"Убийственные болоньезе" - читать интересную книгу автора (Демина Нина)

Глава четвертая

Они подъехали к ресторану «Петровский», что на проспекте Обходного канала. Тина куталась в кашемировую шаль, августовскими вечерами было прохладно. Роман Израилевич возил Тину ужинать в лучшие рестораны города, но более всего им нравился «Петровский». Уютная обстановка для всякого рода встреч, блюда русской и европейской кухни, живая музыка. Талантливо приходилось Бернсу изображать щедрость, вздыхал украдкой, когда официант уносил недопитую наполовину бутылку, но помалкивал. За скаредность Тинка очень бранила Романа Израилевича, а он боялся, что его врожденная экономность подвигнет Тинку на поиски более сговорчивого продюсера.

— Золотце, ну не можем мы снимать просто сценки для взрослых, это не интересует нашего зрителя, ему подавай настоящие чувства, хороший сюжет, прекрасные тела и нескучный секс, — отбивался Роман Израилевич от Тинкиных нападок.

— Ну и какому идиоту пришла в голову идея снимать порно версию «Войны и мира»?

— А что, хорошая идея, — Бернс смотрел сквозь очки на листочки меню, вложенные в кожаный переплет.

— Неплохо было бы сценаристу полистать на досуге первоисточник. Болконский, Безухов и Анатоль Куракин не вызывают у меня сомнения, но при чем здесь гусар Долохов и капитан Тушин? А Ростов? — возмущенно говорила Тина. — Ведь он брат главной героини! Хорошо, что хоть Петеньку Ростова не тронули, извращенцы.

Превратить первый бал Наташи в оргию, это вполне по-нашему, но причем здесь пленение ее французами? Она же не Мата Хари!

— Каждая актриса мечтает сыграть Наташу Ростову, — Бернс снисходительно посмотрел на Тину поверх очков, — не капризничай, лапушка!

— Не буду я сниматься, нас засмеют! — Тинка даже притопнула ногой, в подтверждении своих слов.

— Никто не посмеет, поверь мне, старому волку Бернсу, — с оглушительным щелчком, похожим на выстрел, он закрыл свой футляр для очков. — Уж я в этой кухне кое-что понимаю. А сценарий причешем. И актеров подберем.

— Кто будет играть Болконского? — надув губки спросила Тина.

— Имя его тебе ничего не скажет, — оживился Бернс, — Иван Дряблов, варяг из Нарьян-Мара.

— С такой фамилией в нашем бизнесе делать нечего!

— Колоритнейшая фигура, — продолжал нахваливать новичка Роман Израилевич, — вылитый Дольф Лундгрен в «Рокки».

— Вот пусть и будет Иваном Драго, — со смехом утвердила партнера Тина. — Только я всегда представляла Болконского субтильным брюнетом, а не высоченным, накачанным блондином.

— В этом вся и прелесть, новая трактовка, — Бернс устало потер переносицу, — мы же не преследуем цель экранизировать роман Толстого!

— Вот и сняли бы какую-нибудь безделицу, а вы, Роман Израилевич на Толстого замахиваетесь, — погрозила ему пальцем Тина.

— Тиночка, совсем меня старика запилила, все тебе нехорошо. А я ночей не сплю, все думаю, как бы тебя международной звездой сделать.

— Знаю я, Роман Израилевич, почему вы ночей не спите, все думаете, как плотнее набить свой карман.

Роман Израилевич рассмеялся. Ему нравилась эта игра. Он изображал доброго дядюшку, припрятывая на время свою хищную натуру. Тинка знала это, и никогда не ленилась доставить ему это простенькое удовольствие, пощекотать нервы разыгранными скандалами, между Гумбертом и Лолитой.

Виктор Павлов был личным телохранителем и доверенным лицом Джеронимо Браско. Шеф называл его на итальянский манер — Витторио. Виктор работал с Браско все годы процветания его бизнеса в России, и весьма помогал шефу своими советами и знанием столичного менталитета. Бывший сотрудник силовых структур, нынче работник частного капитала, сорокалетний майор в отставке был доволен своей жизнью.

Этим вечером Браско отозвал свою охрану во главе с Виктором, чему никто не удивился, шеф иногда секретничал со своими соотечественниками, своя рубашка ближе к телу. Когда поздно вечером, сидя в автомобиле и ожидая шефа, Виктор принял его странный звонок, на душе у него сделалось скверно. Он обладал хорошо развитой интуицией и понял, что дело плохо. Вбежав в овальный вестибюль ресторана, он предпринял все меры безопасности, держа пистолет в руках, осмотрел все помещение и осторожно направился к кабинету шефа. Кабинет был закрыт и Виктор продолжил свой путь в направлении света, струящегося из кухни.

Браско сидел на полу, прислонившись к шкафной дверце, недалеко от него в луже крови, в позе эмбриона лежал мужчина. Браско приоткрыл глаза и с трудом поднял руку. Рука безжизненно упала, блеснув белизною манжеты в рукаве блейзера. Виктор бросился к нему.

— Врача? Милицию? — резко спросил он, подхватил тело Браско под руки и оттащил от трупа. Ослабил узел атласного галстука и, рванув ворот, одним движением расстегнул пуговицы белой рубашки.

Голова Браско мотнулась.

— Врача?

Браско пошевелил рукой в отрицательном жесте.

— Таблетку… — просипел он.

Виктор пошарил во внутреннем кармане блейзера и вытащил пузырек с капсулами.

Схватив лицо шефа за скулы, он впихнул капсулу в приоткрывшийся рот Браско.

Метнулся в поисках стакана для воды. С грохотом распахивая шкафы кухни, он, наконец, нашел мерный стаканчик и наполнил его водой из крана. Стукнув о вставные зубы Браско пластиковым краем, Виктор наклонил стаканчик, и вода полилась в рот и по подбородку шефа. Браско тяжело задышал.

— Врача? — еще раз переспросил Виктор.

— Нет, отведи меня… в кабинет на диван, — еле произнес Браско.

— Шеф? — пытаясь понять поведение шефа, Виктор стал всматриваться в его лицо.

— В кабинет, — на сей раз тверже сказал шеф.

Виктор приподнял отяжелевшее тело шефа и легко понес по коридору, там он поставил его у стены, и обшарил карманы в поисках ключа, не забыв сказать:

— Простите, шеф.

Виктор открыл дверь и на руках внес Браско в кабинет. Уложив шефа на диван, он придвинул стул и сел рядом, ожидая указаний. Браско молчал, набираясь сил.

Виктор не выдержал:

— Кто этот человек?

Браско промычал что-то нечленораздельное.

— Что делать с телом?

Браско повернул голову набок. Виктор помог ему слегка приподняться и опереться головой на валик подлокотника кожаного дивана. Браско благодарно кивнул и уже смог говорить:

— Это Джованни Ризио…

— Кроме вас, Джованни и меня в ресторане не было никого, — уточнил Виктор.

— Да, но Джованни ушел от меня, он обещал: «несколько минут и вернусь». Я долго ждал его, но он так и не вернулся. Я позвонил тебе и сказал, что мы уезжаем.

— Верно, — сказал задумчиво Виктор, — поэтому я спустился к автомобилю и ждал вас там.

— Я увидел свет…

— Свет?

— Да, на кухне. Я решил, что кто-то из уборщиков забыл выключить его. Войдя туда, я сразу увидел Джованни, он был уже мертв, лежал весь в крови. Сердце… у меня больное сердце, наверное, приступ, но я смог позвонить тебе, Витторио.

— Почему вы не хотите вызвать врачей? — вновь настаивал Виктор. — С сердцем не шутят.

— Скорая? Нет. Мы будем обязаны оповестить власти, что в моем ресторане произошло убийство, а кроме меня здесь никого не было.

— Что вы хотите этим сказать? — удивленно спросил Виктор. — Вы собираетесь скрыть чужое преступление?

— Мы проведем собственное расследование, моя репутация не должна пострадать. Я надеюсь на тебя Витторио, ты много лет служил мне верой и правдой. Помоги мне и на этот раз. Я в долгу не останусь.

— Что нужно сделать с телом? — немного подумав, спросил Виктор.

— Тело мы сохраним в морозильнике. В том секторе, где хранятся мясные туши, — Браско судорожно дернул кадыком в расстегнутом вороте рубашки. — Кафель в кухне промыть из шланга, вода уйдет в сток, к утру не будет и следа влаги.

— Хорошо. Я займусь этим, — Виктор встал, отодвинул стул, Браско попытался приподняться ему навстречу, но Виктор остановил его — Вам лучше не вставать.

— В кладовой ты найдешь полиэтиленовые мешки, здесь в столе скотч и ножницы, вот ключи.

Виктор вышел из кабинета. Браско устало прикрыл глаза.

— Ох, Джованни, Джованни… И куда делась твоя девочка?

Под утро пошел дождь, стало холодно, и Виолетта включила обогреватель. Она несколько часов находилась за рулем, в тепле глаза ее закрывались, глядя на потоки, разбиваемые дворниками на лобовом стекле. Шум дождя убаюкивал, ровный ход машины укачивал. Виолетта решила, что пора остановиться.

— Лада, Ладка! — потрясла она спящую подругу.

— У?

— Если я немного не отдохну, — решительно сказала Виолетта, — мы окажемся в кювете.

— Я сменю тебя, — Лада потянулась, вытянулась на сиденье, разведя в стороны свои забинтованные ладони.

— Нет, — Виолетта с ходу отвергла предложение подруги, — все равно не сможешь вести машину.

— Смогу, — запротестовала Лада, — ведь рулила же я по Москве!

— Ты была в состоянии шока.

— Так что нам делать? Спать на обочине? — подобная перспектива Ладу не устраивала.

— Чего только я б не отдала за обычную кровать! — поддержала подругу Виолетта.

— Надо найти гостиницу, — Лада открыла дверь автомобиля и вышла под мелкий моросящий дождь.

— А паспорта? — выкрикнула в открытую дверь Виолетта.

— Скажем, украли в дороге, — Лада вернулась на сиденье и поежилась от утренней влаги и прохлады.

— Ты смеешься! — Виолетта потерла пальцами виски, напряженно думая, и спустя несколько секунд предложила. — Надо попроситься на постой в какой-нибудь деревне.

Дадим пятьсот рублей, не откажут, будут еще рады.

— Угу. И запомнят своих благодетельниц на всю жизнь, — съязвила Лада. — А когда придет участковый, поведают ему быль о том, как две столичные штучки сорили у них деньгами.

— Так сколько дать, что б нас не запомнили? — спросила пораженная Ладкиной прозорливостью Виолетта.

— Ни-че-го.

— Чего?

— А ничего, — Лада достала сигарету, с осечкой прикурила от зажигалки и жадно затянулась. — В глубинке быстрее поверят в то, что нас обокрали, тогда у нас не будет не только паспортов, но и денег. Народ у нас простой, нищету понимают правильно, в беде не оставят, глядишь, и картошечки сварят и самогонки поднесут.

— Ишь ты, хватила, самогонки!

— Мне бы тонкую полоску кокаина. Трясти начинает. В худшем случае, помог бы и стакан самогонки.

— Только ломки нам и не хватает, — села на любимого конька Виолетта.

— Не зуди, Ветка, и так плохо. Там за леском вроде деревня виднеется, светает уже, дальше ехать днем не стоит, на пост можем нарваться.

Виолетта повернула ключ зажигания, и они медленно двинулись вдоль трассы, напряженно глядя в лобовое стекло, боясь пропустить съезд к деревеньке. Дождь еще не слишком размыл проселочную дорогу, и они вполне сносно съехали с трассы, оставляя после себя следы на глиняной почве.

Деревенька была небольшой, два десятка домов, стоящих по обе стороны проселочной дороги, покосившаяся палатка, торгующая хлебом, крупами, напитками и кондитерскими изделиями. У палатки отирался мужичок в брезентовом плаще, больших кирзовых сапогах и с хлыстом. Чьи-то руки передавали ему через окошечко авоську набитую всякой снедью, в ячейку авоськи высунула длинную тонкую и прозрачную шею водочная бутылка. Виолетта притормозила, слегка обдав грязью мужичка.

— Ой, простите…

— Меня буренки и не так порой обделывают — усмехнулся мужичок, разглядывая подружек.

— Так вы пастух?

— Так точно, возвращаюсь с утреннего выгула.

— Вы военный, — Лада утвердительно ткнула в пастуха забинтованной ладошкой.

— Отставной козы барабанщик, — пошутил мужичок и ответил, — сержант в запасе Сундуков Валерьян Матвеевич.

— Товарищ сержант, — с просительной ноткой в голосе обратилась к нему Виолетта, — вы нам не подскажете, у кого из ваших односельчан можно остановиться до вечера?

Видите ли, мы попали в неприятности, у нас украли…

— Отчего же, — прервал ее пастух, — да хоть у меня, живу я один, а в компании веселее. Вот и расскажете, что с вами приключилось. Как зовут-то вас?

— Лида! — выпалила Лада и, опережая подругу, добавила. — И Света.

— Хорошие русские имена, — улыбаясь желтыми зубами, сказал пастух.

Девушки обрадовались скорому разрешению проблемы и предложили:

— Так давайте мы вас подвезем!

— Э, нет красавицы. Я вам так машину отделаю, за неделю не отмоете, век Валерьяна вспоминать будете. Вы езжайте до конца деревни, слева, на отшибе дом стоит, так это моя изба и есть. Заходите смело, у меня не заперто. А я потихоньку дойду, не беспокойтесь.

— Спасибо… э-э, Валериан, — сказала Виолетта и тихонько тронулась с места, стараясь не разбрызгивать уличную грязь.

Дом пастуха и вправду стоял в стороне от деревни, что весьма порадовало подруг, все меньше любопытных глаз. Поднявшись на крыльцо, Виолетта дернула входную дверь, и та свободно поддалась. В сенях висела рабочая одежда пастуха, плащи разнообразной длины и фасонов, в некоторых угадывался военный крой, для всех сезонов. Под плащами выстроились сапоги, боты, ботинки и огромные ботфорты. На полке водружались одна на другой шляпы, кепи и фуражки. На бревенчатой стене, на вбитых крючьях висели разнообразные хлысты.

— Матерь божья, — перекрестилась Лада забинтованным кулачком, — ну ни дать, ни взять ателье маркиза де Сада! Уж не извращенец ли наш Валерьян?

— Везде тебе извращенцы мерещатся! Это тебе не столица, просто у Валериана образцовый военный порядок.

— Немного жутковато, признайся.

— Ну, есть немного. Хорошо, что ты догадалась назваться другими именами, а то я чуть свое не брякнула. То-то лицо было бы у Валериана «хорошие русские имена»!

— Мое, предположим, русское, — ввернула Лада.

Они прошли в горницу. Печка еще теплилась, видимо перед утренним выгулом пастух топил ее или, может, разогревал чайник. На столе стоял хлеб, накрытый чистой салфеткой. Кружки и тарелки в образцовом порядке теснились на полках. Девушки с любопытством огляделись. На стенах висели старые фотографии: солдаты Первой Мировой, офицеры Великой Отечественной и молодой безбородый Валерьян на пушечном жерле в каком-то музее на открытом воздухе.

— Все бы хорошо, да туалет на улице… — посетовала Лада.

— Ты жалуешься? Нам этого Валериана сам бог послал!

— Ладно, ладно, вот он уже идет, — понизила голос до шепота Лада.

Пастух вошел в избу. Свой мокрый брезентовый плащ он оставил в сенях, на его ногах, вместо сапог, были надеты обрезанные до ступней валенки.

— Вы что ж красавицы голыми ногами по полу? Обувайтесь, в сенях тапки стоят.

— Ой, что вы Валериан, у вас пол половиками застелен, да и нам не холодно, — запротестовала Виолетта не желающая надевать обрезанные валенки.

— Команду выполнять, — твердо сказал Валерьян и строго посмотрел на подружек.

Девушки вышли в сени. Со вздохом Лада стала примерять «тапки», все они ей были велики, но перечить строгому сержанту она не решилась. Волоча ноги в «тапках» по полу, они вернулись в горницу. Валерьян растапливал печурку, уже стоял на горячей платформе чайник. Он обернулся к девушкам.

— Я пока тут у печи колдую, вы, девчата, покупки мои разберите, да порежьте чего надо.

Виолетта взяла авоську со скамьи. В авоське находилась чайная колбаса местного мясного комбината, кусок пошехонского сыру, кирпич черного хлеба, банка шпрот из далекой Клайпеды и бутылка водки «Московская Особая».

— Лида, — позвал Валерьян, стоявшую не у дел Ладу, — что у тебя с руками?

— Противень из духовки доставала и обожгла, — удачно соврала Лада, покрутив бинтами перед лицом пастуха.

— Перевязать по другому надо. Я помогу, умею.

— Не надо. Мне Ветка перевяжет, — отдернула кулачки Лада.

— Почему не хочешь? — строго спросил Валерьян.

— Я, простите за подробности, бинты в моче вымачиваю. Так бабка посоветовала, заживет быстрее.

— Может и права бабка, уринотерапия называется. Ну и в чем проблема? Я перевяжу.

— Не надо. Я стесняюсь, — сказала, как отрезала Лада.

— Ну, бог с тобой.

Она отошла от пастуха, подошла к столу, втянула ноздрями шпротный запах и, приблизив свою голову к Виолеттиной, прошептала:

— Это не Валерьян, это Штирлиц какой-то! Отчего да почему…

— Ох, Ладка, ну ты и врать здорова, мне бы про мочу и в голову не пришло!

— Вертелась, как уж на сковородке, ну как бы он мне приказал «команду выполнять»?

Валерьян прикрыл печь заслоном. Вышел в сени, через минуту хлопнула входная дверь.

— Куда это он?

— За милицией.

— Дура ты, Ветка.

— Ты меня осторожней Веткой называй, в первый раз подумал, что ослышался, во второй — вопросы задавать будет.

Дверь снова открылась, и на пороге возник Валерьян с ведерком, наполненным помидорами, огурцами и зеленым лучком. Стараниями Виолетты на столе уже красиво лежала закуска, она метнулась к Валерьяну и приняла из его рук ведерко. Вода, наливаемая Валерьяном из ведра, с шумом ударила в дно жестяного таза.

— Я вымою, — сказала Виолетта и поочередно стала окунать овощи в воду, тереть их ладонями и выкладывать на чистую салфетку.

Все было готово к трапезе. Валерьян жестом пригласил девушек к столу. Дымящаяся картошка, запах тушенки и свежего хлеба вызывали острое чувство голода. Валерьян достал три стопки и распечатал бутылку. Налил.

— Ну-с, за знакомство, — провозгласил тост Валерьян.

— За знакомство, — повторили дамы.

Первая рюмка огненной струйкой влилась в рот. Водка была теплой, но из-за этого она показалась им особенной. Первое время они ели молча, Лада неуклюже управлялась с ложкой, а после второй рюмки Валерьян начал задавать свои вопросы.

— Вы, красавицы, откуда будете?

— Из Москвы, — Лада пнула ногой Виолеттин «тапок», у той едва не сорвалось с языка название их родного города.

— А направляетесь куда, если не секрет?

— Не секрет, — смело заявила Виолетта, — в геологическую экспедицию.

Валерьян налил по третьей.

— Экспедиция это хорошо, — он пожевал губами и, лукаво сощурившись, сказал, — Одеты вы странновато для геологической экспедиции.

— Так мы с багажом, — брякнула опьяневшая Лада. — У нас и шубки есть. Могу показать, коль не веришь?

— Чего ж мне не верить? Верю, — Валерьян снова наполнил стопки, — И что ж с вами произошло? Вы упоминали какую-то кражу…

— Ах, да, — спохватилась Лада, — у нас все украли, паспорта, деньги…

— Ну а шубки, что ж не украли? Норковые, поди.

— Какой там, — язык у нее начал заплетаться, — Искусственные. Вот и не позарились.

— Как же вы теперь в экспедицию, вам в милицию надо, — посоветовал Валерьян, — заявлять.

— На месте и заявим, а то партия без нас уйдет, опаздывать нам нельзя, — собралась с мыслями Лада. — Вот отдохнем немного и поедем. Светка-то одна за рулем.

— Переночуйте, да завтра и поедете.

— Нет, Валерьян, как стемнеет, поедем, — пьяно настаивала Лада, Виолетта кивком выражала свое согласие с подругой.

— Мое дело предложить. Ну что, еще по рюмашке?

— Я не против, вкусная у вас водка, Валерьян, — она близоруко приблизила этикетку к глазам. — О, «Особая».