"Пой вместе с ветром" - читать интересную книгу автора (Линдхольм Мэган)8Кое-как поднявшись, Ки подошла к Вандиену, прислонила к своему плечу его голову и попыталась сложить вместе клочья кожи на его растерзанном лице. Рана была рваная – ее края никак не желали ровно сходиться. Ки взяла руку Вандиена, заставила разжать кулак и придерживать разъезжающуюся плоть. Оставив его сидеть в снегу и смотреть на труп гарпии, Ки отправилась к сугробу, под которым покоились их припасы. Разыскав коричневую рубашку, которую Вандиен заботливо припас для нее, Ки порвала ее на полосы. Повязка выйдет скверной, но поди-ка забинтуй как следует подобную рану. И на том спасибо, если удастся остановить кровь… Когда Ки кончила возиться, один глаз у Вандиена оказался закрыт наглухо и он едва мог раскрыть рот. Это последнее, впрочем, было не так важно. Говорить было не о чем. Знакомый свист Ки и, паче того, ее ругань заставили серых вернуться. Кроткий Сигмунд покорно стоял, не мешая Ки заталкивать ему на спину Вандиена. Оказавшись наверху, Вандиен с трудом приподнялся, путаясь пальцами в густой гриве коня. Ки не стала мучиться, навьючивая на тяжеловозов припасы. Они подберут их, когда вернутся с фургоном. Напоследок она подошла взглянуть на убитую гарпию и постояла над ней, вжигая в свою память видение смятого бирюзового тела. Не было больше гарпии, охотящейся за ней… Равно как и Свена с детьми, – нашептывал в потемках сознания какой-то голос. Ки не стала к нему прислушиваться. Потом ее внимание привлек слабый отблеск серебра, и Ки, приглядываясь, опустилась на корточки. Наклонилась вперед… и тихо ахнула. Он оказался великоват для тощего запястья самца, этот высверк молнии, свитый в кольцо. Ки осторожно стянула его с костенеющей синей лапы. Искусно выкованный браслет был гладок и холоден на ощупь. Узнать его не составляло труда. Значит, жители Арфистова Брода нашли-таки себе козла отпущения… Серебряное кольцо вспыхнуло на солнце, взлетев над долиной. Потом еще раз ярко сверкнуло, кружась в бесконечном полете вниз, вниз… и растаяло, затерявшись в снежной белизне. Прощай, Хафтор. Прощай навсегда… Сгорбившись, Ки поплелась туда, где, не видя и не слыша ничего вокруг, сидел на лошади Вандиен. – Мы возвращаемся к фургону, – негромко сказала она ему. – Там есть из чего сделать тебе повязку получше. Вандиен едва заметно кивнул. – Я никогда прежде не убивал разумное существо… – пробормотал он. Ки кивнула. Она взобралась на Сигурда, и Сигмунд послушно двинулся следом. Мало-помалу Ки стала замечать трескучий мороз. От него перехватывало дыхание и ощутимо стягивало кожу на лице. Гарпия разорвала теплый плащ, и Ки было холодно. Странно, но ей было почти безразлично. Холод, думала она, это, в конце концов, всего лишь холод. Он мог всего лишь убить. Бывает, оказывается, и так, что не видишь особенной разницы, жить или умереть. За ночь ветер успел замести следы коней, но удержать Сигурда с Сигмундом на ледяном горбу оказалось нетрудно, благо тот проходил как раз посредине дороги. Ки старалась думать только о том, как добраться по нему до фургона. Вот когда он превратится в препятствие для ее повозки, тогда и будем страдать по этому поводу. Покамест ей надо было позаботиться о Вандиене. Еще Ки старательно гнала прочь образы, которыми утром искушала ее гарпия. Все они мертвы, напоминала она себе. Давным-давно мертвы. И дети, и Свен. И даже Хафтор, безобразный, полубезумный Хафтор. И ничего с этим поделать было нельзя. Ки посмотрела на Вандиена. Кровь насквозь промочила повязку и лениво капала с угла челюсти. Парень был смертельно бледен, глаза ввалились. Чтоб ему!.. И понадобилось же ему красть лошадей именно у нее… Могучие тяжеловозы попросту не воспринимали Вандиена и Ки как какой-то груз и охотно трусили вперед по снегу. При каждом резком движении голова Ки все еще отзывалась резкой, дергающей болью. Она сдерживала коней, заставляя их идти шагом, – и ради Вандиена, и ради себя самой. Они и так продвигались неплохо, тут Вандиен не ошибся. Ки с горечью улыбнулась. Всадник на лошади в самом деле легко одолел бы перевал… Еще один поворот дороги – и Ки увидела свой фургон. Пожалуй, еще никогда она не смотрела на него с такого расстояния. Голубая обшивка кабинки переливалась, покрытая инеем. Ночной ветер намел слой пушистого снега куда только возможно, – казалось, фургон бросили уже много столетий назад. Приблизившись, однако, Ки разглядела, что снег возле фургона был кем-то потревожен, причем совсем недавно. Грозное предчувствие снова шевельнулось в душе, Ки стала обдумывать, как бы подобраться к фургону незаметно. Спрятаться было решительно негде; ни от Сестер, угрюмо маячивших в вышине, ни от того, что могло таиться за дверцей. Ки еще раз посмотрела на Вандиена и поняла, что хорошо бы поспешить. Он качался, с трудом удерживаясь у Сигмунда на спине. Ки хотела подстегнуть коней, но заставила себя сдержаться. Это могло только навредить ему. Вандиен, казалось, ощутил ее взгляд и покосился на нее единственным глазом. – Это все боль, – сказал он ей. – И еще страх. Рана сама по себе не так уж и опасна… Ки посмотрела на длинное кровавое пятно, которое начиналось у Сигурда на холке и тянулось по его телу, перечеркивая атласно-серые яблоки. Вот упала очередная капля, и пятно стало еще чуточку больше и чуточку ярче. Неподалеку от фургона Ки остановила коней и съехала с Сигурдовой спины в снег. – Постой здесь, – без большой в том нужды велела она коню. – Пойду взгляну сначала, что там… – Он долго простоял в тени Сестер… – мрачно изрек Вандиен. – Ну не они же, в самом деле, вокруг него наследили, – фыркнула Ки. И побрела вперед. После теплой, живой конской спины ветер казался особенно пронизывающим и стылым. Больше ничто не грело ей ноги и зад, а с ними и все тело. С Ки будто сдернули еще один плащ. Она поспешно закуталась в свой рваный, стягивая руками дыру. Густо обросший инеем фургон был безжизнен. Снег лежал на деревянном дышле и на тяжелых ремнях сбруи, тянувшихся вдоль него. Даже на обращенных вверх ободах колес лежали маленькие сугробы. Снег набился повсюду. Нет, подумала Ки, ничто живое меня там не ждет. Что же касается следов… Ки присмотрелась и с большим облегчением обозвала себя дурой. Ну конечно, гарпия сперва посетила фургон и обнаружила, что дичь убежала. При мысли о том, что, если бы не кони, гарпия легко могла бы миновать, ничего не заметив, их с Вандиеном сугробов, у Ки дрогнуло что-то внутри. Ну и что, сказала она себе. Ну и что… И улыбнулась. Улыбнулась безо всякой надежды. Дверца кабинки примерзла насмерть. Ки долго лупила в нее кулаком, и, наконец, она подалась, а затем отворилась полностью. Ки свистнула, подзывая коней. Они подошли своим обычным размеренным шагом, а заодно доставили к фургону и Вандиена. Ки уже вовсю шарила по шкафчикам, когда фургон дрогнул и в дверце показалось обмотанное лицо Вандиена. – Я уж думала, ты не взберешься один, – сказала ему Ки. Он ответил: – Выглядит живописно, но на самом деле все не так уж и плохо. Он пролез внутрь, и Ки, подхватив под руку, усадила его на соломенный тюфяк. Вандиен опустился на него с явным облегчением и некоторое время молча смотрел, как она рвет на повязки тонкое зеленое платье. – Посиди тут, отдохни немножко, – сказала Ки и направилась к двери. – Я хочу разжечь костер и растопить немного воды. Мазей и лекарств на такую рану у меня никаких нет, так хоть промыть. Когти гарпии… на них вечно какая-нибудь дрянь. Даже если рана не смертельна, она может загнить… И она коснулась рукой скулы, с благодарностью вспомнив ласковые руки старой Риффы и ее бальзамы, облегчавшие боль. Да и ее тогдашние раны, правду сказать, были простыми царапинами по сравнению с растерзанным лицом Вандиена. Как же давно это было… Целую жизнь назад! Высунувшись наружу, Ки невольно нахмурилась: день уже угасал. Небо оставалось по-прежнему ясным, но заснеженная дорога почему-то показалась Ки темней, чем ей полагалось бы быть. Наверное, всему виной были блестяще-черные скалы, нависавшие над фургоном и так резко контрастировавшие со снегом. А может, глаза слишком привыкли к потемкам внутри кабинки… Разжечь костер оказалось немыслимо сложным делом. Всякий раз, когда огонек готов был заняться, снег начинал таять и упорно гасил его. Дрова же, казалось, насквозь проросли ледяными кристаллами и никак не желали разгораться. Но вот, наконец, оранжевое пламя весело заплясало, и Ки, набив снегом свой закопченный котелок, повесила его над огнем. Вандиен лежал неподвижно, точно брошенная кукла. Ки наклонилась над ним. Его голова, обмотанная промокшими бурыми тряпками, казалась слишком маленькой, а лицо – перекошенным. – Надо будет снять повязку, – сказала ему Ки. Он кивнул. Единственный открытый глаз смотрел словно издалека, но был ясен. Ки занялась повязкой. Грубые узлы запеклись кровью и к тому же замерзли, да и саму повязку покрывала плотная корка кровавого льда. Вандиен только вздрагивал, пока Ки осторожно просовывала острое лезвие между слоями и отделяла их один за другим, неровно разрезая залубеневшую ткань. Обнажившейся кожи не видать было под сгустками крови. Края раны, которые Ки так старательно складывала, разошлись вновь, открыв жутко зияющую дыру. Мысль о том, что сейчас придется коснуться ее, заставила Ки стиснуть зубы, а в душе вновь родился отголосок той боли, которую она испытала, стоя над останками Свена и малышей. Кровь натекла в один глаз Вандиена и там свернулась, плотно склеив ресницы. Но и одним глазом Вандиен безо всякого зеркала увидел по выражению лица Ки, во что превратилось его собственное лицо. Он побледнел и поспешно закрыл глаз… Маленький костерок продолжал отважно гореть. Вода в котелке еще не кипела, но Ки осторожно попробовала ее пальцем и обнаружила, что она уже достаточно нагрелась. Сняв котелок с огня, она осторожно отнесла его внутрь. Непроглядная тень Сестер окутывала дорогу преждевременной мглой. Ки с беспокойством отметила про себя, что кони отошли от фургона – дальше, чем, по ее понятию, следовало бы… Впрочем, не страшно. Свистнуть им, сыпануть зерна на снег – прибегут как миленькие. Но не сейчас. Надо обиходить Вандиена… К тому же она страшно устала. Каждый шаг требовал усилия. На ногах висели гири, тело требовало сна. Да и Вандиену, после того как она его перевяжет, небось потребуется отлежаться… Ки задумалась, не приготовить ли чаю, а лучше – горячего супа. Нет. Сон, только сон. Сладостное, благословенное забытье… Она смочила теплой водой зеленую тряпочку и стала осторожно промокать кровь. Вот обнажился глаз, сомкнутый, зато уцелевший… Чем больше кровяных сгустков смывала Ки, тем страшней на вид делалась разверстая рана. Тяжело вздохнув, Ки бережно пролила в нее немного воды. Вандиен нахмурился и попытался оторвать голову от промокшего тюфяка. Приподняв веки, он увидел кровавую лужу и сейчас же снова зажмурился. – Тут больше воды, чем крови, – поспешно утешила его Ки. Ей оставалось только надеяться, что он поверит. Сама она была вовсе не так уверена. – И потом, – продолжала она, – рана, из которой течет, сама себя очищает. Так говорят ромни… Вандиен мрачно отозвался: – Еще они говорят, что луна присматривает за грешниками. Ки тщательно свела края раны, почти восстановив их первоначальную форму. Из тонких тряпочек, бывших когда-то ее зеленым платьем, легче было соорудить плотно облегающую повязку. Легче было затягивать и узлы. – Ромни еще сбрили бы бороду вокруг раны, – сказала Ки. – Мне, к сожалению, нечем… – Ну и хорошо. У меня все равно духу бы не хватило… – Вандиен попытался сесть, но голова беспомощно запрокинулась. – Какая тяжесть в голове… И все тело такое тяжелое… – Ты просто потерял порядочно крови, вот и ослаб. А еще ты убил разумное существо, и от этого страдает твоя душа. Уж я-то знаю… Вот что: ты пока отдыхай, а я приготовлю горяченького поесть. Ки вновь вышла наружу и затворила за собой дверцу кабинки. Тень Сестер, окутавшая дорогу, сделалась еще гуще. Ки посмотрела наверх, в нависшую черноту, и неожиданно захотела еще раз, как тогда, прикоснуться к красоте Сестер. Но не смогла. Теперь от Сестер исходила только неусыпная бдительность… Костер успел погаснуть, оставив после себя лишь черную лужу талой воды. С трудом волоча свинцовые ноги, Ки отправилась к корме фургона за последними остатками дров. Костер, конечно, пришелся бы очень кстати, когда стемнеет. Однако горячая еда, восстанавливающая силы, была нужнее. Ибо ледяной горб никуда не делся, и надо будет что-то придумывать. Рядом с жалкой кучкой дров в кузове фургона лежал последний мешок зерна. Ну что ж… заодно… Ки понадобилось невероятное усилие, чтобы подтащить к себе тяжелый мешок, развязать его и высыпать на снег порцию корма. Подняв голову, Ки посвистела коням. К ее удивлению, их нигде не было видно. Только следы на снегу. Тяжеловозам зачем-то понадобилось убраться прочь, в ту сторону, где они ночевали в снегу и где осталась мертвая гарпия. Ки выругалась, возмущенная их неожиданной прихотью, и отправилась следом. Двое паршивцев все равно не услышат из-за поворота ее свист. А стоит им добраться до двух мешков зерна, брошенных там, их и вовсе ничем назад не заманишь… Ки кое-как заставила себя припустить трусцой. Кони уходили шагом, вот только шаг у них был гораздо шире, чем у нее. Ки задыхалась. В голове тяжело и болезненно стучало, мороз хватал ее за бок сквозь дыру в плаще. Чтоб он сдох, этот Ризус, вздумавший таким способом доставлять домой свои вонючие камешки. Чтоб она провалилась, эта больная башка, норовящая отвалиться на каждом шагу, эти тяжелые ноги, облипшие снегом… Будь они прокляты, эти Сестры, способные своей тенью превратить ясный день в сумерки… К тому времени, когда Ки добралась до поворота, каждое обстоятельство ее несчастной жизни было ею последовательно вспомянуто и с большим чувством проклято. Невелико удовлетворение, – зато Ки от злости даже немного согрелась. А серые безобразники, казавшиеся на белом фоне чуть ли не вороными, по какой-то странной причуде остановились, оказывается, сразу за горбом скалы. Они прижали уши, когда она от души их обложила. И поначалу наотрез отказывались идти обратно к фургону. Она пыталась тащить Сигурда за уздечку, шлепать по необъятному крупу – все тщетно. Только когда она влезла на кроткого Сигмунда и повернула его назад, таща Сигурда за собой, – мятежный конь волей-неволей поплелся следом, волоча копыта и возмущенно пофыркивая. И то только потому, что Сигмунд был больше и сильнее его. Но стоило им завернуть за поворот, как и Сигмунд замер на месте, только с интересом смотрел вперед, насторожив уши. Ки заплакала от ярости, чувствуя себя бессильной мартышкой в него на спине. Слезы замерзали у нее на ресницах. Она посмотрела на свой фургон, думая о дровах, лежавших в его кузове… …Фургон! Его кузов покрывала такая глубокая тень, что даже белый снег казался черным, как спекшаяся кровь… как черный камень Сестер. Ки подняла голову к ясному небу, и в глаза ей ударило солнце. Тень Сестер была вовсе не той тенью, которую отбрасывают солнечные лучи. Она жила и двигалась сама по себе… Ки что было силы заколотила пятками в круглые, как у доброй бочки, бока Сигмунда, но конь только затряс головой – и не двинулся с места. Тогда Ки скатилась с его спины и ринулась дальше пешком. И вот прямо перед нею была граница чистого белого снега и чернильной тени. Причем тень эта больше всего напоминала плотный язык черной жидкости, который Ки предстояло пересекать вброд. Ки еще раз посмотрела на солнце, с ужасом покачала головой – и ступила во тьму. Жуть! Ее нога стояла на блестяще-черной поверхности, наводившей на мысли о вечном, ничего не отражающем мраке. Ки смотрела на свою медленно погружавшуюся ступню. Чернота плотно охватила ее и крепко сжала. Как вязкая грязь. Но через подобную грязь ей еще не приходилось перебираться. Ки испугалась и попробовала выдернуть ногу. Нога подалась очень медленно и с величайшим трудом, но вышла наружу как ни в чем не бывало. И даже не вынесла с собой ни капельки прилипшей черной смолы. Ки вновь стояла на самом обыкновенном льду, припорошенном снегом. Она посмотрела на фургон… Чернота уже засосала большую часть колес и касалась днища кузова. Костерок был погашен и погребен тьмой. Как и сбруя, оставшаяся лежать на снегу. Тьма медленно и неотвратимо поднималась все выше… – Вандиен!.. – заорала Ки во всю силу легких. Ей показалось, будто чернота поглотила звук, превращая крик в шепот. Ки задыхалась. Сзади донесся шорох шагов: мудрые кони ретировались за поворот. Ей оставалось только гадать, что они знали о происходившем. И откуда. – Вандиен! Снова бессильный шепот в ночи. Ки явственно представила, как он спит там, внутри, уронив на тюфяк отяжелевшую голову, вытянувшись бессильным, обескровленным телом. Он умрет там, задавленный тенью Сестер, убитый той самой легендой, от которой он пытался ее предостеречь. И она не могла спасти его. Она никого не сумела спасти. Ни Свена с детьми, ни безобразного Хафтора… ни Вандиена. Соваться в эту черную дрянь было глупым геройством, бессмысленным и безнадежным. Она умрет, а толку будет – что мертвому припарки. Никому это не нужно, в том числе и Вандиену… Ки смотрела во мрак, вздымавшийся все выше. Да, лезть туда – словно натягивать шерстяные носки на мертвые от холода ноги… Или бросаться на гарпию с ремнем от сбруи… …Ки хотела бежать, но бежать не удавалось. Стоило ей опустить ногу, как чернота начинала ее засасывать. Все тело необъяснимым образом отяжелело, руки стали двумя гирями, чугунная голова беспомощно болталась на шее. Даже воздух, который она втягивала в легкие, казалось, сгустился и почему-то отдавал затхлостью. В нем не чувствовалось ни малейшего дуновения ветра. И черное вещество даже не чмокало, неохотно выпуская схваченные было ступни. Звуки как будто перестали существовать. И оно по-прежнему поднималось, поднималось прямо на глазах, ползло и ползло вверх. Вот оно поглотило еще одну спицу раскрашенного колеса… Оно засасывало ноги Ки, на каждом шагу грозя свалить ее вниз лицом. Двигаться становилось все тяжелее, голова никла, подбородок прижимался к груди. Ну, давай поползем, молило измученное тело. Давай встанем на четвереньки… Но Ки вообразила, как падает и остается лежать, не в силах больше подняться, – и с невероятным упорством продолжала шагать. И вот, наконец, ее ногти царапнули по боку фургона. Она хваталась за дерево, как едва не утонувший пловец, пытающийся выкарабкаться на крутой берег. – Вандиен!.. – трудно дыша, позвала она, но слова канули в бездонную черноту, едва успев достигнуть ее собственных ушей. Ки упала коленями на сиденье возчика и потянулась к дверце… Невероятно! Густая тьма просочилась внутрь фургона и поднималась одновременно с той, что затопляла его снаружи. В кабинке уже невозможно было бы выпрямиться. Черная жижа стояла уже почти вровень с дверным порожком. И продолжала неотвратимо ползти вверх. Вот сейчас она зальет спальную лавку… – Вандиен!.. – дико завизжала Ки. Он услышал ее и слабо пошевелился, но не сумел даже приподнять обмотанную повязками голову. – Я просто устал, – пробормотал он жалобно. – Ослаб… И глаз, открывшийся было, снова сомкнулся. Ки потянулась внутрь и невольно оперлась ладонью о черное вещество. Мрак сейчас же принял ее руку и сжал ее, словно добрый друг после долгой разлуки. Всхлипнув, Ки высвободила кисть, едва не вырвав руку из плеча. Она отрывисто, судорожно дышала. Она вдруг поняла, что ей следовало делать. Надо было как можно быстрее скользить по поверхности, не давая ей расступиться под тяжестью тела… И делать это надо было сейчас. Вот прямо сейчас. Без размышлений. Чернота поднялась еще немного и стала заплескивать на край дощатого сиденья. Ки едва не закричала, но крик замер у нее в горле… «Скользнуть» по поверхности мрака оказалось не так-то легко. Руки немедленно увязли по самые запястья, Ки еле их вытащила. У нее не было опоры, чтобы высвободить колени. Взвыв от отчаяния, Ки всем телом рванулась вперед и сумела-таки дотянуться до края тюфяка. Ее пальцы крепко стиснули матерчатый чехол, набитый соломой. И все. Она не могла подтянуться к нему. И его к себе подтащить не могла. Мрак держал мертвой хваткой. Оставалось только тонуть в нем. В кабинке внезапно стало темнее. Ки встревоженно оглянулась на крохотное оконце, потом на дверь. Оказалось, чернота покрыла сиденье. С каждым мгновением просвет в двери становился все ниже. Тьма охватывала голени Ки, словно тесные, такие тесные кожаные сапоги… – Вандиен!.. – отчаянно завопила она, и на сей раз до него начало доходить. Он кое-как приоткрыл глаз. Хребет Ки готов был затрещать. Еще чуть-чуть, и она рухнет животом прямо в черноту. К тому же тело тяжелело все больше и больше. – Тень Сестер, Вандиен!.. Надо выбираться отсюда!.. Ты не ослаб, это все тень!.. Давай же, шевелись, парень, прах тебя побери!!!.. Упоминание о Сестрах заставило его оживиться. Темный глаз, видимый сквозь повязки, начал озираться кругом, и в нем вспыхнула искра ужаса: – Надо скорее бежать отсюда… Он почти кричал, но Ки едва его расслышала. Идиотский смешок вырвался у нее. Поразительно новая мысль!.. Вандиен перевернулся на живот, и было похоже, что самое простое движение требовало от него предельных усилий. Он с ужасом уставился на узенькую лазейку, в которую превратилась дверь. Ки между тем погрузилась почти до бедер. – Прости меня, Ки… – сказал Вандиен. Или ей послышалось, что сказал. С трудом привстав на колени, он… рухнул прямо на нее. Ки ахнула и ткнулась лицом в черноту. Там не было ни света, ни воздуха… ни каких-либо ощущений. Страх захлестнул шейные мышцы, и Ки высвободила голову. Вандиен полз по ее спине, используя ее тело как гать, по которой можно было добраться до сиденья. Нога в сапоге ободрала Ки лопатку. Тяжело оттолкнувшись от нее, он высвободился. Он стоял там, упираясь коленями в доски сиденья. Доски были скрыты чернотой, но не давали ему погрузиться глубже. Ки не видела его: ей никак не удавалось вывернуть шею. Ужас, ярость, а пуще всего – лютая обида на подлого предателя добавили ей силы. Она ведь еще держалась за набитый соломой тюфяк! Она стала подтягиваться к нему с силой, которую может породить только страх смерти. Но только-только ей удалось по грудь выбраться из черноты, как сильный рывок стащил ее обратно. Ее руки разжались от неожиданности. Она потеряла опору… – Да не отбивайся ты!.. – послышалось из невероятной дали, словно бы из другого мира. Потом до нее дошло, что уже не черное вещество, а чьи-то руки стискивают ее лодыжки. Еще немного, и пальцы ног ощутили родную шершавую жесткость досок сиденья. Она хотела помочь Вандиену, но тело было неподъемно тяжелым. Чернота казалась плотной, но сколько ни пыталась Ки отталкиваться руками, у нее мало что получалось. Она почувствовала, как Вандиен всем весом тела навалился на ее голени, покоившиеся на сиденье, потом обхватил руками под бедра и рванул вверх. Соответственно, подбородок Ки снова ткнулся в засасывающую тьму. Ужас, вызванный прикосновением, заставил судорожно напрячься мышцы живота… Грудь и плечи неожиданно высвободились. Вандиен обхватил Ки поперек тела, помогая вытянуть руки. Ки стукнулась затылком о притолоку – и оказалась снаружи. У них не было времени ни для взаимных благодарностей, ни для отдыха, ни даже для того, чтобы попросту отдышаться. Оба стояли коленями на уже погрузившихся досках, и тьма доходила им до бедер. Лицо Вандиена было белым от напряжения в тех местах, где его не закрывала испятнанная кровью повязка. Не говоря ни слова, он потянулся вверх и встал на сиденье, потом перебрался на крышу. Ки влезла следом и растянулась подле него еще прежде, чем он успел предложить ей помощь. Сидя бок о бок, они тяжело дышали, как два умотавшихся пса, и тупо смотрели на черный прилив, медленно вздымавшийся кругом. Оба отчаянно нуждались в отдыхе, но отдыхать было некогда. Казалось, чернота теперь поднималась быстрей прежнего. Ки слышала, как стонали и тяжко трещали в ее объятиях деревянные части фургона. А где-то там, за краем черного океана, осталась белая заснеженная дорога. Ки знала, что туда им уже не добраться. Тьма утопит их, раздавит и поглотит. Тень Сестер. Так вот что это, оказывается, такое… Ки невольно подняла глаза, чтобы еще раз посмотреть на двух каменных великанш. Вандиен заметил ее движение и тоже посмотрел вверх. Они уже утратили способность восхищаться и благоговеть. У них не было душевных сил изумиться красоте представших им серебряных ликов. Между тем перед ними было зрелище, увидеть которое доводилось немногим. Сурово-прекрасные, бескомпромиссно глядящие Сестры… и черный покров, стекающий на дорогу. Серебряные лица были слишком чисты, чтобы выглядеть человеческими; им были неведомы чувства – достояние низших существ. Вандиен умоляюще простер к ним руки… Громадные глаза великанш отразили его мольбу, но и только. Ничто не переменилось. Мрак по-прежнему полз вверх. И далеко, невероятно далеко, манил к себе белый снег. Сестры высились, застыв в поцелуе, и серебряные волосы двумя водопадами струились по каменным спинам… – Умереть, созерцая подобную красоту! – вырвалось у Ки. Вандиен взял ее за руку, и она обернулась. Он указывал ей глазами на край обрыва, вернее, туда, где этот край когда-то был. И Ки поняла. Уж лучше быстрая смерть! Край был довольно-таки близко, – если повезет, они сумеют добраться. А если не повезет – что ж, какая разница, утонуть на крыше фургона или по дороге к самоубийству!.. Ки хотела встать на ноги, но Вандиен вновь усадил ее. А потом соскользнул с крыши на поверхность черноты, от которой их отделяла всего-то ладонь. Ки завороженно следила за ним, ожидая, что вот сейчас он завязнет и начнет беспомощно погружаться… Ничуть не бывало. Его руки и ноги безостановочно двигались, а все тело изгибалось, словно в припадке. Как плывущая змея, мелькнуло у нее в голове. А потом на ум явилось нечто еще более подходящее. Водомерка. Ки знала, что непременно должна попробовать, но тело отказывалось повиноваться: измочаленные мышцы кричали от боли, в голове стучало. Вандиен извивался и корчился, медленно продвигаясь к краю дороги. Ки провожала его глазами и невнятно радовалась за него. Фургон под ней заскрипел, потом затрещал и начал заваливаться набок. Как хотела бы Ки последовать за Вандиеном, но сама понимала, что ни воли, ни сил у нее на это уже не хватит. Вандиен не оглядывался. Чернота устремилась к ней, мягко тронула ее ногу… И Ки отчаянно задвигалась. Какая там воля, какие силы! – панический ужас бросил ее вперед, заставляя ползти. И весьма вовремя. Не успела она покинуть крышу фургона, как эта крыша исчезла. Ки не смотрела вниз, в вязкий мрак перед самым лицом. Просто билась и дергалась, точно рыба, вынутая из воды. Тьма хватала и отпускала ее, хватала и отпускала – то руку, то ступню, то колено, но с каждым разом все неохотнее. Воздух и тот отказывался проникать в легкие. Ки никак не могла вздохнуть полной грудью. Ни единого звука не достигало ее ушей – все поглощал мрак. Край утеса был невероятно, непредставимо далек. И Вандиен – почти так же. Потом Ки почувствовала, что понемногу слепнет. Разум подсказывал ей, что тело достигло крайнего предела, – это меркло сознание. Но тут же заговорил животный, нутряной ужас, не имевший ничего общего с разумом: что-то внутри Ки знало, что это все та же овеществленная тьма пыталась ее захлестнуть. И Ки принудила свое тело к невозможному. Вандиен между тем перевалился через край: просто достиг его и, не раздумывая, сполз с него вниз головой. Может быть, он и кричал, но Ки ничего не услышала. Сперва он валился вниз медленно, удерживаемый черным веществом; казалось, прошла вечность, прежде чем он скрылся за кромкой. Но вот, наконец, заскользили вниз его ноги… Ки предприняла последний рывок, чтобы догнать его и сорваться в бездну с ним вместе. Ки видела, как исчезли его сапоги. Она осталась одна. Она продолжала ползти сквозь черноту, борясь не за то, чтобы выжить, – лишь за право умереть той смертью, которую сама себе избрала. Если уж ее телу суждено быть сплющенным, так пусть оно сплющится о камни внизу, где его разорвут жадные птицы. Все лучше, чем быть раздавленной бессмысленным черным киселем!.. Ноги Ки шевелились все медленнее, не подчиняясь исступленным приказам мозга. С каждым движением она только увязала все глубже, совсем не продвигаясь вперед. Она больше не видела края. Голова была слишком тяжелой, Ки просто не могла ее больше поднять. Волей-неволей приходилось смотреть вниз, в слепящую тьму, которая по-прежнему не отражала ее, только силилась поглотить. Из носу потекла кровь. Густые красные капли падали на черную поверхность и сразу же тонули. Ки яростно отфыркивалась… и ползла вперед. …Край? Не может быть… Нет, действительно край! Ки смотрела вниз с отвесного обреза мрака, неожиданно сменявшегося заснеженной каменной стеной. Ки что-то прокричала и сунулась вперед головой. Потом выпростала плечи. Потом освободила руки… и протянула их к манящему снегу. До белого, белого дна долины, усеянного темными крапинами кустов, было не ближе, чем до небес. Тьма стала засасывать ее живот, вобрала ступни и лодыжки… Снова пришлось вырываться, трепыхаясь, надсаживая возмущенные мышцы… Ки перевалилась через край… и повисла вниз головой, потому что черное вещество крепко держало ее тело. Это было странное, замедленное падение: Ки попросту съезжала на животе, соскальзывая вверх ногами по отвесной черной стене. Окутанное белым саваном дно долины было до ужаса далеко. Ки медленно сползала все ниже. Кровь, скопившаяся в ноздрях, душила ее. Ки вырвало… Потом на запястье сомкнулись железные клещи. Ки изумленно обернулась и увидела перед собой белое, как снег, лицо Вандиена. Оказывается, он кричал ей, но чернота поглотила все звуки. – Перевернись!.. – завопил он ей прямо в ухо, и только тогда она сумела расслышать. – Перевернись, пока эта штука тебя еще держит! Опусти ноги вниз… Сам он уже полностью высвободился и теперь неведомо каким образом удерживался на обледенелой скале за краем дороги. Ки едва заставила выжатые мышцы напрячься еще раз, изгибая и переворачивая немыслимо тяжелое тело. Вандиен перехватил ее руку, помогая ухватиться за крохотный выступ утеса. Ки вцепилась в мерзлый камень, горько жалея о рукавицах, которые черная трясина давным-давно стащила у нее с рук. Вес тела постепенно сделал свое дело. Ноги Ки сползали все ниже. Какое-то время она висела почти горизонтально, потом чернота с беззвучным хлюпаньем выпустила ее сапоги. Тело Ки описало дугу над пустотой, – еще чуть-чуть, и она бы неминуемо сорвалась. Однако минуло мгновение, и Ки повисла рядом с Вандиеном, как он распластавшись и держась лишь кончиками пальцев рук и ног. …Но до чего все-таки славно было вжаться лицом в промороженный камень, укутанный снегом. ТВЕРДЫЙ КАМЕНЬ. НАСТОЯЩИЙ СНЕГ. БЕЛЫЙ СНЕГ. Ки слизывала талую сырость, щедро приправленную ее собственной кровью. Холодный, разреженный воздух ласкал измученные легкие. Долгое, долгое время это было для Ки сущим блаженством. Висеть. Дышать. Слизывать подтаявший снег… – Ки!.. Наверное, это был крик, но прозвучал он как шепот. Ки устало повернула голову и посмотрела на Вандиена. Что он еще собирался ей говорить?.. Лучше бы помолчал. У нее не было никакой охоты не то что разговаривать – даже и думать. И тем более шевелиться. Просто висеть здесь, пока не кончатся силы. А потом… То, что произойдет потом, произойдет быстро. – Смотри!.. И Ки стала смотреть. У нее лишь чуть-чуть округлились глаза, когда Вандиен покинул свой уступ и… начал карабкаться вверх. Потом вытянул над головой свободную руку и воткнул ее в черный срез мрака чуть-чуть повыше того места, где кончались камень и снег. Неведомое вещество цепко охватило его руки. Повиснув таким образом, Вандиен разжал вторую руку, еще державшуюся за камень, и воткнул ее рядом с первой. Потом несильно уперся ногами в утес. Ки следила за этим представлением с праздным любопытством… доколе он не выпростал одну руку и не переставил ее подальше – так далеко, как только сумел дотянуться. А потом выволок наружу вторую руку и перенес ее следом за первой… Его тело ползло следом за руками, соскребая со скалы снег. – Давай за мной!.. – Это был крик, но Ки разобрала его только по движению губ. Он снова сделал это: высвободил руку, переместил как можно дальше, перенес вторую… смел грудью и животом еще немного снега с камней. Он не оглядывался. Ки почти безразлично следила за своей кистью, покинувшей каменный выступ и погрузившейся в черный кисель, который сейчас же сомкнул на ней упругие беззубые челюсти. Невольный озноб прошел у нее по спине. Ки пришлось висеть какое-то время, доверяя черной дряни свою жизнь. Плечо готово было затрещать, но тут она сунула вторую руку внутрь. Пальцы ног заскребли по скале. Так. Вытаскиваем первую руку. Раскачиваемся в поисках новой опоры… Рука, на которой Ки висела, под весом тела начала уже выскальзывать, когда ищущие пальцы снова воткнулись во тьму. Да, это был гораздо более опасный способ перемещаться, чем ей показалось вначале. Когда было не надо, материализовавшийся мрак так и цеплял ее, порываясь убить. Зато теперь, когда только он и удерживал над пропастью ее тело, елозившее по отвесной скале, руки так и выскальзывали. Это была сущая пытка. Тянись, втыкай, виси, подтягивайся, тянись, втыкай… и так без конца. Дышать было нечем: руки, вытянутые над головой, не давали легким расправиться. Суставы плеч грозили вот-вот разорваться. Ки с тошнотворным страхом припомнила, как одно плечо некогда уже отказало. Ну пожалуйста, умоляла она собственное тело. Ну пожалуйста, тянись, втыкай, виси, подтягивайся, тянись, втыкай… Черное вещество между тем постепенно становилось все более плотным. Сначала Ки этому только обрадовалась – оно стало надежней удерживать ее выскальзывающие руки, – но потом заметила, насколько труднее стало втыкать руки и выдирать их на свободу. К тому же чернота так сжимала тело, что кисти совершенно побелели: с каждым новым пожатием мрак все сильнее выжимал из них кровь. Ки только стиснула зубы и с угрюмым упорством продолжала двигаться дальше. Ко всему прочему руки у нее отчаянно мерзли. Гораздо больше, чем тело, ерзавшее и извивавшееся по камням. Пальцы совсем онемели, а черная дрянь сгустилась настолько, что руку в нее приходилось уже не втыкать, а вколачивать. А потом отчаянно выдергивать, замурованную. Ки явственно ощущала, как рвутся у нее в плечах, у локтей, внутри запястий какие-то тоненькие нити. Рвутся одна за другой… …В очередной раз высвободив руку, Ки протянула ее, насколько было возможно, вперед и с маху ударила во что-то совсем уже твердое. Рука не желала проникать внутрь. Ки размахнулась сильнее и ударила кулаком. Все тщетно. Ки висела на одной руке, и сдавленная кисть посылала в мозг неслышные вопли боли: чернота сплющивала ее, сплющивала медленно, но верно. Ки крепко зажмурилась и ударила в третий раз, уже изо всех оставшихся сил… – С камнем этот номер, пожалуй, не пройдет, – сказал Вандиен, перехватив ее сжатый кулак и крепко потянув на себя. Ки слышала, как он с шуршанием переползал по снегу. С ума сойти, она вдруг обрела способность слышать и дышать по-человечески. Оказывается, она достигла края черной стены и пыталась вогнать кулак в неподатливый камень. Кое-как она вырвала исстрадавшуюся руку из тьмы и бездумно повисла, удерживаемая лишь хваткой Вандиена, вцепившегося в ее предплечье. Мужчина застонал от натуги, последовал рывок, и внезапно ее плечи и голова снова оказались по сю сторону края мира, на поверхности дороги. Ки принялась отчаянно барахтаться, цепляясь за что только можно и брыкаясь. Еще один рывок, и она очутилась целиком наверху. Пережитый ужас заставил ее сейчас же откатиться подальше от края. При этом она даже не пыталась подняться – катилась, ползла, плоховато соображая, что делает. Вандиену некогда было над ней посмеяться, – собственно, он и сам был занят точно тем же. Потом они долго лежали бок о бок на благословенном снегу, лежали неподвижно, уронив головы на руки. Ки слушала тяжелое дыхание Вандиена… а может быть, и свое собственное. Воздух безо всякого труда наполнял легкие, а снег был восхитительно холодный. Ки так устала, что ей не хотелось даже поднимать голову; впрочем, она знала, что сумеет ее поднять, если очень захочет. Она была жива. Она была жива… Она приподняла голову и набрала полный рот снега. Зубы сейчас же заныли, но Ки набрала в рот еще пригоршню. Потом повернула голову набок и посмотрела в лицо Вандиену. Они лежали нос к носу, и Вандиен тоже разглядывал ее сквозь полуопущенные ресницы. Его лицо, вернее, та часть, что виднелась из-под повязки, выглядела бескровной и осунувшейся от изнеможения. Большая часть зеленых тряпочек пропиталась красной влагой. По снегу под его щекой тоже расползалось кровавое пятно. – Видок у тебя как у актера в гриме, – пропыхтела Ки. – Белая рожа, черная борода и повязка – зеленая с красным. Прямо покойник для трагической пьесы… – Только не для этих подмостков, – простонал в ответ Вандиен. Оба оглянулись и посмотрели на непроницаемую черную стену, воздвигшуюся поперек дороги всего в нескольких шагах от них. Когда что-то неожиданно коснулось ноги, Ки в ужасе шарахнулась прочь… и услышала оскорбленное фырканье Сигмунда. Сигурд стоял немного поодаль и лениво почесывал нос о черную мохнатую бабку. Вандиен и Ки, распростертые на снегу, вызывали у них легкое любопытство. Но не более. – Верные друзья, называется… – разобиделась Ки. – Зато у них хватило ума убраться подальше, – сказал Вандиен. – Не то что у некоторых. Они не поднимались с земли, переводя дух и отдыхая. У Ки болело все тело, абсолютно все – до последнего ногтя, в голове мучительно стучало… словом, чувствовала она себя великолепно. Через некоторое время, однако, дал себя знать холод. Ки осталась без рукавиц, поглощенных черным приливом. Да и дыра в плаще осталась на своем месте. Эта мысль вызвала у нее слабую улыбку. Утреннее происшествие с гарпией успело отодвинуться далеко-далеко и начисто утратить былую значительность. Ки устало дотянулась до капюшона и поглубже надвинула его на голову. Она знала, что скоро надо будет встать и что-то такое сделать. Она задумалась, лежа на снегу, что же такое она должна была сделать… – Ки!.. Она неохотно приоткрыла глаза. Оказывается, она успела их закрыть. Солнце далеко ушло по небу, сползая к закату. Половина тела крепко замерзла. Ки поправила одеяло, и глаза снова стали смыкаться. Потом до нее дошло, что одеяла были вовсе не одеялами, а плащами – ее собственным и Вандиена, которым он укрыл их обоих. Стало быть, тому ее боку, которого касался бок Вандиена, было относительно тепло, зато другой мерз. И в пальцах ног ощутимо покалывало. Что ж, надо двигаться. Ки пошевелилась… – Замри! – прошипел Вандиен. Ки замерла. Темный глаз пронизывающе смотрел из-под повязки, обросшей инеем поверх кровяного пятна. Смотрел так, что все возможные вопросы замерли у Ки на языке. Она только повела глазами и увидела то же, что увидел и он. Серебряные Сестры сделались серыми. Мрак возносился обратно к ним, на свое место, возносился волнами и клубящимися вихрями, переливаясь всеми оттенками от бледно-серого до черного. И ложился тончайшими шелковыми слоями, пряча красоту, не предназначенную для созерцания низшими существами. Еще немного, и бессердечные, величественно-прекрасные лики вновь облеклись чернотой и стали обыкновенным камнем. Почти обыкновенным… – Значит, когда-то они были стражами, – выдохнула Ки. – Ш-ш-ш! – предостерег Вандиен. Однако кивнул. – И как я могла заснуть так близко от них?.. – шепотом удивилась Ки. Черный покров, окутавший Сестер, сгущался с каждым мгновением. Стена, перегородившая дорогу, становилась все ниже, превращаясь в черный туман и возносясь наверх, к Сестрам. – Мы же были вне их тени, – пробормотал Вандиен, когда счел, что разговаривать уже можно. – В чем, в чем, а в этом они чудовищно справедливы. То место полностью принадлежит им, но только оно, и все. Вот почему подъездная дорога с обеих сторон до последнего всячески прячется от их взгляда. Видимо, они устроены так, чтобы реагировать медленно. Может быть, их поставили здесь от существ более медлительных, чем теперешние, а может, им было приказано только перекрывать дорогу, не уничтожая?.. Откуда нам знать. Не удивлюсь, если они вообще делали здесь какое-то непредставимое для нас дело, а опасность, которую они теперь представляют для путников, – чистое совпадение. Этот мир стар, Ки, очень стар, мы в нем молоды… – Мой фургон!.. – прозвучало в ответ. Она приподнялась и встала, слыша, как копошится позади Вандиен. Последние клочья черного тумана улетали с дороги, возвращаясь на свое место. Ки, не раздумывая, шагнула туда, где не так давно громоздилась стена тьмы. Ей пришлось соступить вниз с довольно заметного порожка: мрак уничтожил весь снег и лед на дороге, оставив голый камень, гладкий и плоский. …Ки довелось однажды видеть фургон ромни, загремевший вниз с горной дороги, размоченной предательской оттепелью. В тот раз она немало дивилась толстым деревянным брусьям, переломанным, словно лучинки, и громадным коням, которых раскидало в разные стороны, словно котят. Кузов же их фургона превратился в пригоршни яркого мусора, высыпанные на горный склон, точно обрывки разноцветной бумаги… Но и там она не видела дерева, сплющенного до такой степени, что, как только она взяла его в руки, волокно стало отделяться от волокна. Ее фургон был раздавлен и размазан по камню дороги, словно пестрое насекомое, прихлопнутое на оконном стекле. Тут и там попадались обломки, которые ее разум не желал признавать: жалкая головка деревянной лошадки, почему-то сохранившаяся, в отличие от тела, нетронутой; тряпочка, бывшая некогда занавеской; плоский медный кружок, судя во всему ее походный котелок; солома, превратившаяся в труху; яркий цветочек, нарисованный на непонятно как уцелевшей доске… Ки не закричала. Она вообще не произнесла ни слова. Вандиен подошел к ней, шаркая сапогами по камню. Он взял ее за плечо и хотел увести прочь, но Ки стряхнула его руку. На ее лице жили только глаза, обшаривавшие обломки фургона, обломки всей ее жизни. Потом ее стало трясти и трясло все сильнее, Вандиен испугался, как бы с ней не случился припадок. Он смотрел, как она, содрогаясь, медленно ходила туда и сюда и время от времени нагибалась, подбирая очередной бесценный кусочек. Прижимала его к груди и бережно несла несколько шагов, потом роняла и наклонялась за следующим. Предметы выглядели случайными: обрывок кожи, ручка от кружки, яркая тряпочка… Она поднимала и выбрасывала одно за другим. Она бесцельно бродила среди руин, не замечая холода, от которого на руках уже расцветали красные и белые пятна… Наконец у нее из рук выпал крохотный меховой сапожок. Ки посмотрела на него, и ее перестало трясти. – Скоро станет темно. Хватит попусту разбазаривать время, – произнесла она таким тоном, как будто это Вандиен задерживал ее здесь. Решительным шагом пересекла она каменную площадку и влезла на снежно-ледяной порожек. – Скоро стемнеет!.. – окликнула она Вандиена. Она попыталась схватить Сигурда под уздцы, но конь игриво увернулся. Ки строго огрела его по плечу и сделала еще одну попытку, на сей раз удачную. Могучая, в серых яблоках спина возвышалась над ней, как гора. – Подсадить? – подойдя сзади, спросил Вандиен. – И как, интересно, ты сам после этого полезешь на Сигмунда? – ворчливо осведомилась Ки. – Судя по твоему виду, досталось тебе покрепче, чем мне… – Ки, – сказал он. – Знаешь, Ки… Я сожалею о том, что произошло. – В самом деле? – отозвалась она. – Что ж, завидую. Хотела бы я тоже чувствовать по этому поводу… хоть что-нибудь… Тут Вандиен попросту взял ее за ногу и забросил Сигурду на спину. Оказавшись наверху, Ки изловила Сигмунда и подвела кроткого мерина к краю ледяного горба, на котором уже стоял Вандиен. Вандиен попытался перебраться на коня, едва не свалился вниз головой по ту сторону, но все-таки удержался и сел. Вместе они направили тяжеловозов обратно за поворот и потом вниз по дороге, туда, где осталась их стоянка. Ветер дул им в лицо, жаля ледяными кристаллами. Ки засунула окоченевшие руки под себя, в конскую шерсть, и предоставила Сигурду идти, куда поведет его чутье. Темнота между тем сгущалась, и они, скорее всего, так и не разыскали бы занесенных снегом пожитков, если бы не труп гарпии. Он еще торчал наружу из сугроба, поскольку был слишком угловат и велик, чтобы его успело замести так скоро. Ки придержала Сигурда, без капли жалости разглядывая изуродованные шрамами черты, крылатое тело калеки. Другое дело, что до нее впервые как следует дошло, насколько сильно изувечил его огонь. Вся грудь была одним сплошным рубцом, а кисти передних лап навеки скрючились в кулаки. – Что вообще поддерживало его?.. – подумала она вслух. – Ненависть, – отозвался из темноты Вандиен. – Ну а тебя что будет поддерживать? Теперь, когда его больше нет?.. Ки довольно долго молчала, прислушиваясь к тишине ночи, которую нарушал только шорох ветра, пофыркивание переминавшегося коня да еще дыхание Вандиена. Действительно, что ей осталось?.. У нее не было мужа и детей, о которых следовало бы заботиться. Не было гарпии над головой, которой надо было бояться. Не было ни друзей, чтобы к ним вернуться, ни фургона – молчаливого святилища ее горя. Ки почувствовала себя пустой, абсолютно пустой. Вся ее жизнь, в одночасье обернувшаяся прахом, как будто заново утекла между пальцев. Мусор, раскиданный по дороге… Она поднесла руку к маленькому бугорку, по-прежнему топорщившемуся под рубашкой, и сказала: – Мне нужно еще доставить мой груз. Вандиен тихо и невесело засмеялся: – Я-то все гадал, когда же, наконец, тебя осенит!.. Воображаю, как изумится заказчик, когда получит его. Сообразишь запастись оружием, когда пойдешь к нему? Ки изумленно уставилась на него: – Оружием?.. Вандиен покачал головой: – О, святая доверчивость!.. Да неужели ты все еще думаешь, будто судьба сама по себе, без чьей-либо помощи, догадалась дать гарпии еще один шанс с тобою разделаться?.. Вот прямо так взяла и отправила тебя через Богами забытый и людьми заброшенный перевал с пригоршней побрякушек в качестве груза?.. Прямо гарпии в лапы… Глаза Ки блеснули в сумерках так, что Вандиен слегка отшатнулся. – Поосторожней, когда говоришь со мной о Ризусе! – предупредила она. – Я много лет с ним сотрудничаю. Я знаю его как облупленного! – Пусть так. Зато я знаю толк в драгоценных камнях, – с полным спокойствием возразил Вандиен. – Одно время мне приходилось с ними возиться, так что действительно дорогой от никчемного я уж как-нибудь отличу. Те, что лежат в твоем мешочке, гроша ломаного не стоят. Два из них – с изъяном, один – из рук вон скверно огранен, а остальные два – просто дешевка. Ради которой ни в коем случае не стоило гнать возчика и фургон мимо Сестер! Ки уперлась: – Он заплатил мне очень щедрый аванс… – …И уж верно, мог себе это позволить, если ему самому кто-нибудь очень хорошо заплатил. И так ли уж велика растрата, если предположить, что он вовсе не предполагал выплачивать оставшуюся половину? А?.. И червячок сомнения зашевелился в душе Ки. Быстро перебрав в уме все свои прежние сделки с Ризусом, она без труда припомнила множество разногласий и мелких обид. Ну да, жульничества в этих сделках не бывало. С ее точки зрения. Цена, о которой они договаривались, всегда бывала уплачена. Теперь она видела, что представляли собой их отношения с точки зрения Ризуса. Ему ни разу не удалось обмишулить ее и нажиться с ее помощью, – а именно такие сделки он и любил заключать больше всего! Уж верно, эта мысль мешала спать человеку вроде него!.. Ки так и поникла в седле. Остался ли в этом мире хоть кто-то, от кого не надо было ждать предательства и подвоха?.. Уже в темноте они с Вандиеном поужинали солониной, потом закутались в плащи и прижались друг к другу, забравшись между оленьими одеялами. Ки сразу закрыла глаза, притворяясь, что спит. Вандиена, однако, обмануть не удалось. Он сказал: – В Еловой Гряде живет отменный мастер, делающий фургоны… – Мне туда не по пути, – отозвалась Ки. – Мне надо доставить груз в Диблун. Вандиен вздохнул: – Так я и знал, что ты заупрямишься. Ки, да неужели ты польстишься на такую заурядную месть и посвятишь ей свою жизнь?.. Ну хорошо, а дальше-то что? После купца?.. Будешь разыскивать того, кто его подкупил, чтобы отомстить и ему?.. Послушай лучше меня. Нечего тебе вообще там делать, в этом Диблуне. Не езди туда. Пусть его! Наплюй и забудь. Ты ему ничем не обязана, слышишь, ничем. Пусть бы лучше кто-нибудь продал для тебя камешки, хоть какую-то выгоду от всего этого получишь… – Я обещала их доставить, и я доставлю, – сказала Ки. – Пусть даже он меня предал, но это не основание, чтобы еще и я его предавала. И потом, мне надо кое о чем его расспросить. Знаешь, как-то сомнительно, чтобы к нему средь бела дня явилась гарпия, сияя ожогами и бирюзовыми перьями, и попросила его устроить мне маленькую прогулку по горам. Гарпиям, ко всему прочему, такая хитрость вряд ли доступна. По-моему, тут все-таки здорово отдает человеком… – Которого ты собираешься выследить. И примерно наказать, – проворчал Вандиен. Ки не ответила, и он продолжал: – Ну а потом? Когда ты и с ним разберешься?.. – На сей раз он сам не дал ей времени ответить: – Слушай, Ки, а не приходило тебе в голову Довольно долго она молча лежала с ним рядом, и Вандиен знал, что она не спала. Наконец он сдался. – У меня лицо пульсирует, – сказал он. – Вот так: тук… тук… тук… тук… – Он потянулся рукой к обмотанному лицу, но притронуться не решился и вместо этого спросил: – У нас ведь больше нет чистых тряпок, да?.. – Утром поищу, – отозвалась Ки. И добавила: – Вандиен, я никогда не выбирала смерть вместо жизни… – Значит, остается предположить, что ты все время гуляешь с ней под ручку чисто развлечения ради. Ну да, пикирующие гарпии и безнадежно застрявшие фургоны, без сомнения, придают жизни некоторый вкус. Признаться, я с тобой не скучал… И все-таки… Неужели тебя никогда, никогда больше ничто не обрадует? – Не знаю, – сказала она. Рядом тяжело пыхтел, укладываясь на лежку, Сигмунд. – Не знаю, – повторила Ки. – Может быть. Не думаю, что мне этого особенно хочется. Захочешь тут, пожалуй… – Однажды я видел маленького ребенка, – проговорил Вандиен. – Он купил себе на ярмарке булочку с сахаром. Кто-то нечаянно толкнул его под руку, и весь сахар осыпался. «Испортили мою булочку!» – закричал малыш. И кинул ее наземь, под ноги толпы… – У меня погиб муж! – Голос Ки зазвенел от обиды. – И двое детей!.. Булочка… с каким-то там паршивым сахаром… – Правильно! – рассердился и Вандиен. – Так что давай, бросай псу под хвост и всю остальную свою жизнь! – А ты что предлагаешь?.. Ки все-таки оставила за собой последнее слово, потому что на этот вопрос ответить Вандиену было нечего. Они забрались поглубже под одеяла и поплотнее притиснулись друг к другу. В эту ночь ветер не заносил их снегом: похоже, он переменил направление. Темное небо, усеянное ледяными иглами звезд, нависало над ними, заставляя как можно плотнее сворачиваться клубком. Ки закрыла глаза… – Вообще-то я мог бы тебе кое-что предложить, – осторожно проговорил Вандиен. Он говорил так тихо, словно наполовину хотел, чтобы Ки его не расслышала. И сама ночь затаила дыхание, прислушиваясь. – Я мог бы пообещать, что стану давать тебе только то, что можно дать с легким сердцем и по доброй воле, безо всякой мысли об ответной награде, без тени какого-либо сожаления… Ки молчала. Может быть, она спала. Может быть, она не услышала. Или не захотела отвечать. Или ей просто было все равно… – А чего ты потребуешь взамен, Вандиен? Ты, костлявая, никчемная, подобранная на дороге обуза?.. – отвечая сам себе, пискляво передразнил ее Вандиен. – Как «чего»? Точно того же самого и от тебя, Ки… – продолжал он своим собственным голосом. Опять последовало молчание. Морозные звезды склонились чуточку ниже. Сигурд со вздохом последовал примеру напарника и улегся подле Сигмунда, грузно привалившись к его теплому боку. – С ума сойти, Вандиен, какое роскошное предложение, – снова раздался писклявый голос. – Прямо сердце тает. И правда, почему бы, скажем, не отправиться с тобой в Фесис? Вообрази только, как переполошатся твои почтенные родичи! Небось тут же отсыпят тебе денег вдвое против обычного, только чтобы ты поскорее убрался и подольше глаз к ним не казал… – Вот и замечательно, Ки, – обычным голосом сказал Вандиен. – Я-то боялся, что придется переться в такую даль пешком. Итак, значит, на рассвете быстренько отправляемся в Фесис… – Спи, дурень, – проворчала Ки. – Ладно, хоть в этом у нас нет разногласий… – вздохнул Вандиен. |
||
|