"Пламя над Англией" - читать интересную книгу автора (Мейсон Альфред)

Глава 8. Лучший план

В субботу, в полдень, Синтия Норрис и Робин Обри стояли на гравиевой дорожке позади Хилбери-Мелкум. Все утро они были заняты репетицией и сейчас ожидали, что звук трубы пригласит их к обеду. Сад спускался крутыми террасами к ручейку внизу долины, чье мелодичное журчание достигало ушей юноши и девушки. В центре изумрудно-зеленой поверхности каждой террасы находился продолговатый пруд с лилиями и фонтаном, окруженный каменным парапетом, а по краям располагались лестницы с высокими урнами по бокам. С каменных стен сзади свешивались белые ломоносы и алые розы. На светло-голубом небе сверкало солнце.

— Это наш последний день вместе, — промолвила Синтия, не пытаясь скрыть тоску, звучавшую в ее голосе.

— Надеюсь, мы расстанемся ненадолго, — ответил Робин.

Хотя между ними не было произнесено ни единого слова любви, они говорили с серьезностью, присущей влюбленным.

— Вы уезжаете завтра? — спросил Робин.

Синтия сообщила ему о приготовлениях к отъезду. На рассвете повозка заберет багаж ее и ее кузины.

— Оливия и я отправимся верхом после завтрака. Я пообедаю в доме Оливии, а дальше поеду одна.

— У меня есть лучший план, — заметил Робин, глядя вниз, в сторону ручья. Синтия внезапно рассмеялась.

— По-моему, сэр, вы уже в колыбели строили планы, как усовершенствовать качалку. А когда у вас начали резаться зубы — это было совсем недавно, верно? — вы, безусловно, придумали, как их побыстрее вытянуть с помощью припарок. Ну, хорошо, послушаем, что вы замыслили на мой счет!

Увы! Прежде чем она успела это услышать, прозвучала труба, призывая их к обеденному столу.

— У нас больше нет времени! — воскликнул Робин. — Почему мы всегда должны есть?

— Потому что пироги из воздуха могут удовлетворить только…

Прежде чем Синтия успела окончить фразу, Робин быстро повернулся к ней.

— Кого?

Покраснев, Синтия попыталась скрыть смущение смехом.

— Угадайте сами, — быстро сказала она, смутившись еще больше.

Беспомощно оглядевшись, девушка увидела сквозь окна, что большой холл полон людей, и ей захотелось поскорее уйти.

— Что это за лучший план? — поспешно спросила она. — Когда я услышу о нем?

— Сегодня вечером, если пожелаете.

— Пожелаю.

Робин поглядел вниз.

— Тогда на третьей террасе, — сказал он.

— Она отсюда не видна, — пожаловалась девушка.

— И из окон тоже. Поэтому я ее и выбрал, — объяснил Робин, и кровь снова прилила к щекам Синтии.

— Когда пьеса кончится… — начал он.

— Будут поздравления и опять еда и питье.

— И такие шум и суета, что ничье отсутствие не окажется замеченным.

— А в саду будут лунный свет и тишина, — торжественно произнесла Синтия.

— Итак, на третьей террасе, — резюмировал Робин. — Там как раз за тисовой изгородью есть скамейка…

— Да, и в дальнем конце пруда с лилиями статуя Меркурия59, готового к полету, — лукаво улыбнулась девушка. — Это предупреждение.

— Притворство — он никогда не полетит, — ответил Робин. — Я буду ждать на скамейке.

Синтия внезапно рассмеялась.

— В кожаной куртке и широких штанах?

Робин засмеялся в ответ.

— Мистер Стаффорд написал мне мою роль, и я учил ее очень тщательно. Теперь я знаю этот персонаж лучше, чем он, который его придумал. Этот слуга не Карло Мануччи! Такие, как он, ухаживают за девушками, переодевшись в платье своих хозяев.

Синтия покатилась со смеху.

— Значит, на третьей террасе, Карло. Я приду, чтобы услышать о вашем плане.

— И еще три слова, дорогая, — тихо произнес Робин. — Но три слова, длинные, как жизнь, а если захочет Бог, то еще длинней.

И снова «свойственная влюбленным серьезность стерла улыбки с их лиц.

Пообедав на скорую руку, актеры удалились переодеваться. Никакая девушка не прихорашивалась столько перед зеркалом, как Робин в тот вечер. В саду он мог завоевать величайшую награду. Юноша не считал себя достойным се, но, по крайней мере, он намеревался выглядеть таковым. Робин надел розовый бархатный камзол, штаны того же оттенка и светлые чулки; маленький воротник был расшит золотом, а розы на туфлях — серебром; руки были заняты парой перчаток. Когда Робин спустился в длинную галерею, все актеры уже собрались. Судя по царившей неразберихе, могло показаться, что пьеса не будет подготовлена и через месяц. Но даже в этой суете мистер Стаффорд нашел время возмущенно воздеть руки к небу при виде Робина, превратившись на момент в наставника в доме миссис Паркер.

— Вы же слуга, сэр! Ваше упрямство губит всю пьесу! Вы же Джек Дудл, слуга, и должны появиться первым! Клянусь Богом, маска погублена!

Робин серьезно покачал головой.

— Я следую тексту, мистер Стаффорд. Вы же сами его сочинили. Я вбегаю в большой зал, где сэр Роберт и его гости заканчивают ужин…

— Не вы, а Джек Дудл, сэр.

— Джек Дудл сразу же произносит ваши восхитительные строки, мистер Стаффорд. В них ощутим сам дух поэзии.

Прошу вас, господа, мне пышный стиль,

Который не к лицу слуге, простить.

Иными словами, Джек Дудл появляется в одежде хозяина. Я был в этом уверен.

Мистер Стаффорд пришел в отчаяние от глупости своего ученика.

— Нет, сэр, слово» стиль» относится к манере вашего обращения!

Но его, к счастью, позвали, так как отвязался один из углов облака. Сидевшая за клавесином Синтия смотрела на Робина с явным удовольствием. В нужный момент «Джек Дудл» ворвался в большой зал. Сэр Роберт и его гости должным образом изобразили изумление и тревогу при этом вторжении. Однако, посовещавшись, они согласились послушать «глупую сельскую аллегорию, поставленную для их развлечения».

Все прошло отлично. Вирши мистера Стаффорда перемежались песнями и танцами. Облако плавно опустилось на Землю — Джон Сэведж оказался лучшим плотником, чем наемным убийцей. Хамфри Бэннет превосходно изобразил Бога Облака, и спектакль, в более поздние века показавшийся бы невыносимым, был принят с энтузиазмом. В разгар аплодисментов и поздравлений Робин ускользнул из галереи. На лестнице и в холле не было никого. Снаружи сад дремал в лунном свете.

В западном углу третьей террасы плотная тисовая изгородь выше роста Робина окружала маленьким амфитеатром скамейку, где расположился юноша. Перед ним сверкал серебром пруд, у которого на пьедестале стоял бронзовый Меркурий, подняв плащ над головой, готовый к полету. Он стоял там неделю за неделей, месяц за месяцем, год за годом, в лунные ночи и летние дни, в бури и туманы, собирающийся взлететь, чтобы доставить известие, но так и не выполняющий свою службу.

Тихий возглас заставил Робина вскочить на ноги. Синтия подобрав юбку, чтобы она не путалась под ногами, сбегала со ступенек; какая-то драгоценность поблескивала в ее волосах. Она бежала легко и быстро, словно выполняя поручение, от которого уклонился Меркурий. Девушка подошла к Робину, ее глаза сверкали как звезды, грудь вздымалась и опускалась. Он долго придумывал пышную речь, с которой собирался обратиться к ней, но это оказалось напрасной тратой времени. Как только Робин протянул к девушке руки, она, прежде чем он успел произнести хоть слово, очутилась в его объятиях.

— Синтия! — прошептал Робин.

— Малыш Робин! — ответила девушка, прижавшись щекой к его сердцу.

Робин произнес обещанные три слова:

— Я люблю тебя!

Приподняв подбородок Синтии, он поцеловал ее в губы.

— О, если бы ты не приехал в Хилбери! — простонала она.

Робин успокоил ее. Он никак не мог не приехать, так как уже давным-давно было предопределено, что июльской ночью в душистом саду Синтия Норрис и Робин Обри должны обручиться. Однако, Синтия продолжала мучить себя.

— Меня так уговаривали! Две соседские семьи, два поместья стали бы одним.

Робин отшатнулся, уставившись на нее, затем снова привлек девушку к себе.

— Хамфри?

— Да. И я могла согласиться.

— Никогда!

— Нет, могла! — настаивала Синтия. — Меня до сих пор никто не волновал. Так что Хамфри казался не хуже других. А когда ты ворвался в музыкальную комнату… О! — Вспоминая об этом чуде, она глубоко вздохнула и провела рукой по плечу Робина, дабы убедиться, что он по-прежнему здесь во плоти и крови. — Я чувствовала себя очень несчастной — наверное, поэтому я брала так много фальшивых нот.

— Ну, разумеется! — решительно подтвердил Робин.

— Мне казалось, что я непохожа на других девушек, что я не могу любить. Но когда я увидела в зеркале, как ты смотришь на меня, словно на величайшую драгоценность, меня это привело в восторг, а на следующий день я уже тебя обожала. Какой стыд, правда? — И она засмеялась, гордая и довольная собственным бесстыдством.

В окружавшей их тихой лунной ночи девушка первая вспомнила, где они находятся.

— Мы должны идти назад. Они уже, наверное, садятся ужинать.

Но Робин крепко держал ее.

— Любимая, ты владеешь моим сердцем.

— Оно будет завернуто в лепестки роз.

— Значит, ты должна владеть и моими тайнами.

Синтия улыбнулась.

— Ты еще не успел вырасти, а у тебя уже столько тайн!

— Выше, чем этой ночью, я никогда не буду, — заявил Робин.

— Слава Богу! — отозвалась девушка. — Иначе мне бы никогда не добраться до твоих губ. — Ее руки обвились вокруг его шеи. — Придется купить золотую шкатулку для твоих секретов.

— Ты услышишь о них завтра. Я поскачу вместе с тобой.

— Тогда о них услышит и Оливия, — грустно промолвила Синтия.

Но у Робина имелся его лучший план. На пути к Уорему дороги расходятся. Дорога на юг идет наверх, через Пербек-Хиллз, и там есть спуск к Эбботс-Гэп.

— Я хочу, чтобы ты приехала со мной в мой дом. Я должен сказать тебе то, что не говорил никому. Ты будешь владеть всем, что принадлежит мне, — сердцем, тайнами, честью!

Он говорил серьезно и просто, и Синтия сразу же ответила:

— Я устрою это с Оливией. Так что отложим тайны на эту ночь.

Они вместе поднялись по лестнице, окруженной розами, в дом с освещенными окнами, но вошли по очереди и сели ужинать. Рано утром Робин отправил слугу с лошадью, нагруженной вещами. Он, Синтия и Оливия выехали в семь. На развилке у Биндон-Аббас60 Синтия и Робин простились с Оливией. В одиннадцать они уже спускались с гряды к Эбботс-Гэп, окруженному деревьями, и сверкавшему впереди заливу Уорбэрроу. На западе похожий на огромного, готовящегося к прыжку льва мыс Портленд вытянулся в Ла-Манш. Синтия натянула поводья и огляделась вокруг.

— Наш дом, дорогой! — тихо промолвила она, протянув руку к юноше. Но взгляд Робина блуждал где-то за Портлендом, не замечая красоты побережья. Казалось, он слышит голос, доносящийся из-за моря, видит какую-то странную процессию, выходящую их его глубин. Повернувшись к девушке, он взял ее за руку. На его лице застыло выражение, которого она не видела раньше.

— Даже сейчас, любимая, ты царила в моих мыслях, — сказал он. — Я мечтал, чтобы все было кончено, и я смог вернуться домой.

Спустя много дней Синтия бережно хранила в памяти эти слова. Но теперь она не ответила, пользуясь великим даром молчания.

— Дорога здесь плохая, — предупредил Робин, начиная уверенно спускаться по извилистой тропе. Перед полуднем они прибыли в Эбботс-Гэп.