Марк Мейсон
Ловушка для простака

Это немыслимо. Просто невероятно. Баллы? Чтобы жениться?!А я-то радовался, как здорово я всё придумал. Пригласил ее в шикарный ресторан, но такой, куда мы уже собирались сходить, – чтобы она ни о чем не догадалась. Сказал, что мне придется допоздна задержаться в офисе, чтобы встретиться с ней прямо в ресторане. Мне хотелось, чтобы все было обставлено как старое доброе свидание, а не обычный ужин людей, которые давно живут вместе и просто вышли перекусить. И предложение, где продумано каждое слово: «Ты окажешь мне честь, если станешь моей женой». Едва уловимый огонек в глазах, чтобы это не прозвучало банально, но и не переборщить, чтобы Керсти не усомнилась в серьезности моих намерений.На самом деле это был план Б. От плана А меня отговорил Стив, который пару лет назад сам прошел через это и кое в чем соображает. Я всегда мечтал, чтобы мое предложение прозвучало свежо и нетривиально, намереваясь улучить момент, когда Керсти соберется пробежаться по магазинам, и сказать: «Да, еще кое-что». «Угу?» – ответит она. «Во-первых, купи, пожалуйста, апельсинового сока. Мы допили последний пакет». «Хорошо», – скажет она и возьмет ключи. «А во-вторых, – произнесу я как можно небрежнее, – ты выйдешь за меня?» Неожиданно и романтично.Когда я поделился своими планами со Стивом, тот, поразмыслив, сказал, что он ценит мое стремление быть оригинальным и отчасти именно поэтому питает ко мне теплые чувства и до сих пор остается моим другом. Он считает, что Керсти тоже от этого без ума, и все же в некоторых вопросах лучше придерживаться старых, испытанных методов. Как, например, с цветами. Меня тошнит от всех этих бизнесменов, которые в Валентинов день посылают женам огромные букеты, а потом год напролет трахают своих секретарш. Разумеется, это не значит, что я трахаю кого-то еще, но, боюсь, цветы сами по себе предполагают недостаток воображения, что уже оскорбительно. Стив понимает и отчасти разделяет мои терзания. Однако, заметил мой приятель, ты можешь сколько угодно пытаться оскорбить женщину букетом лилий за тридцать фунтов, но вряд ли у тебя есть шанс преуспеть.Поэтому был избран традиционный путь, и я думал, что все пройдет как по маслу. Керсти выгля-дела великолепно, впрочем, по-моему, она всегда выглядит превосходно. Она из тех женщин, которые расцветают после тридцати (в следующий день рождения ей исполнится тридцать четыре, и опять целый месяц она будет старше меня на два года). По правде сказать, до тридцати я ее не знал – мы встречаемся три года и живем вместе меньше половины этого срока, – но что-то подсказывает мне, что именно сейчас Керсти хороша как никогда. Может быть, причиной тому сияние ее каштановых волос или чувственность, которой дышит ее нежное, круглое лицо даже в совершенно не располагающих к этому обстоятельствах. Ее уверенная манера держаться не менее восхитительна, и мне до сих пор не верится, что ее рост всего пять футов шесть дюймов. Я знаю, что выше ее на пять дюймов, но почему-то не чувствую этого.Я сделал ей предложение после того, как мы заказали десерт, но до того, как его подали (быть романтичным на полный желудок будет тяжеловато, подумал я). Теперь я уже не помню, какой реакции я ожидал. Наверное, восторга. Может быть, пары непрошеных слезинок – не знаю. Но во всяком случае удивления. Я не знал, согласится Керсти или нет, но не сомневался, что она будет потрясена моими словами. Однако этого не случилось.– Я знала, что ты заговоришь об этом, – сказала она с улыбкой. (Откуда женщины знают, что творится у тебя в голове? Как им это удается?) – Поэтому я успела немного подумать.– И каков твой ответ? – спросил я, немного растерявшись.Ее милая улыбка стала загадочной.– Я решила, – сказала она, – не говорить «да». Это обескуражило меня куда больше.– Вот как... – Под столом я потихоньку закрыл коробочку из ювелирного магазина и спрятал ее в карман куртки, надеясь, что Керсти не заметила этого. Должно быть, я выглядел полным идиотом.– Но и «нет» я тоже говорить не буду, – быстро добавила она.Уф! Надеюсь, если мы когда-нибудь все же решим пожениться, подумал я, она не вытворит нечто подобное во время свадебной церемонии. Викарий: «Согласны ли вы взять этого человека в законные мужья?» Керсти: «Не скажу».По-видимому, она заметила мое смятение.– Сэм, – мягко сказала она, – ты ведь помнишь, что случилось в прошлом году... Ну, эта твоя неделя...– Да, понимаю...Я чувствовал, что она может завести этот разговор. Речь шла о моей «неделе сомнений», так мы это называли. Мы вспоминали о ней не часто, совсем не часто, поскольку это было нелегкое времяи переживания улеглись не сразу. Короче, дело было в том, что я взбунтовался. Против наших отношений, против того, что мы живем вместе, против беспросветной взрослости всего этого. Пару месяцев я все больше времени проводил вне дома, с товарищами по работе, друзьями и случайными собутыльниками в пабе. Зная, что Керсти собирается приготовить что-нибудь вкусненькое, или пообещав сделать кое-что по хозяйству, я мог заявиться домой в половине двенадцатого. Последней каплей был вечер, когда мы пригласили на ужин наших друзей. Я переступил порог в ту минуту, когда они уходили. Керсти помахала им на прощанье, потом захлопнула дверь, повернулась ко мне и кричала на меня десять минут без остановки. «Ты хоть соображаешь? Какого черта ты выкидываешь подобные номера?» – такова была вкратце суть сказанного ею, и у нее было на это право.Понятное дело, причина была в том, что я струсил, представив, что на меня, как огромный грузовик, угрожая раздавить меня, надвигается бесконечная жизнь вдвоем. Мое безобразное, инфантильное поведение было лебединой песней молодого, свободного и неженатого Сэма. Но, вместо того чтобы признать это и извиниться, я тоже принялся орать на Керсти. «Я, черт побери, буду делать то, что я, черт побери, хочу» – такова была вкратце суть сказанного мной, и, должно быть, это прозвучало довольно жалко. В ту ночь я спал на диване, на следующее утро ушел и не возвращался домой неделю. Отсюда и название, хотя настоящие сомнения терзали меня в предшествующие месяцы. За ту неделю, которую я провел, ночуя на полу то у одного, то у другого из моих друзей, сомнения постепенно улеглись и я понял, каким был идиотом. Я вернулся домой и признался в этом Керсти. Разумеется, прежде чем все встало на свои места, прошло некоторое время. В конце концов она простила меня, поняв то же, что понял я: эти сомнения были моим последним шагом к зрелости. Перспектива на всю оставшуюся жизнь безоговорочно связать себя с другим человеком перестала меня пугать.Но, видимо, мне лишь показалось, что она простила. И теперь я обнаружил, что это не так. Не совсем так.– Я должна быть уверена, Сэм. Это важный вопрос, понимаешь? Самый важный.Спорить с этим было трудно.– И что же нам теперь делать? Она откашлялась.– У меня есть одна мысль. – Так-так. – Я хочу дать тебе какое-то время – скажем, пару месяцев – и ввести что-то вроде системы оценки твоего поведения. Если за этот срок ты наберешь нужное количество баллов, я выйду за тебя замуж.Несколько секунд я переваривал сказанное. Не потому, что был обескуражен, просто я был уверен, что она шутит. Но она с улыбкой ждала моего ответа. Постепенно до меня дошло, что это не шутка.– Ты это серьезно?– Конечно, мне надо еще продумать детали и посоветоваться с подругами. Когда все будет готово, я дам тебе знать.В это время нам подали десерт. Уверен, вы поймете меня, если я скажу, что мой шоколадный торт имел не столь упоительный вкус, как я ожидал. Керсти же вновь стала такой же очаровательной, остроумной и нежной, как всегда. Однако в данный момент она и ее две или три ближайшие подруги сидят у Джульет и разрабатывают план.Баллы?Баллы?!Мне все еще хочется верить, что она пошутила.Беда в том, что это не так, и я это знаю.Решив развеяться и отвлечься от всего, я отправился в «Митр» повидать Пита. Он туда недавно устроился на работу. Заведение находится на одном из самых грязных углов Олдгейта, и владеет им тип по имени Терри. Преступником Терри не назовешь. По крайней мере в глаза, если вам дорога жизнь. Просто порой он забывает заплатить часть налогов.«Митр» – не единственное предприятие Терри (от вопросов о прочих я всегда предпочитал воздерживаться), поэтому обычно делами заправляет Рэй, одноногий бармен из Йоханнесбурга. Вряд ли стоит его жалеть, поскольку ногу он потерял по пьянке. Приятели говорили ему, что рану нужно кому-нибудь показать, но он не реагировал на предостережения. «Да, да», – кивал он, уткнувшись в программу скачек в Кемптон-Парке и опрокидывая очередной стакан бренди с колой. Они продолжали увещевать его, а он продолжал игнорировать их советы; началось осложнение, и не успел он опомниться, как стал тратить на обувь вдвое меньше, чем раньше. Это случилось до того, как он натолкнулся на «Митр», который оказался для него идеальным местом работы: помещение крошечное, и пространство за стойкой и расстояние между стойкой и стеной достаточно узкие, чтобы передвигаться, опираясь одной рукой на стойку, а другой собирать стаканы. В конце стойки есть участок посложнее, но обычно его берет на себя Пит.Если Пита нет на месте, на помощь всегда рады прийти завсегдатаи. В основном это публика вроде Терри; если спросить их, чем они занимаются, чаще всего слышишь уклончивое «чем придется». Вскоре после того как Пит начал здесь работать,двое случайных прохожих попытались устроить в пабе потасовку. Все закончилось благополучно, но Пит решил, что, поскольку от Рэя толку мало, на случай непредвиденных ситуаций нужно позаботиться о средствах защиты. С тех пор у него за стойкой лежит увесистый кусок водопроводной трубы, найденный в подвале.– Полезная штуковина, – одобрил один из завсегдатаев. – Но по башке лучше не бей – укокошишь в два счета. Меть по хребту, коленным чашечкам или между ног. – Чувствовалось, что он говорит со знанием делаСам Пит от этого отнюдь не в восторге. По натуре он из тех, кого называют «душа-человек». Мы познакомились года четыре назад. Он доставлял к нам в офис питьевую воду. Как-то раз мы разговорились о футболе и сразу нашли общий язык. Едва ли ему светит место в совете директоров, но сообразительности ему не занимать. Смышленый от природы, он способен ровно за пять минут освоить любую работу или очаровать кого угодно, оставив его затем без штанов, часто в буквальном смысле слова. Не последнюю роль в этом играет его внешность: ему двадцать шесть, он высокого роста и может есть сколько вздумается, не заботясь о фигуре. Пока я не встретил Керсти – а произошло это, кстати, благодаря тому, что женщины к Питу так и льнут, – я всегда был не прочь выпить в его компании. Теперь, когда у Пита есть лишний билет на футбол, мы почти всегда встречаемся в «Митр». Сегодня здесь довольно тихо. Рэй на другом конце стойки смаковал, по словам Пита, восемнадцатую порцию спиртного за вечер. Пит пытался его урезонить и втолковать, что с потерей ноги резервы его организма несколько истощились, но Рэй и ухом не повел. Он привык, что никто не упускает случая пройтись по поводу его увечья. Пит налил мне кружку «Гиннесса», и я рассказал ему о том, что произошло в судьбоносный вечер. Наблюдая, как вытянулось его лицо, выразив смесь изумления и недоумения, я увидел себя глазами Керсти. Мне с трудом удалось убедить его, что это не шутка. Пит тихонько вздохнул (эту манеру он усвоил, став барменом) и изрек:– Черт! Немного неожиданный поворот.– Ты чрезвычайно метко заметил, Пит. Поворот и впрямь неожиданный. Но мне нужно что-то делать, и я предпочел бы услышать нечто более конструктивное.– Ну ладно, более идиотской идеи я в жизни не слышал. Кто такая Керсти, чтобы ставить тебе условия? Хочет она за тебя замуж или нет? Если она считает, что вправе устраивать тебе такие заморочки, пусть засунет свои баллы знаешь куда... Что она о себе возомнила?!– Ты полагаешь, это звучит конструктивно, Пит?– Сам попросил. – Он снова задумался и следующую порцию своих соображений преподнес в виде вопроса: – А ты не передумал жениться? После такого можно и дрогнуть.Настал мой черед призадуматься.– Конечно, она меня ошарашила. Я так ждал этого вечера, и на тебе. Но я все равно ее люблю. И жениться не передумал.– Значит, всё просто, – сказал Пит. – Ты должен заработать эти чертовы баллы.Я понимал, что он прав. И дело было не только в его словах. Я проникся этой мыслью, увидев, как он флиртует с двумя девушками, которые заглянули в паб некоторое время спустя. Пока мне не исполнилось тридцать, я вел себя точно так же и с удовольствием болтал с девчонками, которые увивались вокруг меня. Потом я встретил Керсти и начал понимать, что с годами приоритеты меняются. И не потому, что ты стремишься измениться или осуждаешь себя за то, что делал в двадцать. Просто рано или поздно такая жизнь приедается.К Питу это пока не относится. Успех у женщин еще будоражит ему кровь и льстит его самолюбию. Ведь если посмотреть правде в глаза, расхожее представление о том, что мужчиной движет исключительно либидо, не более чем миф. На самом деле куда важнее для нас самолюбие. Достичь оргазма можно и без помощи женщины, не покупая вина, шоколадок и билетов в кино. На первом месте не физическая, а личностная потребность. Если вы ровесник Пита и две симпатичные девушки заливаются смехом от ваших шуток, ваше эго наверху блаженства. Настоящий массажный кабинет для самолюбия.Прежде я обязательно присоединился бы к их веселой болтовне, но теперь ограничился тем, что с теплым чувством наблюдал за своим другом со стороны. Мне словно показывали кино о моем прошлом. Пит поддразнивал девушек, те, отбрасывая назад пряди волос, кокетничали с ним, но у меня все это было позади. Так подсказывал мне голос сердца. Моему сердцу нужна была только Керсти.А значит, мне нужны были баллы.Наконец план был продуман до мелочей, и мне осталось получить инструкции.Усадив меня на диван, Керсти поставила передо мной чашку чаю и нежно поцеловала меня в макушку. Сама она, тоже с чаем, расположилась в кресле напротив. Мне показалось, что она хотела придать обстановке немного официальный оттенок, подчеркнув тем самым важность происходящего.– Итак, милый, – сказала она, – вот как все это будет. – Ее улыбка, как всегда нежная и приветливая, находилась в странном противоречии с ее словами, словно родная мать приговаривала вас к каторжным работам. – С завтрашнего дня я начну оценивать твое поведение в баллах. Я буду определять, соответствует ли оно поведению мужчины, за которого я хочу выйти замуж. За то, что мне по душе, ты будешь получать баллы, а если мне что-то не понравится – будешь терять их. – Она продолжала улыбаться, и выглядело это дико. – План рассчитан на двенадцать недель. Если к концу срока ты наберешь тысячу баллов, я с радостью стану твоей женой.Диссонанс достиг апогея. Мое сердце заколотилось от радости, когда Керсти произнесла «твоей женой», но я быстро пришел в себя, вспомнив начало фразы. В смятении я думал только о том, как набрать эти баллы.– Тысяча? – спросил я. – Много это или мало? Как заработать, скажем, пять баллов? Или лишиться десяти? Сколько это по курсу к евро, Керсти?Ее улыбка стала еще более лучезарной и еще более неуместной.– Мы обсуждали этот вопрос, – сказала она, напоминая мне, что к разработке или, по крайней мере, к уточнению плана приложили руку ее подруги. Эта мысль была мне неприятна. Я чувствовал, что численное превосходство не на моей стороне. – Чтобы ты представлял, как идут дела, еженедельно в воскресенье вечером я буду сообщать тебе промежуточную сумму баллов. Проанализируй то, что ты сделал за неделю, и поймешь, сколько стоит один балл.– Нельзя ли привести парочку примеров?– Прости, Сэм, это невозможно.– Почему? – Я почувствовал легкую обиду.– Если я скажу тебе, что какой-то поступок оценивается, допустим, в пятьдесят баллов, ты будешь повторять его вновь и вновь. И наоборот, если ты узнаешь, что другой поступок стоит всего два балла, ты не станешь тратить на него время и бросишь все силы на то, что ценится выше.Я понимал, что она имеет в виду.– Значит, промежуточный итог каждую неделю и ничего больше?– Боюсь, что так. Но я уверена, ты с этим справишься. Ты же умница, Сэм. И за это я тоже тебя люблю. – Она подтрунивала надо мной, это было ясно. – Есть еще вопросы?– Остался лишь тот, что я задал тебе в пятницу. И посмотри,* до чего он меня довел.– Значит, тема закрыта. – Она уселась рядом и прижалась ко мне. – Знаешь что, давай-каотметим твой последний вечер без баллов и закажем ужин на дом! Чего бы ты хотел?Я хотел бы, чтобы для меня это был не последний вечер без баллов. Я хотел бы услышать: «Да, Сэм, я с радостью выйду за тебя». Я хотел бы обсуждать предстоящую свадьбу и размышлять о том, где провести медовый месяц.– Может, пиццу? – спросил я.Спустя час мы лежали, обнявшись, на диване, доедая пиццу-ассорти с сыром. Рядом стояла полупустая бутылка «Риохи». Керсти поцеловала меня в шею, а потом очень тихо, шепотом, который был не громче дыхания, прошелестела мне в самое ухо:– Надеюсь, Сэм, ты понимаешь, что к некоторым вещам баллы не имеют ни малейшего отношения?Наши губы встретились. Мне было немного досадно, что то, чем мы занимались в ту ночь, не оценивалось в баллах, иначе счет мигом перевалил бы за тысячу.

Первая неделя

За завтраком в понедельник я чувствовал себя как на прогулке по минному полю. Мысль о том, что теперь каждый мой шаг оценивается, была подобна топору палача над головой, и, хотя я знал, что он не опустится до истечения двенадцати недель, от этого было ничуть не легче. Я поймал себя на том, что анализирую каждую мелочь, пытаясь догадаться, приносит она баллы или отбрасывает меня назад.Поставив на стол пакет с кукурузными хлопьями, я опасливо проверил, не просыпал ли я их на пол. Вроде бы нет – уже неплохо. Черт! Забыл закрыть пакет. Ничего, это поправимо. Интересно, что перевесит – баллы, которые я потерял, забыв закрыть его, или которые заработал, когда закрыл? Господи, Сэм, это же смешно! Нельзя порвать с человеком из-за того, что он не сразу закрыл пакет корнфлекса. Наливая себе кофе, я предусмотрительно подлил и в чашку Керсти. Впрочем, я всегда (или почти всегда) оказывал ей подобные знаки внимания, но теперь они были важны вдвойне.Нет, не вдвойне – бесконечно важны! Ведь до сегодняшнего дня никто не ставил мне оценок.Я заметил, что мы с Керсти почти одновременно доели свои хлопья, и быстро проглотил остатки, чтобы самому вымыть посуду. Уж за это я наверняка что-нибудь заработаю. Главное при этом не потерять баллов из-за того, что я слишком быстро ем. Когда я стоял у раковины, ополаскивая кофейник, Керсти подошла сзади, поставила пустую тарелку и нежно поцеловала меня в щеку. Похоже, она догадалась о моих мучительных вычислениях и, шепнув «люблю тебя», ушла на работу раньше меня. По-видимому, она не хотела, чтобы я слишком напрягался. Она мягко приучала меня к тому, что теперь всё на учете.Я был рад передышке, но мысль о том, что я оказался в такой ситуации, не давала мне покоя все утро. За что мне все это?! Учитывая, что после моей «недели сомнений» не прошло и года, я понимал колебания Керсти. Ясное дело, ее беспокоила возможность рецидива, хотя я-то знал, что это не повторится. Ну на что ей сдались эти баллы! Либо она мне доверяет и согласна идти к алтарю, либо нет.В обеденный перерыв я почувствовал, что должен с кем-то поделиться, и решил перекусить с Джорджем. Мы с ним давно работали вместе, и он всегда был неизменно любезен и приветлив, но по-настоящему мы сблизились после того, как я влюбился в Керсти. Я стал обращать на него больше внимания, когда наши с Питом совместные забавы и мои мимолетные романы прекратились и я начал ценить прелести домашнего уюта. Джордж мой однолетка, он немного ниже меня ростом и чуть полнее, а его лоб, как говорит он сам, с годами стал «несколько выше, чем раньше». Он никогда не был любителем тусовок, но, как я уже сказал, именно поэтому я к нему и потянулся. В этом изменчивом и зыбком мире Джордж невозмутим и надежен как скала. Я полагал, что в моей ситуации он будет более хорошим советчиком, чем Пит. Джордж имеет некоторый опыт серьезных отношений. Насколько мне известно, он жил вместе по меньшей мере с одной девушкой, хотя сейчас у него никого нет.Купив сэндвичей, мы отправились во внутренний двор собора Святого Павла. Мы любим приходить сюда в хорошую погоду, но в этот понедельник все здесь напоминало о тех, кто вступил в брак без всяких проблем, и это вызывало у меня досаду и зависть. (Правда, королевская фамилия в последнее время едва ли может похвастаться семейным благополучием.) Я рассказал Джорджу про идею Керсти. Сперва так же, как и Пит, он решил, что это шутка. Когда же я заверил его, что это не так, он задумался.– Ты ее любишь? – спросил он.– Ну конечно.– И ты сделал ей предложение, потому что в самом деле хочешь на ней жениться?– Нет, Джордж, я сделал это на пари. Естественно, хочу.– Что ж, если у тебя серьезные намерения, тебе придется покориться.Это было немногим лучше того, что я услышал от Пита. Видимо, почувствовав мое разочарование, Джордж добавил:– Послушай, Сэм, раз это для тебя так важно, значит, нужно постараться.Я кивнул.– Пойми, теперь вы поменялись ролями.– То есть?– Ты сделал Керсти предложение. Это ты добиваешься ее, а не наоборот. Ты считал, что она непременно скажет «да», а она не хочет спешить.Раньше я об этом не задумывался, но Джордж был прав. В молодости мужчины избегают прочных связей, то есть, скажем прямо, спят со всеми подряд, а значит, преимущество на их стороне. Слово «ответственность» мы на дух не переносим и делаем всё, чтобы от нее увильнуть, хотя девушки ждут от нас совсем другого. В принципе, все справедливо. Но я до сих пор не понимал, что справедливо и другое: когда мы становимся старше и решаем, что нагулялись досыта, нам далеко не всегда удается заполучить ту женщину, которую мы хотим. До тридцати у меня было полно знакомых девушек, но я всеми силами стремилсялзбежать длительных отношений. Теперь же, когда моя «неделя сомнений» была позади и я решил, что пора всё изменить, я был убежден, что вторая половина вселенной, то есть Керсти, не раздумывая, согласится.Но этого не случилось. Мы действительно поменялись ролями. Когда девушке двадцать, странные создания по имени «мужчины» одним глазом разглядывают бретельки ее бюстгальтера, а другим – косятся на ее лучшую подругу. Ни деньги, ни любовь не могут принудить их к серьезным отношениям. Особенно ничтожны шансы любви. Миновав тридцатилетний рубеж, женщина обнаруживает, что мужчины, с которыми она встречается, в конце концов возжелали той самой серьезной связи и ими перестала двигать одна лишь похоть. Но кто сказал, что она должна броситься в объятия первого встречного, который предъявит на нее свои претензии? Кто сказал, что она должна благодарно потупить глаза, опустив трепещущие ресницы, протянуть пальчик и смиренно прошептать «я согласна»? В свое время мужчины были привередливы, порой настолько, что их не устраивал никто, – теперь ее черед привередничать. Она хочет сделать правильный выбор и не желает спешить. Кто вправе винить ее за это? Во всяком случае, не тот тип, который последние десять лет своей жизни не позволял себя торопить.Конечно, это так, и все же я не могу понять, чего добивается Керсти. Я понимаю, она не хочет торопиться, чтобы взвесить все за и против. Но зачем ей нужно ставить мне оценки? Она отлично знает, кто я, что я собой представляю, на что способен и чего не могу. Почему я должен зарабатывать эти проклятые баллы?Джордж осторожно извлек из пакета вторую половину своего сэндвича, зорко следя за тем, чтобы стекающий с него майонез приземлился на траву, а не на его брюки.– А что будет, хм... что будет, если... – начал он, внезапно немного смешавшись.– Если что?– Что будет, если ты не наберешь тысячу баллов?Господи! Как только Джордж произнес эти слова, я почувствовал, что у меня опустились руки. Весь ужас этого вопроса лег мне на плечи стопудовой ношей, прижав меня к земле. Вероятность такого развития событий не приходила мне в голову. Неужели тогда все кончено? Неужели это разрыв?Дорога домой в тот вечер была для меня тяжким испытанием. Я понимал, что должен задать этот вопрос Керсти, но мне было страшно. Честно говоря, в глубине души я догадывался, каким будет ответ.– Что ж, – сказала Керсти, когда я в конце концов набрался смелости (к вашему сведению, это произошло без двадцати одиннадцать), – если тебе не удастся набрать тысячу баллов, я не выйду за тебя замуж:., и тогда нам вряд ли есть смысл оставаться вместе.Она сказала это очень спокойно, с видом исполненного сострадания доктора, который сообщает дурные вести, но произнесла достаточно твердо, не позволив мне усомниться в ее словах.– Ты хочешь сказать... – Я осекся. Я не знал, плакать мне, умолять Керсти изменить свое решение или взорваться от ярости.– Я уверена, что до этого не дойдет, – ободряюще сказала она и поцеловала меня. – Давай не будем опережать события.Вечером в среду случилось нечто совсем иное. Баллы, баллы, баллы, твердил я себе, ты должен набрать эти баллы. Ты должен стать чемпионом мира по набиранию баллов.Мы с Керсти смотрели телевизор. Шла программа новостей. Вполуха слушая рассказ диктора о городских властях и мошенниках, которые торговали автомобилями, я погрузился в размышления о том, сколько баллов я заработал в этот вечер и сколько потерял. Я загрузил стиральную машину, и это, несомненно, пойдет в плюс, но мне не давала покоя мысль о том, что из заднего кармана своихджинсов я забыл вытащить билет в метро, который непременно превратится в бумажную кашу и перепортит все вещи Керсти, после чего я, безусловно, окажусь в минусе. В конце концов я решил, что, кажется, я все-таки вытащил билет.Как бы то ни было, речь не об этом. Когда экран телевизора вновь привлек мое внимание, там начался фильм. Снят он был лет пятнадцать назад, а главную роль в нем играл тот же тип, что и в «Высшей силе». Нет, не Том Селлек и не тот английский актер, про которого вы подумали. Надо сказать, что фильм был препаршивый. Моя рука сама потянулась к пульту, но, уже нащупав пальцем кнопку, я кое-что вспомнил. Как-то раз, когда наша совместная жизнь с Керсти только-только начиналась, я стал без предупреждения переключать каналы во время рекламной паузы, и она неожиданно пришла в ярость. Ее невозможно было успокоить. «Я хотела это посмотреть, а ты...» – и так далее. Не помню, о какой рекламе шла речь, но думаю, это не имело значения. Видимо, ей просто действовала на нервы моя привычка, но обычно она подавляла раздражение, а в тот раз дала выход своим эмоциям.Но в среду я вспомнил про это и, прежде чем включить другую программу, осторожно спросил:– Будешь смотреть?Естественно, Керсти не собиралась смотреть эту чушь. Конечно, я не был уверен на все сто, что это повысит оценку, но улыбка, которой она меня одарила, утвердила меня в этой мысли.А когда стиральная машина остановилась, я убедился, что билет в метро я действительно выбросил.Баллы так и плыли мне в руки.Наступило воскресенье. К вечеру я просто не находил себе места. Приближалась минута, когда я узнаю, сколько заработал за неделю. Во время вечернего чая я поинтересовался, как это произойдет.– Я взвесила все за и против, – сказала Кер-сти, – и решила, что запечатаю листок с суммой баллов в конверт и оставлю его на обеденном столе. Потом я уйду из комнаты, и ты спокойно ознакомишься со своей оценкой.– Что?! – не выдержал я. – Запечатанный конверт? Ты что, Оскара мне вручаешь?Керсти успокаивающе погладила меня по плечу.– Послушай, Сэм, если я просто скажу тебе сумму, ты замучаешь меня вопросами, начнешь выпытывать, за что ты получал баллы, на чем терял и как заработать больше на следующей неделе. Это поставит нас обоих в неловкое положение, потому что ответить на твои вопросы я не могу.– Я не стану этого делать.– Станешь, Сэм. Я тебя прекрасно знаю.– Я не такой, – уныло сказал я. Она приподняла бровь.– Ладно, – сказал я, – может быть, иногда я действительно бываю таким. Но сегодня все будет иначе.– В таком случае моего присутствия рядом не требуется, верно?Черт побери! Она меня поймала. В семь часов Керсти заставила меня отвернуться, а сама оторвала листок от блокнота для телефонных сообщений, написала на нем число, запечатала его в конверт и отправилась наверх принять ванну.Добрых полторы минуты я был не в состоянии притронуться к конверту, не говоря уж о том, чтобы открыть его. Дело было не только в том, что от волнения у меня дрожали колени и даже пересечь комнату мне было нелегко. Я лихорадочно размышлял, какое количество баллов меня бы устроило. Неплохо было бы набрать тысячу, думал я. Если я заработал тысячу, то теперь главное не растерять набранные баллы. Может быть, десять тысяч... Вернись на землю, Сэм. На что я мог рассчитывать, будучи реалистом? Разделив тысячу на двенадцать, я получил чуть больше восьмидесяти трех. Если я заработал восемьдесят три балла, я на верном пути. Было бы здорово получить больше, скажем сто, тогда у меня осталось бы кое-что в запасе на случай неудачной недели в будущем. Если оценка ниже, например семьдесят, это несмертельно, небольшую нехватку я смогу компенсировать в дальнейшем. В общем, мне хотелось, чтобы сумма приближалась к восьмидесяти трем.Я неуверенно подошел к обеденному столу, постоял перед ним несколько секунд, потом решил, что на всякий случай лучше сесть. Отодвинув стул, я опустился на него. Взял в руки конверт. Пальцы не слушались меня, и от неловкости я сначала оторвал лишь уголки клапана, тогда как сам конверт остался запечатанным. Однако в конце концов мне удалось запустить пальцы внутрь и, разорвав конверт, добраться до его содержимого.Я пару раз сглотнул, прищурился (как будто это могло мне помочь!) и вытащил листок на свет божий. Затаив дыхание, я развернул его. Рукой Кер-сти на нем было написано: 27.Двадцать семь? Черт возьми, жалкие двадцать семь?! Я не набрал и половины того, на что рассчитывал. Здесь не было даже трети. В уме я быстро прикинул (поразительно, что делает с умственными способностями отчаяние!): двенадцать недель по двадцать семь баллов дают триста двадцать четыре балла. То есть, чтобы жениться на любимой женщине, мне не хватит шестисот семидесяти шести баллов.Я удрученно уставился на листок. Может быть, я держу его вверх ногами? Перевернув его, я полу-чил кривоватое подобие буквы L и неуклюжую двойку. Это определенно двадцать семь. Худшего начала нельзя было и представить. Но главное, я не понимал, что я делал не так. Или, хотя бы, что я делал как надо. Каковы были правила начисления баллов, которые придумала Керсти со своими подругами?И тут меня осенило: Керсти и ее подруги...Я быстро сделал пару звонков и через десять минут направился к двери.– Я немного пройдусь! – крикнул я Керсти.– Хорошо, дорогой.После скудной порции баллов, которой меня только что наградили, это «дорогой» возмутило меня до глубины души, но я решил не придавать этому значения.К счастью, в «Митр» царило затишье, и Пит мог сосредоточиться на поставленной задаче. Дождавшись Джорджа, мы выпили по кружке пива, и я изложил суть дела.– Я пригласил вас сюда, – сказал я, – чтобы узнать, согласны ли вы мне помочь.– Смотря в чем, – сказал Пит. – Выбор богатый.Такой настрой мне не понравился.– Ты знаешь, в чем. Я говорю про баллы. Он возмущенно фыркнул.– Не понимаю, как ты это терпишь. Хоть убей, не понимаю.Я и сам не вполне это понимал, но опускаться до жалоб не собирался. Мне ставят оценки, и тут ничего не поделаешь.– Как бы то ни было, Пит, вопрос остается в силе – готовы ли вы мне помочь?– На меня можешь рассчитывать, – сказал Джордж.Готовность, с которой он это сказал, немного приободрила меня. Мы вдвоем посмотрели на Пита.– Да, если ты считаешь, что это в моих силах.– Я в тебя верю, – ответил я, стараясь с первых же шагов поднять боевой дух своей команды.– Что мы должны делать? – спросил Джордж.– Быть моими советниками. Замечать то, что упустил из виду я. Шевелить мозгами и оценивать сложившуюся ситуацию.На самом деле Пита я решил включить в команду потому, что он постоянно имел дело с женщинами и представлял, что у них на уме. Джордж же смотрел на вещи с точки зрения опытного и зрелого человека. Не говоря об этом вслух, с их помощью я надеялся одновременно использовать преимущества юности и опыта.– Формируешь Кабинет для военных действий? – спросил Пит.– Насчет военных действий не знаю, но, если угодно, да, мне нужно что-то вроде Кабинета министров.– Здорово, – сказал Пит, – Только что я работал в пабе, а теперь стану министром. Можно мне стать министром финансов?– Если хочешь.– Я бы хотел быть министром иностранных дел, – сказал Джордж, – вот только паспорт у меня просрочен.– Не возражаю. Премьер-министром я назначаю себя, – сказал я, – и прошу вас отнестись к поставленной задаче со всей серьезностью. В течение двенадцати недель я должен заработать тысячу баллов. Сегодня вечером я получил свою первую оценку. Сказать по правде, результаты плачевные. Я набрал двадцать семь баллов.– Двадцать семь? – недоверчиво спросил Пит. – Да это не просто плачевный результат, это настоящая катастрофа. – Что ты натворил? Трахнулся с ее сестрой?Мы с Джорджем одновременно бросили на него предостерегающий взгляд.– Ладно, извини. – Пит на минуту задумался. – Жаль, нет курсов, где обучают поведению, которое нравится женщинам. Этаких уроков послушания для мужчин.Он был прав. Таких курсов нет, а жаль.– Послушай, – сказал Джордж, – чтобы понять, как у Керсти вышло двадцать семь, необходимо проанализировать все твои поступки.Составь список всего, что ты делал и что могло повлиять на оценку.Это была неплохая мысль.– Пит, у тебя найдется бумага? Пит принес лист бумаги.– Ты работай, а я налью нам еще по кружке. Не возражаете повторить?Я кивнул, и он принялся наполнять наши кружки. Рэй, который маялся без дела, прискакал к нашему концу стойки. От него за версту несло перегаром.– Что ты там пишешь? – спросил он, заглядывая в мой список. С трудом верилось, что ему нет и сорока. С редеющими волосами, запущенными зубами и серой кожей, давно не видевшей солнечного света, он выглядел на все пятьдесят.– Сэм пишет список своих поступков, которые могли понравиться его девушке или расстроить ее, – сказал Джордж.Рэй гадко ухмыльнулся:– Ты, случаем, не брал ее зубную щетку?– Нет, – сказал я, недовольный, что мне мешают.– Я просто спросил. Однажды дома у одной телки я взял ее зубную щетку, так она прямо как с цепи сорвалась.– Неужели взять чужую зубную щетку – такое страшное преступление? – спросил Джордж.Ухмылка Рэя стала еще гаже.– Вся соль была в том, для чего она мне понадобилась.Я отшвырнул ручку.– Рэй, даже если я поверю, что нашлась женщина, которая пустила тебя к себе в дом, не говоря уж про ванную, слушать твои байки я не намерен. Будь добр, отвали.Он вернулся на свой конец стойки, плюхнулсяна табурет и принялся за «Смирновскую» со льдом.Закончив список, я протянул его Джорджу.– По-моему, всё прекрасно, – сказал он. – Глажка – один раз. Мытье посуды – четыре раза. Спросил разрешения, прежде чем переключить канал, один раз. Убрал посуду, после того как она высохла, два раза. Снял пустой рулончик для туалетной бумаги и заменил его новым – один раз. Завтрак в постель – один раз... Без сомнения, все это должно приносить баллы.– Шоколадки не покупал? – спросил Пит. Я покачал головой.– Я думал об этом, но сейчас она на диете.– Почему женщины не говорят, когда они не на диете? – спросил Джордж. – Это бы значительно упростило дело.Пит щелкнул пальцами.– Вместо шоколада можешь купить ей средство для похудания.– Блестящая идея, – ответил я. – Вручить своей девушке подарок с намеком: «Пора бы тебе сбавить лишний вес».– Хм... Пожалуй, ты прав.– Дело еще и в количестве подобных действий, – сказал Джордж. – Важно не переборщить. Если ты начнешь мыть посуду пятьдесят раз в неделю, Керсти поймет, что ты делаешь это только ради баллов, и последние сорок раз пойдут насмарку. А то еще и снизит тебе оценку за отсутствие воображения.– Я понимаю, о чем ты. Быть хорошим парнем, но не чересчур. Нельзя терять чувство меры.– Что-то вроде того. – Джордж снова заглянул в список. – Хотя с этим, пожалуй, всё в порядке. Не думаю, что разумная женщина, оценивая будущего мужа, сочтет это чрезмерным. – Шевеля губами, он начал что-то подсчитывать. – Даже если Керсти ставила за все, что ты делал, один-два балла, а вряд ли она настолько несправедлива, итог должен превышать двадцать семь. Например, вот за это – «поменял постельное белье и подоткнул простыню под матрас с четырех сторон, даже с той, где он вплотную примыкает к стене», – уже можно поставить не меньше тридцати баллов.– Я тоже так думал – это было настоящим кошмаром. Когда я добрался до последней пуговицы пододеяльника, выяснилось, что первую язастегнул не на ту петлю, и пришлось начинать всё заново. Терпеть не могу это занятие.– Ты понимаешь, что это значит? – сказал Пит. – Ты где-то промахнулся и потерял на этом кучу баллов, поэтому сумма такая маленькая.Без сомнения, он был прав, но я, хоть убей, не понимал, что я сделал не так. Я ломал голову, пытаясь вспомнить что-нибудь, подобное инциденту с переключением каналов.– Ты уверен, что адекватно оценил каждый поступок? – спросил Джордж. – Например, тут написано «вытирание пыли». Ты действительно вытер пыль как следует? Ты же знаешь женщин. Из-за нескольких пылинок они поднимают настоящий переполох.Я задумался.– Нет, – сказал я в конце концов. – Уверен, Дело не в этом. По части уборки мы с Керсти обычно сходимся во мнениях. Мы любим порядок, но манией на этот счет не страдаем.Джордж осушил свою кружку.– Здесь что-то не так, Сэм. По неведомой причине ты теряешь баллы, а значит, нужно выяснить, в чем дело.

Вторая неделя

В понедельник мне пришла в голову спасительная мысль – посоветоваться со Стивом. Он уже перешел Рубикон и наверняка знает толк в таких делах. К сожалению, следом за Рубиконом он преодолел и Темзу и, оставив Лондон, поселился в Суссексе. Миссис Стив произвела на свет Стива-младшего, и молодые родители решили, что их отпрыску необходимы природа и свежий воздух. Поэтому я не мог привлечь Стива к работе Кабинета, хотя, если вы не забыли, он сыграл определенную роль в начале этой истории, консультируя меня по телефону. Не откладывая дело в долгий ящик, я позвонил ему утром в понедельник.– Привет, это Сэм.– Как дела? Дата свадьбы уже назначена? Я совсем забыл, что мы давно не разговаривали. Стив еще не знал, что затеяла Керсти.– Не знаю, состоится ли она вообще.– Что?!Я рассказал ему про историю с баллами. Стив долго молчал, а потом сказал: – Но ведь она наверняка пошутила?Так недолго и сорваться... « – Нет, Стив, это не шутка. Вновь молчание. И потом:– Черт возьми!– Тонко подмечено. Весь этот кошмар уже начался. Она ставит мне оценки. Я из кожи вон лезу, чтобы заработать эти чертовы баллы, но, видимо, что-то упускаю из виду. Без тебя мне просто никак. Помоги мне разобраться, что раздражает Керсти. У нас с тобой много общего. Попробуй поговорить с Эмили, спроси, что в твоем поведении или характере ее не устраивает. Любые мелочи, которые ей неприятны.Он засмеялся.– Уверен, если бы что-то было, она бы не промолчала.– И все же поговори с ней, так, на всякий случай.– Легко. Сегодня же всё выясню. Перезвоню завтра.– Спасибо, Стив.Утром во вторник зазвонил телефон.– Алло!Поздороваться Стив не удосужился.– Еще вечером Эмили насчитала тридцать девять пунктов. Сегодня утром она вспомнила еще одиннадцать. Бог весть, сколько их будет, когда я приду с работы.– Господи, Стив, я не ожидал...– Вся эта затея с баллами пришлась ей по душе. Она хочет, чтобы я тоже через это прошел, и, если я буду не на уровне, она разведется со мной и заберет ребенка. А если дела будут совсем плохи, она разведется и оставит ребенка мне... И всё из-за тебя!– Ради бога извини. Мне жаль, что так вышло. . – А уж мне-то как жаль! Поэтому, будь любезен, больше не впутывай меня в свои идиотские проблемы!От дальнейших расспросов я решил воздержаться.– Стив, мне в самом деле очень жаль. Прежде чем я успел произнести „очень“, в трубке послышались короткие гудки.В четверг вечером мне представилась блестящая возможность проявить себя, и, хотя я так и не понял, из-за чего теряю баллы, я немного успокоился.Когда Керсти вернулась с работы, я не сразу догадался, что внутри у нее все кипит. Ее глаза блестели, волосы были растрепаны. Выглядела она еще более соблазнительной, чем обычно. Вы не поверите, она до сих пор сводит меня с ума. Стоит ей войти в комнату, и я уже на седьмом небе от счастья. В четверг вечером она была так хороша, что я не сомневался – еще до ужина нам предстоит нечто восхитительное.Но я ошибся. Лишь когда Керсти швырнула сумочку на диван и, опустившись на него, сжалась в комок, я понял, что обознался и принял отчаяние за чувственность. А глаза ее блестели только потому, что были налиты слезами, которые теперь хлынули в три ручья.Я бросился к ней и, прижав ее к себе, спросил: v – Милая, что случилось? – Укачивая Керсти, как ребенка, я целовал ее волосы и шею. – Объясни, что стряслось?Она уткнулась мне в плечо и разрыдалась. Примерно через минуту моя рубашка промокла насквозь, а Керсти успокоилась настолько, что могла говорить.– Извини, – сказала она.– Не говори глупостей. Что с тобой? Что случилось?– Нет, я просто дура, – сказала она, продолжая судорожно всхлипывать. – Все это ерунда. Мало ли что бывает на работе.– И что же случилось на этот раз?– Ты же знаешь Дженни! – Это ее начальница. – Я так хотела, чтобы отчет поручили мне, но ведь она в лепешку разобьется, лишь бы мне помешать!Не стану утомлять вас подробностями, которые не относятся к делу. Разумеется, я в курсе всех интриг, которые плетет ее начальница. Скажу лишь, что эта Дженни в самом деле довольно злобная особа и почти все сотрудники офиса на стороне Кер-сти. Все это случалось уже не раз, и я неплохо представляю ситуацию. Первым делом я принес салфетку, чтобы осушить поток слез и промокнуть соленые следы наводнения. Потом я сел рядом с Керсти, обнял ее за плечи и набросал список (если так пойдет дальше, я набью на этом руку) шагов, которые помогут ей заполучить желанный отчет. Для начала можно попросить Яна (это тоже ее босс) написать кому следует пару писем, а потом предпринять кое-что еще в том же духе. Список рос, и Керсти постепенно перестала шмыгать носом. Когда я добрался до пятого пункта, она окончательно успокоилась.– Спасибо, Сэм, – сказала она, взяла у меня список и спрятала его в сумочку. На самом деле я уже придумал шестой пункт, но решил оставить всё как есть. – Спасибо, – повторила она и ласково похлопала меня по колену. – Пожалуй, я пойду приму душ.Керсти ушла смывать потеки туши, а я на скорую руку приготовил ужин. Когда она вернулась, все еще бледная, мы сели и почти молча поели. Я пытался отвлечь ее от мрачных мыслей, но она отвечала коротко и односложно. Я не обижался. С кем не бывает! Подобные неприятности здорово отравляют жизнь. Вы прекрасно понимаете, что по большому счету это чепуха, но настроение все равно портится. Даже у таких сильных людей, как Керсти. Пару раз она брала меня на вечеринки в свою контору, и я видел, что там ее не только любят, но и уважают. Это не удивительно. Керсти умеет добиваться своего. Она не упряма, но при случае может вежливо, но твердо поставить других на место. Это относится к водителям такси, которые выбирают окольные пути, страховым компаниям, которые норовят напечатать самое важное мелким шрифтом, и им подобным. Думаю, она была не расположена к беседе, потому что размышляла о моем списке и о том, как воплотить мои идеи в жизнь.Этот вечер вернул мне веру в себя. Ведь он принес мне уйму баллов! Наверное, я немного эгоист, но в этом есть и вина Керсти: ведь оценивать каждый мой шаг – ее затея. Естественно, когда я утешал ее, мне хотелось прежде всего помочь любимой женщине. Да и давать ей советы мне было не впервой. Нельзя сказать, что за счет ее бед я без зазрения совести решал собственные проблемы.А несколько лишних баллов были лишь побочным продуктом помощи, которую я и так бы оказал. Таким образом, мы оба только выиграли.Думаю, вы не осудите меня, если я скажу, что в воскресенье вечером мне было куда спокойнее, чем неделю назад. Нельзя сказать, что я не волновался вовсе. Наверстал ли я то, что недобрал на прошлой неделе? Приблизилась ли сумма к желанным ста шестидесяти шести? И все же я твердо верил, что прогресс будет.Представьте мои чувства, когда я открыл конверт и увидел... нет, я вас не обманываю... Там были жалкие, ничтожные сорок шесть баллов!Черт побери, сорок шесть!Даже если бы я заработал смехотворные двадцать семь, как в первую неделю, сумма составила бы пятьдесят четыре. Мои показатели не только не росли, они катастрофически падали. Я получил несчастные девятнадцать баллов. Даже тот, кто занимает на Евровидении последнее место, получает больше.Добрых пять минут я размышлял, стоит ли мне вообще являться на заседание Кабинета. (Мы решили каждое воскресенье в восемь собираться в «Митр».) Потом я понял, что это глупо. Хотя Пит и Джордж не бог весть какие помощники, другиху меня нет. Кроме того, Джорджа я все равно увижу завтра на работе. Кабинет был моей последней надеждой.У меня не хватило духу сказать, сколько я получил. Сунув им листок, я малодушно улизнул в уборную, прежде чем они успели его развернуть. Я не сомневался, что они поднимут меня на смех, и не сразу решился выйти. Однако когда я набрал в грудь побольше воздуха и приоткрыл дверь, я увидел, что Пит и Джордж в гробовом молчании внимательно изучают бумагу, по очереди поднося ее поближе к свету.– Что вы делаете?– Мы решили, что у Керсти плохо писала ручка, – ответил Джордж. – Думали, найдем перед четверкой единицу. – Он снова уткнулся в листок. – Нет, к сожалению, никаких следов.– Зря тратите время, хотя идея оригинальная. Лучше перейдем к делу.Мы с Джорджем уселись на табуреты перед баром. Пит не мог оставить рабочее место и остался за стойкой. Рэй был в полной отключке. Он и трезвый-то сохранял равновесие с трудом (впрочем, трезвым я не видел его ни разу), а в этот день набрался так, что теперь из последних сил подпирал стену на другом конце стойки. Было видно, что рассчитывать на него не приходится.– Прежде чем мы начнем, – сказал Джордж, – я хочу кое-что предложить.– Конечно, именно для этого ты здесь. Я буду рад любым предложениям.– Сделай то же, что и в прошлый раз, – сказал он. – Запиши все, что, по-твоему, могло повлиять на результат. Может быть, так мы найдем ключ к разгадке.Пит снова дал мне лист бумаги, и опять я поминутно перебрал всю неделю, вспоминая каждую мелочь, которая могла добавить баллов или снизить оценку. Я составил полный список, и Джордж углубился в его изучение.Наконец он оторвался от этого занятия и сказал:– Пит, список за прошлую неделю ты, конечно, выкинул?Пит перерыл кипу старых выпусков «Рейзинг пост» и бланков для ставок, которые Рэй держит рядом с кассой. Я заметил, что сам Рэй, продолжая стоять, задремал и начал постепенно сползать набок. Ну и хорошо, подумал я, это на какое-то время избавит нас от его острот.– Нашел, – заявил Пит и вытащил из кучи бумаг список.Джордж положил оба списка рядом.– Я так и думал, – сказал он, сравнивая списки.– Что? – спросил я.– За разные бытовые мелочи – обязанности по дому и тому подобное – ты опять заработал довольно много. Думаю, незначительными различиями можно пренебречь. Вот, например, в первый раз ты дважды пропылесосил лестницу, а на этой неделе сделал это только один раз, но, – он поднял вверх указательный палец, – зато на этот раз ты «за семь дней ни разу не оставил следов джема на масле», что, безусловно, не менее ценно, чем однократная уборка лестницы. Согласны?Мы посмотрели на Пита, который утвердительно кивнул.– Поэтому резких различий по этой части быть не должно, – продолжал Джордж. – К тому же на этот раз у тебя есть «утешил Керсти, которая была расстроена проблемами на работе». А значит, ты никак не мог заработать меньше, чем на прошлой неделе. Следовательно, ты опять сделал нечто такое, что привело к потере баллов. Возможно, ты совершал поступки, которые вели к потере баллов чаще, чем на прошлой неделе.– Логика твоих рассуждений понятна, – сказал я, – но мы по-прежнему не знаем, за что снижается оценка.Джордж сокрушенно покачал головой. Я повернулся к Питу:– А ты как считаешь? У тебя было столько девчонок Вспомни, что их обижает?Он задумчиво поскреб в затылке. В конце концов он изрек:– Был один случай. Одна моя подружка страшно разозлилась, когда я сказал, что, по-моему, ее мать очень недурна собой. Ты ведь такого не делал?– Нет. – Я хмуро вертел на стойке подставку для кружки. – Погоди, что в этом плохого? Большинство девушек в восторге, если кто-то хорошо отзывается об их матери.– Видно, я в тот раз не очень удачно выразился, – поморщившись при неприятном воспоминании, промолвил Пит. – Да еще задал потом один вопрос. И, наверное, зря.Черт побери!– Хватит, Пит, это не смешно. В моем случае подобное исключено.– Просто вспомнил. Я тогда здорово надрался. Воцарилась тишина. В этот момент я понял, чтов пабе не осталось никого, кроме нас. Смолк даже музыкальный автомат. Единственным аккомпанементом нашему совещанию было отрывистое похрапывание Рэя.Внезапно Джордж ударил кулаком по стойке.– Пападамы!(1) – воскликнул он.– Что?– О чем ты?– Пападамы. Однажды я со своей девушкой отправился поесть карри. Заметьте, к этому моменту мы встречались уже полгода. Это говорит о том, что женщины – страшно злопамятные создания. Так ют, едим мы себе пападамы, и вдруг как гром среди ясного неба – она перестает улыбаться и говорит: «Ты опять это сделал». «Сделал что?» – спрашиваю я, и она изрекает: «Ты съел последний кусок последнего пападама». И я смотрю на тарелку и вижу, что она права, кусочек, который я только что взял и съел, обмакнув в манговый соус, и впрямь был последним.Мы с Питом кивнули, не понимая, к чему он клонит.– Я извинился, а она сказала «Ерунда» таким тоном, каким умеют говорить только женщины. На самом деле это значит: «Черта лысого это ерунда, но я ни за что не скажу это вслух». Было ясно, что ужин, а точнее, весь вечер испорчен, и... в общем, я хочу сказать, что, если бы ты ел карри с приятелем и съел бы последний кусок последнего пападама, вряд ли у него бы испортилось настроение.– Я никогда не замечаю, кто съел последний кусок, – сказал Пит.– Вот именно, – провозгласил Джордж. – Нам на это наплевать. Ты просто ешь себе и ешь, пока не увидишь, что пападамов не осталось, и тогда говоришь «Ага!» и ждешь курицу в остром соусе. Женщины на такое не способны.– Конечно нет, – весело вставил Пит. – Они ждут курицу с соусом карри.– Да нет же, – с досадой сказал Джордж. – То есть да. Но я о другом. Они всегда замечают, кто взял последний кусок. После той истории с Мадлен я тоже стал следить за этим. Когда мы в следующий раз ели карри, я сделал всё, чтобы последний кусочек достался ей. И знаете что?Мы дружно помотали головами.– Она отказалась от него. Она сказала: «Нет, ешь ты». Я продолжал настаивать, но она не сдавалась, и мне таки пришлось его съесть. С тех пор я всегда замечал, что, когда ты предлагаешь женщине съесть последний кусочек пападама, она требует, чтобы его съел ты. Из этого, господа министры, следует вывод. – Джордж подался вперед с видом Сократа: еще немного – и изречет вечную истину, которая откроет нам смысл жизни. – Последний кусок пападама всегда нужно предложить женщине. Но она ни за что не согласится съесть последний кусок пападама.Мы с Питом переглянулись.– Все это очень интересно, Джордж, – сказал я. – С одной небольшой оговоркой.– Какой?– На этой неделе мы с Керсти не ели карри.Эта новость огорошила Джорджа.– Вот как?– И на прошлой неделе тоже. И мне непонятно, какое отношение имеют проклятые пападамы к моей оценке. Нельзя ли поближе к делу? Решается моя судьба, а вы городите какую-то чепуху.Мы задумались, и в пабе опять воцарилась тишина. Но мы напрасно ждали озарения. Вместо этого послышался шорох, за которым последовал негромкий глухой удар. Это Рэй в конце концов потерял равновесие и рухнул на пол.Пожалуй, если бы у Дизраэли были министры вроде моих, едва ли ему удалось бы оставить след в истории. Представьте, как бы он мог заниматься созданием колониальной империи, отхватывая лакомые куски территорий по всему миру, если бы лорд Такой-то грезил о групповом сексе с участием тещи, граф Сякой-то без умолку рассказывал о том, что ему подали на закуску, а одноногий лакей в углу день напролет уничтожал запасы бренди.

Третья неделя

В начале третьей недели, так и не поняв, в чем дело, я сделал однозначный вывод: женщины – это неведомая страна, ее законы непостижимы.Мне не обойтись без того, кто в них разбирается. Так я понял, что мне нужна Аманда. В понедельник утром я двинулся прямиком к ней. Она тоже работает в нашем отделе, но сидит этажом выше.По пути я на минутку остановился у стола Джорджа.– Извини за вчерашнее, – сказал я. – Зря я набросился на тебя из-за этих пападамов.– Ничего, бывает.– На самом деле твой совет мне обязательно пригодится. Да, в последнее время мы с Керсти не ели карри, но ведь впереди еще десять недель, и наверняка твоя история про пападамы будет очень кстати. Не сердись.По дороге домой я размышлял над историей Джорджа и понял, что она не лишена смысла. Женщины частенько ведут себя подобным образом. К Керсти это тоже относится. Она всегда заставляетменя съесть последний кусок. Правда, похоже, дело здесь не в воспитании; по-моему, ей просто приятно заботиться обо мне, и она довольна, когда я сыт. Рискуя показаться банальным, могу сказать, что это что-то вроде материнской заботы. Мне кажется, такой материнский инстинкт в той или иной мере присущ почти всем женщинам.Джордж улыбнулся, и я понял, что он не обиделся.– Увидишь, Сэм, у нас все получится.Я чуть было не сознался, что собираюсь посоветоваться кое с кем со стороны, но решил, что это может омрачить примирение. Про Аманду я расскажу позже.Когда я вошел, Аманда разговаривала по телефону, но жестом предложила мне сесть.– Да, Билл, – произнесла она с мягким шотландским акцентом, – да, понимаю... хм... да-да, очень интересно... – Она отвела трубку от уха и немного помахала ею в воздухе. Я засмеялся и подумал, что не ошибся в выборе. Аманда – стройная девушка со светлыми волосами и ярко-синими глазами, от которых не ускользает ни одна мелочь. Она на пару месяцев младше меня, а на работу нас приняли одновременно, но по части хладнокровия и сообразительности она даст мне фору. На собраниях, где я сижу будто воды в рот набрав, она позволяет мужчинам вдоволь покрасоваться, после чего заявляет: «Вы абсолютно правы, но нужно сделать то-то и то-то», после чего все говорят: «Аманда, ты уловила самую суть» – и принимаются за дело.Наконец ей удалось избавиться от своего мучителя.– Извини меня.– Что, неприятный тип?– Да нет. Но немного утомительный.Мы обменялись любезностями, и я перешел к делу.– Аманда, я здорово влип, и без тебя мне не обойтись. К работе это отношения не имеет.Я рассказал ей о том, как предложил Керсти руку и сердце и что она мне ответила.– Имей в виду, это не шутка.Аманда бросила на меня удивленный взгляд.– Мне это и в голову не приходило.Ну да, она же женщина. Она поняла это сразу.– На самом деле, – добавила она, – идея неплохая. Пожалуй, я тоже ею воспользуюсь, если окажусь на месте Керсти. – Аманда не замужем, но, насколько мне известно, не из-за недостатка претендентов. – Так, значит, ты хочешь, чтобы я помогла тебе набирать баллы? Говорила, что делать, а чего не делать?Я опять изумился: как женщины догадываются, что у нас на уме?– Хм... в общем, да. Вообще-то я создал что-то вроде Кабинета министров. Мне помогает Джорджи еще один мой приятель, Пит. Но как мы ни ломали голову, мы так и не поняли, что я делаю не так. Сейчас у меня сорок шесть баллов. Если я и дальше буду двигаться такими темпами, перспективы печальны.Аманда не ответила, задумчиво теребя папку, которая лежала перед ней на столе. Я не мог разобрать, что на ней написано, но по логотипу было ясно, что к нашей фирме она отношения не имеет. Наконец она спросила:– Ты давно проверял свою электронную почту? Видел мои письма про «Таймпул»?Порывшись в памяти, я смутно припомнил письмо про какую-то программу, где требовались добровольцы. Все письма, где есть слова «доброволец», «пожертвования» или «просьба», я удаляю не читая, вместе с остальной сомнительной корреспонденцией.– Вроде да... Хотя подробностей не помню.– И что же я тебе писала, Сэм?– Честно говоря, я их не читал. Она улыбнулась:– Так-то лучше. Так я и думала. Их никто не читал. Но раз уж ты пришел сам... Наша фирма вызвалась в спонсоры программы под названием «Таймпул». Координатором назначили меня. Речь идет о благотворительной деятельности. Им требуются люди, которые смогут каждую неделю немного помогать тем, кто... ну, в общем, тем, кто в этом нуждается.Это было явно не мое.– Каким образом?– В основном речь о детях, у которых нелады со школой. Как фирма-спонсор мы должны обеспечить несколько добровольцев. Но пока мы здорово отстаем.– Знакомая история.Аманда улыбнулась, но ничего не сказала. Она явно рассчитывала, что я войду в число добровольцев.– По-моему, это не для меня, – сказал я.– Глупости. Им нужны именно такие как ты – ничего выдающегося не требуется.– Спасибо. Она засмеялась.– Ты понял, что я имею в виду. Им не нужны герои типа Робина Уильямса из «Общества мертвых поэтов». Нужны обычные люди, которые каждую неделю могут уделить им немного времени. Ты – идеальный вариант.– Что мне придется делать?– Смотря кому ты будешь помогать. Может быть, заниматься с кем-нибудь чтением или... Знаешь что, приходи на вводную беседу в среду. Обычно беседы с кандидатами проходят у них в офисе, но поскольку мы коллективный спонсор, они раз в неделю приезжают сюда.Я сразу всё понял.– Значит, услуга за услугу, Аманда? Ты входишь в состав Кабинета, а я участвую в твоей программе?– Звучит немного грубовато, – она прикусила кончик карандаша, – но в принципе ты правильно понял.Куда мне было деваться? Не мог же я просить Аманду о помощи и не пойти ей навстречу! Поэтому в среду, несмотря на самые дурные предчувствия, в обеденный перерыв я сидел в зале совещаний вместе с Амандой и парой человек, в которых я смутно узнал сотрудников другого отдела. Здесь же был тип лет сорока из «Таймпула» по имени Алан. Надо сказать, я ожидал увидеть нечто иное: бороду, пестрый свитер в перуанском стиле и высокомерный взгляд. Но передо мной был обычный служащий в деловом костюме. Чувствовалось, что работу свою он любит. Он коротко рассказал нам, как работает программа, объяснив, что никаких особых норм и правил не существует. Алан просто подбирает для вас человека, которому нужна помощь, и вы приступаете к занятиям со своим подшефным, обычно это происходит раз в неделю. Предусмотрены кое-какие формальности в пределах разумного, например они проверяют, нет ли у вас уголовного прошлого. Далее вы действуете на свое усмотрение и сами решаете, что делать и как помогать своему подопечному. Он говорил так спокойно и деловито, что мои опасения мало-помалу улеглись. В конце концов, ничего особенно страшного в этом нет.Алан позвонил мне на следующий день.– Похоже, для вас есть работа, – сказал он. – Парнишку зовут Дэнни. Ему тринадцать.Тринадцать? Дурные предчувствия зашевелились вновь. О чем мы будем говорить? Не помню, когда я в последний раз разговаривал с ребенком такого возраста. Наверное, когда мне самому было тринадцать.– Ладно. Хорошо.– В последнее время он страдает аллергией. Господи! Час от часу не легче!– На что?– На школу.Слава тебе господи! Алан просто пошутил. Хотя и не очень удачно.– Дело зашло довольно далеко, – продолжал он. – В школе говорят, что, если он не запишется в «Таймпул», они его выгонят. Таких как он у нас несколько.Я по-прежнему сомневался, что это для меня.– Вы действительно думаете, что я могу ему помочь?– Не сомневаюсь. Мать Дэнни давно махнула на него рукой, да ей и всегда было не до него, учителей он не слушает, директора школы тоже. Часто наладить контакт с таким ребенком может лишь тот, кто не входит в привычный для него круг, кто не давит на него и не стоит над ним. Думаю, вам следует познакомиться с Дэнни, возможно, вы сумеете найти с ним общий язык.Я бросил взгляд в сторону Джорджа и вспомнил нашу последнюю встречу в «Митр». Никто из нас троих не сумел придумать ничего дельного. Помощь Аманды нужна мне позарез. А значит...– Хорошо, я согласен.Алан сказал, что к следующей неделе он всё уладит и позвонит мне. Я пошел наверх, чтобы доложить об этом Аманде.– Отлично, – сказала она. – Ты молодчина.– Значит, ты мне поможешь?– Да, – улыбнулась она, – с удовольствием.– Здорово. Спасибо.Я рассказал ей, где находится «Митр», и собрался уходить, но уже в дверях обернулся:– Эта история с Дэнни —как ты считаешь, стоит ли рассказывать об этом Керсти? Понимаешь, ей может показаться, что я ввязался в это только ради того, чтобы произвести на нее впечатление и заработать баллы.– Сэм, – укоризненно протянула Аманда, – нельзя считать женщин такими подозрительными.– Видишь ли, такие вещи совершенно не в моем духе. Она не поверит, что я делаю это не ради баллов, и чего доброго снизит оценку еще больше. – Я вспомнил, что Джордж во время нашей первой встречи говорил мне, как важно не переборщить с мытьем посуды.Аманда кивнула:– Думаю, ей об этом лучше не знать.Она была права. Конечно, было бы здорово поделиться с Керсти и объяснить, почему я за это взялся, но тогда придется сознаться и в том, что из-за баллов мне пришлось прибегнуть к посторонней помощи, а это уже попахивало предательством. К тому же она сразу поймет, что я не нахожу себе места от волнения. Куда ни кинь – было ясно, про затею с Дэнни лучше помалкивать.Сумма баллов в воскресенье уже не была для меня таким шоком, как в предыдущие два раза. Я по-прежнему старался изо всех сил, но чувствовал, что по таинственным причинам продолжаю терять баллы, и не ждал от итоговой оценки ничего нового.Так оно и вышло. Семьдесят один. То есть за истекшую неделю я заработал двадцать пять баллов. Это было чуть ниже двадцати семи, которые я получил за первую неделю, но не так плохо, какдевятнадцать, полученные за вторую. И все же нужной суммой здесь и не пахло. Но теперь по дороге к «Митр» я переживал из-за этого уже не так сильно, ведь у меня было новое секретное оружие – Аманда.Как только она вошла, я почувствовал прилив уверенности. Теперь в составе моего Кабинета есть женщина, умная и проницательная, которая знает все о женщинах и о том, что они хотят от мужчины. Ее приход не оставил равнодушным даже Рэя, который резво и, можно сказать, игриво подпрыгнул, что случается с ним, лишь когда в паб наведываются особенно хорошенькие женщины. Если сюда заглядывает парочка юных американок, а это бывает нередко, поскольку именно здесь заканчивается экскурсия «Прогулка Джека Потрошителя», Рэй от восторга готов выпрыгнуть из-за стойки.Это нужно было пресечь раз и навсегда. Я не мог допустить, чтобы непристойные заигрывания Рэя поставили под угрозу участие Аманды в работе Кабинета. Поэтому, прежде чем он успел вклиниться в разговор, я выяснил, что Аманда не отказалась бы от водки с тоником, и попросил его принести нам выпить. Аманда поздоровалась с Джорджем, после чего я представил ее Питу. Мы немного поболтали о разных пустяках, после чего Кабинет был готов открыть заседание.– Простите, пока мы не начали, – сказала Аманда, – мне нужно на минутку выйти, – с этими словами она направилась в дамскую комнату. По глазам Пита было видно, что Рэй не одинок в своих чувствах.– Только попробуй, – прошипел я.Пит обернулся, и я вцепился ему в воротник.– Не смей даже думать об этом.– Но...– Никаких «но». Никаких шашней между членами Кабинета я не допущу, ясно? Мы собрались, чтобы заниматься делом, а не волочиться за девушками. Усвоил?Пит молча кивнул. Я отпустил его, и он хмуро расправил помятую рубашку.– Черт, представляю, что ты мне устроишь, если я с ней заговорю.Когда Аманда вернулась и уселась у стойки вместе со мною и Джорджем, я открыл заседание:– Для начала позвольте выразить общую радость по поводу появления в составе нашего Кабинета нового члена.– Какой пост ей достанется? – спросил Пит. Вопрос прозвучал несколько двусмысленно,но я решил простить Питу бестактность и ответил:– Она будет Государственным секретарем, который знает толк в проклятых баллах.Мне в нос ударил резкий запах перегара, а прямо над ухом раздался грубый гогот.– Секретарем? – Выглянув из-за спины Пита, Рэй с вожделением посмотрел на Аманду. —Неплохо. Бабы отлично справляются с такой работой.Выражение отвращения на лице Аманды недвусмысленно говорило о ее чувствах. Но Рэй есть Рэй, и до него это не доходило. Я понял, что ему надо помочь:– Рэй, какую фразу из двух слов ты слышишь от нас чаще всего?Он вернулся на свой конец стойки.– Кто это? – спросила Аманда.Пит вкратце изложил все, что касается Рэя.– Он всегда так одевается? – спросила она. (Рэй щеголял в футболке с надписью «Черная Суббота 1974», поверх была наброшена грязная синтетическая рубашка, точнее, подобие рубашки.)– Да, – ответили мы.– Что ж, зато за гея не примут, – ответила Аманда. – Ладно, перейдем к делу. Посмотрим, что там у тебя с этими баллами.Пит принес списки, и я дрожащими руками положил их перед Амандой.– По-моему, здесь перечислено все, что могло прибавить мне баллов.Аманда просмотрела списки, и по ее лицу скользнула тень изумления. Я умирал от любопытства и тревоги.– Как видишь, – сказал я, – по части домашних дел в первый и во второй раз разницы почти нет, вряд ли это могло сильно повлиять на оценку. Поэтому Джордж выдвинул теорию причин снижения оценки. Джордж, объясни суть дела.И мой приятель подробно изложил гипотезу снижения оценки по неведомой причине. Я заметил, что, пока он говорил, губы Аманды слегка подрагивали. Что ее так развеселило?Выслушав Джорджа, она еще некоторое время изучала списки. Мы втроем подвинулись поближе и, переглядываясь, ожидали вынесения приговора. По-моему, Пит и Джордж волновались не меньше меня. Наконец Аманда отложила списки и посмотрела на нас.– Теория любопытная, – невозмутимо сказала она. – В определенном смысле... – Так-так, подумал я, она деликатно ставит меня на место. – Однако она уводит нас в ложном направлении. – Впрочем, не так уж и деликатно.На секунду мне захотелось задушить Джорджа за то, что он морочил мне голову, но это был лишь мимолетный порыв. Ведь сам я был неспособен даже на это, а значит, могу винить во всем только себя. Если у меня не будет свадьбы, то будут похороны.– В чем же дело? – спросил я.– Для начала я должна кое-что выяснить, – ответила Аманда. – Здесь написано «утешил Кер-сти, которая была расстроена проблемами на работе». Что ты имеешь в виду?Я рассказал ей, как составил для Керсти план действий.Аманда улыбнулась:– Так я и знала.– Но это же уйма баллов. Я не прав?– Ты абсолютно прав. На этом ты потерял уйму баллов.– Что?!– На этом ты потерял баллы, Сэм, а не заработал. Джордж был прав, когда обратил на этот пункт особое внимание. Других таинственных причин, по которым твоя оценка снизилась, нет, ты потерял баллы именно из-за этого.– Но я изо всех сил старался помочь ей.– Ты сделал это по-мужски. А мужское представление о помощи расходится с женским. Ты увидел, что Керсти плачет, и решил, что ей нужен разумный совет, а твой долг – дать такой совет.Я посмотрел на Пита и Джорджа, чтобы убедиться, что не схожу с ума. Выражение их лиц красноречиво свидетельствовало, что они в таком же недоумении, как и я.– Ну да, – сказал я, – естественно. А что еще я мог сделать?– Если бы на твоем месте оказалась женщина, она рассуждала бы примерно так: «Керсти плачет, значит, нужно обнять ее, сказать, что ее начальница – настоящая стерва, открыть бутылку хорошего вина и распечатать плитку шоколада».– Но...– Я знаю, Сэм, что ты хочешь сказать. Ты скажешь: «Но то, что ее начальница стерва, давно известно, зачем же пережевывать это десятки раз, лучше подумать, как с этим бороться». Я угадала?Не хочется повторяться, но, провалиться мне на этом месте, женщины умеют читать чужие мысли.– Пожалуй.– Имей в виду, Сэм, о борьбе женщины знают всё. И о боли тоже. И справляться с ней мы умеем куда лучше мужчин. От этого никуда не деться – ведь это нам приходится переносить месячные, рожать детей и оплывать в бедрах. Поверь, когда у нас есть проблема, рано или поздно мы находим способ ее решить.– Вот как?!– Ну конечно. А уж Керсти тем более. Она умная девушка.– Как-никак, она выбрала тебя, – вставил Пит.– В этом Кабинете ехидные замечания являются преступлением и караются отставкой, – сказал я ему, – поэтому прикуси язык. Продолжай, Аманда.– Керсти не нужны были советы, Сэм. Она прекрасно владеет ситуацией у себя в офисе. Ты не забыл, ведь она там работает?– Тогда почему она так расстроилась?– Потому что иногда женщинам хочется немного поплакать.Прямо «Алиса в Стране чудес».– Как можно этого хотеть? Аманда усмехнулась:– Потому что это приятно, Сэм. Если угодно, это способ выпустить пар. Изо дня в день мы терпим боль, переносим на ногах простуду, из-за которой мужчины немедленно укладываются в постель и заявляют, что у них воспаление легких... Да мало ли каким еще дерьмом забрасывает нас жизнь! Все это накапливается у нас внутри, и иногда, чтобы сбросить напряжение, нам нужно просто хорошенько выплакаться.– Значит, Керсти расстроилась лишь потому, что ей нужно было выпустить пар?– Да. Ее не нужно спасать, давать советы и составлять план действий. Она прекрасно знает, что делать. Она просто хотела немного расслабиться. А ты не дал ей выплакаться. Вместо того чтобы помочь ей выпустить пар, ты перекрыл клапан. И этим всё испортил.Туман стал понемногу рассеиваться. Очень медленно, заметьте, до меня стало доходить, в чем дело.– Так вот на чем я потерял баллы! Я не дал ей выплакаться всласть?Аманда кивнула:– Не удивлюсь, если ты повторил ту же ошибку и на этой неделе. Керсти упоминала свою начальницу в последние дни?– Нет, вроде бы... Не помню... Хотя... погоди-ка. На днях за ужином что-то было. Она вспомнила про Дженни. Кажется, отпустила в ее адрес какое-то язвительное замечание. На что я жизнерадостно сказал: «Не переживай, ведь теперь ты знаешь, что делать», а она кивнула и пробормотала: «Хм...»Аманда слушала мои рассуждения с нежным вниманием матери, которая наблюдает, как ее малыш впервые едет на двухколесном велосипеде. Во время разговора с Керсти я истолковал это «хм» следующим образом: «Хм... хорошо, что у меня есть ты, который объяснил мне, что делать». Но теперь до меня дошло, что это «хм» выражало разочарование: «Хм... я не забыла про твой дурацкий список, но будет очень неплохо, если ты заткнешься и дашь мне от души похандрить».– Если бы я не мешал ей, – сказал я, – и согласился, что Дженни – змея подколодная, ей стало бы гораздо легче. Я правильно тебя понял?Аманда кивнула.– И я бы заработал баллы, а не потерял их? Аманда кивнула снова.Я озадаченно посмотрел на Пита и Джорджа.– Значит, если хочешь помочь женщине, не помогай ей.Мы втроем растерянно покачали головами, признавая, что пути прекрасной половины человечества неисповедимы.– Готова поспорить, на следующей неделе Керсти снова устроит тебе подобное испытание. Поэтому помни: не будь практичным, просто будь рядом.Как зачарованный, я повторил последнюю фразу. К своему изумлению, я услышал, что мои слова отдаются эхом. До меня не сразу дошло, что Пит и Джордж в оцепенении повторили следом за мной: «Не будь практичным, просто будь рядом».Мы застыли,-как зомби, и прошло около минуты, прежде чем мы очнулись.– Это потрясающе, Аманда, – сказал я. – Спасибо.– Если хотите знать, по-моему, все это полный бред, – проворчал Пит.Я бросил на него уничтожающий взгляд.– Ты правильно заметил, Пит, если мы хотим знать. – Я вновь обратился к Аманде: – Может быть, есть еще какие-нибудь соображения или советы?– Думаю, пока хватит. По-моему, с бытовыми мелочами ты справляешься неплохо, продолжай в том же духе. И если в следующий раз оценка повысится, причина будет ясна.Теперь я пребывал в куда более приподнятом настроении и был готов закрыть заседание.– Хочешь еще выпить?– Пожалуйста, еще порцию водки с тоником, – попросила Аманда.Пит не шелохнулся.– Ты же слышал, что сказала Аманда, – обратился я к нему, – водку с тоником, приятель.– А мы? – спросил он. – Мы не заслужили того, чтобы нас угостили?– Разумеется. Джорджу – кружку пива. Пит, тебе полкружки.– Полкружки?– Я потерял баллы за избыток практичности, а ты лишился пива за избыток ехидства.Пит усмехнулся и налил себе полную кружку. Отдав мне сдачу, он непринужденно облокотился на стойку и принялся болтать с Амандой. Сначала он светски поинтересовался, откуда она, но вскоре принялся отпускать какие-то шуточки по поводу Пола Гаскойна, который забил гол шотландцам на Евро-96, и по блеску ее глаз я понял, что ей приятно внимание такого симпатичного парня. Болтая с Джорджем, я немного отодвинул-ся назад, так, чтобы оказаться за спиной Аманды, и жестами показал Питу, что, если он не оставит ее в покое, я придушу его. Он упорно избегал смотреть в мою сторону, но я знал, что он всё прекрасно понял.Мне страшно не хотелось, чтобы он всё испортил. Благодаря Аманде я впервые смог добиться хоть какого-то прогресса и надеялся, что она поможет мне достичь большего. И я не допущу, чтобы похотливые замашки Пита испортили мне все дело.

Четвертая неделя

Ну, что я вам говорил? Аманда – это просто находка!На прошлой неделе Керсти упоминала о проблемах на работе по вечерам, после того как Дженни вела себя особенно вздорно. Но теперь это случилось утром, точнее, утром во вторник, когда мы оба собирались с силами, чтобы вылезти из постели.– Ох, – сонно простонала Керсти, – как же мне не хочется на работу!– А кому хочется, – зевнул я.– Да, но тебе не придется провести все утро с исчадием ада, – она уткнула лицо в подушку, откуда послышалось придушенное «Еавиху хехё, еавиху хехё, ЕАВИ-ХУ ХЕ-ХЁ!»– Я знаю, что ты ее ненавидишь, – сказал я и нежно обнял Керсти. Я уже открыл было рот, чтобы... Но мне удалось вовремя остановиться. «Не будь практичным, – вспомнил я. – Просто будь рядом». Я обнял Керсти еще крепче и решил посмотреть, что будет дальше.– О-а ым-ра, – донеслось до меня.– Конечно она мымра, – ласково ответил я. – Самая настоящая мымра.– Я хехё умить отова.– Убить такую мымру – это слишком мягко. Пусть живет и страдает. Жестоко страдает.Керсти кивнула, что заставило ее оторваться от подушки.– А как страдает?Следующие пять минут мы обсуждали возможности использования дырокола, которые, думаю, не приснились бы вам и в страшном сне. После этого настроение Керсти настолько улучшилось, что она чуть не отправилась на работу прямо в домашнем халате. Я прекрасно понимал, что, хотя она действительно терпеть не может Дженни, она затеяла разговор не для этого. Теперь я ничего не имел против такого испытания.И я не был практичным, я просто был рядом.В среду вечером мне предстояла чертовски тяжелая и неблагодарная работа. Это была моя первая встреча с Дэнни.Алан решил, что лучше нам встретиться в парке в Сток-Ньюингтоне, довольно далеко от дома Дэнни.– Хочу, чтобы он оказался в непривычной обстановке, – пояснил он. – Так с ним будет проще справиться.Обычно Дэнни при первой возможности норовил ускользнуть от своих воспитателей в ближайший переулок. Алан решил, что в парке эта уловка не пройдет. Он еще раз сказал, что никаких советов и готовых рецептов у него нет. Надо завязать с мальчиком обычный разговор и попытаться установить с ним контакт. Сразу говорить о прогулах не стоит. Но если удастся найти с ним общий язык, то побеседовать на эту тему было бы неплохо.Мы должны были встретиться на скамейке рядом с лужайкой. Я пришел на место чуть раньше назначенного времени. Что ж, зато мне разрешили на полчаса раньше уйти с работы, думал я, наблюдая за подростками на лужайке, которые играли в футбол. С половины шестого до половины седьмого с Дэнни, в полвосьмого буду дома. Керсти скажу, что пришлось задержаться в офисе. Честно говоря, из-за предстоящей встречи мне было немного не по себе, но я вспомнил, что совет Аманды уже начал приносить плоды, и решил, что дело того стоит.Вскоре я увидел Алана. Рядом с ним шагал на редкость щуплый мальчик. Я почему-то думал, что Дэнни должен быть рослым и развитым для своих лет как физически, так и в плане общения. Однако он оказался довольно хрупким подростком, ко-торый шел, понурив голову и ссутулив узкие плечи, словно на него давила непосильная ноша. Когда он на секунду поднял голову, я увидел тонкое и бледное лицо. У него были карие глаза и неровно постриженные темные волосы. Одет он был в джинсы и футболку с портретом Эминема, которые давненько и рядом не лежали со стиральной машиной. Увидев его, я сразу почувствовал, что е этим мальчиком что-то не так. Что-то очень важное, может быть самое важное, но я не мог понять, что именно. Алан и Дэнни подошли ближе, но это «что-то» по-прежнему не давало мне покоя.– Привет, – сказал я, пожимая руку Алану.– Привет. Это Дэнни. Дэнни, это Сэм.Я машинально протянул руку Дэнни, но тут же решил, что, наверное, смешно обращаться так с тринадцатилетним мальчишкой. Разве детям пожимают руку? До сих пор мне не приходилось иметь с ними дела. В любом случае вопрос остался чисто теоретическим, потому что Дэнни упорно не отрывал глаз от земли. Я опустил руку.– Дэнни, ты слышишь, это Сэм, – в тоне Алана зазвучали угрожающие нотки.Это возымело действие. Дэнни мельком взглянул на меня, скорее из любопытства, нежели из вежливости, пробормотал нечто невразумительное, что, если быть в высшей степени снисходительным, можно было истолковать как «привет», и с неослабевающим интересом принялся изучать траву у себя под ногами.Алан пожал плечами, как бы говоря, что на большее рассчитывать не приходится.– Я вернусь через час, договорились?– Да, – сказал я. – До встречи.Дэнни не шелохнулся и не издал ни звука.– Ну что ж, – сказал я, когда Алан ушел. – Вот так-то.Я понятия не имел, что делать дальше. Разглядывая Дэнни – что-то в нем по-прежнему не давало мне покоя, – я обнаружил, что мой репертуар для общения с тринадцатилетними ограничен. И весьма.Проблема решилась сама собой. К моему удивлению, Дэнни поднял глаза и изрек:– Сигаретки не найдется?– Извини, не курю. – Господи, я извиняюсь перед тринадцатилетним сопляком за то, что у меня нет сигарет?! – Э-э... постой-ка, это что за разговор?– А что такого? – ответил маленький паршивец, вытаскивая пачку «Бенсон энд Хеджес» и зажигалку.– Почему ты просишь закурить, если у тебя есть сигареты? – невольно вырвалось у меня.Я не сразу сообразил, что снова сморозил глупость. Понятное дело, зачем тратить свои сигареты, раз можно разжиться за чужой счет. Но моя голова работала иначе. Я привык соблюдать приличия и вести себя честно. А значит, был лохом. Начало было просто ужасным (правда, у меня это не впервой). Я не только оказался полным растяпой, но и позволил ему нахально курить прямо на моих глазах. Может быть, нужно одернуть его? Но что толку, он все равно не послушается. Не вырывать же сигарету у него изо рта! К хорошему это не приведет – либо он сбежит, либо меня же обвинят в грубом обращении с ребенком. И потом курение – не самое страшное. Добрая половина моих школьных товарищей в тринадцать курила, но теперь все они стали взрослыми людьми и почти все имеют приличную работу, а если в их жизни что-то не заладилось, курение здесь ни при чем. Нет, испортить жизнь Дэнни может совсем другое: прогулы и нелады со школой – штука пострашнее, вот о чем нужно думать в первую очередь.Но что я могу сделать? Алан предупреждал, что начинать с «Почему ты не любишь школу, Дэнни?» не стоит. В отчаянии я стал озираться по сторонам, подыскивая тему для разговора. Редкие прохожие, не торопясь, брели с работы домой, наслаждаясь лучами вечернего солнца. Мальчишки на лужайке играли в футбол.– Пойдем, глянем одним глазком? – бросил я и, не давая Дэнни опомниться, направился к лужайке. Похоже, после первой победы Дэнни решил, что я не опасен. Волоча ноги, он поплелся следом за мной. Пока мы шли через парк, он не проронил ни слова. Я тоже молчал, теша себя надеждой, что он оробеет и как-то себя проявит. Ощущение, что с ним что-то не в порядке, продолжало меня беспокоить. Но как я ни ломал голову, я не мог выразить свою мысль точнее, и это выводило меня из себя.На лужайке шла обычная любительская игра, какую можно увидеть в парке. На каждом из игроков была футболка любимой команды, и определить, кто за кого играет, было невозможно. «Барселона» пасовала «Кристалл-Паласу», путь «Паласу» отрезала Бразилия. Участники игры были постарше Дэнни, им было лет шестнадцать-семнадцать. Одному из футболистов удалось завладеть мячом и с двух футов ударить по воротам, вернее, по груде сумок, валявшихся на траве. Однако злополучный мяч срезался и полетел совсем в другую сторону. Даже Дэнни не удержался от комментария.– Придурок, – процедил он.Это не походило на перл красноречия, но он в первый раз выразил хоть какое-то отношение к происходящему, и я ухватился за это.– Любишь футбол? – спросил я.– Ничё.– А за кого болеешь?Он посмотрел на меня так, словно я задал самый глупый вопрос на свете.– Ни за кого.Понятно, сказал я себе. Болеть за кого-то означает быть как все, а это не для тебя. Если ты за кого-то болеешь, ты не можешь наплевать на всех и вся и послать весь мир к черту. Разумеется, я не стал говорить это вслух. Конфронтация и конфликт ничего не дадут. Вместо этого я подошел к запасному футбольному мячу, который лежал в стороне, и паснул в сторону Дэнни. От разговоров толку пока не было, значит, нужно действовать. Футболист из меня никудышный, и мяч оказался примерно в ярде от левой ноги Дэнни. Удар был довольно сильным, и, если бы Дэнни не перехватил мяч, тот неизбежно шлепнулся бы на середину игрового поля.Оказалось, что ничего лучше нельзя было и придумать. Дэнни сделал резкий выпад и метким ударом поднял мяч в воздух. Легким ударом колена он мгновенно сделал мяч послушным и управляемым и небрежно дождался, когда он вновь упадет, чтобы ловко подхватить его правой ногой, прежде чем вновь начать действовать левой. Было видно, что ему страшно хочется похвастать своим умением владеть мячом. Добрых полминуты мяч ни разу не коснулся земли, отскакивая от ног, коленей, головы и плеч Дэнни. Его лицо не светилось восторгом и гордостью за свои достижения. Он по-прежнему держался бесстрастно, сохраняя выражение усталости от жизни. Но ему хотелось показать, на что он способен. Наконец Дэнни решил, что произвел должное впечатление, и позволил мячу упасть на землю.Вы, конечно, думаете: Сэм был на седьмом небе от счастья и умиления, и дела сразу пошли на лад, Сэм нашел с мальчиком общий язык, они стали закадычными друзьями и частенько вместе играли в мяч. На самом же деле я подумал: ах ты, чертенок! Почему я не такой ловкий, как ты? Я мечтал об этом всю жизнь, но обычно мне удавалось сделать пару неуклюжих пинков по мячу, потом он отлетал чуть в сторону, и последним, безнадежным ударом я посылал проклятый мяч на расстояние в три мили. Во время представления, которое устроил Дэнни, я подумал: он наверняка умеет делать трюк, который вызывал у меня особую зависть, – удерживать мяч на затылке, наклонившись вперед, и мне страшно захотелось влепить ему хорошую затрещину. Понимаю, что это мелко, но это желание удивило и меня самого. Я никогда и никому не завидовал. Но на этот раз я был уязвлен, что тринадцатилетний молокосос мог дать мне фору. Однако признать это было еще большим унижением, чем подать ему неточный пас. Вдобавокодин из вратарей начал поглядывать в нашу сторону, явно опасаясь, что мы можем умыкнуть их мяч. Насколько я знал Дэнни, его подозрения были не лишены оснований, и я решил, что пора уходить.– Идем, – сказал я. – Смотреть тут не на что. Лучше прогуляемся.Довольный своей победой во втором раунде, Дэнни последовал за мной.Спустя какое-то время я немного успокоился. Дэнни дважды одержал надо мной верх, но, возможно, мне это только на руку. Он увидел, что я не пытаюсь подчинить его себе, а значит, я не похож на взрослых, которые давят и запугивают. Я надеялся, что это поможет ему приоткрыться.– Так в чем дело, Дэнни? Почему ты не хочешь ходить в школу?– Потому что школа – фигня.Это называется «приоткрыться». Но это было хоть какое-то начало.– Знаю, – сказал я, – когда я ходил в школу, она тоже была фигней.– Тогда зачем спрашивать?– Послушай, Дэйни, я понимаю, что веселого в школе мало. Но сейчас ты можешь получить аттестат, а если ты упустишь свой шанс, потом будет слишком поздно, и остаток твоей жизни будет куда хуже, чем школа сегодня.После тридцати ты начинаешь постепенно превращаться в собственного отца. Ты начинаешь сетовать на современную поп-музыку. Усаживаясь в кресло, негромко охаешь. В собственных словах я узнал знакомые отцовские нотки.– Школа мне на фиг не нужна, – коротко сказал он.– Вот как? И почему же?Он вытащил еще одну сигарету и закурил.– Не нужна, и всё.– А что же тебе нужно? Что ты будешь делать без школы? – Я начал злиться.– У меня есть связи.– В самом деле? Очень впечатляет. Рад за тебя. – Я одернул себя. Язвить не стоит. Он привык выводить людей из себя. Нужно проявить выдержку. – А как же твои родители, Дэнни? Что они об этом думают?– Ха!– Нельзя ли поконкретнее?– Им наплевать.Я вспомнил, что говорил Алан о матери Дэнни. Судя по всему, это была правда.– А братья или сестры у тебя есть? Они учатся в школе?– Не знаю. Брат живет с отцом. Жалко, я живу не с ним. Не пришлось бы видеть мать и ее долбаного дружка. Всё из-за этого. Так было написано в моем деле. Я сам видел. Там сказано, что у меня «тяжелая обстановка дома».Он затянулся сигаретой и отвел взгляд, показывая, что тема закрыта.Несмотря на все усилия, больше мне не удалось вытянуть из него ни слова. Пройдясь немного по парку, мы присели на скамейку. В четверть седьмого я оставил попытки разговорить Дэнни. И все же с ним определенно что-то не так. Но что?Вскоре за Дэнни пришел Алан. Он сказал, что позвонит мне, и тогда мы «всё обсудим». Дэнни пробормотал на прощание нечто невнятное и поплелся к машине Алана. Ну и ладно, подумал я. Не хочет – не надо. Пропади он пропадом, этот «Таймпул». Какого черта я буду тратить время и силы на того, кто меня и в грош не ставит. Мне пришло в голову, что ситуация с Дэнни – зеркальное отражение истории с Керсти: в первом случае я понимаю, что от меня требуется, но не хочу заниматься этим, тогда как с Керсти я не понимаю, что я должен делать, но готов разбиться в лепешку, чтобы оправдать ее ожидания.Уже в метро, по дороге домой, я понял, что неладно с Дэнни. Это был не ребенок. Да, ему было всего тринадцать лет, но его взгляд, речь, походка, манера держаться были безнадежно взрослыми. Он был равнодушным, как маленький старичок. Его глаза были потухшими и пустыми, он не кричал и не прыгал от восторга. Казалось, его детство – если он вообще был ребенком – давно миновало.Это был взрослый, несчастный и упрямый взрослый с тщедушным детским телом. Насколько мне помнится, в его годы больше всего на свете я любил горный велосипед и шоколадные тянучки. Я дни напролет ломал голову, как раздобыть телефон блондинки из «АББА». Но Дэнни был совсем другим. В парке он даже не смотрел на симпатичных девчонок, которые проходили мимо. Он не ждал от жизни ничего хорошего. Даже мячом он жонглировал только для того, чтобы продемонстрировать превосходство надо мной, а не просто похвастаться, как любой нормальный мальчишка. Этот ребенок не был ребенком. Это было странно и грустно. И я понял, что не смогу вот так, сразу, его бросить.В пятницу во время обеда я вышел на улицу, и мне на глаза случайно попался павильон, где продавали газеты и журналы. «Не будь практичным, просто будь рядом», – вспомнились мне слова Аман-ды. Как постичь таинственную женскую душу? Кто поможет мне в этом? Утром в проходной я увидел на столе дежурной гору журналов и понял, что нужно делать.Выбор был так велик, что я растерялся. Полки с женскими журналами тянулись на несколько миль. На мое счастье, рядом стояли журналы дляавтолюбителей, и, хотя я все равно чувствовал на себе косые взгляды, у меня было хоть какое-то оправдание. Какой журнал выбрать? Конечно, можно скупить всё что есть, но если тащить все это добро в контору, я, во-первых, заработаю грыжу, а во-вторых, мои сотрудники подумают, что я спятил. Кроме того, в последнее время я старался экономить. Новая стереосистема, отпуск в Египте и бриллиантовое кольцо для Керсти изрядно подорвали мой бюджет, к тому же неожиданно пришла пора продлевать страховку на машину. Хотя я ни о чем не жалел. Ведь именно во время путешествия по Нилу я посмотрел на Керсти и понял, что пора покупать кольцо.Теперь я стоял, в замешательстве разглядывая глянцевые обложки, которые пестрели заголовками статей. Ни один журнал не обходился без сенсационной истории о женщине, которая стала мужчиной, о мужчине, который мечтает стать женщиной или любит мужчин, похожих на женщин. Интересно, много ли на свете таких людей? Хватает ли подобных историй на все журналы, или героями статей являются одни и те же персонажи? Самое удивительное, что статьи «Как заработать баллы, чтобы жениться на любимой женщине» не обнаружилось ни в одном журнале, и это было весьма прискорбно. В конце концов я остановил свой выбор на журнале «Приди в экстаз!», вспомнив, что однажды видел его в руках Керсти.Укрывшись от посторонних глаз в мужском туалете, я полистал журнал и был просто потрясен. Уйма статей была посвящена эрогенным зонам, сексуальным фантазиям, пикантным возможностям сделать ощущения более острыми, продлить удовольствие и еще бог знает чему в том же роде. А еще говорят, что сексом одержимы мужчины. Здесь была сплошная эротика (теперь меня будет тошнить от одного вида артишоков), но в этом не было никакого проку, ведь Керсти заявила, что этой стороны наших отношений баллы не касаются. Кроме того, в журнале были пробные образцы косметики, советы модельеров, диеты и комплексы упражнений. Транссексуалов, разумеется, тоже не обделили вниманием. Обложку украшала фотография неизвестной мне голливудской красотки, а в журнале было опубликовано интервью с ней. Корреспондент превозносил ее темперамент и обаяние, хотя, по-моему, она смахивала на мешок с костями. Клянусь, я проштудировал журнал от корки до корки, не пропустив ни единого слова. Ладно, сознаюсь, разделы о косметике и транссексуалах я не читал. Комплексы упражнений тоже. Честно говоря, диеты и советы модельера я тоже просмотрел весьма бегло. Но того, что я искал, там все равно не было. Я хотел заглянуть в женскую душу, увидеть мир другими глазами. Но даже голливудской красотке было нечего мне предложить. Все это удо-вольствие обошлось мне в фунт и сорок пенсов, не считая обеденного перерыва. Я оставил журнал в кабинке, представляя себе удивление того, кто его обнаружит, и вернулся к своим обязанностям.На следующий день мы с Керсти отправились в магазин за покупками. Дома я взял на себя самое трудное – уложить продукты в холодильник. Работы было невпроворот, пришлось полностью перебрать все, что лежало на полках, и я не сомневался, что это принесет мне тьму-тьмущую баллов. Керсти осталось лишь поставить на место консервы, сахар и кофе, и она справилась с этим гораздо быстрее меня. Про «Приди в экстаз!» я и думать забыл.Радио было включено. Подходил к концу выпуск новостей.– Теперь о спорте, – внушительно произнес диктор. – Крикет. Накануне предстоящего международного матча команда Англии понесла тяжелую потерю...Я насторожился.– ...один из ведущих игроков...– Вот черт! – воскликнула Керсти. – Мы не купили... – И тут-то и случилось самое главное. Мне очень хотелось узнать, кто получил травму, и я уже открыл рот, чтобы сказать «Тише!», но – о чудо! – я не издал ни звука. Я не шикнул на Керсти, и она сообщила мне, что мы забыли про кондиционер для белья, и я-не узнал имя игрока. Я не сразу понял, почему я промолчал, – сделал я это сознательно, или что-то меня остановило? Но постепенно из глубин подсознания всплыл отрывок из интервью с голливудской звездой. Она изрекла примерно следующее: «Понимаете, когда я играю, я – это я и одновременно не я, в этом весь секрет, понимаете, нужно одновременно помнить и о том, кто ты такая, и о том, кем должна быть. И когда это получается, это ужасно приятно и так возбуждает!» Вы в недоумении – при чем тут кондиционер для белья, потерпите еще немного, и я всё объясню. «И, понимаете, мне это совсем несложно, потому что я женщина, а женщина запросто может думать и о том и о другом сразу. Мужчины так не умеют. Знаете, когда я смотрю телик со своим другом и там, к примеру, говорят, с каким счетом наши сыграли в хоккей, он непременно просит меня, чтобы я помолчала, понимаете, и это ужас до чего неприятно и дико меня бесит».Теперь вы поняли, что я имел в виду. Прочитав это, я не оценил смысл сказанного в полной мере. Но когда пришел час, я поступил правильно. А ведь я частенько шикаю на Керсти, и наверняка это бесит ее ничуть не меньше, чем красотку из Голливуда. Уверен, за три недели я потерял на этом кучу баллов. Даю голову на отсечение, это была очеред-ная проверка, вроде истории с Дженни. Керсти отлично знала, что мне хочется услышать имя игрока. Может быть, она тоже прочла интервью в «Приди в экстаз!» и вспомнила мою привычку.Меня никогда не покидала мысль, что женщина способна думать о нескольких вещах сразу, но теперь я понял, как нелепо и оскорбительно обрывать ее на полуслове. Может быть, услышав: «Прости, любимая, но ты не могла бы прерваться на секундочку и позволить мне послушать радио?», она обижалась бы не так сильно, но за это время пропустишь все, что хочешь услышать. Приходилось быть кратким. А значит, с точки зрения женщины, вести себя по-хамски.Но вчера я этого не допустил. Никакой грубости! Я запихивал в холодильник зеленый горошек, и меня просто распирало от гордости. Разумеется, мне было ужасно досадно, что я прослушал, кто же получил травму. И услышав тридцать минут спустя, что это Майкл Воэн, я страшно расстроился. Но вечером я открыл конверт и обнаружил там сто семьдесят один балл. Моему ликованию не было предела. За неделю я заработал ровно сто баллов. Сто баллов! За три недели я набрал двадцать семь, девятнадцать и двадцать пять баллов. Четвертая неделя принесла больше, чем три первые, вместе взятые. Керсти не зря наградила меня ровно сотней баллов. Она дала мне понять, что и во вторник, и вчера я делал то, что нужно.В «Митр» я с порога выпалил хорошую новость. Можете считать меня сентиментальным, но искренняя радость Джорджа, Пита и Аманды тронула меня до глубины души. Я отчитался о проделанной работе. Среди бытовых мелочей самыми продуктивными несомненно были два пункта: «распутал перекрутившийся телефонный шнур» и «позволил Керсти разорвать фольгу на новой банке кофе, хотя очередь была моя». Пит вернул меня на землю, напомнив, что я по-прежнему выбиваюсь из графика, а осталось лишь восемь недель, значит, впредь мне нужно не меньше ста баллов в неделю. Это немного умерило всеобщий восторг. Но я не сомневался – всему свое время.Как всегда, не обошлось без Рэя, который на свой лад проводил в жизнь тезис, заключенный в названии известной песни «Ты никто, пока тебя кто-нибудь не полюбит», хотя стиля и своеобразия Дина Мартина ему явно недоставало.Джордж спросил Аманду:– Неужели мужчины и правда всегда думают о чем-то одном?Она кивнула.– Так уж вы устроены. – Она задумалась, подыскивая пример. – Если кто-то сидит за рулем, а вы следите за дорогой по карте, могу поспорить, что, развернув карту, вы выключите радио.Мы с Джорджем и Питом переглянулись и задумались, представляя себе подобную ситуацию. Не отдавая себе отчета в том, что делаем, все мы машинально подняли правую руку, чтобы выключить воображаемое радио. Аманда сдержанно улыбнулась.– Надо же, – сказал Пит, подвигаясь к ней поближе. – Но ведь жизнь – это не только автомобильные поездки? Иногда мужчины тоже могут думать о двух вещах сразу, – он многозначительно посмотрел на Аманду.– В самом деле? – спросила Аманда.Они посмотрели друг другу в глаза. Я ощетинился и, пока Пит не успел ляпнуть что-нибудь еще, скомандовал:– Ну-ка, Пит, принеси нам еще выпить, да побыстрее. Одна нога здесь, другая там. Давай, приятель!Я ведь уже предупреждал этого негодяя. Из-за него я могу лишиться самого ценного члена Кабинета. Если он не оставит свои замашки, его ждет кровавая расправа

Пятая неделя

Что дают баллы? Прежде всего уверенность в себе.За завтраком в понедельник я впервые чувствовал, что неделя прошла не зря. Даже джем ложился на хлеб ровнее, чем обычно. Напротив сидела Кер-сти. Она осторожно прикасалась к губам помадой, нанося последние штрихи. Господи, неужели эта умопомрачительная женщина станет моей женой, подумал я, и мое сердце зашлось от счастья. Керсти прижала к губам клочок бумажного полотенца, сложила его алыми пятнами внутрь и собрала со стола несколько случайных хлебных крошек. Подняв глаза, она увидела, что я наблюдаю за ней. Примерно секунду она очень серьезно смотрела на меня и вдруг, как озорная школьница, высунула язык и скорчила смешную гримасу. Мы расхохотались.Внезапно я понял, почему я люблю Керсти и буду любить ее всегда. Губная помада – одна из важных составляющих ее облика деловой женщины: успехи на работе, уверенность в себе, умение ловко развернуться на самой тесной парковке... Новнешность – это далеко не всё. И чтобы любить человека, мало восхищаться его зрелостью и опытом. Любишь того, с кем легко и спокойно, с кем приятно посмеяться, к кому хочется прижаться и ощутить тепло и близость. Все это было у нас с Керсти. И ее ребяческая выходка лишь напомнила мне об этом. Роскошная женщина в брючном костюме с алой помадой на губах запросто показывала мне язык и корчила забавные гримасы. Должен сказать, мало что на свете дает такое восхитительное ощущение близости и понимания, как общий смех.История с баллами так не вязалась с этим, что я снова спросил себя: зачем ей это нужно? За что мне такие испытания? Неужели она сомневается, что я не желаю расставаться с ней до конца своих дней? Если бы можно было сделать что-то вроде рентгеновского снимка своей души, я непременно предъявил бы его Керсти, и она поняла бы, как я ее люблю. Но это невозможно. А значит, никуда не деться от баллов.Керсти тем временем просматривала почту.– Черт, совсем забыла!– Что там?– Счет за автомобильную страховку, – ответила она, протягивая мне письмо.– Мне казалось, что мы его уже оплатили.– Это был только первый взнос. Ты что, не помнишь?В письме говорилось что-то об изменении страховой премии и о том, что сумма, внесенная ранее, уже учтена.В правом нижнем углу листка стояло: «К оплате: четыреста двадцать фунтов».– По-моему, это не намного больше, чем мы думали, – сказала Керсти.Слава богу, мне хватило ума промолчать.– Ты что, забыл? Я же всё подсчитала, когда мы платили им в прошлый раз. Я сразу сказала, что в следующий раз придется заплатить побольше.– Ну да, конечно. Естественно, помню. – По совести сказать, это было враньем чистой воды.– Заплатишь им с нашего общего счета? А я сегодня же переведу на него двести десять фунтов.То есть предполагалось, что столько же должен внести и я. При моем и без того плачевном финансовом положении мне только этого не хватало. Четыреста двадцать фунтов. Страховая компания преподнесла мне неплохой сюрприз, и у них еще хватило наглости назвать это «компенсационной выплатой».Настоящие кровопийцы.На этот раз Дэнни немного воспрянул духом. Мы встретились с ним вечером во вторник. К счастью, мне не нужно было встречаться с ним в одини тот же день недели, иначе Керсти могла бы что-нибудь заподозрить. А это, естественно, привело бы к потере баллов.На этот раз мы встретились в Клеркенвелле, неподалеку от дома Дэнни. Может быть, именно поэтому он держался здесь более уверенно, чем в парке, – там он явно был не в своей тарелке. Алан решил, что на городских улицах мы без труда найдем какое-нибудь занятие. Позвонив мне днем, он сказал, что разговаривал с инспектором по образованию, который занимается Дэнни. Если в конце лета Дэнни не будет посещать занятия для отстающих, его не переведут в следующий класс. Вместо этого ему придется посещать специальный центр для злостных прогульщиков.– А что там? – спросил я.– Ничего особенного, – невесело ответил Алан. – Вообще-то его могут без всякого центра прямиком отправить в колонию для малолетних правонарушителей.Мы с Дэнни неторопливо брели вдоль мясных рядов рынка «Смитфилд». Лето уже вступило в свои права, и на просторном тротуаре перед паба-ми толпились любители выпить.– Объясни, чего ты добиваешься? – спросил я.– Ничего особенного, – он взглянул на меня пустыми глазами.Часто подростки за притворным равнодушием прячут ребяческое изумление, но сразу видно, что это игра. Но, как ни печально, Дэнни не притворялся. Он и вправду разочаровался во всем на свете и не верил, что впереди его ждет что-то лучшее. Странно было видеть на детском лице потухший взгляд пожилого, видавшего виды человека.– Скажи, а как насчет твоей мамы и от... то есть мамы и ее прияте... партне...– Ты про мою мать и этого недоумка, который с ней живет?– Такой категории населения я что-то не припоминаю, но, в общем, ты понял, кого я имею в виду. Как у тебя с ними?– Я с ними не связываюсь.Зачем я в это влез?! Мог бы заниматься своими делами. Я собираюсь жениться, проблем у меня по горло, на черта мне все это?!– А друзья? У тебя есть приятели, с которыми ты проводишь время?– Все эти недоумки из школы?– Неужели вокруг тебя сплошные недоумки, Дэнни?– Нет, не все.– И кто же исключение?– Зачем тебе это знать?Стоп! Я задал этот вопрос без задней мысли, надеясь, что реакция хоть раз будет позитивной. Но кажется, здесь была какая-то тайна. Ответпрозвучал весьма зловеще. Я вспомнил, как на прошлой неделе он заявил, что у него есть «связи». Что творится с этим мальчишкой? Мне стало не по себе.– Дэнни...Это было последнее, что я успел сказать. Справа от меня раздался громкий крик, началась какая-то возня, и я увидел, что Дэнни сломя голову мчится в сторону Фаррингтон-роуд. Я хотел было броситься вдогонку, но обнаружил, что не могу двинуться с места. Мужчина, который стоял рядом, крепко вцепился мне в руку.– Что вы себе позволяете? – Я рывком высвободился. – Что случилось?– Не строй из себя дурачка! Твой щенок стащил мою бутылку.Мой щенок? Какая наглость! Неужели я такой старый? Впрочем, подумал я, сейчас это совершенно неважно. Вокруг начали собираться зеваки. Я посмотрел вслед Дэнни и увидел у него в руках бутылку, из которой, пенясь, расплескивалось пиво.– Только я поставил бутылки на стол, – делился со своими друзьями пострадавший, – и на тебе, откуда ни возьмись выскочил этот сукин сын, схватил мое пиво и дал стрекача. – Он обернулся ко мне. – Думаю, дальше не мне тебя учить, приятель?Что мне оставалось делать? Я сунул руку в карман и нащупал горсть мелочи. Дэнни улепетывал во все лопатки, а этот тип явно рассчитывал, что помимо украденного пива он получит пару фунтов компенсации. Я сунул ему пять фунтов, пробормотал извинения и бросился за Дэнни. Мои шансы были близки к нулю: во-первых, на старте он обошел меня на добрую сотню ярдов, во-вторых, он был юрким и резвым, а моя физическая подготовка оставляла желать лучшего. Но внезапно появился огромный грузовик и стал заворачивать в сторону рынка. Он был таким длинным, что перегородил всю улицу, и Дэнни оказался в ловушке. Переводя дыхание, я слегка сбавил темп. Теперь он от меня не уйдет! Сейчас я ему устрою! Пока грузовик разворачивался, Дэнни стоял как ни в чем не бывало и потягивал пиво, всем своим видом давая понять, что если бы он захотел, то убежал бы от меня в два счета.Вне себя от ярости я, задыхаясь, подбежал к нему. Подумать только, из-за этого мелкого хулигана я потерял пять фунтов, а такие расходы мне были сейчас совершенно не по карману. Мне страшно хотелось поставить наглеца на место, но все, на что я был способен, это, трясясь от злости, выпалить:– Негодяй!При этом я сделал неловкий выпад в его сторону, отчасти пытаясь дать ему затрещину, отчасти надеясь отнять бутылку. Однако ни то нидругое мне не удалось. Нырнув, Дэнни ушел от удара и выронил бутылку. Та разлетелась вдребезги. Что ж, по крайней мере я помешал ему насладиться трофеем.– Зачем ты это сделал? – заорал я.– Захотел пить.Такая железная логика несколько остудила мой гнев. Сказать на это было нечего. Пауза позволила мне немного прийти в себя. Глупо поднимать среди улицы целую бурю из-за дурацкой выходки этого мальчишки. Я мог устроить Дэнни разнос, но тогда я стал бы одним из тех, кто бессилен с ним справиться и способен только кричать и ругаться. А ведь я появился в его жизни совсем не для этого.Да и беда, сказать по правде, была не в том, что он украл пиво, – этот проступок был не страшнее сигареты на прошлой неделе. Куда больше меня встревожило то, что сказал Дэнни до того, как началась вся эта заваруха.– Послушай, что ты имел в виду? Ну, когда сказал, что не все твои знакомые недоумки? Насколько я понял, речь не обо мне. Но кто это? Про кого ты говорил, Дэнни?Но он даже не удостоил меня взглядом. Опять, как и на прошлой неделе, я упустил момент. Дэнни точно язык проглотил. У меня хватило ума не донимать его. Расспросы лишь заставляли его замыкаться в себе. В жизни этого парнишки явно творилось что-то неладное.Успехи, которых я добился на прошлой неделе, воодушевили меня, и я горел желанием заработать еще больше баллов. Чем лучше дается предмет, тем быстрее ученик усваивает новый материал. Вечером в пятницу я получил еще один урок.Помог этому кухонный комбайн. Никого не трогая, этот комбайн преспокойно стоял на полке в магазине «Джон Льюис», пока по дороге домой Керсти не надумала отправиться за покупками. Это и решило его судьбу. Керсти обожает разные мудреные штуковины. По-моему, на кухне вполне достаточно раскаленной сковороды, острого ножа и хорошего куска говядины. Правда, однажды, вдохновленный передачей Делии Смит(2) , я взял у приятеля паяльную лампу, чтобы растопить сахар и приготовить крем-брюле. К сожалению, приступив к делу, я забыл отрегулировать лампу, и вместо маленького голубого огонька из нее вырвался оранжевый язык пламени чудовищных размеров. В мгновение ока огонь охватил стол и рас-плавил дверцы кухонного шкафчика, которые намертво слиплись. Керсти была не в восторге. Слава богу, тогда она не оценивала мои подвиги в баллах, иначе шансов жениться на ней у меня было бы не больше, чем забеременеть.Но этот случай был исключением, а обычно по части стряпни я безнадежный консерватор. Керсти же просто обожает разные новомодные штуки. Стоит ей увидеть что-то, способное рубить, резать, молоть и перемешивать, когда его включаешь в сеть, как она, будто зачарованная, тут же вытаскивает кредитку. Она объявила, что прежний комбайн безнадежно устарел (по-моему, у него даже не истек гарантийный срок) и она просто обязана купить новый. Это было настоящее чудо техники. Насчет готовки не знаю, но, по-моему, с его помощью можно было запросто отреставрировать старый «форд». Когда Керсти извлекла из коробки бесчисленные насадки и приспособления, на кухне стало не повернуться. Теперь этого монстра предстояло собрать. Она приступила к делу, а я отправился смотреть новости.Прошло часа полтора, но она все еще не закончила работу. Я решил зайти и посмотреть, как идут дела. Керсти, высунув от усердия кончик языка, трудилась вовсю и даже не заметила моего появления. В основном комбайн был собран, осталось лишь несколько деталей. Одну из них она задумчиво вертела в руках. Рядом лежала явно нетронутая инструкция по сборке. Я бегло просмотрел ее.Если вы женщина, вы наверняка уже обо всем догадались, а если вы мужчина, до вас, скорей всего, еще не дошло, но потерпите еще немного, и вы поймете то, что понял я.Когда я дошел до рисунка За, я увидел, что Кер-сти не присоединила фильтр Б к патрубку 4. В результате этого все детали, начиная с лотка Г, были установлены неправильно, и работа зашла в тупик. Не установив фильтр на нужное место, Керсти могла собирать комбайн до второго пришествия, но он все равно бы не заработал. Нужно было объяснить ей...«А нужно ли? – мягко спросила фея, помогающая заработать баллы, которая уютно устроилась у меня на плече. – Неужели ты думаешь, что Керсти не догадалась бы прочесть инструкцию, если бы ей это было действительно нужно? Тебе не кажется, что, если бы ей потребовался совет или помощь, она сказала бы об этом сама?»Я задумался. Да, Керсти умеет читать инструкции не хуже меня. Прав ли я буду, если, тронув ее за плечо, покажу ей рисунок За? Как это скажется на моей оценке? Я вспомнил, как составил для нее план борьбы с Дженни. Я чувствовал, что имею дело со звеньями одной цепи. И мои действия рискуют попасть в категорию «Непрошеные советы».Не обращая на меня никакого внимания, Керсти продолжала воевать с оставшимися деталями. Она не могла меня не видеть, ведь я стоял совсем рядом. Тихо положив инструкцию на место, я на цыпочках вышел вон.Нуждалась ли Керсти в моих советах? Теперь я точно знаю, что нет. Где доказательства? Вы их получите! В воскресенье вечером я извлек из конверта листок, на котором стояло: триста двадцать один.Да-да, вы не ослышались. Триста двадцать один. Всего за неделю я заработал сто пятьдесят баллов.Члены Кабинета неистовствовали от восторга.Пит завопил:– Хорош, чертяка, ничего не скажешь! – И от избытка чувств двинул меня кулаком. Аманда взвизгнула и, заключив меня в объятия, расцеловала в обе щеки. Джордж вел себя более сдержанно, но радовался не меньше других.– Если так пойдет и дальше, – сказал он, мечтательно прикрыв глаза, – через пять недель Сэм дойдет до тысячи, и еще останется две недели в запасе. А если динамика роста сохранится, то есть оценки будут расти в арифметической прогрессии, то он наберет тысячу на восьмую неделю, и тогда у него останется еще четыре недели. Если же прирост баллов выразить в процентном отношении к оценке за предыдущую неделю и этот прирост будет поддерживаться на уровне...– Ладно, Джордж, – сказала Аманда, – когда будут нужны графики и диаграммы, мы поручим это тебе.Я сиял от счастья, думая о Керсти. Я знал, что она радуется моим успехам не меньше, чем я сам. Четыре раза подряд она оставляла на столе конверт с абсолютно бесстрастным видом и затем удалялась принять уже вошедшую в обычай ванну. Но сегодня она улыбалась. Улыбка была еле заметна, но это была улыбка. Вольно или невольно она обнаружила свою радость. Наконец-то я был на правильном пути. И это согревало душу и ей, и мне.Мы немного успокоились, и я спросил Аманду, прав ли я был, проводя параллель между Дженни и кухонным комбайном.– Безусловно, – ответила она.Не хвастаясь, скажу: я гордился собой. У меня появилось чутье и хватка, и мне удалось верно оценить ситуацию. Я сумел принять правильное решение, хотя смысл происходящего по-прежнему улавливал не вполне.Джордж немного растерялся.– Я-то думал, не читают инструкций как раз мужчины, – полувопросительно сказал он.Прежде чем Аманда успела ответить, я высказал свое соображение:– Кажется, я догадываюсь, что общего между Дженни и кухонным комбайном. Керсти не любит готовые решения. Ей приятно самой преодолеть свои проблемы. Но если история с Дженни была связана с бурными переживаниями, то кухонный комбайн был всего лишь технической проблемой. Эмоции здесь ни при чем.Аманда была потрясена до глубины души.– Как ты можешь так говорить?! Это непростительное заблуждение! Для женщины кухонный комбайн – не техническое приспособление. Здесь речь идет именно о чувствах, причем очень глубоких. Да, Джордж, ты прав, обычно женщины читают инструкции. Они делают это, когда разводят клей для обоев или собирают платяной шкаф. Но здесь дело совсем другого рода. Неужели ты думаешь, что Керсти в самом деле нужен этот комбайн? Если не нужно стряпать на целый полк, можно прекрасно обойтись ножом и разделочной доской. Комбайн нужен Керсти не для готовки, она купила его, чтобы любить.– Любить? – переспросил я. – А меня ей мало?– Речь не об этом, – с легким раздражением сказала Аманда. – Это любовь другого рода. Женщина не может не любить свои туфли, губную помаду, сумочку. Она покупает гораздо больше вещей, чем нужно, потому что для нее радость просто обладать ими. Эта любовь не столь сильна, но жить без нее сложно. И твое дело позаботиться, чтобы Керсти не отказывала себе в удовольствии. Ей было наплевать, что написано в инструкции. Она наслаждалась новой игрушкой. Она собирала комбайн, как подсказывало ей сердце, собственным, необычным способом.– Необычным? – насмешливо спросил Пит. – Хочешь сказать неправильным.– Это как посмотреть, – ответила Аманда. – Если задача – как можно скорее приступить к работе, то ты прав. Но если человеку хочется вдоволь насладиться новой вещью, досыта наиграться и при этом сделать множество открытий – а, смею вас уверить, Керсти хотела именно этого, – тогда этот путь ни в коем случае нельзя назвать неправильным.Кажется, я начал что-то понимать. Аманда не зря вспомнила сумочки. Керсти постоянно покупает новые сумки. Однажды я пересчитал их и обнаружил семнадцать штук. Когда она покупает очередную сумку, я спрашиваю, зачем она ей нужна, и она без запинки отвечает, что у нее еще нет сумки такого размера или такого цвета или что она ужасно подходит к ее новому костюму, или находит еще какую-то причину, которая не приходила мне в голову. Но лишь благодаря Аманде я понял истинную причину. Женщины покупают сумочки и кухонные комбайны не потому, что они им нужны. То есть они им нужны, но не в том смысле.Мужчина покупает новый кухонный комбайн, когда ломается старый. А женщине хочется насладиться новой игрушкой.– Выходит, не заглядывая в инструкцию, Керсти просто стремилась извлечь из покупки максимум удовольствия?– И была абсолютно права. Она сделала уйму открытий и насладилась исправлением собственных ошибок. Если бы ты полез к ней со своим рисунком 36, ты бы всё испортил.– За, – машинально поправил я.– Чисто мужское замечание, Сэм.– Ну и ладно. Слава богу, хоть здесь мне не ставят оценок.

Шестая неделя

Сегодня я понимаю, что это был гром среди ясного неба. Но в тот злополучный день я решил, что это просто звонок мобильного телефона.– Алло!– Сэм, это я. Ты где?– На обочине дороги в Замбии. Пит, где я могу быть в одиннадцать утра в будний день?– Я имел в виду, можешь ли ты говорить?– А я что делаю?– Да иди ты! Я хотел сказать, удобно ли тебе разговаривать?– О чем?– О том, чтобы слегка подзаработать. Завтра вечером.Какого черта ему нужно? Чтобы не привлекать внимания, я направился в мужскую уборную.– Что значит «подзаработать»?– Получить по семьдесят пять фунтов на брата.– Ты говоришь про нас с тобой?– Нет, про твоего дядю. Естественно, я имею в виду нас с тобой. Терри платит мне полторы сотни.При одном упоминании о Терри мне стало дурно.– Интересно, с чего бы он так расщедрился? Пит почувствовал мое сомнение.– Не волнуйся. Работа – не бей лежачего.– Если так, почему ты не сделаешь всё сам? Зачем делиться со мной? И о чем вообще речь? Что за работа?– Нужно перевезти кое-какое барахлишко. Терри хотел, чтобы я подыскал себе помощника. В одиночку мне не справиться. Он сказал, можно взять любого, кто прилично выглядит. Естественно, Рэй отпадает. Но желающих найдется предостаточно, не беспокойся. Просто я подумал, позвоню-ка я Сэму, он настоящий друг, и семьдесят пять фунтов ему не помешают. Их вполне хватит, чтобы посидеть в хорошем ресторане с любимой девушкой и заработать немного лишних баллов.Признаюсь, здесь я дрогнул. Мое финансовое положение было столь шатким, что я не мог угостить Керсти даже жареной картошкой с гамбургером. Семьдесят пять фунтов пришлись бы очень кстати. Но мои опасения не исчезли.– Что ты называешь барахлишком?– Несколько сумок. Нужно отвезти их в «Савой».– В «Савой»?– Ну да, там остановился приятель Терри. Выгрузим сумки, и денежки у тебя в кармане. Это не займет и часа. Семьдесят пять фунтов за час плюс баллы за то, что ты сводишь Керсти в ее любимый ресторан, – есть о чем подумать.Хотя внутренний голос подсказывал мне, что все, что связано с Терри, не сулит ничего хорошего, в целом Пит рассуждал разумно, и предложение было весьма соблазнительным. Керсти я скажу, что должен встретиться с Питом, а значит, мне даже не придется ее обманывать. Я ничем не рискую. Быстренько отвезем сумки, и дело с концом.– Ладно. Во сколько мне подойти?Вечером в среду я должен был встретиться с Дэнни, но когда я уже собирался уходить с работы, позвонил Алан и сказал, что все отменяется. Дэнни исчез. Вчера он не ночевал дома. Подобное с ним не впервой, скорее всего, он у кого-нибудь из приятелей и скоро объявится.Сказать по правде, я вздохнул с облегчением, поскольку общаться с Дэнни было довольно тягостным делом, но, вспомнив, как он говорил про свои «связи» и про то, что на свете живут не одни «недоумки», я почувствовал тревогу. Алан дума-ет, что Дэнни заночевал у кого-нибудь из друзей. Но у него нет друзей. Во всяком случае среди сверстников. Где он пропадает?На следующий день я решил отправиться в «Митр» прямо с работы. Пит сказал, что выглядеть надо прилично, и переодеваться не было смысла. По электронной почте я сообщил Керсти, что иду повидать Пита, и она ответила, что в таком случае она вместе с Джульет отправится побродить по магазинам и тоже вернется поздно.В половине седьмого я был в пабе. Пит поручил одному из завсегдатаев проследить, чтобы в его отсутствие Рэй не надрался до бесчувствия. Потом он отвел меня в заднюю комнату. На полу стояли четыре огромных шикарных пакета от Армани с ручками из витого шнура.Интересно, что в них? С трудом оторвав от пола один из пакетов, я понял, что одеждой тут и не пахнет. Мне показалось, что внутри лежит что-то вроде доски с канавкой посередине. Повернув пакет другой стороной, я нащупал то же самое. Заглянуть внутрь я не мог – все четыре пакета были тщательно заклеены скотчем. Меньше знаешь – крепче спишь, мелькнуло у меня. В дела Терри лучше не вмешиваться. Моей единственной целью было заработать немного денег.Пит вытащил из кармана двадцать фунтов.– Терри дал мне денег на такси. Но, думаю, в это время мы быстрее доберемся на метро. Заодно заработаем несколько лишних фунтов.– Логично.– Не волнуйся, мы обернемся в два счета.Минут через пятнадцать мы с Питом сели в поезд в сторону Темпла. Преступник из меня был никудышный. Меня ужасно беспокоило содержимое пакетов. Не зря ведь Терри так тщательно их заклеил. Постарался на совесть. Тревожно поглядывая на наш багаж, я думал, что опытные преступники держатся иначе. С пистолетом под курткой они уверенно входят в банк, не сомневаясь, что все идет как надо. Я представил, как, оказавшись на их месте, стоял бы в очереди, нервно переминаясь с ноги на ногу и потихоньку пытаясь проверить, не забыл ли я зарядить пистолет и в какую сторону направлено его дуло, чтобы ненароком не выхватить его за ствол.Несмотря на все мои страхи, скотч не отклеился, и вскоре мы уже шагали в сторону отеля «Савой». Тяжелые пакеты не давали нам особенно разогнаться, однако в конце концов мы достигли цели. Знаменитый серебристый фасад таинственно светился в лучах вечернего солнца. В вестибюле царила обычная для четверга суета. До ажиотажа, который начнется здесь перед выходными, в пятницу,было далеко, но происходящее вполне могло сойти за генеральную репетицию. Кто-то, нагруженный покупками, возвращался из дорогих магазинов, кто-то отправлялся на прогулку по вечернему городу.– Нам нужно найти Дино. Он будет ждать нас в зале Ривер-Рум, – сообщил Пит.– Дино? – переспросил я. – Судя по имени, он из Эссекса.– Нет, он не из Эссекса. Он серб. Я чуть не лишился дара речи.– Серб?! Этот тип действительно из Сербии?– Да, а что здесь такого? Меня затрясло.– Ты сказал, что нам придется отвезти кое-какие вещи, Пит, но не упомянул, что здесь замешан головорез из Сербии.– Да брось ты, – примирительно сказал Пит. – Никакой он не головорез. Обычный бизнесмен.Я не верил своим ушам.– Пит, ты хоть раз за последние десять лет включал телевизор? В Сербии эти слова – синонимы. В телефонных справочниках Сербии после слова «бизнесмен» идет отсылка: см. Головорез.– Да что ты взъелся?– Я взъелся потому, что Терри с учетом такси отвалил нам сто семьдесят фунтов за то, чтобы мы доставили этому Слободану...– Дино.– ...этому Дино черт знает что. Можно себе представить, какие бабки получит от проклятого серба он сам. Дураку понятно, что с гражданином Сербии, который имеет такие деньги, связываться не стоит. Даже если он живет в пятизвездочном отеле.– Не дергайся. Все будет нормально.– Я догадывался, что нам придется иметь дело не с архиепископом Кентерберийским, – не унимался я, – но связаться с сербом...– Слушай, заткнись, – оборвал меня Пит. – Тебе платят не за анализ международной политики, а за доставку двух паршивых пакетов.Не найдя дороги в Ривер-Рум, Пит остановил одного из служащих отеля и спросил, куда нам идти. В такой роскошной обстановке я всегда теряюсь. Хотя на мне был вполне приличный костюм, а в руках – два пакета от Армани, я чувствовал себя не в своей тарелке. А впереди еще была встреча с сербским головоре... бизнесменом. Пока Пит разговаривал с работником отеля, я поставил пакеты и вытер со лба пот.– Нам сюда, – беззаботно сказал Пит.Я злился, что он не рассказал мне про Дино, но его хладнокровие меня восхищало.Следом за ним я спустился по лестнице, которая вела в Ривер-Рум. Это был великолепный, дорого отделанный просторный зал с высоким потол-ком. В воздухе прямо-таки пахло деньгами. Казалось, даже сидящий за роялем пианист, который со скучающим видом выдавал один шедевр за другим, мог купить два таких зала. Гости расположились на роскошных диванах, лениво потягивая коктейли. Когда они отставляли стаканы на изящные низенькие столики, лед в напитках мелодично позванивал. Туалет любого из присутствующих стоил никак не меньше пятисот фунтов. Но ни в одежде, ни в сдержанно мерцающих дамских украшениях не было ничего кричащего и броского. Это делало роскошь еще более впечатляющей. Я обернулся к Питу:– Что-то я не вижу здесь никого с автоматом Калашникова.– Очень остроумно! – Он осмотрел зал. – Но по большому счету ты прав. Если бы Дино был здесь, он бы сразу узнал нас по пакетам.– Это тоже в духе Терри. Пит кивнул.– Ладно, давай пока закажем что-нибудь выпить. Может быть, это тебя немного успокоит.Мы подошли к бару в глубине зала. Я сразу обратил внимание, что он маловат для такого количества клиентов, – в зале было человек двести, не меньше. Официантов тоже было не видно. И почему-то никто, кроме нас...Если бы я не был поглощен этими размышлениями, я бы наверняка заметил, что на полу разлита вода. И задумался бы, что будет с картонным пакетом, если поставить его в лужу. Но я думал о другом. И последствия оказались непоправимы.Мы с Питом переглянулись, чувствуя, что делаем что-то не то. В эту минуту откуда ни возьмись появился безупречно вышколенный официант и предложил нам присесть, объяснив, что посетителей здесь обслуживают за столиками. Он был сама учтивость, что было достойно восхищения, поскольку на уме у него наверняка было что-то вроде: «Какого черта эти кретины торчат у стойки? Должно быть, решили, что пришли в забегаловку, где подают пиво с чипсами».Сидящие неподалеку поглядывали на нас с легким недоумением, хотя, отдавая дань приличиям, делали вид, что их внимание привлекло нечто у нас за спиной. Я почувствовал, что мои щеки заливает краска.– Ты не видишь, где можно сесть? – шепотом спросил я Пита, сгорая от желания стать невидимкой.Но в зале не было ни единого свободного места. Мы продолжали стоять, гости вернулись к прерванным разговорам, а пианист плавно перешел от «Этих глупостей» к «Соловьиной трели на площади Беркли». А картонный пакет у моих ног продолжал пропитываться водой, чего я по-прежнему не замечал.В этот момент я увидел, что несколько человек в дальнем конце зала собираются уходить. Чтобы занять их столик, нужно было пошевеливаться, и я ткнул Пита локтем.– Давай-ка рванем к тем диванчикам, – сказал я и нагнулся, чтобы подхватить свою ношу. Правой рукой я с трудом поднял тяжелый пакет, однако левая неожиданно легко взлетела вверх, послышался треск рвущейся бумаги, и содержимое пакета вывалилось наружу.Как вы думаете, что там было?Если ответить одним словом, то можно сказать: журналы.Хотите знать, какие именно? Попробуйте догадаться и не забудьте, что мы имеем дело с Терри.Думаю, вы уже поняли, что это было не «Домоводство».Дальше все происходило как в замедленной съемке. Увидев омерзительное содержимое пакета, которое лавиной хлынуло на пол, я понял, что за деревянную доску я принял обложки журналов, плотно уложенных корешками вверх. Они лежали в два слоя, и то, что я принял за канавку, было местом стыка двух пачек. В каждой пачке – без преувеличения – было не меньше полусотни журналов, которые ковром покрыли пол зала Ривер-Рум отеля «Савой».Журналы падали на пол с громким стуком, и этот грохот перекрыл все остальные звуки.Примолкшие гости обернулись посмотреть, что случилось. Любой обернется, если у него за спиной кто-то уронит поднос с посудой. Но если там не будет ничего, кроме груды черепков, вряд ли это задержит ваше внимание надолго.Однако в нашем случае произошло нечто иное.Некоторые журналы, падая, раскрылись, но даже если бы этого не случилось, обложек было уже вполне достаточно. Около двадцати квадратных футов были сплошь покрыты... Господи... Когда я присмотрелся повнимательнее, у меня перехватило дыхание от ужаса.Утешением могло служить одно – на фотографиях были только люди, и то, чем они занимались, не имело отношения к извращениям. Во всяком случае, к серьезным извращениям. Но здесь было на что посмотреть. Зрелище было поистине живописное. Двадцать квадратных футов, которые показались мне тысячей миль, были сплошь покрыты изображениями обнаженных тел в самых разных позах и сочетаниях. Было ли это прихотью фотографа, или журналы просто частично перекрывали друг друга, но лиц на фотографиях практически не было видно, и в глаза бросались в первую очередь, если так можно выразиться, «рабочие зоны». Конечно, кое-где мелькали и лица, но, скорее, как исключение. Мне показалось, что я стал свидетелем последних дней Содома и Гоморры.Очевидно, нечто подобное почувствовали все, кто находился рядом. Разговоры смолкли как по команде. Бокалы застыли на полпути ко рту. Большинство присутствующих было в шоке, почти на всех лицах выразилось отвращение, не считая пары человек, которые поглядывали на нас с любопытством. Аккомпанементом происходящему служила неторопливая мелодия из «Соловьиной трели на площади Беркли», но даже пианист, который сидел к нам спиной, не удержавшись, обернулся посмотреть, что случилось. От потрясения он взял неверную ноту, которая выразительно подчеркнула, что привычный ход вещей в Ривер-Рум нарушен.– Скажи мне, что это сон, – в оцепенении пробормотал Пит, который не мог оторвать глаз от простиравшихся на мили изображений обнаженной человеческой плоти.– Это сон, – выдавил я в ответ.– Как бы мне хотелось поверить тебе, Сэм. Но, по-моему, ты ошибаешься.Мы стояли как вкопанные. Видимо, ход мыслей у нас был примерно одинаков. Если мы не двинемся с места, никто не поймет, что это наши журналы. Скорей всего, все подумают, что эта груда непристойностей у нас под ногами оказалась здесь чисто случайно. Прошло несколько минут, прежде чем ко мне вернулась способность соображать. Пробудившийся разум сказал мне: это ты, и никто другой, торчишь здесь с порванным бумажным пакетом, из которого на глазах у целой толпы вывалилась кипа журналов. Ты усыпал пол порнографией. И это видели все.То, что до сих пор казалось страшным сном, превратилось в жуткую реальность. Больше всего мне хотелось бросить всё и пуститься наутек. Сделать это мне мешали три обстоятельства. Во-первых, от ужаса у меня подкашивались ноги. Во-вторых, мы должны были дождаться Дино, и, если мы сбежим, Питу влетит от Терри по первое число. В-третьих, даже если бы я бросил Пита (а честно говоря, я бы сделал это и глазом не моргнув), Терри непременно добрался бы до меня, а такая перспектива меня не прельщала и в лучшие времена. Нечего и говорить, что сейчас, когда мне было так важно остаться на хорошем счету у Керсти, это было бы особенно некстати. Поэтому мне оставалось лишь доблестно встретить это испытание, смело глядя в глаза постояльцам отеля «Савой».Я опустился на колени и принялся собирать рассыпанные журналы. Пит, видимо, все еще ничего не соображал и был не в состоянии пошевелиться.– Может быть, хватит стоять столбом, – прошипел я. – Помоги мне.Он послушно опустился рядом со мной. Только теперь, обнаружив под журналами мокрыеошметки бумажного пакета, я понял, что случилось. Мы очистили тысячу акров пола, сложив журналы в две стопки, распечатали три уцелевших пакета и затолкали в них содержимое четвертого. Потом с помощью Пита, который изо всей силы стягивал края пакетов, мне удалось снова залепить их скотчем.Должен вам сказать, что, когда упаковываешь на глазах изумленной публики груду непристойных журналов, сохранить чувство собственного достоинства очень нелегко. Во всяком случае нам с Питом это не удалось. Не думаю, что в этом виноваты те, кто с вытаращенными глазами наблюдал, как мы подхватили свои пакеты и поволокли их через весь зал к свободному столику. Пианист заиграл «Голубую луну», возможно, в насмешку над нами, а может быть, без всякой задней мысли. Лишь когда мы уселись за столик и сделали вид, что изучаем меню, в зале возобновился негромкий гул голосов. Несомненно, большинство разговоров касалось нас. Я немного отдышался, но сердце колотилось так сильно, что я почувствовал – выражение «умереть от стыда» не просто фигура речи.К нам подошел официант. Я подумал, что сейчас нас попросят покинуть зал, но, разумеется, этого не произошло. Было видно, что официант чувствует себя так же неуютно, как и мы сами.– Два пива, пожалуйста, – глядя в сторону, сказал Пит.– Слушаюсь, сэр, – не поднимая глаз, ответил официант, попятился назад и исчез так поспешно, словно мы были обвешаны взрывчаткой.– Он не спросил, какое пиво нам принести, – сказал Пит, когда официант скрылся.– Не будь идиотом, – сказал я. – Его это не волнует. Впрочем, меня тоже. Нужно побыстрей избавиться от этих проклятых журналов и уносить ноги. Ты знал, что в пакетах.– Естественно.– Почему ты не сказал мне?– Ты не спрашивал.Возразить было нечего. Я действительно не спросил, что мы везем, поскольку не желал это знать. У меня не было морального права злиться на Пита, и из-за этого я злился еще сильнее.– Куда запропастился твой головорез?– Что значит «мой головорез»? Во-первых, он не головорез, а во-вторых, он не мой, а наш. Как-никак, половина денег – твоя.– Склерозом я не страдаю, – проворчал я. – Раз уж ты заговорил об этом, выкладывай-ка денежки.– Мы еще не закончили работу.– Да, Пит, мы действительно не закончили работу. Но почему деньги должны лежать именно в твоем кармане? Где мои семьдесят пять фунтов?– Может, успокоишься наконец, – прошипел он. – Заори еще погромче! А то еще не все слышали, что ты сказал.Я посмотрел вокруг. Люди снова начали поглядывать в нашу сторону.– Гони мои семьдесят пять фунтов, – не сдавался я.– Ладно, ладно, только заткнись. – Диван, на котором мы сидели, так основательно затянул Пита в свои роскошные глубины, что ему пришлось привстать, чтобы сунуть руку в карман брюк. Он обшарил сначала один карман, потом другой, потом повторил процедуру, и на его лице появилась тревога.– Отлично, – процедил я. – Ко всему он еще и посеял нашу чертову зарплату. Мало того, что мы приволокли сюда несколько мешков порнографии для сербского головореза и опозорились на виду у самой изысканной публики, теперь выясняется, что мы сделали все это исключительно ради удовольствия. Имей в виду, Пит, я здесь только потому, что хотел заработать денег, которые помогут мне жениться на любимой женщине. Если что, ты как миленький выложишь эти деньги из собственного кармана. Когда мы отдадим эти проклятые журналы, я не отпущу тебя, пока...– Да заткнешься ты наконец! – взорвался Пит. – Должно быть, они просто выпали из кармана. – Он встал, но никаких денег на диване не было. Он слегка потянул на себя диванную подушку и заглянул в образовавшуюся щель. – Наверное, они упали туда, – сказал он, наклоняясь вперед. Одной рукой он оперся на подлокотник, но диван был таким мягким и податливым, что другая его рука в конце концов провалилась в щель между сиденьем и спинкой. В такой позе он напоминал ветеринара, который ощупывает корову.– Пит, ради бога, – сказал я сквозь зубы, – на тебя все смотрят. Не позорь меня.Пит вытащил руку и сел на диван.– Так это я тебя позорю? Ну, извини, Сэм. Мне показалось, что это ты на виду у всех расшвырял по всему залу ворох порнографических журналов. Кто кого тут позорит, это еще вопрос.– Не уходи от темы. Я хочу получить свои деньги.– Хорошо, только тебе придется... – Он замолчал, по-видимому почувствовав что-то после того, как изменил позу. Сунув руку в задний карман брюк, он вытащил деньги. – Вот они. Я знал, что не мог их потерять.Он поискал среди купюр пятифунтовую банкноту и, не обнаружив ее, спросил:– У тебя есть сдача?Я забрал у него четыре купюры по двадцать фунтов и ответил:– Нет, но я тебе ничего не должен. Учитывая деньги, сэкономленные на метро, ты должен мне еще три фунта. Можешь отдать их в следующий раз.– Спасибо за доверие.Мы решили воздержаться от дальнейших препирательств, поскольку в этот момент появился официант и поставил перед нами две кружки пива. Он заметил у нас в руках деньги и сказал:– Расплачиваться сразу не обязательно. Когда вы соберетесь уходить, я принесу счет.Он не сомневался, что мы понятия не имеем, как принято держаться в подобных местах.– Да, конечно, – ответил я, сдерживая досаду. Хотя, учитывая происшедшее, едва ли у меня было право упрекать его.Официант ушел. Я отхлебнул пива.– Добрый вечер, – раздался ровный, низкий голос позади нас. – Вы случайно не Питер?Мы обернулись и увидели мужчину, ростом чуть выше шести футов, плотного, но не атлетического сложения. Держался он прямо и одет был так же дорого и неброско, как и все, кто сидел в зале. В его облике была лишь одна неувязка: по обветренному лицу было видно, что ему за пятьдесят, но его волосы были черны как смоль.Пит поднялся.– Здравствуйте, Дино. Я Пит. А это Сэм.Дино, который не сводил глаз с пакетов, без улыбки пожал руку Питу. Я решил, что должен последовать примеру своего партнера, и тоже встал. Лишь подав Дино руку, я понял, с кем мы имеем дело. Он стиснул мою руку так, что у меня затрещали кости. Его черные глаза горели мрачным огнем. Перед нами был человек, который не знает страха и которого боятся все. Его сокрушительное рукопожатие окончательно убедило меня, что перед нами настоящий сербский бизнесмен, который знает толк в своем деле. Разумеется, я говорю не про членство в клубе «Ротари».Он так и не улыбнулся.– Это товар? – Он говорил с сильным акцентом, который тоже звучал угрожающе.– Да, – ответил Пит, незаметно потирая правую руку.– Хорошо, что Терри запечатал пакеты. Этой почтенной публике лучше не видеть, что лежит внутри.– Да уж, – ответил Пит. Я слегка поперхнулся.– Отлично, – сказал Дино. – Всё как договаривались.– Полагаю, мы можем идти?– Если вы не возражаете, я попрошу вас на минутку задержаться.Дино направился к выходу. Мы с Питом снова сели.– Посмотри, у тебя вся рука в синяках, – сказал я ему. – И ты будешь говорить мне, что этот Дино просто бизнесмен? Что еще ему от нас нужно?– Да, правая рука у меня болит. Но левой могу запросто двинуть тебе в зубы. Сколько можно ныть? Через пару минут все кончится.Я почувствовал, что у меня в кармане вибрирует телефон. Хорошо, что я отключил звонок. Публика в Ривер-Рум и без того была от нас в шоке. На дисплее высветился номер Керсти. Мне казалось, что даже смотреть на ее номер в моем положении небезопасно. Мой большой палец инстинктивно потянулся к кнопке «отклонить», но, к счастью, я вовремя сообразил, что было всего три звонка и она сразу догадается, что я нарочно перевел ее в режим голосовой почты. Скажу, что был на шумной улице и не слышал звонка, решил я. Телефон продолжал звонить. Чувство вины грызло меня, как разъяренный терьер. Но я пнул его ногой, убеждая себя, что делаю все это исключительно ради Керсти. Ведь эти восемьдесят фунтов нужны мне были лишь для того, чтобы доставить ей радость. От восторженного предвкушения я покрылся мурашками.В экстазе я на какое-то время забыл про ужасные журналы и сербских головорезов. Спустя минуту телефон снова зажужжал. Пришло сообщение от Керсти. Я нажал на кнопку:– Привет, любимый, это я. Надеюсь, вы с Питом не скучаете. Я на Риджент-стрит. Джульет пошла домой. Мы тут пропустили по стаканчику, вернее, по паре стаканчиков, и я подумала, что ты где-то неподалеку и мы могли бы зайти куда-нибудь вместе, но тебя нет. Всё. Увидимся дома. Люблю тебя.Я окончательно растаял, когда услышал еле слышный звук поцелуя, который она адресовала мне, прежде чем отключиться. Если бы не груда порнографии и проклятый сербский бандит, я мог бы испытать райское блаженство прямо сейчас, не откладывая дело в долгий ящик...Впрочем...Через какую-нибудь пару минут никакой порнографии и бандитов здесь уже не будет. Со мной останется только обормот, который втянул меня во все это. А с ним я могу распрощаться в два счета. Как только Дино заберет журналы, я избавлюсь от Пита, и остаток вечера будет принадлежать только мне и Керсти. И, возможно, это будет не самый худший вечер в моей жизни. Да, я опозорился перед теми, кто здесь сидит, но Керсти об этом не знает. Я сидел на роскошном диване в роскошном баре роскошного отеля, в кармане у меня было восемьдесят фунтов, а в сердце – любовь. Из этого вечера я хотел извлечь всё. Такой вечер нужно брать прямо за горло. Тогда на старости лет будет что вспомнить.А если при этом подвернется возможность заработать сотню-другую баллов, это тоже не повредит.– Чтобы связаться с абонентом, оставившим сообщение, – раздался бесстрастный голос оператора, – нажмите «решетку».«Решетка» сгорала от нетерпения. Я не мог не оправдать ее ожиданий. Господи, только бы Керсти не успела спуститься в метро.Господь услышал меня.– Привет, дорогой. Ты получил мое сообщение?– Да, только что. Судя по веселому голосу, ты неплохо провела время.– Знаешь, Сэм, иногда мне кажется, что Ни-коль Фари делает свои модели специально для меня.– Но Джульет, похоже, с тобой не согласна?– Да, она только портила мне удовольствие.По голосу Керсти я чувствовал, что она чуточку навеселе. Эх, как славно мы могли бы провести остаток вечера!– Удивительное совпадение, – сказал я. – Мы с Питом тоже вот-вот распрощаемся.«Вот как?» – прочел я в его глазах.«Нет никаких сомнений», – прочел он в моих.– Может, встретимся и немножко прошвырнемся вместе? – продолжал я.– А где ты?– В Ривер-Рум, в отеле «Савой».– Ух ты! Не крутовато ли?– Возможно. Но иногда хочется себя побаловать.– Согласна.– А иногда хочется побаловать любимую женщину.– Я обеими руками за. – Я понял, что Керсти уже озирается в поисках такси.– Приезжай поскорее.– Ты и глазом моргнуть не успеешь. – Она выключила телефон.Словно почувствовав, что я воспрянул духом, пожалуй, даже воспарил, пианист заиграл «Летим со мной». Я взглянул на Пита.– У меня к тебе две просьбы. Первая – допивай свое пиво. Вторая – отваливай отсюда.– Чуткости и учтивости тебе не занимать. Чего ты от меня хочешь?– Вон идет Дино. Помоги ему отнести пакеты в номер.Пит хмуро пошевелил пальцами правой руки.– Подозреваю, что он справится сам.Дино подошел к нашему столику. Мне было любопытно, возьмет ли он все три пакета одной рукой или поделит ношу на две части. Как ни странно, прежнее грозное выражение его лица («попробуй мне возразить, и я сверну тебе шею») сменила при-ветливая улыбка, если головорез вообще способен быть приветливым. Я беспокойно заерзал.– Все прекрасно, – сказал он. – Я позвонил Терри и поблагодарил его. Я сказал, что вы – отличные ребята. Терри было приятно, что вы справились с работой. Я считаю, это нужно отметить. – И Дино опустился в кресло.Теперь я запаниковал не на шутку. Инцидент с рваным пакетом немедленно освободил первое место в десятке самых ужасных случаев в моей жизни. По сравнению с нависшей надо мной угрозой он казался смутным воспоминанием о мелкой неудаче. Пусть я оскандалился на глазах у сотен незнакомых людей, это не повлияло на мои отношения с Керсти. Этих людей я вижу в первый и последний раз. Но расстаться с Керсти в мои планы никак не входило. И мне ужасно хотелось надеть ей на палец обручальное кольцо. Если же она застанет меня с этим головорезом и четырьмя сотнями порнографических журналов, я потеряю столько баллов, что окажусь в бездне, из которой мне уже не выбраться.От ужаса я опять перестал соображать.– Что мне делать? – шепотом спросил я Пита, пока Дино заказывал шампанское.– Сбежать ты не можешь, – ответил он мне тоже шепотом. – Тогда тебе придется рассказать все Керсти, сам понимаешь, чем это кончится.А Дино, чего доброго, обидится и нажалуется Терри. Тогда от тебя и мокрого места не останется.– Но как я объясню все это Керсти? – жалобно заскулил я, косясь на Дино и пакеты, которые стояли прямо у моих ног.– Что-нибудь придумаешь.– Пит, С таким же успехом можно ждать этого от вареной картофелины.– С вами всё в порядке? – спросил Дино.– Да, всё замечательно, – ответил я.– Обсуждаем очередную сделку, – добавил Пит.– О, понимаю. Вряд ли, подумал я.– Наверное, вам будет удобнее, если товар будет стоять к вам поближе, – сказал Пит, один за другим подталкивая пакеты к Дино.Дино кивнул:– Вы правы. Спасибо. Денежки в это вложены немалые.Поступок Пита произвел на меня впечатление. Избавиться от улик было очень здравой идеей. Пит, в отличие от меня, не потерял рассудок.В этот момент на лестнице показалась Керсти. Надо сказать, выглядела она потрясающе. Черный костюм, купленный в «Некст», смотрелся на ней так, точно был от Донны Каран. Сегодня она выглядела еще шикарнее, чем обычно. Антураж Ривер-Рум и пакеты от Николь Фари тоже сыграли свою роль. И она вот-вот обнаружит меня в обществе преступной шайки. Меня замутило от ужаса.Увидев меня, Керсти улыбнулась. Пока она спускалась по лестнице и шла через зал, мужчины поедали ее глазами, делая вид, что внимательно слушают своих жен. В нормальном состоянии я бы гордился, что эта женщина выбрала именно меня. Однако теперь мне страшно хотелось, чтобы она временно провалилась сквозь землю. Еще больше мне хотелось, чтобы сквозь землю провалились Пит и Дино вместе со своими журналами, а я бы остался с Керсти и приумножил свои баллы.– Привет, дорогой, – Керсти поцеловала меня в щеку. Она с легким недоумением взглянула на Пита, и ее улыбка слегка померкла. – Привет, Пит.– Привет.Она села напротив меня. Я пригнулся, словно не хотел, чтобы Пит видел мое лицо, и одними губами сказал:– Извини, он передумал.Она еле заметно пожала плечами, как бы говоря: «Ладно, что ж поделаешь».Внимание Дино привлекло что-то в глубине зала. Керсти тихо спросила:– Кто это?– Понятия не имею.– Сэм, Пит, – пророкотал Дино, – вот и шампанское.Оказывается, все это время он наблюдал за приближением официанта. Керсти подозрительно посмотрела на меня.– Я хотел сказать... – пробормотал я. – Я имел в виду...– А кто это прелестное создание? – перебил меня Дино.Господи помилуй!– Это Керсти. – Я бросил взгляд на Керсти. – Керсти, это Дино.Керсти озадаченно кивнула Дино. Он одарил ее обольстительной улыбкой, которая не оставляла сомнений по части его намерений.Официант принялся разливать шампанское.– Не могли бы вы принести еще один бокал, – сказал Дино.– Сию минуту, сэр.– Возьми мой, – сказал я Керсти. – А я подожду.– Спасибо.– За успешное завершение сделки, – провозгласил Дино.Господи, только бы она подумала, что этот тип просто решил отпраздновать успех неведомого предприятия с парой первых попавшихся незнакомцев! Помрачнев, Керсти сделала глоток шампанского и объявила, что ей нужно в дамскую комнату.Когда она удалилась, Дино подмигнул мне:– Твоя девушка?Я кивнул, хотя уже не знал, так ли это. Хоть убей, я не мог придумать, как выпутаться из этой переделки и вызволить Керсти. Шампанское – мне наконец-то принесли бокал – напоминало по вкусу кошачью мочу.Через пару минут вернулась Керсти– Ну, – спросил Дино, – и давно ты с Сэмом? Керсти взглянула на меня.– Три года. – От ее улыбки не осталось и следа. Она вполне могла добавить: «Но осталось не больше семи недель».– Понятно.Не выдержав ее взгляда, я перевел глаза на Дино.Говорят, от страха человеку порой кажется, что его внутренности сжимает ледяная рука. В моем случае я почувствовал ее обжигающее прикосновение в паху и понял: ледяная рука выбрала более уязвимое место. Вцепившись в мои гениталии, она принялась вертеть и крутить их, поначалу как Пит Сам-прас, когда выбирает себе мяч для подачи, а потом значительно жестче, как игрок из Лас-Вегаса, рывком кидающий кости. Только теперь до меня дошло, что имел в виду Дино, когда спросил меня про Керсти. Поинтересовавшись, давно ли мы вместе, он говорил не о любви. Из-за моей безнадежной, непроходимой тупости Дино решил, что я сутенер.В любую минуту этот головорез мог сделать предложение, которое лишит меня последней надежды. Ледяная рука из игрока в кости превратилась в ополоумевшего боксера, который лупит наотмашь. Я напряженно сглотнул. Керсти, которая все еще не сводила с меня глаз, спросила:– С тобой всё в порядке?– Да, всё нормально, – ответил я голосом больного, которому уже дали наркоз. Осторожно прокашлявшись, я добавил: – Просто шампанское попало не в то горло.Пит почувствовал неладное и вставил:– Кстати, очень неплохое шампанское. Английская вежливость сделала свое дело.– Угу, – сказала Керсти.– Восхитительное, – добавил я.– Чтобы обмыть успешную сделку, я всегда покупаю лучшее шампанское, – сказал Дино.Керсти вежливо поинтересовалась:– И какую же сделку вы заключили на этот раз? Я не мог допустить, чтобы Дино ответилна этот вопрос. Обезумев, я сделал отчаянный рывок. У меня под рукой оказалось ведерко с шампанским. Я хотел слегка задеть его локтем, чтобы пролить немного воды и отвлечь присутствующих от щекотливой темы, но не рассчитал, и проклятое ведро ухнуло вниз. Оно опрокинулось прямо на ноги Керсти, окатив ее ледяной водой и пенящим-ся шампанским. От неожиданности она громко взвизгнула, и все, кто сидел в зале, дружно обернулись в нашу сторону посмотреть, что новенького придумали эти чудики.– Что ты натворил?! – воскликнула Керсти. Немедленно возник официант и принялся зауборку. Дино, видимо, решил помочь ему, вытащил шелковый платок и стал промокать ноги Керсти. Эта работа явно пришлась ему по душе, но мне было не до того. Я отчаянно пытался объяснить свой странный поступок:– Извини, пожалуйста. Я хотел подлить всем шампанского и случайно задел ведерко. – Я увидел, что Керсти сняла туфли. Нарядные темно-вишневые туфли на высоких каблуках. Точнее, такими они были в прошлом. Теперь, безвозвратно утратив былой лоск, они почернели и скукожились, уныло сочась пузырящимся шампанским. – Прости ради бога, – пролепетал я.Керсти смерила меня уничтожающим взглядом.– Дорогая, – вмешался Дино, – может быть, поднимемся ко мне? Приведешь себя в порядок. – Он подмигнул Керсти и положил свою лапищу ей на колено.Видеть это было выше моих сил, и я отвел глаза. Это уже было откровенное предательство. Если мужчина не пошевелил пальцем, когда черт знает кто лапает его девушку, ему нет прощения. Даже фунтов. Сто пятнадцать на туфли, а остальное – на приставку к своему кухонному комбайну. Мои убытки составили пятьдесят фунтов. Банковский счет трещал по всем швам, но меня волновало не это. Одному богу было известно, что творится с баллами.Наконец наступил воскресный вечер. Дрожащими руками я открыл конверт. Сумма баллов составляла триста двадцать два. За семь дней я заработал один-единственный балл.– Да, хорошего мало, – вздохнул Джордж, когда мы встретились в «Митр».– Ближе к «плохо», чем к «хорошо», – откликнулся Пит.– А сам-то ты что думаешь? – спросила Аманда.– С одной стороны, я расстроен, – ответил я. – Если бы все шло так же, как неделю назад, сейчас у меня был бы четыреста семьдесят один балл. Но с другой стороны, слава богу, что сумма не стала меньше. Я уж думал, что после этого кошмара окажусь на нуле. Я хотел всё объяснить Керсти, но потом представил, как это прозвучит «Дорогая, мне хотелось подзаработать, чтобы немного тебя побаловать, и пришлось доставить сербскому бандиту пару сотен порнографических журналов. Ваша встре-ча была чистой случайностью, а лапать тебя он стал всего-навсего потому, что принял тебя за шлюху». Сомневаюсь, что это пошло бы мне в плюс.– Ты стал настоящим знатоком женской души, – съязвил Пит.Аманда не обратила на него внимания. Мы с Джорджем тоже.– Ты прав, – сказала она. – Пока лучше помалкивать. И этот балл, я думаю, ты получил не зря. Он свидетельствует о том, что не все потеряно. Керсти хочет подбодрить тебя. Она дает тебе понять, что сумма заработанных баллов на один балл больше, чем штраф за «Савой».Мне очень хотелось верить ее словам. Ведь они дарили мне робкую надежду.– То есть этот балл – моя путеводная звезда?– Ладно, – сказал Джордж ободряющим тоном, – расскажи-ка нам, как прошел конец недели. Были ли успехи?– После четверга вряд ли. Я все время боялся сделать что-нибудь не так. Например, ее новые туфли. Они мне очень понравились, но я боялся сказать это вслух. Ведь она могла подумать, что я подлизываюсь. И я промолчал.– Молодчина, – похвалила Аманда. – Думаю, на следующей неделе вы помиритесь. Закончилась шестая неделя. Половина срока позади. У тебя триста двадцать два балла. Думаю, ты успеешь наверстать упущенное. На этой неделе сосредоточься на бытовых мелочах. Посмотрим, что из этого получится. – Она обернулась к Питу. – У тебя сохранились списки за первые две недели? Он пошарил рядом с кассой и нашел оба списка.– Так-так, поглядим, остались ли неиспользованные резервы, – сказала Аманда, изучая списки. – Ага, вот оно. Вот здесь: «подоткнул простыню»... А наволочки поменял?– Естественно, – сказал я, самодовольно усмехнувшись, – дескать, за кого меня принимают?– И не забыл при этом выправить клапан? Моя улыбка исчезла:– Какой еще клапан?– Я так и знала, – вздохнула она и объяснила, что со стороны отверстия у наволочки есть клапан, который не дает подушке вывалиться наружу. Если не верите, убедитесь сами. Я проверил сразу, как только пришел домой. Штука потрясающая.– «Не оставлял следов джема на масле», – продолжала Аманда. – Неплохо, а как насчет сахара?Я задумался.– Не роняю ли я в него капли чая или кофе, от чего он слипается в комки? Возможно, иногда бывает. Что-нибудь еще?– Когда завариваешь чай и выбрасываешь пакетик в ведро, будь осторожен. Иначе вся крышка будет закапана чаем.Воистину, это были золотые россыпи. Настоящие золотые россыпи. Аманда знала свое дело.– Не оставляй ложки в раковине. Когда Кер-сти включит воду, брызги полетят во все стороны.– Что-то я не припоминаю ничего подобного, – сказал я.– Еще бы, – улыбнулась Аманда. – Ведь Керсти никогда не оставляет ложки под краном.Господи, она просто открывает мне глаза!– Что-нибудь еще?– Выдавливай зубную пасту со дна тюбика, а не из середины.Я снисходительно усмехнулся:– Об этом знаю даже я.

Седьмая неделя

Удивительно, что могут сделать всего два слова. Началась новая неделя. Вечером в понедельник мы с Керсти сидели перед телевизором на почтительном расстоянии друг от друга, уныло ковыряя безвкусное куриное рагу, разогретое в микроволновке. Фильм был не лучше ужина. Атмосфера оставалась напряженной: Керсти все еще была обижена за то, что случилось в «Савое». Держалась она холодно и подчеркнуто вежливо. Понять ее было нетрудно. Мое дикое поведение явно заставило ее усомниться в том, что я готов к браку.Она отложила вилку и вздохнула. Я оторвался от тарелки и увидел, что она пристально смотрит на меня. Выражение ее лица говорило о том, что она задумала нечто важное. Я сразу понял, что это не имеет отношения к выплате закладной, новой работе и отчислениям в пенсионный фонд. Это явно имело самое непосредственное отношение ко мне. И хотя я еще не знал, что меня ожидает, мое сердце забилось от радости: Керсти показывала мне, что я ей не безразличен.Она произнесла всего два слова:– «Кровавая Мэри».Я просиял. Эти слова означали, что я прощен. Керсти готовит «Кровавую Мэри» лучше всех на свете. Сама по себе «Кровавая Мэри» была для обычного вечера событием из ряда вон выходящим. И если Керсти сменила гнев на милость, за этим предложением явно стояло нечто большее. Керсти понимала это не хуже меня. Прежде чем я успел открыть рот, она добавила:– При одном условии.– Каком именно?– Массаж ступней.Мы оба засмеялись. Я был согласен на любые условия. Куриное рагу было забыто, водка и массаж сделали свое дело, и я понял, что у меня нет никого ближе и дороже, чем Керсти. Самым чудесным в ссоре является примирение и т. д. и т. п. Далеко за полночь, слушая ровное дыхание спящей Керсти, я вспомнил про баллы, и полнота моего счастья была несколько нарушена. Зачем она подвергает наше будущее таким испытаниям? Неужели мало такого вечера, как этот, чтобы понять – нам суждено быть вместе. При чем тут наволочки или ложки в раковине! Но заводить этот разговор вновь было бессмысленно. Каждый мой шаг оценивался. Я прижался к Керсти и провалился в сон.Во вторник позвонил Алан и спросил, не передумал ли я встретиться с Дэнни. Тот объявился пару дней спустя и рассказывать, где он был, не пожелал. Невзирая ни на что, я согласился на встречу. Учитывая инцидент с украденным пивом, было решено, что мы снова увидимся в парке. Мой подопечный был лишен права пребывания в городских кварталах.Отказаться я не мог. Я невольно беспокоился за Дэнни, хотя чувствовал, что он этого не заслуживает. Алан отнесся к этому с пониманием.– Да, еще кое-что, – добавил он, – помнишь, я говорил о летних занятиях? Я прихватил прошлогодний учебный план. Загляни в него. Может, тебе удастся уговорить Дэнни ходить туда.– Попробую. Хотя сомневаюсь, что у меня что-нибудь выйдет.– Надо хотя бы попытаться, – устало сказал он.В среду на улице было настоящее пекло, и народу в парке набралось полным-полно. Громко шаркая кроссовками по гравию, Дэнни молчал как рыба. Потом он подцепил носком круглый голыш и начал подбрасывать ere ногой. Он усмехался, явно желая напомнить мне, что тягаться с ним в ловкости я не могу. Я по-ребячески вспылил, умом понимая, что его издевательство лучше, чем безразличие.Раз он это делает, значит, относится ко мне иначе, чем к остальным взрослым, которые тщетно пытались до него достучаться. Я не обращал внимания на его насмешки и был страшно доволен собой. Хотя гордость за то, что тебе удалось преодолеть ребячество, тоже ребячество.Впрочем, пусть об этом рассуждают философы. Мне нужно было сдвинуть дело с мертвой точки, выяснить, где он пропадал, и убедить его ходить на эти проклятые занятия. Все мои попытки завести разговор о том, где он был, натыкались на гробовое молчание. Я решил сменить тему и протянул ему учебный план.– Подумал насчет занятий? – спросил я. Дэнни покосился на свернутый в трубочкуплан, которым я настойчиво постукивал его по руке. Я был уверен, что, если он возьмет план в руки, он обязательно заглянет в него, хотя бы ради того, чтобы поиздеваться над тем, что там написано. И я не ошибся.– «География: основные виды горных пород». Какая чушь! – Он швырнул бумаги в траву и зашагал дальше. – На фиг мне это надо? Ты меня уже достал. Перебьюсь без школы.Я подобрал план и на ходу пролистал его. Алгебра, Периодическая таблица, история восемнадцатого века... В глубине души я был согласен с Дэнни. Я отлично помнил, как в тринадцать лет я один за другим штудировал бессмысленные учебники, заучивал уйму ненужных сведений и забывал их через минуту после экзамена.– По большому счету ты прав, – сказал я. – В сущности это действительно потеря времени. Двадцать лет назад я сам прошел через это, и с тех пор все это не понадобилось мне ни разу в жизни.Он недоверчиво поднял глаза. Кажется, он удивился. Без сомнений, в его жизни я был первым взрослым, который сказал об этом прямо.– Тогда зачем ты ко мне привязался?– Затем, что правила, даже дурацкие, не перестают быть правилами. Ты понимаешь, что это потеря времени, я понимаю, что это потеря времени, и даже те, кто устанавливает эти правила, знают, что это потеря времени, но если ты не сделаешь то, что требуется, ты окажешься в полной заднице. Если ты не примешь эти правила, Дэнни, впереди у тебя сплошное дерьмо. Это глупо, но тут ничего не поделаешь. Все это нужно для твоего же блага.Господи, все-таки я не удержался. Более избитых фраз при общении с детьми, чем «это для твоего же блага» и «мне от этого гораздо больнее, чем тебе», я не слышал. Но мне было наплевать. Куда больше меня выводило из себя то, что я не могу достучаться до Дэнни. Он просто не слушал меня.– Я же сказал, – заявил он таким тоном, словно проблемы были у меня, а не у него, – обойдусьбез школы. И без твоих «правил». У меня свои правила. Поживи как я, и у тебя будут другие правила.Я не мог разорвать порочный круг. Выпытывать, где он был на прошлой неделе, тоже было бессмысленно. Нагоняи и нотации его не трогали. Все ровесники Дэнни бывают строптивы, но он переступил куда более опасную черту. И требовал особенно осторожного обращения. Стоит капельку переборщить, и я попросту столкну его в пропасть.Рядом с воротами парка я увидел ларек.– До смерти хочу мороженого, – сказал я. – Ты как?– Может, лучше в паб?– Нет, не лучше, – ответил я, немного покривив душой. – Так будешь мороженое или нет?Нет ребенка, который не любит мороженое. Ненавидя себя за то, что он похож на всех остальных, Дэнни не устоял перед соблазном.– Ну, купи, если хочешь.У меня появился шанс одержать крохотную победу.– Нет уж, – ровным голосом сказал я. – Я куплю его, если этого хочешь ты. Ты не обязан есть мороженое потому, что его ем я. Если не хочешь, скажи «нет». Так ты хочешь мороженое?Как трудно ему было уступать! Но стояла такая жара, что в конце концов он неохотно выдавил:– Да.Он не сказал «пожалуйста», но это меня не трогало. Я победил, и это знали мы оба. На мгновение я заставил его стать обычным ребенком и попросить мороженое. Борьба привела к тому, что между нами протянулась тоненькая ниточка, и это дало мне слабую надежду. Он изо всех сил возводил вокруг себя барьер, не подпуская к себе никого из взрослых. Я хотел помешать этому.– Ну и отрава, – сказал он, откусив кусочек. К сожалению, он был прав. Мороженое былопрепаршивое, неестественно белого цвета, с синтетическим привкусом. Стоило это барахло полтора фунта за порцию. За исключением шоколадной глазури оно было абсолютно несъедобным. Но я промолчал, понимая, что, если буду держать рот на замке, Дэнни постарается отомстить за мою победу, а значит, продолжит разговор.– Настоящая отрава, – повторил он. – Мороженое на пляже в сто раз вкуснее.Ага, попался.– Ты ходишь на пляж с мамой? Разумеется, нет. Он поддался на провокацию.– Еще не хватало!– Значит, один?Я затаил дыхание. Только бы не спугнуть его. Но он ничего не ответил. Бросить в воду еще один камешек?– Ясно. Значит, ты ходишь туда один.Это сработало.– Может быть, я знаю кое-кого, кто живет рядом с пляжем.Давай же, Сэм, подзадорь его еще чуточку! Только осторожно.– Вот как? У тебя есть друзья на взморье? Любопытно. Наверняка малышня вроде тебя, – сказал я небрежно, не глядя в его сторону. Если бы я спросил его в лоб, он бы мигом залез в свою раковину. – Я угадал? Какие-нибудь пацаны твоих лет? – продолжал я подначивать его.Дэнни фыркнул.– При случае расскажу это Пауку, – с этими словами он откусил огромный кусок мороженого. – Черт, какая гадость! – Он швырнул мороженое в траву и, замолчав, остановился. Над мороженым закружились осы. Я понял, что разговор окончен. Атмосфера слишком накалилась. Дэнни опять замкнулся, и я чувствовал, что больше мне из него ничего не вытянуть. Он нечаянно проговорился, но сказанного было мало, чтобы что-то предпринять. Теперь я знал, что здесь замешан некто по имени Паук и что он живет на побережье, но не более того.Впрочем, это было уже кое-что. Оказалось, я тоже могу задеть Дэнни. До сих пор ему это удавалось лучше меня. Этому самоуверенному юнцу кажется, что он всё знает. Но он просто не представляет, чем это может кончиться. При этом ему мои слова были как об стенку горох. И это выводило меня из себя.Стоп. Разве со мной не то же самое? Я имею в виду баллы. А ведь Керсти наверняка хочет показать мне, что я знаю не всё. Она пытается добиться от меня того же, чего я добиваюсь от Дэнни.Внезапно я понял, что таким образом она заставляет меня работать над нашими отношениями. Раньше я считал, что такая работа необходима, если у людей что-то не ладится. Но я был неправ. Это должны делать все, даже если не бьют тарелки и не заходятся от крика. Я рассуждал примерно так: я люблю Керсти, Керсти любит меня – что еще нужно? Наши отношения – миска черешни, и мы вдвоем наслаждаемся ею. На самом деле всё не так просто. Похоже, именно это хотела сказать мне Керсти. Как только вы пускаете дело на самотек, отношения начинают портиться. Она заставила меня зарабатывать баллы, чтобы я не забывал об этом. Многое из того, что я делал теперь, раньше даже не приходило мне в голову. И дело не в том, что Керсти не нужен муж, который не знает, что у наволочки есть клапан. Но то, что я это заметил (хоть и с помощью Аманды), говорило о том, что я работаю над нашими отношениями. И Керсти видит и ценит это. Выправить клапан, промолчать, когда начинаются спортивные новости, сделать тысячу других мелочей, которые сами по себе не так уж важны, – всеэто означает стремление двигаться вперед. Любовь – это не только чувства, это еще и работа.Я хотел, чтобы Дэнни взглянул на жизнь по-иному. То же самое делала со мной Керсти.Как мне хотелось поделиться с ней своим открытием, сказать, что я всё понял! Не ради баллов, хотя это наверняка добавило бы мне десятка полтора. Но тогда мне пришлось бы рассказать ей про Дэнни. А этого я сделать не мог.Ну и ладно. Это не так уж важно. Главное, что я понял, зачем ей нужны эти баллы.Видимо, я потрудился на славу, поскольку в воскресенье выяснилось, что сумма достигла – да-да, не удивляйтесь! – четырехсот восьмидесяти двух. За неделю я получил сто шестьдесят баллов.Аманда обрадовалась не меньше чем я, и это тоже было приятно.– На десять баллов больше, чем за самую удачную неделю, – сказала она, пока Пит наполнял кружки и бокалы, чтобы отметить мою победу. – Хотя ты все равно отстаешь. Прошло семь недель, а ты еще не заработал и половины. Но Керсти не зря поставила тебе сто шестьдесят баллов. Она хочет сказать: «На прошлой неделе ты сбился с пути, но теперь все наладилось, и я хочу, чтобы ты справился. Поэтому я ставлю тебе на десять баллов больше, чем за самую лучшую неделю».Джордж хмыкнул:– Керсти явно увлеклась символизмом. На прошлой неделе она поставила один балл, который символизировал надежду, а на этой неделе – символические десять баллов. Мода на символизм возвращается.– Мне это нравится, – сказал я, довольный собой. – Значит, она хочет стать моей женой.Аманда с улыбкой похлопала меня по руке, Пит тихонько вздохнул, а Джордж, уютно причмокивая, осушил свою кружку пива, что весьма гармонировало с атмосферой всеобщей любви и оптимизма.– А может быть, всё совсем не так, – произнес скрипучий голос с южноафриканским акцентом.Господи, Рэй подкрался так тихо, что никто из нас его не заметил.– Не исключено, – продолжал он, – что она просто водит тебя за нос. Мне кажется, вся эта затея с баллами – способ тебя отшить. Ей не хватает духу сказать прямо: «Я не хочу за тебя замуж», и она решила найти отговорку. Ты не сумеешь заработать нужное количество баллов и при этом еще будешь чувствовать себя виноватым. Обычная женская уловка. И все шишки валятся на тебя. Бьюсь об заклад, дело обстоит именно так.Джордж пригнулся к Рэю.– Ты уж не обижайся, – сдержанно сказал он, – но не мог бы ты засунуть свои соображениясебе в задницу? – Из себя Джордж выходит не часто, но в эти редкие минуты он держится весьма внушительно.– Вот-вот, – подтвердил Пит. – Именно туда. Я знаю, что тебя хлебом не корми, только дай побиться об заклад. Но всему есть предел. Мы, в отличие от тебя, верим в Сэма. Будь добр, отвали и оставь нас в покое.На одной ноге Рэй упрыгал на другой конец стойки и, чтобы утешиться, включил запись Мэтта Монро. Продолжать заседание под аккомпанемент не слишком уместной «Из России с любовью» было непросто, но Рэй оскорбил нас в лучших чувствах, и мы решили не удостаивать его вниманием. По-моему, мои помощники обиделись даже больше меня. Теория Рэя была так нелепа, что мне и в голову не пришло принимать ее всерьез. Я был стопроцентно уверен, что он неправ, ведь теперь я знал, зачем Керсти оценивает мое поведение.– Предлагаю тост, – сказал Пит. – За Сэма и его четыреста восемьдесят два балла.– За Сэма и его четыреста восемьдесят два балла, – эхом откликнулись Джордж и Аманда, со звоном сдвигая бокалы.Пит на минуту задумался и добавил:– Это покруче, чем четыреста семьдесят два, верно?Джордж засмеялся. Я понял, что последует дальше. Тысячу раз я участвовал в этом сам.Но на этот раз я лишь с улыбкой наблюдал за ними со стороны.– Знаешь, – сказал Джордж, – когда у тебя в руках гитара, ты всегда попадаешь в десятку, – куда уж лучше? Куда?Пит сделал непонимающее лицо, изо всех сил стараясь не расхохотаться, и сказал:– Не знаю.– Вот именно, – сказал Джордж. – И все же, что делать, если нужен решающий рывок?Аманда пришла в замешательство, смутно чувствуя, что слышала нечто подобное, но не вполне понимая, о чем речь. Пригнувшись к ней, я шепнул:– «Спайнэл Тэп»(3) .– Как же я не догадалась, – сказала она огорченно. – Все мужчины младше сорока знают этот фильм наизусть до последнего слова.– Ты его видела? – спросил Джордж.– Конечно видела, – ответила Аманда – У меня был парень, который готов был смотреть его с утра до ночи. Мне было просто некуда деваться.– И тебе было не смешно?– Не могу сказать, что умирала со смеху, но я же не мужчина. Естественно, наизусть я его непомню. Женщины не так заурядны, как большинство мужчин.– Мы не заурядны, – обиженно сказал Джордж.– Тогда зачем заучивать наизусть целый фильм? Вы вечно цитируете разные фильмы. Помните счет всех футбольных матчей. А все это такая ерунда!– Ага, – ответил мой друг. – Женское заблуждение номер сорок семь: «Мужчины поверхностны и заурядны и поэтому запоминают разную ерунду». Но это не так. Причиной тому – наша глубина. Мы умеем по-настоящему любить. Когда-нибудь, узнав о жизни с моё, ты поймешь мою теорию.Аманда со смехом скрестила руки и внимательно посмотрела на Джорджа.– Ну-ка, ну-ка, я с удовольствием ее послушаю. Очень любопытно.Джордж закатал рукава, давая понять, что дело серьезное, и с жаром заговорил:– Думаешь, Пит, я и Сэм специально садились перед телевизором и разучивали «Спайнэл Тэп» наизусть? И зачем же, по-твоему, мы это делали? Чтобы при случае разыграть сцену из фильма и похвастаться своей феноменальной памятью? Ошибаешься! Я знаю этот фильм назубок по одной-единственной причине – я люблю его.Я смотрел его бог знает сколько раз и, естественно, помню каждое слово.Джордж был прав, хотя раньше я как-то не думал об этом.Аманда по-прежнему сидела, скрестив руки на груди.– Продолжай.– Это не любовь к пустякам ради пустяков. Если мы чем-то интересуемся, этот интерес сродни самой настоящей любви. Мы изучаем любимый предмет вдоль и поперек, узнаём о нем все что можно, и все эти, как ты говоришь, «пустяки» прочно застревают у нас в голове. Теперь ты понимаешь, что мужчины не поверхностны, а глубоки?Аманда опустила руки. Аргументы Джорджа несколько поколебали ее уверенность. Лично я был готов подписаться под каждым его словом. Мужчины действительно таковы. По крайней мере один из них.– И все же здесь есть что-то от стадного чувства, – сказала Аманда. – Вам приятно перебрасываться знакомыми всем цитатами.– Нет, – сказал огорченный непониманием Джордж. – Мы любим «Спайнэл Тэп» и потому помним. Возможно, мужская голова в самом деле устроена иначе, и нам проще запоминать подобные вещи. Но мы не зубрим фильм наизусть. Просто если сто пятьдесят раз услышишь, какНайджел Тафнелл убивается из-за продуктов, забыть это почти невозможно.Я едва удержался, чтобы не процитировать упомянутую сцену. Джордж редко бывает таким оживленным, и мне не хотелось его прерывать.– То же самое с датами, – продолжал он. – Я легко запоминаю даты. Например... – он задумался, – день, когда Мухаммед Али стал чемпионом мира Двадцать пятое февраля 1964 года. Я запомнил это число не потому, что хотел кого-то поразить...– И был прав, – перебила его Аманда. – Скорее этим можно привести в ужас.– Погоди, позволь мне закончить. Пойми, я запомнил это только потому, что мне страшно нравился Мухаммед Али. Я прочел о нем уйму книг и посмотрел массу телепередач, и эта дата запомнилась сама собой.– Хм... – задумчиво произнесла Аманда. Может быть, Джорджу и не удалось полностью переубедить ее, но, похоже, она была готова согласиться, что мужчины не так уж поверхностны.– Вот так-то, – сказал Пит, легонько ткнув ее пальцем в плечо. – Улица-то с двусторонним движением. Не тебе одной открывать нам тайны женской души. Может быть, и ты узнаешь о мужчинах что-нибудь новенькое. Так что будут вопросы – обращайся. Даже самые деликатные.– Деликатные? – Аманда подняла брови. – Понятия о деликатности у мужчин весьма своеобразные. Они считают верхом деликатности выключить футбол, прежде чем начнут тебя лапать.– Нет, – поправил ее Пит. – Это считается романтичным. Деликатность – это когда просто убавляешь звук.Аманда от души расхохоталась, и мне это не понравилось. В последнее время Пит не позволял себе лишнего, и мне страшно не хотелось, чтобы все началось сначала. Я сильно сомневаюсь, что Аманда способна увлечься им всерьез, у нее слишком хороший вкус. И все же я не допущу, чтобы своими выходками он поставил под угрозу все предприятие. Это было грубейшее нарушение правил Кабинета. Я с ним еще поговорю.Но это подождет до завтра. А пока меня переполняло ликование. Я не просто радовался набранным баллам, главное – теперь я знал, зачем это нужно. Теперь я уже не сомневался: придет час, и все сбудется. Торжественные речи, торт и чья-то захмелевшая тетушка, которая рвется потанцевать, – моя свадьба непременно состоится.

Восьмая неделя

С вашего позволения, я на время перестану хвастаться своими успехами. Боюсь, как бы не сглазить.Все началось утром в понедельник. Мне не терпелось сказать Питу все, что я о нем думаю, и, найдя укромное местечко, где меня никто не слышал, я набрал его номер. В трубке раздался стон в духе скверного актера, занятого в сцене смерти.– Ты еще. дрыхнешь? – сурово спросил я.– Паботкроетрэй. Япрдуппзже.– Во сколько ты лег?Он зевнул, и я услышал, как трется о трубку его небритая щека.– Послушай, Пит, – сказал я. – Вчера ты опять подъезжал к Аманде. Сколько можно повторять – подобные вещи в Кабинете недопустимы.– Что ты распсиховался?Черт побери, как ему это вдолбить?!– Я распсиховался, потому что ты не можешь пропустить ни одной юбки, и из-за этого мы рискуем лишиться ценнейшего члена Кабинета.– Сэм, в таких делах всегда участвуют двое. Никто не заставляет Аманду отвечать мне взаимностью. – В трубке снова что-то заскреблось. – Понимаю, подавленное сексуальное влечение мешает тебе жить, но...– Пит, если бы ты был в состоянии его подавить, я бы тебя не трогал. Только об этом я и прошу. Даже не прошу, а приказываю. И если самому тебе не справиться, мне придется взять кувалду и прийти тебе на помощь.– Ладно, матушка-настоятельница, больше это не повторится. – Было ясно, что он говорит это лишь для того, чтобы прекратить препирательства, но продолжать мне было бессмысленно.Пит хрипло прокашлялся, прочищая горло. Господи, неужели все мужчины спросонок похожи на него? Пожалуй, стоит призадуматься, как я веду себя, встав с постели. Возможно, я теряю на этом несметное количество баллов.– Раз ты так сердит, вряд ли ты захочешь мне помочь.– Ты о чем?– В субботу Терри...Услышав это имя, я, не раздумывая, бросил трубку.Вернувшись на свое рабочее место, я вспомнил, что накануне вечером, когда я собрался домой, Аманда осталась в пабе. До каких пор все это про-должалось? К тому же мне показалось, что Пит говорил не из дома, и эта мысль не давала мне покоя. Не находя себе места, я отправил Аманде электронное письмо с каким-то ерундовым вопросом по работе.Она ответила через три с половиной минуты, которые показались мне вечностью. Про Пита я не вспоминал до конца недели. Вечером в четверг у меня состоялась очередная встреча с Дэнни, и вернулся я довольно поздно. Дэнни понимал, что на прошлой неделе сболтнул лишнее, и за час произнес не больше десятка слов. Самая длинная фраза была: «Химия – это полный отстой!» Не могу сказать, что я с ним не согласен, но едва ли это поможет мне уговорить его ходить на летние занятия.Когда я пришел домой, Керсти сидела в Интернете, изучая расписание поездов.– Куда ты надумала отправиться? – спросил я. Подойдя к ней сзади, я нежно помассировал ей плечи. (Наверняка не меньше двадцати баллов.)– Ты что, забыл? Домой, на вечер встречи. Ну конечно! Она же говорила. Керсти отыскалацелую толпу своих одноклассников на сайте «Найди старых друзей» и две недели не отрывалась от компьютера, время от времени восклицая: «Ты подумай! Не может быть! У Микаэлы Брукс уже трое детей!» – и прочее в том же духе. Они решили, что непременно должны встретиться. Я был против этой затеи, зная, что это игра с огнем. Им кажется, что они немного выпьют и, приятно расслабившись, предадутся теплым воспоминаниям. Но скорей всего все обернется совсем иначе. Всплывут старые ссоры и обиды. Начнутся споры, кто первый поцеловался с Гарет Хопкинс и кто кому поцарапал пластинку «Дюран-Дюран», а закончится все слезами и дракой на автомобильной стоянке. Но Керсти уже настроилась на поездку, и я ограничился тем, что высказал свое мнение. Пытаясь переубедить ее, я только потерял бы баллы. Утром в субботу она собиралась навестить родителей, а от них отправиться на вечеринку.– Думаю, я поеду на одиннадцать сорок две, – сказала она. – Приеду домой, перекусим, пройдемся с мамой по магазинам, и до вечера как раз успею спокойно привести себя в порядок.Одиннадцать сорок две, подумал я. Значит, из дому она выйдет около одиннадцати. Почти всю субботу я буду предоставлен сам себе. Тут-то я и вспомнил вопрос Пита. Я немедленно отбросил эту мысль. Но через некоторое время она вернулась. После долгих раздумий я решил – ничего не случится, если я просто узнаю, о чем речь. Я ведь не собираюсь ему помогать. Просто хочу знать наверняка, что дело рискованное и связываться с ним не стоит. То, что Керсти уезжает, здесь ни при чем.В пятницу я позвонил Питу с работы:– Ты, кажется, говорил, что тебе нужен помощник.– Да.– Не думай, что речь обо мне. Просто хотел узнать, ты кого-нибудь нашел?– Вроде бы да. Помнишь Джека? Старый хрыч, который вечно торчит у стойки со стороны Рэя. Постоянно хлещет виски и весь трясется.– Как же, помню. Я просто хотел узнать. Пит немного помолчал и добавил:– Впрочем, Терри я еще ничего не говорил. Не исключено, что от Джека он будет не в восторге. С виду они вроде как приятели, но ведь речь идет о деле. Кстати, Терри отметил, что мы произвели на Дино прекрасное впечатление.– Прекрасное впечатление? – Может быть, Дино запамятовал, чем кончилась наше встреча? – По-моему, гордиться здесь нечем, Пит. Это не лучше рекомендации, полученной от Роберта Мугабе.– Он сказал, что мы настоящие профессионалы. Надеюсь, вы понимаете, что я не поддался налесть.Настоящие профессионалы. Не просто профессионалы, а настоящие.– Так что он тебе поручил?– Да это и работой-то не назовешь. Дело плевое. Нужно забрать кролика.– Кролика?!– Нуда.– Терри платит тебе за то, что ты забираешь кролика?!– Да.Я замолчал. Потом, не удержавшись, спросил снова:– Кролика?– Сэм, по-моему, у тебя телефон не в порядке. В нем постоянно слышится эхо.– Но ведь...– Повторяю в последний раз: Терри платит мне за то, что я забираю кролика. По имени Вине.– Пит, не морочь мне голову.– Я серьезно. Вине для Терри – это свет в окошке. Он в нем души не чает. Повсюду таскает его с собой.– Мне казалось, такие как он предпочитают белую киску на коленях.– Я передам ему твою шутку.– Не стоит. И куда ты поедешь за этим кроликом?– В Хитроу.– Это летающий кролик?– Его привезут в субботу. Терри брал его с собой в Испанию. Там у него вилла. – Тоже что-то новенькое! – Его жена что-то напутала с паспортом кролика, и Вине не смог вернуться тем же рейсом, что и они. На пару недель с кроликом Терри остался один из его людей. Он и полетит с ним в Лондон.Самолет прилетает в субботу днем. Моя задача – встретить кролика и привезти его домой. За работу Терри платит двести фунтов. К тому же, чтобы добраться до аэропорта, он даст мне свой «БМВ».– Двести фунтов? В прошлый раз он расщедрился всего на сто пятьдесят.– Да, но я же сказал, Вине для него свет в окошке.– И сколько ты собираешься отстегнуть Джеку?– Не знаю. Семьдесят пять. А может, не дам и этого. – Пит немного помолчал и осторожно сказал: – Если бы со мной поехал кто-то понадежнее, мы поделили бы деньги поровну.Я призадумался. У меня в голове вертелись две цифры – одиннадцать и сто. В одиннадцать Кер-сти выйдет из дому. За сто фунтов нужно съездить в Хитроу, забрать кролика, привезти его в Лондон и... и всё. Это было весьма соблазнительно: сотня фунтов за такую ерунду. Мне было ужасно неловко, что я не могу лишний раз побаловать Керсти. Сотня фунтов – это роскошный ужин на двоих. Баллы на блюдечке в буквальном смысле слова.Впрочем, нет. Один раз я уже поддался соблазну – и что из этого вышло?И все же сотня фунтов не такая уж мелочь.Нет, одернул я себя. Ни за что. Питу придется смириться с судьбой и взять с собой Джека. Разговор окончен.– Кто поведет машину? Ты или Джек?– Сэм, он сигарету в рот не может сунуть с первой попытки. Неужели я пущу его за руль «БМВ»? Мне вообще неохота с ним связываться. Просто в субботу все заняты. Ты точно не хочешь поехать? Если согласишься, деньги пополам.– В котором часу прилетает самолет?– В час пятнадцать.– Заезжай за мной в двенадцать. – И я повесил трубку.Разговор был окончен.На следующий день в половине первого я сидел на мягком сиденье новенького темно-синего «БМВ», который мчался как ветер. Несколько раз я порывался позвонить Питу и отказаться, но предприятие не таило в себе никакой угрозы. Если Кер-сти передумает ехать на вечер встречи, в запасе у Пита есть Джек. Ведь в том, что случилось в «Са-вое», был виноват я сам: Керсти появилась там только потому, что мне не терпелось истратить заработанные деньги. Если бы я просто забрал их, мы преспокойно истратили бы их в другой день, и мой путь устилали бы розы. Вместо этого я оказался по уши в дерьме. Жизнь дала мне урок: играй наверняка, забирай денежки и иди домой.– Желаю хорошо повеселиться, – сказал я Керсти в десять пятьдесят семь. Мы поцеловались,и, прихватив небольшую дорожную сумку, она отправилась в путь. Я закрыл дверь и улыбнулся, думая, что, когда она вернется, я буду на сто бал... тьфу ты, на сто фунтов богаче.Стереосистема «БМВ» услаждала наш слух «Закатом на вокзале Ватерлоо» в исполнении группы «Кинкс». Я прибавил звук и откинулся на спинку сиденья, мурлыкая себе под нос.– Придумал тоже, слушать такое барахло! – Пит возмущенно ткнул пальцем в кнопку.– А ты что предлагаешь? Тебе подавай Мисси Элиот или Баста Раймса? Может быть, еще пару девочек на заднем сиденье, чтобы было с кем поразвлечься?– Просто не хочу, чтобы ты сбил настройки Терри, вот и всё.– Ладно тебе, – ответил я. – Включи «Кинкс». В ответ Пит вообще выключил приемник.– Мы почти на месте, надо разобраться, куда дальше. На этих терминалах черт ногу сломит.Я вспомнил, что говорила Аманда о мужчинах, которые выключают радио, чтобы посмотреть карту, но промолчал, чтобы не нарушать спокойную и деловую атмосферу. Как-никак, мы настоящие профессионалы.Пару раз мы повернули по ошибке куда-то не туда, но в конце концов припарковали машину и подошли к зоне прибытия даже раньше назначенного времени.– Как мы узнаем этого типа? – спросил я. Пит удивленно посмотрел на меня:– У него же кролик!– Ах да! Ну конечно.Мы стояли молча. Откуда-то приглушенно доносился голос Уитни Хьюстон, которая пела «Я всегда буду любить тебя».Спустя несколько минут я сказал:– Может быть, нам нужен кусок картона с надписью «Вине»?– У Терри такие помощники, что надпись скорее прочтет кролик.Наконец стали выходить пассажиры с рейса Малага – Лондон. Среди них выделялся здоровенный загорелый тип лет пятидесяти. На нем было столько золотых украшений, что хватило бы на небольшой ювелирный магазин. В одной руке он держал портфель, в другой – огромную клетку, которая выглядела так, словно над ней поработал Версаче. Полированный металл сверкал и переливался красным, золотым и зеленым так, что у меня зарябило в глазах. Этот шедевр заставил бы призадуматься даже Майкла Джексона. За проволочной сеткой шевелилось что-то большое и черное. Размеры обитателя клетки были столь внушительны, что сначала я принял его за собаку. Но когда мужчина с клеткой подошел ближе, я увидел, что это действительно черный кролик чудовищных размеров.– Дон? – спросил Пит. Мужчина кивнул.– Вляпался ты с ним, – сказал он. – Тяжелый, как камень.Пит взял у него клетку и открыл было рот, чтобы представиться, но Дон оборвал его на полуслове:– Не спускай с него глаз, ясно? – с этими словами он развернулся и зашагал прочь.Мы уставились на кролика. Вине оторвался от морковки и тревожно посмотрел на нас. Решив, что мы не опасны, он вернулся к трапезе. Вблизи он был еще больше. Пушистый, густой мех красиво переливался. Настоящий король кроликов.– Привет, Вине, – сказал я сладким голоском, как принято разговаривать с маленькими детьми и животными. – Я Сэм, а это – Пит, мы отвезем тебя к папочке.Вине отодвинулся вглубь клетки и отвернулся, чтобы всецело сосредоточиться на морковке.– Что ж, как угодно, невежа.– Не надо с ним так, – зашикал на меня Пит.– Почему? Он расскажет Терри, что мы его обзывали?– Не хочу, чтобы ты испортил ему настроение.Мне очень хотелось выяснить, в чем выражается дурное настроение кролика, если у него вообще бывает настроение, но подумал, что заводиться не стоит. Я твердо решил не ссориться с Питом, а уж теперь, когда на нашем попечении был Вине, препираться было совсем глупо.В машине мы поставили клетку на заднее сиденье и пристегнули ее ремнями безопасности.– Теперь не гони, – сказал я Питу. – Ремни, конечно, прочные, но лучше перестраховаться, чем потом жалеть. Если кто-то вздумает тебя подрезать и Вине вылетит через ветровое стекло, боюсь, что жалеть нам придется очень горько.– Сэм, кое-кто недавно чуть не толкнул свою девушку в объятия бандита, а теперь учит меня осторожности. – Он включил зажигание. – У меня тоже есть голова на плечах.– Вот и славно.Пит сдержал слово. Я периодически проверял, как чувствует себя Вине. Удовлетворенное похрустывание (видимо, у кроликов все же бывает хорошее настроение) говорило о том, что всё в порядке. Когда мы ехали уже по окраинам Лондона, зазвонил мобильный телефон. Я посмотрел на Пита– Не хочешь ответить?– Это не мой.– Но и не мой.Звук доносился откуда-то из-под приборной панели. Заглянув туда, мы увидели установленный на специальной подставке телефон. На дисплее высветилось: «Громкая связь?»– Лучше ответить, – сказал Пит. – Это, наверное, Терри.Он нажал на стрелочку «да». Послышался знакомый голос:– Алло? Пит, это ты?– Да, Терри, это я. Привет.Я поискал микрофон, но так и не понял, где он.– Как ты, сынок? Всё нормально?– Да. Вине на борту. Въезжаем в город.– Молодчина. Теперь слушай внимательно, планы немного меняются. – При этих словах я похолодел. – Мне придется задержаться на севере еще на одну ночь, так что до завтра Вине на тебе. Думаю, к полудню вернусь.Пит посмотрел на меня. Делая вид, что не замечаю этого, я внимательно изучал пейзаж за окном. Пит тронул мое колено. Я не отреагировал. Тогда он двинул меня в ухо.– Алло? – раздался голос Терри. – Пит, ты еще здесь?– Хм... да, теперь я тебя слышу. Извини, видимо, связь прервалась.– Я сказал, что сегодня вечером домой не вернусь. Тебе придется присмотреть за кроликом до завтра. Ничего? Разумеется, я в долгу не останусь. Получишь еще сотню.– Да, конечно, Терри, никаких проблем. Не беспокойся.– Вот и хорошо. Смотри за ним в оба. Он мне очень дорог.– Будет сделано, Терри. Можешь на нас положиться.– Рад это слышать. Увидимся. – И телефон замолчал.Я с интересом разглядывал обочину дороги.– Послушай, Сэм... – начал Пит.– Не хочу.– Выслушай меня. Дело в том, что у меня свидание, и я...Я заткнул уши пальцами и закричал:– Не хочу! Не хочу, не хочу, не хочу! – Я открыл уши. Пит продолжал говорить. Я снова заткнул уши. – Не хочу, не хочу, не хочу! – твердил я, пока его губы не перестали двигаться. Медленно и осторожно я опустил руки.Секунд пять стояла тишина.– Я только хотел сказать...– Не хочу, не хочу, не хочу... – Уголком глаза я заметил, что Пит понурил плечи, и понял, что он потерял надежду.Следующие слова он выпалил так быстро, что я не успел заткнуть уши.– На этом ты заработаешь больше.– Нет. Потому что я не собираюсь этого делать. Он не ответил. Он прекрасно знал, что его словазапали мне в голову. Ведь я пошел на это исключи-тельно из-за денег, которые помогут заработать баллы. Сто фунтов у меня уже в кармане. А теперь можно заработать еще столько же. Если сто фунтов прибавят мне баллов, то на двести я наберу вдвое больше. Речь шла не о мелочах. Сумма удваивалась.А что требуется от меня? Всего лишь взять к себе домой, в пустую квартиру, самого обыкновенного кролика. Не питона, не скорпиона, не тигра, а всего лишь кролика, которому ничего не нужно, кроме фунта морковки и чашки воды. Если завтра Терри не вернется, я просто отдам кролика Питу, и дальше его забота.Но признаваться в своих мыслях Питу мне не хотелось.– С кем у тебя свидание?– С Тамсин. Она работает в парикмахерской, куда я хожу стричься. – Он с досадой ударил по рулю ладонью. – Знал бы ты, чего мне стоило ее уговорить. И наконец она согласилась. Знаешь же, обычно все ясно сразу. Сегодня она бы непременно осталась у меня.– О сговорчивых парикмахершах я слыхал, а о тех, кто помогает их ухажерам, – ни разу.– Эх ты! Напомни еще, что клетку нужно держать подальше от батареи отопления.Я молчал. Дело было за мной, и Пит знал это. Внезапно меня осенила такая блестящая мысль, что я не утерпел.– Ты сказал, что за это положена надбавка. Сколько?Он недоверчиво покосился на меня. В его глазах мелькнул проблеск надежды.– Ты же слышал, что сказал Терри. Еще сотня фунтов.– Да, Терри я слышал. А что скажешь ты?– Ну, хватит, Сэм, это несерьезно.– Отлично, – беспечно сказал я. – Просто я думал, что тебе и впрямь нравится эта твоя Тамсин.– Конечно нравится, – жалобно сказал он, – но... Послушай, тебе и так достанется две трети.– А как иначе? Ведь две трети работы делаю я. Он нахмурился, раздумывая, стоит ли тоговожделенное свидание.– Ладно, накину тебе еще двадцатку.– Двадцатку? – фыркнул я. – Будь мужчиной!Мне стало весело. Пит помрачнел.– Ладно, двадцать пять.– Давай начнем с семидесяти пяти.От возмущения он крутанул руль и едва не вылетел на середину дороги.– И ты говоришь мне: «Будь мужчиной!» Ты обираешь меня до последней нитки! Из трех сотен у меня останется двадцать пять фунтов. А что я буду делать с Тамсин?– Ты же сказал, что она уже согласилась!– Да, но есть элементарные приличия. Где я смогу с ней поужинать? В забегаловке, где торгуют кебабами?– Так и быть, – сказал я. – Пятьдесят.– Сорок.– Сорок пять. Закуску возьмете одну на двоих.– Ладно, – сказал он. – Только не сейчас. Терри со мной еще не рассчитался.– Так не пойдет, – возразил я. – Деньги вперед. Иначе тебе придется провести ночь с блоха-стым кроликом.Он попытался испепелить меня взглядом, но я сделал вид, что не понял этого.– Хорошо, – наконец сказал он. – Ты получишь свои двести сорок пять фунтов. Кровопийца.Я засмеялся.– Ты ободрал меня как липку, – сказал Пит, явно делая последнюю попытку вызвать мое сочувствие.– Угу, – безразлично сказал я. – Пожалуй, ты прав.Он процедил что-то сквозь зубы. Не знаю точно, что он сказал, но полагаю, повторять его слова не стоит.Спустя полчаса мы остановились рядом с банкоматом, который выдал Питу пачку десяток Я должен был ему пять фунтов сдачи. Пятифунтовой купюры у меня не нашлось, и я выгреб из карманов всю мелочь, что сделало его банкротство еще более унизительным. Наконец «БМВ» затормозил рядом с нашим домом. Я бережно извлек клетку с Винсом с заднего сиденья.– Желаю удачного вечера с Тамсин.– И тебе того же с Винсом. Надеюсь, ты разрешишь ему посмотреть футбол?– Лучше я покажу ему «Роковое влечение».Наверное, я слегка зарвался, за что и был наказан. Обхватив огромную, тяжеленную клетку обеими руками, я с величайшей предосторожностью внес ее в квартиру. Жилище Винса полностью закрывало мне обзор. Медленно, шаркая ногами, как старик с ходунком, я миновал коридор и вошел в гостиную.– Что это? – взвизгнул знакомый голос.От неожиданности я едва не выронил клетку. Вытянув шею, я пытался увидеть незваного гостя, который вторгся в мою квартиру. Несмотря на знакомый голос и отсутствие следов взлома, у меня теплилась слабая надежда на то, что в дом проник грабитель.Увы, это было не так. На диване сидела Керсти, а рядом – неизвестная мне особа женского пола.От ужаса я потерял дар речи. Остолбенев, я переводил взгляд с Керсти на ее знакомую. Судорожно прижимая к себе клетку, я лихорадочно соображал, как все это объяснить. Какого черта я на это со-гласился! Понятно, что причиной были двести сорок пять фунтов, но в этот момент я с радостью отдал бы в десять раз больше, чтобы не стоять здесь с этой дурацкой клеткой. Или, скорее, чтобы здесь не было Керсти.Я был не в силах вымолвить ни слова и от этого чувствовал себя еще более виноватым. Как ни странно, Керсти, судя по всему, и не думала сердиться. Ее глаза блестели, а настроение явно было приподнятым. Подруга тоже была оживлена и весела. Я посмотрел на стол и увидел бутылку ликера «Малибу» и пластиковую бутыль кока-колы. Кока-колы было на донышке, и, хотя бутылка «Малибу» была непрозрачной, я мог поспорить на что угодно, что ее содержимое тоже не осталось нетронутым.– Аааа, – сказала Керсти. – Как это мило! – Ухватившись за спинку дивана, она встала и нетвердой походкой двинулась мне навстречу. Перед клеткой она остановилась и заглянула внутрь. – Какой хорошенький! Ах ты, зайка! – Она обернулась к подруге. – Иди сюда, Соня, смотри, какая прелесть.Подруга с некоторым усилием поднялась и, шатаясь, тоже подошла ко мне; теперь они умилялись и восторгались вдвоем, покачиваясь перед клеткой Винса.Я не верил своим глазам. Такого приема я никак не ожидал. Я был так потрясен, что даже не удивился неожиданному возвращению Керсти, да еще с незнакомой женщиной. Я ожидал извержения вулкана, а меня встретили с распростертыми объятиями.– Как его зовут? – спросила Керсти.– Вине.От восторга они не заметили, что имя для кролика странноватое. Керсти понимающе улыбнулась:– Он... Ты... хотел сделать сюрприз? Да? Господи помилуй! Она подумала, что... Ну что ямог сказать? Трус и паникер – а я честно признаю себя таковым – готов на всё, чтобы побыстрее выпутаться из переделки, не думая о последствиях. Я поспешно кивнул. Если Керсти приятно думать, что я купил ей в подарок кролика, пусть так и будет. На какое-то время я даже забыл, что на самом деле кролик принадлежит Терри. Хотя едва ли этот факт помог бы мне придумать лучшее объяснение.– Прости, милый, что я помешала тебе устроить сюрприз, – защебетала Керсти. – Ради бога извини. Честное слово, за это я не стану снимать ба... – она осеклась, поняв, что чуть не нарушила собственное правило. Сам я был так ошарашен, что про баллы и думать забыл. Но теперь я понял: по ее мнению, мой поступок достоин награды. Она внезапно и глубоко полюбила Винса, который появился в нашем доме так неожиданно. Все складывалось как по заказу. Кривая набора баллов стала почти вертикальной.Восторг вывел меня из транса.– Что ж, тайное стало явным... – начал я, притворяясь огорченным. – Вернее...Нужно немедленно сказать правду, подумал я, пусть она даже будет стоить мне только что заработанных баллов.– Ерунда, – сказала Керсти. – Он такой симпатяга, а остальное неважно, – она улыбнулась мне, а потом своей подруге. Та улыбнулась в ответ. Потом они обе заулыбались мне. Мне ничего не оставалось, как тоже улыбнуться.– Ой, прости! – воскликнула Керсти. – Я забыла вас познакомить. Сэм, это Соня. Соня, это Сэм.– Привет, – сказал я, опуская клетку с Вин-сом на стол, чтобы пожать Соне руку. Она была невысокого роста, с копной волос и приветливой улыбкой.– Соня тоже собиралась на вечер встречи, – сообщила Керсти, когда мы втроем уселись на диван. – Мы встретились в Паддингтоне чисто случайно. Поезд задержался, мы решили пропустить по стаканчику и опоздали на следующий поезд. Потом мы отправились перекусить и еще немного выпили, а потом Соня предложила...Они переглянулись и начали смеяться. Они смеялись и смеялись, пока не ослабели так, что не могли говорить. Задыхаясь от смеха, Керсти вытащила из пластикового пакета, который валялся у дивана, маленькую коробочку и протянула ее мне. Это была краска для волос. Ярко-розовая краска. Учитывая выбор алкогольного напитка, отдававший ностальгией по восьмидесятым, я начал догадываться, что они задумали.Керсти удалось справиться с собой.– Соня сказала, что она хочет вернуться в детство, снова стать школьницей... Мы купили всё, что нужно... – с этими словами она кивнула на бутылку «Малибу», – и вспомнили, как я выкрасила волосы в розовый цвет и мне на неделю запретили посещать школу, – захихикала Соня. – Но теперь я могу делать все, что хочу. Мы решили покрасить меня здесь. А потом поедем прямиком на вечеринку. Это будет ужасно забавно.И девушки снова обмякли от истерического смеха. Нет, подумал я, когда на следующий день ты проснешься с головной болью и увидишь свои розовые волосы, ты поймешь, что это не забавно, а невероятно глупо. Но высказать свои мысли вслух я не рискнул. Если человек готов на такие радикальные меры, чтобы вернуться в прошлое, это его личное дело.– Хочешь выпить? – спросила Керсти, наливая себе и Соне очередную порцию «Малибу».Видя, что этот напиток изрядно помутил их разум, я сказал:– Нет, спасибо, лучше я выпью кофе.Керсти одним глотком осушила свой стакан.– Ладно, пожалуй, нам пора в ванную. У клетки Винса девушки остановились.– Мы уходим, а ты веди себя хорошо, Виней, понял?Вине повернулся к Керсти и принюхался. Девушки пришли в умиление. Нежно попрощавшись с кроликом, они удалились, чтобы заняться делом.Я пошел на кухню и приготовил себе кофе. Ужас от внезапного столкновения с Керсти и счастливое облегчение, которое пришло ему на смену, на время лишили меня способности мыслить здраво. Придя в себя, я вспомнил, что кролик, которого я только что преподнес Керсти, принадлежит Терри. Неувязка была очевидна: кролик один, а хозяев – двое. Впрочем, теперь я успокоился и не сомневался, что с этой проблемой я справлюсь. Пока я не спеша пил кофе, решение пришло само собой. Нужно раздобыть для Керсти другого кролика, который будет точной копией Винса, и тогда настоящего Винса можно вернуть Терри.Конечно, это потребует определенных усилий. Но ведь кролик есть кролик. Это не кошка и не собака, у которых миллион разных пород. Все кролики одинаковы. Найти похожего будет совсем нетрудно. Конечно, клетку придется отдать Терри, но это не беда. Скажу, что клетку мне дали в зоомагазине на время, или придумаю что-нибудь еще.Загвоздка была только одна. Как убедиться, что новый кролик не отличается от Винса? Таскать с собой клетку просто немыслимо, так недолго и грыжу заработать. Вытащить его из клетки – риск слишком велик: не хватало только, чтобы он сбежал или погиб. У меня не было ни малейшего желания искать двойника Винса с трупом в руках.Вот когда мог бы пригодиться поляроид. Жаль, что у меня его нет. Прикинув, сколько времени нужно, чтобы купить поляроид, вернуться домой и сфотографировать Винса, я понял, что проще снять кролика обычным фотоаппаратом и отнести пленку в срочную проявку. Я отыскал фотоаппарат, приоткрыл клетку и сделал снимок. Кролик испугался вспышки и забился вглубь клетки, повернувшись задом, не понимая, что он испортил все дело. Чтобы подманить его поближе, я отнял у него морковку и положил ее на стол. Ничуть не смутившись, кролик извлек из недр клетки новую морковину. Оказалось, что в глубине клетки лежала целая груда моркови, которая, очевидно, предназначалась для того, чтобы Вине не падал духом во время полета. Мне оставалось лишь одну за другой вытащить из клетки всю морковь и ждать, пока Вине обнаружит пропажу. От такого коварства кролик немного опешил. Прошло минуты две, прежде чем он нерешительно приблизился к дверце и осторожно, как опытный ковбой по окончании перестрел-ки, выглянул наружу. Убедившись, что на его морковь больше никто не посягает, он потянулся за морковиной.Я щелкнул фотоаппаратом.– Попался, скотина, – пробормотал я. Кролик вздрогнул. Понять его было нетрудно, ведь любой нормальный кролик знает, что яркая вспышка света грозит мгновенной смертью под колесами автомобиля. Но вскоре он понял, что непонятные вспышки не причиняют ему никакого вреда, и я принялся самозабвенно щелкать его во всех ракурсах.– Что ты делаешь?Это была Керсти, которая вышла из ванной, чтобы прихватить с собой «Малибу». Видимо, покраска волос вызвала у нее приступ жажды.– Э... хм... он такой милый, что мне захотелось его сфотографировать.Керсти с нежностью посмотрела на Винса:– Ты такой милый, такой сладкий малыш! Наш маленький Виней.Кролик тряхнул ушами, видимо, ему было приятно это слышать.Я сделал еще пару снимков Винса вместе с Керсти и сказал:– Пожалуй, я схожу куплю ему еще морковки. Он подъел почти все, что оставил Дон... то есть продавец зоомагазина.– Он большой мальчишка и кушает хорошо, – откликнулась Керсти. – Да, Виней? Да, ты большой мальчик.– Заодно отдам в проявку фотографии, – сказал я небрежно, словно эта мысль только что пришла мне в голову.– Наверное, когда ты вернешься, нас уже не будет. – Керсти подошла ко мне и запечатлела на моих губах хмельной прощальный поцелуй.– Тогда до завтра.– Угу, – невразумительно ответила Керсти, поглощенная кроликом.Идя к машине, я сделал еще несколько снимков, чтобы израсходовать остаток пленки. Мой пульс был слегка учащен, но в целом я был уверен, что ситуация под контролем. И все же нужно было поторапливаться. Было без десяти четыре, магазины вот-вот закроются.Я спросил парня за прилавком, сколько стоит проявить пленку в течение часа.– Восемь восемьдесят пять.В другой раз я бы возмутился, за что дерут такие деньги, но поскольку день был потрачен недаром, я решил, что эти убытки я переживу. Я достал деньги, и мне в голову пришла свежая мысль.– Может быть, можно немного ускорить процесс? – спросил я, помахивая двадцаткой.Опасливо озираясь, нет ли рядом босса, парень шепнул:– Приходите через двадцать минут.За двадцать минут я успел зайти в ближайший зоомагазин. Подобные места никогда не казались мне передним краем мирового рынка, и этот визит не изменил моего мнения. Кроме двух вялых хомяков в витрине и попугая, которому было впору подумать о завещании, никакой живности здесь не было. Магазин торговал в основном кормом для животных, но пожилая леди, которая заправляла всем этим хозяйством, назвала мне еще три магазина неподалеку. Вооружившись этим списком, я отправился за фотографиями.На паре снимков глаза Винса получились безобразно красными (как и глаза Керсти, хотя, возможно, в ее случае был виноват «Малибу»). Остальные фотографии вышли великолепно. Если бы их показали в криминальной хронике, опознать Винса было бы проще простого. Я запечатлел его во всех подробностях, вплоть до длины ушей и угла, под которым он отводил лапу.Я ловко обошел несколько машин, пару раз случайно не заметил красный свет на светофоре и через десять минут уже был в первом по списку магазине. Выглядел он обнадеживающе. Прямо у дверей сидело не меньше полудюжины кроликов, но по размеру ни один из них не шел ни в какое сравнение с Винсом. Магазин простирался на несколько миль вглубь. Наверняка у них есть еще кролики, подумал я.– Могу ли я чем-нибудь помочь, сэр? – спросил владелец магазина, опрятного вида мужчина с безукоризненными усами.– Я ищу кролика.– Вас интересует что-то определенное?– Да, мне нужен вот такой, – ответил я, показывая ему фотографию, на которой Вине был снят слева. Мне показалось, что с этой стороны он смотрелся наиболее выгодно.– Господи, какой красавец, – сказал хозяин. – Французский вислоухий. Такие кролики – большая редкость.Вот черт!– Вот как?– Да. И обойдется он вам недешево. Час от часу не легче!– Сколько он может стоить?– О, я знаю, что такие уходили за восемьде-сят-девяносто фунтов.– Девяносто фунтов?! За кролика?Мое невежество заставило хозяина поморщиться.– Поймите, ведь это не просто кролик. Французский вислоухий – очень редкая порода.Доверяй после этого Терри, который посылает тебя за своим бесценным кроликом. Эта проклятая тварь прямо-таки вгрызалась в мой заработок. Неплохо было бы подыскать ему замену фунтовза двадцать, но это могло нанести значительный ущерб набранным баллам. Раз уж посчастливилось заработать баллы за «покупку» Винса, придется потратить еще немного денег для закрепления успеха.– Насколько я понял, – спросил я хозяина, – сейчас у вас французских вислоухих нет.– К сожалению. Но я могу заказать вам такого на следующей неделе.Я покачал головой:– Он нужен мне сегодня. Вы не знаете, куда еще я мог бы обратиться?– Если где-то они и есть, то только у Слейтера. Это имя тоже было в моем списке.– Отлично. Попытаю счастья там, – сказал я, пулей вылетая за дверь.Третий по списку магазин был по дороге к Слейтеру, и я подумал было заглянуть туда, но потом решил, что мне не зря рекомендовали именно Слейтера. Господи, – меня вновь охватила паника – если кролика не будет и там, я пропал. Когда тормоза моей машины взвизгнули перед входом в магазин, было около половины пятого. Жалюзи на одной из витрин были уже опущены и закрыты на висячий замок, и парнишка лет шестнадцати закрывал вторую витрину.– Постой, – завопил я, выскакивая из машины и сломя голову бросаясь через дорогу. Количество адреналина у меня в крови подскочило настолько, что двухтонный грузовик, который едва успел затормозить в нескольких ярдах от меня, и проклятия, которые кричал мне вслед его водитель, не произвели на меня ни малейшего впечатления.– Подожди минутку, – сказал я изумленному пареньку, – у меня к тебе дело.Эта новость явно не вызвала у него восторга. Вдвоем мы вошли в магазин.– У тебя есть французские вислоухие?– Кто это?Такой ответ не вполне соответствовал надеждам, которые я возлагал на магазин Слейтера, где предполагал встретить крупнейших специалистов по кролиководству.– Это кролики. Чертовски крупные кролики. Слышал про таких?– Не-а, – угрюмо ответил паренек.– Это зоомагазин Слейтера или скобяная лавка? – спросил я.Со всех сторон слышалось мяуканье, царапанье и щебет, а прямо перед моим носом стояла клетка с морскими свинками.– Зоомагазин, – паренек, который манерами напоминал Дэнни, не заметил моего сарказма, – но я присматриваю за ними, только когда нет родителей.Это объясняло полное отсутствие энтузиазма.– Они вот такие, – я вытащил фотографию Винса.Но он даже не взглянул в мою сторону.– Кролики там, – сказал он, неопределенно махнув рукой вглубь магазина.Я миновал длинные ряды аквариумов с золотыми рыбками и обнаружил кроликов. Без сомнения, Слейтеры не обделили их своим вниманием. Выбор кроликов был богат и разнообразен, и, что самое главное для меня, они были рассортированы по размеру. Самые крупные были в конце ряда. Господи, сделай так, чтобы хоть один из них был похож на Винса, взмолился я, продвигаясь вдоль клеток. В одной из клеток зашевелилось что-то черное. Мое сердце затрепетало от волнения. К сожалению, при ближайшем рассмотрении оказалось, что, хотя кролик довольно велик, его размеры недостаточны. Да и уши у него были слишком коротки. Похоже, это вообще был не французский вислоухий. Проклятие! Я прошел весь ряд до конца, но кролика, похожего на Винса, там не было. Я испугался по-настоящему. Если среди такого скопища кроликов не нашлось того, что нужно, значит, его нет нигде. Мне не хотелось верить своим глазам, и, как читатель, который не нашел на библиотечной полке нужную книгу, я вернулся и осмотрел каждую клетку еще раз, некоторые даже по три-четыре раза. Однако Господь был глух к моим неистовым молитвам, и никто из кроликов чудесным образом не превратился в двойника Винса.Пытаясь заглушить растущую тревогу, я стал разрабатывать новый план. Главная проблема в том, что завтра воскресенье и магазины закрыты. В будний день я объехал бы все окрестные зоомагазины и непременно отыскал бы кролика, похожего на Винса. То есть, если оставить Винса до понедельника, можно заменить его новым кроликом, пока Керсти будет на работе. При этом я бы сохранил свои баллы. Оставалось лишь придумать, как отделаться от Терри... Да... С людьми вроде Терри можно позволить себе почти всё. Можно беспрекословно выполнять их указания. Угодливо улыбаться. Добавлять «сэр» в конце каждой фразы. Но отделаться от них, идет ли речь о кроликах или о чем-то ином, дело невозможное. Лучше и не пытаться, поскольку это может обойтись вам очень дорого.У меня в голове уже начал созревать новый план – как можно деликатнее сообщить Керсти, что Винса постигла внезапная и таинственная смерть, – когда из-за угла выглянул Угрюмый Отрок и хмуро поинтересовался:– Будете что-нибудь покупать? Я закрываю магазин.– Нельзя ли капельку полюбезнее, молодой человек?Я думал, что он опять огрызнется, но вместо этого услышал:– Откуда у вас фотографии Бенсона? Я вытаращил глаза:– Что?– Ваши снимки. На них Бенсон. Вы знаете моего папу?Мои мысли путались. Я не сразу сумел привести их в порядок, но интуитивно почувствовал радостное возбуждение.– Нет. Кто такой Бенсон?– Папин кролик.– Понятно. – Я старался держать себя в руках. – И... хм... где же этот Бенсон?– Наверху, у нас дома.Я кивнул, изо всех сил стараясь казаться вменяемым.– Нельзя ли взглянуть на него? Угрюмый бросил на меня недоверчивый взгляд.И он был абсолютно прав. Какой-то тип в два раза старше него интересуется, нельзя ли ему попасть в чужую квартиру. Хотя обычно злоумышленники зовут детей к себе посмотреть щенков, а не просятся к ним домой посмотреть кроликов. Но Угрюмый явно полагал, что осторожность не помешает.– Я хотел сказать, может быть, ты принесешь Бенсона сюда, чтобы мне не пришлось подниматься к вам, – поспешно добавил я.Он все еще сомневался.– Просто, если Бенсон так похож на Винса, было бы интересно взглянуть на него, – сказал я. – Исключительно ради любопытства.Видимо, Угрюмый пришел к выводу, что самый простой способ отвязаться от этого сумасшедшего – сделать то, что он просит.– Ждите здесь, – сказал он.От волнения я не находил себе места. Неужели Бенсон действительно двойник Винса? И если это так, согласится ли мальчишка расстаться с ним? Ответ на первый вопрос я получил сразу по возвращении Угрюмого. Клетка с кроликом была сделана из проволочной сетки, и кролик был как на ладони. Бенсон действительно был точной копией кролика на снимках. Сходство было просто пугающим. Если бы пару часов назад я не привез Винса к себе домой, я бы дал голову на отсечение, что в клетке сидит он, и никто другой. Я поделился этой мыслью с Угрюмым. Тот хмыкнул.Я кашлянул.– Сколько бы... Как ты думаешь, согласился бы твой отец... если бы я... – Я набрал в грудь побольше воздуху. – Сколько ты за него хочешь?– Он не продается.– Откуда ты знаешь?– Если бы отец хотел продать его, он бы выставил клетку в магазине.Спорить с этим было довольно трудно. Но я должен был попытаться.– Может быть, твой папа просто не нашел для него места? Посмотри, все полки с кроликами забиты.– Если бы он хотел продать Бенсона, он нашел бы место, – возразил Угрюмый.В отчаянии я заскрежетал зубами. Я оказался между молотом и наковальней. С одной стороны меня ожидал гнев Керсти, с другой – бейсбольная бита Терри. Решение моей проблемы было здесь, прямо у меня под носом, оставаясь недосягаемым. Как переубедить Угрюмого? Средство было только одно.Я сунул руку в карман. Я понимал, что всю мою наличность Угрюмому показывать нельзя. Держа руку в кармане, я разделил пачку денег на две части и извлек на свет божий половину. Пересчитывая купюры, я устроил целое представление. В пачке оказалось сто сорок фунтов. Угрюмый смотрел на деньги как зачарованный. Он просто не мог оторвать от них глаз.– Как тебе теперь известно, – сказал я, – этот кролик принадлежит к французским вислоухим. Поэтому твой папа так им дорожит. И поэтому он так нужен мне.Угрюмый кивнул.– Я знавал вислоухих, – продолжал я, – которых продавали за дев... за пятьдесят фунтов.Но не дороже. Поэтому если ты скажешь отцу, что пришел покупатель и предложил за Бенсона не пятьдесят, не шестьдесят и даже не восемьдесят, а сотню фунтов, уверен, что, несмотря на свою привязанность к этому кролику, он признает, что, продав его, ты поступил правильно. Согласен?– Не знаю. Он вернется во вторник. Если хотите, можете поговорить с ним.– Боюсь, во вторник будет слишком поздно. – Брось, парень, думал я, не так уж трудно понять, что тебе предлагают. – Сто фунтов за кролика, – сказал я, отсчитывая сто фунтов и беря их в левую руку. В правой руке осталось четыре десятки. – Тебе нужно лишь взять деньги, – я протянул Угрюмому обе руки, – сказать отцу, что ты продал Бенсона за сотню фунтов, и отдать ему эти сто фунтов.Но Угрюмый не смотрел на сто фунтов. Он пожирал глазами сорок фунтов в правой руке. Он протянул руку, но я отдернул свою.– Договорились? Он кивнул.– Значит, Бенсон мой?Он протянул мне клетку и молниеносно выхватил деньги.– С тобой приятно иметь дело, – сказал я, выходя из магазина. Несмотря на то что у меня в бумажнике осталось лишь девяносто фунтов, я и правда был доволен. Бенсон спас меня. Я надежноустановил клетку перед передним пассажирским сиденьем и тронулся в путь. Если бы я ехал с той же скоростью, с какой мчался в магазин, я был бы дома через пять минут. Но теперь я делал не больше двадцати миль в час, а один раз даже прижался к обочине, чтобы пропустить поток машин. Кое-кто из водителей крутил пальцем у виска. Но мне было наплевать. Меня волновал только Бенсон. Теперь он принадлежал мне. Вернее, Керсти. Впрочем, он уже не был Бенсоном. Он стал Винсом. Но это не меняло сути дела: главное, он меня спас.Остановившись около дома, я решил оставить клетку в машине и удостовериться, что Керсти в самом деле уехала. Я уже попал в переплет, притащив домой одного кролика, если же я принесу второго, это будет так подозрительно, что никакие истории про подарки и сюрпризы уже не смогут исправить ситуацию. Я заглянул в гостиную и окликнул Керсти. Ответа не последовало. Я снова позвал ее по имени. Дома было тихо. Слава богу. Клетка Винса была открыта, было слышно, как он копошится за диваном. Прежде чем вернуться к машине, я дважды проверил, закрыта ли входная дверь. Мне не хватало только кроличьего побега.Я внес клетку с Бенсоном в квартиру. Приключения привели его в состояние радостного возбуждения. Я прикрыл дверь ногой, опустил кролика и запер замок. Водрузив Бенсона на стол рядом с клеткой Винса, я сказал своему спасителю:– Слышишь шорох? Это Вине. Скорей всего, когда он вылезет, тебе станет немного не по себе. Вы так похожи, что у меня бы на твоем месте голова пошла кругом. – Тут я услышал, что за моей спиной из-под дивана вылез Вине. – Ну-ка, Бенсон...Я обернулся.Не знаю, встречали ли вы розовых кроликов, если нет, поверьте, зрелище производит впечатление. Вине, который замер, уставившись на нас с Бенсоном, был ядовито-розового цвета, кроме двух черных кругов, обрамлявших его глаза. Я содрогнулся. Я даже не знал, что вызвало у меня больший ужас: последствия случившегося или вид кролика. Терри доверил мне своего любимого кролика, а я его перекрасил. Вернее, не уследил за своей пьяной подругой и ее одноклассницей, которые это натворили. И не просто перекрасили. Сделали его розовым. Розовым.Я заметил на столе записку. В ней кратко излагалась цепь событий, которая привела к катастрофе:Привет, дорогой! Как считаешь, по-моему, розовый цвет Винсу очень к лицу? У Сони осталось немного краски, и мы подумали, что это будет забавно. Маленькому хулигану страшно понравилось купаться и сушиться феном. Они с Соней отлично спелись! Доброй ночи! Увидимся завтра. К.Ничего себе шуточки, подумал я. Они набрались «Малибу», а меня теперь ждет кастет Терри. Лучше не придумаешь!Я опустился на пол, еще не веря, что это явь. Я закрыл глаза, ущипнул себя и открыл их снова... но Вине был все таким же розовым. Керсти здорово меня подставила. Что я скажу Терри? Я посмотрел на Винса, потом на Бенсона, потом снова на Винса. Вид Бенсона соответствовал нормальному облику кролика куда больше, и я остановил взгляд на нем.Внезапно мне в голову пришла любопытная мысль.Бенсон был как две капли воды похож на прежнего Винса. Я собирался втайне от Керсти заменить Винса на Бенсона... Но ведь тот же номер можно проделать с Терри. Завтра утром я вместо Винса отдам ему Бенсона. На первый взгляд в моем плане не было ни сучка, ни задоринки. И все же мне было не по себе. Ведь речь шла о Терри... А имея дело с Терри, нужно подумать дважды. А потом еще пару раз. Удастся ли мне его обмануть? Но как, скажите на милость, Терри может догадаться, что Вине это не Вине? И все же я должен обсудить это с Питом. Я набрал его номер, извинился, что мешаю готовиться к долгожданному свиданию, и рассказал, что произошло и что я намерен предпринять.Было слышно, что он поперхнулся. Примерно на минуту в трубке воцарилась тишина, после чего Пит сказал:– Должно быть, у меня плохо со слухом, Сэм. Мне показалось, ты заявил, что собираешься заменить Винса другим кроликом.Я почувствовал – здесь что-то не так.– Не волнуйся, Пит, этот кролик – вылитый Вине. Они похожи как близнецы. Различить их невозможно. То есть было бы невозможно, если бы Винса не выкрасили.– Я прекрасно тебя понял, – ответил он. – Возможно, с виду они и правда одинаковые. Но кролик нужен Терри не для того, чтобы любоваться.– Что ты хочешь сказать?– Как бы тебе объяснить... Помнишь старую поговорку: смотри не на кувшин, а на то, что в нем?До меня начал постепенно доходить страшный смысл сказанного.– Уж не хочешь ли ты сказать...– Да, Сэм, да.– Скажи прямо: этот кролик – курьер? Пит не ответил. Все было и так ясно.– Пит, ты хочешь сказать, что внутри Винса... Господи... Но речь же не о Бобе Марли?Пит засопел.– Господи, только не это! Только не это. Пит, умоляю, скажи, что ты пошутил.– Сэм, заруби себе на носу: если дело касается Терри, шутить не стоит. Это может отразиться на твоем здоровье.Я попытался сказать что-то еще, но издал лишь нечленораздельное, жалобное поскуливание. Без сил я опустился в кресло. Страшно хотелось вы-пить, но единственным алкогольным напитком в поле моего зрения был «Малибу», из-за которого в этот день я уже понес достаточно убытков. В отчаянии я постучал кулаком по лбу.Это помогло. В недрах сознания зашевелилась мысль.– Погоди, – сказал я. – Ты сказал, что наркотики внутри Винса?– Да.– Но почему они до сих пор не вышли наружу? Судя по клетке, запором Вине не страдает.Пит вздохнул.– Неужели ты считаешь Терри полным болваном? Идея пришла ему в голову несколько недель назад. Вине заболел, и ему пришлось сделать операцию. Ветеринар – приятель Терри, и врачебная этика его не волнует, как, впрочем, и любая другая. Терри решил, что обидно упускать такую возможность... Короче, на следующей неделе Вин-су предстоит еще одна операция. Ты же видишь, на его здоровье это не отразилось. Такая здоровенная тварь и глазом не моргнет, если станет потяжелее грамм, эдак, на триста.– Триста грамм?!– Да. Терри получит неплохой навар.– Сколько?– Около пятидесяти тысяч.– Что?!– Теперь ты понимаешь, почему Вине ему так дорог.У меня выступил холодный пот.– Какого черта ты не сказал мне, чем нафарширован проклятый кролик? А если нас посадят?– Балда, именно поэтому я и не стал тебе ничего говорить. Если что, можешь честно признаться, что ничего не знаешь. И с какой стати нас посадят? У Терри все схвачено. Не надо себя накручивать.– Не надо себя накручивать? – заорал я. – Пит, я собираюсь жениться! Я уже кутит обручальное кольцо! А теперь у меня дома торчит розовый кролик, по уши начиненный наркотиками. Действительно, о чем тут волноваться!– Ты ведь придумал блестящий план, – сухо ответил Пит. – Просто выдающийся. Решает все проблемы. Теперь Терри ни за что не догадается, что ты выкрасил его кролика в розовый цвет, – с этими словами он бросил трубку. Этот негодяй, видите ли, не желает меня слушать. Я снова набрал его номер, но он включил автоответчик. Я попытался еще пару раз, но с тем же успехом.На какое-то время я оцепенел. Иногда от полной безысходности кажется, что, если долго-долго сидеть не шевелясь, можно просто исчезнуть, раствориться, и тогда вас никто не найдет, а все проблемы исчезнут сами собой. Через некоторое время у меня заболел лоб, по которому я колотил кула-ком. Я побрел в ванную, смочил холодной водой полотенце и приложил к голове. Сидя на краю ванны, я размышлял о сложившейся ситуации. Идея отдать Бенсона вместо Винса не проходила. Терри должен получить назад Винса, значит, Керсти достанется Бенсон. Терри считает, что Вине должен быть черным, хотя теперь он розовый, а Керсти считает, что Вине, который на самом деле Бенсон, должен быть розовым, хотя в действительности он черный.Из мусорного ведра торчала бутылочка из-под краски, а рядом с ведром валялись очки для плавания, которые где-то откопала Керсти. По краям очков виднелись розовые следы. Судя по всему, очки надевали на Винса, чтобы краска не попала в глаза. Может быть, можно снова выкрасить его в черный цвет? И нельзя ли... Стоп, кажется, это выход... Нельзя ли выкрасить Бенсона в розовый? Сначала нужно покрасить Бенсона, чтобы черные круги вокруг его глаз вышли такими же, как у Винса, а потом...Господи, о чем я говорю?! Я никогда в жизни не пользовался краской для волос. Скорее я соглашусь украсть картину Ван Гога, чем стану уродовать кролика Терри. Либо это должен делать специалист, либо это вообще не следует делать. Но где взять специалиста по окраске волос? Среди моих знакомых на это была способна только Соня, но она однозначно отпадала. Пит все же мерзавец. Как я позволил ему снова втравить меня в авантюру? Подложил мне подлянку, а сам развлекается с...С парикмахершей!Я отыскал номер его домашнего телефона и позвонил ему. Он не ожидал от меня такого напора и снял трубку.– Алло!– Пит это Сэм не вешай трубку это очень важно умоляю выслушай влип не я один что ты скажешь Терри это ведь ты взял меня с собой и хотя кролика выкрасила Керсти отвечать все равно тебе поэтому если мне не удастся все уладить тебе тоже несдобровать не забывай речь идет о Терри он не моргнув глазом переломает тебе руки и ноги радости мало согласись у тебя тоже нет выхода ты не можешь меня так кинуть.Последовала пауза.– Терри не станет сводить счеты со мной. Ясное дело, он блефовал. Конечно, в первуюочередь Терри отыграется на мне, но после этого он выставит за дверь Пита, не отказав себе в удовольствии слегка его покалечить.– Брось, Пит, ты сам знаешь, деваться тебе некуда.– Ошибаешься. Но если постараешься, у тебя есть шанс меня уговорить.– Каким образом?– Так же, как я уговорил тебя.Обижаться было глупо. Днем с позиции силы выступал я. Теперь преимущество было на его стороне, и он пошел по моим стопам.– Сколько?– Столько же, сколько понадобилось, чтобы уговорить тебя.– Двести сорок пять? Но ведь тогда всё делал я, а теперь мы будем работать вместе.– Нет, Сэм, мы будем исправлять то, что натворил ты. К тому же это «мы» теперь включает Тамсин, и я полагаю, львиная доля причитается ей. Если она вообще согласится.– Но у меня осталось всего девяносто фунтов. Этот день мне дорого обошелся.– Сегодня ты заработал кучу денег. А если Терри узнает, что ты сделал с Винсом, этот день обойдется тебе еще дороже.Он повязал меня по рукам и ногам.– Ладно, согласен.– Отлично. Терри отдаст мне пятьдесят пять, а остальные сто девяносто придется выложить тебе. Сегодня. Наличными.Опять все сначала. Начав игру с двухсот сорока пяти фунтов, я оказался в минусе на сотню. Ладно, зато сохраню баллы за Винса. И от Терри скрываться не придется.– Договорились, сто девяносто. – Сделка состоялась, и я подробно изложил Питу свой план.– Тамсин будет в восторге.– Значит, она еще не передумала с тобой встретиться?– Вообще-то, когда я назначал ей свидание, мы не договаривались, что в придачу я прихвачу приятеля и пару кроликов, – он вздохнул. – Где мы будем всё это делать?Об этом я не подумал.– У меня нельзя. Вряд ли Керсти вернется раньше, но рисковать я не могу. А у тебя нельзя?– Ни в коем случае. К соседу должны прийти гости.– Черт! Если мы втроем явимся к кому-нибудь из моих друзей и скажем, что хотим быстренько перекрасить пару кроликов, едва ли кто-то будет плакать от счастья.– Как ни странно, Сэм, у меня таких друзей тоже нет.Мы задумались, где кролики могут рассчитывать на теплый прием.– Послушай, – наконец сказал Пит. – Сегодня в пабе никого, кроме Рэя. В последнее время по субботам у нас затишье, думаю, сегодня тоже будет спокойно. Около десяти я пойду туда и отпущу его домой. Подходи к половине двенадцатого. Я как раз выпровожу тех, кто остался.Так местом действия был избран «Митр». Остаток вечера ушел на то, чтобы получить в банкоматеденьги для Пита и купить черную и розовую краску для волос в соответствии с инструкциями Тамсин. До одиннадцати еще оставалось время. Я так волновался, что на еду даже смотреть не мог. Поскольку мне предстояло везти кроликов в паб, выпить и расслабиться я тоже не мог. В одиннадцать я положил в багажник краску для волос, защитные очки, фен, пластмассовый тазик и несколько старых полотенец, устроил Бенсона и Винса на заднем сиденье и потихоньку тронулся в путь, стараясь не попадаться никому на глаза.Когда я добрался до паба, Пит выпроваживал последних клиентов. Я припарковал машину в некотором отдалении и выключил фары. Вскоре он дал знак, что путь свободен. Я подъехал поближе, и мы выгрузили кроликов и все остальное. Пока мы ждали Тамсин, я проверил, плотно ли закрыты жалюзи, чтобы никто из случайных пешеходов не заглянул в окно. Бог знает, что мог подумать подвыпивший прохожий, увидев внутри паба пару кроликов, один из которых был розовым.Роскошную клетку с Винсом я водрузил на один стол, а более скромное жилище Бенсона – на другой. На пол я поставил тазик. Пит наблюдал за мной, качая головой.– Знаешь, что я собираюсь сделать теперь?– Я бы предпочел не вникать в детали. Он посмотрел на Винса.– Как ты позволил ей это натворить?– Да, Пит, я виноват. Я должен был это предвидеть. Я должен был догадаться, что, стоит мне уйти, они перекрасят кролика. Ведь это случается сплошь и рядом. На каждом углу люди красят кроликов в розовый цвет. Отвернешься на минутку, а целая стая кроликов уже перекрашена. Что значит «позволил»?– Нельзя поручить элементарное дело... Кстати, где мои деньги?– Я ждал, когда же начнется вымогательство, – сказал я, вытаскивая бумажник.– Ты-то им никогда не занимался, – съязвил Пит. – Дело не в моих фунтах, главное сейчас – фунт кокаина для Терри.– Триста грамм меньше фунта.– Ты уверен?– По-моему, да.Наши размышления вылились в дискуссию о том, почему марихуана измеряется унциями, а кокаин – граммами. Это было мальчишество, зато мы перестали препираться. Без четверти двенадцать подошла Тамсин. Пит не зря так убивался из-за того, что может лишиться свидания. Тамсин оказалась высокой длинноногой блондинкой, на вид чуть старше двадцати. Она была удивительно хороша собой, при этом в ее красоте было что-то по-детски чистое и невинное. Не сомневаюсь, что именно этачистота разбередила больное воображение моего друга. Но первое впечатление было обманчивым. Тамсин тут же принялась командовать нами, и сразу стало ясно, что у нее мало общего со стыдливой мимозой. Питу было приказано расстелить на полу полотенца, а мне – наполнить тазик теплой водой.– Посмотри на ее волосы. Похоже, она знает в этом толк, – шепнул я Питу. – Они ведь крашеные, как думаешь? – Корни волос были безукоризненно светлыми.– Я надеялся узнать это сегодня ночью, – проворчал он.– Отлично, – сказала Тамсин, – теперь я хочу взглянуть на своих клиентов.– Да, – ответил я, – пора показать волку козлят. – То есть... Я не имел в виду...– Начнем с черного? – спросила Тамсин, не обращая внимания на бестактную шутку.– Да, – ответил я. – Нужно, чтобы круги вокруг глаз получились точно такими же, как у Вин-са. Думаю, это несложно. Я прихватил очки, которые использовала моя подруга.Тамсин открыла клетку, взяла очки, немного повозившись, надела их на Бенсона и вытащила слегка обеспокоенного кролика из клетки. Вине в радостном возбуждении запрыгал по своей клетке, точно желая подбодрить своего собрата Наверное, он хотел сказать что-то вроде: «Не бойся, приятель, поверь мне, купание – отличная штука. Несколько часов назад я испробовал это на собственной шкуре».Когда Тамсин посадила кролика в тазик, он понял, что все не так уж плохо, и принялся весело плескаться.– Хороший мальчик, – сказала Тамсин, поливая теплой водой его спину. – Просто умница.Бенсон восторженно пошлепал задними лапами и перекувырнулся, подставляя воде брюшко. Он был таким забавным, что мы с Питом, забывшись, умиленно заулыбались. Однако обстоятельства обязывали к иному, и мы, спохватившись, взяли себя в руки и сурово сдвинули брови.Тамсин выдавила на ладонь немного шампуня и стала намыливать Бенсона. Теперь кролик окончательно убедился, что на его улицу пришел праздник. Он зажмурил глаза, наслаждаясь каждой секундой восхитительного массажа. Пит, напротив, внезапно помрачнел. Ему явно не давала покоя мысль, что ласки Тамсин по праву предназначались ему. Он покосился на меня и сжал кулаки.– Кто-нибудь хочет выпить? – спросил он, чтобы чем-то себя отвлечь.Тамсин заявила, что не отказалась бы от бутылки «Будвайзера». Пит взял себе то же самое. Видя, что кролики в надежных руках, я решил последовать их примеру. Садиться за руль мне еще не ско-ро. Мы выпили пива и немножко поболтали. Тамсин снова принялась за дело. Винсу показалось, что про него забыли, и он немного приуныл, но я угостил его жареными орешками и заверил, что его время придет, и он заметно воспрянул духом.После недолгих приготовлений Тамсин приступила к окраске. Следуя ее указаниям, я нашел краску той же марки, что была у Сони. Я не решился спросить продавца, сколько краски требуется на крупного кролика, и купил по три бутылочки черной и розовой. Тамсин сказала, что это раз в десять больше, чем надо.– Не знаю, сколько времени ее держать, – сказал она. – Никогда не пользовалась этим цветом.Неудивительно, подумал я. Соня, которая обладала весьма своеобразным вкусом, выбрала этот цвет в начале восьмидесятых, когда ты еще ходила пешком под стол.– Думаю, на всякий случай лучше смыть пораньше. Если что, нанесем краску еще раз.– Как скажешь, – ответил я. – Начальник здесь ты.Мы подождали двадцать минут. Пит и Тамсин болтали и смеялись, вспоминая общих знакомых, в основном сотрудников Тамсин. Пит явно не хотел, чтобы я участвовал в беседе, но я не обижался. Мне было приятно вспомнить, как лет десять назад я бегал за девчонками не хуже него, избегая каких бы то ни было обязательств...Наконец время вышло, Тамсин смыла с Бенсо-на краску и взялась за фен. Сушка, без сомнения, затмила в глазах кролика все прежние услады. Он блаженно жмурился, подставляя мордочку под струю теплого воздуха, и всем своим видом выражал надежду, что счастье будет бесконечным. Когда он высох, Тамсин позволила ему еще чуть-чуть понежиться под феном. Я извлек Винса из клетки и посадил его рядом с Бенсоном.– Немного не тот оттенок, – сказала Тамсин тоном взыскательного мастера, оценивающего свой шедевр. – Думаю, процесс придется повторить. Надо оставить краску на тридцать минут.Хотя кролики действительно были слегка разного оттенка, вряд ли Керсти заметила бы это после бурной ночи и при отсутствии базы для сравнения. Но профессиональная гордость Тамсин требовала довести работу до совершенства, и мне не хотелось ей мешать. Она надела на кролика очки и начала все сначала. Бенсон, ясное дело, был вне себя от счастья.Мы взяли по второй бутылке пива, а Пит, может быть, и третью. Беседа шла своим чередом, в основном между Питом и Тамсин, и большей частью имела сексуальную подоплеку. Было заметно, что покраска кролика привела Тамсин в чрезвычайно приподнятое настроение и шансы Пита попасть к ней домой растут на глазах. Было приятно видеть,что дело у них идет на лад. Судьба кроликов тоже складывалась вполне благополучно. На душе у меня стало легко. Теперь я не сомневался, что Терри получит Винса целым и невредимым, а Керсти не заметит подмены.Через полчаса Тамсин смыла краску и высушила Бенсона. Кролик был заметно опечален, что праздник кончился. Я вытащил из клетки Винса и встал рядом с Бенсоном.– Невероятно, – сказал Пит. – Как две капли воды. Отличить невозможно.Тамсин отступила назад и, скрестив руки на груди, оценивающе посмотрела на кроликов.– Теперь ты прав. Оттенок точно такой же.– Мне плохо видно, – сказал я Питу. – Подержи-ка Винса.Мы поменялись местами. Работа Тамсин и впрямь была безупречной. Керсти ни за что не догадается, что Вине это не Вине.– Тамсин, – сказал я, – спасибо тебе. Ты спасла мою жизнь. И мой брак. Вернее, надежду вступить в брак. Ты потрясающий мастер.Она улыбнулась:– Мы тоже кое-что можем.Пит взглянул на нее с плохо скрываемым вожделением.– Итак, – я хлопнул в ладоши, – остался последний штрих. Нужно вернуть Винсу его прежний цвет. Я сбегаю в уборную, а потом помогу тебе.В туалете я позволил себе шумный вздох облегчения. Кажется, кошмар подходил к концу. Вот-вот Вине снова станет черного цвета, и я смогу забыть о Терри и не волноваться насчет Керсти. С кроликами улажено. Теперь все будет хорошо.Мне не терпелось покончить с этим, и я поспешил назад. Когда я распахнул дверь, Пит и Тамсин отпрянули друг от друга, тщетно пытаясь скрыть, чем они занимались. Надо отдать должное Питу, он редко теряет время даром.– Послушайте, – сказал я беспечно, – давайте закончим, и делайте что хотите.Тамсин, улыбаясь, принялась распечатывать бутылочку с черной краской.– Прости, мой повелитель, – сказал Пит и взял тазик, чтобы сменить воду.– Я дарую тебе прощение. Преисполненный благодушия, я втайне былрад за Пита. Но это продолжалось недолго. Я посмотрел на пол, и радость за друга сменило непреодолимое желание двинуть ему в глаз. На ковре восторженно резвились два счастливых кролика – Вине и Бенсон.В этой идиллии была лишь одна небольшая неувязка: Вине был неотличим от Бенсона.Пит посмотрел на кроликов. Должно быть, половые гормоны помрачили его сознание, поскольку пару секунд он растроганно смотрел, как они ра-дуются жизни. Но постепенно до него дошло, что случилось. Он посмотрел на меня.– Черт!– Да уж.– Сэм, – запинаясь, пробормотал он, – прости меня. Пожалуйста, прости.– Извинений недостаточно! – закричал я и, не давая Питу опомниться, вцепился ему в горло. – Еще чуть-чуть, и мы были бы спасены! Нам оставалось всего-навсего покрасить еще одного кролика!Было видно, что Пит перепугался не на шутку.– Сэм, – пролепетал он, – прости, я не подумал.– Я вижу, что ты не подумал! Если бы ты подумал, по этому проклятому пабу не скакали бы два одинаковых кролика!Тамсин, немного обеспокоенная моей вспышкой, осторожно втиснулась между нами.– Хватит, перестаньте, – сказала она. – Дракой делу не поможешь.Я ослабил хватку. Как только я отпустил Пита, он попятился и прижался к стене. Отдышавшись, я вышел из-за стойки. Вине и Бенсон веселились вовсю, гоняясь друг за другом по всему пабу. Определить, кто есть кто, было невозможно. Кролики были безупречно одинакового розового цвета. Впечатление было такое, словно мы под кайфом смотрим «Уплывший корабль»(4) .– Должен же быть какой-то выход, – сказал Пит.Ответом на его слова был мягкий топот восьми лап.– Не может быть, чтобы его не было, – добавил он спустя некоторое время.Топот не умолкал.– Неужели нет? – В его голосе слышалось неподдельное отчаяние.Я сел. Тамсин последовала моему примеру. Было видно, что она тоже изо всех сил пытается найти решение. Это меня тронуло. В принципе, наши неприятности ее совершенно не касались, она лишь согласилась оказать нам посильную помощь, но было видно, как близко к сердцу она принимает наши страдания. У меня было скверное чувство, что на ее месте я постарался бы отделаться от нас при первой же возможности.– Эй! – завопил Пит. – Как насчет этого? Он схватил одного из кроликов и посадил егона стойку. На секунду кролик слегка оробел, но потом понял, что прыгать на пол с такой высоты не стоит, и принялся пить тоник, который Пит заботливо налил в пепельницу.– Вине! – властно произнес Пит. Кролик с интересом посмотрел на Пита. Нобольше тот ничего не сказал. Он дождался, пока кролик снова уткнется в пепельницу, и снова воскликнул:– Вине!Кролик снова поднял голову. Пит победоносно посмотрел на меня.– Ну что? Дело сделано.Я подошел к нему и положил руку ему на плечо.– Пит, могу я попросить тебя сделать еще кое-что?– Разумеется.– Ты не мог бы повторить свой эксперимент, наблюдая не за этим кроликом, а за тем, что сидит на полу?Немного растерявшись, Пит выполнил мою просьбу.– Вине! – закричал он.Кролик на полу внимательно посмотрел на него.– Черт, – сказал Пит.– А если ты все еще сомневаешься, – я прокашлялся и громко сказал: – Бенсон!Кролик на полу обернулся. Тот, что сидел на стойке, разумеется, тоже.– Норман! – крикнул я. Оба кролика подняли головы. – Фиона! Зубная щетка! Коленчатый вал! – Каждый раз кролики настораживали уши.Я обернулся к Питу:– Ну что, видал, доктор Дулиттл? Можешь кричать все что душе угодно, они не сомневаются, что ты обращаешься к ним.Он безмолвно кивнул. Я вернулся на свое место и вновь погрузился в размышления. Рядом со мной стояла клетка Бенсона. Это подало мне идею.– А что, если... – Я встал, взял обе клетки и поставил их на пол на некотором расстоянии друг от друга. – Что, если... – Подхватив кролика, который остался на полу, я посадил его футах в шести от клеток. – Ну, давай! Беги домой, – с этими словами я легонько подтолкнул его вперед. Он устремился к клеткам, выбрал ту, что побольше, и прыгнул внутрь.Передо мной замаячил проблеск надежды. Я повторил опыт, и кролик снова выбрал более просторную клетку. В третий раз результат был тот же.– Похоже, мы на верном пути.Я снял со стойки второго кролика. Посадив его на то же место, я дал ему ту же команду, и он тоже выбрал большую клетку. Теперь в сияющей великолепием клетке сидели два кролика, взирая на окружающий мир сквозь прутья своего гостеприимного дома.– Проклятие, – сказала Тамсин.– Они не виноваты, – произнес я убитым голосом. – Это же кролики, а не почтовые голуби. Они не глупее нас. Предложи нам выбиратьмежду дворцом и лачугой, мы сделали бы то же самое.– Когда до тебя доберется Терри, тебе не понадобится ни то ни другое, – сухо сказал Пит. – Зато место в реанимации тебе обеспечено.Его равнодушие к моей судьбе возмутило меня до глубины души, но драться у меня уже не было сил. Я потерпел поражение. И в недалеком будущем меня ждала встреча с Терри. Оставалось лишь смириться с этой мыслью. Закрыв глаза, я стал размышлять о том, что, если хорошенько сгруппироваться, можно избежать серьезных травм...– Ребята, смотрите, – тихо сказала Тамсин. Я не шелохнулся. Я был слишком измучен.– Сэм, думаю, тебе стоит взглянуть, – добавила она.Я продолжал сидеть, не открывая глаз. Наверняка Тамсин придумала очередной способ различить кроликов, но мне было уже все равно. Я был тронут ее желанием помочь и не хотел показаться неблагодарным, но эти чертовы кролики действительно были похожи как две капли воды. Я больше не верил, что можно что-то сделать.Через секунду я услышал голос Пита:– Ух ты! – сказал он. – Здорово! Сэм, смотри, что творится!Я решил, что не открыть глаза будет невежливо. Смотреть там, ясное дело, не на что, ведь способа различить Бенсона и Винса не существует, но, как воспитанный человек, я должен выполнить их просьбу. Первым делом я увидел Пита, который не сводил глаз с клетки. В клетке сидели два розовых кролика. Ни один из них не изменился ни на йоту. Но это не имело значения.Важно было, чем они занимались.А занимались они именно тем, чем всегда славились кролики. Они делали это с великим усердием и с не меньшим наслаждением, которое, по-моему, было вполне объяснимо, и присутствие трех зрителей их нимало не смущало.Я посмотрел на Пита Пит посмотрел на Тамсин. Она посмотрела на меня. На долю секунды все мы замерли, а потом опрометью бросились к клетке.– Держи их!– Мне мешает дверца! Придержи ее!– Держу!– Теперь ты мне мешаешь! Из-за тебя мне до них не дотянуться!– Как я могу не мешать тебе и при этом держать дверцу?!– Зайди с той стороны и держи ее оттуда!– Иди сюда, паршивец!– Они не хотят расставаться.– А ты бы хотел?Должен сказать, это произвело на меня сильное впечатление. Не помню, кому в конце концов удалось разлучить кроликов и вытащить их из клетки, но я до сих пор не могу забыть, как среди царяще-го вокруг хаоса, невзирая на трех гигантов, которые столпились вокруг клетки и делали все, чтобы помешать любовным утехам страстной парочки, кролики продолжали делать свое дело. Тот, что был сверху, двигался размеренно и целеустремленно. Рвение, с которым он исполнял свой долг, а точнее – стремился извлечь максимум удовольствия, было просто поразительным. Но достичь цели бедняжке помешала безжалостная рука Тамсин. Я вытащил из клетки второго кролика. Оба выглядели очень возмущенными.– Думаю, теперь первым делом, – сказал я медленно и четко, – мы должны их пометить. Тамсин, у тебя тот, который во время... этого был сверху?– Да.– Значит, если я купил не Джорджа Майкла среди кроликов, я держу Бенсона, верно?Пит и Тамсин кивнули.– Пит, возьми два клочка бумаги и напиши имена кроликов.Вскоре к задней лапе каждого кролика были прикреплены резинками ярлычки с именами. Резинки в качестве дополнительной предосторожности были разных цветов, и это было зафиксировано на третьем клочке бумаги, который лежал у меня в кармане. После этого мы посадили каждого из них в свою клетку и сели подкрепиться очередной бутылкой пива.Такое развитие событий явно расстроило Винса.– Посмотрите на него, – засмеялся я. – Как он недоволен, что его лишили такой возможности.– Я его понимаю, – пробормотал Пит. Улыбка Тамсин за его спиной говорила о том,что горевать ему осталось недолго.– Ладно, – сказала она. – Давайте заканчивать. Если я правильно поняла, осталось сделать Винса из розового черным?Она наполнила тазик чистой водой и принялась за работу. Я спросил:– Тамсин, я понимаю, что Бенсон – мужское имя. Но ведь ты красила его, неужели ты не заметила, что у него нет...– Ты же видел, какой у него мех. Даже если бы я специально занялась этим вопросом, не факт, что я сумела бы разобраться. Всякое бывает, сам знаешь.Я усмехнулся, посмотрев на Пита. Он бросил на меня злой взгляд и незаметно погрозил кулаком. Но сердился он недолго. Как только Вине снова стал черным, Тамсин села рядом с Питом и ласково прильнула к нему. Ее взгляд давал ясно понять, что остаток ночи она не намерена проводить в одиночестве. Я еще раз поблагодарил ее за помощь, подхватил клетку с Бенсоном и пожелал Питу и Тамсин доброй ночи. Я не сомневался, что они бросились друг к другу в объятия, прежде чем я успел погрузить клетку в машину. И вновь меня охватило прежнее теплое чувство, что-то вроде отеческого желания благословить их и ласково сказать: «Действуй, сынок». Мне хотелось, чтобы Пит отвел душу. По дороге домой я окунулся в отрадные воспоминания о той поре, когда я тоже предавался таким забав и воспоминания сделали поездку домой гораздо приятнее и помогли немного забыться после нелегкого дня.Большую часть следующего дня я разучивал рассказ про Бенсона, точнее про Бенсон, которая теперь к тому же превратилась в Винса. Историю про клетку я сочинил мигом: большую клетку мне дали в магазине, только чтобы доставить кролика домой, и ее пришлось заменить на клетку попроще. Вряд ли после вчерашнего Керсти сильно удивится. Меня немного беспокоило, что Вине оказался крольчихой вероятность того, что Керсти обнаружит это, была ничтожна. Даже если это случится, всегда можно свалить все на зоомагазин. Мне оставалось только бросить из головы имя «Бенсон» и, забыв про наркотики и черную краску для волос, дождаться возвращения Керсти.Интересно, сколько баллов я заработал? Торопливо царапая ручкой на старом конверте, я произвел несложные выкладки и вычислил, что к концу этой недели, восьмой из двенадцати, мне необходимо набрать шестьсот шестьдесят семь баллов. Сто восемьдесят пять баллов за неделю. Спортивные комментаторы называют такое «непомерными амбициями». Последний рекорд я поставил на прошлой неделе, когда получил сто шестьдесят. Но это было до того, как в нашем доме неожиданно появился очаровательный пушистый кролик. Керсти была в восторге, в этом не было ни малейших сомнений. Согласен, в этот момент ее глаза были немного замутнены, но если такой оригинальный подарок не стоит ста восьмидесяти пяти баллов, вряд ли есть другие пути.В пять часов мы с Бенсон, то есть с Вине, лежали на диване и смотрели документальный фильм про бенгальских тигров. Грозное рычание тигров явно пришлось ей по душе. Было видно, что собратья по животному миру ей не безразличны. Пытаясь вспомнить фамилию комедийного актера, который читал закадровый текст, я услышал, как скрипнула входная дверь.Я сел.– Пришла, – шепнул я Вине. – Веди себя хорошо. От тебя зависит моя оценка.Вопреки моим ожиданиям Керсти даже не заглянула в комнату. Я услышал, что на пол в передней со стуком упала сумочка, а Керсти нетвердыми шагами поднимается наверх, в спальню.– Керсти?В ответ последовало нечто невнятное. По-видимому, сказанное означало примерно следующее: «Привет, Сэм, прости мою невоспитанность, но я здорово перебрала и хочу побыстрее лечь в постель».Спустя минуту я следом за Керсти поднялся в спальню и увидел, что она залезла под одеяло прямо в одежде. Разумеется, подобное случается с каждым, но Керсти не сняла даже туфли. Теперь ее глаза были не просто затуманены, они были красными и воспаленными. Зато в лице не было ни кровинки.– Хорошо повеселились? – спросил я.– Мммм...– Опять пили «Малибу» или другой эликсир молодости? Что-нибудь вроде «Укуса змеи»?– Мммм...В голосе Керсти послышались угрожающие нотки, которые говорили о том, что я чрезмерно назойлив. Чтобы не лишиться драгоценных баллов, я поинтересовался, не принести ли ей пару таблеток от головной боли.– Мммм... – вновь изрекла она, кивком давая понять, что не возражает.Спустя несколько минут я снова стоял у кровати.– Вот и таблетки, – сказал я, протягивая ей стакан. – Я дождался, пока они растворятся, чтобы тебе не пришлось слушать противное шипение. – Я надеялся, что такая чуткость принесет мне не менее десяти очков, хотя не был уверен, что Кер-сти в состоянии ее оценить. Лекарство немного приободрило ее, и к ней вернулась способность членораздельно выражаться.– Господи, – было первым ее словом, – больше ни за что не буду пить со Стэйси Эстл. Видеть ее больше не желаю.– Что, вечеринка не удалась?– Да нет, все было нормально. Просто мы вели себя, как будто нам пятнадцать. А это не так.Три коротких слова – «Я же говорил», – и я потерял бы добрую сотню баллов. Поэтому я сдержался. К тому же меня осенила отличная идея. Я бросился вниз, схватил в охапку кролика и помчался обратно в спальню.– Кое-кто по тебе соскучился, – сказал я. Керсти приоткрыла глаза и подскочила отужаса. Шок помог ей протрезветь, но теперь выкрашенный в розовый цвет Вине не вызвал у нее и тени вчерашнего счастливого умиления. Только теперь я понял, что причиной ее восторгов было не обаяние Винса, а воздействие «Малибу». Сегодня очарование кролика померкло.– Черт, я совсем про это забыла, – Керсти содрогнулась от отвращения.Про это? Она хотела сказать «про Винса». Ведь у него, вернее, у нее было имя. Мне стало не по себе.– Но вчера ты сказала, что он тебе нравится.– Неужели? Боже мой, как же я напилась! Какого черта мы покрасили его в розовый цвет?– Вы решили, что это будет забавно.Керсти посмотрела на кролика и поморщилась. От ее вчерашней любви не осталось и следа. Еще вчера она была в полном восторге, и я думал, что кролик принес мне пропасть баллов. Теперь он вызывал у нее глубокое омерзение. Дело принимало очень неприятный оборот.Керсти немедленно подтвердила мои опасения.– С какой стати ты решил купить мне кролика? – спросила она с подозрением.Черт! Мало того, что она потеряла всякий интерес к кролику как к подарку, теперь она сомневается, был ли он вообще подарком.– Я думал, он тебе понравится. – Язык у меня стал сухим и шершавым, как сукно на бильярдном столе. Керсти пристально смотрела на меня опухшими глазами. Я старался держаться как ни в чем не бывало, но, не совладав с собой, виновато сглотнул.– Ты решил, что я хочу завести кролика? На какой-то момент мне захотелось рассказатьвсе как есть. Но признаваться во лжи и клясться, что говоришь чистую правду, – дело рискованное. Тому, кто солгал, могут не поверить и впредь. Нет, придется придерживаться версии про подарок.– Я случайно шел мимо зоомагазина, увидел его в витрине, и он показался мне таким... симпатягой.– Симпатягой?! Сэм, но он же настоящий гигант. И что значит «случайно шел мимо зоомагазина»?Час от часу не легче! Я понял, что единственно возможный для меня выход – это отступление.– Извини, я не знал, что он тебе не понравится. – Я схватил Винса в охапку и выскочил из спальни. – Завтра же отнесу его обратно в магазин.Ответа не последовало. Некоторое время я томился внизу, сокрушаясь, что Вине не добавил мне баллов. Я боялся, что он даже снизил мне оценку. Вставать Керсти, судя по всему, не собиралась, но звук портативного телевизора говорил о том, что она не спит. Из нас троих в прекрасном настроении был лишь кролик, который весело прыгал по гостиной.Я вспомнил, что сегодня воскресенье. Вечером мне предстояло узнать очередную сумму баллов. Но, может быть, Керсти предпочтет отложить решение до завтра? Боюсь, сейчас она накажет меня слишком сурово. Но завтра ее подозрения окрепнут, и все может обернуться еще хуже. Я решил разведать, как обстоят дела, и на цыпочках двинулся к лестнице. Предложу принести еще пару таблеток. Ответ на мой вопрос поджидал меняу дверей спальни. На ковре лежал сложенный вдвое листок. Я поднял его и с трепетом заглянул внутрь.Увидев цифры, я не поверил своим глазам. Четыреста восемьдесят пять баллов. За эту неделю мое сальдо составило три балла. Цифры были выведены слегка дрожащей рукой, но ошибки быть не могло: четыре, восемь, пять.Дьявол! Прошло восемь недель, две трети срока, а я не заработал и половины. На какой-то момент я почувствовал гнев и был уже готов ворваться в спальню и сказать Керсти все, что я думаю по поводу этих трех баллов. Но делать этого не стоило по двум причинам. Во-первых, она бы поняла, что я потерял самообладание. Если все видят, что вы уверены в победе, считайте, что вы на полпути к ней. Не зря же «Олл Блэкс» перед началом матчей по регби всегда исполняют боевой танец. Во-вторых, если я расскажу ей всю правду про кролика, я потеряю еще больше баллов. «Дорогая, тебе кажется, я что-то недоговариваю... По правде сказать, это действительно так, но это сущие пустяки. Видишь ли, чтббы сделать тебе приятное, я решил немного подзаработать, но, хотя речь и шла о перевозке кокаина и за это можно в два счета попасть за решетку, не волнуйся, его было совсем чуть-чуть, и в нашей квартире он находился совсем недолго». Услышав такое, она мигом успокоится. Нет, пойду-ка я лучше в «Митр». Введу членов Кабинета в курс дела и послушаю, что они скажут.Как и следовало ожидать, Пит был в отличном настроении и держался весело и беспечно, как и подобает ловеласу, который одержал очередную победу. Узнав о моей катастрофе, он беззаботно заявил, что это «временное падение курса акций».– Временное падение курса?! – взвился я. – Кто втравил меня в историю с кроликом? Временное падение?! У меня осталось четыре недели, чтобы набрать пятьсот пятьдесят очков.– Успокойся, – сказал Джордж. – Да, у тебя осталось четыре недели. Но ты без труда наберешь это количество, если будешь держаться на уровне прошлой недели, когда ты получил сто шестьдесят баллов. Даже набирая сто пятьдесят в неделю, ты все равно выйдешь на нужную сумму.– Но за эту неделю я получил всего три балла!– Видимо, Керсти догадалась, что кролик был не для нее.Аманда кивнула.– К тому же у нее болела голова. Сэм, мне кажется, они правы. Времени еще достаточно.Должно быть, она заметила, что это меня не успокоило. Она обняла меня за плечи и мягко сказала:– Не переживай, ты же знаешь, что ты это сделаешь.– Ты уверена? – Я снова вспомнил про «Олл Блэкс». Держись победителем – и победа твоя. – Ладно, постараюсь успокоиться.Аманда убрала руку, и я встал:– Я это сделаю. Я заработаю эти баллы. – Я снова сел. Сказав это, я почувствовал прилив оптимизма. – Какой песней мы начнем нашу вечеринку?– «Беги, кролик, беги», – предложил Пит. Я сузил глаза и пристально посмотрел на него.– Ты можешь заработать хорошую затрещину. Сдерживая смех, он поспешно удалился и занялся посетителями.Дальнейшую беседу мы вели попарно – Пит с Джорджем, а я – с Амандой.– Как там эта история с «Таймпулом»? – спросила она.– Дэнни? Сплошная головная боль.– Хочешь прекратить это занятие?– Я бы и рад, – мрачно сказал я. – Беда в том, что мальчишка меня зацепил. Ведет он себя отвратительно и изводит меня как может. Каждый раз думаю: довольно, завтра же скажу Алану, что я сыт по горло. Но не хватает духу это сделать. В школе проводятся дополнительные занятия, и для Дэнни это последний шанс. Я не могу его бросить. Хотя мне совершенно не до него. У меня и своих проблем по горло.Я рассказал Аманде, как в первый же раз я заметил, что Дэнни похож на старика, а не на ребенка, и как меня это расстроило. Это просто не выходило у меня из головы.– Хочешь сказать, у него не было детства? – спросила она. – Действительно грустно.Я кивнул.– Беда не только в этом. Если ты не был мальчишкой, трудно стать мужчиной. Ведь мужчина во многом остается ребенком.– Хочешь открыть для меня Америку?– Не смейся. Именно поэтому мужчинам любого возраста так легко найти общий язык.– Вот как?– Да. Им это гораздо проще, чем женщинам. Держу пари, все твои подруги, близкие подруги, примерно тех же лет, что и ты.– Ну... в общем, да. Пожалуй, ты прав. Раньше я как-то об этом не думала.– У меня всегда были друзья старше и младше меня. Например, Пит. Он моложе меня на шесть лет и смотрит на жизнь иначе, чем я, но разницы в возрасте я не чувствую. В любом мужчине живет мальчишка. Мы можем взглянуть на мир его глазами. И это помогает нам понимать друг друга.Аманда задумалась.– Но ведь женщины тоже помнят свое детство.– Да, но у них это по-другому. Ты предпочитаешь дружить со сверстницами. Они пережили то же, что и ты, и смотрят на мир твоими глазами. Относятся к жизни так же, как и ты. А мои друзья могут быть младше или старше меня на двадцатьлет, потому что все мы можем снова стать детьми. Почувствовать одно и то же. – Я отхлебнул пива. – Конечно, бывает и другое. Иногда нужно посоветоваться или поговорить именно со сверстником. Например, когда началась вся эта история с баллами, я поговорил с Джорджем и взглянул на вещи по-иному. Пит для этого слишком молод. Но чаще всего, например при дружеской болтовне за кружкой пива, возраст не имеет значения.– Наверное, ты прав, – сказала Аманда. – Раньше это не приходило мне в голову.– Вот видишь, значит, ты сделала еще одно маленькое открытие, заглянув в мужскую душу.– Естественно, маленькое, – сказала она насмешливо. – Какова душа, таковы и открытия.

Девятая неделя

Неделя выдалась странная. С самого начала в ней было что-то ненормальное. В понедельник по дороге на работу я отвез Бенсона обратно в зоомагазин. Больше всего я боялся столкнуться с сыном хозяина. Если бы кролик был в нормальном состоянии, возможно, я попытался бы вернуть часть денег. Но объяснять с утра в понедельник, почему кролик стал розовым, было выше моих сил, и, пока Угрюмый Отрок открывал жалюзи, я припарковал машину на безопасном расстоянии, потом потихоньку подъехал поближе, быстро пересек улицу, сунул клетку в приоткрытую дверь и бросился наутек. Я боялся, что Угрюмый Отрок запомнит номер моей машины, поэтому рванул с места так, что мне позавидовал бы сам Шумахер. Интересно, как он объяснит это отцу. «Чесслово, пап, этот тип предложил мне за нашего кролика сто фунтов, а через два дня вернул его розовым». Хотя, откровенно говоря, на это мне уже наплевать. Это не моя забота. Парень заработал свои сорок фунтов, а может,заработает еще, скрыв от отца часть доходов. Пусть расхлебывает эту кашу сам. Куда больше меня волнует перспектива отношений с Керсти.Впрочем, участь другого мальчишки была мне не безразлична. Договорившись с Аланом, я решил сменить декорации и отправиться с Его Упрямым Высочеством в Уэст-Энд. После того, что он выкинул в Клеркенвелле, затея рискованная, скажете вы. И будете правы. Я делал ставку именно на риск. И пошел на это не без колебаний. О нравственной стороне моего плана судить вам. Но Дэнни был весьма крепкий орешек, приходилось искать новые пути, а значит, парк себя исчерпал.Алан подвез его к универмагу «Селфриджес». Здесь царило обычное для этого часа оживление. Рабочий день кончился, и огромный магазин был битком набит покупателями. Я заметил, как загорелись глаза Дэнни, когда мы вошли внутрь. Обычно такое случается с детьми в магазинах игрушек, но не забывайте, Дэнни не был ребенком. Он как зачарованный разглядывал дорогую одежду и прилавки с ювелирными украшениями. С не меньшим интересом он поглядывал на чужие сумочки и бумажники, набитые деньгами. На что я и рассчитывал. Но время для этого еще не настало.– Сначала на второй этаж, в кафе, – решительно сказал я, крепко взяв его за руку, чтобы пресечь любые попытки обрести свободу.К счастью, Дэнни повиновался, и мы поднялись по лестнице в кафе. С балкона открывался великолепный вид на необозримые просторы торговых залов, где кипела жизнь. Если оставить нравственные соображения, я предусмотрел всё.– Что тебе заказать?– Здесь есть пиво?– Да, Дэнни, пиво здесь есть. Но ты его не получишь. Будешь кока-колу?– Ладно, валяй.Мы молча встали в очередь и начали медленно двигаться мимо сложенных штабелями багетов и аккуратно нарезанных яблочных пирогов, пока не поравнялись с отделом напитков. Ожидая своей очереди, я со стуком поставил поднос на металлический прилавок.Не успел я открыть рот, чтобы сделать заказ, прямо передо мной, за версту благоухая туалетной водой, втиснулся толстяк внушительных размеров, прижав меня к Дэнни.– Два капуччино, – сочно провозгласил он. Ему было около сорока, дорогой костюм трещална нем по всем швам, галстук был заляпан засохшими остатками еды – наверняка обеды, съеденные за счет фирмы. Карманы пиджака оттопыривались, набитые всякой всячиной. Среди прочего наружу торчали мобильный телефон, бумажник, нераспечатанные письма, пачки сигарет и шариковые ручки. Своим видом и манерами этот тип сразу вызвалу меня острую антипатию. Тем, кто так обращается с дорогими костюмами, нужно запретить их носить. Но, будучи истинным британцем, я промолчал. Девушка за прилавком принялась готовить для него кофе, а сам толстяк принялся омерзительно любезничать со своей спутницей. Это была дама примерно его лет с обесцвеченными перекисью волосами и неосмотрительно обтянутыми ягодицами. Она явно питала неумеренное пристрастие к солярию. Они без сомнения были женаты. Но не друг на друге. Так разнузданно на публике держатся только три вида людей: подростки на эскалаторе, влюбленные парочки, страсть которых вспыхнула совсем недавно, и те, кто завел роман на стороне. Прежде чем предъявлять претензии, их явно следовало предварительно окатить ведром холодной воды. Сдерживая отвращение, я дождался своей очереди и выбрал столик как можно дальше от неприятной пары.– Как прошла неделя-?– Хреново.– Жаль это слышать, Дэнни. А будет еще хуже. – Я вытащил учебный план.Глядя в сторону, он устало сказал:– Ты больной или как? Я же говорил. Я не буду ходить на эти паршивые занятия. На хрена они мне сдались?Я сделал глубокий вдох, чтобы не произнести то, что вертелось у меня на языке. Меня таки подмывало сказать что-то вроде «Раньше я тоже так думал, но теперь знаю, что был неправ», «Это твой последний шанс» или «Получишь аттестат и делай все что душе угодно, он тебе не помешает». Но это было бессмысленно. Во-первых, эти тезисы я уже испробовал, и они ничего не дали, во-вторых, все это он слышал сто раз и упирался насмерть. У меня был свой план. Сначала нужно было подготовить почву, немного смягчить Дэн-ни перед тем, что я собирался сделать.– Куда приятнее побродить там, – я кивнул в сторону торгового зала. – Столько соблазнительных возможностей. Вернее, кошельков. А вместо этого приходится сидеть со старым занудой, который бубнит что-то про школу.Не поднимая глаз, он ответил:– Я этого не говорил.Он искоса поглядывал вниз, бросая взгляды то на один, то на другой отдел. Там было полно покупателей, и все они были так поглощены изучением полок, которые ломились от всякого добра, что вряд ли заметили бы, как маленькая проворная рука шарит в их сумках. Дэнни изо всех сил сдерживал возбуждение при виде столь заманчивой перспективы, но я видел, что у него на уме. Я позволил ему некоторое время полюбоваться открывшимся зрелищем.Пока он смотрел вниз, толстяк подозвал к себе девушку, которая убирала со столов. Любезноулыбнувшись, она что-то сказала и кивнула на стойку. Было видно, что толстяк недоволен ее ответом. Он резко встал и со скрежетом отодвинул стул, грубо оттолкнув работницу кафе.– Это при ваших-то ценах? – прорычал он. – Заломив такие цены, нужно обслуживать за столом. Иначе какой от тебя толк?Сцена была отвратительная. Вероятно, он хотел произвести впечатление на свою подругу или просто был грубияном по натуре, но бедная девушка была растеряна и испугана до крайности. Сидящие рядом неодобрительно поглядывали на толстяка, одна пожилая леди принялась ласково утешать несчастную жертву. Между тем толстяк вновь растолкал очередь и оказался у стойки.Стараясь не думать о его выходке, я вернулся к своему плану.– Дэнни, что скажешь, если я предложу тебе заключить сделку?Вопрос был неожиданным, и Дэнни удивленно поднял глаза. В таком тоне взрослые с ним не разговаривали. Да и от меня ничего подобного он до сих пор не слышал. Что я от него хочу?– Ну как? – продолжал я. – Согласен?– Какую еще сделку?– Обычную. Я даю тебе одно, а взамен получаю другое.– Я знаю, что такое «сделка». Что именно ты предлагаешь?Я мысленно улыбнулся. Похоже, я задел его за живое. Он клюнул.– А предлагаю я вот что, – сказал я. – Даю тебе пять минут свободы. Здесь и сейчас. Естественно, на определенных условиях. Имей в виду, если проговоришься, что здесь было, я отправлюсь даже не к Алану, а прямиком в полицию, и у тебя будут такие неприятности, которые тебе и не снились. Но если будешь играть честно, никто ничего не узнает. Через пять минут я буду ждать тебя на улице. Чем ты будешь заниматься в это время – твое личное дело.Он недоверчиво посмотрел на меня:– Зачем тебе это? Что должен сделать я? Выдерживая паузу, я стал неторопливо листатьучебный план. По моим расчетам, Дэнни должен был подумать, что я хочу заставить его записаться на летние занятия. На это он не пойдет никогда. Это не стоит пяти минут свободы в торговом центре. Если мне удастся ввести его в заблуждение, то, что я попрошу, покажется ему сущим пустяком. Наконец я заговорил:– Ты должен обсудить со мной один из разделов этого плана.Расчет был верным. Он вновь удивился.– То есть? – спросил Дэнни.– Мы подробно обсуждаем один из пунктов плана занятий, и ты отнесешься к этому серьезно.Сколько времени и как мы этим занимаемся, решаю я. Если тебя это не устраивает, будем сидеть здесь и тупо молчать, пока не приедет Алан. Если согласен, то у тебя, как я уже сказал, пять минут. Он задумался. Понятное дело, мои условия ему не понравились. Но он видел, что, кроме небольшого унижения, ему ничего не грозит. Ему не хотелось терять лицо, но он понимал, что дело того стоит.– Ладно, валяй.Я открыл программу.– Раздел четвертый: писательское мастерство.– Вот уж точно отстой.– Мы договорились, что ты отнесешься к этому всерьез, – напомнил я с ноткой угрозы.Извиниться было выше его сил, но предостережение сделало свое дело, и дальше он вел себя смирно.– «Письменные упражнения призваны развивать воображение и творческие возможности учащихся. Целью курса является совершенствование речевых навыков и способности к самовыражению, к описанию своих мыслей и чувств». Что ты об этом думаешь?Дэнни явно остался при своем мнении, но сдержался и мрачно спросил:– О чем это всё?– Ты должен писать сочинения.– Какие еще сочинения?– Что-то вроде очерков. Короткие рассказы. – Я снова заглянул в программу. – «В качестве итогового задания учащиеся должны написать сочинение объемом в пятьсот слов на вольную тему». Какую тему ты бы выбрал, Дэнни? Воровство в магазинах и пиво исключаются.Он задумался. Было видно, что он не желает идти мне навстречу, сопротивляясь всеми фибрами своей души. Сам я, предлагая такое, чувствовал себя немного не в своей тарелке. Но ведь подобные проделки для Дэнни в порядке вещей, и, если это может хоть раз сыграть мне на руку, почему бы не воспользоваться случаем. Мы были довольно странной парой: оба пришли сюда не по своей воле, и каждый старался извлечь из сложившейся ситуации максимум.В конце концов Дэнни изрек:– Архитектура.– Прошу прощения?– Ну, разные здания и всякое такое.– Дэнни, ты знаешь, что такое сделка. Я знаю, что такое архитектура. Я спрашиваю, почему ты выбрал темой сочинения архитектуру.– Я бы написал про дом. Огромный дом.Это звучало более обнадеживающе, чем «полный отстой», и, надеясь услышать что-то еще, я мягко сказал:– Продолжай.– Огромный домина, типа дворца, – сказал он. – С уймой разных там залов, колонн, арок и еще черт знает чего. Везде сплошной мрамор и камень, все жутко дорогое. Все линии и углы прямые, понимаешь? Но не крыша. Там другое, на крыше такие штуковины вроде луковиц. В общем, купола. Куча маленьких куполов на разных башнях, и один огромный купол на большой башне.– По-моему, неплохо.– Вокруг – большие сады, где полно цветов, травы и всякого такого. Там есть холмы, и равнины, и дорожки, по которым можно гулять, и дорога, которая ведет к самому дворцу. Да, я написал бы про огромный дворец.– И где же этот дворец?Дэнни бросил на меня настороженный взгляд и отвел глаза.– Какая разница? Я ведь пишу о дворце, а не о том, где он.Похоже, я сделал неверный шаг. Мне следовало остерегаться, иначе Дэнни вновь спрячется в свою скорлупу.– На самом деле, – сказал он, – его нет. Это не настоящий дворец. Дворец, который построил бы я сам.– И как бы ты его строил? – спросил я, стараясь убедить Дэнни, что я ему поверил.– Сначала сделал бы чертежи, разные там планы и измерения. Потом нашел бы строителей.Я продолжал задавать Дэнни все новые и новые вопросы. Пусть забудет, что проговорился. Пусть думает, что я верю – дворец не настоящий, на самом деле его не существует. На худой конец, пусть поймет, что я не собираюсь ничего выпытывать. Потихоньку, полегоньку, рано или поздно, Дэнни, ты мне попадешься.Спустя несколько минут я закрыл программу и сунул ее в карман, давая понять, что Дэнни выполнил свои обязательства Теперь дело было за мной. Чтобы не потерять его уважение, я должен был соблюсти условия сделки. Обманув его, я раз и навсегда разрушу хрупкую связь между нами. Я понимал, что создаю опасный прецедент, за который мне, возможно, придется расплачиваться в дальнейшем, но нарушить слово я не мог.– Хорошо, – сказал я, – ты свои обязательства выполнил. Теперь, надеюсь, ты понял, что с такой программой ты бы справился в два счета. – Дэнни молчал. – Ладно, теперь твоя очередь, – я понизил голос. – Пять минут, и ни секундой больше, понял? Жду тебя на улице рядом с Сент-Кристофер Плэйс.– Ясно, – сказал он, вставая.– Постой, не спеши. Ты не забыл про условия? Дэнни неохотно сел.– Первое, – сказал я, – если тебя поймают, я тут ни при чем. Скажу, что ты от меня удрал. Тебе все равно не поверят, что ты сделал это с моего разрешения. И второе... – Второго условия я придумать не успел. Про условия я заговорил лишь для того, чтобы создать вокруг своего сомнительного плана ореол благопристойности.Мой взгляд упал на толстяка и его подругу. Придвигаясь к ней поближе, он зацепил свой поднос с чашками, не замечая женщину, что сидела рядом и тихо ела сэндвич. Поднос толстяка задел ее поднос, и, если бы она не успела на лету подхватить чайник, он разбился бы вдребезги. Толстяк слышал, как зазвенела посуда, но ему и в голову не пришло извиниться. Пока его соседка промокала салфеткой чай, пролитый ей на платье, он продолжал истекать сладострастной слюной.– Второе, – неожиданно для себя самого сказал я, – обрати внимание на того недоумка, понятно?Дэнни обернулся посмотреть, кого я имею в виду. Пиджак толстяка с призывно оттопыренными карманами, полными всякого добра, висел на спинке стула.– Черт побери, да он сам на это напрашивается.– Значит, он это заслужил. – Я поднялся и направился к выходу. Пробравшись через толпу на Оксфорд-стрит, я оказался у входа в Сент-Кристофер Плэйс.Дэнни, судя по всему, не терял времени даром. Он догнал меня спустя две минуты тридцать секунд.– Этот идиот даже не заметил, – усмехнулся он, хвастливо продемонстрировав мне черный кожаный бумажник.Я представил себе выражение лица толстяка, когда он обнаружит пропажу. Пожалуй, мы выбрали подходящую жертву.Остальная часть этой недели тоже была странной и напряженной. Мое поведение не имело ничего общего с моим настроением. Иначе и быть не могло. Всем своим видом я старался показать Кер-сти, что не сомневаюсь в победе. На самом деле моя уверенность таяла не по дням, а по часам. Я убеждал себя, что Джордж, Пит и Аманда правы и мне не о чем волноваться. Держась на уровне наиболее продуктивных недель, я без труда добьюсь своего. Я по-прежнему был готов на всё. Но меня терзали сомнения, мне казалось – мои усилия напрасны и я потеряю женщину, которую люблю. Но сказать про свои тревоги вслух было равносильно провалу. Если Керсти увидит, что я утратил веру в себя, она разочаруется во мне окончательно.Оставалось только одно – делать все, что в моих силах, скрывая свои страхи под маской беспеч-ности. Эту задачу, как ни странно, облегчала сама Керсти, которая вела себя как ни в чем не бывало. От ее подозрений по поводу кролика вскоре не осталось и следа. Она не держала на меня никаких обид. Она по-прежнему смеялась моим шуткам, варила мне кофе и не отказывалась, когда его предлагал сварить я. Наши объятия были такими же крепкими, как всегда. Но что бы я ни делал, я все время думал о том, как за четыре недели заработать пятьсот пятнадцать баллов. Для тех, кто не силен в ариф-метике, скажу, что это сто двадцать восемь целых и семьдесят пять сотых балла в неделю. В точности можете не сомневаться. Эти цифры я проверил и перепроверил несколько раз.За мелочами я следил как никогда. Чего только ни заметишь, если присмотреться! Вечером в пятницу, когда мы убирали со стола после ужина (спагетти с совершенно необыкновенным соусом – думаю, что, найдя этот рецепт, я заработал не меньше тридцати баллов), я хотел выбросить пустую винную бутылку в мусорное ведро. Ведро уже было переполнено, о чем говорила приподнявшаяся крышка. Обычно в такой ситуации я снимал крышку и проверял, нельзя ли, слегка утрамбовав мусор, освободить место для бутылки. Но, задумчиво посмотрев на высохшие пакетики чая и старые газеты, я вспомнил один разговор. Точнее, монолог, поскольку я молчал, а говорила Керсти.Если вы живете в радиусе трех миль от нашего дома, думаю, вы тоже его слышали. Для тех, кому повезло меньше, воспроизведу его дословно:– Ааааа! Сэм, миллион раз просила этого не делать! Неужели не видно, что мешок полный? Нет, ты продолжаешь до умопомрачения набивать его дальше! Это мусорное ведро, а не черная дыра, можешь ты это понять или нет? Тебе не запихать туда весь мусор на свете. Когда ведро полное, нужно его опорожнить! Тебе это ясно? Нужно вытащить старый мешок и вставить новый!Ошарашенный внезапной вспышкой, я наблюдал, как Керсти пытается показать мне, что нужно делать. Но я так плотно утрамбовал содержимое ведра, когда засовывал туда жестянку из-под чипсов, что, вместо того чтобы вытащить из ведра мешок с мусором, она подняла его вместе с ведром.– Аааа! – завопила она. – Да не стой же как истукан. Иди сюда и помоги мне!Я поспешил к ней на выручку и держал ведро, пока Керсти пыталась извлечь из него мешок. Это было нелегко, и пару раз ведро вырвалось у меня из рук, но в конце концов мешок покорился и стал потихоньку выползать наружу. Он был набит мусором так туго, что добрые четверть часа после того, как мы его вытащили, он сохранял форму ведра. Деймьен Херст мог бы заработать на этом целое состояние. Однако Керсти это не развеселило.В пятницу эти воспоминания помогли мне заработать несколько баллов. Вместо того чтобы заталкивать винную бутылку в набитый мешок, я заменил его новым. Вероятно, я немного перестарался, когда с нарочито громким стуком бросил бутылку в пустое ведро, но мне было важно, чтобы мои достижения не остались незамеченными.Всю неделю я трудился не покладая рук, и к воскресенью чувствовал себя совершенно обессиленным. И каков же был результат? Пятьсот тридцать пять. Целую неделю я лез вон из кожи ради несчастных пятидесяти баллов. Это не укладывалось у меня в голове. До такой степени не укладывалось, что я начал злиться. Я не понимал, на кого злюсь – на Керсти за то, что она так низко оценила мои старания, или на самого себя за несостоятельность. Но я действительно разозлился и считаю, что этот факт следует отметить.Узнав, что мои старания были тщетны, я отправился в «Митр» просить совета и помощи у Кабинета.Первым слово взял Джордж.– Сто пятьдесят пять, – сказал он спокойно.– Что?– Нужно набирать по сто пятьдесят пять баллов в неделю. Осталось три недели. Тысяча минус пятьсот тридцать пять, разделить на три – получится сто пятьдесят пять.– Способности к математике у тебя недюжинные, Джордж, – сказал я, – но над английским придется поработать. В особенности над лексикой. Для начала поинтересуйся значением слов «сочувствие» и «такт».– Зато число получается круглое, – ответил он.Мне показалось, что он нарочно меня подначивает, и я едва не набросился на него с кулаками. Но, увидев его печальный взгляд, я понял, что он сказал все это не со зла, а от безысходности. Он тоже не понимал, почему результаты столь плачевны, и сказал первое, что пришло в голову. Что ж, по крайней мере он подытожил состояние дел. Пит предложил менять мешок в мусорном ведре два раза в день, независимо от количества мусора. И все же на него я тоже не мог злиться. Он не пытался острить. Просто ничего лучшего он не придумал. Попросив его высказать свои соображения, я чувствовал себя немного виноватым. Откуда ему разбираться в таких вопросах? Ведь опыта у него никакого. Какие его годы! Да и жениться он пока не собирается. Если уж я не понимаю, где ошибся, разве по зубам такая задача ему?Аманда – другое дело. Возраст у нее самый подходящий, к тому же она женщина. Я явно упускал из виду что-то очень важное, несравнимое с мелочами, на которые я бросил все силы. Она молча сидела у стойки с бокалом, в котором тихонько шипелаводка с тоником, и задумчиво изучала мой листок. Я чувствовал, что она что-то знает. Делая вид, что обсуждаю с Питом проблему мусорных мешков, я тайком наблюдал за ней. По ее глазам и по выражению лица было видно: у нее есть что сказать. Но, так же как Дэнни, она скажет это, только когда захочет сама. Мне страшно хотелось знать, что она думает, но ведь спроси ее в лоб – она не ответит.– Ты все еще маешься дурью и пытаешься заработать свои баллы?Я вздрогнул. Вопрос отвлек меня от Аманды. Понятное дело, говорить об этом в таком тоне мог только один человек.– Я тебе говорил, – продолжал Рэй, – но ты меня не слушал. Ты здорово вляпался, приятель. Она просто водит тебя за нос. Придумала способ тебя отшить. Ей слабо сказать прямо – отвали, ведь тогда она будет чувствовать себя виноватой. Но этих баллов тебе ни в жизнь не заработать. Посмотри правде в глаза, черт тебя побери.– Мне неприятно тебя слушать, Рэй, – сказал я. – Но я уверен, что ты заблуждаешься. – Я был страшно горд, что не опустился до его уровня и, вместо того чтобы огрызнуться, возразил сдержанно и достойно.Однако Пит отнесся к этому несколько иначе.– Заткни свою вонючую пасть, ублюдок! – Он угрожающе приподнялся, и Рэй проворно поскакал восвояси. – Не смей так говорить с моим другом! Если тебе не хватает мозгов понять, насколько это серьезно, не лезь куда не просят. Твои поганые теории никого не интересуют. Предупреждаю, держись от нас подальше! Одной ноги ты уже лишился, можешь потерять и вторую!Слова Пита тронули меня до глубины души. Понятное дело, Рэй не представлял собой серьезной угрозы, он мог лишь испортить настроение, но Пит так рьяно бросился на мою защиту, что я воспрянул духом. Теперь, блуждая без карты и компаса в джунглях замыслов Керсти, я уже не чувствовал себя одиноким. Ощутив поддержку, я резко встал и решительно ударил ладонью по стойке.– Нет, господа! – воскликнул я. – Сдаваться я не намерен. Давайте навалимся вместе. Сделаем всё, что в наших силах. Договорились?– Так точно! – рявкнул Пит.– Да, нужно подналечь, – ответил Джордж, по его меркам довольно живо. – Мы это сделаем.Дальше пришлось слегка притормозить, поскольку ничего конкретного мне в голову не приходило. Но это продолжалось недолго.– Я знаю, что делать, – сказал Пит. – Мы опросим всех, кто знает хоть что-нибудь о том, что раздражает женщин в мужчинах. Мы разузнаем всё про разные... как ты их называешь, Сэм?– Бытовые мелочи.– Они самые. Джордж, опроси всех своих бывших подруг, маму, сестру, девушек, с которыми ты ездишь в автобусе, всех, кого можно. Я сделаю то же самое. Завтра же поговорю с Тамсин.Аманда усмехнулась:– Похоже, дела идут на лад?Не удержавшись, Пит улыбнулся. Вспомнив, что роль тактического лидера требует серьезности, он спохватился и, сурово сдвинув брови, продолжил:– Аманда, нам не обойтись без тебя. Ты – наш агент в стане врага. Подумай, что раздражает в мужчинах тебя лично и поговори с подругами. Мы должны знать всё.– В мужчинах нас раздражает только одно, – сказала она.– Что именно?– То, что они есть на свете.Пит протестующее открыл рот, но Аманда перебила его:– Ладно. Попробую что-нибудь сделать.Было ясно, она сказала это, только чтобы не обидеть Пита. Она считала, что Пит идет по ложному следу, это было видно по ее улыбке. У меня снова возникло ощущение, что Аманда что-то недоговаривает. Но что? Оставалось только ждать. Когда придет время, она скажет это сама. Я мог лишь молиться, чтобы этот час настал побыстрее. Бог свидетель, мне как никогда была нужна ее помощь.Спустя некоторое время, когда я в уборной вытирал руки бумажным полотенцем, в дверь бочком вошел Пит. Прислонившись спиной к двери так, чтобы никто не мог нам помешать, он начал шарить по карманам.– Что случилось?– У меня для тебя подарок, – сказал он, вытаскивая бумажник. – Кусочек бумаги. Не беспокойся, оценки внутри нет.– Ха-ха-ха.Он извлек крохотный пестрый клочок бумаги, вырезанный из страницы глянцевого журнала, размером чуть меньше лотерейного билета. Повертев его в руках, я увидел, что он сложен наподобие миниатюрного конверта. Я догадался, что внутри лежит доза кокаина.– От босса, – сказал Пит. – Премия за прошлый уикенд. Недавно Вине побывал у ветеринара, и Терри был так доволен результатами, что решил взять меня в долю. Если можно так сказать. Подарил мне пару граммов. Я подумал, может быть, тебе тоже захочется.Я мгновенно протянул пакетик назад.– Ты рехнулся? Пит смутился.– Ты что, никогда...– Изредка бывает, но...– Просто он устроил вечеринку у Джима, и там...– Ладно, Пит. Всё нормально, спасибо. Я же сказал: изредка. Это никогда не было привычкой. Только с кем-нибудь за компанию. И я никогда не носил это с собой. И сейчас не собираюсь. Мне осталось три недели. Не хватало только, чтобы Кер-сти нашла в моем бумажнике этот чертов кокаин.– Она что, заглядывает в твой бумажник?– Нет, конечно... но дело не в этом. Мало ли что бывает. Я могу потерять его, он попадет в полицию – и что я тогда скажу? Нет, Пит, я не хочу с этим связываться.– Ладно, – пробормотал он. – Нет так нет. Мне просто хотелось сделать тебе приятное.– Я знаю, – мягко сказал я. – И я благодарен тебе, честное слово. За это и за твои идеи тоже. – Мне не хотелось его огорчать. – Знаешь что? Сохрани его для меня. Если мне каким-то чудом удастся заработать эти баллы, мы это отметим.– Мысль неплохая. – Уже повернувшись, чтобы открыть дверь, он глянул на меня и сказал: – Извини, Сэм. Я не хотел создавать тебе лишних проблем. Просто пытался помочь.Иногда его невозможно не любить.– Ты и так помогаешь мне, Пит. И уже помог.

Десятая неделя

Готов поспорить, вы не знаете, что цветы умеют говорить.Речь не о тех цветах, которые получают в подарок, а о тех, которые еще никто не купил. В четверг я узнал, что букет лилий может заговорить покупателя до смерти.Мысль про цветы пришла мне в голову во время утреннего совещания. Раньше я всегда любил это время. Вежливо кивая выступающим, можно дать волю своим мечтам и унестись подальше от скучной работы. Но именно за это в последнее время я возненавидел совещания лютой ненавистью. Когда я на своем рабочем месте пишу письма, отвечаю на звонки или занимаюсь чем-то еще, это отвлекает меня от мыслей о предстоящей разлуке. Тревога, которая не дает мне покоя круглые сутки, отпускает, и я получаю передышку. Думаю, что и Дэнни я не бросаю именно из-за этого. С ним у меня есть надежда хоть чего-то добиться. Правда, на этой неделе он снова исчез. Это очень досадно, ведь в «Селфриджес» мне удалось сделать шаг вперед. Я здорово беспокоюсь, где он и с кем. Хотя че-рез пару дней он наверняка объявится как ни в чем не бывало.Итак, как я уже сказал, я рад любой возможности отвлечься. Но на совещаниях этот кошмар поглощает меня целиком. Я думаю только о Керсти. Воображение переносит меня в кинозал на одно-единственное место. Здесь всегда показывают один-единственный фильм: Керсти бросает Сэма, нечто среднее между фильмом ужасов и слезливой мелодрамой. Пока какой-то тип из отдела кадров бубнил про технику безопасности при работе с ксероксами, я думал, что предпринять. Может быть, нужны более решительные действия, чем смена мешка в мусорном ведре? Я вспомнил Стива: он говорил, что не зря кое в чем принято придерживаться традиций и есть вещи, которые всегда нравились женщинам, например цветы. Ага! Цветы.Но одновременно с этой мыслью мне в душу закрались сомнения. В нормальных обстоятельствах Стив был абсолютно прав, но, может быть, сейчас не лучшее время дарить Керсти цветы? Она может увидеть в этом жест отчаяния. Разумеется, это так и есть, я действительно в отчаянии. Но я опасался показать, что зашел в тупик. И все же я решил, .что Стив прав. Цветы есть цветы, и все женщины их любят.Недалеко от нашего офиса была цветочная палатка. В обеденный перерыв я вышел на улицу.Царила обычная в это время сутолока. По дороге я вспоминал все способы, которыми я признавался Керсти в любви. Надпись на запотевшем зеркале в ванной; запеченное в булочку стихотворение собственного сочинения (булочку мне испекли на заказ в ресторане); обычное «Я тебя люблю» на маленьком листке под пакетом кукурузных хлопьев утром в понедельник, когда впереди вся неделя и до следующих выходных еще так далеко. Чего я только ни придумывал, чтобы удивить ее и заставить улыбнуться, и каждый раз радовался, что мне удалось избежать банальных цветов. Но теперь настал час вспомнить слова Стива. Банальность становится банальностью именно в силу своей популярности.– Привет, приятель! Чем могу помочь? – Жизнерадостный плотный коротышка излучал уверенность опытного продавца. Комплексом неполноценности по поводу своей внешности он явно не страдал. Я немедленно представил себе, как он обменивается двусмысленными шуточками со своими покупательницами, небезуспешно пытаясь завязать более тесное знакомство.– Я хочу купить цветы для своей девушки.– Цветы... – Он окинул взглядом свою палатку. – Пожалуй, цветы у меня найдутся.Сказать по правде, я не слишком хорошо разбираюсь в цветах. Я знаю, как выглядят розы, нарцис-сы и маргаритки, но не более того. Названные сорта являются стандартными символами любви, но это слишком уж тривиально. С таким же успехом можно отправиться вмести с Керсти в ближайший «Берни Инн» и купить ей пару пластиковых цветов у разносчика.Я решил чистосердечно признаться в своем невежестве:– Что бы вы порекомендовали?– По какому случаю цветы? День рождения? Годовщина?– Если я скажу, вы не поверите. Он засмеялся.– Я понял, вам нужно произвести на нее впечатление.Я кивнул.– Тогда лучше всего взять вот эти, – сказал он, снимая букет с верхней полки.– Как они называются?– Лилии.Лилии. Кажется, именно их упоминал Стив.– Отлично, их я и возьму.– Сколько?– На десятку.Он добавил к цветам немного зелени из отдельного ведра и завернул их в бумагу.– На пышный букет не тянет, – задумчиво сказал я.– Могу добавить зелени...Но по его нерешительному тону я понял, что зелень мне не поможет.– Ладно, еще пять штук.– Пять так пять. Пятнадцать фунтов. Вы перед ней провинились? Забыли про годовщину свадьбы?Я не ответил. Он сделал новый букет, и опять он показался мне недостаточно впечатляющим.– Еще. До двадцати фунтов.– Отлично. Двадцать фунтов. Это тянет уже не на годовщину. Вы, наверное, проигрались в карты.Неужели он так же развязно держится со всеми покупателями? И что при этом чувствуют те, кто действительно забыл про годовщину свадьбы или, хуже того, проигрался? Интересно, его ни разу не били?Букет лилий за двадцать фунтов выглядел достаточно внушительно. Вернувшись в офис, я поставил цветы в старую вазу на кухоньке, где мы готовим себе кофе, и поздравил себя с тем, что баллов у меня прибавилось. Я чувствовал, что принял верное решение.Но время шло, и моя уверенность постепенно таяла. Ко мне вернулась прежняя тревога: Керсти воспримет цветы как жалкие потуги спасти игру. Нет, Стив прав, такого быть не может. А если Стив ошибается? Господи, почему все так сложно?!Я решил подбросить резинку и посмотреть, упадет она на голубую плитку или на серую. Голубая – цветы. Резинка приземлилась на серый квадратик. Мысль о цветах была отвергнута. Но что мне теперь с ними делать? Выкинуть? Нет, я придумал кое-что получше.– Это мне? – Увидев цветы, Аманда просияла.– Да. Хочу поблагодарить тебя за участие в работе Кабинета.– О, Сэм, как это мило! Да ты и вазу уже нашел. Давай-ка поставим их на подоконник. – Она немного повозилась, освобождая место для букета, потом обернулась и обняла меня. – Спасибо, Сэм. Они просто великолепны.– Хм... да... знаешь ли... – О, непревзойденное мужское красноречие!– Если уж ты подарил такие потрясающие цветы мне, могу себе представить, какой букет ты приготовил для Керсти.Черт! Так я и знал. Я посмотрел на часы. Только бы палатка не закрылась.– Хм... да... Букет для Керсти... Да, конечно. Это уйма баллов.Аманда пару секунд помолчала, открыла рот, но очень быстро закрыла его. Она снова посмотрела на цветы и наконец сказала:– Они действительно... очень-очень красивые. Я кивнул и тоже пробормотал что-то насчетлилий. Но в душе шевельнулась тревога. Что она хотела сказать? Она хотела что-то сказать, когда я упомянул про баллы. Наверняка что-то про Кер-сти. Про Керсти, про меня и про мои шансы. О том же самом она думала в воскресенье в «Митр». Что она не решилась сказать?Нет! Только не это! И все-таки это так. Теория Рэя. Аманда согласна с ним. Мне никогда не заработать эти баллы. Керсти просто нашла предлог оставить меня. Поэтому Аманде так неловко об этом говорить. Рэй – бесчувственный как бревно, он вываливает все, что приходит ему в голову, не думая, что может причинить боль. Аманда не такая. Она щадит чувства других людей. Но это не меняет дела. Она с ним согласна.Господи! Я должен немедленно уйти. Пробормотав что-то про лилии, которые нужно опрыскивать водой, я, не разбирая дороги, бросился вниз по лестнице и немного успокоился, лишь рухнув в свое кресло. К счастью, Джордж в это время разговаривал по телефону и не заметил, в каком я состоянии. Я схватил со стола первые попавшиеся бумаги и попытался сосредоточиться. Но голова у меня кружилась, слова и цифры мелькали перед глазами. Потом они стали расплываться – должно быть, мои глаза застлала пелена слез. Давно у меня не было так тяжело на душе.Нет, это сказано слишком слабо: так гадко я не чувствовал себя никогда в жизни. Аманда разувери-лась во мне, и это лишило меня последних сил. Мои собственные сомнения нашли себе отличную компанию и пустились во все тяжкие. Неужели Керсти не любит меня?! Или любит недостаточно сильно? Неужели я знал ее слишком мало и не заметил, что она ко мне охладела? Рэй сказал, что Керсти хочет свалить вину на меня. Я буду считать, что все рухнуло из-за того, что я оказался недостаточно хорош. Пожалуй, он хватил через край. Впрочем, чего ждать от Рэя? Но, может быть, Керсти в самом деле не решается сказать прямо, что не так уж она меня любит, чтобы выйти за меня замуж. Может быть, за двенадцать недель она рассчитывала постепенно приучить меня к мысли, что все кончено? В ванной у нас дома стоит фотография, сделанная пару лет назад в Праге. На ней сняты мы с Керсти, смеющиеся и счастливые. Я сделал снимок сам, держа фотоаппарат в вытянутой руке, и каким-то чудом вышла отличная фотография. Удалось поймать и внешность, и настроение. Однажды перед сном я посмотрел на нее и сказал Керсти: «Этот снимок прямо-таки излучает любовь». Она улыбнулась, поцеловала меня, перемазав зубной пастой, и сказала, что тоже это чувствует. Тогда я понял, что ближе нее у меня никого нет. Это было восхитительное ощущение. И я твердо знал, что она любит меня так же сильно, как я ее. Но теперь я сомневался в этом. Может быть, тогда она и правда меня любила, но теперь... Я выронил документ, который силился прочесть, и перед глазами у меня появилась знакомая фотография. Она была разорвана посередине, и ее половинки, кружась, покидали нашу ванную и летели в разные стороны, всё дальше и дальше, чтобы никогда больше не встретиться...Прекрати немедленно, одернул я себя. Хватит. Ради бога, Сэм, перестань. Сделай хоть что-нибудь, поднимись, пойди и купи эти цветы. Не смей сдаваться! Аманда сомневается в тебе? Пускай. Ты и сам в себе сомневаешься, но это твоя битва, а не ее. Это твое счастье поставлено на карту. Не подавай виду, что ты в отчаянии. Сейчас ты снова пойдешь в цветочную палатку, купишь все оставшиеся там лилии, и у тебя все получится.Их было двадцать восемь. Увидев букет, Керсти просияла Я внимательно изучал выражение ее лица, просто не мог удержаться. Ее глаза светились счастьем и любовью. Вне всяких сомнений, ее радость была неподдельна. Я мог дать голову на отсечение, что Керсти не притворялась. Любовь тоже была очевидна. Насколько сильная? Трудно сказать. После двух месяцев борьбы и потерь мой разум слегка помутился, а этот день окончательно сбил меня с толку. Но теперь я видел, что пламя не угасло. Может быть, я могу по неведению затушить его, но пока оно никуда не делось.Лишь в воскресенье вечером я понял, насколько оно было слабым. Разворачивая листок, я подумал, что в эту минуту Керсти наверху, ожидая, пока наполнится ванна, стоит перед нашим снимком, сделанным в Праге. Когда я увидел цифры, перед моим внутренним взором опять поплыли обрывки фотографии: пятьсот восемьдесят пять. За неделю я снова получил пятьдесят баллов.Сначала я почувствовал гнев. На прошлой неделе это уже было, но сейчас я твердо знал, что злюсь на Керсти. Где логика? Почему цветы ничего не изменили? Почему она так непоследовательна? Где я ошибся? В чем? Увидев, что мои попытки повлиять на результат тщетны, я чувствовал настоящую ярость. Я с трудом сдержался, чтобы не броситься наверх. Мне хотелось посмотреть в глаза Керсти. И все же я решил не делать этого. Не потому, что спрашивать, за что я получил баллы, запрещено. Это меня больше не трогало. Я видел достаточно спортивных передач, чтобы понять – игра ведется по правилам далеко не всегда. Но я знал – это не поможет. Показывать Керсти, что я испуган и встревожен, недопустимо. Для того, чтобы делиться сомнениями, у меня есть Кабинет.– Опять только пятьдесят? – удивился Пит.Я кивнул и заметил, что губы Джорджа начали двигаться. По-видимому, он подсчитывал, каковы должны быть темпы теперь. Однако на сей раз у него хватило ума промолчать. Я оценил его такт. Я и так знал итоги его выкладок. Двести семь с половиной в неделю.– Так нечестно, – сказал Пит. – Это просто бред какой-то. Ладно, Сэм, не переживай. Ты помнишь, что мы для тебя приготовили?Я был в таком состоянии, что не помнил, какой день недели идет за понедельником.– Что?Пит затрубил в воображаемые фанфары.– Трум-пурурум-пуруум! – Он хлопнул в ладоши. – Настало время представить результаты фундаментального широкомасштабного исследования жизненно важного вопроса: что в мужчине раздражает женщину! – Он сунул руку под стойку и извлек кипу бумаг. Джордж пошарил в пластиковом пакете, который он принес с собой, и положил на стол еще одну стопку листков.– Как только мы проработаем материал, – жизнерадостно провозгласил Пит, – твоя оценка поднимется выше крыши.– Выше крыши? – поднял брови Джордж. – Да она просто вылетит на околоземную орбиту. Сэм, я собирал это всю неделю (что правда, то правда, он всю неделю не отходил от принтера) и узнал массу вещей, которые раньше мне и в голову не приходили.Я натянуто улыбнулся. Несмотря на скептическое отношение к этой затее (я твердо знал, что моейпроблемы она не решит), я не хотел выглядеть неблагодарным. Мои друзья старались изо всех сил, а сам я зашел в тупик. Аманда вновь излучала свои вибрации: «К сожалению, я не решаюсь сказать то, что думаю», и, чтобы не зацикливаться на этом, я всей душой отдался исследованию. Джордж с Питом и не могли стронуть дело с мертвой точки, но, в отличие от Аманды, они верили, что это возможно.– Мы никак не рассчитывали на такой горячий отклик, – объявил Пит. – Когда я прочитал все ответы этих женщин, я был удивлен, что человечество до сих пор продолжает размножаться.Джордж кивнул:– Я разделяю мнение Пита, Сэм. С раннего утра и до позднего вечера практически все, что мы делаем, выводит женщин из себя.– На самом деле всё еще хуже, – сказал Пит. – Не менее трех раз упоминался храп. Расслабиться нельзя даже во сне.– Признаю свою ошибку, – вставил Джордж. Пит кивнул, принимая поправку, и вновь повернулся ко мне:– Начнем с самого элементарного. Многие жалобы не дают ничего нового, и думаю, для тебя это пройденный этап. Полагаю, все это тебе знакомо: пролитая на стул или на пол вода, сырые полотенца на кровати, немытая посуда, щетина в раковине после бритья... Все это мы слышали сотни раз.– Тогда почему вы продолжаете всё это делать? – спросила Аманда.Пит сделал вид, что не слышит ее.– Поэтому я пропускаю начало и перехожу к менее тривиальным позициям. Я имею в виду тонкости, которые ты мог упустить из виду. Здесь есть определенный потенциал. – Он разложил бумаги на стойке, и я увидел, что отдельные строчки отмечены зеленым маркером. – Скажем, вот это: «Известный трюк: чтобы не менять рулон туалетной бумаги, оставить нетронутым последний клочок». Это тебе ничего не говорит?Это давно учел даже я при всей своей лени. Но мне не хотелось огорчать Пита. Его участие было ужасно трогательным, а кроме всего прочего, это было довольно забавно.– Вообще-то нет. Но я возьму это на заметку. Что еще у тебя есть?Он порылся в своих записях.– Ага, вот это тоже ценно: «Если ты готовишь слишком много еды, мужчина не позволяет убрать ее в холодильник. Он стремится уничтожить всё сразу и наворачивает несколько порций кряду, после чего два дня страдает коликами в желудке и лежит в постели, стоная и жалуясь».Пит вопросительно посмотрел на меня, но прежде чем я успел ответить, Джордж взволнованно подскочил.– Это напоминает мне кое-что другое. Где же это? Погодите... а, вот: «Отправляясь за продуктами, он непременно приносит нечто несъедобное».Мы втроем озадаченно переглянулись. Что значит «несъедобные продукты»? Аманда, глядя в сторону, неохотно сказала:– Однажды я послала своего парня за покупками. Он купил четыре кило пастернака и четыре оленьих колбаски.Догадываясь, что остальное будет еще больше оторвано от жизни, я попросил Пита продолжать.– Кое-что повторяется многократно. Я прочту одно из типичных высказываний: «Патологическая аккуратность при расстановке на полках собственных компакт-дисков, книг и прочего барахла Если ты осмелишься нарушить образцовый порядок, он ведет себя как настоящая задница».– Ага! – воскликнула Аманда. – Под этим я готова подписаться обеими руками! – Ее прежнее безразличие исчезло без следа. Этот ответ явно задел ее больное место.– «Задница»? – переспросил Джордж. – Что она хочет этим сказать? Ну и словечко! Могла бы выразиться и помягче.– Может быть, звучит грубовато, но лучше не скажешь, – сказала Аманда. – Что есть, то есть. Мужчины просто звереют, когда притрагиваешься к их книжным полкам.– Я нет, – запротестовал Джордж. – Мои книги стоят как придется.– И мои, – сказал я. – Все книги лежат у меня в отдельной комнате, и никакой особой системы там нет. Естественно, книги в твердых переплетах стоят на одной полке, а в мягких обложках на другой. Но ставить их вперемешку просто нелепо. Правда, биографии и художественная литература тоже стоят отдельно.– Но ведь это совсем другое, – понимающе кивнул Джордж. – Я, например, держу все романы про Джеймса Бонда вместе, но это еще не значит, что я задница.– А что же это значит? – поинтересовалась Аманда.– Ну... это... просто это разумно. – Джордж немного растерялся.– А случалось ли кому-нибудь из твоих девушек поставить какой-нибудь роман не на место?– Нет. – Он задумался. – Хотя Мартина однажды поставила «Бриллианты навсегда» перед «Мунрейкером».– Ну и что?– «Бриллианты» вышли после «Мунрейкера». Аманда расхохоталась.– Так ты расставил их по году издания? Джордж кивнул.– И ты находишь это нормальным?– Ну конечно. Так уж получилось. Первыми были «Казино „Руаяль"» и «Живи и дай умереть другим». Я купил их у букиниста по пять пенсов за штуку. Они мне очень понравились, я стал собирать остальные и чисто случайно узнал, что романы, которые попались мне первыми, были и изданы первыми. Раз уж они стоят у меня на полке, решил я, почему бы не расставить их в порядке публикации. Понимаешь?– Еще как понимаю, – сказала Аманда. – Я отлично понимаю, что для того, чтобы этим заниматься, нужно быть настоящей задницей. – И, не обращая внимания на протесты Джорджа, сказала: – Продолжай, Пит, посмотрим, что там у тебя осталось.– Еще одно от той же девушки: «Почему эта любовь к порядку не распространяется у них на ванную?»Аманда сокрушенно покачала головой:– Это вечный вопрос.– Ко мне это не относится, – сказал Пит, подливая в наши кружки. – Я регулярно прибираю в ванной.– Что ты называешь «регулярно»? – спросила Аманда.– Раз в три месяца. А то и чаще.– И сколько времени занимает такая уборка?– Минут десять-пятнадцать.Она улыбнулась:– Иными словами, ты не лучше прочих. Ты считаешь, что ополоснуть раковину и плеснуть в унитаз немного хлорки означает прибрать в ванной.– Ошибаешься. Еще я мою ванну. Джордж поспешил Питу на выручку:– Уборка ванной занимает уйму времени в основном потому, что каждый квадратный дюйм заставлен женскими увлажняющими кремами, гелями для волос, разными там тюбиками, флакончиками... ну и разной другой ерундой.– Точно, – подтвердил Пит. – Абсолютно точно. Чтобы вытереть пыль с крохотной полочки, нужно снять с нее восемьдесят пять бутылочек скраба из моркови с кориандром.– Само собой без синтетических добавок, – вставил Джордж.Аманда невозмутимо сделала глоток вина.– Два самых распространенных высказывания мужчин про гель для волос. Первое: «Ты тратишь на него уйму денег». Второе: «Ты не возражаешь, если я им воспользуюсь?» Иногда они просто берут его, не спрашивая* разрешения.– Гель для волос? – спросил Пит. – У тебя были не те мужчины, Аманда.– Я знаю. Но дело не в том, что они пользовались гелем для волос.– Ладно, – перебил Джордж. – Давайте дальше. Предлагаю пункт из своего списка: «Кричат во все горло, давая советы спортсменам, когда смотрят телевизор. Неужели они думают, что их услышат? И неужели их советы кого-то интересуют? Они и спортом-то занимаются только на „Плейстейшн"». Самой «Плейстейшн» посвящен отдельный пункт. Мне кажется, в целом мысль ясна.– Это не про Сэма, – безжалостно сказал Пит. – Ведь «Плейстейшн» ты так и не освоил, верно?– Просто ты дал мне бракованный пульт дистанционного управления, – ответил я. – Давай дальше, Джордж.– «Без колебаний проглатывают утром последнюю каплю молока». «Закуривают сигарету, не предложив закурить тебе». «Полное безразличие к домашней работе, если для нее не нужна дрель или паяльник». «Без конца пользуются дрелью и паяльником». Потом еще... Хм...Пока Джордж шуршал бумагами, слово взял Пит:– Очень часто упоминаются болезни. Например: «Когда я болею, он считает* что я все равно должна подавать ему чай и готовить обед. Но если у него болит голова, он ведет себя так, словно у него опухоль мозга». Женщинам кажется, что мы слишком трепетно относимся к разным недомоганиям.– Кажется? – фыркнула Аманда. – Да для вас простуды и гриппа попросту не существует. Либо вы абсолютно здоровы, либо умираете. Третьего не дано. Мой брат разбудил меня среди ночи и заставил везти его в отделение скорой помощи. Он уверял меня, что у него гнойный аппендицит. – Она покачала головой. – А у него просто скопились газы в желудке.– На это они тоже постоянно жалуются, – сказал Пит.– На скопление газов? – спросил я.– Нет. Скорее на извержение. Аманда бросила взгляд на бумаги Пита.– Здесь есть что-нибудь от Тамсин? – спросила она.Он отвел глаза и беспокойно заерзал.– Нет.– Она считает, что ты – само совершенство?– Нет, просто она идио... в общем, мы больше не встречаемся. – Он поднялся и, не глядя на нас, стал снова наполнять кружки, хотя они еще не опустели.Его смущение развеселило Аманду.– Ее можно понять, Пит. Первая ночь была потрясающая, сплошные розовые кролики. Удержаться на том же уровне было просто нереально.Он недоверчиво посмотрел на Аманду:– Откуда ты знаешь, что она сказала?Мы с Джорджем расхохотались вместе с Аман-дой. Когда мы наконец сжалились над Питом, Джордж снова уткнулся в свой список.– «Не переключают вовремя скорость». Кто бы говорил! Много они понимают в переключении скоростей... Когда они тормозят, они не успокаиваются, пока не поставят рычаг в нейтральное положение. Какой в этом смысл? Им что, ставят отметки за стиль? Мало им сцепления с тормозом? – Он почувствовал, что отклонился от темы. – Хм, простите, о чем это я? Ах да: «Делают вид, что не помнят, куда мы собирались пойти, симулируя помрачение рассудка». «В самом деле не помнят, куда мы собирались, демонстрируя настоящее помрачение рассудка». «Неспособны смотреть телевизор, не трогая свои гениталии». Да, еще вот это: «В момент оргазма вопят: .Думаешь, это конец? Нет, это только начало!"»Я изумленно посмотрел на него.– Быть такого не может! Аманда посмотрела в свой бокал.– Ты не поверишь.– У меня всё, – сказал Джордж, убирая свои бумаги со стойки. – У тебя есть что-нибудь еще, Пит?– Ничего существенного.– А что у тебя, Аманда? – спросил Джордж. – Твоим подругам наверняка есть что сказать.Аманда бросила быстрый взгляд в мою сторону и так же быстро отвела глаза.– Вряд ли они сказали бы что-то новое, – уклончиво произнесла она.Еще бы. Она и не подумала с ними поговорить, ведь она считает, что помочь мне уже нельзя. Поэтому она избегает смотреть мне в глаза.– Но на днях в книжном магазине мне попалось вот это, – добавила Аманда. – Я подумала, может быть, это будет полезно. – Она вытащила из сумочки поздравительную открытку и прочла написанное:Как произвести впечатление на женщину?Вином угостить, в ресторан пригласить, позвонить, рассмешить, поддержать, обожать, поразить всем чем можно, всемерно ее ублажать, поднести ей цветы, подбодрить, одарить, взять за руку, о чувствах своих говорить.Как произвести впечатление на мужчину?Она развернула открытку и прочла написанное внутри:Сбросить одежду.Смех Джорджа и Пита был куда громче, чем заслуживала эта шутка, чему немало способствовало выпитое за вечер. Я старался не отставать от них, но ни пиво, ни шутка не возымели на меня должного действия, да и Аманда меня разочаровала. Ее не-желание выражать свой пессимизм было понятным – ей не хотелось меня расстраивать. Но она могла хотя бы сделать вид, что пыталась что-то предпринять. Ладно, она не хуже меня знала, что все эти мелочи мне уже не помогут. Все, что было у Пита и Джорджа, либо не имело ко мне отношения («Плейстейшн», дрель с паяльником, закупка пастернака), либо учитывалось с того дня, когда Керсти начала ставить мне оценки (остатки молока, выпитые утром, небрежная уборка в ванной, ссылки на внезапную забывчивость). Даже если среди их наблюдений и было что-то полезное, это уже не меняло дела. Аманда понимала это. Но Джордж с Питом по крайней мере повеселили меня, и мне было приятно, что они по-прежнему за меня болеют. Аманда даже не пыталась притворяться. Она держалась сухо и холодно как никогда.Джордж взял открытку и перечитал ее. Постепенно его хмельная улыбка исчезла. Он уставился на последнюю строку, делаясь все более серьезным.– Ты знаешь, – задумчиво произнес он, – а ведь это не так. •– Что не так? – спросила Аманда.– Вот эти слова насчет того, что нужно раздеться. Как будто это основная цель в отношениях с женщиной!– А разве не так?– Нет. Это уничтожит половину удовольствия. Ведь ты... ну, понимаешь... ты хочешь постепенно открывать для себя все прелести... Раздеть ее сам... Или наблюдать, как она раздевается... А лучше всего того и другого понемножку.На лице Аманды появилась улыбка. Увидев, что спиртное развязало Джорджу язык, она решила подзадорить его. Она начала очень осторожно, не давая ему заметить, что он разоткровенничался сверх меры.– Не думаю, что ты прав, – спокойно сказала она.– Еще как прав, – разгорячился Джордж. – Раздевать женщину надо медленно, постепенно, чтобы насладиться предвкушением. Тогда возбуждение растет и делается все сильнее. Куда приятнее, чем раз-два – и готово.Это было очень забавно. Разумеется, Джордж был абсолютно прав, но слышать, как твой товарищ так откровенно говорит о сексе, было странно и непривычно. Если бы здесь не было Аманды, этого бы не случилось. Мужчины никогда не обсуждают такие вещи между собой, об этом можно говорить только с женщиной. Тогда это превращается в своего рода игру, и кажется приятным и естественным.Именно это и подтвердили слова Пита.– Он прав, Аманда, – сказал он. – Однажды я отправился отдыхать вместе со своей девушкой.Мы были... сейчас уже точно не помню... где-то на Средиземном море. Там не было пляжа для нудистов, но многие женщины загорали с обнаженной грудью. В первый день я совершенно обалдел и все время думал: как я смогу всю неделю смотреть только на Луизу, когда вокруг лежит столько голых женщин? Мне не хотелось ее обижать, но как тут себя сдержишь!– Да, это вопрос, – понимающе сказала Аманда. В глазах у нее запрыгали чертики.– Поначалу я был очень осторожен и поглядывал на других девушек, только когда Луиза уходила купаться. Но внезапно я понял, что они меня совершенно не трогают. Я имею в виду груди. Вокруг были десятки, сотни грудей, но они меня ни капельки не возбуждали. Ну просто ни чуточки. Думаю, дело в том, что они были... ну, в общем, как на ладони. Ты мог прийти на пляж в любое время, и они выложены там как напоказ. Ничем не прикрытые. Никаких тебе бюстгальтеров или чего-нибудь такого. Обычно, когда ты видишь грудь, ты мечтаешь о ней, умираешь От желания увидеть ее. Ну, то есть если ты видишь ее под свитером или она чуточку выглядывает из выреза. Но она ни в коем случае не должна быть доступной. Только тогда она привлекает. Вся прелесть именно в этом.Аманда наслаждалась от души.– Ты хочешь сказать, что предвкушение – половина удовольствия?– Абсолютно точно, – сказал Пит, простодушно клюнув на ее наживку. – Иначе почему модное нижнее белье стоит такую уйму денег? Понимаю, женщинам нравится его носить, но ведь парни любят его не меньше, верно? Если бы все было так, как на твоей открытке, мужчины ненавидели бы бюстгальтеры и трусики. Они бы предпочли, чтобы их подружка облачилась в платье, которое можно скинуть мгновенно. А еще лучше – в банный халат: никаких пуговиц, молний, и раздеться можно в два счета.– Но этого-то мы и не любим, – сказал Джордж. – Бюстгальтеры и трусики – замечательная штука. И чулки. И пояс.Пит глубокомысленно кивнул. Аманда едва сдерживала смех, мне тоже было весело. Не то чтобы я был не согласен с Джорджем и Питом. Они были абсолютно правы. Эта открытка была несправедлива к мужчинам. Секс для нас – не погоня за оргазмом. Если бы это было так, его слишком быстрое наступление нас бы не смущало. Нам не нужно, чтобы женщина разделась как можно быстрее. Раздевание может доставить не меньше удовольствия, чем все остальное. Кстати, раздеваться полностью совсем не обязательно. Иногда от этого можно получить еще больше удовольствия.Джордж и Пит говорили чистую правду. Забавно было, что сами они не сознавали этого. Амандаковарно воспользовалась действием пива и продолжала беззастенчиво провоцировать дальнейшие излияния. Разговаривали мои приятели главным образом между собой, но смотрели при этом на нее.– Мне больше нравятся подвязки, чем пояса, – сказал Пит. – С ними проще. Классика. И красиво. Пояса хороши на расстоянии, но, когда женщина ложится и все эти резинки провисают, вид уже не тот.– Хм, – задумчиво промолвил Джордж, – не знаю, не знаю. Все же в поясах определенно что-то есть. Какая-то незаурядность. Они создают особую ауру. Хуже всего колготки. Самый паршивый вариант.– Да, с ними сплошная канитель, – откликнулся Пит.– Хотя в подходящем месте на подходящей девушке я даже против них ничего не имею.– Может, ты и прав. Вернемся к бюстгальтерам. Знаешь, есть одна вещь, я это просто обожаю: расстегнуть бюстгальтер, когда девушка лежит на животе, и поцеловать ей спину прямо под застежкой.Мы онемели. Почувствовав неладное, Пит поднял глаза. Он совсем забыл, где находится, и, опомнившись, потерял дар речи. Джордж испытывал явное облегчение оттого, что это сказал Пит. В то же время на лице его читалась тревога – не ляпнул ли он чего-то подобного?В глазах Аманды вспыхнули озорные огоньки.– В самом деле? – с улыбкой поинтересовалась она. – Так вот что тебе нравится! Очень любопытно.Пит побагровел как свекла.– Прошу тебя, продолжай, – сказала она, – расскажи нам еще. Я уверена, все с удовольствием послушают, что еще тебе нравится.Пит поперхнулся, закашлялся и с трудом выдавил:– Кто-нибудь хочет еще выпить? Еще пива, Джордж? Сэм?Бедняга! Аманда поиздевалась над ним еще немножко, после чего тема была закрыта. О цели нашего заседания захмелевшие члены Кабинета немного подзабыли. Однако это меня больше не волновало. Джордж и Пит, дай им бог здоровья, сделали всё, что могли, и я был благодарен им за старания, а Аманда считала, что мне уже ничто не поможет. В наших заседаниях больше не было смысла Что бы ни случилось за предстоящие две недели, это касается только меня и Керсти. Я не собирался признаваться в этом Питу, Джорджу и тем более Аманде. Мне не хотелось их огорчать (как Аманде не хотелось расстраивать меня). Пусть все остается как есть. Может быть, делая вид, что не упал духом, я и правда обрету силы?Джордж был явно настроен продолжать возлияния допоздна, поэтому в десять мы с Амандойвместе вышли на улицу. Пока мы шли к метро, я думал, как много изменилось с того дня, когда она стала членом Кабинета. Поначалу она была моей спасительницей, подбадривала и поддерживала меня, помогая мне брать все новые высоты. Теперь ее присутствие лишь портило мне настроение. Хотя, надо признать, больше испортить его было уже трудно. Поддерживать мой боевой дух теперь было некому. Аманда считала, что я проиграл.– Какая была любопытная дискуссия о нижнем белье, – сказала она.– Угу. На физиономию Пита стоило посмотреть.Она засмеялась, и я подумал, что, может быть, она не зря поддразнивала Пита. Разговор о сексе частенько заходит не просто так. Не исключено, что именно этого и добивалась Аманда. К тому же Пит сказал ей, что между ним и Тамсин все кончено. Возможно, она решила воспользоваться случаем? Короче говоря, пока мы спускались по лестнице и покупали билеты, ко мне вернулись прежние опасения.– Тебе нравится Пит, да?Мы стояли у соседних билетных автоматов. Аманда перестала бросать в щель монеты и посмотрела на меня... не знаю... Изумленно? Или с обидой?– Прости, – пробормотал я. – Прости, пожалуйста. Не знаю, что на меня нашло. Я...Мы получили билеты и пошли к входу.– На самом деле, когда все только началось, – добавил я, считая своим долгом пояснить, в чем дело, – я сказал Питу, что без тебя нам не обойтись. Я не хотел, чтобы он все испортил.Аманда засмеялась.– Ты не хотел, чтобы у меня начался роман с кем-нибудь из членов Кабинета?Я кивнул.– Жаль, – сказала она.Я посмотрел на нее. Наши глаза встретились. К платформе подошел поезд, но мы даже не взглянули, куда он идет. Аманда продолжала улыбаться. Лишь тогда до меня дошел смысл ее последней фразы. Так значит... Господи, нет. Выходит, ей нравлюсь я? Но этого не может быть. Или может? Я уже шевельнул губами, собираясь спросить: «Что ты хочешь этим сказать?», но Аманда опередила меня, посмотрев на поезд.– Это мой, – сказала она. – На запад. Пока. – Она побежала вниз, к платформе, и вскочила в поезд, оставив мне тень своей улыбки.Нет. Такого я не ожидал. Я окончательно растерялся.

Одиннадцатая неделя

Предпоследнюю неделю безнадежных попыток я начал не в лучшей форме. Когда завершаешь успешно начатое дело, можно расслабиться. Самое трудное позади, и теперь ты уверенно движешься к несомненной победе. Но ко мне это не имело отношения. Дело не только в том, что от победы меня отделяло четыреста пятьдесят баллов. У меня в тылу открылся второй фронт. Я был по горло сыт сомнениями и тревогами из-за Керсти, а теперь к ним добавились тревоги и сомнения из-за другой женщины. Неужели Аманда и впрямь... Господи, о чем я спрашиваю? Возможно ли, что она ко мне неравнодушна? Неужто ее чувства ко мне не просто дружеские? Может ли быть, что она – страшно сказать – влюбилась в меня?Все, что у меня было, это ее удивленный взгляд в метро. Но он объяснял многое. В первую очередь ее отношение к моим перспективам с Керсти. Естественно, ей не хватало духу сказать, что у нее на уме. Она не только понимала, что меня ждет провал, но она желала этого провала. Не исключено, что она (Аманда) искренне полагала, что она (Кер-сти) не собирается начислить мне нужное количество баллов, независимо от того, какие чувства она (снова Аманда) ко мне испытывает. Но если она действительно питает ко мне какие-то чувства (как то: неравнодушна, влюблена... и т. п.), пессимизм в отношении моих шансов превращается в оптимизм в отношении ее собственных шансов. Да еще эти проклятые лилии. Я невольно поморщился. Неужели я, сам того не желая, вселил в нее надежду?Предположим чисто теоретически, что Аманда действительно увлеклась мною. Что я об этом думаю? Какие бы чувства я ни питал к ней как к женщине, ответ на этот вопрос зависит от моих чувств к Керсти. И вот здесь-то и зарыта собака. Если моя любовь к Керсти однозначна и безусловна, как раньше, внимание Аманды не имеет для меня никакого значения. Я принадлежу Керсти, и точка. Разумеется, я польщен, но не испытываю искушения. Однако при мысли о том, что Аманда не желает ограничиваться ролью члена Кабинета, я чувствовал приятное волнение. Беда в том, что я уже не был стопроцентно уверен, что Керсти – единственная женщина, предназначенная мне судьбой. А значит, эпизод с лилиями был далеко не худшим моментом в моей жизни.Неделя шла, и помимо ужасных, деморализующих сомнений меня стал одолевать гнев. Две по-следние суммы баллов рассердили меня, но тогда раздражение быстро прошло. Теперь внутри меня плескалась целая бочка гнева, и с каждым днем она становилась все полней. Думаю, так давала о себе знать долго копившаяся душевная боль. Керсти заставила меня пройти через настоящий ад, но мне приходилось скрывать от нее свои мучения. Боль и отчаяние, которым я не давал выхода, превращались в гнев и стекали в бочку. Еще немного – и ее содержимое хлынет через край. Конец приближался неотвратимо. Я рассуждал, как ребенок в преддверии Рождества: «Сегодня последний четверг перед Рождеством, следующий четверг – сочельник, почти такой же веселый, как само Рождество, значит, сегодня последний скучный четверг...» Только в моем случае все было наоборот. «Сегодня, – думал я, – последний понедельник перед моим расставанием с Керсти, в следующий понедельник я уже могу укладывать вещи, значит, сегодня последний понедельник нормальной совместной жизни...» Больше всего меня злило, что Керсти держалась как ни в чем не бывало. Неужели она не чувствовала напряжения? Бог свидетель, для меня это было чудовищное испытание. Я по-прежнему брал пример с «Олл Блэкс», но теперь я уже не знал зачем: чтобы показать, что мне все нипочем, или просто назло Керсти. Какая-то часть меня уже сдалась. Это произошло спонтанно; внезапно я обнаружил, что у меня в душе образовалась мертвая зона, которую уже не трогали призывы к оптимизму. Наверное, мне следовало спокойно сказать Керсти: «Я старался изо всех сил, но, как видно, тебе это просто не нужно». Если я дам волю своему гневу, Керсти скажет: «Видишь, ничего не получается. Нам действительно лучше расстаться». Бурная сцена не поможет, это ясно, как божий день. Именно этим и объяснялась моя решимость сохранять самообладание.Но, господи, как же это было тяжко! Во вторник Керсти отправилась на вечеринку со школьными друзьями, которых она увидела на встрече выпускников.Вернувшись, она устало опустилась на диван."– Привет, дорогая, – сказал я. – Хорошо повеселилась?Она неопределенно хмыкнула. Такой ответ мог означать как «да», так и «нет», но все же был ближе к «нет».– Нам было очень весело в Ньюбери, и мы решили, что будет здорово это повторить. Думали провести еще один приятный вечер. Но всё испортили несколько идиотов. Стэйси Эстл и компания заявились без приглашения.– Она напилась?– Напилась ли она? Спроси ещё, верит ли в Бога Папа Римский. Она считает своим долгомопорожнить любую недопитую бутылку. Доставала нас весь вечер.– Бедняги! Значит, она испортила вам вечер?– Немножко.Меня так и подмывало выпалить: «Вот и отлично! Ты это заслужила, ведь ты своей дурацкой затеей испортила мне всю жизнь». Но я оставил эти комментарии при себе, позволив им стекать в булькающую бочку. Вместо этого я сказал:– Ты расстроилась? Мне очень жаль. Может быть, тебя исцелит волшебное лекарство Сэма? – Спешу разочаровать тех, кто подумал, что речь идет о чем-то непристойном: волшебное лекарство Сэма – это кофе по-ирландски, который, по мнению Керсти, я готовлю лучше всех на свете.Она одарила меня лучезарной улыбкой.– Ты просто прелесть, – сказала она, чмокнув меня в щеку, и я отправился на кухню.Сколько же баллов мне это принесет, размышлял я, осторожно наливая в стакан сливки. Даже если их будет тьма-тьмущая, я наверняка таинственным образом потеряю их на чем-то другом. Боже упаси, чтобы я приблизился к тысяче баллов. Делая вид, что с интересом слушаю Керсти, я почувствовал, как отчаяние переплавляется в гнев.– Вообще-то мы решили попробовать еще раз. Соберемся у кого-нибудь дома, так, чтобы вся эта братия во главе со Стэйси об этом не знала.– Отличная мысль.– Я сказала, что можно собраться у меня.– Конечно. – Сказав это, я подумал, что, возможно, мое согласие уже не требуется. Разумеется, если они не назначат встречу на ближайшие полторы недели, пока я, скорей всего, буду еще здесь. Я еще острее почувствовал, как близок конец. Бочка заклокотала с новой силой. Но я по-прежнему не подавал виду, что со мной творится неладное.– Прошу, дорогая, – сказал я, подавая Кер-сти кофе.– Спасибо, ты такой милый.Моя улыбка была лицемерием чистой воды, и теперь я злился не только на невозмутимую Керсти, но и на самого себя.Вероятно, мое состояние сказалось на том, что произошло в среду, хотя, может, дело было и не в этом. Определенно можно сказать одно: все обернулось не так, как я ожидал. А ожидал я, как и Керсти, что вместе с нашими друзьями Дебби и Стюартом мы отправимся поужинать в ресторан. Мы запланировали этот ужин сто лет назад. Но в середине дня позвонил Алан.– Ты свободен еще на неделю, Сэм.– Неужели он опять пропал?– Да. Хотя не знаю, уместно ли здесь слово «опять». Его нет вторую неделю.– Хочешь сказать, он вообще не появлялся дома?– Да.– Такое уже случалось?– Вообще-то нет. Рекордом были два дня. Или три, точно не помню... – Я услышал, что у Алана зазвонил другой телефон. – Послушай, мне надо идти. Думаю, Дэнни скоро объявится. Я позвоню тебе на следующей неделе. Пока.– Пока.Я понимал, что проблем у Алана выше головы и он не мог целыми днями думать только о Дэнни. Но у меня он не выходил из головы. Мальчишки нет дома больше недели. Не исключено, что он действительно скоро объявится. А если нет? Где он пропадает? С кем он? Чем занимается? Мне невольно вспомнилось все, что мне удалось из него вытянуть. Есть кто-то по имени Паук, человек, который живет на взморье. Но где именно? Обычно отлучки Дэнни продолжались не более суток, значит, это недалеко от Лондона. Южное побережье.Над ксероксом на стене висит карта Британии, где обозначены все офисы нашей компании. Я принялся изучать южное побережье. С равным успехом Дэнни мог оказаться примерно в полудюжине мест. Борнмут, Саутгемптон, Портсмут, Брайтон, Истборн, Фолкстон – мучительно перебирал я. Внезапно меня осенило. Наш разговор в «Селфриджес»! Дом... Здание... Он описал его во всех подробностях, и я сразу понял, что оно существует на самом деле. Он назвал его большим дворцом. С куполами, похожими на луковицы... Я впился глазами в южное побережье. Дворец... купола... Где это может быть? Дворец, купола, дворец... Мой взгляд остановился на Брайтоне.Королевский павильон.Я моментально нашел в Интернете его изображение. Точно. Купола, похожие на луковицы. Он действительно напоминал дворец. Глядя на него, я вспомнил все, что говорил Дэнни. Колонны, арки, сады, дорожки. Все сходится. Конечно, я могу заблуждаться, и на самом деле Дэнни вовсе не в Брайтоне. Но где бы он ни был, я чувствовал, что он в опасности. Можно было и дальше сидеть сложа руки и строить догадки. Но вдруг я могу чем-то помочь этому парнишке, ради чего, собственно, все и затевалось? Неожиданно я понял, что он мне не безразличен.А как же Керсти? Столик был заказан на восемь, и ресторан был не дешевый. Это посерьезнее, чем передумать пойти в «Пицца Хат». Если я позвоню и скажу, что не приду, я потеряю десятки баллов. А так ли это? Чутье подсказывало иное. Последние две недели принесли мне по пятьдесят баллов. То, что я делал, не имело никакого значения. Я подозревал, что, даже не придя на ужин, яполучу всё те же пятьдесят баллов. Не испытывая особых угрызений совести в отношении Дебби и Стюарта, я вдруг понял: мне даже наплевать, что скажет Керсти. Я злился на нее так сильно, что этот звонок, пожалуй, доставил мне удовольствие.– Дорогая, не знаю, как сказать...– Ты насчет сегодняшнего вечера?– Эээ... в общем, да. Видишь ли, у нас полетела система, а завтра, помнишь, я тебе рассказывал, у нас презентация.– Нет.Разумеется, она не могла помнить то, что я выдумал пять секунд назад.– Прости, мне казалось, я тебе говорил.– Нет, не сказал, – сухо ответила она. – Так что насчет вечера?– Э... видишь ли... похоже, придется всё переделать заново. Сейчас техническая поддержка занимается компьютерами, и, если им удастся восстановить потерянные данные, тогда нас отпустят, но...– Сэм!– Дорогая, мне очень жаль. Я постараюсь прийти как только смогу. Но боюсь, мне придется торчать здесь допоздна.– До которого часа?– Не исключено, что я вообще не успею. Так что вы уж развлекайтесь без меня.– Угу.– Керсти, мне действительно очень жаль. Если бы я мог...– Угу.– Я позвоню, если что-то изменится. Но пока надежды мало.– Ладно. – Она повесила трубку. Надежды действительно мало, подумал я.У меня ее практически не осталось. И всё из-за твоих баллов.С семидесятых, когда я последний раз был в Брайтоне, город здорово изменился. Тогда я еще ходил в коротких штанишках, а верхом утонченности здесь считалось не заказывать соус карри к чипсам. Теперь повсюду был сплошной «Колдплей», кофе с молоком и навесы от солнца. Мне навстречу даже попался мужчина лет сорока пяти с самокатом. Передвигался он чуть медленнее страдающего подагрой дикобраза, и, как всегда, когда я вижу нечто подобное, я с трудом преодолел желание подойти и напомнить, сколько ему лет. Кроме того, во времена моего детства здесь не было такого количества геев. Если бы тогда я увидел двух мужчин, которые идут по улице, держась за руки, от изумления я выронил бы сахарную вату. Теперь Брайтон напоминал Сидней во время концерта Барбары Стрейзанд.Я шел по длинной, прямой улице, которая вела от вокзала к морю. Дневная жара постепенно стала спадать. Я понятия не имел, что я намерен делать. Как найти Дэнни? Да и вообще, почему я так уверен, что искать его нужно именно здесь? Меня утешало лишь одно: если Дэнни в свое время случайно наткнулся на Паука, найти его, скорей всего, будет несложно. Дэнни вряд ли имел дело с опытным рецидивистом. Ведь речь шла о тринадцатилетнем мальчишке, а не о закоренелом преступнике. По всей вероятности, начать надо с улицы.Я брел по приморскому бульвару. Причал – последнее пристанище прежнего убожества Брайтона – сверкал огнями и гремел дрянной музыкой. Я прошел вдоль него, минуя площадку с гудящими, грохочущими и лязгающими игровыми автоматами. Теперь здесь были сплошные компьютеры – куда подевались старые автоматы, набитые двухпенсовыми монетами? С площадки я вышел прямо в парк аттракционов. Тут было полно сверстников Дэнни, но его среди них не было. Здесь были обычные дети, горластые и азартные. Если бы Дэнни был таким, как они, поводов для волнения было бы куда меньше. Но он искал другие способы времяпрепровождения, более взрослые и зловещие.Я развернулся и пошел вдоль причала назад. На обочине сидела женщина, прося подаяния. Рядом лежала дворняжка со свалявшейся шерстью.Я опустился на корточки и положил в пластиковый стаканчик пятьдесят пенсов.– Вы не знаете, где можно найти Паука? Она недоуменно подняла глаза:– Что?– Паук, – сказал я. – Вы про такого не слышали?Она опасливо покосилась на меня и покачала головой.Я пошел дальше вдоль побережья и через какое-то время встретил еще одного нищего. Он сидел, прислонившись к изгороди, и бубнил, как заклинание: «Подайте монетку, подайте монетку, подайте монетку...» Перед ним лежала шерстяная шапка. Присмотревшись, я увидел, что он не намного старше меня. Хотя вид у него был, надо сказать...Второй монеты в пятьдесят пенсов у меня не оказалось, и, решив, что подавать меньше неловко, я бросил ему фунт.– Спасибо, друг.– Ты случайно не знаешь никого по имени Паук?– Что-что?– Паук. Ты про такого не слышал?– Нет. А что?Я покачал головой.– Неважно.Еще трое нищих отреагировали на мой вопрос точно таким же образом. Прав ли я был, приехав в Брайтон? Может быть, Паук живет в другом городе? Поравнявшись с Королевским павильоном, я посмотрел на купола-луковицы. Нет. Сомнений быть не могло. Дэнни говорил именно об этом месте. Нужно продолжать поиски.Бродя по улицам, я расспрашивал всех нищих, которые попадались мне навстречу. Мои карманы постепенно пустели. Еще немного – и я сам пойду по миру. Но все они говорили: нет, про Паука мы никогда не слышали. У меня ныли ноги. Мне стало жарко, я снял пиджак и перекинул его через плечо. При каждом шаге он хлопал меня по спине, прижимая к телу мокрую от пота рубашку. Но ни один человек слыхом не слыхивал про Паука.Я вышел к торговому центру. Это было просторное, современное здание с кондиционерами. Я зашел внутрь, чтобы немного остыть. На скамейке перед одним из отделов сидел какой-то тип средних лет с банкой дешевого пива. Рядом с ним никто не садился. Он не просил милостыню, но его спутанная борода и помятый вид говорили о том, что последнюю ночь он провел на улице. Я подошел и сел возле него.Не пытаясь соблазнить его денежным вознаграждением, я без лишних слов заявил:– Сдается мне, что ты знаешь Паука.Он чуть не поперхнулся.– Какого черта тебе нужно?Он не ответил на мой вопрос, но недоверчивый тон и раздражение подсказывали мне, что я на верном пути. Отчаянно стараясь казаться видавшим виды, я небрежно бросил:– Мне нужен Паук.– Зачем?В его голосе послышалась угроза. Подражая его тону, поскольку иначе он просто не принял бы меня всерьез, я сказал:– Тебя не касается. Либо ты знаешь, где он, либо нет. Если да, выкладывай.Парень явно немного растерялся. На хрена этому типу Паук, видимо, подумал он. Уж не из полиции ли он?Я, в свою очередь, пытался обескуражить и напугать его, стараясь не показать, что у меня самого от страха поджилки трясутся. От волнения у меня внезапно запершило в горле.– Что мне за это будет? – спросил парень. Я понятия не имел о расценках на подобныеуслуги.– Слово за тобой.– Пачка сигарет.Рядом был табачный киоск. Я направился к нему. Забыв, что хорошие манеры здесь неуместны, я спросил:– Какие тебе?Более нелепого вопроса нельзя было себе представить. Бродяга страшно удивился, не сомневаясь, что я постараюсь всучить ему какую-нибудь дрянь подешевле.– «Мальборо», – ответил он. – Крепкие. – И, подумав, добавил: – С длинным фильтром.Я купил сигареты и вернулся на скамейку.– Так где мне найти Паука?– У западного причала, – ответил он, корявыми ногтями торопливо разрывая целлофан. – Ближе к ночи он всегда там.К ночи? Я посмотрел на часы: начало десятого. На улице стало совсем темно. Бродя по городу, я не заметил, как сгустились сумерки. Нужно было пошевеливаться.Я побрел назад к морю. Вдалеке зловеще маячил полуразрушенный западный причал, едва различимый на фоне темно-синего неба и черной воды. В отличие от его более современного собрата его не освещал ни единый огонек. Приближаясь к нему, я смотрел во все глаза, пытаясь что-нибудь разглядеть. Но мои усилия были тщетны. С моря потянуло холодным ветром, и мне пришлось снова надеть пиджак. Дорогие отели справа от меня уступили место более тихим кварталам. На старом причале по-прежнему не было видно никакого движения.Мне стало неуютно. Я был один, в незнакомом месте, в холоде и темноте, не вполне понимая, как я сюда попал. Конечно, я не забыл, что хочу найти Дэнни. Но непривычная обстановка в два счета может выбить из колеи. Теперь я думал только о ресторане, где Керсти, весело болтая и смеясь, в глубине души проклинает меня за то, что я подвел ее. Правильно ли я поступил? Может быть, мне следовало сидеть сейчас с ней, а не тратить время на мальчишку, перед которым у меня не было абсолютно никаких обязательств и который, скорей всего, и слушать меня не станет? Порыв ветра бросил мне в лицо пригоршню водяных брызг. Что я здесь забыл?В этот момент я заметил на берегу что-то похожее на искру, какой-то крохотный огонек примерно в сотне ярдов впереди, на дальнем конце причала. Я остановился и, перегнувшись через перила, стал всматриваться вдаль, пытаясь разглядеть, что там. За развалинами старого причала я увидел пламя, которое плясало над охапкой сучьев. Кто-то развел костер. Разгораясь, он освещал все больший участок вокруг. Сначала я различал лишь гальку, но потом заметил человека. Это был мужчина, худощавый и гибкий, но жилистый и крепкий. Может быть, виной тому был отблеск костра, но в его облике мне почудилось что-то угрожающее.Огонь становился все ярче, и я разглядел, что вокруг костра сидят еще семь или восемь человек.Подойдя ближе, я увидел, что предводителю этой компании, судя по всему, около сорока. Его одежда была изношенной и грязной, обесцвеченные свалявшиеся волосы – еще грязнее. Тыльная сторона его ладоней и руки до локтей были покрыты выцветшими татуировками. Ярко-голубые глаза светились злобой. Бледное, худое лицо от подбородка до корней волос и от уха до уха тоже было покрыто татуировкой, изображавшей паутину.Сидящие у костра были гораздо моложе его, за исключением одной женщины, которой на вид тоже было за тридцать. Все они были одинаково чумазые, с разводами грязи на неумытых лицах. Грязь вокруг глаз напоминала подтеки туши, что делало их немного похожими на Элиса Купера. Возможно, в иных обстоятельствах это бы меня позабавило. Некоторые подростки пили из пластиковых бутылок сидр, другие передавали из рук в руки окурок. Здесь же, чуть поодаль от остальных, с банкой пива сидел Дэнни.Теперь я оказался прямо над ним. Стоя за границей света и кромешной тьмы, так, что собравшиеся не могли меня видеть, я наблюдал за Дэнни. Его волосы были немыты бог знает с каких пор. Ногти обрамляла траурная кайма. Джинсы топорщились от грязи. Худой и в лучшие времена, теперь он стал просто прозрачным. Никто не заговаривал с ним и не смотрел в его сторону. Он жадно следил за своими товарищами, ловя обрывки чужих разговоров, – было видно, как страстно, но тщетно он алчет признания. Мои сомнения улетучились без следа. Мальчику действительно нужна была помощь. Я сделал несколько шагов вперед и обнаружил лестницу, которая спускалась к прибрежной полосе. Хрустя галькой, я решительно приблизился к костру и шагнул в пятно света. Вся компания изумленно уставилась на меня. Я смотрел на Дэн-ни. Он явно не верил своим глазам. Отлично. Мне удалось взять инициативу в свои руки.– Собирайся, Дэнни, нам пора. Дэнни не шелохнулся. Паук встал.– Что ты сказал? – Он был примерно в десяти футах, как раз между мной и Дэнни.– Я сказал Дэнни, что нам пора идти.– А если я скажу, что он с тобой не пойдет? – Паук сделал шаг в мою сторону.– Послушай, приятель, можешь говорить все, что тебе нравится. Мальчик пойдет со мной.Паук обернулся к Дэнни. Тот смотрел в сторону моря, словно речь шла не о нем. Паук снова повернулся ко мне.– Что-то непохоже.– Я знаю, как его зовут и где он живет. Я знаю, где он находится сейчас. Все необходимые бланки уже наготове, полиции останется лишь выслушать, что я скажу.Паук переглянулся с женщиной у костра. Похоже, упоминание о полиции заставило его насторожиться. Он снова посмотрел на меня и скрипнул зубами.– Мне наплевать, что ты собираешься делать с этими несчастными идиотами. – Глядя на жалкие фигурки у наших ног, я старался не думать, что им уготовано. – Но мне нужно поговорить с Дэнни. Не возражаешь?Я сделал шаг в сторону Дэнни. Паук хотел было отойти в сторону, но передумал. Я обогнул костер, который постреливал в мою сторону крохотными раскаленными угольками, словно сторожевой пес, всей душой преданный Пауку. Первое препятствие было позади. Осталось справиться с Дэнни.Теперь я стоял вплотную к нему.– Идем.Он не пошевелился и даже не взглянул на меня.– Дэнни, я хотел бы обсудить предстоящие занятия.Как я и рассчитывал, услышав это, он просто взвился.– Заткнись, – прошипел он. – Не вздумай заводиться здесь про школу и весь этот отстой, Не позорь меня перед Пауком.Я понизил голос.– Если ты не отойдешь со мной вон туда, – я кивнул в сторону причала, где нас бы никто не услышал, – я начну говорить про школу, Алана и остальной «отстой» прямо здесь и буду делать это так громко и так долго, пока Паук не намочит штаны от смеха.Дэнни неохотно признал свое поражение. Он встал и побрел вместе со мной к причалу.– Что ты уперся? – спросил я. – Почему ты не хочешь вернуться вместе со мной в Лондон?– Мне больше не нужен твой паршивый Лондон, – пробормотал он. – Ты мне тоже не нужен, и твой недоумок Алан, и моя дурацкая семья, и эта дурацкая школа.– Ты уверен?– Да. У меня есть Паук. И мои друзья. И все они здесь.И опять я подумал, что, не будь ситуация столь отвратительной, это было бы смешно.– И какое же будущее может предложить тебе Паук?– Он говорит, что знает людей, которые помогут мне заработать.Сама мысль об этом заставила меня содрогнуться. Я постарался поскорее выкинуть эти слова из головы, чтобы не наброситься на Паука в приступе слепой ярости. Я пришел сюда ради Дэнни, а не ради этого подонка.– Дэнни, я знаю, тебе кажется, это круто – сбежать туда, где тебя никто не найдет...– Ты считаешь, я неправ?– Да, ты неправ, и поздравь себя с этим. Как думаешь, сколько ты так протянешь? Пока прошло полторы недели. Но сейчас лето. Уже становится холодно. Что ты будешь делать зимой?– Зимой меня здесь не будет. Паук говорит, что подыщет мне жилье.Меня снова затрясло, но я опять постарался отбросить неприятную мысль. Из-под носа у мальчишки уплывает последний шанс. Если я брошу его здесь, если его желание не уронить свое достоинство возьмет верх, его затянет в болото, где правят бал Паук и его приспешники, и выбраться он уже не сможет. И когда он поймет свою ошибку, а это неизбежно случится, будет слишком поздно.– Зачем ты это делаешь, Дэнни? Неужели ты не понимаешь, как это глупо? Посмотри на себя. Посмотри, на кого ты похож. Это уже не детские игры. Но это не сделает тебя взрослым. Ты не представляешь, во что ты влез. Это тебе не бумажники воровать в «Селфриджес».– Все равно это лучше, чем дурацкие занятия.– Заблуждаешься.– Это ты так думаешь.– Нет, Дэнни, я это знаю. Когда я учился в школе, я рассуждал так же, как ты сейчас...– Но у тебя не было тяжелой обстановки дома, ясно тебе?! Ты не представляешь, что такое тяжелая обстановка дома.Это было последней каплей. Услышав эти слова, я озверел окончательно. Фраза про «тяжелую обстановку», выхваченная из отчета социального работника, была столь нелепой в устах Дэнни, что меня охватило настоящее бешенство. Не соображая, что делаю, я схватил Дэнни за плечи и ударил его о деревянную опору.– Никогда не смей разговаривать со мной таким тоном! – проревел я, заглушая голоса, доносившиеся от костра. – С чего ты вбил в свою тупую башку, что у тебя тяжелая жизнь?Дэнни испугался не на шутку. В ярости я поднял его в воздух. Футболка, в которую я вцепился, стянула ему грудь, и он пытался нащупать землю носками ступней, чтобы отдышаться. Но мне было наплевать. Приблизив свое лицо к самому его носу, я заговорил:– Вместе со мной в школе училась одна девочка. Ее отец бил ее мать. Однажды, когда девочке было одиннадцать, он избил мать так сильно, что повредил ей мозг. Его отправили в тюрьму. Я отлично помню, как это случилось, потому что девочка сидела рядом со мной и плакала дни напролет. Шесть месяцев – ясно тебе? – шесть месяцев она плакала не переставая. Но она не превратилась в прогульщицу. Она не стала убегать, или воровать, или уезжать на побережье, чтобы показать, какая она крутая. Нет, она продолжала трудиться. Она стала дру-гой, полностью, совершенно другой. За одну ночь она стала самой тихой девочкой на свете и перестала быть той, что раньше. Думаю, такой, как раньше, она не стала никогда, потому что у того, кто пережил такое, переворачивается душа. Вот настоящая трагедия, Дэнни, а ты распустил нюни из-за того, что твоя мать живет с человеком, который тебе не нравится. Да ты просто ищешь любого дерьмового оправдания, чтобы не ходить в школу. На самом деле ты просто безумно ленив. Так когда же до тебя, черт побери, дойдет, что у тебя остался всего один шанс, чтобы разгрести дерьмо, в котором ты по уши увяз! Ты вообще-то способен это понять? А?Выдохнув последние слова, я еще раз ударил его о деревянный столб. Тут я опомнился и пришел в себя. Я увидел, что Паук и все остальные смотрят на меня в изумлении, и отпустил Дэнни. Он тяжело дышал. Я тоже.Я взглянул на него и понял – что-то в нем изменилось. Постепенно до меня дошло: впервые Дэнни был похож на ребенка. В его глазах был детский испуг.Я почувствовал, что мне удалось его зацепить. Моя вспышка сделала свое дело – он испугался, эта встряска словно открыла ему глаза. Дэнни как будто очнулся, поняв, где он и что он делает. Он оглянулся на Паука и остальную компанию, и по его глазам было видно: он сознает – эти люди из другого мира Здесь все было куда серьезнее, чем прогулы или воровство в магазинах. Это был мир, из которого не возвращаются. Понятное дело, гордость заставляла его ненавидеть меня – ведь это я привел его в чувство. Меня рассказы про «тяжелую обстановку» не впечатляли, но сам он привык себя жалеть. Сказав ему начистоту, что я думаю про эту жалость, я попал в точку. Теперь он был посрамлен и боялся, что ему придется признать свою неправоту. Я знал, мне еще предстоит разыграть эндшпиль.– Решать тебе, Дэнни, – невозмутимо сказал я, развернулся и пошел прочь, мимо костра, мимо Паука, вверх по лестнице. На душе у меня было легко и спокойно, настоящее затишье после бури. Медленно, не останавливаясь и не оборачиваясь, я стал подниматься по склону холма к вокзалу. На платформе стоял лондонский поезд, который должен был отправиться через четверть часа. Я прошел к первому вагону и сел так, чтобы видеть всю платформу.Через пару минут в вестибюле вокзала показался Дэнни. Он проскользнул за чьей-то спиной в ворота, чтобы не покупать билета, и сел в поезд. В Лондоне я выйду в город раньше, что избавит его от еще одной встречи со мной.Я откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза.На следующий день позвонил изумленный Алан и сообщил: Дэнни вернулся и заявил, что будет ходить на занятия. Я рассказал ему, что произошло, и, должен признать, мне были приятны его похвалы. Они немного приободрили меня после ледяного приема, который накануне вечером ждал меня дома. Впрочем, отчасти я это заслужил. Ведь Керсти не знала, что случилось на самом деле. Немного поколебавшись, я решил, что рассказывать ей про Дэнни все же не стоит. Как я уже говорил, я догадывался, что ждет меня в воскресенье.Я не ошибся: шестьсот тридцать пять. Еще одна неделя принесла мне пятьдесят баллов. И хотя это не было неожиданностью, у меня в голове снова начали роиться вопросы. Неужели Керсти действительно хочет меня завалить? У меня осталось семь дней, чтобы набрать триста шестьдесят пять баллов. Это в шесть раз превышает текущие темпы. И в два раза выше, чем мой рекорд. За неделю я должен заработать половину того, что получил за одиннадцать предыдущих недель вместе взятых. Куда ни кинь – задача невыполнимая. Дело было не в расчетах, здесь крылось нечто иное. Что бы я ни делал за последние три недели, оценка не менялась. Но в чем проклятый секрет? А может, и секрета-то никакого нет, просто я ей не нужен? С этими мыслями я шагал в «Митр», впервые поняв, как тесно связаны гнев и страх.Как я и ожидал, заседание Кабинета было недолгим. Джордж пробормотал что-то про несокрушимое мужество. Пит предпринял отчаянную попытку утешить меня, вспомнив слова известной песни: «Не все потеряно, пока толстуха поет...», но тут же начал смущенно извиняться, объясняя, что не имел в виду Керсти. Было ясно, что кроется за этой бравадой, поскольку оба избегали смотреть мне в глаза. Они знали не хуже меня – исход битвы не подвластен законам логики. Если вообще есть шанс победить. Отдав дань приличиям, они перевели разговор на другую тему, и к баллам мы больше не возвращались. Не стоит и говорить, что я был рад этому. Аманда явно тоже почувствовала облегчение.Всю неделю я старался не показываться ей на глаза. Это было несложно, ведь мы работаем на разных этажах, а если на горизонте маячило какое-нибудь совещание с ее участием, у меня начинался внезапный приступ головной боли. Я не столько боялся встречи, сколько хотел избежать дополнительных осложнений. Но теперь Аманда сидела рядом, и я невольно анализировал каждое ее слово, каждый взгляд, каждый жест. Может быть, мне показалось, и я тут ни при чем? Возможно, на самом деле она флиртовала с Питом?Но мало-помалу и не без помощи белого вина туман стал рассеиваться. Множество едва заметныхмелочей говорило о том, что объект ее внимания – не Пит. Разумеется, расставшись с Тамсин, он снова стал вольной птицей и повел активное наступление на Аманду с понятным для его лет напором. Впрочем, эти попытки он не оставлял, даже встречаясь с Тамсин. Как я уже сказал, в его возрасте это понятно. Сегодня он взялся задело с удвоенным рвением, обеими руками цепляясь за любую возможность снова поговорить с Амандой о нижнем белье. Однако она не поощряла его поползновения, предпочитая беседовать со мной. Это, понятное дело, ужасно раздражало Пита. Обычно такие вещи забавляют меня, но на сей раз все это не доставляло мне удовольствия. Аманда же то вспоминала какой-нибудь смешной случай у нас на работе, то, стоило Питу отвлечься на очередного посетителя, начинала рассказывать мне о фильме, который хочет посмотреть, то вспоминала телепередачу времен нашего детства, которую Пит уже не застал. Все эти разговоры вызывали у меня непреодолимое желание удрать.Хотите начистоту? Я не мог утверждать на сто процентов, что внимание Аманды мне неприятно. Возможно, все было как раз наоборот. И удрать мне хотелось вовсе не потому, что меня смущало ее поведение. Очень может быть, что дело было совсем в другом: я больше не желал Керсти, меня влекло к Аманде. Ощущение неловкости было лишь проявлением чувства вины. Какая-то часть меня хотела закричать: «Ну и что, если мне нравится Аманда? Почему бы мне не воспользоваться случаем? В конце концов, она не затевает дурацких игр вокруг серьезных отношений и не она, а Керсти рискует нашим будущим, награждая меня оценками, которые зависят исключительно от ее капризов. Аманда не выкидывает ничего подобного и держится весьма достойно. Она заговаривает со мной, шутит со мной, да, если хотите, флиртует со мной. Почему мне нельзя ответить ей взаимностью? Почему я должен расплачиваться за свое счастье такой ценой? Что толку биться как рыба об лед, если Керсти уже все решила?И все же мы с Керсти были вместе давным-давно, не прошло и трех месяцев с тех пор, как я сделал ей предложение, и отказываться от нее лишь потому, что происходящее не укладывалось у меня в голове, я не хотел. Да, я был в смятении. Да, я злился. Но ведь часть меня, которая злилась на Керсти, это еще не весь я. Другая часть все еще надеялась как-нибудь уладить дело. То, что произошло, не убило моего желания. Мне хотелось, чтобы Аманда знала – я еще не утратил надежду. Зачем? Возможно, чтобы положить конец ее странному поведению, из-за которого мне было так неуютно. Я не знал, как это сделать, но все произошло само собой. Домой мы опять шли вместе, продол-жая о чем-то беседовать. Не знаю почему, мне вдруг вспомнилась одна вещь, и это воспоминание показалось мне страшно важным. Я должен был сказать об этом Аманде.– Я собирался отвезти Керсти на колесо обозрения.– Прости? – озадаченно переспросила Аманда– Понимаешь, я был уверен, что, когда я сделаю предложение, она скажет „да“. Сто раз я представлял себе, как я спрошу: „Ты выйдешь за меня?“ – и услышу: „Да“. Этот план созрел у меня давным-давно. Можешь считать это нелепыми фантазиями, но я думал, что схвачу ее в охапку, поймаю такси и мы рванем прямо на колесо обозрения. И когда мы поднимемся на самый верх и весь Лондон на мили вокруг будет перед нами как на ладони, я прижму ее к себе и скажу: „Вот что я чувствую, когда рядом ты“.Аманда молчала.– Я имею в виду, на седьмом небе, – пояснил я.– Я поняла.Боюсь, что она сочла такой сценарий немного слащавым. Когда я заговорил о своих планах, мне и самому почудился в нем такой привкус. Но я был убежден, Керсти это бы и в голову не пришло. Я не сомневался в этом ни секунды, просто потому что знал и понимал ее. Во всяком случае раньше.Внезапно мне на глаза навернулись слезы, я опустил голову и не видел выражения лица Аман-ды, которая продолжала молчать. По правде говоря, я и собственную реакцию понимал не вполне. О чем я плакал? О себе? О Керсти? Может быть, я плакал от отчаяния? Из-за того, что меня тянуло к Аманде, но я знал, что такие чувства недопустимы?Почему обыкновенный вопрос о браке вызвал такую неразбериху и повлек за собой столько боли, страха и гнева?

Двенадцатая неделя

Последняя неделя принесла с собой нечто невероятное.Я перестал волноваться.Вы удивлены? Лично я был потрясен до глубины души. После мучительных переживаний, которые продолжались не одну неделю, тревога внезапно отпустила меня. Это случилось в понедельник утром. Произошло настоящее чудо. Давно забытое спокойствие окутало меня, как теплое одеяло. Я понял, что напряжение и страх завели меня в тупик. Теперь внутренний голос подсказывал мне – упорствовать нет смысла. Происходящее было неподвластно разуму.Я вспомнил, как Керсти расстроилась из-за своей начальницы, а я, вместо того чтобы дать ей хорошенько выплакаться, разработал для нее план действий. Тогда речь тоже шла о чувствах, а не о разуме. Той же линии мне следовало придерживаться и сейчас. Гнев, страх, отчаяние и тревога слились воедино и неожиданно превратились в спокойствие. Это спокойствие промолвило: «Спору нет, старина, ты попал в серьезную переделку, но логика здесь ни при чем. Оглянись на последние три недели. Ты круглые сутки ломал голову – и что толку? Трижды повторялось одно и то же. Пришла пора прислушаться к своему сердцу».Более того, придя в себя, я понял, как разобраться в своих чувствах и услышать голос сердца. Заняться этим я решил в субботу в компании Джорджа. Сначала объясню, откуда взялась такая идея. Всем известно, что человек проявляется в экстремальных условиях. Об этом говорили солдаты Первой мировой, которые прямо из заводских цехов попадали под пули. То же говорят альпинисты – человек познается во время самых тяжелых восхождений. Спортсмены рассказывают, что, когда борьба идет на пределе возможностей, часто открываешь в себе нечто неведомое. Я решил пойти тем же путем. Чтобы проверить свои чувства к женщине, я решил вместе с Джорджем отправиться в загул.Возможно, вы подумаете, что я пытаюсь оправдать неблаговидный поступок рассуждениями о высоких материях. Но поначалу замысел был куда более прозаическим. В понедельник у Джорджа запищал мобильник. Он поспешно выхватил телефон из кармана и жадно впился в текст сообщения. Его лицо огорченно вытянулось. Он отложил телефон и, забывшись, пробормотал:– Черт!– Что-то случилось? – спросил я.– Да так, ерунда. – Он явно старался убедить в этом прежде всего себя, а не меня.Стоит ли расспрашивать его дальше? Или лучше не совать нос не в свое дело? Рискуя показаться навязчивым, я осторожно сказал:– Мне показалось, что тебя что-то расстроило. По его лицу было видно, что ему хочется поделиться своей бедой.– Это от Бет. Ну, от той девушки, я тебе говорил. Она работает в тренажерном зале.Честно говоря, а с вами я всегда говорю начистоту, я этого не помнил. Видимо, в последнее время я был слишком занят своими проблемами.– Но теперь у тебя есть номер ее телефона. Начало положено.– Думаю, этим все и закончится. – Он подвинул ко мне телефон, чтобы я прочел сообщение: «В пяти, не получ. Оч. зан. Позвоню».– Могла бы отшить меня и помягче, – печально сказал Джордж. – Впрочем, чем она лучше остальных?– На безрыбье и рак рыба?– Можно и так сказать. Знаешь, на днях я включил телевизор и поймал себя на том, что ищу на пальце у дикторши, которая читает прогноз погоды, обручальное кольцо. – Он забрал у меня телефон и удалил сообщение. – Может быть, это и к лучшему, что у нас с Бет ничего не вышло. Мне кажется, я уже забыл, как это делается. – Несколько секунд он сидел, уставившись в одну точку, после чего снова пришел в чувство. – Прости, Сэм. С моей стороны это бестактно. Ты бьешься головой о стену, чтобы удержать любимую женщину, а я распустил нюни из-за едва знакомой девчонки, которая не желает меня видеть.Я засмеялся. Вновь обретенный душевный покой не только оградил меня от тревог, но и вернул мне способность сопереживать.– Не говори глупостей, – сказал я ему. – Здесь нет никакой связи. Любой член Кабинета идет со своими проблемами к премьер-министру.Джордж улыбнулся.– Впрочем, – добавил я, – не стоит валить всё на бедняжку Бет. Не всякая решится на связь с таким сомнительным типом.Джордж засмеялся. Мы оба понимали, дело не стоит того, чтобы рвать на себе волосы. Ему просто не повезло. Рано или поздно полоса невезения кончится. Так уж странно устроены мужчины: если хочешь подбодрить приятеля, нужно слегка поддеть его. Разумеется, не всерьез. Эта манера часто вводит в заблуждение женщин, им кажется, что мужчины уходят от обсуждения важных вопросов, предпочитая отшучиваться. Не думаю, что они правы. Мыведем себя так, только когда видим – дело не стоит выеденного яйца. Ведь по-настоящему важного в жизни очень мало, и часто лучший выход – просто посмеяться над своей осечкой.Джордж слегка воспрянул духом, а значит, я не ошибся. Вечером того же дня я вспомнил про Джорджа вновь. Я настраивал на запись видео. В программе был фильм, который мы с Керсти хотели посмотреть, но шел он слишком поздно.– Погоди, – сказала она, заглядывая мне через плечо, – ты настроил его на следующий понедельник, а не на сегодня.Она была права. Сенсоры нашего видеомагнитофона реагируют даже на взгляд. Стоит неосторожно шелохнуться – и проклятая штуковина меняет все настройки. Я исправил дату, выставил таймер, выключил телевизор и направился в спальню. Внезапно до меня дошло, что я едва не установил видео на тот день, когда меня здесь, скорей всего, уже не будет. Если к воскресенью я не наберу тысячу баллов, понедельник станет первым днем нашей новой, отдельной жизни. До развязки оставалось совсем немного.Теперь я думал об этом спокойно. Если бы я допустил подобную промашку с видео в первую неделю, я бы весь издергался, боясь, что «неумелое обращение с техникой» скажется на моей оценке. Неделю назад я бы злился на Керсти за то, что она хочет смотреть фильм в обнимку со мной, не думая, что еще чуть-чуть – и мы расстанемся навсегда. Теперь я смотрел на нее со спокойным удивлением. Передо мной была уже не та женщина, которую я любил всем сердцем. Я больше не понимал, что я чувствую. Мучительные размышления о том, что испытывает ко мне Керсти, вернулись, но теперь я задумался, как я сам отношусь к ней. Действительно ли я люблю ее? Что будет со мной, если мы расстанемся? Буду ли я сломлен или найду новое прибежище? Может быть, острая тоска по прошлому, которую я ощущал, наблюдая за Питом, была обычной завистью? На самом деле я был просто не готов связать свою жизнь с Керсти.Тогда-то и родилась эта мысль – пошататься с Джорджем по городу, познакомиться с какими-нибудь девицами и посмотреть, что из этого выйдет. Ясное дело^ предложить такое Джорджу – все равно что позвать голодного на пир. Полагаю, это не повредит и мне. Дни напролет я терзался сомнениями, думая об отношениях с Керсти. Возможно, именно так я смогу познать себя. Подлинные чувства обязательно дадут о себе знать. Если я люблю Керсти, едва ли меня соблазнят другие женщины, и тогда я вернусь домой, чтобы вымолить недостающие триста шестьдесят пять баллов. Если же я пойму, что супружеская жизнь не для меня, я упаду им в объятия. И если Керсти обманывала и бал-лы просто способ избавиться от меня, что ж, тогда сбежать с другой женщиной накануне развязки – неплохой способ показать, как мало меня все это трогает.Конечно, если мои подозрения насчет Аманды не лишены оснований, она тоже сгодилась бы на роль другой женщины. Но здесь были свои оговорки. Не исключено, что я заблуждался на ее счет. Даже если я был прав, она была моим другом и коллегой, и я слишком ценил ее, чтобы поступить с ней подобным образом. Мне требовалось не это. Я искал другой крайности: вместо любимой женщины, которую я считал своей судьбой, мне нужна была первая попавшаяся девчонка из паба в Уэст-Энде. Пламенеющие алым «ОПАСНО!» и «НЕДОПУСТИМО!» предупреждали меня о возможной перспективе. Но я знал, я чувствовал, что иного пути нет. Это расставит всё на свои места. Так я пойму, чего же я хочу на самом деле.Утро вторника прошло без происшествий. Разговор с Джорджем я решил отложить до вечера, когда время тянется так медленно, что ты готов говорить о чем угодно, кроме работы.– Какие у тебя планы на субботу? – спросил я Джорджа.Он пожал плечами:– Вроде никаких. – Не хочешь немного прошвырнуться? Может быть... – Я осекся. С тех пор как я развлекался подобным образом последний раз, прошло несколько лет. Я успел забыть, что о подлинных намерениях в таких случаях говорить не принято. Это все равно что признаться вслух, что тебе невтерпеж. Всем известно, что подобное случается с каждым, но все помалкивают. Вы же не хвастаетесь бородавками! В таких случаях следует идти окольным путем.– Не хочешь пройтись по барам? – спросил я. Множественное число я употребил не зря. Еслибы я спросил: «Не хочешь посидеть в баре?», это означало бы, что я предлагаю посидеть вдвоем, выпить, поговорить, может быть поужинать, но не более. «Пройтись по барам» предполагало иные планы, в которых выпивка была лишь поводом. Я приглашал его оторваться по полной, иными словами, речь шла о женщинах. Таков был подтекст, понятный нам обоим.Джордж ответил не сразу. Я видел, о чем он думает, по его глазам. Они напоминали бегущую строку биржи, где нескончаемой чередой движутся цены акций.Первая мысль была такой:Сэм предлагает прошвырнуться, то есть подцепить каких-нибудь девиц.Ее сменила другая:Наверное, это из-за моих вчерашних жалоб.Потом третья:Конечно, я хочу познакомиться с девушкой, это все равно что позвать голодного на пир.После небольшой паузы он подумал:Стоп, с какой стати Сэм предлагает мне бегать за девчонками, когда завтра его отношения с Кер-стимогут пойти прахом?Дальше произошла небольшая заминка. Бегущая строка на мгновение остановилась, но вскоре по ней поплыло итоговое решение:За Сэма не волнуйся. Он знает, что делает. Ты пытался помочь ему, но без особого толку. Поэтому помалкивай, думай о своих проблемах и скажи «да»-.Именно так он и поступил.В субботу, пока я мылся, брился и прихорашивался, Керсти не отходила от телефона, отдавая распоряжения. Я заранее предупредил ее о своих планах, и она решила воспользоваться случаем и пригласить к нам своих одноклассников.Я вышел в гостиную, держа перед собой свежевыстиранную, но еще не выглаженную рубашку.Керсти только что повесила трубку перед очередным звонком.– Ждешь много народу? – спросил я ее.– Нет, нас будет только пятеро, – ответила она с улыбкой. Такой же приветливой, как всегда.Черт возьми, ведь остался всего один день! И как бы ни обернулось дело, все равно что-то случится. Или нас ждет разрыв, или мои ставки внезапно возрастут. Но Керсти вела себя как всегда. Если бы она не выдержала и сказала: «Сэм, давай перестанем притворяться, что завтра обычный день, и поговорим», я бы, не моргнув глазом, отменил свою вылазку. Но я был уверен, она этого не скажет. Сам я был все так же спокоен. Я знал: предстоящий вечер даст мне урок, укажет верный путь. Тогда я и подумать не мог, к чему это приведет. Даже сейчас это не вполне укладывается у меня в голове. Но с самого начала я подозревал, что судьба приберегла для меня кое-что про запас.Через полчаса я вышел из дома. Хотя я твердо верил, что, отправляясь в великое ночное приключение, поступаю правильно, мне было немного не по себе. Я надел свой любимый костюм, не тот, что для работы. В нем я всегда чувствовал себя удобно и комфортно, но в тот вечер мне казалось, что вся одежда сидит на мне наперекосяк. Ботинки, еще совсем новые, криво усмехались. Когда я увидел их в обувном магазине, они кричали: «Купи нас, мы просто созданы для тебя!» И это была правда. Теперь их коробило от смущения, словно они были нелепыми оранжевыми сабо в синий горошек.Уже в метро я понял, что нервничаю, потому что сто лет не делал ничего подобного. Мне предстояло отправиться в неведомую страну. В таких случаях помогает очень простое средство. Оно продается в любом пабе. Прежде чем выпить, нужно выпить. В маленьком уютном баре недалеко от площади Сохо я заказал кружку «Карлсберга». До встречи с Джорджем было еще двадцать минут, и я выпил еще одну. Когда я подошел к «Бару номер один» на Чаринг-Кросс-роуд, костюм сидел на мне как влитой, а настроение было лучше некуда. Я увидел Джорджа и почувствовал новый прилив оптимизма. Он тоже надел костюм без галстука. Мы оба выглядели исключительно элегантно и были готовы к бою.Бармен словно поджидал нас.– Добрый вечер. Что будете пить?– Мне кружку «Гролша», – сказал я.– И вторую для меня, – присоединился ко мне Джордж.Все шло как в кино. Бармен ловил каждый наш взгляд. Пока он наливал пиво, мы болтали о пустяках, потом взяли кружки и направились к столику в укромном уголке, который тоже сразу догадался, что нам нужно, и как только мы подошли, спровадил прежних посетителей. Джордж держался так же непринужденно, как и я. Возможно, он тоже выпил по дороге, но дело было не в этом, главное – охота началась. Разумеется, мы не говорили об этом вслух. У нас было достаточно других тем: мы разговаривали о коллегах, фильмах, спорте и тому подобном, как бы невзначай поглядывая по сторонам. Мы помнили, зачем мы здесь, и понимали друг друга без слов. Обсуждать наши подлинные намерения не было никакой необходимости.Мы выпили по первой кружке. Возвращаясь от стойки с новой порцией пива, я увидел, что за соседний столик уселись три девушки, чуть постарше прочих посетителей. Одна из них, пожалуй, была наших с Джорджем лет.– Было здорово, – сказала одна из девушек с забавно-нелепой сумочкой в руках. – Он пригласил меня в шикарный ресторан и заявил, что я могу заказывать все, что душе угодно.Ее подруги восторженно заворковали.– Мой Рон тоже был таким, – сказала та, что постарше. – Но не на первом свидании. Тебе попался неплохой экземпляр.Первая девушка кивнула. Мы с Джорджем переглянулись. Впервые за вечер мы открыто заговорили о своих планах.– По-моему, здесь нам нечего ловить.– Согласен, – кивнул он и пригладил лацкан пиджака, словно давая понять, что нужно двигаться дальше.– Куда пойдем?Размышляя, куда можно отправиться в пределах Уэст-Энда, мы допили пиво.– Знаю, – сказал Джордж. – Отель «Мортимер». Место – высший класс, закачаешься.– Там нас и на порог не пустят.– Еще как пустят! Там, конечно, не дешево, но они не выпендриваются. Это то, что нужно.На том и порешили. Идти было недалеко. Когда мы подошли к отелю, я вспомнил, что в нем самые большие вращающиеся двери на свете, не меньше двадцати футов в высоту. Вращающиеся двери я не выношу с детства, после одной неприятной истории в магазине, накануне Рождества Зевать здесь нельзя, иначе простоишь до конца жизни, ожидая выходящих навстречу, но торопиться тоже не стоит, чтобы не прищемить себе нос. Нам ужасно хотелось произвести надлежащее впечатление, что значительно повышало риск. Я пропустил Джорджа вперед, рассчитывая проскользнуть следом. К несчастью, передо мной вклинились еще двое и сбили весь ритм. Я неловко втиснулся в щель следом за ними. Дверь выплюнула меня в огромный открытый вестибюль, и я заметил, что несколько служащих (все они в постмодернистском духе были одеты в черные футболки) неодобрительно покосились в мою сторону. Опасаясь, что нас вышвырнут вон, прежде чем мы войдем, я метнулся в сторону бара.Это был не тот бар, что нам требовался. Здесь сидели те, кто заказал столик в ресторане. Мы спросили одного из служащих, как пройти в обычный бар. Тот держался сухо и холодно, словно говоря: «Еще один промах, и вы вылетите отсюда, как пробка из бутылки». Во втором баре тоже стояли столики, за которые почему-то никто не садился, а стойка располагалась в середине. Она имела форму квадрата, и посетителей обслуживали с четырех сторон. Зал тонул в полумраке, что позволяло выглядеть прилично даже таким, как я, а зеркала вдоль стен были подернуты той туманной дымкой, которая делает вас гораздо привлекательнее, чем вы есть на самом деле. Публика в основном сидела у стойки, кое-кто стоял; одеты все были элегантно и дорого, едва ли кому-то из этих людей не давали спать невыплаченные закладные. Возрастной состав подходил нам значительно больше, чем в «Баре номер один».Протиснувшись к стойке, Джордж заказал пару бутылок «Будвайзера». Получив сдачу, он немного встревожился, но, кроме меня, этого никто не заметил. Все были увлечены беседой. Мы обследовали зал на предмет свободных мест. Все было занято, и мы отошли чуть в сторону, изо всех сил стараясь держаться светски. Это получалось у нас из рук вон плохо. Чувствуя себя весьма неуютно, мы пытались поддерживать непринужденный разговор. При этом мы искоса наблюдали за окружающими, стараясь понять, видят ли они, что нам не по себе.Это не давало нам сосредоточиться на беседе, и мы то и дело переспрашивали друг друга.Через несколько минут я заметил пару, которая собралась уходить. Джордж тоже увидел их и насторожился, готовясь к броску. Похоже, кроме нас, на эти места никто не претендовал. Мы перестали притворяться, что поглощены беседой, и ринулись к освободившимся местам. Джордж обогнул бар с одной стороны, а я – с другой. Надо признать, выглядели мы по-идиотски, но мне было наплевать. Когда мы вышли на финишную прямую, места все еще были свободны. Уже почти у цели мы оба немного замешкались, пробираясь через толпу, и в эту минуту из вестибюля вошла изящно одетая пара и небрежно опустилась на вожделенные места.Наверное, мы напоминали того, кто не успел на автобус. Переводя дыхание, мы всем своим видом показывали, что вообще-то никуда и не торопились. Тем не менее кое-кто из лощеной публики заметил, как мы сломя голову метнулись к пустым местам, и на некоторых лицах появилась еле заметная усмешка. Значит, все остальные тоже обратили на нас внимание, но не подали виду. Мы сделали всё, чтобы выставить себя на посмешище. Все было бы ничего, если бы в числе прочих за нами не наблюдали несколько весьма привлекательных женщин. После нашей идиотской выходки у нас не осталось никакой надежды с ними познакомиться. Нечего сказать, хорошее начало! Ладно, может быть, в бар заглянет кто-нибудь еще. Было около девяти, и одних посетителей быстро сменяли другие. За столы по-прежнему никто не садился, и я так и не понял, предназначены они для тех, кто хочет поужинать, или за ними просто нельзя сидеть. Не желая совершить еще одну оплошность, мы не трогались с места. Но примерно в четверть десятого мы забыли о своих неприятностях напрочь. В зал вошла женщина. Я стоял спиной к входу, поэтому сначала ощутил только тонкий аромат дорогих духов. Запах защекотал мне ноздри, я обернулся и увидел, как бармен принимает ее заказ. Взяв бокал, она направилась к ближайшему столику. Мы с Джорджем осторожно поменяли позы, чтобы продолжить наблюдение.Это была настоящая знойная красавица лет тридцати пяти, смуглая, с выразительными чертами лица и полными губами. Усевшись, она достала пачку «Мальборо лайт» и с невыразимым апломбом закурила. Все одинокие мужчины в зале не сводили с нее глаз. Те, что были не одни, тоже украдкой поглядывали в ее сторону. Платье, явно с Найт-бриджа, обнажало роскошные плечи, на которые в изысканном беспорядке падали темно-русые волосы. Слегка откинув голову, она выпустила тоненькую струйку дыма и достала из сумочки мобильный телефон.Не вполне соображая, что делаю, я ринулся вперед и уселся через пару столиков от этой обворо-жительной особы. Не знаю, с чего это я вдруг так расхрабрился, скорей всего меня раззадорило пиво. Кроме того, я испугался, что кто-нибудь другой подойдет к ней раньше меня. Джордж устремился следом за мной. Мы сидели далековато, чтобы слышать, что она говорит, зато теперь у нас был базовый лагерь для вылазок. Она даже не взглянула в нашу сторону, впрочем, своим вниманием она не удостоила в баре никого.– Как думаешь, кому она звонила? Своему парню? – спросил Джордж.– Не исключено.Я изо всех сил пытался держать марку, хотя не мог тягаться даже с кончиком ее сигареты. Я сам себе удивлялся. Я вернулся в прошлое, и ощущение было восхитительным. Чувствовал ли я себя виноватым? Хотел ли быть рядом с Керсти? Не знаю. Теперь мной управляли инстинкты, низменное, звериное начало. Меня неодолимо тянуло к этой женщине. Я рвался в бой. Мне хотелось заговорить с ней. Она была так хороша, что от упоения у меня кружилась голова. Ничто не могло меня остановить.Джордж продолжал что-то говорить, но я перестал его понимать. Я видел, как двигаются его губы, но мои мысли были далеко, я думал, как я подойду к ней и что скажу. Наверняка к такой красотке липнут все кому не лень, так что для знакомства придется придумать что-то оригинальное. Но что? Как сломать лед и заговорить? Я представил себе бесконечную череду мужчин, которые знакомились с ней, блистая остроумием и пленяя ее обаянием и утонченными манерами. Мог ли я соперничать с ними? Внезапно мне пришла блестящая идея: я превзойду их, если не буду пытаться их превзойти. Она наверняка привыкла к вкрадчивым повадкам своих ухажеров, а значит, прямота внесет приятное разнообразие. Я подойду и скажу: «Мы с другом хотим пропустить по стаканчику, не возражаете, если я вас угощу?» Честно говоря, очередь платить была не моя, но ей это не известно. Я залпом проглотил остатки пива и решительно поднялся из-за стола.– Сейчас вернусь, – бросил я Джорджу, мысленно повторяя заготовленную фразу: Мы решили пропустить по стаканчику, не возражаете, если я вас угощу? Я поправил брючный ремень. Мы решили пропустить по стаканчику, не возражаете, если я васугогцу? Аккуратно ли заправлена в брюки рубашка? Мы решили пропустить по стаканчику... Я двинулся в ее сторону. Наконец-то. Первая удача за вечер. Оставалось сделать всего пару шагов...Через несколько секунд я был в мужской уборной. Если вы решили, что я струсил, то я буду разговаривать с вами только в присутствии адвоката.Просто я хотел еще немного порепетировать и убедиться, что нормально выгляжу... Ладно, признаю, у меня действительно сдали нервы. Отражение в зеркале внимательно посмотрело мне в глаза Тебе кажется, сказало оно, что твоя жизнь до встречи с Керсти была сплошным праздником? Прошлое видится тебе чередой счастливых дней, когда ты беззаботно скакал по лугам одиночества, а юные пышногрудые красотки падали пред тобой направо и налево? Ныне при виде привлекательной женщины ты тихо чертыхаешься и жалеешь, что эти соблазны больше не для тебя. Если бы не Керсти, думаешь ты, роман завязался бы сам собой, и все пошло бы как по маслу. Но это не совсем так. Наблюдая за Питом и Тамсин, ты с теплым чувством вспоминаешь, как когда-то сам предавался подобным забавам. Но не забывай, побед было куда меньше, чем поражений. Вспомни, как больно быть отвергнутым. А это случается нередко. Волочиться за женщинами – трудное, хлопотное, а порой и безнадежное дело, и тебя нередко повергают в прах и топчут ногами. Добиться своего удается не часто. Царство флирта признает лишь одну валюту, имя ей – унижение.Все это было действительно так. Я забыл, что подобные вещи могут здорово испортить настроение. Мне не хватило духу даже заговорить с этой женщиной. Казанова из меня всегда был никудышный, и теперь я растерялся. Я ополоснул лицо холодной водой, несколько раз глубоко вздохнул и прислушался к своим ощущениям. Я был на взводе, но не сломлен. Я устал от неразберихи последних недель и хотел определиться. Только ради этого все и затевалось – мне нужна была экстремальная ситуация, чтобы испытать себя. Но мне не хватило пороху даже подойти к женщине и предложить ей выпить. Ну же, Сэм, покажи, на что ты способен!Решительным шагом я вышел из туалета и направился назад, в бар. Я отыскал взглядом знакомую красотку и увидел, что через толпу к ней пробирается мужчина. Видно, ему-то она и звонила. Это был настоящий мачо. Повторяю, не просто ма-чо. Настоящий мачо. Вспомните соло на барабанах в начале «Суеверия» Стиви Уандера, одновременно вообразите шикарный костюм – и тогда вы, вероятно, сможете представить этого типа. На вид ему было лет сорок, безупречное свежевыбритое лицо покрывал легкий загар, короткие черные волосы на висках поблескивали сединой. Женщины провожали его такими же жадными взглядами, как мужчины – его подругу. Он приблизился к нашей красотке, и она бросилась в его объятия. Они не могли оторваться друг от друга так долго, что их поведение было почти непристойным, но в конце концов, сделав над собой усилие, смогли себя обуздать. Она, сияя от счастья, чуть отступила назад,и он принялся объяснять, почему опоздал. При этом он продолжал обнимать ее, и она не противилась. Кончик ее языка призывно скользил по верхней губе, и смотрела она не в глаза, а в рот своему партнеру, неосознанно ожидая минуты, когда он приникнет к ней вновь. Это ожидание так захватило ее, что она едва ли слышала, что он говорит.Я сел. Джордж тоже наблюдал за ними. Мужчина указал на ее бокал. Она кивнула. Судя по движению губ, она произнесла слово «водка». Но не успел он отойти, чтобы сделать заказ, она вновь привлекла его к себе, поняв, что не выдержит и нескольких секунд, если не поцелует его еще раз. В этот поцелуй она вложила всю душу. Оторвавшись от своей подруги, мужчина направился к стойке.Джордж глянул на меня.– Похоже, место занято.Я почувствовал досаду, смешанную с облегчением. Да, моя попытка завязать отношения с мисс Сладострастие провалилась из-за сэра Бриллиантовые Яйца, хотя было заранее ясно, что в любом случае она обречена. Я огляделся и понял, что то же самое можно сказать о любой из присутствующих здесь женщин. Решимость и боевой дух были здесь абсолютно ни при чем – это был не наш круг и не наши финансовые возможности.Джордж допил пиво и отставил пустую бутылку. Должно быть, он пришел к тому же выводу, что и я. Взглянув на часы, он спросил:– Не пора ли двигаться дальше?– Не возражаю.У выхода стоял служащий, который объяснял нам, как найти бар. Увидев, что столь сомнительные субъекты покидают его территорию, а значит, больше не представляют опасности для окружающих, он явно почувствовал облегчение. Мне захотелось вцепиться в его дурацкую футболку и заорать: «Неужели нельзя завести нормальную униформу?» Но я передумал. Конфуций наверняка сказал бы, что у того, кто не владеет собой, едва ли есть шанс познакомиться с женщиной.Возвращаться в «Бар номер один» не хотелось, – сделав это, мы бы открыто признали свое поражение, и мы направились в самое сердце Сохо. На часах была половина десятого. Времени оставалось в обрез. Если в ближайшее время мы не подцепим каких-нибудь девчонок, их подцепит кто-нибудь другой, а те, что останутся, упьются до бесчувствия. В конце Фрис-стрит мы набрели на какой-то бар. Он понравился нам с первого взгляда Не забегаловка, в которой не встретишь человека в приличном костюме, но и не заоблачная вершина вроде отеля «Мортимер». Народу было много, но не как сельдей в бочке, и мы могли наблюдать за окружающими и свободно перемещаться. Пока Джордж заказывал выпивку, я успел заметить, что большую часть публики составляли женщины примерно наших лет. Это обнадеживало.– Прошу, – Джордж протянул мне пиво. Обернувшись, чтобы взять бутылку, я обратилвнимание на столик в глубине зала. На нем – пара пустых винных бутылок и одна недопитая. Вокруг столика стояли четыре женщины. Я сразу обратил внимание на одну из них, рослую, темноволосую, лет тридцати на вид. Слушая свою подругу, она заулыбалась. Улыбка у нее была потрясающая. Она почувствовала мой взгляд и обернулась. Теперь мы смотрели друг на друга в упор, но ее чудесная улыбка не исчезла. Она улыбалась мне! Я улыбнулся в ответ.– Кому я принес пиво?Голос Джорджа вернул меня на землю. Когда я оглянулся снова, темноволосая девушка болтала и смеялась с подругами. И все же, разговаривая с Джорджем, я видел, что она продолжает поглядывать в мою сторону. Кажется, я ей понравился. Ко мне вернулось странное забытое ощущение, которое испытываешь, когда знакомишься с женщиной, – нечто вроде раздвоения личности. Одна половина убеждена, что тебе не соблазнить ее никогда в жизни, а другая твердит, что ты и твое тело – предмет страстного вожделения, и в любом случайном взгляде находит тому подтверждение. В глубине души ты понимаешь, что истина где-то посередине, но продолжаешь разрываться на части. Хотя я уже не верил в успех, эти взгляды не могли быть случайностью. Иначе с чего бы ей улыбаться совершенно незнакомому парню.Я затрепетал от волнения. Бесцеремонно разглядывая ее, я чувствовал себя порочным и опасным типом, и это было головокружительное ощущение. Я по-прежнему считал, что поступаю правильно. Нет, я не забыл про Керсти, но, думая о ней, я не чувствовал себя виноватым. Ведь сейчас все делалось ради выяснения истины, которую непременно откроет мне эта ночь. Темноволосая продолжала поглядывать в мою сторону. Понятно, что я должен подойти к ней, но как завязать разговор? Я снова встал в тупик. Держаться нужно уверенно, кому же понравится мямля, но важно не пересолить. Кроме того, как я уже понял с мисс Сладострастие, следует избегать тем, которые обнаруживают твои намерения. «Это было больно? – Что это? – Падать с луны» – даже такая ерунда подойдет куда больше.Я почувствовал, что рука, в которой я держу бутылку, дрожит. Давай, Сэм, сказала жизнерадостная половина, хватит думать, подойди к ней, действуй, не торчать же здесь всю ночь. Прежде чем унылая половина успела возразить, я приготовился к старту.– Думаю, – сказал я Джорджу, – пора сделать ход!Он не ожидал от меня такой прыти и от изумления вытаращил глаза. Увидев, куда я направляюсь, он последовал за мной.Мы остановились у столика девушек и одновременно сделали по глотку пива. Я оказался рядом с темноволосой, а Джордж – с другой стороны, ближе к ее подругам. Такой марш-бросок через весь бар недвусмысленно говорил о наших намерениях. Девушки немного пошептались и, обменявшись многозначительными улыбками, примолкли. Настал мой звездный час. Моя избранница явно ждала, что я вот-вот перейду в наступление, и я должен был оправдать ее надежды. Я отхлебнул еще пива. Так и не придумал, с чего начать... Что ж, придется импровизировать. Не подкачай, Сэм. Пусть это будет нечто незабываемое.– У тебя красивые джинсы.Как только эти слова слетели с моего языка, я понял, что спорол жуткую чушь. Красивые джинсы? Господи! Ты решил, что это свежо и тонко? Более безнадежного начала нельзя было и придумать. Я нащупал в кармане ключи, чувствуя, что лучше всего немедленно прекратить это бесплодное занятие и бежать без оглядки.Девушка была так ошарашена, что не поверила своим ушам и переспросила:– Простите?От ее улыбки не осталось и следа. У нее был чистый, правильный выговор. Держалась она с таким достоинством, что я почувствовал себя пигмеем. Я судорожно сглотнул, лихорадочно пытаясь придумать что-нибудь получше глупости, которую сморозил; впрочем, придумать что-нибудь хуже было практически невозможно. Но мои мозги одеревенели от ужаса и нелепости ситуации, и, как назло, в голову ничего не лезло. Понимая, что шансов провалиться сквозь землю у меня практически никаких, хотя этот вариант меня бы очень устроил, я снова с тупым упорством повторил:– Мне нравятся твои джинсы.Девушка посмотрела на меня со смесью удивления, жалости и отвращения.– Тебе нравятся мои джинсы? – В ее голосе слышалось сдержанное раздражение. – Что ж... ты очень любезен.Я понял: если я не испарюсь немедленно, это раздражение вырвется наружу. И я испарился. Лишь у стойки бара я вспомнил про Джорджа. Конфуз был так велик, что на какое-то время мне показалось, что в мире осталось только два человека: она – воплощение достоинства и добродетели – и я – неопрятный клубок всевозможных недоразумений.– «Мне нравятся твои джинсы»? – Джордж в недоумении покачал головой. – «Мне нравятся твои джинсы»? И это все, на что ты способен?– Черт возьми, по крайней мере, я хотя бы попытался! – взорвался я. – Ты-то за весь вечер заговорил хоть с одной женщиной, сердцеед хренов?Джордж удивился упреку, но почувствовал себя задетым.– Ладно, – сказал он, – с кем я должен завести разговор? Выбирай любую. Любую женщину в баре. Я подойду к ней и заговорю. И уж поверь, придумаю что-нибудь получше, чем нахваливать ее паршивые джинсы.Я огляделся. Наша небольшая стычка была очень кстати. Она раззадорила Джорджа. Даже если ему не удалось бы заговорить с первой попавшейся женщиной, теперь он был настроен весьма воинственно. За углом Г-образной стойки бара сидела пара девчонок. На вид им было чуть больше двадцати, хотя для своих лет они держались чересчур непринужденно. Одеты они были недорого, но со вкусом, и мне показалось, что они тоже ждут от этого вечера чего-то особенного.– Вот эти.– Брюнетки?– Одна скорее каштановая, но в общем я про них.– Что ж, выбор неплохой. Раз они сидят здесь, значит, не видели, как ты осрамился. Может быть, для нас еще не все потеряно.– Не тяни резину.Джордж начал протискиваться через толпу, пока не оказался рядом с девушками. Я следовал за ним.– Привет, – сказал он. – Не скучаете?Долю секунды девушки оценивающе разглядывали нас. Сначала обе посмотрели на Джорджа, потом на меня. Я натянуто улыбнулся, стараясь, чтобы улыбка получилась дружелюбной, но не плотоядной. Должно быть, я добился желаемого, поскольку девушки заулыбались в ответ.– Привет, – сказала та, что с каштановыми волосами.– А вы?Черт возьми! У Джорджа получилось. Сработал самый примитивный способ. Поразительно. До сих пор вечер складывался так неудачно, что теплые улыбки двух симпатичных девчонок показались мне приглашением к вакханалии.– Да вроде нет. – Было видно, что Джордж тоже удивлен, что ему не съездили по физиономии.– Где успели побывать? – спросила другая девушка.Чтоб мне провалиться, дело шло на лад. Они явно брали инициативу на себя. Джордж изложил историю наших приключений, понятное дело, с изрядными купюрами. Девушки слушали его с интересом и вниманием. Я подумал, как часто люди принимают сдержанность за неприязнь. Ты видишь, что человек отводит взгляд, отодвигается, чтобы избежать разговора, и тебе кажется, что дело в тебе. На самом деле это не так. Он просто слишком робок. Он стесняется сделать первый шаг. Он боится не понравиться. Короче говоря, он такойже, как ты. Сделай первый шаг, и ты увидишь, что тебе рады. В принципе, это совершенно очевидно, но часто какой-то злой дух мешает нам вспомнить об этом. Конечно, можно сморозить глупость, вроде моего дурацкого замечания про джинсы, но, как правило, если выбрать кого-то себе подобного и начать разговор с самой банальной фразы, на первом этапе вас выручит обычный обмен любезностями, а потом все пойдет как по маслу.Именно так и случилось у нас с Джорджем. Девушек, как выяснилось, звали Элисон и Кэрол. Элисон (та, что с каштановыми волосами) училась на врача, а Кэрол работала в налоговой инспекции. Оба занятия открывали неисчерпаемое количество тем для разговора и позволили мне и Джорджу рассказать по парочке не самых бородатых анекдотов. Неожиданно для себя я спросил девушек, не хотят ли они еще выпить. Они переглянулись, потом посмотрели на свои еще полные стаканы (мы расправились со своим пивом в два счета). Я испугался, что, форсируя события, я всё испортил.Но Кэрол, как ни в чем не бывало, кивнула, а Элисон улыбнулась.– С удовольствием, – сказала она. – Спасибо.Ожидая, пока меня обслужат, я одним глазом наблюдал за Джорджем. Ему явно понравилась Кэрол. Он не спускал с нее глаз и болтал в основном с ней. Элисон лишь изредка присоединялась к их беседе. Когда освободился столик, Кэрол и Джордж устроились поближе друг к другу, а рядом с Элисон осталось свободное место. Вернувшись с напитками, я уселся подле нее и чокнулся своей бутылкой с ее виски с колой.– Твое здоровье.– И твое.Теперь, сидя совсем близко, я видел, что она почти не пользуется косметикой. Легкая тень румян на немножко пухлых щеках, чуть подкрашенные ресницы и бледно-розовая помада, в остальном ее внешность говорила сама за себя. И еще как говорила! Она была такой живой и энергичной, что рядом с ней даже я немного подзарядился. Она сидела спиной к Джорджу и Кэрол, вполоборота ко мне. Мы остались вдвоем. От волнения у меня стучали зубы.– Не удивительно, что ты пьешь виски, – сказал я. – Студенты-медики всегда не прочь промочить горло.Она усмехнулась:– В самом деле?– Во всяком случае, так было, когда я учился в университете.– И когда же это было?– Думаю, тебя еще и на свете не было. Она засмеялась.– Я не прав? – спросил я.– Конечно прав. Если ты собираешься стать врачом, это не значит, что тебе нельзя расслабиться.– Понятное дело.– А сам-то ты как? – спросила Элисон.– В каком смысле?– Любишь выпить?– Нет, по этой части я не силен.– Так я и думала, – сказала она и снова усмехнулась, чуть расширив глаза.– Нехорошо грубить старшим.– Извини, – и, помолчав, добавила, – дедуля. У меня екнуло сердце. Не из-за того, что нашиотношения набирали обороты, хотя это само по себе вызывало радостный трепет. Меня потрясло другое – происходящее доставляло мне неизъяснимое наслаждение. Только теперь я задумался, что может из этого выйти. Возможно, мы пойдем к ней домой. Или поцелуемся на прощание. Или я попрошу ее номер телефона и потом позвоню ей. Неважно, что именно. Внезапно я понял, что сама мысль о любой из этих перспектив доставляет мне удовольствие, и, вспоминая о Керсти, я не испытывал никакого чувства вины. Неужели я ждал от этой ночи именно такого урока? Хотел ли я его получить?Не уверен.Но назад пути не было.Через некоторое время Элисон заказала всем нам еще выпить. После очередной бутылки пива мой язык начал немного заплетаться. Я пригляделся к Элисон. Она тоже немного захмелела, и я принялся за следующую порцию пива, чтобы вместе с ней погрузиться в зыбкие волны опьянения. Мы веселились от души, дурачась, как дети. Шутки про «дедулю» продолжались, Элисон, поддразнивая меня, посмеивалась над «конторскими крысами», а я вспомнил про Флоренс Найтингейл. Кэрол уговорила Джорджа выпить еще, и, пока она делала заказ, Элисон вовлекла в нашу беседу Джорджа. Однако как только Кэрол вернулась, мы вновь разбились на пары. Теперь, рассказывая что-нибудь смешное, Элисон игриво тыкала меня кулачком, а смеясь, высовывала кончик языка. У Джорджа и Кэрол дела, судя по всему, шли ничуть не хуже. Этим девчонкам удалось завести нас на всю катушку.Мы все были уже достаточно пьяны, и вспомнить, чья очередь платить, оказалось нелегко. Восстановив последовательность событий, мы выяснили, что настал черед Джорджа, и он нетвердой походкой направился к стойке. Кэрол пошла в туалет.Элисон посмотрела на часы.– Двадцать минут двенадцатого. Во сколько они закрываются?– Наверное, в двенадцать.– Ну вот... – огорченно протянула она.Ей явно не хотелось, чтобы веселье закончилось так быстро. Я напрягся, стараясь понять, что скрывалось за двумя короткими словами. При этом я прислушивался к собственным ощущениям. За ее«ну вот» мне слышалось совсем другое: «Керсти», «Элисон», «измена», «вина», «свадьба», но громче всех звучало «вожделение». Чего я вожделел? Элисон? Несомненно. Невозможно так долго болтать с симпатичной девушкой и хоть чуточку не захотеть ее. Но как совместить это с другим желанием – остаться с Керсти? И все же я должен был знать, на каком я свете, мне нужна была экстремальная ситуация, и остановиться я не мог.– Какие планы потом? – спросил я. Элисон пожала плечами:– Не знаю.Меня подмывало пойти ва-банк. Но это было чертовски нелегко. Пару раз я уже открыл рот, чтобы предложить провести остаток ночи вместе (Но где? У нее дома? Повернется ли у меня язык сказать такое?), но, не издав ни звука, закрыл его. Увидев, что Кэрол возвращается, я понял, что опоздал.– По-моему, Джордж ей понравился, – сказал я.Элисон кивнула:– Слава богу. В последнее время она хлебнула горя.– Почему?– Пару месяцев назад у нее умерла мать. Это совершенно выбило ее из колеи.– Бедняжка, – сказал я.– Только теперь она немного пришла в себя. Хотя держится молодцом.Вдруг мы заметили, что Кэрол села не на прежнее место, а рядом с Элисон и слышала большую часть нашего разговора.– Извини, – сказала Элисон, – я не хотела... Кэрол рассмеялась:– Глупости. Всё нормально.Я обрадовался, что она не обиделась, но теперь было неловко продолжать веселиться как ни в чем не бывало. Мне захотелось выразить Кэрол свое сочувствие, что позволило бы ей закрыть тему. И когда подойдет Джордж, а он уже маячил на горизонте, мы могли бы с чистой совестью развлекаться дальше.– Мне очень жаль, что тебе пришлось пережить такое несчастье, – сказал я.– Да, – сказала Кэрол. – К сожалению, тут ничего не поделаешь.Блямс! Джордж врезался в стол куда быстрее, чем я думал. Судя по силе удара, он тоже не ожидал от себя такой прыти. Он с размаху брякнул на стол полные стаканы, и вокруг стали растекаться лужицы пива и виски. Я промокнул их подставками для пивных кружек.– П'ршу п'рщения. – Он обвел нас мутным взглядом и, несмотря на свое состояние, заметил, что мы приуныли. – Всё в п'рядке? Какие-то вы кислые...Положение было весьма деликатным. Мне не хотелось показаться черствым, но и углублятьсяв печальную тему тоже не хотелось, чтобы вся компания не пала духом окончательно.– Всё нормально, Джордж, всё прекрасно. Мы просто говорили про Кэрол... про то, что Кэрол потеряла маму.Джордж слегка покачнулся, потом сел. Не успел я сменить тему, он неожиданно брякнул:– Когда я был маленьким, я тоже потерял мать. – Сделав это душераздирающее признание, он икнул.Девушки изумленно уставились на него. Я тоже удивился, поскольку слышал это впервые. Понятное дело, мы с Джорджем не были закадычными друзьями, но не раз беседовали по душам, и мне казалось, что я знаю о нем почти всё. К тому же всего пару месяцев назад он говорил, что собирается навестить мать.– О, бедняжка! – вырвалось у Кэрол. Джордж слегка вскинул голову, напряженновглядываясь в стол.– Мне было шесть лет.Девушки переглянулись, и их глаза наполнились слезами.– Это... это ужасно, – дрогнувшим голосом сказала Кэрол.Джордж продолжал смотреть в одну точку. Ему казалось, что он смотрит на стол, хотя на самом деле он сверлил взглядом пол. Внезапно меня прошиб пот. Я понял, что произошло ужасное, чудовищное недоразумение и каша, которую заварил на моих глазах Джордж, угрожала такими страшными последствиями, что меня немедленно охватила дикая паника.– Мы были в «Дебенхамс», – не унимался Джордж. По щеке Кэрол медленно покатилась слеза. Я лихорадочно пытался придумать, как остановить Джорджа, не нарушая правил приличия. Но ужас лишил меня дара речи, и предотвратить катастрофу было не в моих силах. – Она ушла, просто решила примерить платье, а я заметил отдел игрушек. Когда она вернулась, то увидела, что я исчез, а народу там была тьма-тьмущая, ведь дело было перед Рождеством, и мы...Губы Кэрол перестали дрожать, и сочувствие на ее лице сменилось негодованием. Элисон возмущенно покачала головой. Но Джордж смотрел в пол и, не замечая, что творится с девушками, бубнил свое.– Я страшно перепугался, – продолжал он. – Потом меня привели в кабинет директора и дали объявление по радио. Но пока все уладилось, прошло еще с полчаса. Натерпелся я тогда.Кэрол встала.– Видимо, ты считаешь себя очень остроумным?Джордж в недоумении поднял брови.– Какой же ты мерзкий тип! – закричала Элисон. – Отвратный, мерзкий тип! У Кэрол случилось несчастье, а ты решил, что это повод для острот. От твоих шуток просто тошнит! – Она вся кипела, казалось, еще немного – и она набросится на Джорджа с кулаками.К счастью, Кэрол потянула ее за рукав:– Ладно, Эли, он не стоит того, чтобы так переживать, – с этими словами она увлекла подругу за собой.Я проводил их взглядом и посмотрел на Джорджа. Ему хватило минуты, чтобы всё испортить.– Спасибо, друг, – сказал я ему. – Моя благодарность не знает границ. Ты умеешь сделать людям приятное.– Что я такого сказал?И я еще должен терпеливо объяснять ему, в чем дело?! Может быть, врезать ему хорошенько? С трудом сдерживаясь, я рывком поднял его из-за стола.– Идем отсюда, – сказал я.Все вокруг слышали, как возмущались девушки, и наверняка решили, что он это заслужил, хотя он не был ни жестоким, ни испорченным, а просто осовел от пива и не соображал, что говорит. По другую сторону стойки все слышали, как я опозорился перед девушкой в джинсах, а значит, в этом баре наша репутация была подмочена непоправимо.Мы вышли на Фрис-стрит, при этом Джордж так до конца и не понял, почему удача внезапно отвернулась от нас. Куда нам было деваться? Пабы уже закрылись, несколько ночных баров были либо битком набиты, либо непомерно дорогие; кроме того, у их посетителей уже сложились свои планы. Мимо нас одна за другой с целеустремленным видом проплывали парочки. А я торчал среди улицы, снедаемый горьким разочарованием, и едва не завязавшийся роман с Элисон превратился в туманное воспоминание.Я зашагал прочь. Джордж, чувствуя, что вывел меня из себя, плелся сзади на безопасном расстоянии. Проходя мимо «Ронни Скотте», я заглянул внутрь, в его хмельное роскошное красное чрево. Оттуда доносились пронизанные ленивой страстью звуки саксофона. Я увидел мужчин и женщин, которые сидели за маленькими уютными столиками на двоих... Нет, одернул я себя. Это агония. Мне по-прежнему хотелось испытать себя, но никакой надежды на удобный случай не осталось. Не пора ли возвращаться домой? Гости Керсти, скорей всего, еще не разошлись, и мне придется как ни в чем не бывало обмениваться с ними любезностями. Смогу ли я это вынести? Желание, без преувеличения, просто разрывало меня на части. Чего я желал? Не знаю. Может быть, другую женщину? Или мне просто хотелось, чтобы у нас с Керсти все наладилось?На другой стороне улицы я увидел бар «Италия». Я совсем забыл про него. Не лучшее место, чтобы волочиться за девчонками, но зато можно спокойно посидеть и выпить, отсрочив возвращение домой. Мы зашли в бар и сели за столик у двери. Я заказал пиво, а Джордж, который на свежем воздухе понял, что пора трезветь, попросил кофе.– Мне жаль, что я всё испортил, – тихо сказал он.– Мне тоже.– Так что все-таки случилось?Он напоминал набедокурившего щенка, который искренне недоумевает, в чем провинился. Я сжалился над ним и объяснил, что произошло.Он схватился за голову.– Господи! Какой же я идиот! Какой идиот!– Ладно, не переживай, – вздохнул я. – Во всем виновато пиво. Я ведь тоже не очень-то отличился. Тебе, по крайней мере, удалось познакомиться с девушками. Я не смог и этого.Он тяжело вздохнул.– Выходит, мы ни на что не годимся.Я кивнул и тоже вздохнул. Но я был еще не сломлен. Джордж уже покорился судьбе, я же продолжал сетовать на нее. Желание не отпускало меня.В бар ввалилась шумная компания, человек восемь, всем лет по тридцать, а может, чуть больше.Прошло с полчаса, за это время кто-то из них ушел и на смену прежним пришли другие. Мы с Джорджем, понурившись, сидели за столиком, я – потягивая пиво, а он – со своим кофе. Допив его, он снова переключился на пиво. Я наблюдал за женщиной, которая, по-видимому, была душой компании. Ей было, пожалуй, лет тридцать пять, но она была такой хрупкой, что выглядела гораздо моложе. Угловатые, немного резкие движения, ее одежда (футболка, джинсы, кроссовки, все довольно потрепанное, но самое дорогое) и стриженые волосы делали ее похожей на мальчишку. Но это не лишало ее очарования, напротив, она была чрезвычайно хороша собой. В сиянии ее глаз, тонких запястьях и изящной форме маленьких ступней было что-то неуловимо женственное. Еще не оценив ее прелесть, вы невольно смотрели на нее не отрывая глаз, пока не начинали понимать, что она дьявольски соблазнительна.Постепенно с ней осталось лишь трое: две женщины и парень помоложе, на вид – любитель пеших походов. Внезапно появился еще один парень, и они обнаружили, что все свободные стулья разобрали те, кто сидел за ближайшими столиками. Моя травести заметила за нашим столиком свободный стул.– Не возражаете? – спросила она. Ее голос тоже был каким-то бесполым, и, пожалуй, принадле-жи он какой-нибудь неприметной чиновнице, едва ли показался бы мелодичнее жужжания пчелы. Но с ее обликом он гармонировал идеально и делал ее еще более привлекательной.Джордж, даже не взглянув в ее сторону, мрачно ответил:– Конечно, не обращайте на нас внимания. Какому идиоту придет в голову сюда сесть?Травести, понятное дело, была несколько обескуражена.– Я ведь просто спросила, – сказала она с легким упреком, который Джордж, без сомнения, заслужил, и подвинула свободный стул к своемустолику.– Извините моего друга, – сказал я. – Он только что вышел из тюрьмы и никак не может снова привыкнуть к людям.Она смерила меня ледяным взглядом, но мои извинения и жалкие потуги сострить немного смягчили ее.– Ничего, – сказала она. – Неудачный день.С кем не бывает.– Это верно, – сказал я. – В самую точку.Мне показалось, что по ее лицу скользнула слабая тень улыбки, но, возможно, я ошибся. Она уселась рядом с парнем, который пришел последним, и еле заметно кивнула ему. Оба опустили руки под стол, и я подумал, что, похоже, мне не светит и здесь. Но мгновение спустя их руки вновь оказались на виду. Стриженая встала и направилась в туалет. Я понял, что истолковал их жест неправильно. Она не возвращалась из туалета довольно долго, а когда появилась, потирала нос, подтвердив мои подозрения.Я услышал, как сзади заскрежетал отодвинутый стул, и понял, что теперь она сидит почти вплотную ко мне. Я решил воспользоваться случаем, прежде чем она вновь примется болтать с приятелями.– Так у тебя тоже бывают неприятности? По-видимому, она не сразу сообразила, о чемэто я, а сообразив, не сразу нашлась с ответом. Не перешел ли я границ допустимого? Не была ли моя вольность чрезмерной? Может быть, я рассердил ее? Судя по всему, нет. Возможно, кокаин поднял ей настроение, и теперь она была совсем не прочь поболтать.– Не вылезаю из них уже неделю, – сказала она без улыбки.Это меня не смутило, наблюдая за ней, я уже понял – она не из тех, кто улыбается из вежливости. Она делала это, лишь когда сама того хотела.– И в чем же дело?– Его зовут Гарс, он из Далласа. Весит он на сто фунтов больше, чем нужно, и изо рта у него пахнет как из выгребной ямы.– Похоже, он тебе не по душе.Она улыбнулась, правда улыбка вышла немного натянутой, словно она сделала это по обязанности.– Он один из боссов моей фирмы.– Фирмы?– Я адвокат. Специалист по трудовому праву. Наверняка она из тех, кто вкалывает с утра доночи, хватаясь за любое дело. Вряд ли разговор о работе в субботний вечер доставит ей удовольствие. Я решил сменить тему.– Как тебя зовут?– Мэл. – Она затянулась сигаретой, которой ее угостила подруга. – А тебя?– Сэм.Она кивнула, словно раздумывая, стоит ли продолжать беседу. Потом снова затянулась сигаретой и спросила:– А как зовут твоего приятеля, у которого не задался день?– Джордж. Светского лоска ему, пожалуй, недостает, но вообще-то он неплохой парень.Джордж смотрел в окно, наблюдая за прохожими. Он делал вид, что не слышит нас, но, разумеется, не пропустил ни единого слова.– Где вы провели вечер?– Где мы только не были, – сказал я. – Посидели в парочке баров, заглянули в «Мортимер».– Ненавижу его, – поморщилась Мэл.– Надо сказать, я тоже был не в восторге.– Когда он только что открылся, он мне нравился, но теперь там сплошь туристы-толстосумы да недоумки, которые приходят снять себе бабу.Я поперхнулся.– Да, просто ужас...Может быть, она догадалась, с кем имеет дело? Почувствовала, чем мы занимались весь вечер? Нет, кажется, она не из таких. Если уж она разговаривает со мной, то либо ей этого хочется, либо я сразил ее своим обаянием, либо наркотики сделали свое дело. Она не стала бы втираться в доверие, чтобы потом поиздеваться.– А ты что делала?– Я никуда не ходила. Мы всегда собираемся здесь. – Неплохо, сказал я себе, не начинай вечер до полуночи и не спеши туда, где шумно. – Хотим пойти в «Космос».– Отличная мысль, – кивнул я и подумал: какой еще к черту «Космос»? Впрочем, голову я ломал недолго. Она считала, что я ее понимаю, и это было приятно. Эта женщина принимала меня всерьез.– Во всяком случае, надеюсь, мы пойдем туда, когда Алекс закончит разговор.Парень, который пришел последним, говорил по мобильнику. Разговаривал он очень тихо и прикрывал рот рукой. Потом его что-то раздосадовало, и он немного повысил голос. Внезапно разговор оборвался.– Ничего хорошего, – сказал он Мэл.– Как, вообще ничего? – Она явно расстроилась.– Говорит, что он нам помочь не может. Мэл повернулась ко мне спиной и вполголосастала обсуждать что-то со своими приятелями. Видимо, их подвел поставщик, и это так огорчило ее, что она забыла обо мне. Ладно, спасибо, что уделила мне хоть немного внимания. Я опять вернулся на землю.Хотя постойте-ка...Это займет не больше минуты.Я велел Джорджу никуда не уходить и, наблюдая вполглаза за Мэл и ее друзьями, которые теперь были мрачнее тучи, выскочил на улицу и набрал номер Пита.– Сэм! Как дела?– Всё нормально. Послушай, ты где?– В «Митр». У нас тут небольшой междусобойчик. Не хочешь заскочить?Перспективы, которые открывались с Мэл, привлекали меня куда больше, чем «Полет на Луну» в обществе Рэя.– Нет, у меня другие планы, – сказал я, добавив про себя «я очень надеюсь», и спросил: – Ты не забыл про мой подарок?– Про что?– Про подарок, который сделал мне Терри.– Терри? Подарок? Ах да! Ну конечно!– Так что с ним?– Лежит у меня в бумажнике, цел и невредим. То есть почти цел...– Что ты имеешь в виду?– Ради бога, не волнуйся, – сказал он. – Я взял совсем чуть-чуть. Собственно говоря, сам я к нему не прикасался, угостил пару девчонок.– Каких еще девчонок?– Да так, познакомился тут на днях с одними. Я забыл свой пакетик дома, то есть, честно говоря, он давно кончился... Ну я и решил, что не произойдет ничего страшного, если я возьму капельку из твоего. Ладно, это долгая история, – он вздохнул, – с печальным концом.– Плевать я хотел на твои истории, – огрызнулся я. – Скажи мне, сколько осталось.– Да что ты так дергаешься? Я же сказал тебе: почти все цело. Они вели себя очень скромно.– Отлично. Он мне нужен.– Что, прямо сейчас?– Да, прямо сейчас.– Зачем?– Пит, твое дело не задавать вопросы, а привезти мне кокаин, куда я скажу и когда я скажу. А скажу я тебе это через пару минут, поэтому жди моего звонка. – Не мог же я признаться Питу, что кокаин нужен мне для того же, для чего пару дней назад он понадобился ему. Я и себе-то не хотел в этом признаваться.– Но, Сэм, я же сказал, у нас тут небольшая вечеринка.– Ничего страшного, возьмешь такси до Уэст-Энда и обернешься в два счета. Уверен, Рэй не откажется впустить тебя обратно.– Но, Сэм...– Пит, если ты намерен продолжать дискуссию, мы сделаем это, когда ты вернешь мне то, что истратил. Но если ты не будешь препираться и сделаешь всё, как я прошу, я забуду о том, что ты угощал своих подружек за мой счет и без разрешения.Помолчав, Пит сказал:– Ладно, только решай быстрее.– Хорошо. На самом деле ты уже можешь вызывать такси. – Я подумал, что, если Мэл откажется, такси можно и отпустить.Вернувшись в бар, я увидел, что Мэл и ее друзья сидят с недовольными лицами, и понял, что выхода они не нашли.– Всё в порядке? – спросил я ее. – Что-то вы приуныли.Она глянула на меня исподлобья, проверяя, догадался ли я, в чем дело.– Угу, – сказала она. – Ты не ошибся.Это было уже что-то. Если бы она хотела прекратить этот разговор, она бы сделала вид, что всё прекрасно.– Не хочу показаться бесцеремонным, – продолжал я, немного нервничая, – но если вам нужен... в общем, если у вас нет... – По ее глазам было видно, что она все поняла и живо заинтересовалась. – Возможно, я смогу помочь.– Правда?– Да. – Я пригнулся к ней, чтобы нас не слышали другие. Она сделала то же самое, и я ощутил ее чудесный запах. Я не понял, что это было – туалетная вода, дезодорант или мыло, но аромат был восхитительный. Чтобы насладиться им подольше, я сделал вид, что задумался, хотя на самом деле уже всё решил.– Прямо сейчас мне вряд ли удастся раздобыть больше одного грамма. Но если ты считаешь, что в этом есть смысл...– Еще бы! Там, – она кивнула в сторону туалета, – у меня ушла последняя доза. – Она оценивающе взглянула на меня. – По-моему, на дилера ты не тянешь...Я засмеялся.– Я не дилер. Просто я кое-кого знаю, и мне... мне захотелось тебе помочь. Впрочем, я болтаю всякий вздор.Ее лицо было так близко, что я различал нежный щелчок, который издавали ее губы, когда она открывала рот.– Вовсе не вздор. И мне очень приятно, что ты хочешь мне помочь.Услышав это, я встрепенулся от радости, но промолчал, не подавая виду.Мэл спросила:– Хочешь пойти с нами в клуб?Вот оно! Я кивнул. Мы оба снова откинулись на спинки стульев. Наша близость была позади, но она не прошла бесследно.– Сколько времени тебе нужно, чтобы обо всем договориться?– Пара минут.– Тогда мы, наверное, подождем здесь, – сказала она. – Пойдем в клуб вместе.– С удовольствием, – ответил я, чувствуя облегчение оттого, что теперь мне не придется признаваться, что я понятия не имею, где находится «Космос». – Мне нужно только позвонить.Я снова вышел на улицу и позвонил Питу.– Жду тебя в баре «Италия». Поторопись.– Я уже в машине.– Господи, неужели скоростное такси на этот раз оправдало свое название?– Я сказал, что работаю на Терри, это производит магическое действие.– Отлично. До встречи.Пит подъехал через четверть часа. Это время я заполнил болтовней с Мэл, точнее, говорила в основном она, а я слушал. Назвать ее молчаливой было трудно. Она познакомила меня и Джорджа со своими друзьями, хотя, как всегда, когда я пьян, имена новых знакомых в два счета вылетели у меня из головы.Она вполголоса спросила меня, сколько я хочу за кокаин, и я сказал, что вполне достаточно, если она просто угостит нас с Джорджем выпивкой. Это принесло мне незаслуженное признание – ведь мне-то кокаин достался бесплатно. Однако, вспомнив, сколько мне пришлось из-за него пережить, я решил, что, возможно, заслуживаю даже большего.В ожидании Пита я поглядывал в окно, чтобы схватить его за шиворот, прежде чем он войдет в бар. Меньше всего мне хотелось, чтобы Мэл или одна из ее подружек положили на него глаз. Он непременно ответит им взаимностью, передумает возвращаться в «Митр», и вечер будет испорчен окончательно и бесповоротно.– Что это на тебя нашло? – спросил он, когда я из соображений конспирации плюхнулся рядом с ним на заднее сиденье такси. – Ты же говорил, пока история с баллами не закончится, ты к нему не притронешься. Если не ошибаюсь, последний день завтра?Я впился глазами в крохотный бумажный пакетик. Это был пропуск в запредельное, волшебное место, где я смогу познать себя. Завтра – пан или пропал, а сегодня я отправлюсь в Зазеркалье, чтобы вместе со странной девушкой вкусить запретный плод. Вот-вот я получу урок. Что мне откроется?– Так вышло, Пит, он мне понадобился. – Мне не хотелось развивать эту тему, и я спросил: – Как дела в пабе?– Прекрасно, – рассеянно сказал он. Он чувствовал, что я что-то затеял, и беспокоился за меня. Может быть, я тоже должен был волноваться. Но растущее желание оберегало меня от волнений.С пакетиком в кармане я вернулся в бар. Мэл заказала нам пива, и грубость Джорджа была забыта окончательно. К тому же он отлично поладил с ее подругами. Я продолжал болтать с Мэл, речь почему-то зашла о старых кожаных чемоданах. Мы оба на все лады твердили, как мы их любим, но не замечали, что повторяемся, поскольку ее голову вскружили алкоголь и кокаин, а мою – алкоголь и желание.Мы допили пиво, и парень, который пришел последним, заявил, что мы все можем поехать в «Космос» на его машине, он припарковал ее неподалеку, на Оксфорд-стрит. Машина оказалась «кадиллаком». Настоящий вишневый «кадиллак» выпуска пятидесятых годов. Мне ни разу не приходилось видеть «кадиллак» так близко, а уж тем более ездить на нем. Не то чтобы я питал пристрастие к «кадиллакам», просто я еще острее почувствовал, что подобного вечера в моей жизни не было никогда. А значит, впереди меня ждет нечто необыкновенное. У меня захватило дух.Переднее сиденье в машине было сплошным и просторным, поэтому Турист и Нетурист уселись впереди вместе с одной из девушек. Мы с Джорджем, Мэл и еще одна девушка втиснулись на заднее сиденье. Я оказался прижат к левой двери, прямо позади водителя. Чтобы занимать меньше места, я немного развернулся, и Мэл пришлось прижаться к моей груди. Я снова ощутил ее божественный аромат. Когда она говорила, а тараторила она без умолку, щекой я чувствовал тепло ее дыхания. От нее пахло пивом, что обычно неприятно, но сейчас это делало нас еще ближе и возбуждало меня еще сильнее. Волнение, терзавшее меня весь вечер, прошло, и меня окутал большой, теплый кокон спокойствия и уверенности, сотканный из алкоголя, внимания Мэл и надежды на урок, который наставит меня на путь истинный.В машине было очень тесно, и, не замечая ничего, кроме Мэл, я быстро перестал понимать, где мы находимся. В конце концов «кадиллак» развернулся на какой-то автостоянке, устроенной на месте снесенного здания. По обе стороны громоздились огромные склады, эти строения Викторианской эпохи выглядели заброшенными, и, похоже, их ждала участь их бывшего соседа. Кроме нас, здесь было всего две или три машины. Клочья засиженных мухами объявлений и разорванное проволочное ограждение делало происходящее похожим на ночную сцену из «Полицейской легенды». Когда рев мотора смолк и вся компания вывалилась на пыльный, усыпанный мусором бетон, за неумолч-ной общей болтовней мое ухо уловило еле слышную пульсацию музыки.Мэл уверенно направилась к одному из складов. Вход был не со стороны улицы, а сбоку, где находилась небольшая дверь, обшитая стальным листом, явно совсем новая. Мэл нажала кнопку звонка. Кто-то приоткрыл дверь и, удостоверившись, что пришел свой человек, распахнул ее настежь. На пороге стоял невысокий мужчина средних лет, одетый в черное, с черными волосами, собранными в «конский хвост».– Мелисса! – воскликнул он с резким восточноевропейским акцентом и распахнул объятия. – Мелисса!– Николай, – сдержанно ответила она. Они обнялись, вернее сказать, она позволила себя обнять.– Как приятно видеть тебя и твоих друзей!Она улыбнулась и отступила в сторону, пропуская нас внутрь. Я так и не понял, нужно ли платить за вход, но решил, что это забота Мэл, – кто знает, может, для нее здесь всё бесплатно. Миновав небольшой коридор, мы увидели еще одну металлическую дверь. Музыка стала чуть громче, но звук по-прежнему едва угадывался. Николай открыл перед нами вторую дверь, и мне показалось, что кто-то, держа усилители прямо у меня над ухом, врубил на всю катушку мощное стерео. Эффект был потрясающий. У меня не просто лопались барабанные перепонки – я почувствовал, как все мое тело вибрирует в такт ритму. Казалось, даже сердце забилось быстрее. Мы словно плавились в печи, наполненной раскаленным, жидким звуком.Зрелище, представшее моим глазам, было столь необычным, что впечатление от оглушительного грохота быстро померкло. Мы оказались в огромном помещении, которое когда-то, видимо, служило складом. В высоту строение было примерно с пятиэтажный дом, его стены уходили вверх на сотни ярдов, туда, где далеко под небом маячила крыша. Однако такой обзор открывался лишь по вертикали, увидеть, что происходит вокруг, мешали горячие, потные тела, которые извивались и раскачивались под музыку и заполняли собой все свободное место. Их были тысячи и тысячи. Вдоль стен располагались бары, места для отдыха, динамики, картины и скульптуры футуристического толка. Последние, несмотря на совершенно чудовищный вид, были, без сомнения, делом рук профессионалов. Навороченная осветительная аппаратура наверняка обошлась в миллионы. Чего стоили только одни лазерные лучи, которые пронизывали темноту и на миг выхватывали отдельные лица, которые через долю секунды вновь погружались в кромешную тьму.Толпа была столь пестрой, что наши с Джорджем костюмы не бросались в глаза. Пожалуй, онивыглядели не так вызывающе, как одежда остальных участников веселья, но никто не воспринимал их как что-то из ряда вон выходящее. Раз мы здесь очутились, значит, мы свои люди. Мэл начала пробираться через толпу. Через каждые несколько шагов ее останавливали и радостно приветствовали какие-то приятели, по большей части столь же невозмутимые, как она сама. Я смутно чувствовал, что Джордж и одна из подруг Мэл, бледная, со светлой неровной челкой, находятся где-то рядом, но своим знакомым Мэл представляла только меня.– Привет, это Сэм, – говорила она, – мой новый друг.Эта фраза была для ее знакомых чем-то вроде пароля, они смотрели на меня внимательнее и держались со мной приветливее, чем заслуживает незнакомец, при этом Мэл стояла ко мне почти вплотную, словно говоря: «Оцените, хорошо ли мы смотримся вместе?» Мое сердце готово было выскочить из груди, и дело было не только в музыке. Оно трепетало от радости, от крепнущей уверенности, что я поступил правильно.Мы поравнялись с баром. Вокруг было яблоку негде упасть, но, обернувшись, я увидел, что Джордж и его партнерша не отстают от нас ни на шаг. Здесь было так шумно, тесно и темно, что недолго было забыть, где ты, с кем ты и как сюда попал. У меня закружилась голова, и дело было не только в выпитом за вечер. Однако я полностью контролировал свое состояние. Вот-вот мне должна была открыться истина, осталось совсем немного, и я уже догадывался, что произойдет. Меня тянуло к Мэл, а ее ко мне, и желание росло с каждой минутой. Встречаясь взглядом, мы понимали друг друга без слов.У меня в кармане лежал кокаин. Не успел я напомнить об этом Мэл, она заказала шампанское. Нам принесли две черные бутылки с черными этикетками. Надпись золотыми буквами была сделана таким мелким шрифтом, что разобрать ее было невозможно. Мы расположились тут же, неподалеку, за столиком, на диване с высокой спинкой, который имел форму почти замкнутого круга. Я удивился, почему такое уютное местечко пустует, но заметил рядом здоровенного типа в черном костюме. Еле заметный спиральный проводок соединял рацию у него на поясе с крохотным наушником. Черт возьми, подумал я, здесь даже вышибалы смахивают на миллионеров. Ясное дело, на круглый диванчик допускались лишь сливки общества, и Мэл была из них.Удобно устроившись на диване, она деловито раскупорила первую бутылку. Она не суетилась и не взвизгивала, когда хлопнула пробка. Было видно, что шампанское Мэл пьет не по особым случаям, а просто потому, что любит. Потом почтив обнимку с Мэл мы пили шампанское в компании Джорджа и его новой приятельницы. Остальные друзья Мэл куда-то исчезли.– Черт меня возьми, как нам все это удалось? – прокричал Джордж мне в ухо.– Не спрашивай, – ответил я. – Расслабься и плыви по течению.При прочих обстоятельствах это были бы пустые слова, но теперь я посоветовал это искренне и от души. Сам я отдался этому ощущению всем сердцем, я ни о чем не думал и ни о чем не спрашивал, я плыл по течению, влекомый желанием. (Чего я желал? Мэл, разумеется.) Все происходящее казалось мне важным и необыкновенным.Первая бутылка опустела. Мэл поднялась и огляделась. Заметив дверь с зеркалом, не обшитую металлом, которую охранял еще один вышибала, она посмотрела на нас.– Не пора ли?..Вот оно, час настал. Прихватив вторую бутылку шампанского, она направилась к зеркальной двери, и, когда мы гуськом вошли внутрь, я заметил, что вышибала встал так, чтобы никто другой не мог войти в туалет следом за нами.А желающие наверняка были. Не потому, что кто-то посягал на наш кокаин. Просто такой роскоши я не видел никогда в жизни. Вдоль зеркальной стены сплошной полосой шли раковины черного мрамора. Две другие стены тоже были зеркальными, и ты видел, как череда твоих отражений уходит в бесконечность. Напротив располагались четыре кабинки из сияющего металла цвета бронзы, в каждой красовался фарфоровый унитаз благородного оттенка спелых каштанов. В пол были вмонтированы светильники, и их мягкие лучи отражались в крохотных вращающихся зеркалах на потолке, постоянно меняя направление. Чувство было такое, что ты собираешься облегчиться на космическом корабле.Но мы, ясное дело, пришли сюда не за этим. Подруга Мал открыла вторую бутылку шампанского, сделала большой глоток и передала ее Джорджу. Я отдал Мэл кокаин.– Угощайся, – сказал я с улыбкой.– С удовольствием. – Она задумчиво посмотрела на пакетик. – Знаешь что? Сегодня я хочу повеселиться по полной программе.Она осторожно развернула бумагу, досуха вытерла край раковины и осторожно высыпала все, что осталось в пакетике. Господи, она хочет, чтобы все ушло в один прием! Когда первое потрясение от этой мысли прошло, я почувствовал еще больший подъем. Этот подъем был совсем не похож на веселый и суетливый восторг школяра перед походом в парк аттракционов. Мое волнение граничило с безумием. Внешне я был спокоен и невозму-тим, как Мэл и все остальные в клубе, но изнутри был готов взорваться от напряжения, и это было такое сильное ощущение, что мне хотелось кричать от счастья. Но я не давал себе воли. Вместо этого я впитывал каждую минуту происходящего. Я делал то, что посоветовал делать Джорджу, – плыл по течению. Я знал, что, оседлав эту дивную ночь, ко мне приближается момент истины. Я должен был испытать себя. А значит, втянуть носом огромную дозу кокаина в туалете самого крутого клуба вместе с двумя едва знакомыми девчонками и запить его шампанским из горлышка, чутко откликаясь на волшебные вибрации женщины, которая желала меня не меньше, чем я вожделел ее. Все это означало, что испытание уже началось.Я вспрыгнул на огромную раковину и уселся, прислонившись спиной к зеркалу. Мэл усердно трудилась над кокаином. Белый порошок на черном мраморе смотрелся изумительно, лучи света, отражаясь от потолка, освещали его прерывистыми вспышками, точно свет рампы, который показывал, кто звезда этого шоу. Мэл ссыпала порошок горкой, вытащила свою кредитку, разделила его на четыре или пять маленьких кучек, потом снова собрала все вместе и так далее. Ловко постукивая по кокаину ребром карточки, она разбила все комочки, пока он не стал идеально ровным. Джордж передал мне шампанское, и я отхлебнул еще раз, но когда я протянул бутылку Мэл, она даже не заметила этого. Она была всецело поглощена своим занятием. Вновь и вновь, словно в трансе, она измельчала и перемешивала крохотный белый сугроб. Словно ребенок в песочнице с драгоценным песком, она зачерпывала порошок кредиткой, разгребала его, сгребала в кучки, пластиковая карточка скользила по кокаиновой ряби, как доска для серфинга по волнам, прокладывая борозды и образуя причудливые разводы. Я наблюдал за ней как зачарованный, вглядываясь в прихотливые кокаиновые фигуры, которые сулили апогей наслаждения. Я и так был на седьмом небе, а что же будет, когда я втяну кокаин? Я хотел забыться в объятиях этой ночи, я хотел слышать смех Джорджа и его девушки, я хотел еще шампанского, я хотел Мэл, немедленно, здесь и сейчас. Мэл аккуратно разделила кокаин на восемь порций, по две на каждого, восемь чертовски больших доз, которые дадут такой кайф, что мне и не снился. Игры с порошком закончились, восемь ровных грядок напоминали взвод солдат-выродков, рвущихся в бой, я уставился на них, не в силах оторвать глаз, я видел, что Мэл уже сворачивает в трубочку двадцатифунтовую банкноту, а я все смотрел на эти белые полоски, две из которых принадлежали мне, я хотел вдохнуть их немедленно, сразу обе, чтобы потом выпить еще и овладеть Мэл этой ночью... Я расправил плечи и потянулся, чтобы не-много размяться, Мэл склонилась над кокаином и поднесла к носу бумажную трубочку, чтобы втянуть в себя первую дозу, я знал – потом мой черед, я хотел прислониться к зеркалу и...– Какого черта!..Мэл взвизгнула так же неожиданно, как вспыхивают огни фейерверка. Я сразу понял, что произошло нечто ужасное. Я посмотрел на черный мраморный бортик. Кокаин исчез. И это было самое главное и самое страшное. Не только порция Мэл, но и все остальное, все восемь белых полосок. От них не осталось и следа, точно корова языком слизнула. Порошок исчез буквально в мгновение ока, я даже не успел заметить, куда он подевался. По правую руку от себя я услышал негромкое гудение. Я обернулся и увидел, что мой локоть упирается не в зеркало, а в какую то кнопку. Это была электросушилка для рук, вмонтированная в зеркальную стену.Я пустил на ветер весь наш кокаин.Одним прыжком я соскочил вниз, словно надеясь, что время потечет вспять, поток воздуха вернется обратно в сушилку, а на черном мраморе снова появятся восемь полосок кокаина. Но это не остановило струю воздуха, поскольку сушилка выключалась автоматически. Правда, теперь это уже ничего не меняло, первый же порыв сдул порошок до последней крупинки и невидимым прахом развеял его по всему туалету, не оставив и следа. Ни единой пылинки. Если бы Мэл распределила его по всему краю раковины, возможно, уцелела хотя бы часть, но место, где лежал кокаин, попало в самый эпицентр урагана.– Какого дьявола ты это сделал? – закричала Мэл, ее глаза побелели от ярости, рука, судорожно сжимавшая двадцатку, тряслась.Говорить я не мог. Мне хотелось умереть. Я бы отдал все, что у меня есть, чтобы повернуть время вспять. Джордж и его девушка еще не поняли, что произошло, и продолжали болтать и смеяться у меня за спиной. Внезапно смех подруги Мэл резко оборвался.– Ты козел! – завопила подруга Мэл. – Настоящий козел! – От негодования она начала задыхаться, и ей пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть. Похоже, она была из тех, кто не сознает, что его тяга к наркотику давно превратилась в зависимость. – Что нам теперь делать? Скажи, что нам теперь делать?Джордж был скорее ошарашен, чем зол, хотя мысль о том, что дружбе с новой приятельницей так внезапно пришел конец, его явно расстроила. Я продолжал молчать.Я молчал не потому, что лишился дара речи. Мне не хотелось говорить. Это было не нужно. Я получил свой урок. Это и был мой урок. Я по-смотрел на пустую бумажку из-под кокаина, на женщину, которая мгновенно охладела ко мне, на ее подругу, которая не могла наслаждаться вечером без наркотиков, на туалет, который теперь казался нелепым и безвкусным, я обвел все это глазами и услышал громовой голос, который перекрыл злые крики Мэл и ее подруги: Ты получил свой урок. Ты оказался полным ничтожеством. Посмотри на себя и на то, как ты провел этот вечер, и сравни это со своей любовью с Керсти. Ты хоть соображаешь, какого черта ты выкидываешь подобные номера?Забавно, обычно голова проясняется после кокаина, но теперь она прояснилась благодаря тому, что я его не принял. Случившееся отрезвило меня не хуже сотни чашек крепчайшего кофе, и я окончательно пришел в себя. Завтра тебе предстоит узнать, останется ли с тобой та, что для тебя ближе и дороже всех на свете, – и что же ты делаешь? Торчишь в сортире с двумя незнакомыми девицами, которые тебя знать не желают. Убил весь вечер, пытаясь подцепить девицу, которая позволит себя трахнуть. Пойми же, болван, это пустая и жалкая трата времени, и, даже если все получается, по сравнению с тем, что у тебя есть, это весьма и весьма сомнительное удовольствие. Дома тебя ждет любимая женщина. Да, между вами происходит что-то непонятное, но едва ли ты найдешь выход, отправившись с приятелем на поиски приключений. Ты должен вернуться домой и обсудить всё с Керсти. Сказать ей, что ты готов на всё. Пусть она тебе всё объяснит. Немедленно возвращайся домой и разберись, в чем дело. Ты слышишь, разнюнившийся сукин сын?Немедленно!Я развернулся и вышел. Я не сказал никому ни слова, даже Джорджу. Может быть, с моей стороны было нехорошо бросить его в такой момент, но я выбрал то, что важнее. А для меня сейчас важнее всего была Керсти.Я вышел из клуба, пересек автостоянку и остановился на улице, пытаясь понять, где я нахожусь. Название этой улицы мне ни о чем не говорило. Рядом был обозначен почтовый индекс SE1. Где я? В Бермондси? В Саусварке? Я шагал по пустынной заводской улице, не понимая, как отсюда выбраться. Через два поворота я увидел первые машины, мало-помалу вокруг стали появляться какие-то приметы цивилизации, если, конечно, можно считать таковыми пьяных, которые вываливались из дешевых закусочных. Мои часы показывали половину второго. Огромная очередь на автобусной остановке давала понять, что поймать такси нет никакой надежды. Конечно, я мог пойти пешком. Энергии у меня теперь было хоть отбавляй. Но я должен был срочно увидеть Керсти. Я хотел немедленно поговорить с ней.Смирившись с неизбежным, я направился к центру города, надеясь поймать такси по дороге. С каж-дым шагом я чувствовал себя все лучше и лучше, ведь каждый шаг приближал меня к дому, а значит, к Керсти. Я так и не понял, как она начисляет баллы и почему я потерпел столь сокрушительное поражение, но я твердо решил узнать ответ на этот вопрос, не пытаясь строить догадки. Я пошел быстрее и с каждым шагом чувствовал себя бодрее и увереннее. Естественно, на душе у меня было тревожно, ведь я не знал, что меня ждет, но я шел домой, к Керсти, чтобы всё обсудить, и это меня успокаивало. Когда я поймал такси, радостное возбуждение достигло апогея, я думал только об одном – скоро решится моя судьба. Еще немного – и я узнаю, останется ли со мной та единственная, которую я люблю. Важнее этого не было ничего на свете.Такси остановилось рядом с нашим домом. Я посмотрел на окна и увидел, что света нет даже в спальне. Значит, вечеринка давно окончилась. Мне придется ее разбудить. Ничего страшного. Ведь речь идет о нашем будущем, ничего важнее и быть не может, она мигом проснется. Пока водитель отсчитывал монеты, чтобы дать мне сдачу, я стоял, точно актер перед выходом на сцену, где ему предстоит сыграть роль, которую он ждал всю жизнь. Водитель протянул мне мелочь, и это означало, что судьбоносный миг настал, пора выйти на сцену, то есть войти в квартиру, подняться в спальню и узнать, что меня ждет.Я взял сдачу и пошел по дорожке, на ходу нащупывая нужный ключ. Когда до дома осталось не более двух шагов, дверь распахнулась и мне навстречу выбежал какой-то человек. Сломя голову он бросился в сторону улицы. Я едва успел отскочить, иначе он просто сбил бы меня с ног. От неожиданности я выронил ключи, и, пока искал их, он проскочил мимо и отбежал на порядочное расстояние. Я рассмотрел его лишь мельком: высокий, крепкий парень примерно моих лет, кажется, прилично одетый. Да, еще кое-что. У него не хватало одной запонки. Как я заметил такую мелочь? Не заметить было трудно: у него были двойные манжеты, одна из которых развернулась и хлопала по рукаву, пока он несся по улице.Я вошел в дом и стал подниматься по лестнице. В нормальном состоянии я бы призадумался, что делал этот тип в нашем подъезде в три часа ночи и к кому из соседей он заходил. Но я был поглощен мыслями о Керсти, баллах, будущем. Нашем будущем.Мне очень хотелось, чтобы Керсти услышала, что я вернулся, и проснулась. Я громко захлопнул входную дверь и, побренчав ключами, положил их на столик в передней. В квартире стояла тишина.– Керсти? – позвал я.Ответа не последовало. Я снял часы и со стуком тоже положил их на столик, следом швырнул мобильник.– Керсти?Из спальни раздался почти членораздельный звук:– У?– Это я. Как повеселились? Керсти громко зевнула.– Хорошо. Но не бурно. Все давно разошлись.– Понятно.Я думал, с чего начать, когда поднимусь в спальню. Переодеваться не стану, лучше как есть, в костюме, сяду в кресло, пусть она почувствует, насколько это важно. Я никак не мог решить, что сказать. «Керсти, мне кажется, нам надо поговорить» или, может быть, «Керсти, ты запретила мне спрашивать, за что я получаю баллы, но я...». Или: «Керсти, не пора ли нам обсудить...»Я достал бумажник, чтобы положить его рядом с часами и телефоном, и вдруг увидел... Черт, как же я сразу ее не заметил...На столике лежала запонка.Меня охватило странное чувство. Мне показалось, что я умер. Физически и эмоционально. Внутри у меня все окаменело, только ступни и ладони слегка покалывало. Я схватился за перила лестницы и тяжело опустился на ступеньки. Уронив голову на руки, я уставился в пол. Я ничего не видел и не слышал. Казалось, мозг специально отключил связь с внешним миром, подозревая, что там меня ждет страшное, непоправимое открытие, хуже которого быть не может.Ступни и ладони продолжало покалывать. Постепенно я вспомнил, где нахожусь и что произошло. Мужчина с расстегнутой манжетой. Запонка на столике. Этот человек был в моей квартире. Он был здесь вместе с Керсти, которая делает вид, что крепко спала, и говорит, что все давно разошлись.Мне все еще не хотелось в это верить. Керсти... моя Керсти... Это не укладывалось в голове. Это было невозможно произнести вслух... Керсти мне изменила. Я летел домой, я думал, как скажу ей, что мы созданы друг для друга, я был готов на всё, чтобы не дать нашим отношениям сорваться в пропасть, но оказалось, что Керсти давно поставила на мне крест. Я ей больше не нужен.Сказать, что это удивило, разозлило или опечалило меня, было бы неправильно. Удивиться можно, увидев на кухне мышь. Разозлиться, когда ваше место на стоянке занял кто-то другой. Загрустить, посмотрев трагический фильм. Со мной происходило нечто совсем иное. Но я не закричал и не заплакал, я вообще ничего не сделал, потому что без любви Керсти все остальное теряло смысл. Ничего ужаснее со мной не случалось, все, что у меня было, перестало существовать. Выхода больше не было. Я попал в ад.Вместо того чтобы разрыдаться, устроить скандал или начать в ярости бить посуду, я просто под-нялся и пошел прочь. За дверь, вниз по лестнице, на улицу и дальше куда глаза глядят. Второй раз за ночь я, не сказав ни слова, расставался с женщиной. В первый раз в ночном клубе мне открылось нечто прекрасное, и я поспешил ему навстречу, но второе открытие было страшным.Я шел не разбирая дороги. Когда улица делала поворот, я поворачивал вместе с ней, и она подхватывала меня, как река. Я шел вперед и вперед, дорога увлекала меня за собой, и я не думал, куда и зачем иду. Улицы были почти пусты, не считая случайных такси и ночных автобусов. Я брел по ним один и нес с собой свой ад. Я проходил мимо окон с плотно задернутыми шторами, за которыми обитатели домов прятались от ночного одиночества, и вспоминал дни, когда мы с Керсти мирно и дружно жили вместе. Мне казалось, что с тех пор, когда в жизни было солнце, любовь и надежда, миновали века. Теперь их сменила тьма, страдания и невзгоды.Я не смотрел вперед. Опустив голову, я наблюдал, как мои ноги отмеряют милю за милей, и размышлял о том, что случилось. Для чего были нужны баллы? Неужели Рэй был прав и для Керсти это был просто предлог оставить меня? Неужели она действительно хотела, чтобы я считал, что мы расстались по моей вине? Или сначала у нее были благие намерения, но потом все изменилось? Не потому ли две недели были удачными и лишь в конце все пошло прахом?Когда она изменила мне в первый раз? До того, как я сделал ей предложение, или после? Вероятно, она давно поняла, что у нас все кончено, но спать с другим у нее не хватало духу. А когда она изобрела хитроумный план, чтобы избавиться от меня, это придало ей смелости. Моя участь была предрешена.Был ли мистер Запонка ее одноклассником? Или все эти школьные друзья были просто выдумкой? Ведь на встречу в Ньюбери она действительно ездила, в этом нет никаких сомнений. Может быть, вчера вечером в ней проснулись былые чувства к другу детства? Или она познакомилась с ним недавно и, зная, что меня не будет дома, пригласила к себе? Что они делали, когда к дому подъехало такси? Если он не школьный приятель, где они познакомились? Есть ли у него...Впрочем, все это не имело ни малейшего значения... Кто этот тип, в первый ли раз он... спал cj?ep-сти, и зачем она затеяла историю с баллами... Цаж-но было одно – все кончено. Я ей больше не нужен.Бог знает, сколько времени и где я бродил. Подняв глаза, я увидел, что стою на Трафальгарской площади. Каким-то образом я оказался в центре города. Я свернул на Уайтхолл. Улица была пуста, даже охранники на Даунинг-стрит укрылись в своей будке, компанию мне составляли лишь памятники военачальникам перед Министерством обороны. Еле передвигая ноги от усталости, я думал, как я непохож на этих героев. Они прожили жизнь не зря, их подвиги вошли в историю, и память о них переживет века. А кто вспомнит обо мне? Самым главным в моей жизни была любовь к Керсти, а теперь у меня отняли и это. От меня осталась одна видимость. Внезапно меня поразила мысль о том, что у меня нет даже документов, удостоверяющих мою личность, ведь бумажник остался на столике в передней. Пока ты учишься в школе, твое имя вышито на одежде. Став взрослым, ты носишь с собой кредитку или права, где написано, кто ты такой. Но у меня не было ничего. Впервые с младенческих лет я стал никем.Я вышел на площадь Парламента. Она была абсолютно пуста. Ни машин, ни автобусов, ни такси. Ни случайных прохожих вроде меня. Светофор переключался с зеленого на желтый, потом на красный, потом снова на желтый, но следить за его сигналами было некому. Его работа была лишена всякого смысла, и это было созвучно моему настроению. Впереди у меня была целая жизнь, жизнь без Керсти, пустая и бессмысленная.Я вышел на Вестминстерский мост. Неожиданно я понял, что пришел сюда не зря. Что-то влекло меня в это место. Но что? Почему я здесь оказался? Я поднял глаза на Биг-Бен. Мои часы остались в передней, и я скитался по городу, не имея понятия, сколько времени. Стрелки показывали десять минут шестого. Лондон был совершенно безжизнен. Субботняя ночь миновала, гуляки разошлись по домам. Воскресенье еще не началось, и даже самые рьяные туристы еще томились в постелях. Я посмотрел вниз, где тихо плескалась Темза. Что привело меня сюда? Может быть, я искал окончательный ответ на все вопросы: веревка, кирпич и прыжок вниз головой? Дойдя до середины моста, я посмотрел на Биг-Бен, потом на воду.Нет. Внутренний голос говорил мне что-то другое. Я отвернулся от реки и сел на землю, прислонившись спиной к перилам. Теперь Биг-Бен оказался позади меня. И тут я понял, почему меня так тянуло в это место. Из-за реки на меня смотрело колесо обозрения, смотрело свысока, как на муравья. Я стремился сюда подсознательно, чтобы увидеть крушение своей мечты и понять, что между мной и Керсти все кончено. Я надеялся, что она скажет «да» и я привезу ее в это место, колесо поднимет нас в небо, и тогда... Остальное вам уже известно. Теперь я знал – этому не бывать. Это колесо всегда будет напоминать мне о женщине, которая никогда не станет моей. Насмехаясь надо мной, оно будет говорить: «Керсти отказалась от тебя. Тебе не удалось сказать ей то, что ты так хотел сказать. Как бы ни сложилась твоя жизнь, Сэм, что бы ни ждало тебя впереди, этого у тебя никогда не будет. Ты не получишь ни Керсти, ни меня».Я запрокинул голову и посмотрел на самый верх неподвижного колеса. В нем было что-то зловещее. Вокруг не было ни одной живой души, никого, кто мог бы вступиться за меня. Колесо обозрения злорадствовало и осыпало меня насмешками, и после двухчасового оцепенения ко мне вновь вернулась способность чувствовать боль. Я уронил голову на колени и разрыдался, как маленький. Я плакал и плакал, пока не почувствовал, что слез больше не осталось.– Сэр, не пора ли вам домой?Услышав голос полицейского, который осторожно тронул меня носком ботинка, я проснулся. Взглянув на Биг-Бен, я понял, что спал не более десяти минут, но из-за неловкой позы успел растянуть шею. Во рту до сих пор был солоноватый привкус слез; сидя на холодном мосту, я продрог до костей, и мое тело было не в лучшем состоянии, чем душа.– Да. – Я с трудом поднялся на ноги. Полицейский внимательно посмотрел на меня. Увидев мои красные, воспаленные глаза, онспросил:– Неважная была ночка?Я кивнул. Я хотел сказать, что дома у меня больше нет, но у меня не повернулся язык. Я зашагал прочь. Куда мне теперь идти? Что делать? Вернуться домой я не мог. У меня не было сил видеть Керсти. Я побрел по набережной, к мосту Блэк-файерс, потом на Флит-стрит, мимо здания Верховного суда, через Ковент-Гарден. Лондон постепенно просыпался. Появились уборщики улиц, готовились к рабочему дню владельцы кафе и закусочных, показались любители утренних пробежек, кто-то вышел купить свежую газету или выгулять собаку. Мало-помалу город наполнился туристами, автобусами, пожирателями гамбургеров и ожил окончательно.Но куда бы я ни шел, будь то Ватерлоо, Блумс-бери или Ламбет, ноги сами несли меня назад, к колесу. Через каждые два часа я вновь оказывался перед ним и видел, как люди поднимаются в небо, чтобы на миг быть выше всех в этом городе и посмотреть на Лондон сверху вниз.Уходя от колеса и скитаясь по городу, я обдумывал бытовую сторону дела. Самым насущным был вопрос, как и когда забрать из квартиры свои вещи. Его решение я решил отложить до понедельника, когда Керсти уйдет на работу, а я возьму в офисе запасные ключи. Кроме того, пока я не подыскал себе новое пристанище, мне нужно где-то жить. Может быть, у Джорджа? Правда, еще неизвестно, станет ли он со мной разговаривать. Ведь в клубе я испортил ему весь вечер. Но когда пере-до мной вновь начинало маячить колесо, я думал только о Керсти. Что я чувствовал? Наверное, я должен был возненавидеть ее, ведь она изменила мне, а возможно, сознательно вела со мной долгую и лживую игру. Но, странное дело, я не чувствовал ненависти. Она ушла.Я вспомнил про Дэнни. Интересно, как идут его занятия? Я подумал, что это моя победа и она далась мне нелегко. Если бы не я, Дэнни мог бы пойти по скользкой дорожке и его ждали бы очень невеселые перспективы. Разве не я спас его? Но даже это меня не радовало. Собственные страдания затопили мою душу до краев и вытеснили все прочие чувства.Утро превратилось в день, а день – в вечер. В девять на город опустились сумерки, приближалась ночь. Мои ноги были стоптаны в кровь, спина нестерпимо болела, целый день у меня во рту маковой росинки не было. Отчаяние притупило голод, но теперь мне хотелось есть, и я не знал, где раздобыть денег. Я сидел на скамейке в двадцати ярдах от колеса, и мне казалось, что оно задевает звезды. Я всерьез размышлял, хватит ли мне духу попросить немного мелочи у кого-нибудь из прохожих. Мне вспомнились нищие из Брайтона, где я бродил в поисках Дэнни, и я снова подумал, как рад за него и как доволен собой, и все же эта радость не шла ни в какое сравнение с моей бедой.– Я так и знала, что ты здесь. Я сразу узнал этот голос.– Привет, Аманда.Я догадывался, что произошло. Когда я не явился на заседание Кабинета, Аманда поняла, что ее дурные предчувствия оправдались и у меня не хватило духу рассказать им горькую правду. Мой мобильный телефон не отвечал, и она вспомнила, как на прошлой неделе я говорил ей, что мечтал отвезти Керсти на колесо обозрения, и о том, как это много для меня значило. Она поняла, что я здесь. Все просто. Куда больше меня смущало то, что должно было последовать дальше. Ведь теперь Аманде ничто не мешало. Керсти больше не стояла у нее на пути, и она могла открыто признаться в своих чувствах. Господи, только этого мне сейчас не хватало! Мне было так больно! Даже ничтожный проблеск надежды, что когда-нибудь в будущем боль от разлуки с Керсти утихнет и жизнь пойдет своим чередом, казался немыслимым.– Сэм, хорошо, что я тебя нашла...– Не надо, – поспешно перебил я, – пожалуйста, не начинай. Я знаю, что ты скажешь.Но Аманда полезла в сумочку, достала конверт и протянула его мне. В точно такие же конверты Керсти каждое воскресенье запечатывала мои оценки. Откуда он у Аманды?– Мне пора, – сказала она. – Пойду в «Митр».– Что? – удивился я. – Я думал, ты только что оттуда.Она улыбнулась:– Так и есть. Но мне нужно вернуться, потому что... ну, в общем, ты меня поймешь. Я сказала Джорджу, чтобы он не смел уходить без меня. Заседаний Кабинета больше не будет, а значит, пора объяснить этому болвану, что он для меня значит.– Что он для тебя значит? Она снова улыбнулась:– Да, что он для меня значит. Ну, я пошла. Увидимся. – И она зашагала прочь.Так, значит, сожалея, что флирт между членами Кабинета запрещен, она думала о Джордже. Я вспомнил про конверт и открыл его. Внутри был листок бумаги, свернутый вдвое. Я развернул его и увидел два слова: «Миллион баллов».Я тупо смотрел на написанное. И вдруг я услышал голос, еще более знакомый, чем голосАманды:– Ты же этого хотел.Я поднял голову. Передо мной стояла Керсти, бледная, с красными, опухшими глазами.– Керсти, что все это значит?– Это миллион баллов, Сэм. Ты получил миллион баллов, если они тебе еще нужны.– Но ведь ночью...– Это принесло тебе миллион баллов.– Но ведь я ничего не сделал.– Сделал. Ты ушел.– Что?– Ты ушел. Вообще-то, я такого не ожидала. Я не думала, что ты сдашься. Но я сама виновата. Зря я затеяла эту историю с запонкой.– Керсти, объясни ради бога, что все это значит. Она села рядом.– Сэм, я так ждала, когда ты наконец скажешь, что с тебя хватит. Что ты не понимаешь, как набрать эти баллы. Ты старался быть сильным, делал вид, что тебе всё нипочем. Но ведь если любишь, важно другое. Когда любишь, не боишься быть слабым. Мне так хотелось, чтобы ты это понял! – Она задумалась, как донести до меня свою мысль. – Знаешь, каждый раз, когда ты уходишь из дома, идешь на работу, в магазин или куда-нибудь еще, мне становится страшно. Я так люблю тебя, что боюсь, вдруг ты больше не придешь. Я жду не дождусь, когда ты вернешься. Я люблю тебя до боли. Мне важно было знать, что ты чувствуешь то же самое. Ничего лучше этой любви у меня нет, но она же причиняет мне страх и боль, потому что я боюсь потерять тебя. Тот, кто любит, не должен стыдиться своей слабости, он должен понять, что не всё в его власти, для этого и нужна родная душа.– Так вот зачем ты это устроила. Она вздохнула.– Сначала я сама не знала, чего хочу. Конечно, когда ты вымыл ванну, это было приятной неожиданностью. А уж дня, когда ты сменишь постельное белье, я просто не чаяла дождаться. Но потом я поняла: я должна знать, чувствуешь ли ты ту же боль и страх, что и я. Ты держался как ни в чем не бывало, как будто познакомился со мной только вчера и хотел произвести на меня впечатление. Но если любишь по-настоящему, не нужно пускать пыль в глаза. С тем, кого любишь, не страшно быть слабым. Я хотела, чтобы ты сдался, признал, что зашел в тупик. Я хотела, чтобы ты не боялся быть слабым.Я вспомнил, как равнялся на «Олл Блэкс».– Мне так этого хотелось, что вчера я пошла на крайние меры. Гэвин снял запонки, чтобы помочь мне помыть посуду, – можешь себе представить, что это было за веселье – вино немножко ударило мне в голову, и я решила, ну, в общем, я хотела, чтобы ты подумал... И потихоньку спрятала одну запонку. А потом... Ты не представляешь, какая я дрянь. Я не знала, под каким предлогом задержать его, и сказала, что хочу разыграть своего друга. Я попросила его дождаться, когда ты вернешься, и выскочить тебе навстречу. Мы ждали полтора часа. Прости меня, Сэм. Это была идиотская выходка.– Да уж. – Чтобы немного успокоиться, я глубоко вздохнул. – Но ты добилась своего.– И даже больше. Но ты не просто сдался, ты сбежал и не узнал, что заработал свои баллы.Где тебя искать, я не представляла. Но тут позвонила Аманда. Она спросила, куда ты запропастился и не стряслось ли чего. Она же и сказала, что знает, где тебя можно найти. Она хотела повидаться с тобой – кажется, хотела выяснить кое-что насчет Джорджа – и предложила передать тебе конверт. По-моему, она к тебе очень тепло относится.К счастью, в разумных пределах, промелькнуло у меня. Хорошо, что ей нравится Джордж, значит, он не будет сердиться на меня за то, что с подружкой Мэл ничего не вышло. Но говорить об этом мне не хотелось. Все и так было слишком сложно. Сказать по правде, мне вообще не хотелось говорить. Я не мог понять, что мне нужно. Хочу ли я остаться с Керсти после того, что она мне устроила? Нужен ли мне этот миллион баллов? Я встал и отошел от скамейки, не глядя на Керсти, чтобы немного сосредоточиться.Мне пришли три мысли. Первая. Хотя ночью Керсти поступила не очень порядочно, мне тоже было нечем хвастаться. Что лучше: прикидываться, что у тебя есть любовник, или баловаться кокаином с незнакомой девицей в туалете ночного клуба? Как ни крути, мы квиты.Когда мне пришла вторая мысль, я понял, какой же я болван. Теперь я знал, что означало выражение лица Аманды на последних заседаниях Кабинета. Она догадывалась, чего ждет от меня Кер-сти. Я думал, что на языке у Аманды вертелось: «Тебе не сделать этого никогда и ни за что», но она думала о другом: «Ты даже не представляешь, как это просто, ты не замечаешь того, что лежит под носом». Но она не могла сказать это вслух. Я должен был заплатить за этот урок потом и кровью, лишь тогда все имело бы смысл. Если бы Аманда сказала: «Ступай к Керсти и скажи, что сдаешься», я бы ее не послушался. Я должен был дойти до этого сам.И наконец, я подумал – и это была самая важная мысль, которая вытеснила остальные, – что Керсти права. Ее слова были обращены не к разуму, но к сердцу. Любовь – это не только сила. Любовь к Керсти делала меня слабым, потому что я боялся потерять ее. Я знал это всегда. Вы тоже знали это, потому что прочли то, что я написал. Это знали Аманда, Джордж и Пит, потому что я говорил им об этом. Этого не знала только Керсти, потому что я расшибался в лепешку, чтобы показать, какой я уверенный и сильный. Теперь я понял ее. Я никогда не переставал любить Керсти, даже когда узнал об ее «измене». Я не мог ее ненавидеть. Она стала частью меня самого.Я подошел к ней.– Значит, если я приму этот миллион, нас ждут свадебные колокола?Она кивнула.– В горе и в радости, пока смерть не разлучит нас?Она кивнула снова.– Ладно, – сказал я, забирая у нее сумочку. – Если тебя не смущает, что у меня нет ни гроша и тебе придется отдать мне все земные сокровища, которыми ты обладаешь, я согласен, – с этими словами я направился к длинной очереди на колесо обозрения. Керсти, несколько озадаченная, последовала за мной.Я встал на виду у всех и, теребя пряжку сумочки, громко провозгласил:– Леди и джентльмены! Не желает ли кто-нибудь продать ваши билеты за... – я пошарил в сумочке и выудил несколько купюр, – тридцать фунтов? Нет? Ладно. – Я снова сунул руку в сумочку и вытащил еще десятку. – А за сорок? – Все молчали, хотя я заметил, что мужчина в начале очереди шепнул что-то своей жене. – Может быть, вы, сэр? Сорок фунтов за ваши билеты. Больше ста процентов чистой прибыли. – На дне сумочки я нащупал еще одну купюру. – Шестьдесят фунтов, сэр, мадам, прошу вас, шестьдесят фунтов за ваши билеты.Они просто ели меня глазами, я видел, что он был согласен и на сорок, но жена колебалась. Я заметил, что она не сводит глаз с сумочки.– Мадам, я вижу, вам понравилась сумочка. Почему бы и нет? Сумочка что надо. Если угодно,вы получите ее в придачу. По-моему, вы не можете упрекнуть меня в скупости.Даже когда обмен состоялся, они продолжали смотреть на меня с подозрением. Я опорожнил сумочку, рассовав ее содержимое по карманам пиджака, и, схватив Керсти за руку, потащил ее к колесу. Оно тронулось, и мы стали медленно подниматься в воздух. Керсти недоумевающе уставилась на меня, и я сказал ей, что, когда мы поднимемся на самый верх, она всё поймет. Теперь, когда я знал, что она станет моей женой, мне вновь захотелось осуществить свою заветную мечту.Крепко прижавшись друг к другу, мы поднимались выше и выше. Вдруг Керсти сказала:– Чуть не забыла, тебе звонил какой-то мальчик.– Правда?– Сказал, что его зовут Дэнни. Я засмеялся.– Неужели?– Да, он сказал, что ему надо тебя увидеть. Я ответила, что не знаю, где ты, но сказала, что он может зайти и оставить тебе записку. – Она сунула руку в карман. – Он зашел и оставил запискуи пакет.Я развернул листок бумаги и прочел строки, написанные корявым детским почерком:привет сэм, хачу извеница что устраивал тибе всякие ниприятности и гадасти, спасибо тибечто ты записал миня на эти занятия, алан сказал что это уже са следущей нидели, и сочинение про тот дворец в брайтоне я точно напишу, спасибо еще раз, дэнни.я хотел принести тибе в подарок какоенибудь бухло, но хорошее, а не ирунду типа пива можит ты паможиш мне с этими занятиями, дэнниПрочитав последнюю строчку, я прослезился.– Кто это? – спросила Керсти, вытирая мои слезы.Я рассказал ей про «Таймпул», и про парк, и про Брайтон, и почему я боялся говорить ей об этом. И она засмеялась. Теперь, когда я знал, чего она от меня ждала, я понял, почему она смеется. Керсти спросила, можно ли ей тоже помочь Дэнни с занятиями. Я сказал, что буду просто счастлив:– Кстати, а что было в пакете? Керсти усмехнулась:– «Бейлис».– Большая бутылка?– Ага.– Обалдеть.Мы были уже почти на самом верху. Мне осталось дождаться, когда мы поднимемся выше всех, чтобы произнести заветные слова. Колесо медленно поднимало нас к самому небу. Я посмотрелна Вестминстерский мост и подумал, что всего несколько часов назад я сидел там и был самым одиноким и несчастным на свете. Там, внизу, я был слаб и беспомощен из-за своей любви, а теперь благодаря этой любви готов свернуть горы. Внезапно я понял: то и другое составляет единое целое. Быть на седьмом небе – это значит быть слабым. В этом сущность любви.Я огляделся и увидел, что теперь мы выше всех. Колесо подняло нас под облака. Я понял – час настал. Но мой сценарий изменился.– Керсти, – сказал я, взяв ее руки в свои. – Я хочу, чтобы до конца наших дней мы не боялись быть слабыми.Она улыбнулась, привлекла меня к себе исказала:– И пусть нам только попробуют помешать!

СНОСКИ

1) Традиционная индийская лепешка на основе бобов с добавлением специй. – Здесь и далее примечания переводчика.

2) Известный в Британии кулинар, автор поваренных книг и ведущая популярного кулинарного телешоу.

3) «This is Spinal Tap» (1984) – комедия американского режиссера Роба Райнера, герои которой глубокомысленно рассуждают об искусстве, успехе, коммерции и прочих -«высоких» материях.

4) Мультфильм по книге Ричарда Адамса «Великое путешествие кроликов» (на русск. яз.: СПб.: Амфора, 2001).