"Рыжая невеста" - читать интересную книгу автора (Осборн Мэгги)

Глава 3

Фокс задала не очень быстрый, но ровный темп езды. Она пообещала Таннеру, что сначала, пока его охранники не привыкнут проводить целый день в седле, дни в пути будут короткими. Однако на самом деле и она, и Пич уже очень давно не проводили в седле восемь или десять часов подряд. Когда они остановятся на ночлег, она наверняка тоже почувствует последствия долгого пребывания верхом, но сейчас она была в восторге от того, что путешествие началось.

Начало обычно бывает самой лучшей частью всякого путешествия. Спутники кажутся приятными и дружелюбными, животные здоровы и еще не устали, в воздухе витает ожидание и оптимизм. Впереди их могло ждать что угодно — и хорошее, и плохое.

Плохим было уже то, что они везли золото, думала Фокс. Каждые несколько минут, она подавляла в себе желание обернуться, чтобы убедиться, что груженный деньгами мул не заартачился и что его не украли.

— Может случиться и так, что ничего плохого не произойдет, — предположил Пич, когда они остановились у реки, чтобы перекусить. Зажав ладонями кружку с кофе, он посмотрел в сторону тополей, в тени которых сидели Таннер и его люди, ели хлеб с сыром и разговаривали. — Ты опасаешься, что слишком многим известно про золото и что все они думают о том, как бы его украсть? — Фокс мрачно кивнула, а Пич улыбнулся: — Что до меня, я разделяю мнение мистера Таннера. Я уверен, что и кассир банка, и управляющий банком, и все прочие — честные и порядочные люди и уже забыли о золоте.

Ну конечно. Что нам нужно, так это твой чертов оптимизм. — Фокс бросила на него скептический взгляд, как делала всегда, когда Пич, по своему обыкновению, во всем видел только хорошее. — Как ты себя чувствуешь? — спросила она через минуту, оторвав взгляд от Мэтью Таннера. Его высокая фигура и гордая осанка притягивали ее внимание словно магнит. И это страшно ее раздражало. — Держишься? Я могу приказать одному из охранников повести вторую связку мулов, если у тебя разболелось плечо. И потом, мне кажется, ты здорово кашляешь.

— Ты что, собираешься всю дорогу меня опекать, Мисси? — Пич посмотрел на нее внимательно. — Почему ты не намазала лицо тем средством от загара, которое я для тебя приготовил?

— Забыла. Завтра намажусь.

Теперь, когда ей не надо беспокоиться о том, что на озере мало льда, она наслаждалась солнцем и теплым ветерком, дувшим ей в лицо. Было приятно снова услышать, как шумит река, наблюдать за животными, пасущимися вдоль дороги, прислушиваться к звукам человеческих голосов. В данный момент ей с трудом верилось, что единственной целью этого путешествия была месть.

Когда они оседлали лошадей, чтобы снова тронуться в путь, к ней подъехал Таннер.

— Мне кажется, что мы отклонились на милю от основной дороги и начинаем подниматься в сторону Комстока. Этот отрезок пути я мог бы и сам повести.

— Вы правы. — Она глянула на него искоса из-под полей шляпы. Он смотрелся великолепно. Впрочем, он выглядел хорошо, что бы он ни делал — сидел, стоял, ходил. — Но вы не знаете, где надо свернуть на юг, где лучше расположиться лагерем и как найти место для водопоя.

— И тогда я начну оправдывать свои расходы, — поддразнил он ее. Они проехали бок о бок почти милю, когда он наконец заговорил: — Я благодарен вам зато, что вы изменили свое мнение по поводу перевозки золота.

— Я вздрагиваю всякий раз, как о нем подумаю, — призналась она, — но ведь выбора не было. Если бы у меня был отец, я бы сделала то же самое.

Фокс не помнила своего отца, а ей временем из ее памяти стерлись и воспоминания о матери. Остались лишь смутные впечатления, главным образом о больничной палате и страшном горе, от которого у нее перехватывало горло. Но она помнила своего отчима. Его-то она никогда не забудет.

— Ваша мать, верно, умерла, не то похитители забрали бы ее.

— Моя мать умерла вскоре после того, как я появился на свет, — сказал Таннер. — Я ее совсем не помню.

— А ваш отец после ее смерти больше не женился? — Этот вопрос был слишком прямолинейным и скорее всего недозволенным, но она не смогла не задать его.

— Отец женился много лет спустя, но его вторая жена умерла меньше чем через год после свадьбы. Я не был с ней знаком.

— А сколько вам тогда было лет?

Щеки Фокс пылали. Она мысленно приказывала себе перестать задавать личные вопросы, пока он не догадался, что он ее интересует.

— Мне было лет десять или одиннадцать. Я учился в школе на востоке.

У него по крайней мере есть отец. Фокс подумала о том, как это хорошо, когда есть кто-то, кто тебя любит независимо от того, что ты делаешь. У нее был Пич, но она отдала бы все на свете за то, чтобы у нее были также отец и мать.

Когда она повернула голову, то увидела, что Таннер отстал и ехал позади мулов. Ему, видимо, не очень понравились ее вопросы. Вот что делает с человеком школа на востоке — он становится сдержанным, даже скрытным. На западе люди более свободны в общении, они всегда хотят знать, с кем разговаривают, а для этого надо задавать вопросы. А когда они узнают о человеке основное, их беседа становится непринужденной. Может, так, а может быть, ей просто хочется найти оправдание своему любопытству.

Около трех часов дня они въехали в Золотой каньон. Это был один из самых старых городов на территории Невады, расположенный в узкой долине около реки. Постоянный грохот рудника Комсток и отсутствие солнца свели бы Фокс с ума, если бы ей пришлось здесь жить. Хотя солнце стояло еще довольно высоко, весь и без того мрачный город уже был в тени.

Поскольку городская водокачка была главным местом слухов и сплетен, они остановились возле нее, чтобы набрать воды и размять ноги. Фокс воспользовалась случаем, чтобы задать несколько вопросов. То, что она услышала в ответ, ей не понравилось.

Размышляя о новостях, она повела свой караван сначала вдоль главной улицы, а потом мимо нескольких небольших ферм за город и остановилась на самом краю пустыни. Здесь, на берегу реки в небольшой тополиной роще, они разбили лагерь.

Соскочив с мустанга, она сделала несколько приседаний, чувствуя, как одеревенели ноги. Что-то еще будет утром, подумала она.

— Так, теперь давайте устраиваться. — Пич знал, что надо делать. О нем она не беспокоилась. — Разложите свои спальные мешки, потом один должен принести воды, другой — разжечь костер, кто-то — приготовить ужин. Вы, джентльмены, договоритесь между собой, кто что будет делать. Я помогу мистеру Эрнандесу разгрузить мулов и найду все, что нужно для ужина.

Она как раз привязывала свою лошадь к дереву, когда услышала, как Каттер Ханратти прорычал:

— Только попробуйте, мистер, дотронуться до этого мула, и вы мертвец.

Фокс моментально оценила ситуацию. Пич стоял с одной стороны мула, груженного золотом, а Ханратти — с другой, приставив револьвер к груди Пича.

Через секунду Фокс уже стояла между Ханратти и мулом, чувствуя, как в спину ей упираются мешки, а в живот нацелен револьвер Ханратти.

Но она также поняла, что Ханратти почувствовал, как острие ее ножа упирается ему в бок.

— Сейчас же опустите оружие. — Ее голос дрожал от ярости. — Не смейте направлять револьвер ни на кого из членов экспедиции, вы меня поняли?

Чуть нагнувшись, она сильнее нажала на нож, так что Ханратти опустил взгляд и выругался.

— Никто не смеет прикасаться к золоту.

— Мистеру Эрнандесу поручено заботиться о животных, нагружать и разгружать их. — Револьвер не дрогнул в руках Ханратти, но и ее нож — тоже. Они стояли так близко друг к другу, что Фокс увидела мелкие пузырьки слюны в уголках губ охранника.

Он оскалился.

— Таннер не говорил, что никто, кроме мистера Эрнандеса, не должен прикасаться к золоту. Он сказал — никто.

— Я, наверное, был недальновиден. — Рука Таннера опустилась на плечо Ханратти. Он повернул охранника к себе и заставил его опустить руку, державшую револьвер. — Я доверяю мистеру Эрнандесу разгружать золото. И я доверяю всем, кто хотел бы ему помочь. — Его взгляд остановился на Ханратти. — Сейчас же убери оружие, Каттер.

Пич с шумом перевел дыхание и, откинув брезент, взглянул на банковские мешки так, словно ничего не произошло.

— Куда вы хотите, чтобы я их переложил?

— Положите их возле моего спального мешка и прикройте моим седлом.

— Никогда больше не смейте так делать, — сквозь зубы процедила Фокс, обращаясь к Ханратти.

Ханратти отошел и стал картинно прятать револьвер в кобуру.

— Я просто выполнял свою работу. Никто не пострадал. Фокс внимательно посмотрела на его грубое небритое лицо и маленькие глазки.

— А я делала свою, и тоже никто не пострадал. — Но она была не права. Сквозь рубашку чуть повыше пояса у Ханратти выступила капля крови. Все же она его поцарапала. — Простите.

Ханратти вытащил из-за пояса рубашку и удивленно уставился на пятно.

— Черт возьми, — сказал он, обернувшись к Брауну и показывая каплю крови на коже. — Она меня порезала!

— Ты этого не переживешь, — ухмыльнулся Браун. Оба охранника посмотрели на Фокс так, будто видели ее в первый раз. — Мэм, это был самый смелый и самый глупый поступок, который мне когда-либо приходилось видеть. Вы знаете, сколько человек застрелил на своем веку Ханратти?

— А мне на это наплевать! — отрезала Фокс. — Только бы он не застрелил кого-нибудь из нашей компании.

Они продолжали смотреть на нее так, словно она стала на фут выше ростом.

— Так кто из вас будет сегодня готовить ужин? Пусть поторопится.

— Похоже, поваром будешь ты, Джубал. Я не могу. Я раненый.

У них ушло на сорок пять минут больше, чем следовало, на то, чтобы устроиться лагерем, сварить кофе и поджарить мясо — для ужина. Фокс это не расстроило. Через несколько дней они привыкнут и будут все делать быстрее и лучше.

Фокс вымыла тарелки в реке и оставила их у костра до утра. Как во всяком хорошем лагере, кофейник был оставлен на углях, а свою кружку каждый оставлял при себе. Ей понравилось, что никто из мужчин не достал из своей сумки бутылку виски. Если у них и была бутылка, они, видимо, сохраняли ее для особого случая. Фокс посчитала, что это было хорошим предзнаменованием.

Они сидели вокруг костра, пили кофе и обменивались отдельными фразами до тех пор, пока солнце не зашло за горизонт. Фокс сразу заметила, как сильно после этого похолодало. Не следовало забывать, что февраль все же холодный месяц, хотя днем могло быть довольно тепло.

Джубал Браун допил кофе и зажег сигару.

— Самое время нам сейчас выяснить, кто из нас за Союз, а кто — за Конфедерацию.

Фокс была поражена.

— Вот уж не думала, что здесь у нас кто-нибудь придает этому значение.

— Большинство людей об этом не думают, но я собираюсь в Джорджию, и там я точно присоединюсь к конфедератам. Моя семья никогда не владела рабами, так что эта часть проблемы меня не волнует. Что для меня важно, так это то, что каждый штат должен иметь право выйти из Союза. Юг не должен стать частью Соединенных Штатов, если мы этого не хотим.

— Трудно понять, почему Невада хочет стать штатом и присоединиться к Союзу, а Юг борется за то, чтобы от него отделиться. — Фокс задумчиво смотрела на тлеющие угли. — У меня, правда, нет по этому поводу своего мнения, просто я хочу сказать, что одни люди не должны владеть другими.

Таннер посмотрел на Джубала.

— Я — за Союз.

Браун поджал губы и кивнул, но промолчал. Все посмотрели на Ханратти.

— Мне все равно, кто победит, — пожал плечами Ханратти. — Эта война идет за тысячу миль отсюда. Меня она не касается.

— А ты какого мнения? — спросила Фокс Пича.

— Я должен согласиться с мистером Брауном, — после короткого раздумья ответил Пич. Фокс удивленно подняла брови. — Никого нельзя заставлять быть там, где они не хотят быть.

— Как ты можешь быть на стороне Конфедерации? Они владеют рабами на Юге.

— У семьи мистера Брауна нет рабов. Со временем рабству придет конец независимо от того, кто победит в этой войне. Как могут конфедераты воевать за свободное волеизъявление, а потом отказать в нем своим гражданам? Надо верить в доброту и порядочность всех людей.

Это весьма благородное чувство, мистер Эрнандес, но мне кажется, что вы не правы. — Таннер налил себе еще кофе из стоявшего на углях кофейника. — Все не так просто. Экономика Юга построена на дешевой рабочей силе. Если отменят рабство, экономика скорее всего рухнет. Я не думаю, что южане захотят добровольно навлечь на себя такое бедствие. Джубал Браун зевнул, прикрыв рот ладонью.

— Похоже у нас тут два мятежника, один янки, один не определившийся и одна, которой все равно. — Немного подумав, он добавил: — Спорить вроде не о чем. Кто первым будет дежурить сегодня ночью? Ты, Ханратти? Или тебя слишком беспокоит твоя рана? Та, что нанесла тебе своим ножом женщина.

Ханратти улыбнулся одними губами:

— Думаю, я справлюсь. — Взяв револьвер, он обошел вокруг лагеря. — Позвольте полюбопытствовать, мэм, скольких парней вы в своей жизни порезали?

— Гораздо меньше, чем пристрелила, если вас это интересует. У меня есть с собой аптечка, на случай если вам кажется, что ваша рана слишком глубокая.

Если Ханратти хотел притвориться, что маленький укол — это рана, она была готова ему подыграть, но не без известной доли сарказма.

Не считая нужным отвечать, Ханратти отошел от костра и исчез за деревьями.

— Думаю, я сменю его после того, как разотру свое плечо мазью для лошадей, — сказал Пич, вставая.

— Тебе помочь?

— Я тебе уже говорил — перестань меня опекать. Это всего-навсего приступ ревматизма. — Бормоча что-то себе под нос, он скрылся в темноте, оставив Фокс и Таннера у костра.

— Ну, что вы думаете? — спросила Фокс, отодвигаясь. Они сидели рядом, почти плечом к плечу, и ей не нравилось, что его близость вызывает у нее какие-то странные чувства. Будто она съела что-то не то и ее подташнивает.

— Мы проехали всего двенадцать миль, и это заняло у нас на два часа больше, чем предполагалось.

— Нельзя подстегивать мулов. Если вы попытаетесь это сделать, вы рискуете погубить животных. У нас всегда будет ощущение, что мы прошли меньшее расстояние, чем должны были бы.

— Я не критикую, я просто это отметил. — Когда он повернул голову, черты его лица в свете костра показались ей еще более угловатыми. — Но я бы сказал, что первый день прошел хорошо. Мой охранник не убил моего проводника, а мой проводник не убил моего охранника. А на ужин у нас было мясо. — Он улыбнулся. — А знаете, Браун прав. То, что вы сделали, было глупо, хотя и смело.

— Возможно, — ответила она, глядя на медленно гаснущий огонь. — Но мы с Пичем вместе уже двадцать лет. Этот человек — моя семья, потому что другой у меня, считайте, не было. Он много лет обо мне заботился. Теперь настало время мне позаботиться о нем.

В свете костра его глаза были янтарного цвета. А какое ей до этого дело? Она сама не знала, почему она вообще это заметила.

Поскольку Таннер ничего не ответил, она сказала:

— Насколько я поняла, Ханратти и Браун находятся по другую сторону закона и частенько пересекают линию границы.

— Почему вы так считаете? — со смешком в голосе спросил Таннер.

— Человек, который перевозит золото, вряд ли наймет проповедника. Вам же нужны люди, которые привыкли сначала стрелять, а уж потом задавать вопросы. Я права? — Она метнула на него взгляд и встала.

Таннер тоже поднялся.

— Вы крепкий орешек, не так ли, мисс Фокс?

— Мисс Фокс? И крепкий орешек? — Она усмехнулась. — Судьба могла бы распорядиться иначе, но не захотела. Так что вы правы, мистер Таннер, я человек жесткий. И это помогло мне выжить. Между прочим, завтра мы прибавим скорость. Меня беспокоят пайюты[1], поэтому я хочу, чтобы мы завтра были уже в Форт-Черчилле. А это отсюда на расстоянии тридцати миль.

— Тридцать миль? — удивленно посмотрел на нее Таннер. — Это в два раза больше, чем мы проехали сегодня.

— Знаю. Я говорила, что несколько дней не будем слишком спешить. Но будет лучше, если мы проведем завтрашнюю ночь под крышей, а не под открытым небом. — В ее голосе послышалось раздражение. — Что это вы смотрите на мои волосы? Что-нибудь не в порядке?

— Вовсе нет. Ваши волосы прекрасного золотисто-рыжего цвета, особенно в свете костра. И вам идет коса.

Комплименты выбили почву у нее из-под ног. Фокс покраснела и потеряла дар речи. Она быстро отошла от Таннера, бросив через плечо:

— Спокойной ночи.

Какое-то время она была так возбуждена, что не сразу нашла свой спальный мешок, а когда нашла, чертыхнулась и, сняв сапоги, откинула одеяло, под которым обнаружила пару перчаток.

— Пич! Ты спишь? Что это такое ты мне подложил?

— Это перчатки, наполненные свиным жиром. Надень их и спи в них всю ночь. Вотри немного жира в щеки и губы. На всякий случай.

«Случай» они уже обсуждали с Пичем. Речь шла о том, как она должна выглядеть, когда будет стрелять в Хоббса Дженнингса. Если Фокс убьет Дженнингса, а будет выглядеть, как сейчас, никто не обратит на нее внимания. Газеты сочтут, что она дикарка и просто помутилась разумом, и никто не станет задумываться о причине, по которой она решилась на убийство. Но если она будет выглядеть той, кем она была на самом деле, Дженнингс увидит, что он с ней сделал, и, возможно, пожалеет об этом.

С другой стороны, если она превратится в обычную молодую леди, пусть даже немного угловатую, газеты могут ею заинтересоваться. Им захочется узнать, почему приличная молодая мисс застрелила процветающего бизнесмена, и у нее появится возможность рассказать всем, какой скотиной был Хоббс Дженнингс. Она жаждала, чтобы правда о нем была напечатана в газетах. Сложность этого варианта заключалась в том, что если она будет выглядеть как приличная леди, может показаться, что Дженнингс нанес ей не такой уж большой вред, как на самом деле. Ей могут даже не поверить.

— Ну, не знаю, — сказала она, поднесла к носу перчатки и понюхала их. Вообще-то неплохо. Жир не был прогорклым.

— Мы с тобой все обсудили, Мисси. — Фокс услышала, как Пич зевнул. — Ты должна дать себе шанс. Избегай солнца. Позаботься о своих щеках и руках. Я собираюсь спать, так что больше не приставай ко мне с разговорами.

— Избегай солнца, — буркнула она. Как будто это возможно.

— Намажь лицо защитным лосьоном, который я для тебя приготовил.

Совет Пича дать себе шанс был вполне разумным. Она сунула руки в перчатки и сморщилась, потому что жир потек по пальцам и под ногти. Она подозревала, что смягчить этим средством лицо и руки так же мало шансов, как сделать красивой козу, подровняв ей копыта, но все же она решила: чем черт не шутит?..

Перекинув косу через плечо, она легла в спальный мешок и закрыла глаза. Все-таки Мэтью Таннер хорошо выглядел верхом на лошади. Он ехал, надвинув шляпу на лоб, чтобы защитить лицо от солнца, и одной рукой держался за луку седла. Все выдавало в нем человека, который мог себе позволить потратить пятьдесят тысяч долларов. Другими словами, он был вне досягаемости для Фокс, как самая далекая звезда.

Но ему понравился цвет ее волос. А это уже что-то. Она никогда бы не подумала, что в ее облике что-то могло понравиться такому мужчине, как Мэтью Таннер.