"Гордые сердца" - читать интересную книгу автора (Роджерс Мэрилайл)

Глава 2

— Взяли заложника? Боже правый! — Недоверие в голосе Уилла сменилось сдерживаемым гневом. — Ну и зачем? — Он нетерпеливо провел пальцами по густым волосам, казавшимся еще чернее из-за мелкого дождичка, постоянно моросящего сквозь сплетающиеся над головой ветви.

Король Джон недавно умер, и те, кто поддерживал его наследника, все еще не определились в своих позициях, поэтому заложник будет скорее помехой, чем помощью. Вот почему людям, ежедневно несшим дозор по всему Уилду, было приказано никого не брать в плен.

— Нам нужно золото, чтобы продолжать наше дело, — сердито ответил Харвей, понимая, что предлог слишком слабый, чтобы оправдать его действия.

— Ну ладно, — согласился Уилл, обратя взгляд темных пронзительных глаз на своего давнишнего сподвижника. — Но как бы она нам ни была нужна, уйдет слишком много времени, чтобы потребовать и получить выкуп, а у нас нет ни подходящего жилища для узников, ни лишних людей для их охраны! — Он сопроводил свои слова острым взглядом сквозь голубые тени сумрака на жалкий приют, скрывающий непрошеную заложницу. С ветхого сооружения обвалилась глиняная обмазка; было видно, что из-за такого плачевного состояния его давно покинули люди, живущие теперь в более ухоженных домах неподалеку.

Все, что скажет его предводитель, Харвей знал заранее, когда принимал явно неразумное решение привезти девушку сюда. Поступок Харвея, несомненно, раздражал Уилла, так как на его лице не было даже проблеска всегдашнего насмешливого выражения, свидетельствующего, что он находит мир и все, что в нем существует, большой шуткой. Чувствуя себя все более достойным упрека, Харвей ковырял кончиком сапога яркий узор из опавших листьев. Со слепой яростью он рассматривал получившиеся сочетания желтого, оранжевого и красного.

— Я без колебаний убиваю подонков, грабящих нашу землю, как они того заслуживают. Но… я обнаружил, что не могу убить женщину благородного происхождения, — робко признался он.

— Женщина? — Уилл был явно удивлен. Он долго стоял неподвижно, как скала, затем стремительно бросился через лужайку между опушкой леса и ветхой хижиной. Он никогда не поверит, что это правда, пока собственными глазами не увидит доказательства.

Когда дверь широко распахнулась, Касси услышала отчаянное биение своего сердца. Ее испуганный взгляд встретился с мрачными глазами огромного человека, полностью заполнившего дверной проем, после чего немедленно упал на забрызганную дождем юбку. Ничего не поняв из услышанного, она, однако, различила гнев в его немного хриплом, но все же бархатистом голосе.

Гнев воплощался в возвышающейся, как башня, фигуре, стоящей в дальней стороне маленькой хижины — и тем не менее так близко!

Так это правда! Уилл окинул взглядом облаченную в шелк нелепую фигурку, сидящую на груде полузаплесневевшей соломы. Правда, но все-таки невероятно. Нескончаемый мелкий дождь просачивался сквозь продырявленную соломенную крышу, образуя лужицу на земляном полу. Леди, теперь лишь пленница в лачуге, усердно оберегала от дождевых капель свое сапфировое платье. Уловив дрожание густых ресниц, Уилл заметил, что она тайком посматривает на него, и медленно улыбнулся ей.

Поняв, что попалась, Касси покраснела и впилась глазами в ошеломляющую улыбку своего врага. Напоминая себе о фамильной гордости, которую поклялась не уронить, Касси выпрямилась, подняла подбородок и заставила себя смело встретить его дерзкий взгляд, невзирая даже на то, что не смогла не покраснеть самым глупым образом.

Уилл распознал в своей пленнице необычайно робкое существо, обладающее, однако, достаточным мужеством, чтобы встретиться с ним с глазу на глаз. Ее поза была исполнена гордости, и все же тесно прилегающий плат и вуаль обрамляли до невероятности уязвимое лицо, украшенное, как бриллиантами, расширенными от испуга аметистовыми глазами, полными поразительной ясности.

Уилл улыбнулся, но настроение его окончательно испортилось. Принадлежа к английской знати, но, порвав с ней с тех пор, как началось нашествие французов, он взял на себя задачу держать Уилд непроходимым для захватчиков. С самого начала он был полон решимости, держать под своим контролем местность и сделать ее непроницаемой для любого, кто осмелится даже приблизиться к ее границам. Теперь перед ним встала непредвиденная дилемма: он поклялся уничтожать всех французских захватчиков, но гораздо раньше дал себе клятву по-рыцарски вежливо обходиться со всеми француженками благородного происхождения. Его дурное настроение усугублялось тем, что, будучи честным, по натуре, он не позволял себе упрекнуть Харвея за то, что тот привез сюда женщину, взвалив на него бремя забот о ней. Больше всего его мучил неразрешимый вопрос, что же с ней делать?

Темные глаза изучали ее так долго и так усердно, что нежные, как лепестки, щеки Касси еще больше порозовели. Инстинктивно защищаясь, она еще выше вздернула подбородок и в ответ на откровенный интерес подвергла его столь же критическому осмотру. Выше любого из известных ей мужчин, с черными, как ночь, волосами, крепкого сложения, одетый в простую кольчугу поверх рубахи из домотканого холста, он заполнял собою всю комнату. Действительно, он был потрясающе красив — именно таким она представляла себе прославленного английского рыцаря Уилликина Уилдского. Такое совпадение поразило ее, как внезапный удар молнии. Именно он, а не старший мужчина, украдкой смотрящий через его широкое плечо, и есть Уилликин!

— Она не говорит по-английски, — прошептал Харвей у него за спиной, как будто имело значение, если бы девушка услышала его: ведь она, во-первых, не понимала ни слова, а во-вторых, была их пленницей.

— Кто вы, мадемуазель? — спросил Уилл по-французски. От легкого удивления, вызванного словами, которые шепнул ему Харвей, уголки его резко очерченных губ слегка приподнялись.

Сверхчувствительной Касси намек на насмешку в его дерзкой улыбке показался доказательством того, что, по его мнению, ей чего-то недостает. Под его волнующим взглядом она почти лишилась присутствия духа. В ней окрепло убеждение в своем физическом несовершенстве, над которым много лет грубо подтрунивали ее старшие братья; сейчас же что-то во взгляде рыцаря снова разбередило старую рану. Братья все еще видели в ней толстоватого ребенка, а она уже представляла собою нечто иное, чем просто круглолицую девочку. Ей давно уже было известно, кем они считают ее — слишком малорослой, чтобы уравновесить излишне закругленные изгибы ее тела, и ни в коем случае не обладающей ивовой грацией, которая, как они не переставали утверждать, и является воплощением настоящей женской красоты. И что еще хуже, очевидную неприязнь к ней этого прекрасного английского рыцаря ей было еще труднее вынести, так как он вызывал в ней совершенно противоположные чувства.

— Я Кассандра Гавр. — Отчаяние, позволяющее ей сохранить рискованную внешнюю браваду, сорвало с языка резкий ответ, подсказанный гораздо более отважной леди, живущей внутри нее. — А вы, полагаю, Уилликин — убийца моего отца! — Дерзкий ответ удивил Касси даже больше, чем его. И все же гордость за свою внезапную смелость придала ей достаточно мужества, чтобы подавить овладевавшее ею желание умолять могущественного рыцаря о пощаде. Если учесть все случившееся, ей больше нечего терять, и она может не унижаться перед человеком, который, по-видимому, непоколебимо владеет собой, своим миром и ею!

Уилл еще шире улыбнулся, заметив неожиданно отважный вызов со стороны явно робкого кролика, — а она и была мягким, как шелк, кроликом, полной и нежной добычей для волка, которым он мог бы стать при иных обстоятельствах. Несмотря на видимые опасения, она осталась перед ним твердой, что удавалось лишь немногим французам, с которыми он близко имел дело. Им в основном он внушал почти ужас — печально-известный защитник Уилда. Да, у робкого кролика острые и хорошо спрятанные зубки, а храбростью, которую, должно быть, так трудно проявить столь робкому существу, она вызвала к себе уважение Уилла, хотя никто никогда так легко его не завоевывал.

— Я сэр Уильям Кеншемский, — подтвердил он, медленно кивнув и сделав два шага вперед.

Неслышно сглотнув, Касси всеми силами пыталась освободиться от его чар. Как смела она подумать, что ей нечего терять, когда она высоко ценит свою жизнь и добродетель, которой не дерзнет поступиться ни одна незамужняя девушка?

— Не я виновен в смерти вашего отца… — Уилл замолчал, и его лицо стало твердым и непроницаемым, как гранит. — Но всех иноземных захватчиков, посмевших нарушить границу английской земли Уилда, убивают по моему приказу.

У Касси перехватило дыхание от этого спокойного признания. В его словах слышалась угроза, заставившая ее побледнеть. Может быть, и она тоже «иностранная захватчица»? Стараясь не выдать свой ужас перед ним, она не позволяла страху сломить ее хрупкую оборону, уверяя себя, что легкое дрожание рук, крепко сжимавших мягкий шелк платья, вызвано скорбью о потере отца.

В детстве она редко видела и едва знала таинственную личность, именовавшуюся ее отцом, а повзрослев, обнаружила, что у нее очень мало причин любить этого непоколебимого человека, направлявшего ее будущее, невзирая на ее надежды, страхи и мечты. И все же она любила его и искренне оплакивала крутые перемены, которые принесет семье его смерть. Ничего, что ей понадобится ночь и почти целый день, чтобы смириться с неизбежным фактом его кончины и осознать новое положение ее брата Анри как хозяина Бевуаля. Ее возрастающая паника, должно быть… нет, точно была скорбью, может быть, печалью по поводу неопределенного будущего, но безусловно не была страхом перед возвышающимся над ней могучим человеком. Он был большим — даже огромным, и хорошо сложенным. В ее пристальном взгляде скользнуло восхищение.

«Он внушает тебе ужас, — безжалостно издевался внутренний голос. — Он обладает не только силой и властью, но и легко привлекает тебя».

Ее благородное лицо резко побледнело, от этого отважно подавляемый страх, окрасивший ее глаза в глубокий цвет амарантового дерева, стал еще заметнее. Уилл неожиданно понял, что хочет утешить и даже защитить ее. От кого? От себя?

— Ваши соотечественники могли бы сохранить свою жизнь, оставшись в родных местах, — пробормотал Уилл, словно оправдываясь, чего, как он чувствовал в глубине души, у него не было причин делать. Раздосадованный не только собственной неоправданной реакцией на печаль девушки, но и безрассудством ее отца, он молча задал себе вопрос: что за сумасбродство заставило этого человека привезти дочь туда, где идет война.

Касси терзали те же мысли.

Слезы святых! Она оказалась здесь не по своей воле. Более того, хотя мужчины невысоко ценят мнение женщин, она всегда считала нашествие на Англию бесполезным делом. Ценой которому, конечно, будет множество французских жизней. Но те из немногих мужчин, которых она знала, казалось, находили кровопролитие хорошим занятием.

— Пойдемте со мной, — приказал он. Что бы там ни было, она не может дольше оставаться в этом не достойном убежище. Он согнулся, чтобы выйти в низкую дверь.

«Что он намерен со мной делать?» Касси покусывала нижнюю губу, чтобы она стала поярче, а тем временем у нее из головы не шли слухи о том, как грубоватые англичане поступают с французами. Она неподвижно наблюдала, пока человек, захвативший ее в плен, не остановился в ожидании. У нее не оставалось выбора, как только подчиниться. Она встала, собрала все свое мужество и приготовилась следовать за ним.

В тот момент, когда он повернулся, чтобы посмотреть, идет ли она за ним, она опустила взгляд на пол лачуги, надеясь отвлечься от дурных предчувствий. Хижину освещал слабый свет, падавший через те же дыры в крыше, в которые проникал и дождь, превращая земляной пол в толстый слой грязи с лужами нечистой воды. Она пошла вперед, аккуратно обходя лужи, чтобы уберечь элегантные козловые туфельки. Эта бесполезная затея была обречена на провал, но отвлекала ее от страха, который мог превратить ее в существо, трясущееся под твердым взглядом черных глаз.

Наблюдая за осторожными движениями колеблющейся девушки, Уилл цинично улыбнулся. Он разделял предвзятое мнение своего благородного дядюшки Гаррика о женщинах знатного происхождения, большинство из которых — за счастливым исключением Нэссы, жены Гаррика — эксцентричны и слишком хорошо умеют принимать во внимание лишь свое собственное благо. Это мнение не изменилось от значительного опыта встреч с несколькими из них — с женщинами, находившими его более чем достойным однодневного флирта, но его происхождение и перспективы недостойными того, чтобы разделить с ним будущее. С его точки зрения, не было ничего удивительного в том, что с первого взгляда в открытую дверь ее лавандовые глаза расширились от удивления.

Придя в ужас, Касси резко остановилась. Земля за порогом представляла собой трясину, перейти через которую она могла ценой испорченных туфель и подолов шелковых юбок. Одна часть ее сознания разумно говорила ей, что по сравнению со всем случившимся это не так уж и важно, особенно если учесть, что дождь уже нанес ущерб платью, а грязь с пола лачуги засохла у нее на ногах. И все же, хотя она долго сохраняла самообладание, в течение часов напряженно ожидая в жалкой, убогой лачуге, последняя капля переполнила чашу ее терпения.

Ужас Кассандры Гавр при виде заболоченной полянки только усилил досаду Уилла на то, что прекрасная леди находится здесь. Уилд не место для таких женщин! И тем более для француженок!

— Ох! — Возглас Касси прозвучал испуганным писком. Пристально разглядывая грязную траву, омываемую маленькими ручейками, превращающимися в пруды с коричневой жидкостью, она забыла о стоящих рядом мужчинах и оказалась не готовой к тому, что Уилл вдруг поднял ее и прижал к своей широкой груди. Инстинктивно крепко ухватившись за него, она разглядела его лицо вблизи — ужасная ошибка. При таком тесном объятии его физическое совершенство стало еще более заметным. Она должна отвернуться, действительно должна отвернуться, прежде чем он заметит ее постыдное изумление. Должна — но не смогла! Ее лицо мгновенно залилось краской.

Уилл ощутил мягкий запах лаванды, и это невольно привело его в восхищение. Она далеко не первая женщина, в которой он вызывал подобные чувства. В этом не было ничего особенного даже для тех, кто считал себя гораздо выше его по происхождению. Он рано научился контролировать как свою, так и их реакцию. Уилла невольно шокировало его немедленное ответное чувство к мило прильнувшей к нему женщине. И в то же время он почувствовал непреодолимое желание прижать к своему жесткому торсу ее соблазнительно мягкие формы.

Черные волосы до плеч едва шевелились от малейшего движения его головы. Он не может позволить и не позволит любой женщине — и тем более этой знатной девушке, не готовой к встрече с противником — отвлечь себя от важных военных дел или даже от мыслей о том, что же делать с нежелательной заложницей. Однако холодной логике не удалось остудить жар, зажженный в нем стыдливой прелестницей. Он опустил взгляд на свою ношу, и его холодные глаза загорелись. Когда он пронзил ее своим взглядом, Касси особенно сильно осознала его силу: ей показалось, что золотые огни манят ее в черные, бархатные заводи, в которых она, скорее всего и утонет. Однако больше всего ее пугал тот неоспоримый факт, что ее тревога уступает место опасному трепету. Его медленная, чувственная улыбка лишила ее силы и способности мыслить разумно.

— Предсказания нашего Уилликина сбываются! — гордо провозгласил дразнящий голос. — Мы уже знаем, что ни один француз не сможет противиться его могуществу. Но сейчас мы видим доказательство того, что французские женщины даже еще больше уязвимы перед его смертельными чарами! — Журчащий смешок сопровождал эти слова.

— Да, — присоединился к подшучиванию другой. — Но мы всегда знали, что он очаровывает дам, он всегда этого хотел. Он славен или скорее печально знаменит своими победами! — Упоминание о хорошо известной репутации предводителя вызвало неудержимый хохот.

Добродушное подтрунивание этих людей, пришедших с ним, отрезвило Уилла и заставило его прекратить «нежности» с врагом. Он посмотрел на своих людей, из которых ни один не был связан кодексом рыцарской чести. Они ясно видели, что ничто не может помешать ему отомстить этой захватчице соответственно ее полу. Губы, несколько мгновений назад изогнутые в улыбке, способной расплавить женские косточки, твердо сжались, чтобы подавить поток непристойных шуток, хитрых взглядов и жестов, вряд ли двусмысленно описывающих женщину у него на руках.

Хотя Касси и не поняла ни одного слова, она ощутила в них грубый юмор, чем они, в сущности, и отличались. К своему отвращению, она еще более покраснела. И даже сгущающийся мрак близкого вечера слишком слабо защищал ее от любопытных глаз. Не отдавая себе отчета, Касси спрятала лицо на широком плече своего хозяина.

Уилл медленно, нарочито строго по очереди взглянул на каждого из своих людей.

Имей Касси присутствие духа, чтобы бросить взгляд, она бы увидела его глаза, ставшие похожими на черный лед. Взор его был так холоден, что мог бы заморозить любое живое существо. Словно в доказательство этого, доселе смеявшиеся люди затихли и исчезли.

Оставшись наедине со своей ношей, Уилл повернулся и зашагал по узкой тропинке к едва видимому деревянном домику на дальней стороне поляны. По меркам Уилда этот дом был прекрасен, но в сравнении с ее родовым замком это была просто лачуга. Уилл сам выбрал себе место для жилья здесь, а не в огромной крепости и никогда раньше не стыдился сего почтенного жилища. За то короткое время, что они были вместе, эта нежелательная заложница не однажды, сама того не зная, вызывала в нем стойко сдерживаемые ответные чувства, а теперь даже и сомнения в правильности избранного им образа жизни. Уилл раздраженно широко распахнул дверь и буквально пробежал через большую комнату нижнего этажа.

Всегда страдая из-за своей полноты, Касси была уверена, что, неся ее, этот смелый рыцарь утвердится в своем невысоком мнении о ней; и тут ощущение его гнева, обволакивающего ее так же тесно, как и его руки, сменились внезапным страхом.

Она прикусила губу, подавив панический крик. Он намерен бить ее? Или замыслил кое-что похуже? Откровенно грубые насмешки его людей усилили тревогу, и она не находила никакого утешения в том, что он пресек их подтрунивания. Ведь это только привело его в еще более мрачное настроение.

Неожиданно осознав двусмысленность своего положения — на руках у мужчины, держась за его широкие плечи, — она поспешно опустила руки и сделала попытку освободиться из невольных объятий. Боясь за свою добродетель, как могла она позволить себе податливо оказаться в руках человека столь сильного, что он нес ее, как пушинку?

Решительно глядя на стены, на пол, куда угодно, только не на него, Касси смутно различила камин во всю длину комнаты. В этом не было ничего удивительного для нее, она просто не понимала, как необычна такая роскошь в подобном жилище.

Твердые шаги по деревянным ступенькам эхом отдавались в пустом доме, когда рыцарь спокойно поднимался по угловой лестнице на верхний этаж. Желая справиться с хаотическими мыслями, Касси заставила себя тщательно и придирчиво осмотреть обстановку дома во всех подробностях. По бокам коридора, разделяющего этаж, располагались две двери. Это говорило о том, что на этаже всего две комнаты. Ее хозяин распахнул правую дверь и резко опустил свою ношу. Касси сразу же повернулась к рыцарю спиной и, почти застыв от мрачного предчувствия того, что может последовать за этим, слепо рассматривала комнату, словно это было очень важно.

Еще более раздосадованный неоправданным страхом девушки перед тем, кто обращается с ней лучше, чем заслуживает любой французский непрошеный гость, Уилл отступил назад, ненароком закрыв дверь. Услышав хлопок, Касси решила, что осталась одна. Она уронила тяжелые веки и глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Сняв в некоторой мере напряжение, она начала изучать свою новую тюрьму. Освещаемая лишь лучами предвечернего света, косо падающими сквозь закрытые ставни двух окон, комната сама по себе заслуживала внимания. В ней было не четыре угла, а три. Изящные брови моментально нахмурились. Затем она поняла, что странной комната получилась оттого, что коридор по диагонали разделял квадрат верхнего этажа на треугольные половины. Действительно странно.

В спартанской обстановке комнаты не было ничего, кроме грубого сундука, простого табурета на трех ножках и тюфяка из домотканой материи, набитого соломой и лежащего прямо на голом дощатом полу. В комнате были свои недостатки, но все-таки Касси чуть заметно улыбнулась и пожала плечами: по крайней мере крыша не течет и нет грязи.

Уилл не мог видеть выражения ее лица и принял молчание Касси за пренебрежение. Он еще тверже стал на ноги и подбоченился. Мысль о том, что эта непрошеная гостья нашла изъяны в его доме, не оценила его гостеприимство, заставила Уилла насторожиться и пожалеть, что он отнесся к ней столь заботливо.

К своим тридцати семи годам он обладал достаточным опытом и слишком хорошо знал, что в большинстве своем все леди любят комфорт, так что поведение пленницы его почти не удивило. И конечно же, это никоим образом не могло уколоть его, как, впрочем обычно ничто и никто.

— Не блестящее жилище для леди, но все же лучшая камера, чем того заслуживает любой иностранный захватчик.

Касси быстро повернулась, испуганная тем, что этот слишком привлекательный рыцарь все еще поблизости.

В отличие от крошечной хижины эта комната была достаточно просторной, и все же одними своими размерами он, казалось, делал ее меньше. Испуганная, Касси отступила, споткнулась об относительно мягкий тюфяк у себя за спиной и растянулась на нем. То, что при этом пострадала только ее гордость, ничуть не помешало яркой краске смущения залить ее лицо.

При виде взволнованной девушки, нарушившей правила внешнего приличия, за которые она все еще слабо цеплялась, и лежащей на тюфяке в ворохе шелковых юбок, Уилл широко улыбнулся, и на его хмуром лице, как молния в грозовом мраке, мелькнуло веселое удивление.

Падение резко ослабило узел головного платка Касси, выпустив тем самым на волю копну черных, как смоль, волос. Смахнув со лба спутанные пряди, и отчаянно пытаясь сесть, она не переставала думать о том, что упала в ноги этому сокрушительному человеку, как будто распростерлась от восхищения — что было недалеко от истины, — тогда как по его надменной улыбке явствовало, что ему достаточно польстили и больше ему ничего не нужно.

Уилла охватило неожиданное побуждение протянуть руку и пощупать, так ли мягко темное облако ее волос, как кажется. И что еще более поразительно, ему захотелось извиниться за свое удивление, которое она явно сочла смешным.

Пытаясь скрыть свою зачарованность, реакцию, которую он, возможно, нашел бы неприятной со стороны столь малопривлекательной женщины, к тому же врага, — Касси пролепетала слабое предостережение:

— Не подходите ко мне, вы… вы… разбойник!

Уилл был уверен, что безошибочно догадался, какие чувства скрываются за восхищенным взглядом фиалковых глаз, почти неотрывно смотрящих на него. И все же тревога в сочетании с замешательством в ее взгляде снова вызвали у него раздражение. Господи, что, она думает, он намерен делать? Изнасиловать ее? Он только хотел утешить выбитую из колеи женщину, поэтому этот ужас перед насилием показался ему забавным. Комнату огласил взрыв смеха.

Касси съежилась от страха при неожиданной реакции Уилла на ее предупреждение. Если он находит ее попытку защитить себя столь забавной — какой бы слабой она ни была, — то, возможно, он без всяких угрызений совести подчинит ее своей воле, какое бы направление ни приняли его желания. Звук ее сильно бьющегося сердца почти заглушил его смех.

Глазами, быстро потерявшими теплоту, Уилл рассматривал распростертую перед ним женщину, чей страх, как беспощадное наступление ночи, подавлял дневной свет других эмоций. Да она и впрямь ожидает от него самого худшего, — но чего же еще от него ожидать, когда он так гордится той ужасной репутацией, которую снискал у французов? Как она может знать, что, сражаясь безжалостно, он, однако, никогда не причинил вреда ни знатной леди, ни любой другой женщине; никогда не нарушал рыцарский кодекс, полагая несоблюдение его признаком слабого человека.

Его людям, не воспитанным на кодексе, может быть, и простительно ожидать от него физического насилия и победы над слабым врагом. Но ей, с ее явно благородным происхождением, это непростительно. Мысль, что именно это юное создание считает его рыцарем без чести, пришлась ему не по вкусу.

Губы Уилла скривила усмешка. Неразумно разочаровываться из-за того, что она не думает ничего хорошего о человеке, гордо провозгласившем себя ее врагом.

— Вам нечего меня бояться… — Когда он говорил, ему в голову пришла новая тактика необъявленной войны со своей противницей. Быть может, поддержание необоснованных страхов возымеет большее действие, чтобы держать ее пленницей — и тем не менее на расстоянии руки. — Нечего бояться, пока вы ничем не вызовете моего гнева.

В его кривой улыбке было нечто интригующее, а сардонический блеск черных как ночь глаз усилил опасения Касси, и ее бледно-лиловые глаза стали аметистовыми.

Когда тяжелая дубовая дверь действительно закрылась за ушедшим мужчиной, она разозлилась на себя за неспособность скрыть тревогу и на него — за его веселое изумление. Утешаясь тем, что ее злость вызвана просто неуклюжим падением и последовавшим за ним замешательством, она села, чтобы привести себя в порядок. Ее одолела тоска по дорожным сундукам, оставшимся в повозке. Будь они под рукой, она могла бы переодеться во что-нибудь более подходящее для этой обстановки. Ее практичная натура быстро отвергла все бесполезные мысли. Что будет, то и будет. Придется довольствоваться тем, что есть.

Касси встала, расправила юбки и пробежала пальцами сквозь густые черные шелковистые пряди волос. Поверив, что осталась на ночь одна, она не стала надевать чепец, а заплела волосы в тяжелую косу. Придерживая рукой тонкие кончики невплетенных локонов на шее, она потянула золотую цепь, пока та не упала с шеи. Какое-то мгновение она держала цепь перед собой на весу и бесстрастно par сматривала это ожерелье — подарок ее нелюбимого жениха Ги. Это была богатая безделушка, но слишком кричащая, на ее вкус, как символ собственности человека, которого она считала средоточием всех неприятных черт, тучного, распутного и жестокого — нелюбимого. У нее не было причин чувствовать себя виноватой в том, что превратила драгоценное украшение в заурядную вещицу, поддерживающую прическу. Опустив сверкающую цепь, онаначала монотонными движениями обвивать ее вокруг толстого каната своих волос.

Ни один мужчина не видел волосы Касси расплетенными с тех пор, как далеко не счастливые дни ее детства остались позади. Она выросла, обладала богатством и привилегиями, но в эмоциональном отношении всегда была обделена. Ее холодных родителей очень мало заботило простое счастье дочери, и они не оставили у нее ни малейших сомнений в том, что она — их печальное разочарование. С утра до вечера ее жизнью управляли сначала несколько нянюшек, затем пожилые компаньонки. Задиристые братья и мальчики из знатных семей, присланные на воспитание к ее отцу, были почти единственными мужчинами, с кем она общалась, и даже они никогда не видели, как ее волосы свободным каскадом падают до колен. Ни один мужчина — пока этот рыцарь по имени Уилликин не позабавился тем, в какой беспорядок пришли ее волосы и она сама! Живое воспоминание о его бессовестной насмешке особенно больно задело ее.

Когда она закончила закручивать громоздкие звенья в достаточно прочную петлю, способную удержать вес ее волос, дверь распахнулась. Она подняла глаза и увидела, что завоеватель снова господствует во всей комнате. Так он говорил неправду, уверяя, что у нее нет причин бояться его?

Касси глубоко вздохнула и в следующий момент испугалась, что сделала это слишком громко, выдав тем самым свою тревогу. «О, — внутренне посмеивалась леди Кассандра, — неужели на меня так действует присутствие этого человека с его порочной красотой?» Вероятность последнего лишь усилила ее смущение. Заметив вновь нахлынувшую на нее тревогу, от которой ее глаза расширились настолько, что, казалось, заняли все лицо, Уилл нетерпеливо бросил на тюфяк связку одежды из домотканой материи. Затем он прошел вперед и поставил на сундук поднос с ужином, на котором, кроме еды, была и единственная сальная свеча.

— Шелк в Уилде бесполезен. — Пристальный взгляд черных глаз пренебрежительно скользнул по прекрасному платью, изрядно забрызганному дождем. — Кроме того, вы не привлечете ничьего внимания! — К своей досаде, он осознал, что и в домотканом платье она будет точно так же походить на леди — леди, которую настоящий рыцарь обязан обеспечивать и защищать.

От мысли, что он ее презирает, считая непривлекательной, Касси закусила губу, но усилием воли заставила себя смотреть прямо в ответ на его пристальный взгляд. Что она еще могла поделать, не находя ответа на его утверждение? Сказать ему, что она носит шелк не по своей воле? Ах! Явно обреченное дело. Он никогда не поверит, что она достаточно практична и предпочла бы для подобной обстановки более прочное платье!

— Вот, — сказал Уилл, махнув рукой в сторону мятого коричневого платья. — Это скромное одеяние я одолжил у Эдны. — Он поморщился. Она не знает Эдну, и в этом, конечно, не было необходимости.

Нет, это неправда. В такой маленькой военной деревне — да, по-настоящему, вовсе и не в деревне, к тому же Эдна здесь единственная женщина, — нет никакого сомнения, что она вскоре узнает эту грубую женщину. Это правда и потому, что стареющая Эдна, немногословная и скупая на улыбки, давно настаивала на том, чтобы посвящать значительное время заботе об Уилле и его доме. И это несмотря на то, что в Уилде было полно мужчин — и живущих здесь постоянно, и тех, кто приходил и уходил в определенное время. Эдна взвалила на себя обременительную заботу всегда держать достаточное количество еды, чтобы удовлетворять их непредсказуемые потребности.

Уилл пожал плечами, пытаясь развеять туман, которым эта девушка окутала его обычно ясные мысли.

— Как бы то ни было, — грубовато добавил он, — у вас нет выбора, как только носить ваши тоненькие туфельки и смириться с тем, что они вскоре будут погублены. — И правда, они уже выглядели испорченными.

Касси была не в том положении, чтобы просить отдать ей дорожные сундуки, и знала это. По крайней мере, утешала она себя, знание этого, а не трусость помешало ей задать вопрос. Она должна быть благодарна святым за то, что эти люди проявили благожелательность и дали ей немного больше, чем она ожидала.

Опустив глаза, она кивнула и повернулась, чтобы взять ворох унылой домотканой одежды. Это было простенькое платьице с высоким вырезом, окаймленным тонким кожаным шнуром.

Выросший в большой крепости Тэррент, Уилл много раз встречался с подчас вероломными представителями баронских сословий и их семьями. Он быстро понял, что, хотя они и принимали его общество в силу благородного происхождения его дяди, в их глазах его происхождение и сомнительное будущее делали его недостойным более близкого знакомства. С ожесточенностью, свойственной юности, он решил отомстить им по-своему и больше, чем ему хотелось бы, тратил времени и энергии на постельные приключения с их неверными женами и легкомысленными дочерьми.

Он никогда не насильничал и не поступал против их воли. Нет, они сами искали его, без всяких усилий с его стороны.

Наоборот, как только он обнаружил, что любовными победами завоевал уважение дворян, никто из которых не верил, что в них замешаны их близкие, охота потеряла привлекательность.

Оставив женщин, он обратился к смертельному искусству войны и принял вызов жизни в этом густом и отдаленном лесу, где менее всего ожидал встретить женщину высокородную. Как бы то ни было, она здесь — и останется у него до тех пор, пока им не заплатят сполна за все беспокойства, которые она причинила им.

— Предупреждаю вас честно… — Одной ногой стоя в коридоре, он оглянулся через плечо. — Не пытайтесь убежать от меня! — Мрачные насмешливые глаза изучали ее с головы до ног. Этот робкий кролик, с ее шелками и отвращением к грязи, вряд ли способен на столь отважные поступки, но ее мужество удивило его еще раньше. Всегда разумнее не полагаться на случай, но так она скорее убедится в невозможности побега. — Уилд и все, что в его пределах, принадлежит мне, и здесь вас найдут прежде, чем вы успеете далеко уйти.

Дверь зловеще захлопнулась.