстроенному в готическом стиле дому к себе в комнату – самую просторную и роскошную спальню, в которой она когда-либо бывала, с зеркалом в золоченой раме и с резной мебелью. Подошла Джейн и начала расстегивать ее платье, передавая сплетни о слугах и арендаторах. В ее передаче жизнь простых людей выглядела гораздо интереснее и насыщеннее, чем жизнь высшего света, в котором Бьянка не жила, а скорее влачила жалкое существование и где недели тянулись как месяцы. Они ходили на прогулки, расставляли цветы, обменивались визитами с соседями, до которых Бьянке не было дела, разговаривали о моде и о том, кто есть кто в свете. Все это время Пен инструктировала американскую дикарку, поучая, как правильно обращаться к другим и как пристойно вести себя в Лондоне. Дело дошло до того, что Бьянка даже стала завидовать прислуге, которая чистила серебро. Наконец она определила для себя несколько способов нарушить монотонность этого существования. Шарлотта пришла как раз в тот момент, когда Бьянка надевала батистовый пеньюар. Разговор с братом был недолгим. – Он ни словом не обмолвился об озере. – Шарлотта села на кровать, пока Джейн расчесывала волосы Бьянки. – Зато хотел поговорить о тебе. – Обо мне? – Спросил, что ты делала все это время. Сформулировал он это, конечно, иначе – поинтересовался, довольна ли ты и нашла ли себе подходящее занятие. А вот это уже вмешательство… – Думаю, Верджил знает о том, что было на озере, винит во всем тебя и хотел знать, не выкинула ли ты еще чего-нибудь скандального. Высокомерный, самодовольный… – Он даже прочитал целую лекцию о том, что ты воспитывалась в других условиях, тебе предоставляли свободы больше, чем следует, и что я не должна вести себя непристойно, подвергаясь дурному влиянию. Пока он говорил, я насчитала по меньшей мере десять слов «пристойно». Мне пришлось пообещать ему вести себя очень корректно, пока ты здесь. – Шарлотта хихикнула. – Думаю, мой братец-праведник очень тревожится о тебе. Бьянка не знала, что на это ответить. Она и правда воспитывалась в иных условиях и пользовалась большей свободой, чем та, которую предоставляли Шарлотте, но во всем этом не присутствовало ничего непристойного – просто ей были чужды условности, даже по американским меркам. Бьянка полагала, что жизнь вообще по своей сути чужда условностям, но это вовсе не непристойно, хотя Верджил Дюклерк, наверное, решил бы именно так. Шарлотта вольно раскинулась на кровати. – Я рада, что Данте приехал. Он редко приезжает – предпочитает лондонскую жизнь. – Она лукаво посмотрела на Бьянку. – Точно не знаю, но думаю, у него здесь любовница. Прошлым летом я догадалась, что мой брат – самый настоящий повеса. А ты как думаешь, Данте повеса? – Вот уж не знаю, – ответила Бьянка, но про себя решила, что повеса, и еще какой. Ей также пришло в голову, что этот повеса видел ее почти нагой и весь вечер, интимно улыбаясь, бросал в ее сторону многозначительные взгляды. – Данте и правда похож на повесу, особенно когда его встречаешь впервые, но это только видимость, на самом деле у него все очень пристойно. К примеру, он ухаживал за Флер больше года, но за все это время только раз прикоснулся к ее руке, и это все, что он себе позволил. Бьянка уже слышала о совершенной, божественной и очень богатой Флер, которая считалась невестой Верджила, – здесь ожидался визит Флер и ее матери, – однако она рассчитывала, что к тому времени ее уже здесь не будет. – Шарлотта, это имение – единственная собственность вашей семьи? – Нет, есть и другие в Суссексе, только туда никто, кроме Верджила, не ездит, потому что они не в самом лучшем состоянии. Отец в свое время запустил хозяйство – он занимался писательским трудом, а потом начал перестраивать дом. Еще у Верджила есть свое поместье на севере, доставшееся ему в наследство от матери. – А кто-нибудь из ваших родственников живет в этих поместьях? – Никого там нет, по крайней мере, из тех родственников, с которыми мы близки. Отец жил затворником, и мы потеряли с ними связь еще при его жизни. Милтон тоже был чудаком. Верджил же совершенно чужд эксцентричности, но связей этих он так и не восстановил. Значит, нет близких родственников. Ни тетушек или кузин, которым можно было бы навязать сбившуюся с пути подопечную. – Знаешь, мне кажется, ты нравишься моему брату, – игриво сказала Шарлотта. Которому из них? Бьянка успела удержать уже готовый сорваться с языка вопрос и подивилась охватившему ее воодушевлению, которое этот вопрос в ней вызвал. – Уверена, что твой брат просто чувствует себя обязанным развлекать меня. – Данте вообще редко чувствует себя кому-то обязанным. Он намеренно дал тебе выиграть в карты и еще при этом постоянно улыбался. – Ты ошибаешься. К тому же, если он действительно повеса, мне это мало льстит. – О, об этом тебе не стоит беспокоиться. Данте знает, что ты подопечная Верджила и наша гостья. – Шарлотта соскользнула с кровати. – Пойду лучше спать. Завтра Данте собирается покатать нас в экипаже – вот повеселимся! Он отлично управляет лошадьми и ездит всегда очень быстро. – А виконт поедет с нами? – О, не бойся, он не испортит нам удовольствия. К тому времени, как мы встанем, у него уже целый день пройдет – Верджил с рассвета ездит верхом, а потом занимается делами поместья. Когда Шарлотта ушла, Бьянка забралась на кровать и обхватила руками колени. Стало быть, Верджил Дюклерк беспокоится, как бы мисс Кенвуд не оказала дурного влияния на его сестру, и даже предупредил Шарлотту, чтобы та была настороже. А что сделал бы этот святоша, если бы узнал, что мисс Кенвуд не просто другая, но и чуждая условностям, дикая и необузданная особа? Итак, у них нет других родственников, к которым можно было бы ее отослать, а держать рядом слишком опасно. Нет никакого спасения. Можно лишь разорвать все связи с обществом и дать ей волю поступать так, как заблагорассудится. Очень ответственное решение очень ответственного брата. Теперь ей нужно, чтобы этот виконт заключил, что присутствие и влияние Бьянки на других совершенно неприемлемы. – Джейн, попроси, пожалуйста, у слуг на время мужскую одежду для меня… |
||
|