"В объятиях Кали" - читать интересную книгу автора (Мерфи Уоррен, Сэпир Ричард)

Глава вторая

Его звали Римо, и ему дали неисправное оборудование для погружения под воду. Его хотели убить. Он понял это еще до того, как катер спустили на воду недалеко от отеля “Фламинго” на Бонэре – равнинном острове, жемчужине Антильских островов.

Зимой американцы и европейцы стекались сюда в поисках тепла, чтобы поплескаться в бирюзовой воде и поглазеть на рыб у карибских рифов, давая возможность рыбам в свою очередь поглазеть на них.

Туризм был основной статьей дохода островитян, но кто-то всегда недоволен и хочет большего. Поэтому довольно скоро Бонэр стал промежуточным лагерем на кокаиновом пути в Соединенные Штаты; на острове скопилось много денег, и появились люди, готовые убивать – только бы не потерять свои капиталы. Местная полиция вдруг вся исчезла, исчезли и детективы из Амстердама, но когда пропали и все американские представители на острове, США заявили, что дело это так не оставят.

На этом все вроде бы и закончилось. На остров не высадилась следственная комиссия, и не прибыли представители разведки. Никто в самой Америке толком не понял, что же посулила американская сторона. Помнили только, что “дела так не оставят”.

Один высокопоставленный американец высказал в беседе с губернатором Бонэра, своим другом, следующее соображение:

– Помнится, раньше тоже такое случалось. Иногда тут было замешано ЦРУ, иногда ФБР или секретные службы. Казалось, все – ситуация вышла из-под контроля. И тогда кто-нибудь говорил: “Хватит, забудем об этом. Теперь за дело возьмутся другие”.

– И что же? – спросил губернатор Бонэра с непередаваемым акцентом жителя острова, в котором слились звуки голландского и английского языков, а также африканских диалектов.

– Ситуация выправлялась.

– Благодаря кому?

– Понятие не имею.

– Секретным агентам?

– Право, не знаю.

– Но что-то должно быть, – упорствовал губернатор.

– Вряд ли нечто обычное, о чем мы имеем представление.

– Тогда что же? – настаивал губернатор.

– Я слышал про одного человека, который предположил, что бы это могло быть, – сказал высокопоставленный американец.

– Так что? – торопил его губернатор.

– Больше ничего, – ответил американец.

– То есть как? Вы слышали о ком-то, кто предположительно знал, каким образом Америка вышла из тупиковой ситуации, и больше ничего? Кто он был?

– Не знаю точно. Слышал – вот и все, – отнекивался американец.

– Но почему вы не выяснили все до конца? – спросил губернатор.

– Мне сказали, что большой палец этого человека нашли на одном континенте, а указательный – на другом.

– Только потому, что он знал? – спросил губернатор.

– Думаю – хотя не уверен в этом – он только пытался узнать, что это такое и кто с этим связан.

– Вы даже не уверены? – спросил губернатор раздраженно: американец слишком мало знал о предмете разговора. – Вы не знаете, кто занимается всем этим. Вы не знаете, что эти неизвестные делают. Так что же вы, простите, знаете?

– Только одно: если Америка заявляет, что ваши проблемы будут решены, так оно и будет.

– И больше ничего?

– Скоро повалятся трупы.

– Но у нас здесь нет высоких мест.

– Все равно смотрите под ноги.

Время шло, но ничего необычного не происходило. Съезжались все те же туристы на обычный летний отдых, и никто не обращал внимания на еще одного незагорелого человека, примерно шести футов росту, широкоскулого, с черными, как уголь, глазами и широкими запястьями. А они могли бы заметить, что за проведенные на острове три дня он ел лишь однажды: то была миска риса – непривычная для летнего сезона еда.

Кто-то обратил внимание, что приезжий не пользуется лосьоном для загара. Не было никакого сомнения: он попадет в больницу, его привезут туда красного, как рак. Но сколько бы он не проводил времени на солнце, он не обгорал и даже не темнел, и тогда все дружно решили, что у приезжего есть особый, не пропускающий ультрафиолетовые лучи лосьон, – правда, никто не видел, чтобы он его втирал. Лосьон, видимо, был бесцветный.

Одна служанка, исповедующая религию предков и поклоняющаяся древним африканским богам столь же пылко, как и Иисусу Христу, решила-таки выяснить, каков на самом деле этот лосьон, что не блестит на солнце и не похож на кольдкрем, который накладывается толстым слоем на кожу. Она хотела коснуться незнакомца пальцем и узнать наконец, что предохраняет его от загара. Позже она клялась, что у нее так ничего и не получилось. Как только она приближала к приезжему палец, кожа его начинала шевелиться и плоть отодвигалась, не давая коснуться себя.

Служанка знала заклятья вуду, умела провидеть будущее и предупредила всех, кто прислушивался к ее словам: если не делать белокожему человеку зла, бояться нечего. И еще она сказала, что он всемогущ.

Но она была всего лишь служанкой в гостинице, и потому те, кто побогаче и познатнее, пропустили ее слова мимо ушей. Они дружно решили, что этот человек – американский агент или что-то вроде того. Не зря он посетил хижины с наветренной стороны острова, где прежде жили рабы, пытаясь заключить сделку, – слишком крупную, чтобы в нее можно было поверить. И задавал вопросы, какие обычно дельцы не задают. Он прямо-таки напрашивался на пулю. Люди, которые делают по миллиону долларов в неделю, не обращают внимания на глупые слова какой-то служанки. Не причинять ему зла? Как бы не так! Как раз это они и собирались сделать. А когда он записался на морскую экскурсию, включающую и плавание с аквалангом, стало ясно, каким образом его легче всего убрать.

Облокотившись на борт катера, Римо бросил взгляд на ярко-желтые баллоны с кислородом, похожие на огромные винные бутылки в плетенках. Один из них должен принести ему смерть. Римо не знал, как именно это должно случиться, и даже попытайся кто-нибудь объяснить ему механическую сторону задуманного убийства, он вряд ли понял бы. Вечно с этой техникой что-нибудь случается, а за последнее время она работает все хуже и хуже.

Но то, что один из баллонов несет смерть, Римо знал наверняка. Он понял это по тому, как обращался со смертоносным баллоном инструктор по подводному плаванию. Римо учили распознавать приближающуюся опасность, и знание так глубоко проникло в его существо, что, казалось, он умел это всегда.

Инструктор обращался с этим тяжелым баллоном точно так же, как и с остальными пятнадцатью. Ноги согнуты в коленях, руки прижаты к телу – он несет его и – бум – опускает металлический баллон на деревянную палубу. Так как же Римо понял?

Как узнал он, что в третьем справа баллоне поселилась смерть? А как узнал, что без умолку болтавший спортсмен из Индианы, утверждавший, что он член клуба подводного плавания и потрясавший копьем для охоты под водой, никогда не держал прежде этого оружия? Может, мужчина слишком много рассказывал о том, “как вырваться из объятий осьминога”? Значит, быстрый громкий треп подсказал Римо что к чему? Может, так?

Нет. Другие тоже громко говорили, не уступая “спортсмену” из Индианы, но про них Римо знал, что они умеют обращаться с подводным оружием и уже применяли его в деле. Здесь, на катере, под знойным карибским солнцем, Римо задался вопросом, каким образом он узнает такие вещи, и был вынужден признать, что уже не знает. Так высок был класс обучения. А если бы дела обстояли не так, если бы знание приходило к нему после обдумывания, возможно, его давно уже не было в живых.

Те, которым предстояло его убить, находились сейчас на противоположных концах катера – один – на носу, рядом с капитаном, другой – на корме, откуда происходило погружение, он перешучивался с молодой женщиной, которая намеревалась его соблазнить. Они плыли около двадцати минут, пока не достигли островка, такого же плоского, как и тот, откуда они прибыли.

– Мы находимся на маленьком Бонэре, здесь лучшая в мире подводная охота. Потрясающее разнообразие морской фауны, – трещал инструктор.

Он упомянул также о паре живущих тут гигантских морских ангелов, которые берут у туристов пищу из рук. И предостерег от крупных мурен. Он видел их здесь много раз, одну даже прозвали Джозефом.

– Но она на кличку не отзывается, – прибавил со смехом инструктор.

Римо тоже засмеялся. И посмотрел на мужчину, стоявшего на корме. Тот тоже смеялся, показывая золотой зуб, торчащий у него во рту на самом виду, и в упор глядел на Римо.

Инструктор, напротив, смотрел совсем в другую сторону. Интересно, подумал Римо, как люди по-разному проявляют внимание к своей жертве.

Инструктор, конечно же, вручил Римо третий баллон. Римо позволил инструктору закрепить баллон на своем теле и выслушал рекомендации, как увеличивать и уменьшать подачу кислорода. Римо поспешил заверить инструктора, что он не новичок в этом деле, и это было правдой, только он давно не опускался под воду и все позабыл. Впрочем, это было неважно.

С баллоном на спине и ластами на ногах, Римо взял в рот кислородную трубку и прыгнул в кристально-чистые воды Карибского моря. Он заставил себя погрузиться сначала на обычную для человека глубину, прибавил немного, потом еще. И, наконец, резко пошел вниз. Оказавшись на глубине десятиэтажного дома, он, перерезав шланг, выпустил из баллона газ – небольшими порциями, имитируя человеческое дыхание. Пузыри, словно белые воздушные шары, медленно поплыли вверх, к раскинувшейся над Римо огромной серебристой крыше.

Последовавшие за ним ныряльщики вели себя более осторожно, проверяли, как подогнано снаряжение, уравновешивали давление воздуха в легких и давление воды, больше полагаясь, в отличие от Римо, на датчики и приборы, чем на собственные ощущения. А ведь люди вышли в свое время из моря, и их кровь в основе своей – морская вода. Приспособившись к новым условиям, ощущая в своем худощавом теле, оказавшемся на глубине ста футов под водой, гармоническое единство с водной стихией, Римо почувствовал, как пульс его все более замедляется. Замерев, как акула в пещере, он не просто пребывал в море, а стал его частью.

Две желтые рыбы подплыли к этому странному существу, которое вело себя так, словно всегда обитало в море, и, видимо, признав в нем своего, мирно продолжили свой путь. Римо видел, как задрожали их спинки, когда они проплывали сквозь все еще идущие из баллона пузыри воздуха. Они бешено заметались из стороны в сторону, затем затихли, словно оглушенные, и всплыли на поверхность.

Значит, в баллоне был ядовитый газ, смекнул он. Раз вдохнув его, он был бы уже мертв. И тогда Римо раскинул безвольно руки, открыл рот, выпустив трубку, и начал медленно всплывать, подобно трупу – так только что всплыли две желтые рыбы.

Двое убийц перехватили его по пути, удержав за запястье, и повлекли за собой вниз – одиннадцать этажей, тринадцать, шестнадцать, они опустились почти на двести футов, где сама мысль о том, что где-то есть солнечный свет, казалась невозможной.

Они втянули его за собой в темную вулканическую пещеру через отверстие шириной в дверь и высотой в собачью будку. Убедившись, что тело не застряло и прошло в пещеру, убийцы повлекли его вверх в полной темноте, прорезаемой лишь светом фонариков.

Римо услышал всплеск и тут же почувствовал, что вода стекает с его тела. Видимо, они находились в подводной пещере с независимым источником воздуха, решил он. Мужчины свалили тело на скалистый выступ, не выпуская изо рта кислородные трубки. К этому времени Римо уже знал, почему они так поступали. Он кожей чувствовал, что воздух тут отдавал смертью. Здесь пахло тленом, здесь, в подводной пещере, гнили трупы людей. Римо по-прежнему удерживал дыхание.

Так вот где находились останки исчезнувших с Бонэра людей! Именно сюда доставляли их торговцы наркотиками. Фонарик выхватил из темноты кипу тюков в темно-синей пластиковой упаковке. Наркотики. Здесь, на этом подводном кладбище, находился и склад наркотиков.

Оставив тело Римо лежать на каменном выступе на радость рыбам, ожидающим свежей пищи, мужчины потянули было один из синих тюков, но тут же отпустили его, потому что их крепко ухватили за руки.

Римо держал их мертвой хваткой.

Прежде чем они успели нырнуть под воду и уйти, они услышали голос Римо:

– Мне очень жаль, ребята. Но вам придется задержаться.

Пораженный до глубины души человек с золотым зубом раскрыл от изумления рот. Кислородная трубка выпала, а он, машинально продолжая дышать, набрал полные легкие ядовитого настоя. Он поперхнулся, его начало рвать, он потянулся, чтобы вытащить из воды свою трубку, но Римо дал ему хорошего пинка, и тот ушел под воду. Пузыри, забулькавшие на поверхности воды, поведали, что трубку он не нашел. Скоро прекратилось и бульканье.

Глядя прямо в расширившиеся от страха глаза инструктора – это было видно даже под маской – Римо отчетливо произнес:

– У нас с вами есть о чем поговорить. Вы согласны?

Маска услужливо закивала, тем более поспешно, что Римо продолжал сжимать запястье инструктора.

– Видите ли, если я задержусь здесь, мне грозит разве что скука, – сказал Римо, отбрасывая ненужный уже баллон, в котором прежде был ядовитый газ. – У вас положение несколько иное. Вам в этом случае смерти не избежать.

Инструктор снова согласно закивал. Внезапно в его руке блеснул нож. Римо с легкостью перехватил кинжал в воздухе и бросил на камни, дабы беседа более не прерывалась.

– Так как же мы справимся с нашими проблемами? Что мне делать с моей скукой и вашей жизнью?

Инструктор скорбно покачал головой, показывая, что не знает, как быть. Он шумно заглатывал кислород через трубку.

– Я, пожалуй, знаю, что делать, – сказал Римо, подняв для выразительности указательный палец. – Скажи мне, кто твой хозяин.

На глаза инструктора навернулись слезы. Его дыхание стало еще более шумным.

– Боишься, что он убьет тебя?

Мужчина кивнул.

– Я уничтожу его, и он не сможет убить тебя.

Инструктор сделал неопределенное движение рукой, оно могло означать все, что угодно.

– Один слог или два? – спросил Римо. – Звучит как?..

Инструктор сделал еще один отчаянный жест.

– Расскажешь мне все на берегу?

Инструктор кивнул.

– И о друзьях своего, считай уже покойного, хозяина?

Инструктор кивнул снова.

– Тогда давай выбираться отсюда. Ничего здесь хорошего нет. Даже на острове получше.

На катере все решили, что Римо потерял свой баллон, а инструктор спас его, передавая тому время от времени свою кислородную трубку. Римо, естественно, никого не разубеждал. Сойдя на берег, они с инструктором уединились на пляже, где неплохо поговорили.

Хозяин инструктора жил на Кюрасао, соседнем острове, принадлежащем Голландии, – маленький кусочек хитроумной северной страны в теплых лазурных водах.

Римо отправился на остров и посетил там четырех важных дельцов, недавно вдруг сказочно разбогатевших. Во-первых, Римо имел честь лично сообщить им, насколько ненадежны их заборы и охрана, во-вторых, что их коммерческая карьера на острове закончилась из-за того, что они связались с наркомафией и, в-третьих, что подходят к концу и их жизни – ведь они виновны в гибели американских агентов и прочих представителей закона.

Он доходчиво объяснил дельцам, что им вряд ли теперь понадобятся глотки, поэтому он вырвет их из тел и отдаст на съедение рыбам. Так он и поступил, и с дельцами было покончено.

Перед отъездом Римо еще раз встретился с инструктором, направившим его к четырем мафиози, чтобы оказать тому последнюю услугу.

– Мы знакомы только один день, и однако мне кажется, что мы стали друзьями, – сказал ему Римо.

Инструктор помнил, как этот человек, обходящийся без кислорода, удерживал его силой на глубине двести футов, знал, что он с легкостью сокрушил мощные заграждения и прошел радарные лучи, а потом вырвал глотки у самых могущественных людей острова – так, походя, как собака щелкает на себе блох, и потому с радостью согласился на вечную дружбу.

– Я прошу только одного, – сказал Римо, – что бы ни случилось, никому не говори обо мне. И о том, что видел и почему согласился стать свидетелем на будущем суде.

– Обещаю! Ведь мы братья, – почти рыдал инструктор.

Римо счел уместным процитировать строчку из рекламного плаката, предлагающего провести отдых на островах Карибского моря: “Вы встретите здесь замечательных друзей”: Но почти сразу же улыбка погасла на его лице, и он произнес ледяным голосом: “Но если обманешь, мы обязательно встретимся еще раз”.

Сразу же после этого разговора Римо вылетел на самолете компании “Принэр” в Майами, а оттуда – в Бостон, один из отелей которого он последний месяц считал своим домом. У него не было настоящего пристанища, родного очага, он был человеком вселенной, а у такового вряд ли бывает постоянная крыша над головой.

Внутри пентхауза отеля “Риц-Карлтон”, окна которого выходили на Бостон-Коммон, весь, пол был завален плакатами с надписями на английском и корейском языках.

На всех было одно и то же: “Стоп!” – или – “Стой!” На небольшом столике у самой двери лежала петиция, под которой стояли три подписи, одна, в корейском написании, стояла первой. За ней следовали подписи горничной и коридорного.

– Нас становится все больше! – послышался визгливый голос из глубины номера.

Римо ступил в комнату. Старик в ярко-желтом, “полуденном”, кимоно, украшенном вышивкой с изображением кротких “драконов жизни”, расписывал очередной плакат. Клоки седой бороды и пергаментно-желтая кожа. Его карие глаза лучились радостью.

– Ты ведь еще не подписал петицию? – спросил старик.

– Ты прекрасно знаешь, что я не собираюсь ее подписывать. Не могу.

– Теперь я это знаю. И еще знаю, что благодарность имеет свои пределы. Лучшие годы жизни прожиты впустую, все, что, отрывая от сердца, вложил я в это белокожее существо, пошло прахом. Ну, что ж, значит, я того стою.

– Папочка, – обратился Римо к единственному человеку в мире, которого мог назвать другом, – Чиуну, Мастеру Синанджу, последнему великому наемному убийце из Дома Синанджу, хранителю многовековой мудрости этого Дома, перешедшей теперь и к Римо, – не могу я подписать этот документ. Так я и сказал тебе еще до моего отъезда. И объяснил почему.

– Признаю, сказал, – согласился Чиун. – Но тогда под петицией стояла только моя подпись. Теперь же есть и другие. Наши ряды ширятся. Этот город, а потом и вся нация станут пионерами грандиозного начинания, вернув миру здравомыслие, а человечеству – справедливость.

– Что ты имеешь в виду, говоря о справедливости? – спросил Римо.

– Родоначальники нового движения всегда рассуждают о справедливости. Какое же это движение без призыва к справедливости?

– Но в данном-то случае разве речь идет о справедливости? – настаивал Римо.

– Вне всякого сомнения, – важно произнес Чиун. Его английский язык был безукоризненный, голос звучал пронзительно. – Именно о справедливости. А также об общественном благе, о безопасности и вечной свободе.

– Какая еще безопасность? Какая свобода? – недоумевал Римо.

– А вот читай.

Чиун с гордостью вручил своему ученику черновой вариант сочиненного им плаката.

Английские буквы, казалось, начертила курица лапой, зато корейские иероглифы были выписаны поистине художественно, их каллиграфическая четкость достигала высокого артистизма. Римо никогда не был особенно силен в иностранных языках, но за те годы, что мастерство Синанджу входило в его плоть и кровь, он сумел изучить корейский. И поэтому прочел:

“Прекратите безответственные убийства! – говорилось в плакате. – Убийцы-любители обагряют ваши улицы кровью, заваливают ваши дворцы трупами и разрушают жизненно важную часть экономики. Верните чувство собственного достоинства вашей стране. Надо покончить с беззаконием убийц-любителей, которые убивают не за плату, и часто не имея на то даже причин. Нанимайте для ваших нужд только профессионалов!”

Римо печально покачал головой.

– Чего ты хочешь этим добиться, папочка? Убивать считается в Америке противозаконным делом.

– Ну, конечно. А знаешь, почему? Кто этим занимается? Убийцы-любители, обыкновенные бандиты, политические убийцы и искатели острых ощущений, которые наплевать на профессиональное мастерство. Ясно, что такое не может поддерживаться законом. Я сам назвал бы такое безобразие противозаконным.

– Чиун, пойми, убийство – это всегда убийство, – сказал Римо, стоя у окна и глядя на городскую недвижимость – акры бостонских лужаек, и садов, которые нет когда добрые горожане использовали как общее пастбище, и поэтому теперь они именовались Бостон-Коммон.

В те давние годы горожане сообща владели этой землей, а теперь она перешла к их потомкам. Издольщик из Джорджии мог переехать в район Роксбери и тоже стать совладельцем земли. Или житель Португалии мог задумать сюда перебраться и тоже был бы принят в общину. А вот Римо нигде не пустил корней, у него не было и не будет дома.

– Даже самое совершенное убийство – всего лишь убийство, – снова заговорил Римо, поворачиваясь к старику. – Так было всегда, и хотя древние императоры боялись Синанджу и хорошо им, платили, однако никогда не приглашали их к завтраку, не просили принять участие в каком-нибудь развлечении или, посетить прием.

– На то они и императоры. Особая статья. У каждого великого императора был свой великий наемный убийца, – сказал Чиун.

Оправив кимоно, он напустил на себя важный вид, полный достоинства и величия, точно такую же позу, наверное, много веков, назад принимал другой мастер Синанджу, общаясь с правителями династии Мин.

– Их принимают без свидетелей, – настаивал Римо.

– Нет, при свидетелях. Прилюдно, – голос, Чиуна, и без того писклявый, от негодования стал до того пронзительный, что напоминал свист кипящего чайника. – Здесь скрывать нечего. Только в этой стране честное ремесло – позорная вещь.

Римо ничего не ответил. Сотни, тысячи раз пытался он объяснить корейцу, что они работают на тщательно законспирированную организацию. Двадцать лет назад люди, стоявшие во главе Соединенных Штатов, осознали, что страна не сможет пережить эти бурные годы, если они станут придерживаться рамок конституции. Поэтому они создали организацию, которая вроде бы и не существовала, во всяком случае, формально она не была узаконена, и признать ее существование означало бы, что основа американского законодательства – конституция – не соблюдается.

Организацию нарекли КЮРЕ, и она действовала вне закона, хотя ее задачей было охранять закон и нацию.

Естественно, на ком-то должна была лежать ответственность за исполнение наказания, которое не мог вынести суд. Этим человеком стал Римо Уильямс, бывший полицейский, приговоренный за убийство, которого не совершал, к смерти на электрическом стуле и избежавший ее. Все это случилось давным-давно в штате, который когда-то Римо считал своей родиной. Тогда, много лет назад, у него еще был дом. Потом вся его жизнь свелась к постоянной тренировке, методической учебе. Из него делали профессионального, высококвалифицированного убийцу-ассасина, и руководил подготовкой Чиун, последний Мастер Синанджу, взявшийся за это дело, потому что видел в Римо единственного, кто мог сменить его на этом почетном посту.

КЮРЕ расплачивалось за подготовку Римо золотом. Его руководители не понимали, что труд Чиуна, его занятия с Римо бесценны. Чиун так рьяно занимался с Римо, потому что не нашел никого в Синанджу – деревушке на скалистом, открытом всем ветрам берегу Северной Кореи, кто мог бы стать его преемником – следующим Мастером в длинной, непрерывающейся цепи наемных убийц из Синанджу. Чиун никогда не говорил с Римо подробно на эту тему. О таких вещах он вообще не говорил с белыми.

Существовала и другая причина. В древних манускриптах Дома Синанджу говорилось, что белый человек, чудом избежавший смерти и ставший после многих лет упорной работы Мастером Синанджу, войдет в историю как самый великий Мастер, потому что он больше, чем человек: он земное воплощение Шивы-Дестроера, бога Разрушения, Чиун верил, что Римо именно тот человек. Сам Римо считал это несусветной чушью, но ничего не говорил Чиуну, не желая огорчать старика.

Римо продолжал молчать, и тогда Чиун сказал:

– Надуться и молчать – проще простого, но это не ответ.

– Я могу повторить еще раз то, что уже сказал, но ты не хочешь слушать.

– Лучшие годы жизни, самые духовно просветленные годы я положил на то, чтобы вдохнуть мастерство Синанджу в твою душу, а теперь ты стыдишься его!

– Я не стыжусь.

– Тогда как же ты можешь называть ремесло Синанджу убийством? Простым убийством. Автомобиль может убить. Можно разбиться при падении. Можно отравиться грибами. Вот это все убийства. А мы не убиваем.

– А что же мы тогда делаем? – спросил Римо.

– В английском языке нет подходящего слова. В том, какое есть, отсутствует величие.

– Нет, оно самое подходящее, – упрямо заявил Римо.

– Вот уж нет, – Чиун даже сплюнул. – Я отказываюсь играть роль гриба. Может, ты гриб, а я нет и никогда им не стану. Я согласился учить тебя, несмотря на то, что ты белый. И никогда не стыдился этого.

– Ты постоянно напоминаешь об этом, папочка.

– Ты сам начал этот разговор. Так вот: не придавая никакого значения тому, что ты белый, я передал тебе все свое знание, я поделился с тобой всеми секретами Синанджу.

– Ты просто не нашел в Синанджу более подходящей кандидатуры. Вот почему связался со мной. Поначалу ты собирался научить меня паре приемов, заработать на этом мешок золота и укатить домой. Но ты задержался, и я знаю почему. Ты увидел, что я именно тот человек, который может постичь ваше ремесло. Человек из нашего времени. Не из эпохи Мин или Фу или любой другой династии – от Персии до великих японских правителей. Человек сегодняшнего дня. Я. Единственный, кого ты нашел.

– Всегда старался не думать о том, что имею дело с неблагодарным белым. Я передал тебе то, что даровано от века одному только Дому Синанджу, – торжественно проговорил Чиун.

– И я прилежно учился и все постиг.

– Так как же тогда ты можешь называть наше ремесло... таким словом?

– Убийством? – спросил Римо. – Но ведь мы убиваем.

Чиун в отчаянии прижал руки к груди, Римо произнес-таки это мерзкое слово. Кореец отвернулся от взбунтовавшегося ученика.

– Убиваем, – повторил Римо.

– Неблагодарный, – сказал Чиун.

– Убиваем.

– Тогда почему ты это делаешь? – спросил Чиун.

– Делаю, вот и все, – ответил Римо.

Чиун всплеснул руками – очень изящными, с длинными ногтями.

– Понятно. Действие без всякого смысла. И как мне бедному теперь считать – ты что, делаешь это для Дома Синанджу или для меня?

– Прости, но...

Римо не дано было закончить фразу: Чиун заткнул уши. Пришло время оскорбиться по-настоящему, и Чиун так и поступил. Перед тем, как отойти к окну, из которого открывался прекрасный вид, на фоне которого его обида была бы еще заметнее, он произнес только одну фразу:

– Никогда больше не употребляй этого слова в моем присутствии.

Чиун уселся перед окном в позе лотоса, спиной к Римо и к самой комнате, голова в полном равновесии с безупречным позвоночником, на лице – сосредоточенное выражение безмятежного спокойствия, полный уход в себя. Да, это было величественное проявление обиды. Но в конце концов он Мастер Синанджу.

И только услышав, как захлопнулась дверь номера, Чиун вспомнил, что шеф КЮРЕ просил кое-что передать Римо.

– Я заеду в гостиницу, мне нужно повидаться с ним, – сказал Смит.

– С восхищением будем ожидать вашего появления, о, император, – пропел Чиун.

– Передайте Римо, чтобы он подождал меня.

– Ваши слова навечно запечатлятся в моем сердце, – пообещал Чиун.

– Могу я надеяться, что вы передадите ему мои слова?

– С той же точностью, с какой солнце возвещает весенним цветам о своем приходе, – заверил его Чиун.

– Это означает “да”? – поинтересовался Смит.

– Разве солнце восходит утром, а луна – ночью, о, император? – спросил в свою очередь Чиун.

Римо частенько поправлял корейца, говоря, что доктор Харолд Смит вовсе не император и сроду им не был. Он только возглавляет КЮРЕ. Смита и назначили на эту должность, объяснял Римо, потому что он не придавал значения званиям и никогда не стал бы использовать мощь своей нелегальной организации для самовозвышения. Слушая Римо, Чиун снисходительно улыбался, думая про себя, что со временем Римо повзрослеет и станет лучше понимать людей. Нельзя же всему научиться в один день.

– Значит, вы передадите ему мою просьбу сразу же, как только он придет? – осторожно осведомился Смит.

– Он услышит вашу просьбу прежде, чем увидит мое лицо, – пообещал Чиун и, повесив трубку, вернулся к более важным, с его точки зрения вещам, а именно – плакатам, клеймящим убийц-любителей.

И вот теперь, когда за Римо захлопнулась дверь, он вспомнил о поручении Смита. Но всем это было не так уж важно. Золото за службу регулярно доставлялось водным путем в Синанджу, и из-за непереданных поручений поток его не прекратится. Кроме того, Чиун всегда найдет, как оправдаться перед Смитом. Надо уметь ладить с императорами. Когда-нибудь и Римо научится этому.

Харолд В. Смит прилетел в Бостон, и в аэропорту ему стало плохо с сердцем. Во время Второй мировой войны его сбросили ночью на парашюте над Лиможем, и даже тогда он не ощущал себя столь беспомощным, как сейчас, держа в руках “Бостонскую газету”. Покупая ее, он вовсе не стремился ознакомиться с новостями, зная их раньше журналистов, он просто хотел посмотреть спортивную рубрику, чтобы узнать, как сыграла футбольный матч команда Дартмута.

Его худощавое с желтым отливом лицо разом побелело, и даже шофер заметил это.

– Все в порядке? – спросил он.

– Да, да. Конечно, – поторопился ответить Смит. Он поправил серый жилет своего серого костюма. Всю свою жизнь он имел дело с чрезвычайными ситуациями. Поэтому-то его и выбрали для этой работы. Но такого он не ожидал. Тем более – в газете.

Только тремя днями раньше Смит был в Белом доме и, говоря с Президентом, заверил его, что КЮРЕ – надежно законспирированная организация.

– Не сомневаюсь, вам известно, какой вой поднимет пресса, разнюхав что-нибудь про вас? – сказал Президент. – Особенно в мое правление. Им не важно, что не я заварил кашу.

– Безопасность, сэр, – для нас важнее всего, – заверил его Смит. – Знаете ли вы, как мы изначально обезопасили себя, выбрав исполнителя?

– Нет.

– Мы взяли обреченного человека. Его подставили не без нашей помощи и приговорили к смерти за преступление, которого он не совершал. Тут мы вмешались и устроили так, что он остался жив, и тогда уже занялись его подготовкой. И вот теперь человек, который нигде не значится живым, работает на организацию, которая тоже официально не существует.

– Но если его подставили, почему он не затаил на вас обиду?

– Затаил.

– И почему же тогда не порвал с вами?

– Такой уж он человек, – сказал Смит. – Поэтому на нем и остановились. Он патриот, сэр, и ничего не может с этим поделать.

– А старик? Тот, о котором вы говорили, что ему далеко за восемьдесят?

Президент не смог сдержать улыбки.

– Он, конечно, не патриот, – ответил Смит. – Во всяком случае, судьба нашей страны ему глубоко безразлична. Думаю, он и пальцем бы для нас не пошевелил, если бы золотой дождь иссяк. Но он привязался к ученику. Тот тоже любит его, как отца. Они всегда вместе.

– Тот, что постарше, лучше как профессионал? – спросил Президент, широко улыбаясь.

– Не уверен.

– Уверен – лучше, – сказал Президент.

– Сомневаюсь. Они сами, конечно, знают, кто из них чего стоит, но мне трудно ответить, – сдержанно проговорил Смит.

– Значит, нет никакой опасности, что они могут засветиться? – спросил Президент.

– Кто может за что-нибудь ручаться в этом мире? Но думаю, вы можете положиться на нас. Наша сила – в полной конспирации.

– Спасибо, Смит. И еще спасибо за то, что вы выполняете свою трудную работу без всякой поддержки, в одиночку. Вижу, что мои предшественники были правы. Эту лямку у нас тянут лучшие.

– Можно попросить вас об одной вещи? – спросил Смит.

– Конечно.

– Естественно, что я всегда явлюсь по вашему первому зову. Но предупреждаю, что каждая встреча, пусть даже тайная, – большой риск.

– Понимаю, – сказал Президент.

– Если так, сэр, – холодно произнес Смит, – то, пожалуйста, в дальнейшем воздержитесь от ненужных контактов, когда вы всего лишь хотите выяснить, все ли в порядке, а затем сделать мне пару комплиментов. Случись какая беда, вы сразу же узнаете о ней, потому что группа тут же перестанет существовать. Я сразу же, как и было задумано, распущу ее.

– Мне просто хотелось сказать вам, как высоко я ценю вашу работу.

– Всем нам чего-нибудь хочется, сэр, но когда несешь ответственность за чужие жизни, приходится контролировать себя, – произнес Смит.

Предшественники Президента правильно оценили и еще одно качество Смита. Они называли его самым сухим и расчетливым тайным агентом, которого когда-либо носила земля. Президент вымученно улыбнулся.

У Смита осталась в памяти эта улыбка, за которой Президент пытался скрыть обиду. Смит не хотел ранить его самолюбие, но конспирация – превыше всего. Если группу разоблачат, это будет фиаско во всех отношениях, так как будет означать, что Америка не может существовать, не нарушая собственные законы.

Строгая секретность. Это главное.

И вот теперь Смит в Бостоне, раскрыв газету, видит рядом со спортивной хроникой в разделе частных объявлений знакомое лицо – раскосые глаза, клочковатая борода. Чиун! Он публично призывал покончить с убийцами-любителями.

Лицо Чиуна – в газете! И сотни тысяч людей видят его.

Смит прочитал объявление несколько раз, прежде чем пришел в себя. О Римо и КЮРЕ – ни слова. К счастью, Чиун никогда толком не понимал, чем они занимаются. Смит не сразу заметил, что газета дрожит в его руках. Он тщетно пытался унять дрожь. Лицо, которое никто не должен был знать, смотрело на него с газетной полосы. И этот нелепый призыв: “Покончим с убийцами-любителями!”

Смит уронил газету на заднее сидение такси. Ему мерещилось самое худшее. Направленные на Чиуна телевизионные камеры. И где-то сзади – Римо. А вот это уже будет концом всему – лицо Римо на телеэкране. КЮРЕ – конец, и все из-за дурацкого объявления в газете.

Смит попытался взять себя в руки. В гостиницу сразу ехать нельзя: его появление в телевизионном кадре только ухудшит положение. Он попросил отвезти его в приличный ресторан, в миле отсюда, на Ньюбери-стрит. Там он заказал себе салат и чай и попросил разрешения воспользоваться телефоном. Когда в гостинице взяли трубку, он сказал, что хотел бы поговорить лично с постояльцем отеля Римо. И больше ни с кем.

– Он вышел, сэр.

Хорошо, подумал Смит. Римо, должно быть, видел объявление и понял, что ему нельзя быть на людях.

Может, он уже названивал Смиту по специальному номеру. Смит сверился с миниатюрным компьютером, который носил в портфеле. На дисплее не высветилось никакой новой информации для него.

Вечером, когда от Римо по-прежнему не поступило никаких известий, Смит сел в такси и направился к отелю “Риц-Карлтон”. Перед гостиницей не было телевизионных камер, и в холле не сновали журналисты.

Смит явно переоценил нюх бостонских журналистов на новую сенсацию. КЮРЕ повезло; возможно, им удастся выпутаться из этой истории. Но больше никаких сюрпризов. Он поговорит с Чиуном. Нет. Он поговорит с Римо. Чиуна нельзя больше держать в Америке.

В то время, когда Смит повторял про себя требования, которые предъявит Римо, в небольшой гостинице, расположенной в Северной Каролине, жильцы 105 и 106 номеров как раз готовились распаковывать вещи. Но тут их попутчики, которые любезно согласились помочь с багажом, попросили забавную штуку: разрешения набросить на их шеи бледно-желтые платки.

– Ради бога, но вы своей помощью заслужили нечто большее, чем простую христианскую услугу.

– Мы не христиане.

– Ну, если таковы иудаистские обычаи...

– Мы не евреи, – был ответ молодых людей, не собиравшихся обсуждать вопросы религии с людьми, которые должны были стать частью обряда.