"Убийственные болоньезе" - читать интересную книгу автора (Демина Нина)

Глава восьмая

Браско готов был откусить себе язык, но сейчас главное не показать своего замешательства. Он широко улыбнулся и потрепал Камилиери по плечу.

— Мой юный друг, никому не позволено отпускать шутки о моем бизнесе, но себе я разрешаю. Так что прошу не путать мою шутку с оговоркой.

— Вы так серьезно сказали об убийстве…

— Еще бы, я отлично играю в покер, может, составите компанию? Мы играем по пятницам с одиннадцати вечера, приглашаю.

— Спасибо сеньор Браско, извините меня, эта история выбила меня из колеи.

Камилиери встал, крепко пожал протянутую Браско руку и вышел из кабинета. Браско сел в кресло, ладонью руки охватил лоб и закрыл глаза. Черт. И надо такому было случится, именно с ним, Джеронимо Браско, и именно тогда, когда невероятно удачно складываются дела и налажены связи, урегулированы все финансовые потоки.

Счета Браско пополняются день ото дня, но по иронии судьбы, в один прекрасный миг эта пирамида может рухнуть и погрести Джеронимо Браско под своими обломками.

Сокрытие преступления, соучастие, пусть и косвенное, в убийстве, хранение трупа и укрывательство преступника и улик. Витторио предупредил его о том, что перед убийством Ризио был задержан дорожной инспекцией за превышение скорости, имел неосторожность предложить взятку, но так презрительно, что разозленные его наглостью инспектора составили акт о попытке дачи взятки должностному лицу. Как некстати, теперь Ризио пришлют повестку в суд, и за неявку объявят розыск.

Придется подтирать за этим говнюком! Подключать высшие чины и заминать дело.

Пока не поздно. Витторио ежедневно докладывает о его преследовании сумасшедших девиц. Молодец, ни разу не ошибся в своих выводах, сразу предсказал их маршрут.

Осталось лишь принудить их заключить договор. Или… Может, вернее будет… «Ах, как не хочется пачкать руки! Да и девица хороша, жалко в расход, люблю строптивых!» В дверь кабинета постучали. Сердце Браско сделало скачок, и тревожно забилось.

Надо привести себя в порядок. Кроме Витторио, никто не знает о соучастии Браско, бояться нечего.

— Сеньор Браско! — послышался голос управляющего.

— Да-да, — ответил Браско.

Управляющий приоткрыл дверь, и приглушенно сообщил:

— К вам полиция.

«Гранд Чероки» плыл по широким проспектам Ангельска. Тина выслушивала криминальную историю с участием ее закадычных подруг. Виолетта старалась не перебивать Ладу, ведь главным действующим лицом была она, но иногда вносила поправки, чтобы история стала похожей на правду. Ладу слегка заносило — по ее версии, итальянец был безумно в нее влюблен, но тогда какого же черта он хотел расплатиться ее телом со своим кредитором?

Лада живописно рассказывала, как она чуть было не умерла от страха, когда Джованни обнаружил ее в кухне. Как не ожидала от любовника боксерских хуков, но когда дело дошло до убийства, Лада смешалась, сказала, что все происходило как во сне, что не помнит, как ударила его ножом, как порезала руки, видела только расплывающееся пятно алой крови на рубашке Джованни и кровь, капающую с порезов на ладонях.

— Боже мой! Бедная Ладка! — ахала Тина. — Как ты это все пережила?

— Говорю же, была как во сне!

— Да еще и под кайфом, эта сволочь Джованни, царствие ему небесное, пристрастил ее к кокаину, — вставила Виолетта.

— Шутишь? — переспросила удивленная Тина.

— Нет, всю дорогу проспала, а когда не спала, трясло как осиновый лист, и брюзжала как старый дед.

— Ветка, хватит представлять меня как законченную наркоманку! — вскипела рассерженная Лада.

— Я на тебе крест не ставлю, но считаю, что курс лечения ты пройти должна, — твердо ответила Виолетта.

— Уж лучше курс лечения, чем твоя геологическая экспедиция, — зло рассмеялась Лада. — Представляешь, Тин, наша супермодель убеждена, что лучшим прикрытием для нас будет экспедиция.

— Она не так уж и не права, — ответила Тина.

— И ты? — злилась Лада и вдруг предложила. — Может, бросишь свое кино и рванешь вместе с нами?

— Я бы с удовольствием, в качестве смены обстановки. Но у меня школа, с первого сентября начинаю занятия в девятом классе.

— Не поздновато ли? — ехидно спросила Лада.

— Учиться никогда не поздно. Вет, — обратилась Тина к Виолетте, — а у нее и в правду характер испортился. У нас есть частная клиника, недешевая, но ради здоровья подруги и собственного спокойствия никаких денег не жалко, да и те я из Бернса вытрясу.

— Подумаем над этим, Тина, а сейчас мы куда направляемся? К тебе нельзя.

— Не ко мне. К одному молодому человеку. Живет он правда далеко от центра, но в данном случае это удача.

Тина вырулила на широкую улицу, среди пятиэтажек которой высилась современная жилая высотка, окруженная узкими стрелами кованой изгороди, во въездных воротах шлагбаум и будка охраны. Тина опустила стекло и обратилась к охраннику:

— Вас должны были предупредить, мы к Давиду Коткину, пятьдесят девятая.

Охранник нажал несколько кнопок на пульте, поднял шлагбаум, и Тина проехала на стоянку.

— Выходим, — скомандовала Тина. — Лада, твою сумку возьму я, спрячь ладони в рукава джемпера.

Лада кивнула в ответ. Быстро темнело. На стоянке зажглись фонари на невысоких тонких ножках, стилизованные под старину. Парадное сияло чистотой, а зеркало лифта отразило уставшее лицо Виолетты и сосредоточенное Лады.

— Мы похожи на уродин, — буркнула Лада, поправляя пряди волос.

— Отродясь не проводила за рулем столько времени, — пожаловалась Тине Виолетта, — кажется, усну на ходу.

— Не спать, — подбодрила их Тина, — еще душ и ужин.

— Слава тебе, господи! — воскликнули путешественницы.

Она бежала узкими улицами какого-то неизвестного ей старинного города, расстояние между растрескавшимися стенами древних строений становилось все меньше и меньше и вскоре превратилось в щель, и острые края разрушенных веками камней цепляли одежду и царапали кожу. Дикий страх толкал ее дальше, она задерживала дыхание в надежде протиснуться сквозь западню к свету, тонкому как игла, прошивающая края каменных одеяний. Она становилась такою же узкой, вытянутой вверх в своем стремлении, и не чувствовала своих членов, лишь высокий навязчивый звук, напоминал ей, что плоть ее на грани разрыва. Она перевела дыхание и снова устремилась вверх, дальше от того ужаса, что настигал ее и звучал в ушах диким фальцетом. Голова ее на жирафьей шее протиснулась сквозь острые, как ячейки терки, края плоскости и вынырнула на поверхность.

Лада открыла глаза, скинула с себя колючий плед, отмахнулась от надоедливого комара, мучившего ее своим писком, и, опустив ноги на пол, села на постели.

Постелью для нее послужил диван в гостиной. Как человеку, проведшему за рулем много часов и не сомкнувшему глаз, Виолетте определили более удобную постель в гостевой спальне. Она нащупала ступнею вельвет мужских тапочек, окунула туда озябшие ноги, стянула со стула мужскую рубашку, пахнущую утюгом и едва различимым запахом мужского одеколона. Запах ей понравился. Пошаркав в полумраке гостиной и раскрыв шторы, она увидела редкий горящий свет окон дома напротив и решила, что на дворе уже ночь. Этот ужасный сон! Вряд ли получится снова уснуть, но поймать назойливого комара надо обязательно! Счастливая Ветка, дрыхнет и не заботят ее никакие проблемы, а тут! Надо бы поискать хозяйскую аптечку, вдруг повезет?

С этой мыслью Лада вышла из гостиной и увидела свет из открытых дверей столовой.

Стараясь тише шаркать великоватыми тапочками, она заглянула в просторную комнату, разделенную на собственно кухню и небольшую столовую. Молодой человек в пижаме стоял около огромного холодильника и большими глотками пил молоко из высокого стакана.

— Не спится? — невинно спросила Лада.

От неожиданности молоко выплеснулось на пижамную куртку и юноша, захватив пальцами рукав, стал яростно тереть ее, похоже не зная как реагировать на приход незнакомки в рубашке на голое тело.

— Ох, простите, я не думала, что напугаю вас. Вы ведь знаете, что у вас гости?

— Да, конечно, — наконец проговорил он. — Тина Андреевна попросила принять вас… на несколько дней.

— Это, наверное, ваша рубашка? — спросила Лада и, специально, что бы смутить его подернула ее за ворот, в разрезе из расстегнутых пуговиц мелькнула смуглая грудь.

Давид сглотнул и, не сводя глаз с Лады, проговорил:

— Моя, и тапочки…

— Мы вас, кажется, раздели, — хихикнула Лада, забавляясь ситуацией, и протянула Давиду руку. — Меня зовут Лада, Лада Кренникова.

— Давид Коткин, — представился юноша и пожал протянутую забинтованную ладошку.

— Мою спящую подружку зовут Виолетта, она известная модель, — зачем-то приврала она, стараясь понравиться, — утром познакомлю вас, она красивая,…блондинка.

Вам нравятся блондинки?

— Да, — брякнул Давид и замолчал.

— Какая жалость! Сколько раз в своей жизни я пожалела, что не родилась блондинкой, но вы сами видите, как смешно бы выглядела, вздумай я покрасить волосы.

— Вы очень красивы, — выдохнул Давид, все еще держа в руках стакан с недопитым молоком.

— Ветка самая красивая из нас, — с уверенностью сказала Лада.

— Красивее Тины Андреевны? — спросил искренне изумленный Давид.

— Ах, вот оно что! Вы влюблены в Тину!

— Нет, нет, — запротестовал он, — я просто считаю ее красивой женщиной.

— Бедняжка, вам придется трудней, чем Парису, завтра мы посмотрим, кому вы отдадите первенство! — Лада забавлялась его смущением. — Ну, раз вы такой радушный хозяин, то, может быть, найдете из чего можно соорудить сэндвич? — спросила она.

— Да, да, — заторопился Давид и поставил стакан на столешницу, — сейчас я сделаю…

— Давайте так, — предложила Лада, — сэндвичи я сделаю сама, а вы пока принесете, что-нибудь выпить… не молочное. Ну, так как?

— Шампанское?

— Не тот случай, — и тут же осеклась, — за наше знакомство, конечно, подойдет и шампанское, но в наших широтах любят напитки покрепче.

— Коньяк, виски, водка.

— Дама выбирает водку. А вы молодой человек?

— Я пью молоко.

— Вы пили молоко, — Лада вылила остатки молока в раковину, взяла поданную Давидом бутылку «Столичной» и разлила ее по высоким и узким стопкам. — А сейчас мой друг, разрешите мне вас так называть, мы с вами выпьем на брудершафт.

— На брудершафт?

— Чтобы наша начавшаяся дружба была крепкой, как эта самая водка, — проговорив тост с грузинским акцентом, Лада, притянула Давида за пижамный рукав и поцеловала его в губы.

Он пах молоком и тем понравившимся Ладе одеколоном, которым благоухала ее рубашка. Губы его были по-детски мягкими, Лада снова коснулась их, но теперь уже кончиками пальцев.

— Нежные… — проговорила она.

Давид смотрел на ее черные, как нефть, с необычным разрезом глаза, на ее тяжелые прямые волосы и изогнутую линию губ.

— Понравилось? — осторожно спросила она, мужчины в ее жизни никогда не вели себя так, как этот мальчишка, они не упустили бы случая, идущего к ним прямо в руки.

А этот, похоже, не знает, что бывает после поцелуев.

Давид промычал нечто нечленораздельное, и она снова поцеловала его, но это был не просто поцелуй двух незнакомцев, Лада положила руку на грудь Давида и прижалась к нему соскучившимся по ласкам телом. Ее губы не отпускали мужские, и она почувствовала, что он стал отвечать ей и его висевшие вдоль тела руки, наконец-то легли на ее талию. Она, не прерывая поцелуя, чтобы не дать ему опомниться, взяла его ладони и положила на свою грудь. Давид вздрогнул, но рук не отдернул, и сначала не давал им свободы, но когда согрелся ее теплом, то рискнул пошевелить пальцами. Лада наградила его легким постаныванием, и он осмелел. Лада уже ощущала его физическую готовность, но еще беспокоилась о моральной. Она отпустила его губы, поняла его сожаление и, запинаясь, предложила:

— Может… покажешь мне… свою комнату?

— Комнату? — переспросил Давид и, увидев ее кивок, добавил. — У меня там беспорядок…

— Я не буду смотреть на беспорядок, — пообещала Лада.

— Лада… — почти кричал Давид, но она зажала его рот ладонью. Она подняла голову, освободив его из своих горячих губ, и пробежалась ими по его животу, содрогнувшемуся, будто от боли, по левому соску, покрывшемуся тут же гусиной кожей.

— Лада… — прохрипел Давид в ее пальцы.

— Тс-с, Давидик, — она успокаивающе погладила его по голове, по лбу в испарине.

— Лада… — выдохнул он в ее волосы, — как я раньше мог жить без тебя?

Теперь она поглаживала его плечо тонкими стеблями пальцев, нежно поцарапывая кожу кончиками ногтей. Давид стиснул ее сильными руками, подминая под себя и нетерпеливо раздвигая ее ноги своими коленями. Она впустила его, забросила руки на его взбугрившиеся плечи, обвила упругие ягодицы смуглыми ногами и немного подтянулась вверх. Давид задвигался быстрее, все увеличивал расстояние между своей грудью и прыгающими сосками Лады, так что она, уронив руки с его плеч, раскинула их на простыне и сжимала тонкую ткань в своих ладонях.

— Лада… — Давид резко сгреб простыню под ее выгнувшейся спиной и посадил ее на свои влажные бедра, уткнулся лицом в ее маленькую грудь, обнимая ее спину дрожащими руками.

— Ну что ты, что ты, — прошептала Лада, — весь дом разбудил…

Он не мог поверить в происходящее, эта невероятно красивая девушка спала в его постели, закинув руку на его грудь. Из-за этого он боялся дышать, вдруг она проснется, и уже в утреннем свете обнаружит, что это он, Давид, а ни какой другой мужчина, коих в ее жизни, он предполагал, было много. Наверное, раскованные, неотразимо обаятельные, жутко удачливые и журнально-красивые. Он, Давид, пока этих качеств не приобрел. Женщины говорили ему, что он симпатичен, мил, но ужасно стеснителен, по поводу всего, что касается взаимоотношений между полами. Вот и Тина Андреевна заметила, что он совершенно неопытен, а проще «девственник».

Она пообещала ему заняться его сексуальным просвещением и, сама того не ведая, свое обещание выполнила. Боже, откуда он мог знать, что просьба Тины Андреевны приютить ее подруг обернется для него невиданным экспериментом. Он сошел с ума, когда разрешил Ладе делать с ним все, что взбредет ей в голову! А девушка она одаренная, с изощренной фантазией, но единственная мысль отравляла Давидово счастье, что эти немыслимые касания, движения, и позы были привиты ей кем-то, к кому сейчас он так неистово ревновал. Странно, но от этих вроде бы неприятных мыслей он возбудился и лежал скованный своим напряжением и этой практически невесомой ношей, рукой прекрасного создания.

На следующий день, ожидая звезду в гримерной, Давид мучительно раздумывал, открыть ли Тине Андреевне обстоятельства, побудившие его преступить черту гостеприимства и в первую же ночь сделаться любовником его гостьи? Но не зная, как начать эту щепетильную тему, стушевался и промолчал.