"Мечта Дракона" - читать интересную книгу автора (Гилганнон Мэри)

Глава 20

Мэлгон нервно перебирал пальцами украшенную аметистами рукоятку кинжала. Тело его ныло, и он дрожал от холода. Огонь в очаге уже почти угас, а дров, чтобы подкормить его, не осталось. Король послал Бэйлина за слугами, но пока никто не приходил.

Он глянул в сторону двери; на камнях, которыми был вымощен порог, темнели пятна крови, и потому Мэлгон быстро отвернулся. Казалось, все произошло в каком-то кошмарном сне, и только запятнанный кровью пол свидетельствовал о том, что это случилось наяву. Он ранил Рианнон, он угрожал убить ее. Леденящий шепот, твердивший о его виновности, путал и без того тяжкие мысли. Даже в самых мрачных своих фантазиях король не мог представить, каким образом его жена оказалась причастной к этим коварным замыслам. Видимо, все-таки она была жертвой, точно такой же, как и он сам. Эсилт использовала их обоих – своих ближайших родственников, чтобы соткать сложную паутину ненависти и мести.

Он с трудом поднялся на ноги. Где же Бэйлин? Почему до сих пор не вернулся? В отсутствие живого свидетеля духи, наполняющие эту спальню, вновь примут прежнее обличье и окружат его. Внезапно Мэлгон по-настоящему испугался: вот-вот Эсилт снова встанет перед ним, едва только клубящийся над очагом дым слегка уплотнится. Он оглядел комнату. Ничто в ней не угрожало ему, всюду – привычные роскошь и красота. Призрака Эсилт не было ни на живом фоне настенных ковров, которые по-прежнему переливались и мягко мерцали при дрожащем свете пламени, ни меж изящной мебели. Нет, проклятие гнездилось в нем самом, дожидаясь лишь того момента, когда что-нибудь разбудит его. Вот так же сухой хворост ждет нечаянной искры, чтобы мгновенно воспламениться.

Мэлгон вновь обернулся к двери. Можно бежать из этого помещения, найти покой в горах или на берегу океана. Но от ужаса, преследующего его повсюду, никуда не деться. Поэтому уж лучше остаться здесь и принять бой с вылезающими из темных углов призраками.

Пальцы вновь нащупали рукоять кинжала, и сразу же вспомнилась Рианнон. В тот момент он чувствовал, что просто обязан убить ее, ему казалось, что в этой жертве – его спасение. Некая темная часть его существа все еще стремилась подобным способом облегчить страдания. В конце концов, ведь не зря древние считали, что кровь, в особенности кровь девственников, – весьма сильное средство.

Мэлгон поглядел в угол, в котором стоял опрокинутый сундук. Инкрустированный крест валялся на том самом месте, где король уронил его. Этот символ христианства олицетворяет другую смерть, смерть, призванную искупить грехи всего мира. Какой глубокий смысл: люди верят, что для победы над тьмой надо убить свет и красоту! Возможно, его жестокость по отношению к Рианнон объясняется именно этим? А кто знает, если бы он не отпустил ее, если бы, держа ее и своих руках, почувствовал, как кровь и жизнь вытекают из этого молодого, нежного тела... Может, то был единственный шанс освободиться от проклятия?

Король содрогнулся. Нет, нельзя за его спасение уплатить такую дорогую цену. Подобные мысли мог внушить только сам сатана. Даже многие языческие племена начали отказываться от человеческих жертв из-за необычайной кровавости этого ритуала. Жертвоприношение выросло из страха, принуждавшего совершить жестокость, противную человеческой природе, только бы заслужить благосклонность богов. Убив Рианнон, он тем самым взял бы новый грех на душу, и только. Хорошо, что он все-таки отпустил ее.

– Мэлгон.

Король замер. Через мгновение обернулся. В мерцающих отблесках пламени показалась маленькая фигурка Гвеназет. Она словно олицетворяла собой упрямство и необычайную стойкость, подобную прочности тростника, который сгибается под ветром почти до самой земли, но никогда не ломается. Мэлгон вдруг почувствовал ужасную усталость. Гвеназет будет требовать, чтобы он оставил Рианнон возле себя в качестве жены. Но он не в состоянии сделать это, как не в состоянии и спорить с этой упрямой женщиной.

– Чего тебе надо?

– Хочу поговорить с тобой. – Мэлгон сделал протестующий жест, но Гвеназет решительно заявила: – Ну нет, тебе придется выслушать меня. Один раз ты уже напугал меня, больше не пытайся – не выйдет, и я скажу все, что считаю нужным.

– Ну говори, коль тебе надо, – холодно бросил король. – Но предупреждаю: ты меня не переубедишь.

Гвеназет сделала шаг вперед.

– Рианнон ни в чем не виновата, Мэлгон, она не причинила тебе никакого горя. Королева из последних сил стремилась уберечь тебя от страшной правды. Она даже рискнула жизнью, чтобы не родить дитя, которому грозила ненависть родного отца. Твоя жена пила какое-то зелье, лишь бы не допустить беременности. Но вместо этого нечаянно убила уже зародившийся плод. Тебе не хуже меня известно, насколько опасны подобные снадобья. Королева могла умереть.

Взор Мэлгона затуманился, он вспомнил Рианнон в окровавленном платье, распростертую вот здесь, на полу, в этой самой комнате. В тот момент он страшно испугался, подумал, она мертва. Теперь же ясно, как недалек он был от истины: королеве и впрямь грозила смертельная опасность.

– Ведь Рианнон не пощадила себя, – продолжала Гвеназет, – ради тебя самого и твоего ребенка.

– И правильно сделала, – тихо молвил король. – Наше общее дитя было бы дважды проклято.

– Проклято?! Из всех самых жалких бредней... – Гвеназет захлебнулась от возмущения, грудь ее порывисто вздымалась и опускалась. – Ты, Мэлгон, вечно носился с этим предательством Эсилт как курица с яйцом, всем и каждому являя свою печаль как самое огромное несчастье в жизни! Но большинство женщин и мужчин на белом свете познали горечь утрат и разочарования, нередко даже испили эту чашу из рук своих близких и любимых. И все-таки мир не перевернулся; все прощают и забывают. И не позволяют скорби пожрать остаток своей жизни.

– А я не могу простить и забыть, не могу, – прошипел король сквозь зубы, вторя ярости, вновь захлестнувшей его разум. – Эсилт не оставила меня в покое даже теперь, когда се пег и живых. Она нарочно замыслила этот проклятый брак.

– А ты не задумывался, для чего ей это понадобилось? Почему она так поступила? Хорошенько поломав над этим голову, я стала догадываться, что правда не так ужасна, как тебе представляется. Все говорит о том, что Эсилт любила Рианнон. Едва ли она собиралась нарочно причинить девочке боль, выдав ее за тебя замуж. Я начинаю верить, что на самом деле твоя сестра желала вам с Рианнон взаимной любви и согласия.

– Ну да, – с горечью молвил Мэлгон. – Она хотела, чтобы мы как следует полюбили друг друга, и именно потому, узнав правду, еще больше страдали.

– Ни за что не поверю, чтобы Эсилт пожертвовала родной дочерью, единственным плодом своего чрева, для такого жестокого плана.

– Так поверь же в это! – Король едва сдерживал ярость. В самом деле, что знает обо всем этом Гвеназет? И как она осмеливается защищать его сестру? Он почти кричал: – Эсилт в жизни своей не любила ничего живого! Просто не умела...

– Ты уверен? – не сдавалась женщина, продолжая надвигаться на него. – Но не ее ли сестринская ревнивая любовь так и не позволила ей уступить тебя Авроре?

Мэлгон встряхнул волосами. Он не в силах отвечать. Гвеназет слишком глубоко ковырнула застарелый нарыв. Теперь ему было тем горше, что он действительно некогда любил сестру.

– Подумай-ка об этом, Мэлгон. И вот еще что. Разве ты ничем не обязан Рианнон? Ведь ты воспользовался ее приданым, чтобы вернуть свое королевство, ты владел ее чудным телом, принимал ее ласку и заботу о твоем сыне. Неужто не чувствуешь, что за тобой должок? Не следует ли как-то отблагодарить за подаренное тебе счастье?

– Нет, – ответил он. – Этот брак построен на лжи, преднамеренной или нечаянной – не важно. Честно это или нет, но я ничего не должен Рианнон.

Теперь Гвеназет подошла к нему так близко, что он увидел, как покраснели от слез ее глаза. Черты ее лица исказились.

– По крайней мере не совершай этого... этого убийства. Ты ранил Рианнон. Она ушла из крепости, истекая кровью, в полуобморочном состоянии. Пожалуйста, пошли кого-нибудь убедиться, что с нею ничего не случилось.

– Это лишь сильный порез, – возразил король, – Ничего такого, что могло бы стать причиной смерти.

– Но наступает ночь. Волки спускаются с холмов. Умоляю, Мэлгон, позаботься хотя бы о том, чтобы ее привели домой.

По хребту у него пробежал холодок. Сможет ли он пережить чувство вины, если Рианнон найдут мертвой за стенами Диганви? Возьмет ли он на душу такой грех?

– Ну иди, – молвил он. – Пошли за нею кого-нибудь. Но умоляю всеми богами и святыми, только не приводите ее ко мне.

Гвеназет кивнула и поспешила прочь.

Снова король оказался в одиночестве возле затухающих углей. Ярость прошла, осталась лишь тошнотворная, пустая печаль; она точила его до тех пор, пока он наконец не сумел собраться со своими тяжкими мыслями.

Мэлгон быстро прошел к столу в дальнем темному углу комнаты. На старой, отполированной временем поверхности стоял бронзовый кувшин. По обыкновению, он был полон легкого вина, которое кимры покупали в Бретани. Король поднял кованый кубок, украшенный золотыми и серебряными изображениями птиц и чудовищ, и наполнил его до краев. Отпил большой глоток, потом еще. Прикрыв глаза, ощутил, как по жилам побежало приятное тепло, облегчая острую боль в сердце.

Из состояния тяжкого оцепенения его вывел грохот грома. Гроза зимой? Прежде ему случалось видеть, как молния сверкает ярким зигзагом над белоснежными холмами. И все же подобные явления были настолько редкими, что старики утверждали, что это предупреждение старого бога-громовержца Тараниса, причем предупреждение недоброе. Мэлгон вскочил на ноги. Надо проследить, чтобы в крепости все приготовили к надвигающемуся урагану.

Он вышел из спальни и оказался под открытым небом. Однако оно выглядело странно: облака казались молочно-розовыми, и этот мягкий цвет лишь изредка прорезался серебристыми зигзагами небесного огня. Дождь уже начался, но во дворе все еще царила суматоха. Собаки, лошади и люди сновали взад-вперед, и суета их, представлялось, не имела ни малейшего смысла. Мэлгон увидел, что Гарет пытается успокоить брыкающуюся лошадь. Король поспешил на помощь конюху. Когда они управились с ней и уже вели кобылу в конюшню, Мэлгон поверх гривы глянул в усталое лицо Гарета.

– Ты выезжал с поисковым отрядом? – крикнул он, чтобы перекрыть шум крепостного двора.

– С каким отрядом?

– Я же приказал Гвеназет отправить нескольких воинов на розыски Рианнон.

– Королева выходила из крепости? – Гарет, казалось, встревожился.

– Думаю, да, – отозвался Мэлгон. – Ее заметили, когда она миновала ворота.

– Но я ничего не знал, – твердо сказал конюх. Он провел лошадь в темное стойло, потом повернулся к королю: – Молитесь, чтобы они успели обнаружить ее к этому времени. Похоже, буря будет что надо. Не иначе, это дело рук самого дьявола – ведь мы едва собрали перепуганных лошадей в конюшню.

Мэлгон кивнул и пошел прочь. На землю уже пролились первые струи дождя, когда он приблизился к воротам. Борясь с сопротивлением ветра, двое мужчин отчаянно пытались справиться с тяжелыми створками, стараясь закрыть их. Мэлгон присоединился к воинам. Когда дело было сделано, король сгреб одного из них за грудки.

– Что с королевой? Удалось ее найти?

Несчастный, которым оказался не кто иной, как Элери, смотрел на своего повелителя безумными глазами.

– Но я не могу... сообщать вам такие новости, милорд.

– Какие еще новости? – Рубаха на плечах Элери затрещала. – Вы не нашли ее? Она умерла?

Элери затряс головой.

– Нет, не то чтобы совсем так... Мы шли по кровавым следам до самого пляжа, но так ничего и не обнаружили. Она словно в воздухе растворилась.

Сердце у Мэлгона сжалось.

– А вы уверены, что она пошла именно к морю, а не в лес?

Элери молча покачал головой.

– О, нет, следы кропи слишком явственны и ярки, чтобы ошибиться. Она спустилась до самого пляжа. Только вот там-то след и обрывается.

– Но ведь она могла, омыв рану, направиться обратно, в лес?

Молоденький солдат вдруг отвел взгляд в сторону. Черты его лица застыли в виде бесстрастной маски.

– Сомневаюсь, чтобы ей удалось так далеко уйти. Слишком много крови она оставила на дороге. Такая потеря обычно отнимает силы даже у крепких мужчин, не говоря уж о слабой женщине. Даже если она каким-то чудом дотащилась до леса, то волки... – Элери не успел закончить, потому что получил мощный удар в челюсть, от которого мрачные мысли, впрочем, вместе со многими другими, вмиг вылетели из его головы.

У Мэлгона заныли и перевернулись во чреве все потроха. – Так ты говоришь, что моя же... что Рианнон мертва?

– О нет, что вы, – запротестовал Элери. – А вообще-то это не моего ума дело. Я лишь докладываю вам, что поисковый отряд отозвали. Вспышки молний насмерть перепугали всех лошадей, к тому же стало слишком темно, так что ничего не увидишь даже при свете факела.

Король коротко кивнул Элери и направился к лестнице, ведущей на башню. Оказавшись наверху, ступил на дощатую площадку. Здесь неистовствовал ветер. Мэлгон сражался с ним, покуда ему не удалось наконец ухватиться за тяжелые дубовые поручни и втиснуться в одну из ниш, прорубленных в толстых бревнах специально для стрелков-лучников. Дождь к тому времени усилился, ветер почти горизонтально укладывал его потоки вдоль поверхности земли. Лицо и волосы короля быстро намокли. Смотреть стало почти невозможно. Небеса совершенно помутнели. Казалось, они, как темно-серая губка, втягивают в себя последние остатки света. Король отыскивал в сплошном тумане полосу прибрежной дороги, но так и не сумел ничего увидеть.

Новый удар грома потряс небесный свод и всю округу. Мэлгон отшатнулся внутрь башни, как только вспышка озарила окрестные холмы. За нею последовал еще один раскат, и вдруг его, подобно этой молнии, поразила ужасная догадка. Не была ли нынешняя гроза знаком неудовольствия древних богов? Может быть, это сам грозный Таранис требует отмщения за гибель Рианнон? Ведь она во многом была дочерью леса, полудиким, полуволшебным созданием. Почему бы в самом деле древним духам, коих она почитала, не призвать к отмщению грозные силы природы?

– Господи Иисусе, что с тобой, Мэлгон?

Король оглянулся и увидел на верхней ступеньке лестницы Бэйлина.

– Ты еще не слышал? – Мэлгон отбросил назад мокрые пряди волос, которые ветер упрямо швырял ему на лоб. – Элери сказал, что они не нашли Рианнон. Он думает, что она мертва.

Новая молния раскроила небосвод пополам, ярко очертив силуэт Бэйлина и высветив его черты. Он молвил сочувственно:

– Даже если она еще жива, в такую погоду ей не добраться домой. Пойдем вниз, Мэлгон. Ждать можно и у очага.

– Так ты тоже думаешь, что она умерла? Скажи, это правда?

Бэйлин заговорил так тихо и нерешительно, что король едва расслышал его слова:

– Не знаю, что и подумать. Нам обоим надо отдохнуть. Пойдем отсюда, пока нас не поразило очередной молнией или не смыло вниз потоками воды. – Воин уцепился за руку Мэлгона и потащил его за собой. – Пожалуйста, идем со мной, король.

Тот бросил последний взгляд на ближайшие различимые во мраке холмы и наконец-то позволил Бэйлину увести себя с башни.

– Я так замерз, – сказал он скорее самому себе, чем другу. – Наверное, мне больше никогда уже не согреться.

Направляя своих коней по скользкой грязной дороге, ведущей от Диганви к побережью, люди, составлявшие новую поисковую группу, то и дело переругивались. Хотя буря пронеслась мимо, дождь не унимался всю ночь и продолжился утром. Если он перейдет в снег, то дорогу подморозит, и она станет удобнее. Но сейчас не по сезону теплый ветер, дувший с моря, превращал путь в настоящее хлюпающее болото.

Они достигли, наконец, прибрежных утесов и спешились. Собаки собрались вокруг людей, беспокойно обнюхивая землю. Всадники поставили лошадей плотнее одну к другой и оставили Гарета наблюдать за ними, тогда как сами вместе С собаками принялись, то скользя, то неуклюже перебирая ногами, спускаться к прибрежной полосе. К тому моменту, когда экспедиция ступила на пляж, дождь усилился. Сквозь шум ливня и морского прибоя до людей едва доносился голос Бэйлина, отдававшего приказания:

– Идите врассыпную и принесите все, что найдете на песке.

При этих словах Мэлгон вздрогнул. Что можно было обнаружить на этом истерзанном волнами пространстве, кроме искалеченного тела мертвой Рианнон? Как ни пытался он отогнать от себя зловещие мысли, они неизменно рисовали картину останков, разбитых о прибрежные скалы и изъеденных морскими хищниками.

Когда люди разбрелись в разных направлениях, Мэлгон поглядел вверх, на скалы. В его воображении возник темный, наполненный духами лес, покрывавший другой конец долины. Ах, если б Рианнон бежала туда, вместо того чтобы спуститься на берег. Тогда бы у него оставалась надежда на то, что она жива.

Король с усилием оторвал взор от скал и побрел по песку, не в состоянии приблизиться к рокочущим бурунам – слишком уж он боялся обнаружить там что-нибудь. Вместо этого, с трудом переставляя ноги, он подошел к темнеющим на краю пляжа валунам. Здесь пронзительно и явственно к нему вернулся тот день, когда он впервые познал Рианнон. Она была так красива в утреннем свете, так ослепительно светла, так податлива... Ах, как резвилась она в морских волнах, подобная веселому сказочному эльфу! Нежное милое создание, казалось, сияло радостью, вторя радуге соленых брызг, то и дело вспыхивающей в лучах восходящего солнца. Припомнился ему и ее страх, поразительная боль во взгляде; сколько же терпения и ласк потребовалось, чтобы победить этот безотчетный ужас и завоевать ее доверие.

«Вчера я собственными руками уничтожил созданное с таким трудом», – подумалось ему. Он причинил ей боль, хотя клялся, что никогда не сделает этого, изгнал ее из своей жизни, как раз в противоположность тому, что сам же ей обещал. Чувство вины не давало ему покоя. Ярость исчезла, и теперь он ощущал только пустоту в душе и усталость.

Король повернулся к морю, наблюдая за группой, собравшейся у самой воды. По тому, как рыскали вокруг собаки и как склонились люди, словно разглядывая что-то на песке, он догадался, что им удалось отыскать нечто существенное. Мэлгон отвернулся, надеясь, что находка ничего не прояснит. Ведь если там только обрывок плаща или даже окровавленного платья, то это еще ни о чем не говорит. Рианнон могла сама разорвать одежду на лоскуты, чтобы перевязать рану. Она могла воспользоваться для этого как плащом, так и перепачканным в крови платьем, последнее даже вероятнее. Он не поверит в ее смерть, покуда не будет найдено неопровержимое доказательство того, что она не сумела покинуть пляж и укрыться в другом месте.

Когда Бэйлин отделился от остальных и направился к своему повелителю, король даже не понял, что тот несет ему нечто, покуда воин не приблизился почти вплотную и не протянул какой-то предмет. Прежде чем прикоснуться к находке, Мэлгон смахнул с ресниц застившую взор дождевую каплю. Перед ним была маленькая туфелька. Он сразу же вспомнил, как однажды принес с охоты рысь, из которой сшили эту пару для Рианнон. «Какое красивое животное, – промолвила тогда жена, гладя мягкую пятнистую шкуру, – Даже грех убивать». Но, несмотря на жалость к убитой зверюге, она приказала обшить свои новые зимние туфли рысьим мехом.

Мэлгон выжал воду из находки. Такая маленькая вещичка, такая незаметная, но преисполненная в настоящий момент столь глубокого смысла. Действительно, как смогла бы Рианнон уйти с пляжа без обуви? Дорога к лесу, усыпанная острыми камнями, весьма неудобна для ходьбы босиком, в особенности же теперь, когда повсюду стоят лужи с ледяной водой, оставленные прошедшим ливнем. Для раненой босой женщины такая задача непосильна.

– Мне очень жаль, Мэлгон. – Голос Бэйлина срывался. – Если ты прикажешь, мы будем искать, но люди промокли насквозь и уже совсем плохи, а собаки не могут взять след. Наверное, надо вернуться в Диганви и продолжить поиски, когда прояснится.

Король кивнул. Зачем понапрасну мучить людей? Теперь все равно нет надежды найти живую Рианнон, а поиски тела могут и обождать.

– Да, отправляйтесь домой.

Всю обратную дорогу воины тяжко молчали. Тишину нарушали только шелест дождя, позвякивание конской упряжи да хлюпанье копыт по лужам. Как только они добрались до крепости, лошадей сразу же отправили в конюшню, чтобы хорошенько обсушить и накормить. Всадники же, скинув одежду, с которой лились потоки воды, вместе с собаками собрались возле пылающего очага в пиршественном зале.

Мэлгона среди них не было. Он медленно брел по крепостному двору к маленькой церковке, находившейся близ его личных покоев. Дверь скрипнула под его рукой, и ударивший в ноздри запах сырости и плесени напомнил ему данный в Лландудно обет отстроить каменный храм на месте наспех сколоченной деревянной церквушки. Да, пора бы исполнить свое обещание. Он сделает это, как только сможет послать людей в старую каменоломню.

Но, несмотря на сырой запах забвения, царивший здесь, церковь содержалась не бедно. Вдоль стен горели тростниковые свечи, а па самом алтаре стояло даже несколько восковых. Правда, священника сейчас не было, но это и неудивительно. Ведь отец Лейкан скорее был учителем, чем попом. Поэтому, если не считать воскресной праздничной службы, а также случаев венчания, похорон и тому подобных событий, он проводил время вдали от храма, занимаясь мирскими делами, как-то: перепиской книг, обучением Рина да еще нескольких сорванцов.

Мэлгон нерешительно приблизился к массивному алтарю. Этот замечательный кусок кладки каменного дома был вывезен из старой римской крепости в Сегонтиуме. Возможно, там он тоже служил в качестве алтаря, хотя, конечно, не в честь христианского Бога.

Король не преклонил колен, а вместо этого разглядывал блики света, отбрасываемые камышовыми свечами на выскобленные добела стены. Зачем он пришел сюда? Ведь Бог больше не слышит его. Помыслы его чересчур отягощены ненавистью и горечью. По крайней мере здесь тихо, и тяжкие воспоминания оставляют его в покое. Запах свечей напоминал о Лландудно и о бесчисленных часах, проведенных в молитвах в монастырском храме. Там он нашел мир и покой, ту немую и слепую веру, что изгнала горчайшую боль из его души.

На звук скрипнувшей двери Мэлгон обернулся и застыл, увидев движение теней на пороге. Он уже готов был подумать, что и сюда за ним последовала Эсилт. Но тут при свете свечей блеснули медью волосы Гвеназет, и король облегченно вздохнул:

– Ты меня напугала.

– Меня ли ты боишься, Мэлгон, или это твои грехи наконец-то стали преследовать тебя?

Он снова вздохнул. Понятно. Гвеназет не оставит его в покое.

– Ну так что?.. – Домоправительница выступила вперед, Отблески пламени бросали на ее лицо глубокие темные тени. От этого Мэлгону вдруг показалось, что перед ним изможденная старуха, хотя он понимал, что это не так: Гвеназет была на несколько лет моложе его. – Ты убедился в том, что Рианнон мертва? Говорят, она утонула, ее смыло волной во время шторма. – Женщина сделала еще один шаг к королю. – Теперь все твои трудности позади, верно? Теперь, когда Рианнон так кстати исчезла.

Он не ответил, и Гвеназет подошла еще ближе.

– Скажи мне, Мэлгон, ты собираешься отдать последние почести своей королеве? Ты проследишь за тем, чтобы твои люди соблюдали подобающий траур и чтобы по ней отслужили мессу?

– Разумеется.

– Ханжа. Рианнон была далека от всего этого, она находила умиротворение в лесу и в горах, брала силу духа в живой природе, в запахе дождя и ветра. Она принадлежит старым богам, старым обычаям.

– Ты права, но у нас нет языческих жрецов. Я могу лишь попросить Талиесина сочинить песню о ней, чтобы воздать должное ее нежной душе и древней вере.

– Но ты даже не отправишь никого к ней на родину, чтобы сообщить о ее смерти соплеменникам? – продолжала издеваться Гвеназет. – Не привезешь сюда бригантских воинов, чтобы они рвали на себе волосы и оплакивали ее?

– Этого я не могу. Сама знаешь, не Могу.

– Но почему же? – Теперь Гвеназет стояла вплотную к королю. Он до мельчайших подробностей видел ее сверкающие глаза и резкие морщины, прорезавшие усыпанный веснушками лоб. – Может, боишься, что развалится политический союз, едва только бриганты узнают, что Рианнон погибла? А вдруг они проведают, что она умерла от твоей руки? Какой расплаты могут потребовать бриганты за убийство своей принцессы?

– Я заплачу им, – устало сказал Мэлгон. – Я заплачу, сколько они запросят, даже если мне придется разориться совсем. Только не прежде осени. Во имя будущего Гвинедда нам необходимо еще одно мирное лето.

Гвеназет отступила на шаг. Внезапно она утратила весь свой запал.

– Теперь все равно. Ничто не вернет Рианнон. И если уж рассказать тебе всю правду, то она вовсе и не была никакой бригантской принцессой. Успокойся. – Она пристально взглянула на короля своими золотисто-зелеными глазами. – А ты не знал этого, ведь не знал? Фердик не был отцом твоей жены.

– Что такое?

– На смертном одре он сказал ей не только правду о матери. Он объявил, что не является ее отцом. Фердик поведал, что родителем Рианнон был ирландский раб.

– Раб?

Глаза Гвеназет недобро прищурились.

– Тебе же прекрасно известно, что за тварь была твоя сестра. От этой хищницы не ускользнул бы ни один мужчина. Фердик заявил, что отец Рианнон был еще совсем юным мальчиком. Я думаю, что из всего сказанного об Эсилт до бедняжки лучше всего дошел рассказ об этой грязной связи, и именно он сильнее всего пошатнул ее веру в прекрасную добрую фею, которую она так любила.

Мэлгон отступил, на шаг назад.

– Но я не желаю слышать о грязных делишках сестры.

– А вот теперь представь себе, каково было Рианнон. Всего лишь в одном коротком разговоре с умирающим она узнала о том, что является не только дочерью женщины, которую всей душой ненавидит ее любимый муж, но, к тому же, ее незаконной дочерью, зачатой от презираемого всеми раба во время безудержной оргии. – У Гвеназет задрожал подбородок, и она отвернулась. – Удивительно еще, что она тут же не сошла с ума. Но она была сильной женщиной, хрупкая маленькая Рианнон. Она заставила себя вытерпеть все это, Я думаю, она справилась бы с чем угодно, потому что любила тебя... и верила, что ты тоже ее любишь.

– Наш брак был основан на сплошной лжи, – возразил Мэлгон, – Ты не смеешь обвинять меня за то, что я испытал отвращение, узнав, кто такая Рианнон. Выйдя из чрева Эсилт, она унаследовала ее испорченную кровь.

Гвеназет вновь оказалась возле короля, лицо ее исказилось от боли.

– Да как же ты мог, Мэлгон? Как ты посмел выгнать ее? У Рианнон нет никого на всем белом свете. Она абсолютно одинока.

– Верно, – ответил он. – У Рианнон никого нет, и я тоже отверг ее. Но собственная мать предала ее еще раньше. Эсилт виновна в гибели своей дочери, а не я.

– Глупец! – Глаза домоправительницы вспыхнули, она замахнулась словно для того, чтобы дать ему оплеуху, но лишь потрясла в воздухе крепко сжатым кулаком. – Рианнон любила тебя! Разве ты так и не понял?! Она могла сделать тебя по-настоящему счастливым, ее любовь способна была излечить даже такого, как ты! – Она безвольно уронила руки. – Но конечно, где тебе понять такое. Ты совсем ослеп от своей злобы. Все последние годы, ты только и думаешь о каком-то несуществующем древнем проклятии, в которое не верит никто, кроме тебя самого.

– Но это правда, – упрямо возразил Мэлгон. – И не может быть никакой надежды на любовь между мной и дочерью Эсилт.

– Так тебе необходимо проклятие? – Насмешливый звонкий голос Гвеназет чистым эхом разнесся по маленькой церквушке. Звук показался королю столь зловещим, что его снова охватил страх. – Что ж, будь по-твоему. Я проклинаю тебя, Мэлгон. Обрекаю тебя на одиночество и тоску до конца твоих дней.

Он тупо смотрел, как Гвеназет отвернулась и быстро зашагала прочь, как распахнула дверь и остановилась на пороге. Внутрь ворвался влажный ветер, и от него сразу заколебались огоньки свечей. Напоследок домоправительница бросила через плечо:

– Между прочим, я ухожу из Диганви. Не знаю, может, ты и не уволишь Элвина, но независимо от того, поедет ли он со мной или нет, моя служба у тебя закончена. Поутру я соберу своих детей и отправлюсь к отцу в лланфаглонскую крепость.

Когда фигура Гвеназет исчезла из дверного проема, Мэлгон поспешил закрыть за нею дверь, чтобы дождь и ветер не проникали в церковь. Захлопнув тяжелую створку, он прислонился к ней спиной и тяжело задышал. Глупость какая! Она никогда не имела никакой магической силы и никак не была связана с миром теней. И все же он не мог унять дрожь и долго трясся как в лихорадке.

Яростная речь Гвеназет эхом отдавалась в его голове, а в душе воцарилась беспросветная тьма. Он твердо зашагал обратно к алтарю, опустился на колени и принялся молиться.