Менделевич ЭммануилЭкземплификация самоуправляемой прокрустики

Э.С.Менделевич

ЭКЗЕМПЛИФИКАЦИЯ САМОУПРАВЛЯЕМОЙ ПРОКРУСТИКИ

Любителям фантастики хорошо известен цикл повестей Станислава Лема о неудачных попытках землян вступить в контакт с внеземными цивилизациями: "Эдем", "Солярис" и "Непобедимый". Сама тема -- неудача контакта -- повторяется из книги в книгу, переходя в новую тональность -- в перманентную невозможность контакта. Исследование причин, порождающих неконтактность людей -- очень актуально для нашей эпохи. Может быть, в этом -- одна из причин популярности этих книг Лема.

Принято считать, что первая из повестей -- "Эдем" -- самая слабая из них, и это, вероятно, соответствует истине. Но именно о ней я бы хотел поговорить. Как и всякое значительное произведение искусства, "Эдем" многослоен, многосмыслен. Первый слой, обязательный у Лема, -- это восхищение могуществом техники, человеческого разума. Подробности устройства космического корабля, его ремонта, описание путешествия по планете -- все это выписано столь детально, что, кажется, уже можно самому построить этот корабль. Для Лема погружение в технические детали несуществующего на самом деле корабля сродни скрупулезному анализу несуществующей музыки у Томаса Манна. Отсюда -- восхищение людьми, способными создать такую технику и владеть ею. Герои "Эдема" непрерывно трудятся. Красота труда, понимаемого как проявление всех духовных сил человека -- одна из главных тем повести. Труд экипажа тяжел физически и духовно, но легкого они и не хотят, но не в том наивно-романтическом смысле, что они изыскивают трудности (они бы предпочли, чтобы их было поменьше), а в том, что это предельное напряжение они считают нормальным своим состоянием. "Эдем" -- одна из немногих книг, посвященных ПРОЦЕССУ ТРУДА -- без хорошо нам, к сожалению, знакомого приукрашивания и сюсюкания по поводу "героизма буден" и прочего...

С первых страниц повести читатель чувствует -- такие люди могут все: не ища подвига, они в любую минуту готовы его совершить. Тем удивительнее, что их постигает неудача в главном -- вступить в контакт с иной цивилизацией они не могут, ибо не могут понять ее.

Чего же они не могут понять? Против чего оказывается бессильным все то, чем так восхищается Лем: всесторонне развитая земная наука, беспредельное стремление исследователей к познанию, их неиссякаемое трудолюбие? Причин может быть лишь две, они могут лежать либо в природе объекта познания, либо в самой познающей силе. Скажем конкретнее: одна из причин -- в недостаточности методов познания, как некогда Кавендиш, обнаружив, что в воздухе есть еще что-то, кроме кислорода, углерода и азота, не смог открыть инертные газы. Но в повести нет никаких указаний на это явление: ее герои попросту бьются лбом о стену -- и только. Предположение же другой причины (которая "лежит в природе объекта познания") -- чудовищно, ибо указывает на принципиальную невозможность познания, на бессилие разума. Такое предположение противоречит всем принципам, лежащим в психологической основе современной фантастики, более того -- оно просто оскорбительно. Тем не менее критики чаще всего указывают именно на это: на незнакомство землян с физиологией, психологией, историей аборигенов, говорят о "трагедии невозможности понимания". Это абсурд: да, все эти области жизни аборигенов нельзя понять с налету, в ходе одной экспедиции -- ну и что? Надо работать дальше! О чем же тогда книга?

Один из героев точно определяет ситуацию: "Мы ничего не понимаем. Я вообще не представляю себе ситуацию, в которой человек настолько не мог бы ничего,совсем ничего понять!"* Он убежден, что такой ситуации не может быть. Исследователи готовы выдвинуть и проверить самые невероятные гипотезы. Одна из них -- о "механических зародышах", о "неорганическом метаболизме"** При всей невероятности такой гипотезы она отнюдь не бессмысленна -- Лем реализовал этот сюжет в повести "Непобедимый", показав, что человеческий разум может проникнуть и в эту абсолютно противочеловеческую ситуацию.

СНОСКА: * -- Лем С. Избранное. Кишинев, 1987, стр. 371.

** -- Там же, стр. 416-417.

Трагедия непонимания показана в "Эдеме" очень достоверно. Первая реакция: "Цивилизация душевнобольных -- вот что такое этот проклятый "Эдем"!"* То, что противоречит нашим понятиям, традициям -- кажется просто дикостью, бредом. Слабое сознание на этом и останавливается -отсюда и происходит частая неприязнь к инонациональным обычаям. Развитое сознание перешагивает этот рубеж, ибо ему присуще ощущение собственной малости, стремление к пониманию, потребность в расширении своего бытия.

СНОСКА: * -- Там же, стр.321.

Один из героев размышляет: "Мы, люди, рассуждаем по-земному и вследствие этого можем сделать серьезные ошибки, принимая чужую видимость за истину, то есть укладывая факты в схемы, привезенные с Земли"*. Для многих этой бесспорной гуманистической мыслью и исчерпывается смысл повести. Думается, однако, что он лежит гораздо глубже.

СНОСКА: * -- Там же, стр. 354. на Эдеме.

Обратим внимание прежде всего на то, что герои Лема (не только в "Эдеме", но и в "Солярисе" и "Непобедимом") не имеют никаких национальных и государственных признаков. При этом, однако, совершенно ясно, что они принадлежат к западному миру. Непонимание этого привело к искажению писательского замысла в фильме А.Тарковского "Солярис": фамилию героя "Гибарян" режиссер принял по созвучию за армянскую, откуда и произошло остальное: армянское лицо героя, его акцент, фотографии армянских храмов. На самом же деле он носит фамилию, тип которой очень распространен в Германии и Польше -- Гибариан. Герои Лема представляют не страну, а всю нашу Землю. И поэтому их непонимание -- это непонимание наше, всеобщее.

Что же противостоит естественному миру Земли? Только одно -обесчеловеченный тоталитарный режим. Всем читателям ясно, что именно таков строй на Эдеме.

Книги, трактующие тоталитаризм -- заметное и нередкое явление в культуре XX века. Сама тема приближает их к фантастике: средства, обеспечивающие тоталитарность, время действия, обычно относимое к будущему. Таковы книги Замятина, Хаксли, Оруэлла, хорошо знакомый нашим любителям фантастики роман К.Бойе "Каллокаин". Их объединяет одно: попытка проникнуть в социальный и, главное, в психологический мир тоталитаризма, показать этот мир изнутри, позволить нам войти в него, пожить в нем, стать жертвами тоталитаризма. У писателя, живущего в стране социалистического лагеря (! -- как вам нравится это ОБЫЧНОЕ выражение?), такого желания быть не может -- он сам живет при тоталитаризме (Замятин ведь тоже писал ДО того). Вот в этом и специфика книги Лема.

Эдемовский тоталитаризм прекрасно описан Лемом, но это описание очень искусно "спрятано" -- в шизофреническую речь автоматического переводчика, который может переводить "поливалентно", то есть контаминировать словесные гибриды, отсутствующие в человеческих языках*. Эти непонятные слова-кентавры читатель часто пропускает, и напрасно!

СНОСКА: * -- Там же, стр.464

Итак, каковы же черты этого тоталитаризма? Общество управляется централизованно, причем в масштабе всей планеты*. Диктатура анонимна -- кто и сколько людей управляют -- неизвестно**. Не следует думать, что это просто утрирование общеизвестного -- через двадцать лет после того, как был написан "Эдем", крестьяне освобожденной от полпотовцев Камбоджи на вопрос: "Кто управляет страной?" отвечали: "Ангка" (организация). Власть на Эдеме анонимна, положено делать вид, что она вовсе не существует, иначе -- смерть***. Мы хорошо знаем эту доктрину, что диктатура имеет целью уничтожение диктатуры, что власть страстно желает упразднения всякой власти. На Эдеме этот "идеал" осуществлен.

СНОСКА: * -- Там же, стр.458.

** -- Там же,стр.459

*** -- Там же, стр.460.

Характерный признак тоталитарного общества -- бессмысленность производства, ярко и подробно описанная Лемом. Производится нечто никому не нужное, выматывающее силы и тут же исчезающее -- неизвестно куда и неизвестно зачем. Мы ли не видели фабрик, о продукции которой все знают, что ее нельзя покупать, железных дорог, по которым ни разу не ходили поезда и т.д. и т.п. Человек из нормального мира вполне способен принять все это за цивилизацию душевнобольных.

Принуждения на Эдеме нет: господствует добровольность, "интерсцепление"* -- великолепное слово! Автомат-переводчик продолжает: "главная связь -- центростремительный самотяг"**. Вы вслушайтесь в этот блеск остроумия: каждый сам поддерживает этот "центр" -- это и есть главная связь между людьми! Узнаете? Физическое состояние аборигенов Эдема именуется "акселероинволюцией"*** -акселерация плюс инволюция, то есть вырождение, упрощение, обязательное сохранение отношений между "индивидами" при всех возможных преобразованиях. Это великолепно: социальный строй характеризуется биологическими и даже математическими терминами -такова предельная обесчеловеченность этого общества.

СНОСКА: * -- Там же, стр.465.

** -- Там же, стр.465

*** -- Там же, стр.464.

И вдруг слова-кентавры исчезают: "...это экземплификация самоуправляемой прокрустики"*. Это уже не об обществе, это о самой книге! Экземплификация, то есть объяснение с помощью примеров, иллюстраций. Ну что здесь можно добавить? Герои спорят, что такое "прокрустика" -- может быть, это некая научная дисциплина, теория динамики, соответствия "изоломикрогрупп", на которые разделено это общество? Они судят по себе -- на самом же деле (как может быть научная дисциплина "самоуправляемой"?) "Прокрустика" -- это нормальное социальное поведение при тоталитаризме: всех, кто не укладывается в прокрустово ложе, определенное властью, надо укоротить: отрубить либо ноги, либо голову. И кто скажет, что Прокруст -- это сказка? Все мы видели его работу! Но "прокрустика" эта -- самоуправляемая. Да, сами люди по доброй своей воле играют роль Прокруста, устраняя всех невписывающихся в эту систему.

СНОСКА: * -- Там же, стр.465.

Из этого ясно, в чем состоит "трагедия непонимания" в повести Лема -контакт свободных людей с людьми тоталитарного мира невозможен, им не понять друг друга, хотя установить контакт эмоциональный довольно легко (и герои Лема это делают).

Хаксли, Оруэлл, живя в свободном мире, хотели заглянуть в мир тоталитарный. Лем же, живя при тоталитаризме, попытался взглянуть на него извне и увидел то, что и есть: сколлапсировавший мир, неспособный ни на что. Тоталитаризм -- это загробное бытие общества. А может, все-таки можно воскреснуть?