"Ассирийские танки у врат Мемфиса" - читать интересную книгу автора (Ахманов Михаил)

Игры ума

Общеизвестно, что основоположником его – в беллетристике – явился Марк Твен, выпустивший в 1889 году знаменитый роман «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура». Об этом романе мне пришлось уже кое-что сказать в статье о прогрессорах и прогрессорстве, служившей послесловием к одной из предыдущих книг Михаила Ахманова,[66] а посему повторяться здесь и сейчас не стану, хотя к одному из аспектов марктвеновского романа нам вернуться все-таки еще придется. В данный момент важно другое: без малого сто двадцать лет назад шлюзы раскрылись и хлынул поток. В нашей фантастике одними из первых влилась в него троица молодых и ретивых свердловчан – или все-таки екатеринбуржцев, город-то был переименован только-только? – Вениамин Гиршгорн, Иосиф Келлер и Борис Липатов, чей «Бесцеремонный РОМАН» (именно так – всеми прописными, ибо бесцеремонно как само произведение, так и его герой по имени Роман, работают оба смысла) увидел свет в 1924 году. А потом пошло-поехало…

Понять подобное увлечение нетрудно: едва ли не каждый из нас хоть раз, да задумывался: что было бы, если бы… Если бы на пути потопа гуннов встал один-единственный пулеметный взвод… Если бы провод с током отпрянул не у Фарадея, а у Архимеда… Если бы Сосо Джугашвили родился девочкой… Есть, конечно, во всем этом еслибыянстве некая порочность – так мало ли у нас пороков? Этот же – на вид безобиден, особенно если предаваться ему понемножку, в свободное от общественно-полезных занятий время. Если в меру, то занятие это даже приветствуется: во-первых, упражняешься в начатках абстрактного мышления, во-вторых, отключаешься от воспаленных проблем современности, избавляешь занятых людей и организации от своих докучных вопросов – то тебе не так, это не туда… Словом, витай себе во вчерашних облаках – благое дело!

И витают.

Признаться, при всем воображении не могу представить себе монографии, где были бы рассмотрены и перечислены все альтернативно-исторические писания, ибо имя им – легион. Так что нам с вами стоит ограничиться лишь разговором об основных тенденциях, о типологии, при необходимости прибегая к тем или иным литературным примерам.

Впрочем, не только литературным. Свою лепту во благое дело сотворения альтернативной истории внесли и сами служители Клио – как профессиональные, так и не слишком. И здесь нельзя не назвать первого и главнейшего из них – автора «Постижения истории», сэра Арнольда Джозефа Тойнби (1889–1975). Его со младых ногтей волновало, как увязать многовариантность возможного исхода исторического процесса с единственностью его реального исхода. Он от души завидовал физикам – ведь мог тот же Резерфорд, например, провести серию экспериментов, обстреливая атомы золота альфа-частицами и наблюдая все возможные исходы столкновений. А вот историку не дано изучить последствий хотя бы двух вариантов одного исторического события! И, в соответствии с традициями физики, поставил мысленный эксперимент (помните «демонов Максвелла»?), в 1969 году выпустив два (судя по всему, из многих) альтернативно-исторических эссе с достаточно красноречивыми заглавиями, чтобы никакие пояснения не были нужны – «Если бы Александр не умер тогда…» и «Если бы Филипп и Артаксеркс уцелели…»; оба они были переведены на русский, и всякий желающий может с ними ознакомиться. Пример оказался до чрезвычайности заразителен, и если маститые историки ему в массе своей все-таки не последовали (академизм обязывает!), то некоторые более молодые их коллеги, а главное – армия любителей радостно ринулись на это поле боя. Переигрывались (и продолжают переигрываться) все мыслимые битвы и войны; безвременно почившие властители проживали долгие жизни и совершали великие деяния; злодеи вычеркивались из истории…

Игры ума? Натурально. Но ничуть не праздные. Исследование нереализовавшихся вариантов, как ни крути, но помогает понять: а наш, единственный, историей зафиксированный, что он? Проявление закономерности? Следствие чистой случайности? Могло быть иначе или иначе быть не могло? И на поверку оказывается, что многочисленные опусы, описывающие мир, где в ходе Гражданской войны в Америке, например, победу одержали не федералисты-северяне, а южане-конфедераты или же появились два сосуществующих государства, где Россия выиграла Русско-японскую войну, Соединенные Штаты не вступили в Первую мировую и так далее, – все эти многообильные труды профессионалов и любителей, при всей своей спорности, спекулятивности и прочих грехах, в конечном счете помогают обрести бинокулярность, стереоскопичность исторического зрения. Картина в итоге предстает объемной и яркой.

И нередко трудно провести грань: что перед нами? Альтернативно-историческое исследование, эссе в духе Тойнби, или же фантастический роман последователей Гишгорна, Келлера и Липатова? Историки апеллируют к сочинениям писателей, писатели – к научным трудам… Одни поверяют алгеброй гармонию, другие – алгебру гармонией… И, подозреваю, разделение здесь вообще можно проводить не столько по признаку научности, сколько по степени интересности, по мере таланта автора.

Однако можно сказать, что в целом подходы к проблеме альтернативной истории выработались.

Первый гласит: история – суть священная корова, она неприкосновенна, а любые посягательства на нее должны быть в корне пресечены, причем немедленно и, если потребуется, безжалостно. Прошлое изменять нельзя. Ибо оно привело к появлению нашего мира и нас, любимых. На знамени адептов оной точки зрения гордо красуется бабочка из рассказа Рэя Брэдбери «…И грянул гром». Помните? В прошлом герой случайно наступил на бабочку, и это породило цепочку последствий, приведших к установлению в США чего-то вроде фашистской диктатуры. «Патруль Времени» Пола Андерсона, «Звезда над нами» Чэда Оливера и множество других произведений НФ построено именно на идее охранения истории. При этом либо подразумевается, что любое изменение истории не к добру, ничего хорошего из этого не выйдет, либо же, если вдруг да выйдет (возможна ведь, возможна альтернативно-историческая утопия – хоть аксеновский «Остров Крым», хоть «Гравилет …Цесаревич»» Вячеслава Рыбакова вспомните, хоть благостное государство Ордусь из романов Хольма ван Зайчика), так все равно ведь не к добру, поелику на сцену выходит уже не наша история, которая, соответственно, обойдется и без нас. Чего, естественно, быть не должно.

Второй подход утверждает практическую бессмысленность любых посягательств на историю. Здесь брэдберианской бабочке противопоставляется иная концепция, наиболее отчетливо сформулированная Джеком Финнеем в одной из любимых моих книг – романе «Меж двух времен». Позволю себе (в несколько сокращенном виде) цитату: «…нет ни малейшего указания на то, что ваше присутствие в прошлом хоть как-нибудь повлияло на события настоящего… И должен вам сказать, что меня лично это нисколько не удивляет. Это подтверждает гипотезу, с которой согласно большинство из нас и с которой, я убежден, рано или поздно согласятся и остальные, – гипотезу, которую мы назвали гипотезой …веточки в реке»… Как вам известно, время нередко сравнивают с рекой, с потоком. То, что происходит в какой-либо точке потока, в определенной степени зависит от того, что произошло когда-то раньше выше по течению. Но каждый день, каждую секунду происходит бессчетное множество событий, мириады событий, и некоторые из них огромного масштаба. Так что, если время – река, то она неизмеримо шире и глубже, чем Миссисипи в половодье. А вы… представляете собой крошечную веточку, брошенную в ревущий поток. Не исключено, по крайней мере теоретически, что самая маленькая веточка способна воздействовать на поток в целом; она, например, может где-нибудь застрять и положить начало большому затору, который в свою очередь может оказать влияние даже на могучий поток. Стало быть, теоретическая возможность изменить историю, по-видимому, существует. Но насколько она реальна? Каковы действительные шансы что-либо изменить? Практически стопроцентная вероятность – за то, что веточка, брошенная в невообразимо мощный поток, в необъятную Миссисипи событий, не окажет на него никакого, ни малейшего влияния!.. Такова теория и таковы факты». Правда, в самом романе изменение истории как раз и происходит (в противном случае не было бы и увлекательной фабулы!), однако тезис сформулирован ярко и четко. Давите вы себе в прошлом бабочек, чихайте там на здоровье – никакого воздействия на наше настоящее ваши действия не произведут. Если брэдберианцы-«бабочники» ставят любому вмешательству в минувшее с целью изменения истории и создания ее альтернативной версии (или даже при отсутствии такового намерения – просто на всякий случай) некий этический запрет, финнеевский полковник Эстергази этот запрет отметает – позиция прагматичная, но с моральной точки зрения спорная. Однако последователей и у нее в избытке.

Третий подход не аморален, но внеморален. Прошлое нужно и должно менять на благо будущему, как поступают, например, герои цикла романов Василия Звягинцева «Одиссей покидает Итаку». У них имеется ясное представление о собственном благе, благе своей страны и, разумеется, человечества в целом. Ну а стремление ко всеобщему благу, известно, без крови обойтись не может. Чего ж ее жалеть? Исходя из этих принципов, можно, конечно, писать лихие (и даже подлинно увлекательные!) романы, однако говорить о плодотворности подобной точки зрения – язык не поворачивается.

Четвертый подход лучше всего иллюстрируется примером блестящего рассказа Севера Гансовского «Демон истории» (и снова – вспомните «демонов Максвелла»!). Тезис прост: история детерминирована, любое вмешательство приведет лишь к изменениям, так сказать, косметическим, но никоим образом не коренным. Ну можно убрать Гитлера, даже всю его камарилью. Так что же? Их место займут другие. И примутся творить то же самое. Правда, взамен газовых камер они понастроят бассейны с серной кислотой, но что от этого меняется? И невольно вспоминается один из лучших рассказов О. Генри, к фантастике, как правило, не причисляемый, – «Дороги судьбы». Герой трижды оказывается в некой точке бифуркации, начиная с которой ход событий может принять различное течение, но какой бы путь он ни избирал, что бы ни делал, в финале его так или иначе ожидала пуля, выпущенная из пистолета с гербом маркиза де Бопертюи. Тезис, лежащий в основе четвертого подхода, можно сформулировать. Можно уточнить. Отлить в слова столь точные, каких не удавалось найти еще никому. Однако этим придется и ограничиться. Для художественного творчества он малоперспективен, чтобы не сказать бесперспективен вообще.

Пожалуй, более тупиковым (но блистательно тупиковым!) является лишь подход, продемонстрированный «О. Генри советской НФ» Ильей Иосифовичем Варшавским в рассказе «Выстрел» (помню, как еще в 1962 году наш незабвенный Дед читал рукопись в клубе фантастов, что собирался по средам в гостиной журнала «Звезда»). Рассказ откровенно пародийный, ситуация стандартная: герои отправляются в прошлое, вступают там в конфликт с неандертальцами, и один из них, некто Скептиалов, стреляет. «Последствия этого выстрела превзошли взрыв десятка водородных бомб – потому что Скептиалов оказался[67] потомком убитого неандертальца, а тот к моменту убийства не успел обзавестись потомством. Убивший своего прямого предка Скептиалов мгновенно перестал существовать, потому что не бывает следствия без причины. Но раз он никогда не существовал, то не мог убить неандертальца, и тот снова ожил, предоставив ему тем самым все права на существование и одновременно возможность еще раз себя убить, после чего все началось заново. Одновременно со Скептиаловым в режим «существую – не существую» попали еще десять миллионов потомков убитого неандертальца, в том числе автор этого рассказа, ввиду чего он не видит никакой возможности закончить рассказ, пока не прекратится вся эта кутерьма». Никакой тут тебе альтернативной истории – только пульсация «есть – нет». Парадокс, анекдот, но, увы, не путь…

Вот и получается, что активно созидают лишь «бабочники» да «веточники» вкупе с благотворцами, в сущности, являющими собой лишь перезеркаленную ипостась первых (воздействие на прошлое эффективно, следовательно, альтернативную историю сотворить можно, а всякого рода этических проблем мы не решаем – и ежу ведь понятно, что в итоге рождается прекрасный новый мир…).

Есть, впрочем, еще один путь. Однако он заслуживает отдельного разговора.