"Убийственные болоньезе" - читать интересную книгу автора (Демина Нина)

Глава вторая

— Мы жили в маленькой квартирке, снимаемой для нас агентством. В доме было несколько квартир подобной нашей, все занимаемы девушками, приехавшими из других стран. Четыре девушки в двух комнатах. Две чешки, полька и я. Они явно на нас экономили. Модели из стран восточной Европы привыкли к таким условиям быта.

Немки и француженки жили напротив, в доме выше уровнем, с консьержем и подземным гаражом. Целыми днями мы были на съемках, то на натуре, то в павильонах, показы, портфолио, все это тебе известно. Но как только мы появлялись дома, наши квартиры осаждали целые армии поклонников красоты. Итальянцы не давали нам прохода, присылали цветы и записки, обещали золотые горы. Ты же знаешь, что около моделей всегда крутятся личности любящие этот круг, молодые и не очень мужчины желающие проводить вечера в обществе красивых девушек и обязательно моделей. При заключении контракта, мы были предупреждены насчет подобных связей, о необходимости иметь безупречную репутацию, но наши хозяева не позаботились оградить нас от шквала предложений, ведь если бы у нас были такие условия, как в доме напротив, у наших дверей не толпились бы поклонники, и риск соблазна был бы гораздо ниже. Это я к тому, что некоторые из нас не устояли. Платили нам немного, а в Милане множество бутиков, безумное количество модных тряпок, и нам хотелось всего и сразу. Первой сдалась полька. Моя соседка по комнате, Агния, Агнешка. Ее кавалер приезжал за ней на такси, каждый вечер клубы, шампанское. У нее появились драгоценности, красивые и дорогие вещи. Мы откровенно завидовали. Она смеялась и говорила, что не будь мы такими трусихами, все бы нашли себе спонсоров. Чешки, Маргита и Лина, держались вдвоем, им было проще. Я же оставалась одна. Агнешка не раз звала меня развеяться, но я и правда трусила.

Одним грустным осенним вечером, сидя на жесточайшей диете, я не выдержала и согласилась на уговоры Агнешки, выслушав ее уверения, что от шампанского ни грамма не прибавиться, и мы направились в модный миланский ночной клуб. Приятель Агнешки, бизнесмен среднего возраста Клаудио, познакомил меня со своим родственником, то ли братом, то ли сватом Серджио. Он мне не понравился, был немного полноват, развязен, к тому же слюнявил пальцы, отсчитывая купюры. Я заподозрила его в прижимистости и не напрасно. Он тут же предложил мне стать его любовницей, но пожаловался, что он не такой богач, как Клаудио и не сможет делать мне таких подарков, как Агнешке. Я рассмеялась, и он очень удивился, что русская девушка так разборчива. По его словам, я должна быть счастлива, что он одаривает меня своим вниманием. Я чуть не влепила ему затрещину. Агнешка очень извинялась передо мной, она не ожидала, что родственник Клаудио «такая свинья».

Несмотря на инцидент, мое сознание уже было отравлено атмосферой общего веселья и богатым окружением, с легкостью швырявшим деньги на удовольствия. Я стала приглядываться к мужчинам, караулившим нас около дома. Я выбирала себе любовника по дорогой машине, по качеству костюма, по увесистому перстню, ведь заглянуть в его кошелек я не могла. Мне нужен был богатый любовник. В конце концов, я сделала выбор. Шанти. Шандор Дестри. Наполовину венгр, наполовину итальянец.

Пятьдесят. Много, но детки миллионеров здесь не отирались. Богат, но не скряга.

Имел любовницу, проживающую в нашем доме, но она вернулась на родину. Шанти не стал выискивать новых идей, и пошел проторенной дорожкой. Модели нравились Шанти.

Шанти нравился моделям. Если бы ни я, рано или поздно его кто-нибудь подобрал бы.

Он был мил и непосредственен. Внимателен и нежен — то, что я искала. Наш роман протекал плавно, мы проводили вечера вместе, причем мое мнение учитывалось. Для интимных встреч Шанти снимал номера в отелях средней руки, где не проявляют особого любопытства к гостям, но, клянусь, я не знала, что у него больное сердце, и что перед нашими свиданиями он принимает средства повышающие потенцию. Во время очередного оргазма у Шанти случился сердечный приступ, я испугалась, я не хотела, что бы Шанти умер, и попросила персонал отеля вызвать неотложку. Ну и шума мы наделали в маленькой гостинице! Вместе с неотложкой портье вызвал и полицию. На всякий случай, если гость умрет. Слава богу, Шанти не умер. Но полиция прокачала мои данные по всем каналам, и это дошло до руководства агентства. Я нарушила несколько пунктов своего контракта, и меня попросили уехать. Они просто расторгли контракт, заплатили мне выходное пособие и выдворили из страны. Шанти лежал в больнице, я навестила его, он был огорчен обстоятельствами моего отъезда, но ничего предложить мне не мог. Ну, не жениться же на мне, в самом деле! Вот так закончилась моя карьера за границей. Жаль.

Случай.

— Вот это да… — только и могла промолвить Лада.

Нынешнее утро было похоже на все предыдущие, хотелось спать, от голода свело желудок, и от выпитого в клубе шампанского трещала голова. Каждое утро Лада клялась, что, закончив дела, непременно направится домой и ляжет в постель. И больше никогда не будет принимать свои маленькие таблеточки! Но когда запас их истощался, ее охватывал панический ужас. «Меня выгонят из агентства! Мне нечем будет платить за дорогую квартиру!» Пусть сейчас они с Виолеттой платят пополам, но тогда у нее не будет денег внести свою половину. Ветка счастливая, проживает на денежки своего итальянца, накопленные в Милане — хранит в банке, спит до полудня, не торопится в кабалу. Правда и то, что Ветка по клубам не шляется, поужинает с Маурицио и домой. Эх, не то, что Ладка — до утра на танцполе в окружении молодых мужчин, пытающихся напроситься на завтрак в ее постели. Да и денег уходит на развлечения немало. Что ж Ладке так не везет! Ни тебе богатого любовника, ни хорошего контракта. «Эх, жизнь моя жестянка! Ничего не попишешь, где тут мои маленькие таблеточки?» Виолетта вошла на кухню, когда Лада заливала кипятком ложку быстрорастворимого кофе. Запах пережженных кофейных зерен щекотнул ноздри, так что дрогнули подправленные косметологом крылья носа Виолетты.

— Как ты пьешь эту бурду! — обращаясь к Ладе, она передернула плечами от отвращения.

— Некогда варить молотый, каждая минута посвящается сну. Я побежала, — она со стуком поставила чашку на столешницу и вышла в холл. Виолетта вышла следом.

— Ладка, прекращай таскаться по клубам! Так невозможно, ты убьешь себя. Не думаешь о здоровье, подумай о карьере. Через год тебя не возьмут ни в одно приличное дефиле.

— Ветка, посмотри на меня, — попросила Лада, — мои глаза сияют, свежий цвет лица, божественная фигура. О чем ты?

— О том, что ты наркоманка. — Виолетта замолкла, раздумывая, продолжать ли, но все же продолжила. — Я уверена, если не примешь таблетку, не наложишь килограмм косметики, то будешь страшна, как смертный грех.

Надевавшая туфли Лада, распрямилась и вспыхнула до корней волос, цвета вороньего крыла. Это было заметно, даже под слоем пудры. Виолетта смутилась.

— Конечно, это твое дело, — сказала она молчавшей Ладе и ушла в кухню.

Несколькими минутами позже, разгневанная Лада возникла на пороге.

— Тебе Ветка легко рассуждать, тебе все дается прямо в руки, а мне за любую мелочь приходится стоять на коленях. В полном смысле этого слова. — Ладка сунула руки в худенькие бока и стала наступать на Виолетту. — Тебя-то в Москву пригласили, а я для того, что бы остаться здесь работать, обслужила чуть ли не всю администрацию агентства, да еще и рожу воротили. Видишь ли, я толстая. Так что, на таблетки я села не сама. Жизнь меня на них подсадила.

— Прости, но обвинять меня в том, что мне попросту везет, не справедливо, — вставила слово Виолетта. — Я твоя подруга, и хотела тебе помочь, извини, если обидела.

Лада как-то сникла, огонь в раскосых глазах померк.

— Я что, действительно такая страшная? — спросила она дрожащим голосом.

— Тебе надо прекратить загонять себя в угол, — Виолетта подошла к подруге и обняла ее за плечи. — Отоспись, не ходи на кастинг. Вечером поужинаем с Маурицио, мы так мало общаемся, несмотря на то, что живем вместе. И таблетки… Пока не поздно, брось.

— Без них я чувствую себя неуверенно, будто голышом.

— Чувство уверенности вернется, если ты поймешь, что тебе они не нужны.

— Ох, Ветка, умеешь ты убедить. — Лада прижалась к Виолеттиному плечу и зажмурила глаза от удовольствия. — Ладно, никуда сегодня не пойду, высплюсь, приведу себя в порядок.

— Вот и умница. Я договорюсь с Маурицио об ужине. Не будешь возражать, если он пригласит приятеля?

— Свидание вслепую? Это интересно.

Виолетта увлекла Ладу в комнату, плотнее задернула шторы и, чмокнув ее в щеку, удалилась на кухню.

Джованни Ризио был доволен, ему нравились раскованные девушки, а эта русская такая милашка, и внешность у нее необычная. Дальний восток! Полчаса назад он с удовольствием наблюдал, как девушки в сопровождении Маурицио вошли в зал ресторана, как склонился в поклоне старый черт Браско, владелец «Джоконды».

Скучающий Джованни оживился, увидев красивых, и выглядящих по-европейски, девушек. Они познакомились. Подобострастный женолюб Браско прислал в подарок бутылку отличного шампанского, и ужин начался. Беседа была непринужденной, блюда великолепными, шампанское дорогим. Девушка раскраснелась, ее бокал быстро пустел, но внимательный Джованни не допускал, чтобы бокалы на столе пустовали. Смех ее стал громче, подруга Маурицио с досадой смотрела на «китаянку», как окрестил ее Джованни, глазами требуя вести себя приличней. «Китаянка» знаков не замечала. «Надо продолжить знакомство и пригласить ее куда-нибудь одну, — думал Джованни — Подруга Маурицио слишком добропорядочна, вон какою букою смотрит на Леду, или как там… Ляду. Пожалуй, предложение самому проводить красавицу не найдет отклика, да и Маурицио говорил, что девушки живут вместе. Но не мать же она ей, возьму номер телефона, а там дело техники. Завтра же будет моею».

Джованни старался взглядом передать, как девушка ему нравиться, и она не без удовольствия смотрела на симпатичного брюнета с римским профилем, словно выбитым на монетах времен древней империи. Тонкие, полупрозрачные, как стебли одуванчика, пальцы девушки касались столовых приборов, льняной салфетки цвета благородного бордо, но Джованни, наблюдая за ней, представлял, что ее пальцы касаются его кожи, и в явь ощущал их нежные прикосновения. Он был возбужден. Он желал ее. Что бы как-то усмирить свою страсть, он прикасался к ее легкой открытой туфельке заостренным мысом своих франтовских ботинок.

Подруга Маурицио, красивая блондинка, ничем не отличалась от коренной жительницы Милана и бойко говорила на их родном наречии. «Китаянка» отмалчивалась, и Джованни, в отличие от Маурицио говоривший по-русски, стал ее единственным собеседником. Он врал ей, как скучает вдали итальянских берегов, как напрасно искал родственную душу способную сократить часы скуки и украсить его досуг, не очень яркий здесь, в Москве. Оказывается «китаянка» любительница проводить вечера в клубах! В Милане он тоже любит встречаться с друзьями в шикарных клубах, хвала мадонне, он может себе это позволить.

Он с удовольствием отметил, что его слова о достатке произвели на нее должное впечатление, очевидно девочка не избалована деньгами. Золотая безделушка, вечер в клубе и у него в руках рычаги, которыми он будет манипулировать ею, превращая девушку в сексуальную рабыню. Не окажет ли она ему неоценимую услугу, познакомив с развлечениями ночной Москвы? Получив утвердительный ответ, Джованни радостно поцеловал прохладные тонкие пальцы, задержав их дольше обычной любезности, красавица, отдернув в недоумении руку, легко царапнула его верхнюю губу ухоженным розовым ноготком. Невидимая постороннему глазу отметина, придавала его губе статус «освященной ее касанием». Он с жадностью проводил по ней языком, испуская флюиды самца вышедшего на охоту за самкой. «Китаянка» принимала его сигналы. «За ней часто ухаживали, она принимает это как должное. Отказа не будет» — решил Джованни. По случаю вашего согласия быть моим гидом, предлагаю обменяться визитными картами. У вас нет карты? Прошу вас, запишите на моей карточке номер вашего телефона. Благодарю вас и смею заверить, что не буду злоупотреблять вашей благосклонностью. Как мило. Как грустно, что вечер заканчивается. До свидания. Дружеский поцелуй в гладкую щеку.

Джованни унес с собой тонкий запах ее пудры, обжигающую царапинку на губе и воспоминание о тонких руках прикасавшихся к нему с неиспытанной в настоящей жизни нежностью.

Она прошла в ванную комнату, на ходу сбрасывая туфли, платье и белье. Скорее в душ, скорее смыть следы прикосновений Маурицио. Он не был ей противен, но она привыкла освобождаться от чужих следов на ее теле, сразу, как только покидала своих любовников. Она не понимала, как можно спокойно засыпать, когда твои губы, руки, волосы пахнут другим человеком, кожа сохраняет тонкую высохшую пленку выделений чужого тела. Ее любовник пытался убедить Виолетту, что это наивысшее наслаждение ощущать присутствие возлюбленной, даже если она уже покинула твое ложе. Виолетта не поняла. Маурицио сказал, что никогда Виолетте не стать хорошей любовницей, слишком она брезглива. Виолетта усмехнулась. Зачем ей быть хорошей любовницей? Это скорее распространяется на мужчин, она же позволяет себя любить, готова терпеть чужие губы на коже, чужой орган в ее лоне, но как только заканчивается срок любви, увольте, сразу в душ и никаких проволочек! Она, не торопясь, наносила розовый гель на влажное тело. Душ, принятый в номере Маурицио, не принес облегчения, она все еще ощущала запах его одеколона.

Завернувшись в теплый махровый халат, она приоткрыла дверь в комнату. Проникший свет открыл ей вид на не разобранную, пустующую постель Лады.

— Дьявол! Куда она подевалась? Неуправляемая девица. Не могла осадить этого наглеца Джованни, он просто ел ее глазами, да и выпила прилично, хохотала на весь ресторан над его плоскими шутками. Не с ним ли она улепетнула?

Московские агентства предпочитали экзотическую внешность, в виду явного перебора европейских лиц. Большим спросом пользовались бурятки, казашки, миловидные татарочки и прочие национальности когда-то огромной страны СССР. Внешность Лады устраивала администрацию агентства, но в последнее время к ней стали пристальней присматриваться в виду ее изможденного вида. Когда Лада с опозданием влетела в кабинет линейного менеджера, то удостоилась разгневанного взгляда.

— Это неприемлемо, — выразил свое мнение молодой, но уже опытный менеджер.

— Прошу прощения, трафик. Толенька, ты же знаешь какие нынче в Москве пробки.

— Зная это, я выезжаю на час раньше, что и тебе советую. Лада в последний раз я прикрываю твое опоздание. Быстро в примерочную.

Лада выразительно чмокнула воздух и быстро зашагала к шумному вытянутому в длину помещению с большими светлыми окнами. Галдели все. От дизайнеров и моделей, до автора коллекции с громкой фамилией Халтурин. Несмотря на двусмысленное значение его фамилии, работы мастера были великолепны, и каждая уважающая себя модель старалась попасть в число участниц показа. Шла генеральная репетиция, и каждая модель должна была показать свое мастерство. Лада быстро исчезла в водовороте лиц и ярких цветов тканей. Ее немного мучила совесть, за то, что она не сдержала слово данное Виолетте. После того, как подруга и Маурицио, пожелав ей спокойной ночи, отправились в гостиницу итальянца, она не смогла заставить себя лечь в постель и отправилась в клуб. Результатом явился четырехчасовой сон, похмелье и таблетки. Все как всегда. Ветка смотрела на нее с укором, но больше ничего не говорила. «Что толку, все равно бы не послушала!».

Несколько часов заняло наложение макияжа, прическа и пять дефиле. В этой круговерти она ответила на звонок вчерашнего нового знакомого. Джованни Ризио, тридцатилетнего бизнесмена и любителя миланских ночных клубов.

— О'кей, Джованни. Вечер у меня свободен. Нет, за мной заезжать не надо.

Встретимся на Проспекте Мира, у «Цеппелина».

«Частный аэроклуб Цеппелин» один их самых модных и престижных ночных клубов Москвы. Не зря Лада дружила с обслуживающим персоналом клубов, для прохода в Цеппелин ей понадобился всего лишь звонок. В Цеппелине действует строгий фейс-контроль, предпочтение отдается владельцам клубных карт и знаменитостям. Она хотела ошеломить Джованни роскошью и комфортом Цеппелина. Джованни понравился клуб, похожий на многоуровневый дирижабль. За зеркальной дверью открывался вид на огромный танцпол, оглушительно звучала музыка хаус. Лада похвасталась Джованни, что присутствовала на выступлении Fatboy Slim, в одно из его недавних посещений Цеппелина. Они танцевали, пили коктейли и отужинали в черно-бежевом ресторане Цеппелина, отдыхая от громкой музыки танцпола. Снова танцпол, от выпитых Маргарит и Дайкири кружилась голова, но Джованни был свеж и, по-видимому, настроен танцевать всю ночь. Лада уже утомилась и предчувствовала, что завтра не сможет встать в положенное время. Она пожаловалась Джованни, что, к сожалению, не может сопровождать его всю ночь, сославшись на усталость, но Джованни подмигнул ей, сказав, что в одну минуту сделает ее самой неутомимой девушкой на танцполе, и за руку увел ее в чиллаут.

Там, на удобном диване, подсвеченном снизу, Джованни просто и открыто предложил ей линию кокаина. Лада и раньше пробовала легкие наркотики, но всегда опасалась попасть в зависимость. Сейчас, чувствуя настойчивость Джованни, и, не желая потерять интересного итальянца, она согласно кивнула головой. Джованни ликовал.

Кокаин придал Ладе веселость и раскрепостил настолько, что когда Джованни пригласил ее к себе, она ответила согласием, стараясь быть благодарной за тонкую белую линию, принесшую всплеск радости и обострившую все чувства.

— Тиночка, радость моя, я тебе конфеток купил, — Роман Израилевич стоял в дверях Валентининой комнаты и держал в руках сверкающую золотом картона и прозрачными лентами коробку конфет.

— Роман Израилевич, шоколад вреден для фигуры. Вы хотите испортить мой рабочий инструмент?

— Моисей, до чего ж хорош инструмент! Но я не испортить, — Роман Израилевич сделал шажок в сторону постели, на которой возлежала Тина, — я хочу, что бы у тебя было хорошее настроение, когда девочки кушают шоколад, у них вырабатывается гормон радости.

— Чему ж радоваться Роман Израилевич? — усмехнувшись, спросила Тина, она любила подразнить своего продюсера. — Опять Сара Абрамовна такие сцены написала, что нормальному человеку и в голову не взбредет! И так на протяжении всего сценария.

Уж вы б ее приструнили, что ли.

— Что ты золотце, — Роман Израилевич сделал еще шажок, — Сара Абрамовна пишет самые лучшие сценарии, и влиять на полет ее фантазии я считаю преступлением, все равно, что зарезать курицу, несущую золотые яйца.

— Эта ваша курица натуральная извращенка! — Тина накрутила на палец ярко рыжий локон.

— Не надо радость моя, — Роман Израилевич присел на краешек постели и плотоядно посмотрел на Тинкины прелести, не прикрытые ничем, — Сара Абрамовна приличная женщина.

— Вот попробовала бы сама в этаких позах…

— Золотце, — голос Романа Израилевича просительно дрогнул, — Сара Абрамовна вдовствует уже лет десять.

— То-то и видно, что отстала от жизни, — довольная Тина сладко потянулась. — Не пристало вдове порно-сценарии, как блинчики стряпать.

— Ты же знаешь, Сара Абрамовна — моя родственница, а я родственников без куска мацы не оставляю, — Он протянул покрытую бледными пигментными пятнами руку к Тинкиному бедру. — А какой талантище! К тому же экономлю на сценаристах.

— Жмоты! Уйду я от вас… Меня сам Калашников в Питер приглашал, — выдала лениво Тина. Рука Романа Израилевича, не дотронувшись до ее бедра, нервно дернулась, словно от ожога.

— Уйдешь, уйдешь. Вот в чем лежишь сейчас, в том и уйдешь, — хищно улыбался он, но по испарине выступившей на лбу, было ясно, что Тинкина угроза испугала его. — В чем мать родила, уйдешь, босиком да по снежку.

— Пугаете вы меня, Роман Израилевич, да я не боюсь. Я своей матери не испугалась, когда к вам работать пришла, так и вас не побоюсь, когда уйти захочу!

— Ну зачем ты, Тиночка, меня старика обижаешь? Уж я ли тебя не холю, не лелею?

Чего не захочешь, все к твоим ногам. И камушки, и тряпочки, и в Москву, и в Канны возил, сколько мне денег стоило!

— Вы что же Роман Израилевич, жалеете?

— Нет, нет, золотце, ни капельки не жалею, да только и ты добро помни. И матушке своей позвони, лично прошу тебя. Снова ее муж, тьфу, приходил, грозился! Видишь, что терплю, все тебя оберегаю.

— Нечего меня оберегать, я совершеннолетняя. А Нолина гоните в шею.

Роман Израилевич, наконец, рискнул дотронуться до бедра девушки.

— Гладенькая какая, Тиночка…

— Роман Израилевич, мне сегодня еще сниматься, — сбросила Тина его руку со своего бедра.

— Ну, минуточку, дай, налюбуюсь на тебя.

— Знаю я, Роман Израилевич, как вы любуетесь, — обреченно проговорила она — Жаркая какая, огнем от тебя так и пышет, я весь вспотел уж…

— Да уж, не лягушка, — задумчиво промолвила Тина.

— Красавица моя…

Больше Тина не сказала ничего.

Игорь Львович Нолин, отчим Тины, был старше ее ровно на десять лет. Когда он женился на ее матери Галине Осиповне Град, красивой сорокалетней разведенке, ему исполнилось двадцать пять лет. Сейчас Тина уже не так остро воспринимала шаг своей матери, иногда ей казалось, что когда самой Тине исполнится сорок, она все же поймет свою мать. Но пятнадцатилетней девочке было ужасно трудно поверить, что ее мама, такая умная и такая красивая, разведясь с любимым Тининым отцом, завела роман с мальчишкой. Отец забыл Тину, все реже и реже напоминал о себе звонком или приездом, а потом и вовсе куда-то исчез. Язвительные соседки перемывали косточки Галине Град, «жалели» Тинку, приговаривая «уходят не от детей, уходят от женщины», и обиженная отцовским невниманием Тина уверилась, что в их неудачной семейной жизни виновата мать. А когда Тина узнала, опять же от «сердобольных» соседок, что сорокалетняя мать пустилась во все тяжкие со студентом, да еще и замуж за него выходит, то управы на нее было не сыскать. Тинка забросила учебу, приходила домой в клубах табачного дыма и в подпитии, ее тяжело рвало в ванной комнате, куда доступа матери не было. На все уговоры Тинка корила мать за то, что та сломала ей жизнь. Когда Игорь переехал к ним, Тинка попыталась соблазнить его, разгуливая по дому неглиже. Игорь стал избегать находиться с ней наедине, но ничего не говорил Галине, жалея ее, и понимая, что они косвенно виноваты в том, что происходит с девочкой-подростком.

Окончив девять классов, Тина продолжала подрабатывать моделью, и никто не мог предположить, что с виду скромная, улыбчивая рыжеволосая девушка отзовется на объявление о наборе актрис в продюсерский центр «Венус». Требовались красивые совершеннолетние девушки без комплексов. До совершеннолетия Тине оставалось несколько месяцев и, когда Тинка пришла на кастинг, ей дали от ворот поворот, сказав приходить позже. Не сдержав слез от обиды, девушка тихо сидела в темном просмотровом зале центра, где на нее обратил внимание главный продюсер, акула порно-бизнеса местного масштаба, Роман Израилевич Бернс.

Бернс сразу распознал в ней будущую звезду, ее невинный с червоточинкой образ раскаленным тавро врезался в мозг порно-магната. Не принимая в расчет отговорки о статьях закона за растление несовершеннолетних, он накричал на своих менеджеров, прогнавших ее прочь. Он выбранил их за отсутствие вкуса, за то, что «набрали сисястых дур», за то, что не взяли анкетных данных, ведь пока девчонка плакала в зале, он был уверен, что она у него в руках. Бернс исправно приходил на каждый кастинг, ожидая, что появится рыжеволосая красотка, но она все не приходила. Бернс впал в отчаяние, даже немного похудел, он не привык, что женщины, интересующие его, пропадают без вести. Наконец, видя муки босса, один из менеджеров припомнил, что рыжая, когда уже отчаялась, что они ее примут, упоминала какое-то модельное агентство. И помчались гонцы во все модельные агентства области. Облазили все двадцать районов, а покуда они не знали, что за девицу разыскивают, не имели ее фотографии, а лишь скудный словесный портрет, то господин Бернс, в своем продюсерском центре, имел удовольствие лицезреть сотни рыжеволосых красоток, крашеных и не очень.

Тинка же, обиженная на «Венус», на кастинг не пошла. Вот вам. Бернс не унимался, теперь он считал долгом чести найти рыжеволосую бестию и заполучить ее любой ценой. Тина не знала, какие страсти разворачиваются вокруг ее персоны. Ей хватало скандалов с матерью и униженных просьб Игоря «жить как люди». Тогда Бернс собрал всех своих менеджеров и устроил так называемый «мозговой штурм».

Каждый из менеджеров, присутствующих на отборах в агентствах, должен припомнить, кто из рыжеволосых моделей отказался от просмотра и, наконец, общими усилиями всех, кто общался с Тиной, был составлен фоторобот.

— Это Тина Гранд, а проще Валентина Андреевна Град, 1981 года рождения, образование — незаконченное среднее, модель агентства «Абрис», — доложил ретивый сотрудник, которому в дальнейшем весьма прижимистый Бернс выплатил огромную премию.

За Тиной Бернс поехал сам. Не доверил никому. Прежде чем уговаривать Тину, Бернс расспросил сотрудниц модельного агентства об ее семье, он прекрасно понимал, что ни одна девушка из благополучной семьи не решится зарабатывать деньги таким способом. И был прав! К переговорам с Тиной он тщательно подготовился, о провале не могло идти и речи.

Она мечтала жить отдельно от матери и Игоря, но мечте ее, в ближайшем будущем, казалось, сбыться не дано. Бернс, представившись, извинился за грубость своих сотрудников, сославшись не неукоснительное исполнение ими статьи закона, и с ходу предложил ей отдельное жилье за счет продюсерского центра. Не только ей одной, конечно, оговорился он, боясь вспугнуть девушку, но пока не приедут остальные актрисы, она поживет одна. Он словно обволакивал ее дурманом надежд на исполнение заветных желаний. Да особых усилий и не нужно было прилагать, она согласилась бы и на меньшее, лишь бы досадить своим родственничкам. Итак, Тина согласилась. Огорошив мать заявлением, что она поступила в актрисы, она собрала вещички и уехала из дома.

Бернс стал личным куратором начинающей звезды. Он принимал участие не только в раскадровке сюжетов с участием Тины, но даже в разработке костюмов и пробах сценического грима. Особой статьей называл Бернс подбор партнеров для своей протеже. Многие «талантливые» актеры срезались на кастингах и кинопробах Бернса.

Для Тиночки — только лучшее, поэтому дебютный фильм новой звезды побил рекорд затрат на съемки фильмов этой категории не только в регионе, но и в столице.

Автором шедевра «Те десять минут после секса» был Федор Клюкин. Федерико.

Высокий, тощий, когда-то блондин, теперь в свои сорок два года, местами пегий очкарик. Вот тут-то слава настигла и Федерико и Тину Гранд. Бернсу слава была не нужна, но то ради чего была проделана эта работа, он получил сполна. Гонорары актеров и режиссера ничто по сравнению с той суммой, которая по подсчетам Бернса должна окупить затраты на фильм. Бросив фильм на видеорынок, Бернс тут же приступил ко второму. Федерико и Тина, вот главные звезды продюсерского центра «Венус», остальные — подмастерья.

Мать Тины, Галина Град, вынуждена была сменить место жительства и работу. Слава ее дочери достигла столицы, чего уж говорить об их областном центре. Игорь Нолин нагрянул к Бернсу, грозил, и просил дать Тинке отставку, но хитрый Бернс обложился адвокатами и мотивированно доказал всю абсурдность его требований.

Девушка совершеннолетняя, никакого разврата, предоставляет свое тело для съемок и производства пусть и не разрешенных, но и не запрещенных законодательством фильмов. Бернс, не только как продюсер, но и как человек, по возрасту годящийся ей не то, что в отцы, а даже деды, полностью несет ответственность за ее здоровье и моральный облик. Сыта, одета, обута. Скоро поедем на фестиваль фильмов в Канны, там вполне легально дают награды особо отличившимся исполнителям и производителям. Игорь Львович Нолин уехал ни с чем, но по просьбе матери Тины несколько раз наведывался к Бернсу. Безрезультатно. Сыта, обута, одета.

Еще в начале своей творческой деятельности Тина стала любовницей Бернса. И не то, что бы он ее к этому принуждал, просто страшновато было плыть одной в утлой лодочке навстречу шквалу аплодисментов, сальных взглядов, осуждающего мнения. С Бернсом, подумалось Валентине, будет проще, его покровительство избавит ее от множества проблем, решать которые многим актрисам приходится лично. Бернс владел Тинкою безраздельно, жутко ревновал ко всему, что не касалось работы. Подозревал, что втайне Тинка мечтает о молодом, полном сил и возможностей продюсере, коих в порно-индустрии было достаточно. Поэтому сон Романа Израилевича спокойным было не назвать, приходилось все время быть начеку. Бернс стал более безжалостным к конкурентам, подключал все свои связи, чтобы не отдать более молодым собственную нишу в нелегком бизнесе. Он не жалел денег на Тинку, хотя в сущности был скрягою — за каждую золотую копеечку приходилось Тинке вкалывать как рабыне.