"Конец игры" - читать интересную книгу автора (Мерфи Уоррен, Сэпир Ричард)

Глава двенадцатая

Смит смотрел на ледяные воды залива Лонг-Айленд, которые всего в двухстах ярдах от него плескались о прибрежные скалы отгораживающие залив от аккуратно подстриженных лужаек Фолкрофта, чахнущих на соленом ветру.

Останки старого развалившегося причала торчали из воды, согнутые под странными углами, напоминая скрюченные артритом пальцы. Боже, как это было давно! Это тот самый причал, к которому Смит и другой бывший сотрудник ЦРУ, умерший давным-давно, привязали свою лодку, когда впервые прибыли в Фолкрофт, чтобы создать КЮРЕ. Сколько лет прошло с тех пор!

И сколько было разочарований.

Они были преисполнены радужных надежд на успех своей секретной организации, а она потерпела неудачу. Ей удавалось выигрывать отдельные бои, отдельные мелкие стычки, но крупным преступникам, воротилам и авторитетам, – всем им удавалось отвертеться от наказания за преступления потому что судебная система пасовала перед богатством и властью. Успешно доведенный до конца судебный процесс – это цепочка со множеством мелких звеньев, и ничего не стоило подкупить или как-то еще ослабить одно из этих звеньев, чтобы порвалась вся цепочка.

Смит уже был готов распустить КЮРЕ, признать свое поражение, вернуться в Нью-Хэмпшир и дожить свой век в роли профессора колледжа. Но тут ему и возглавляемой им организации, КЮРЕ, было позволено взять на службу одного человека – всего одного, – задачей которого должно было стать исполнение тех приговоров, которые не могла и не хотела вынести и привести в исполнение официальная судебно-пенитенциариая система.

Этим человеком стал Римо Уильямс. Смит все подстроил так, что этот полицейский, не имевшим родных и близких, был обвинен в убийстве, которого он не совершал. Смит видел, как его приговорили к смертной казни на электрическом стуле, который не сработал, а потом Римо привезли в Фолкрофт и начали его подготовку. Десять лет тому назад. И все эти десять лет часто бывало так, что только Римо, обученный Чиуном и поддерживаемый Смитом, отстаивал честь Америки в борьбе против всех ее врагов.

А все это началось тогда, когда они привязали моторную лодку к ветхому старому причалу.

Так много лет тому назад.

Так много смертей тому назад.

Конрад Макклири, тот самый бывший сотрудник ЦРУ, напарник Смита, был мертв вот уже много лет, и Смит уныло отметил про себя, что и он тоже в каком-то смысле мертв. Разумеется, того Смита, который прибыл сюда для создания КЮРЕ, Смита, преисполненного оптимизма и радужных надежд, больше не существовало. Того Смита сменил человек, каждодневная диета которого состояла из постоянного нервного напряжения, человек который надеялся не на то, чтобы стереть с лица земли преступников и преступления, а просто на то, чтобы удержаться с ними на равных. Молодой Харолд Смит был мертв – все равно как если бы лежал в могиле.

А теперь настала очередь Римо.

Римо или Америка. Вот та цена, которую запросил Абнер Бьюэлл, и Смит понимал, что заплатит эту цену.

Сначала Смит решил, что разговаривает с сумасшедшим, потому что Бьюэлл беспрестанно твердил, что цена Римо в очках все возрастает и возрастает по мере того, как становится все труднее и труднее его уничтожить.

Он, конечно, сумасшедший, но он к тому же и блестящий специалист, знаток своего дела, он умен и опасен. Он рассказал Смиту о несостоявшемся пуске американских ракет, о том, что мир тогда стоял на расстоянии плевка от начала Третьей мировой войны, он рассказал и об аналогичном происшествии в Советском Союзе, о котором Смит только-только начал получать информацию. Бьюэлл с гордостью заявил, что за обоими этими событиями стоит он. Информация, которой он располагал, была слишком надежна, чтобы Смит ему не поверил, и у Смита свело в желудке, когда Бьюэлл сказал, что может все это повторить, если захочет.

А он захочет. Если не снять с доски Римо.

– Подумайте об этом, доктор Смит, – сказал Бьюэлл – Избавьтесь от этого Римо. Или я начну ядерную войну.

– Зачем вам это? – вкрадчиво спросил Смит. – Вы ведь, вероятно, тоже погибнете, если начнется мировая ядерная война.

Бьюэлл захохотал. Это был смех сумасшедшего.

– Может быть, да, а может быть, нет. Но это будет моя война. Я выйду в ней победителем, потому что я начну ее и тем самым достигну своей цели. Пять миллионов призовых очков за начало ядерной войны. Или Римо, или это. Решайте!

– Мне придется подумать.

Смит решил потянуть время, чтобы компьютеры Фолкрофта проследили, откуда исходит телефонный звонок.

– Тогда я позвоню вам завтра, – сказал Бьюэлл. – Да, кстати. Ваши компьютеры не смогут засечь, откуда я звоню.

– Почему? – спросил Смит.

– У них было недостаточно времени. Все, что они выяснят, – это то, что я нахожусь к западу от Миссисипи, и это так. Всего хорошего.

Это было час назад, и Смит до сих пор смотрел сквозь затемненные окна на залив. Соединенные Штаты или Римо. Может быть, весь мир или Римо.

Когда вопрос ставится так прямо, могут ли быть какие-нибудь сомнения в том, каким будет ответ Смита? Вздохнув, он снял трубку и позвонил Чиуну.

Марсия попыталась заставить его съесть ужин, но Бьюэлл резко ответил ей, что занят.

Третья мировая война – пять миллионов очков.

Римо – пятьсот тысяч очков.

Памела Трашвелл – пока пять тысяч очков.

А теперь еще этот доктор Смит. Сколько очков дать ему?

Он вызвал на экран таблицу игровых результатов и принялся внимательно изучать столбцы цифр. Смит, вероятно, бюрократ и, вероятно, глуп. И он наугад решил дать Харолду В.Смиту всего десять тысяч очков.

До последующего перерасчета.

В самом центре гостиничного номера сидел на полу Чиун, обложившись стопками подколотых бумаг.

Смит молча ждал, пока Чиун обратит на него свое внимание, но старик-кореец был страшно занят. Смит видел, как Чиун вычеркивает машинописные строчки и вписывает новые, пользуясь для этой цели перьевой ручкой, обмакивая ее в старинную чернильницу, стоящую рядом на полу. Самый кончик его языка торчал из угла рта, что должно было свидетельствовать о том, насколько он сосредоточен. Руки его летали по бумаге с такой скоростью, что Смиту казалось, будто их очертания расплываются в тусклом свете. В конце концов Чиун вздохнул и положил ручку рядом с чернильницей. Движение было как бы самым обыкновенным, но в то же время чрезвычайно грациозным, и в результате перо и чернильница стали смотреться так, словно они вырезаны из цельного куска черного камня.

Не поднимая взор, Чиун произнес:

– Приветствую вас, о император. Ваш слуга извиняется за свои дурные манеры. Если бы я только знал, что вы здесь, все прочее было бы отброшено как несущественное. Чем я могу служить вам?

Смит, знавший, что извинения Чиуна – вздор, поскольку старик-кореец узнал бы его по звуку шагов, еще когда он шел по ковру в противоположном конце коридора, посмотрел на кипы бумаги на полу.

– Вы что-то пишете? – поинтересовался он.

– Слабое произведение, но искренняя попытка. Вы сможете этим гордиться, о император.

– Это не одно из ваших воззваний против ассассинов-любителей? – осторожно полюбопытствовал Смит.

Чиун покачал головой.

– Нет. Я решил, что еще не пришло время для того, чтобы развернуть общенациональное движение, имеющее целью искоренение некачественной работы. Когда-нибудь, но не сейчас. – Он помахал рукой с длинными ногтями над бумагами. – Это роман. Я пишу роман.

– Зачем?

– Зачем? Затем, что мир нуждается в красоте. И кроме того, это очень достойный способ занять свое время – рассказать людям обо всем, чему ты научился, и тем самым облегчить тяжесть бремени для последующих поколений.

– Роман не о вас, надеюсь? Не о нас?

Чиун улыбнулся и покачал головой:

– Нет, император. Я прекрасно знаю вашу страсть к секретности. Роман не и мест никакого отношения ни к кому из нас.

– О чем же он тогда? – спросил Смит.

– Он о благородном старом ассассине родом из Азии, последнем представителе своего рода, и о неблагодарном белом, которого он пытается обучить, и о секретном агентстве, которое берет их обоих на службу. Так, пустячок.

И вдруг Смит припомнил тот странный звонок от какого-то издателя, решившего, что Фолкрофт – место подготовки наемных убийц.

– Вы ведь, кажется, сказали, что роман не о нас, – замелел он.

– А он и не о нас, – невозмутимо подтвердил Чиун.

– Но благородный старый ассассин из Азии. Его белый ученик. Секретное агентство. Мастер Синанджу, это о нас, – сказал Смит.

– Нет, нет. Никакого даже внешнего сходства, – возразил Чиун. – К примеру, ассассин-азиат, о котором я пишу, очень почитаем в той стране, в которой он поселился и на которую работает. Совершенно не похоже на мою ситуацию. А белый ученик, ну, в моем романе он не всегда неблагодарен. И он способен кое-чему научиться. Очевидно, что это не имеет ничего общего с Римо.

– Но секретное агентство, – пробормотал Смит.

– Ни разу не упоминаю я про Конституцию и про то, как мы работаем вне ее рамок, чтобы все остальные могли жить при конституционном режиме. Как мы нарушаем ее, чтобы она работала. – Он лукаво улыбнулся Смиту. – Хотя, должен признаться, у меня была мысль использовать в романе такой поворот, но я понял, что никто этому не поверит. Это слишком смехотворно, чтобы люди этому поверили.

– И все же это очень похоже на нас, – не унимался Смит. – По крайней мере, внешне.

– Вам нет нужды беспокоиться об этом, император. Издатель порекомендовал мне внести в роман кое-какие изменения, и они развеют все ваши страхи. Этим-то я и занимаюсь, пока Римо отсутствует.

– Какого рода изменения? – поинтересовался Смит.

– Совсем немного. Все в восторге от моего произведения. Мне только нужно внести несколько изменений для Бипси Бупенберга из отдела переплетов и для Дадли Стардли из бухгалтерии.

– Какого рода изменения? – повторил Смит.

– Они уверяют меня, что если я внесу эти изменения, то сразу стану знаменитым, а моя книга станет бестселлером. «На острие иглы», автор – Чиун. Мне надо переделать ассассина-азиата в шпиона-нациста. Белому ученику места нет. Вместо секретной организации в Америке у меня будут нацистские шпионы в Англии. И время действия – Вторая мировая воина. И еще мне нужна женщина, которая спасает мир от уничтожения, запланированного этим сумасшедшим со странными усиками. Вот все, что они хотели изменить. И тогда я стану богатым.

– Вы и так богаты, Мастер Синанджу, если говорить о материальных благах.

– Вы всегда добры, император. Но в Синанджу есть старинная поговорка: доброта смягчает душу, но не наполняет желудок.

Смит решил не развивать дальше тему нового романа, поскольку он почувствовал, что это лишь уловка со стороны Чиуна с целью добиться повышения платы за подготовку Римо. И кроме того, Чиун постоянно что-то писал и никогда не публиковал написанное, и не было никаких оснований полагать, что судьба этой книги будет в чем-то отлична.

А к тому же, может статься, что все это скоро не будет иметь никакого значения. Что толку беспокоиться об этом сейчас, когда вполне возможно, что завтра или еще несколько завтра спустя никого из них не будет в живых и не о чем будет беспокоиться.

– Понимаю, – просто сказал Смит. – Мастер, я пришел поговорить с вами о деле огромной важности.

– Таком же важном, как мой роман? – спросил Чиун.

– Да.

– Назовите свою просьбу. Она будет исполнена, – поклонился Чиун.

– Я рад это слышать от вас, Чиун. Можно мне сесть?

Чиун грациозно взмахнул рукой и указал на диван.

– Прошу вас. Располагайтесь поудобнее.

Ему понравился этот жест и он повторил его. Этот жест он использует тогда, когда корреспондент журнала «Тайм» будет брать у него интервью и фотографировать на обложку. Чиун – Новый Великий Писатель. Он пригласит корреспондента сесть именно таким жестом, элегантным и царственным, и в то же время радушным. Он подаст газетчикам чай. И он будет декламировать им классическую корейскую поэзию, чтобы показать, что его душа – это душа настоящего художника. И он не подпустит к ним Римо, потому что Римо совершенно невыносим, не имеет ни малейшего понятия о правилах поведения и он, конечно, отпугнет журналистов. Или, по самой меньшей мере, он кончит дело тем, что начнет заявлять, что и он играет какую-то роль в повествовании. Чиун уже смертельно устал от общения с людьми, полагающими, что Римо имеет какое-то значение, хотя на самом деле любой мало-мальски здравомыслящий человек должен понимать, что значение имеет только он, Чиун.

Интересно, чем Смит расстроен сейчас, спрашивал себя Чиун. Как вытянуто его лицо, а подбородок словно хочет встретиться с ботинками. Что же есть такого в белых, а особенно в американцах, что они любую малость принимают за конец света? В то время как мир вертелся и будет вертеться бесчисленное множество столетий. Надо, как обычно, отшутиться, сказал себе Чиун, избавиться от Смита и вернуться к переписыванию романа.

– Что давит столь тяжким грузом на ваш дух? – спросил Чиун.

– Помните, как вы явились к нам впервые, когда мы только-только брали вас на службу? – вопросом ответил Смит.

– Воистину я помню, – сказал Чиун. – Вы ни разу не задержали выплату денег, сколь бы малыми ни были эти выплаты.

– Вашей основной задачей была подготовка Римо в качестве нашего исполнителя.

– Ассассина. Я должен был сделать из него ассассина, – поправил Чиун.

– Да, – подтвердил Смит.

– Не следует давать прекрасным вещам отвратительные названия. Исполнитель – это ужасное название, – наставительно изрек Чиун.

Он полагал, что оказывает Смиту величайшую услугу, куда большую, чем тот заслуживает. Когда в будущем он решит поместить объявление о приеме на работу новых людей на место Римо, что за люди явятся к нему по объявлению о найме «исполнителей»? Но если он даст объявление, что требуются ассассины, тогда он получит лучшие умы, тогда величайшие и благороднейшие мыслители со всего света явятся ко двору Смита. И Чиун почувствовал удовлетворение оттого, что дал Смиту этот добрый совет и ничего за него не запросил. Время от времени полезно оказывать любезности императору, просто чтобы напомнить ему, насколько он, в сущности, беспомощен без вашей мудрости и ваших суждений.

– Вы всегда с величайшим благородством исполняли свою часть контракта, – продолжал Смит. – То, что вы сделали с Римо, превзошло все наши самые смелые надежды.

– Он белый. Я сделал все что мог, чтобы преодолеть этот недостаток, – милостиво произнес Чиун.

– Но в контракте было еще одно условие, – сказал Смит невыразительным низким голосом.

– Да?

– Вы обещали, что если настанет день, когда никто из нас не сможет пользоваться услугами Римо, тогда вы... вы устраните его по нашей просьбе.

Чиун сидел молча. Смит видел, как напряглось его старческое лицо.

Наконец Чиун произнес.

– Продолжайте.

– Это время настало. Римо должен быть устранен.

– Какие у вас для этого причины, император? – медленно выговорил Чиун.

– Это довольно сложно, – ответил Смит. – Но если позволить Римо остаться в живых, тогда мир может оказаться на пороге ядерной войны.

– Ах, это.

Брови Чиуна поползли вверх, показывая, сколь малое значение имеют подобные пустяки.

– Погибнут сотни миллионов, – мрачно заявил Смит.

– Не волнуйтесь, император. Римо и я – мы не дадим ничему плохому случиться с вами.

– Чиун, речь не обо мне. Речь обо всем человечестве. Весь мир может взорваться. Римо должен умереть.

– А я? Я должен убить его? – спросил Чиун.

– Да. Это ваше обязательство по контракту.

– И все ради того, чтобы спасти жизни скольких-то миллионов человек? – недоумевал Чиун.

– Да.

– А вы знаете что-нибудь об этих миллионах человек? – продолжал допытываться Чиун.

– Я...

– Нет, не знаете, – ответил Чиун за Смита. – Ну так вот, я расскажу вам о них. Многие из них стары и так или иначе готовы умереть. Большинство из них отвратительны на вид. Особенно если они белые. Еще большее число из них глупы. Зачем приносить Римо в жертву ради всех этих людей, которых мы не знаем? Римо – это не так уж много, но это кое-что. Все остальные – это просто ничто.

– Чиун, я знаю, что вы должны чувствовать, но...

– Нет, вы ничего не знаете о том, что я чувствую, – оборвал его Чиун. – Я взял Римо из ничего и сделал из него что-то. Еще каких-нибудь десять лет тренировок, и мы с вами оба могли бы очень и очень гордиться им. А теперь вы говорите: Чиун, все время, которое ты потратил на него, пропало даром, все твои усилия пошли прахом, потому что кто-то собирается взорвать множество толстых людей. Я понимаю, что у императоров бывают свои капризы, но это – просто грубость, и она не лезет ни в какие ворота.

– Мы говорим о конце света, – раздраженно заметил Смит.

– Похоже, мы постоянно говорим о конце света, – отмахнулся Чиун. – Кто угрожает нам? Это один человек? Римо и я найдем и уничтожим его. Его никто никогда больше не увидит. У него не останется потомков, а те, что есть, умрут. Друзья его тоже сгинут. И все это – к вящей славе императора Смита и Конституции.

– Мастер Синанджу. Я призываю вас чтить контракт.

Наступила долгая тишина, нарушаемая только дыханием Смита. Наконец Чиун спросил:

– Другого пути нет?

– Если бы был, я бы им воспользовался, – ответил Смит. – Но его нет. Я знаю, что Мастера Синанджу свято чтят контракты, а условия вашего контракта именно таковы. Вы обещали по моей просьбе убить Римо. И вот теперь я обращаюсь к вам с этой просьбой.

– Теперь покиньте меня, – произнес Чиун таким ледяным тоном, что Смиту показалось, словно он обморозил щеки.

В дверях директор КЮРЕ задержался.

– Каково ваше решение?

– Все, что важно для вас, есть мое задание, – ответил Чиун. – Контракты созданы для того, чтобы их чтить. Именно так поступали мои предки в бесконечной череде столетий.

– Вы исполните свой долг, – сказал Смит.

Чиун кивнул один раз, очень медленно, а затем его голова упала ему на грудь. Смит ушел, неслышно затворив за собой дверь.

А Чиун подумал: белый идиот. Неужели ты думаешь, что Римо – простая железка и его можно выбросить по пустой прихоти, как какую-нибудь машину?

Он сделал из Римо ассассина, но Римо стал больше чем ассассином. Его тело и сознание восприняли учение Синанджу лучше и полнее, чем тело и сознание кого-либо другого кроме Чиуна. Римо и сам уже был Мастером Синанджу, а когда-нибудь, после смерти Чиуна, Римо станет правящим Мастером.

И когда он займет это место, тогда исполнится пророчество, вот уже много веков хранимое Домом Синанджу. О том, что станет когда-нибудь Мастером белый человек, умерший и вернувшийся к жизни, и будет он величайшим Мастером всех времен, и скажут о нем, что он – воплощение великого бога Шивы. Шива-разрушитель. Дестроер. Римо.

И вот теперь Смит хочет, чтобы все это пошло прахом только потому, что какие-то идиоты вознамерились взорвать других идиотов.

И тем не менее, контракт – свят. Это – краеугольный камень, на котором стоит Дом Синанджу. Слово Мастера – слово, данное при заключении контракта, – нерушимо. Ни один из Мастеров прошлого еще ни разу не нарушил условия контракта, и Чиун, за плечами которого стояли многие тысячелетия традиции, не мог позволить себе стать первым.

Он все так же сидел на полу. Очень медленно он поднял руки и кончиками пальцев прикоснулся к вискам.

В комнате стемнело, настала ночь, а он все не шевелился, но воздух в комнате дрожал, вторя звукам смертной муки, срывающимся с губ Чиуна.