"Божество смерти" - читать интересную книгу автора (Мерфи Уоррен, Сэпир Ричард)

Глава первая

Он точно знал, что умрет. Если останется еще хотя бы на один день в Чикаго, то залезет на крышу одного из этих дьявольской высоты зданий и кинется вниз или ткнет себе в глаз дуло «пушки», что братец приволок из Вьетнама, и проверит его огневую мощь на собственном черепе. А то можно под поезд – но тут есть опасность лишь покалечиться. Ненадежная вещь. Переменчива, как перст судьбы – а о судьбе Буйвол Билл знал немало. В том числе и стихов. Судьба – для одних личина или дух, для других – божество или муза, странная сила, одушевленная в строчках, звучавших по-английски так же странно, как звучали бы они на оджупа, его родном языке – языке, объявленном мертвым, отданном на съедение белым историкам. Но еще не мертв он сам – воин народа оджупа. Рожденный для охоты, для бега, для ночных плясок вокруг костров, для мига познания, когда в глазах умирающего животного видишь вдруг собственную душу.

Единственными животными, делившими с Буйволом его квартирку в многоэтажке, были мыши, толстые крысы и, разумеется, тараканы. А единственным танцем, который он умел и хотел плясать, был танец конца, пляска его собственной смерти.

Медленным рассчитанным движением он вдвинул обойму в рукоять и заглянул в зияющее чернотой дуло. Дьявольское орудие белых – последнее, что увидит он в этом мире.

– Позвольте узнать, чем вы там занимаетесь?

Черт, опять квартирная хозяйка. Вечно начинает свои завывания, едва он закроет дверь.

– Собираюсь выбить себе мозги! – проорал Билл что было мочи.

– Прелестно, но прошу не портить обои, – послышалось из-за дверей.

– Вот этого обещания я не могу дать вам, миссис.

– Это почему же?

Холеная длань хозяйки распахнула дверь.

– А потому что к тому времени я буду мертв, как утонувшая крыса. А покойники не имеют привычки убирать за собой.

Буйвол Билл широко осклабился.

– О Бог мой! – выдохнула хозяйка, узрев подающего надежды молодого студента сидевшим на краю новенькой кровати с громадным пистолетом в руке.

Ствол упирался Биллу в лоб, палец лежал на спуске. Почтенная дама мгновенно оценила ситуацию. Если он промахнется, пуля как пить дать изуродует только что поклеенные обои, голубые в розочку. Купила она их на распродаже, и достать новый кусок таких же не удастся ни за что. Если же в обоях будет дыра, ее придется либо закрывать какой-то картиной, либо, если закрыть не получится, купить другие обои для этой стены – а стало быть, и всей комнаты.

– Не стреляйте! – взвизгнула она. – У вас все впереди, вы так молоды!

– Что впереди? – мрачно вопросил Билл.

– Куча всяких вещей, – поспешила заверить она.

Звали квартирную хозяйку миссис Тракто. По причине ее габаритов жильцы дружно именовали хозяйку Трактором, о чем она не подозревала.

– Например?

– Я.

Она попыталась изобразить завлекательную улыбку.

Весь первый месяц, что этот странный парень квартировал у нее, хозяйку неотступно преследовал страх насилия. Когда он, поигрывая мускулами великолепного тела, прикрытого лишь видавшими виды шортами, спускался по утрам с лестницы, миссис Тракто спешила защелкнуть замок, дабы опасный жилец не смог внезапно овладеть ею. Через месяц она перестала запирать дверь, а еще неделю спустя взяла привычку оставлять ее распахнутой и разгуливать полуголой по коридору. Но страхи ее оставались, увы, напрасными. И теперь, решила она, настал тот самый миг, когда ее щедрое тело может в буквальном смысле спасти этого симпатичного индейского юношу. Если таким образом она спасет ему жизнь, грехом это, естественно, считаться не может.

– Что "я"? – не понял Буйвол.

– Отдаю вам свое тело, чтобы спасти вашу жизнь.

Ноздри Анджелы Тракто расширились.

– Мне и в своем неплохо. И вообще не нужно мне никакого тела. Я хочу умереть.

– Я... Я имела в виду в сексуальном смысле.

Анджела Тракто застенчиво опустила глаза. Вновь подняв их, она увидела, что палец молодого человека напрягся на изгибе спускового крючка, зрачки, смотревшие в дуло, расширились.

– Но есть еще много всякого! – в отчаянии закричала она.

– Чего?

– Ну... разве вы не хотите попрощаться со своими друзьями в стране оджупа?

– Нет никакой страны оджупа. Одна резервация.

– Но друзья-то у вас есть!

– Друзья есть, – грустно кивнул Буйвол Билл. – И белые. И индейцы. И... и нет у меня никаких друзей. Знаете, что получает тот, кто три года подряд долбил древнегреческую литературу?

– Д-диплом.

– Дырку в голове – вот что он получает. Я уже не знаю, кто я теперь – индеец или белый. Или долбаный древний грек. По крайней мере, им я себя ощущаю больше, чем оджупа, или американцем, или кем там еще. Я – ничтожество, миссис Тракто, а ничтожеству места на этом свете нет.

– У вас наверняка что-то произошло, – мудро заключила Анджела Тракто.

Если бы только заставить его чуть-чуть повернуться... Тогда пуля только разобьет стекло. Принципы образцовой хозяйки она усвоила из присланного по почте руководства, и поэтому оконные стекла в доме были застрахованы, обои – нет. Застраховала она и двери, и светильники, и даже канавы вокруг дома, – их в случае возможной осады миссис Тракто собиралась заполнять водой. Но вот обои и полы в страховке не были предусмотрены. Ну и правильно. Что вы хотите – плату-то она берет грошовую, смех просто. Если бы на западную часть Чикаго совершили набег, скажем, воинственные фригийцы, Анджела Тракто разбогатела бы в одну ночь.

– Мой брат погиб. Въехал пьяный в канаву. На тракторе. Трактор перевернулся. Прямо на него. А я даже не поехал на похороны.

– Ну, для мертвых все равно уже ничего не сделаешь. Вы... вы не повернетесь немножко?

– Дело даже не в его смерти. И не в том, что я не приехал на его похороны. Я понял, что я сам давно умер – когда отец пел мне по телефону нашу песнь смерти, а я... Знаете, что я сказал в ответ?

– Спросили, оплачен ли звонок?

– Я не знаю нашего языка. Я знаю латынь, греческий, но не язык оджупа. Я не знаю, как будет «мать», «отец», «земля» или «до свидания». Я забыл все это, давно забыл. И ответил отцу цитатой из Софокла!

Глубоко вздохнув, Буйвол Билл зажмурил глаза, – он решил, что зрелище летящей в мозг пули вряд ли будет для него вдохновляющим.

– Но вы можете снова стать индейцем. Не нажимайте, пожалуйста! Вы все вспомните!

– Слишком поздно.

– Но ведь когда-то вы знали все это?

– Тогда в моей башке не плескались, как в свином корыте, все эти живые и мертвые языки. Тогда... да, тогда мне не снились сны на латыни и греческом. Единственным языком, который я знал, был оджупа.

– Но вы сможете его вспомнить. Так было со многими. У меня здесь перебывало очень много молодых людей – они тоже учились в университете и чувствовали себя в точности как вы сейчас, но потом вернулись домой, в свои страны, – и все пошло на лад, уверяю вас! Их мучило только то, что они здесь, вдали от дома. Нужно просто встать и оглянуться вокруг – и вам сразу станет лучше! Попробуйте!

Буйвол Билл не мигая смотрел в черную дырку дула. Он был уверен, что ничего не почувствует – собственно, именно этого он и добивался. С другой стороны, почему бы не попробовать встать – может, из этого действительно что-нибудь выйдет?

Он опустил пистолет. Миссис Тракто не смогла сдержать широкой счастливой ухмылки. Это удивило Билла – он и не знал, что эту бабу может волновать что-нибудь, кроме платы за его койку или поползновений затащить его в свою собственную. Именно поэтому, надо думать, она распахивала настежь дверь спальни каждую ночь.

– Ну вот. Разве вам не полегчало?

– Вроде все по-прежнему, – пожал плечами Билл.

– Это потому, что вы далеко от родины. Возвращайтесь домой! К себе в резервацию. Вы увидите, все будет в порядке.

– Там больше не моя родина.

– Это вы так думаете сейчас. А когда вернетесь туда – все будет совсем по-иному. Я знаю. Поверьте мне.

Это, конечно, была ложь, но ложь во спасение – во спасение голубых в розочку обоев. Откуда было знать квартирной хозяйке Анджеле Тракто, что с ее легкой руки на земли оджупа, штат Оклахома, отправится тот, о чьем появлении на свет будет скорбеть позже все человечество, тот, кто поставит мир на грань последнего испытания – конца света!

И если бы ей сказали, что кара, не сотрясавшая землю с тех времен, когда ближний впервые поднял руку на ближнего, вновь нависнет над миром, ответ у миссис Тракто был бы готов – до тех пор, пока она не нависнет над ее голубыми обоями, ей плевать на все кары, взятые вместе. Она ведь не знала, что именно изучал в университете этот крепкий молодой человек. Она не читала древних текстов, и ей было невдомек, что они встретятся – два древних языка, греческий и оджупа, в колеблющемся свете костра в ту ночь, когда эта ходячая водородная бомба – этот юноша ступит, вернувшись домой, на тропу своего народа.

Миссис Тракто не знала всего этого.

Впрочем, одно она знала точно – ее голубые в розочку обои спасены.

– Я и не подозревал, что вы так много знаете о людях, – удивленно покачал головой Буйвол Билл, кладя пистолет на тумбочку. – Честное слово, даже представить не мог.

На следующее утро ноги Буйвола Билла уже ступили на землю оджупа, штат Оклахома, – края нескончаемой жары, пыли, трущоб с косо торчавшими телевизионными антеннами и сточными канавами, в которых валялись пустые бутылки из-под виски. Здесь в первые же секунды ему стало ясно, почему он уехал отсюда три года назад: никакого будущего. И никакого прошлого – для него, по крайней мере.

– Эй, Билли-парень, рад видеть ты есть обратно, чувак! – подобное приветствие могло исходить только от Бегущего Оленя.

Имя свое, впрочем, он получил в честь марки трактора – ведь каждый знает, что трактор во сто крат надежнее любого зверя. К тому же настоящие олени уже Бог знает сколько времени не появлялись на землях оджупа, а тракторы с оленьей головой на капоте пахали эти земли не одно десятилетие.

– Я вернулся домой, – поднял голову Буйвол Билл.

– Ну, как жизнь в большой город? – спросил Бегущий Олень, заправляя оранжевую пластиковую ветровку в «Леви Страусе».

– Я бежал оттуда. Я хочу забыть все, чему научился там. Я больше не знаю, кто я такой. Хочу пойти на могилу брата. Спеть там нашу песнь смерти. Ты пойдешь со мной, Бегущий Олень? И приведешь с собой тех, кто еще помнит язык оджупа? И шамана – он знает наши обычаи!

– Ты точно не хотеть пивка вначале, да?

– Не хочу я никакого пива. И никакого виски. И трактора видеть тоже не хочу. Я хочу снова быть оджупа. Даже эта одежда белого человека тоже мне не нужна.

– Эй, если ты не хотеть эти класс штаны, я брать себе, о'кей?

Бегущий Олень весело подмигнул Биллу.

– Можешь взять себе все. Только помоги мне спеть на могиле брата, и пусть с тобой придут шаман, и Маленький Лось, и мой отец тоже. И не называй меня Биллом, Бегущий Олень. Мое имя – Большой Буйвол.

В эту ночь тело его наконец прикрыла одежда, в которой он чувствовал себя, как должно, – руки и ноги открыты, свободны; и он шел вместе с товарищами детских игр к могиле брата, и под взошедшей над степями Оклахомы полной луной воссоединился наконец с теми, кто был с ним одной крови, в молчаливом поминовении соплеменника, ушедшего от них к тем, кого нет более в этом мире.

От ночного холода кожа его стала похожа на гусиную, но он не замечал этого – старые полузабытые песни возвращались к нему: теплые, как молоко матери, родные, как отеческое объятие, слова возникали откуда-то из глубины горла, танцевали на языке, целовали в губы, словно всегда жили где-то в его памяти. Меблирашки в Чикаго, долгие часы бдений в библиотеке – все исчезло в один короткий миг. Ноги его стояли на родной земле, и он был оджупа. Миссис Тракто, квартирная хозяйка, оказалась права. Это – его дом, и он больше никогда его не покинет. Сами собой на его губах возникли слова – песнь о потере, песнь о возвращении, и он, словно растворившись в музыке родного языка, медленно вымолвил:

– Atque in perpetuum frater, ave atque valle.

Улыбаясь, он повернулся к стоявшим рядом друзьям и увидел их окаменевшие лица и лицо шамана, обычно бесстрастное, а теперь перекошенное от гнева. Остальные соплеменники взирали друг на друга в полном недоумении.

– В чем... в чем дело?

– На каком языке ты говорил сейчас, о брат наш Большой Буйвол?

– На оджупа. Он так прекрасен. Я сказал брату: «Покойся в вечности, брат мой; здравствуй и прощай».

– Это не оджупа, никогда такой не был, – озабоченно изрек Бегущий Олень.

Над раскрашенным в священные цвета лицом шамана колыхнулись перья, он медленно качнул головой.

– Но... эти слова я услышал в своей душе! – запротестовал Большой Буйвол. – Именно так говорят в таких случаях оджупа. «Здравствуй и прощай». Это из поэмы о юноше, который возвращается из дальних земель и узнает, что брат его умер. И он говорит: «Покойся в вечности, брат мой; здравствуй и прощай». Ave atque valle.

Ударив себя по лбу, Большой Буйвол в изнеможении застонал. Он только что процитировал латинскую поэму Катулла! И «дальние земли», о которых он говорил, – глубинка давно канувшей в вечность Римской империи.

Повернувшись, он упал на колени перед шаманом:

– Спаси меня! Прошу, спаси меня. Убей во мне чужеземных духов. Избавь меня от проклятия белого человека, о великий шаман! Мне не нужны его знания. Не нужны его языки. Я хочу видеть сны на языке моего народа!

– Я не могу сделать этого, – печально ответил шаман. – Есть лишь один путь избавить тебя от заклятия – но это самый древний и самый страшный из наших обрядов, сын мой.

– Смерти я не боюсь. Я и так давно уже умер.

– Не твоя смерть страшит меня, – ответил шаман.

– Эй, сделай этот парень чего он хочет! – подал голос Бегущий Олень.

Большой Буйвол всегда ему нравился, и он подозревал, что шаман слишком уж держится за старые обычаи. Да их и не осталось почти: нынешние обычаи народа оджупа – алкоголь, телевизор и грузовики с прицепами.

Но шаман снова покачал головой. Вокруг них простиралась священная земля – холмы, на которых захоронены останки тех, кто ушел в другой мир. Много веков люди этой земли несли сюда священные вещи – бизоньи рога, связки высушенных грибов, сухую траву с дальних равнин, шаманы племени созывали сюда добрых духов. Несли сюда и кресты – некоторые из людей оджупа стали христианами. Но все равно земля эта оставалась священной землей оджупа, ибо такой ее сделал в незапамятные времена первый шаман племени. И здесь среди прочих лежали останки тех, кто сложил свои головы в войнах, тех, кто сражался против кавалерии белых людей, и тех, кто позже дрался на стороне одних белых людей против других белых. Морские пехотинцы, артиллеристы, десантники.

– Эй, шаман, ты что все время трясешь головой? – спросил Маленький Лось.

Он работал на стройке в близлежащем городке Энид и вопреки своему имени обладал таким ростом, что вполне мог засунуть старика под мышку и нести его на манер свертка с бельем из прачечной.

– Беда Большого Буйвола – большая беда. Наши легенды говорят о человеке, потерявшем душу своего племени. Такое уже случалось. Но теперь нужно созвать все племя, чтобы оно просило духов прийти сюда, – если они захотят спасти потерявшего душу.

– Ну и давай. Твое же дело – всякие такие заморочки с этими духами.

– Есть одни духи и есть другие. Знаю духов ярости, крови, гордыни и злейшего из них – великого духа заблуждения.

– Заблуждения?

Маленький Лось рассмеялся. Про такого духа он никогда не слыхал, и имя его звучало не слишком устрашающе. К тому же у них явно подходил к концу запас пива, а зрелище ночного кладбища не придавало Маленькому Лосю бодрости. Он вообще терпеть не мог кладбища, особенно ночью. Большой Буйвол – самый, как он помнил, башковитый парень в резервации – ревет, упав на колени, машет руками в воздухе и что-то воет на чужом языке. А Бегущий Олень смотрит на часы – ну да, скоро ведь в Эниде закроется винная лавка. А остальные знай шлепают себя по всем местам – ночь-то холодная.

В холодную ночь, подумал Маленький Лось, звезды кажутся больше. Звезды он тоже не любил. Он вообще не любил выходить из дому. Особенно не любил Маленький Лось разный шум. Ему нравились компьютеры, комнаты с кондиционерами и люди, которые не повышают голоса, что бы ни случилось. А тут Бегущий Олень орет на шамана, Большой Буйвол все ревет. Маленький Лось наконец решился:

– Читай свои молитвы, шаман. И пой песни. Поздно уже и холодно. Большой Буйвол – хороший парень, и всегда таким был. Из лучших. Дай ему передохнуть. Да и мне заодно. И остальным – тоже.

– Во-во, – поддакнул Бегущий Олень.

Остальные дружно присоединились, и шаман в конце концов устало покачал головой.

– Я стар. И мне уже не пережить того, что случится, но вам придется увидеть все это самим.

– Да ничего, старик, ничего и никогда не случается. Если твое колдовство так сильно, то что мы до сих пор делаем в этой вонючей дыре, куда засунули нас белые люди? Давай, делай что полагается, пусть успокоится Большой Буйвол, а потом пойдем домой и выпьем как следует.

Произнес эти слова все тот же Маленький Лось, но чувствовалось, что присутствующие вполне с ним согласны.

Опустившись на колени, старик простер руки – ладонями вверх – и запел; голос, ритм самой земли слышались в этой песне, голос неба и ритм Вселенной, сверкающей мириадами огней над холмами кладбища народа оджупа. И Большой Буйвол вдруг запел на своем смешном языке ту же песню. Бегущему Оленю словно кто-то шепнул на ухо, что нужно разжечь огонь, но Маленький Лось уже собирал ветки. Шаман наклонился к самой земле – и выпрямился, держа в ладонях горсть священных грибов.

Он бросил их в огонь. Взвился сизый дым, и все сгрудились вокруг, вдыхая его, и выдыхали вместе со словами священной песни – шаман и молодые воины на языке оджупа, Большой Буйвол – на своем сумасшедшем языке.

Столб дыма ширился, танцевал, обвивался вокруг собравшихся – и послышался низкий протяжный вой, ниже, чем рычание медведя, пронзительней, чем голос койота. Сталь звенела о сталь, крики раненых неслись в воздухе, хотя собравшиеся вокруг костра знали, что каждый из них жив и невредим и не собирается ни с кем сражаться. Большой Буйвол теперь смеялся, а Маленький Лось заходился в крике – и тут слуха их достигли слова.

Позже они никак не могли сойтись во мнениях, на каком языке прозвучали эти слова – на оджупа или английском.

И каждый спрашивал себя: интересно, на каком языке услышал их Большой Буйвол, но спросить его они не решались.

– Похоже, вы парни что надо!

Голос шел прямо из пламени. В пламени стоял человек. И он смеялся. Человек был одет в костюм, но было видно, что сбит он крепко. Ничего не скажешь, настоящий мужик – белозубая улыбка, мощная челюсть и глаза, которые, казалось, блестят в темноте.

В руке он держал небольшой чемоданчик. Человек не горел в огне. Чемоданчик тоже не горел – и вдруг пламя исчезло, словно его сдул внезапно налетевший вихрь. Но вихря не было.

– Ну, выпьем, ребята? – подмигнул незнакомец. – Пошли, повеселимся!

– Магазин закрыт, – хмуро промолвил Маленький Лось. – Так я и знал, что все-таки опоздаем.

– Закрыт! И пятерым классным парням, выходит, нечего выпить? Кто же, интересно, закрыл его?

– Закрыл его штат. Он его и держит. Этот винный магазин – собственность штата. Торгует в разлив и в бутылках. А сейчас он закрыт, – объяснил незнакомцу Маленький Лось.

– Какой штат?

– Оклахома. Вы сейчас есть в Оклахома, мистер. А как вас звать? – спросил Бегущий Олень.

– Зови, друг, как тебе нравится. И вообще, проси чего хочешь. Я, ребята, прибыл, чтобы сделать вас богатыми, сильными, знаменитыми. Чтобы вас все кругом уважали. Я сделаю из вас настоящих мужиков, черт возьми! Таких, что здешние и через тысячу лет будут вспоминать, как вы пели у костров свои военные песни, – и вспоминать со страхом и благоговением! Вот зачем я пришел сюда.

– А зовут вас?..

– Итак, магазин. Вы что же, так и позволите этому самому штату указывать вам, когда и где выпить? Так живут только рабы. Вы что, рабы, ребята?

– Он закрыт, мистер, – мотнул головой Маленький Лось. – Мы опоздали.

– И кто же его закрыл? Кто позволил себе распоряжаться на земле, которая всегда была вашей? У свободных, сильных, настоящих мужчин должна быть своя земля! А где ваша?

– Вы кто есть? – спросил Бегущий Олень.

– Я тот, кто готов обеспечить вас классной выпивкой – такой, какую вы любите, – когда бы вам ни захотелось. И уж точно без указки этой Оклахомы, или как ее там...

– Ну, не знаю, – пробурчал Бегущий Олень.

– Вот ты, друг, сильный, большой! Скажи, чего ты боишься?

Имени его они так до сих пор и не знали, но говорил он дело, это было ясно всем. У этого жилистого чужака, появившегося невесть откуда – прямо из пламени, были ответы на все вопросы. И когда гуськом вслед за ним они сходили с холма, никто не заметил, что шамана рядом с ними не было. Он остался там, на священном холме, и, вжавшись в землю лицом, плакал, плакал, словно малый ребенок – ибо совсем не этого духа хотел он вызвать своим колдовством. Не заметили они и Большого Буйвола, бредущего позади словно в трансе и бормочущего что-то на чудном языке, которому научил его белый человек в Чикаго.

У края кладбища незнакомец остановился и, обернувшись, отсалютовал священным холмам.

– Все, кто умер в войнах, – герои! – Он повернулся к обступившим его индейцам. – Вспоминая их, понимаешь, что здесь жили большие люди. Настоящие. Оджупа – величайший среди народов, и никому не позволяйте говорить, что это не так. Вы меня поняли?

Двадцать минут спустя они уже въезжали в Энид на сером пикапе. На улицах никого не было, на двери винного магазина – решетка и тяжелый замок.

– Ну вот, – вздохнул Маленький Лось, – приехали.

– Я, конечно, могу подсказать вам, как попасть внутрь, но думаю, такой башковитый парень, как ты, сообразит сам. – Незнакомец хитро подмигнул Лосю. – Это же приключение, братва! Раз – и дело в шляпе!

За все это время на сером костюме незнакомца, казалось, не появилось ни одной складочки. Он выглядел таким же отутюженным, как и в тот момент, когда ступил из огня на землю кладбища народа оджупа. Глядя на него, ребята испытывали странный восторг – даже больший, чем на финальном матче в бейсбол в Оклахома-Сити.

– Вам есть что терять? – Незнакомец оглядел пятерку. – Хотите, чтобы я провернул эту работенку? Ну что ж – заметано.

Он спрыгнул с грузовика, но его опередил Бегущий Олень и первым оказался у дверей магазина. Маленький Лось со свойственной ему прагматичностью решил испытать на прочность заднюю дверь и при помощи монтировки довольно быстро взломал решетку. Взвыла сирена, но Бегущий Олень и незнакомец быстро сориентировались – и задолго до того, как в конце улицы показался свет полицейских фар, они уже мчались в пикапе из Энида с двумя коробками виски, распевая древние военные песни славного племени.

Похмелье – у всех, кроме таинственного чужака, – было убийственным, к тому же оказалось, что резервацию уже прочесывают полицейские – явно по их душу.

– Откуда они уз-знали, что это мы? – язык у Маленького Лося еле ворочался.

– Да я сам им сказал, – с беззаботной улыбкой известил незнакомец. После безумной ночи лоск не сошел с него, а стал будто еще заметнее. Глаза блестели по-прежнему, и безграничная уверенность словно наполняла его крепкие мышцы. Бегущему Оленю показалось, что самое время снять с незнакомца скальп, однако Большой Буйвол, который уже опомнился и перешел со своего безумного языка на нормальный английский, предупредил их, чтобы они не дергались, – ничего хорошего из этого не выйдет.

– Выйдет очень хорошо, когда мы все отправят в кутузка, – Бегущий Олень досадливо сморщился.

– Всех, всех отправят, – поддакнул Маленький Лось.

Услышав их, незнакомец, однако, лишь ухмыльнулся.

– Ну, давай. Пристрели меня, если хочешь. Валяй, – он насмешливо взглянул на них. – Если в мире есть кто-то, кто любит народ оджупа больше, чем я, можете смело выбить мне мозги, парни. Действуйте.

– Выходит, это ты от большой любви заложил нас шерифу?

– И даже если бы захотел, не смог бы придумать для вас лучшего подарка, ребята. Потому что с сегодняшнего дня здесь больше не будет никакого шерифа. У вас перестанут трястись поджилки, едва только вы завидите его голубой драндулет или услышите, как воет эта чертова сирена. И будете ходить по этой земле – вашей земле, земле оджупа – как ее хозяева, а не как ребятишки с мокрыми от страха штанами. Вы мужики или желтобрюхие засранцы? Что до меня – свобода или смерть, так-то вот!

Неуловимым движением незнакомец раскрыл чемоданчик. Внутри поблескивали смазкой пять новеньких автоматов – чуть меньше, чем израильский «узи», чуть больше, чем автоматический пистолет.

– Весь вопрос в том, собираетесь ли вы до старости жить, как мокрицы? Или сможете хотя бы один раз постоять за себя? Достойны вы памяти похороненных на вашем кладбище – или так и останетесь ни рыбой, ни мясом? Я вот лично смерти нисколечко не боюсь, а боюсь рабства, того, как будут смотреть на меня мои женщины, боюсь прожить хотя бы один день как вшивый сурок, который не смеет высунуть из норы носа! Дураком бы я был, если пообещал бы вам, воины оджупа, немедленную победу, но взамен я обещаю вам вернуть утерянное достоинство. А что – единственное, что остается после смерти.

Ни одна из пяти рук, протянувшихся за оружием, не выдала страх предательской дрожью. А на другой день вся резервация, все окрестные земли, вся страна узнала, что произошло в пыльной оклахомской степи. Горстка храбрецов из народа оджупа сравняла с землей пост шерифа, та же участь постигла и посланный отряд национальной гвардии. Над чадящими развалинами взвилось знамя народа оджупа, и каждый думал о том, о чем сказал вслух воин, получивший при рождении имя Бегущий Олень:

– Может, нам до вечер не жить и не удержать победа, но мы тут был, черт их брал, и теперь они знать об этом.

У подразделения федеральных войск, что прибыло к вечеру, тоже было автоматическое оружие и даже бронетранспортер. Их было гораздо больше, чем краснокожих мстителей, и подобные задания были им не в новинку. Но в воинах жил теперь новый дух – дух народа оджупа. Маленького Лося не раздражал больше шум, а неуклюжесть Бегущего Оленя словно сдуло ветром.

Они держались все утро и весь день и только смеялись в ответ на призывы сдаться, громко ругались, когда в мегафон им пытались растолковать безнадежность их положения, а ночью, под покровом темноты, молодые воины соседних племен группками потянулись к развалинам.

В результате блистательной ночной вылазки под началом Бегущего Оленя порядком выросший отряд окружил и взял в плен растерявшихся солдат. Индейцы забрали у них все оружие.

– Мы оставить вас жить, чтобы вы сказать всем, что видеть настоящий оджупа, – сказал Бегущий Олень.

Потертые джинсы и майку с любовными излияниями в адрес Энида он сменил на куртку и штаны из настоящей оленьей кожи; за расшитый бисером пояс был заткнут широкий нож.

– Когда мы вернемся сюда, наши вертолеты закроют даже это чертово солнце!

Сержант федеральных войск был вне себя от ярости: кучка уголовников взяла в плен его лучших солдат.

– Тогда мы драться в тени, – ответил Бегущий Олень сержанту.

Его слова и весть о храбрости воинов оджупа быстро распространились по резервациям. И когда в степи Оклахомы прибыли усиленные подразделения войск, их встретила до зубов вооруженная армия индейцев, доведенных до отчаяния и решивших стоять до конца. И индейцев на сей раз было больше. Солдаты проявили чудеса храбрости – но люди оджупа превзошли их.

Многие из них погибли в этом бою, но не зря сказал незнакомец: «Дерево свободы полито кровью лучших из вас».

Убитых похоронили на священных холмах – всех до одного, несмотря на тревожные вести о том, что новые отряды национальной гвардии уже близко.

В числе погибших оказался и Большой Буйвол – или Буйвол Билл, как звали его белые. Его тоже похоронили с надлежащими почестями, хотя многие усомнились в том, что Большой Буйвол пал в битве. Его нашли с пистолетом, зажатым в правой руке; на правом виске были пятна пороховой гари. Один из воинов припомнил даже последние слова Буйвола. Большой Буйвол Билл повторял:

«Tu cogno, tu cogno».

Никто не знал, что означали эти слова, и лишь позже, когда все уже кончилось, из Чикаго и Оклахому приехал университетский преподаватель. Покойный юноша был одним из его лучших студентов, и старику хотелось отдать ему дань поминовения.

– Кому же он говорил эти слова? – спросил старый учитель у воина, видевшего последние минуты Буйвола Билла.

– Да никому. А смотрел на нашего друга, который пришел из костра, смотрел и все твердил эти чудные слова, будто сумасшедший. Твердил, твердил, а потом берет пистолет, приставляет его к голове – и бах, выстрел.

– Он говорил по-латыни. Это значит: «Я знаю тебя. Я тебя знаю».

– Ну и ладно, – кивнул другой воин, слушавший их разговор. – И хорошо. Потому что никто другой здесь так и не знает этого парня.

Ведомые незнакомцем и собственным боевым духом и возросшим военным опытом, люди оджупа одержали в тот день первую победу над войсками правительства со времен битвы при Литл Биг Хорн. Но теперь и другие племена хотели присоединиться к ним, ибо в головах у краснокожих людей бродила одна мысль:

«В этот раз мы победим. Мы готовы к этому».

В Белом доме царило беспокойство. Орда индейцев одержала в Оклахоме верх над одним из лучших подразделений. И эта орда росла с каждым днем и двигалась к северу. Ее нужно было остановить во что бы то ни стало.

Проблема была лишь в том, что дело пахло гражданской войной – американцы будут стрелять друг в друга.

– Любая победа неизбежно обернется поражением, – сказал президент, не спавший несколько ночей.

– Следовательно, нужно искать пути мирного разрешения, – заметил министр внутренних дел.

– А для этого нужно увеличить наш бюджет, – добавил министр обороны.

– Не хватает на булавки? – огрызнулся президент.

Он до сих пор не мог понять, куда тратят деньги военные, – их месячный бюджет был примерно равен валовому национальному продукту половины стран третьего мира.

– Мы могли бы создать экспериментальную комиссию... Для разработки новых технологий, – откашлялся министр.

– Технологии у нас уже девать некуда. Нам нужна тихая бескровная победа.

– Это невозможно, – пожал плечами министр. – Чистая утопия.

– Утопию можно купить, – заметил его коллега.

– И у кого же? – поинтересовался президент.

Члены кабинета знали, что за тщательно создаваемым образом рубахи-парня, которого мало заботят мелочи, глава государства прячет бульдожью хватку и дотошное внимание даже к самым незначительным фактам. И хотя перед телекамерами с его лица не сходила белозубая улыбка, силу президентского гнева люди из Белого дома знали на собственном опыте.

В кабинете воцарилось напряженное молчание.

– Благодарю вас, джентльмены. Это все, что я хотел знать.

Президент сухо кивнул, давая понять, что совещание окончено. А через несколько минут он уже стоял у комода в одной из спален своего просторного обиталища, держа в руке красную телефонную трубку. Он не набирал номера, зная, что стоит лишь поднять эту трубку, как на том конце провода раздастся телефонный звонок... Но на этот раз ему было не суждено услышать знакомый бесцветный голос, заверявший его, что ситуация под контролем и все необходимые меры приняты. Вызывая в очередной раз самую мощную из тайных организаций Америки, президент допустил непростительную оплошность.

Он ошибся номером.