"В объятиях Кали" - читать интересную книгу автора (Мерфи Уоррен, Сэпир Ричард)

Глава пятая

Компания “Джаст Фолкс” внесла несколько поправок в должностную инструкцию стюардов. Римо не понимал, что это означает, и тогда инспектор сказала ему:

– Когда пассажир хочет в туалет, не надо читать ему лекцию о том, как управлять своим мочевым пузырем.

Инспектор была привлекательной темноволосой женщиной с обаятельной улыбкой; в ее поведении ощущалась отчаянная решимость, которая возникает, когда люди вдруг осознают, что дела идут не так уж хорошо. Она уже пообвыклась в компании “Джаст Фолкс” и не считала зазорным, что в полетах за пользование туалетной комнатой брали дополнительную плату, а напротив, видела в надзоре за этими поборами священную обязанность персонала.

– За каждое посещение туалета мы берем двадцать пять центов, – говорила она Римо. – К концу полета плата возрастает до четырех долларов. Поэтому, пожалуйста, вразумите своего коллегу и запретите ему давать инструкции, как избежать посещения туалета.

– А почему к концу полета плата возрастает до четырех долларов?

– Мистер Бейнс считает, что к концу путешествия пассажиры становятся довольно невыносимыми, так что это своего рода вознаграждение. Плата идет по возрастанию. Сначала – двадцать пять центов, после взлета – пятьдесят. И так далее.

– Но это грабеж, – сказал Римо.

– Никто не заставляет пассажиров пользоваться нашими туалетными комнатами.

– А что им делать?

– Надо быть предусмотрительнее и посетить туалет до отлета.

– А как объяснить пассажирам, почему плата так резко возрастает?

– Обычно мы говорим, что к концу полета расходуется больше горючего, и дополнительные нагрузки увеличивают траты.

– Не буду я требовать лишние деньги за удовлетворение естественной потребности.

– Тогда убыток покроют за счет вашего жалования.

Уже в следующем рейсе Римо первым делом раздал пассажирам закуски и содовую воду. Вырвал замки из дверей туалетов. Выдал всем бесплатно подушки и посоветовал после окончания полета забрать их домой как сувениры. Затем стал приглядываться к сидящим в салоне людям: не замышляется ли здесь новое убийство? Ему уже стало известно, что студент, летевший в его прошлый рейс, найден задушенным и ограбленным.

Но нет, его внутреннее чувство говорило, что пока ничего не планируется.

Позже он спросил Чиуна:

– Папочка, ты излучаешь ощущение смерти?

– Я не считаю смерть злом. Поэтому не излучаю, – ответил Чиун.

– Значит, могут существовать и другие люди, тоже не считающие смерть злом, – задумчиво произнес Римо. – И тогда они тоже не будут излучать смерть.

– Вполне возможно.

– Не могу поверить, что на свете ходят обученные профессионалы-убийцы, которые одновременно занимаются мелким воровством, – сказал Римо.

– Они могут и не быть обученными профессионалами. Тут возможна другая причина, – возразил Чиун.

– Какая?

– Поживем – увидим, – ответил Чиун и вернулся к пассажирам.

Ему нравилось быть стюардом, особенно если пассажиры оказывались покладистыми и делали то, что им говорили. Больше всего он любил обеспечивать их безопасность, рассказывая, что нужно делать в случае катастрофы.

– Крылья от самолета всегда отваливаются вот так, – показывал он. – Если это случится, старайтесь чувствовать себя не частью самолета, а частью Космоса.

– Вот как! И что же нам для этого делать? – не выдержала толстуха в салоне для курящих.

– Прежде всего, надо изменить вашу гнусную систему питания, – отозвался Чиун, тогда же решивший, что на его рейсах не будет салонов для курящих.

Он старался занять время пассажиров чтением, принеся несколько своих петиций и отрывки из поэзии Унг, где автор воспевал первый лепесток первого цветка в первое утро после сотворения мира.

– Не по душе мне эти цветастые разглагольствования, – попробовал было сопротивляться один молодой человек. – Лучше пойду покурю.

Но Чиун доказал ему, что вовсе не обязательно пользоваться пристяжным ремнем, чтобы сидеть как привязанный в кресле. Он проделал некоторые манипуляции с позвоночником юноши, и тот вдруг сразу по-новому оценил стихотворение. Он полюбил его всей душой.

Тогда Чиун сказал, что ему не нужно одобрение, вырванное силой, это не одобрение, а чистой воды притворство. Но юноша клялся, что проникся любовью к стихотворению, и слова, похоже, шли от сердца. В глазах его стояли слезы.

Чиун часто обходил пассажиров и беседовал с ними. Особенно по душе ему были рассказы родителей о неблагодарности детей, и тогда он подзывал Римо, чтобы тот тоже послушал.

В тот раз Римо обратил внимание на молодую блондинку с молочно-белой кожей, которая благоговейно внимала пожилому джентльмену, распространявшемуся по поводу спастических тканей в неспастическом мире – так он это называл.

Вокруг все спали, поверженные в сон вечной поэзией Унг. Все, кроме девушки. Ее голубые глаза были широко раскрыты, ее, казалось, глубоко потрясла мысль, что не стоит пытаться продать неспастическую ткань в спастическом мире и наоборот. Мужчина же был, несомненно, коммивояжером. Римо понял это по хвастливым выражениям, которые звучали бы уместно разве что в устах Наполеона или Александра Македонского.

Мужчина, по его словам, уже покорил Новую Англию и Южную Америку. Скоро Канада будет его. В Европу он не едет, потому что там уже все прибрали к рукам.

Римо понимал, что мужчина перечисляет места, где он распространяет свои товары. Римо понятия не имел, что такое неспастическая ткань, хотя ему казалось, что она используется в “молниях”.

Девушку он вроде бы видел раньше. Посмотрев на список пассажиров, Римо узнал, что ее имя Холли Роден. Римо попросил девушку уделить ему несколько минут.

– Только не больше, киска, – бросил ей вслед коммивояжер.

Римо привел девушку в отсек между пассажирским салоном и кокпитом. Оттуда выглянул второй пилот и заговорил с ним.

– Я занят, – отрезал Римо.

– Слушай, парень, я летчик, а ты простой стюард. На тебе нет даже формы. Ты сию минуту приготовишь мне кофе, понял?

Римо вывернул руку летчика так, что она стала похожа на ручку от чашки, сунул его голову в кофейник, а затем подтолкнул мокрого как курица пилота в сторону кокпита.

– Ты сам теперь как чашка кофе, – сказал Римо. Римо хотел наконец заговорить с девушкой, но на этот раз из салона вышел пассажир с просьбой дать чего-нибудь выпить.

– Обратитесь ко второму стюарду, – сказал Римо.

– Он посоветовал обратиться к вам.

– Что вам надо?

– Стаканчик шипучки. У вас есть шипучка?

– Берите, что хотите, – сказал Римо.

Пассажир стал рыться в баре. Холли сказала, что хотела бы вернуться на свое место. Сказано это было очень вежливо, на что последовал такой же вежливый ответ: нет.

– Нету здесь шипучки, – пожаловался пассажир.

– Да возьмите себе чего-нибудь, – бросил ему Римо.

– Можно водку и ром?

– Ради бога. Берите и уходите.

– А две порции можно?

– Да. Только уходите поскорей.

– Две?

– Да хоть все, – сказал Римо.

– Вы правда стюард? – спросила Холли у Римо. Она не чувствовала страха. Ведь на ее стороне была сама Кали.

– Конечно, – сказал Римо. – Я уже видел вас раньше. На этом же рейсе.

– Нет, не на этом, – поправила его Холли. – Этот рейс начался полчаса назад.

Прекрасный ответ. Ей нравилось ставить людей на место. Этому научила ее мать. Единственное, на что сгодилась родительница.

Римо предложил девушке сесть на стол для подогрева, благо кофейник на нем уже не стоял.

– Вы не имеете права говорить со мной в таком тоне. Существуют определенные правила поведения. Вы будете уволены.

– Ладно, – сказал Римо.

– Что?

– Проехали.

– Больше от меня ничего не требуется?

– Идите на свое место.

Она пошла в салон, а Римо следил за ней. Что-то было не так с этой молодой леди. Интересно, заметил бы это Чиун? Но Чиун беседовал с группой людей, которые соглашались с ним, что в Америке стало мало настоящих профессионалов. Профессионал – фигура из прошлого. Чиун согласно кивал, а в конце беседы вытащил из кимоно еще одну петицию: “Остановить убийц-любителей”.

Римо позволил Холли Роден спуститься с трапа самолета вместе с мужчиной, к которому она неприкрыто ластилась, но когда они собирались сесть в машину, где уже находились некие молодые люди, Римо решительно подошел к автомобилю и потребовал, чтобы коммивояжер убирался прочь.

Тот пригрозил позвать полицию. Заметив на его пальце обручальное кольцо, Римо посоветовал ему пригласить заодно и его жену.

– Ну и дрянная же авиалиния! Никогда не видел такого плохого обслуживания, – сказал коммивояжер.

– Мы хотим его подвезти, – вмешалась в разговор Холли. – Имеем полное право.

– Подвезите лучше меня, – потребовал Римо.

– А вот этого не будет.

– Давай подвезем его, – сказал мужчина на переднем сидении.

– Зачем нам нужен этот сукин сын! – взорвалась Холли. – С нами едет другой мужчина, а он пусть катится ко всем чертям. Этот подонок – стюард с самолета, и я скорее провалюсь, чем позволю ему сесть в машину.

Молодой человек на переднем сидении не пытался урезонить девушку, как сделала бы ее мать, или докопаться до причины недовольств, как поступил бы отец. Не нужно ему было, как ее педагогам, и устанавливать мостик взаимопонимания.

Он поступил гораздо эффективнее. Врезал ей по зубам. И довольно сильно.

– Мы с радостью подвезем вас, – сказала Холли.

– Премного обязан, – поблагодарил Римо. – Вы, вижу, много путешествуете.

– Только по необходимости, – отозвался молодой человек.

Самолет приземлился в аэропорту Ралей-Дэрем, и молодые люди поинтересовались, в каком направлении Римо лучше ехать – к Университету Дьюка или к Чейпл-Хилл.

– Мне главное – поболтать, – сказал Римо.

– Мы тоже любим поговорить, – заверил его молодой человек.

Он провел рукой по карману рубашки, и Римо понял, что именно там находится оружие, хотя оттуда торчал только желтый платок.

Автомобиль остановился у небольшого леска, где молодые люди решили устроить пикник. Они объявили, что умирают с голода, и начали сладострастно расписывать вкус цыплят, поджаренных, с румяной корочкой, сочных крабов в соусе и тающего во рту шоколада. Римо подташнивало при мысли о такой еде, но он помалкивал, понимая, что они стараются этими разговорами вызвать у него аппетит.

Остановив машину, они вместе с Римо прошли по узкой тропинке на лужайку, где распаковали корзину с едой.

– Простите, – сказал молодой человек, сидевший на переднем сидении рядом с водителем, – можно накинуть этот платок вам на шею?

– Валяй, – ответил Римо.

Выходит, никакого оружия внутри платка не было. Платок сам был оружием. Остальные молодые люди схватили его за руки и за ноги. Платок обвил шею, затягиваясь все туже. Римо, сопротивляясь, напряг нужные мышцы. Он лежал, не двигаясь, а вся молодежь навалилась на него.

Душитель продолжал затягивать платок. Римо не шевелился.

– Ей по душе его муки. Она возлюбила их!

– Да возлюбила, как же! – возразил водитель. – Смотри, он даже не покраснел.

Римо усилием воли поднял кровяное давление, и лицо его раскраснелось.

– Вот теперь, вроде, пошло, – сказал водитель.

– Теперь Она наслаждается его муками, – снова затянула свою песню Холли.

– Но почему он не умирает? Затягивай сильней, – потребовал водитель.

Петля затягивалась все туже. На лбу фанзигара выступил пот. Суставы пальцев побелели, запястья напряглись до предела. Холли Роден ухватила за один конец румала, помогая тянуть. Теперь она действовала заодно с фанзигаром. Но демон, которого собирались принести в жертву Кали, улыбнулся, и румал разорвался пополам.

– Привет, – сказал Римо. – А теперь поговорим начистоту об убийствах и грабежах.

– Ты все еще не мертв? – удивился фанзигар.

– Не буду спорить, – сказал Римо.

Водитель в страхе бросился к машине. Римо ухватил его сначала за одну ногу, потом за другую и с силой ударил о ствол дерева, сломав позвоночник надвое. Тело дернулось и затихло.

Фанзигар открыл в изумлении рот. Когда он увидел, что стало, с водителем, его стало рвать. Тело товарища сложилось пополам – затылок несчастного касался пяток.

– Теперь уже не делают крепких людей, – сказал Римо. – Вот, к примеру, неандерталец – тот был основательный мужик. Прочный, как скала. Стукнешь неандертальцем по дереву – оно и сломалось. А этот... только взгляните. Ему уже ничем не поможешь. С ним покончено. Шмяк об дерево – и такой грустный финал. Что скажешь, ангелочек?

– Это вы мне? – спросила Холли Роден. Она все еще сжимала в руке половину желтого платка.

– Тебе, ему – наплевать – кому, – сказал Римо. – Так что же все-таки происходит?

– Мы исполняем обеты, лежащие в основе нашей религии. Это наше право, – сказал фанзигар.

– Зачем вы убиваете людей?

– А зачем католики служат мессу? Зачем протестанты поют свои хоралы? Зачем евреи исполняют канты?

– Душить и грабить – плохо, – назидательно сказал Римо.

– Это ваше мнение, – сказал фанзигар.

– Вам доставит удовольствие, если я убью вас?

– Валяйте. Да здравствует смерть!

Римо заколебался. Он взглянул на девушку. Та была так же спокойна, как и юноша. Потому-то он и не почувствовал запаха смерти в самолете.

– Валяйте, – повторил юноша.

– Непременно, – отозвался Римо. – Если вы так настаиваете, – и он швырнул юношу как куль прямо в корзину с провиантом.

– Да здравствует боль! – выдохнул юноша, испуская дух.

– Что все это значит? – спросил Римо у девушки. Холли Роден взирала на изуродованное тело. Как быстро, как легко! Раз – и человек ломается, как сухая тростинка. Она чувствовала, как тепло разливается по ее телу, а в животе что-то сладко заныло. Как прекрасно! Этот странный человек убивал быстро и легко. Ничего подобного она раньше не видела. Только сейчас она по-настоящему почувствовала вкус смерти. Та может быть прекрасной, если ее приносит могучая сила. Не ползком перебираться в вечность, а мгновенно – от мощного удара об дерево. Она взглянула на фанзигара – он распластался на земле, словно конфетная обертка.

Холли перевела взгляд на Римо. Красивый темноглазый мужчина с широкими скулами. Его пронзительный взгляд обдал жаром ее тело. Она отчаянно хотела его. Всего целиком. Чего бы от него ни исходило – смерть или жизнь. Его тело, его руки... Смерть и страсть – одно целое. Ей открылась тайна Кали. Смерть – это сама жизнь. Они едины.

Холли Роден упала к ногам Римо и стала покрывать поцелуями его стопы.

– Убей и меня, – просила она. – Подари мне смерть. Во имя ее.

Римо отступил, и девушка поползла на коленях за этой прекрасной силой, дарующей смерть. Она ползла по тропе, камни ранили ее колени, обагряя землю кровью. Она стремилась к мужчине, желая служить ему.

– Убей меня, – молила она. В устремленных на него глазах застыла мольба. – Убей меня. Во имя Ее. Смерть прекрасна.

И тут впервые в жизни Римо бежал. Он бежал с этой лужайки от чего-то, что не мог понять. Бежал, даже не зная, от чего бежит.

В аэропорту он наткнулся на Чиуна, который останавливал всех подряд, требуя подписать петицию. Но увидев Римо, старик тут же спрятал бумагу в кимоно, поняв, что случилось нечто серьезное.

До самого Нового Орлеана Чиун не позволил себе ни одного критического замечания в адрес Римо, не жаловался на судьбу, не говорил, что ему выпало несчастье тренировать белого, а когда они сошли с самолета, даже похвалил Римо:

– Хорошо двигаешься и дышишь.

– Не беспокойся обо мне, папочка. Просто мне надо подумать.

– Понимаю, сказал Чиун. – Поговорим, когда ты сам этого захочешь.

Но даже поздно вечером, устроившись в новом отеле, они не поговорили по душам. Римо лежал без сна и глядел на звезды. Чиун с беспокойством следил за Римо, а ночью убрал свои петиции в дорожный чемодан.

Петиции могут подождать – случилось, он знал, нечто более важное.