Склеп

Каримба лежала на склоне горы, по обе стороны довольно бурного ручья. Городок был раз в десять поменьше Куманаягуса, не городок даже, а просто селение в предгорьях. Но все же в нем имелась главная площадь с пятью каменными строениями: церковью, полицейским участком, мэрией, почтой и таверной. Отель с пышным названием «Плаза Эспаньола» располагался над таверной и состоял из четырех номеров. Их было ровно столько, чтобы в самом лучшем, в душем и продавленной кроватью «кингз сайз», поселились мы с Анной, а в двух других – полковник Кортес и капитан Арруба. Четвертый номер занимал дон Луис Барьега, археолог из Гаваны, с которым мне еще предстояло познакомиться. Дюжина наших гвардейцев разместилась на почте и в полицейском участке.

Мы распаковали багаж и привели себя в порядок. Умылись, но душ принимать не стали, так как горячей воды не было. Я побрился, Анна натянула джинсы и скромную кофточку. Затем спустились вниз, завтракать. Вывеска над кабачком гласила «Паэлья» – и я решил, что это нежное женское имя. Но, по словам Анны, так называлось какое-то местное блюдо, то ли рис с овощами, то ли рис с треской, а может, с каракатицей. Я неприхотлив в еде, но вкусы у меня консервативные, и потому я выбрал яичницу. Анна защебетала на испанском, и ей принесли тонкие лепешки, намазанные красным соусом, и что-то похожее на квашеные ананасы.

Еду подавала черноглазая сеньорина, не мулатка-шоколадка, а абсолютно белая, но с южным загаром. Вероятно, нравы в Каримбе были просты: всякий раз, притащив тарелку с едой или чашку кофе, сеньорина задерживалась минуты на три-четыре, чтобы поболтать с моей женой. Судя по жестам, темой беседы была длинная юбка черноглазой и ее сравнение с джинсами. Я молча поедал свою яичницу, испытывая приступ невыразимого счастья. Анна, ласточка моя, стала женщиной, настоящим человеком! А кем она была, лучше уж не вспоминать… Благословенна Лавка! Благословенны ее дары, волшебные пилюли!

Я получил флакончик с пятью голубыми горошинками. Одна для Анны, другая – для жены магистра, которая, если верить шефу, тоже нуждалась в чудесном лекарстве. Три пилюли у меня остались. Я берег их как зеницу ока и всегда носил с собой. Жизнь – удивительная вещь! Чтобы превратиться в упыря, не надо прилагать усилий, это свершается само собой с мерзавцами и негодяями и с теми, кого инициирует первичный – силой, обманом или по их собственному желанию. Но вот обратный процесс невозможен. То есть так полагают все авторитеты – от святого Юлиана до генетика Рихарда Шпеера. Даже в «Астральном кодексе» Лев Байкалов однозначно утверждает: переход необратим. Мы тоже так считали. Мы – это Гильдия Забойщиков, от магистра Михал Сергеича до последнего ученика. Кому знать, как не нам!

Бывают, однако, в мире чудеса, случается невероятное… Вот она, моя Аннушка – сидит, щебечет, смеется, ест свой квашеный ананас, кофием запивает! И только иногда, по ночам, в пылу страсти, я чувствую, как зубки ее впиваются мне в шею… Но зубки, не клыки!

К нам спустились капитан с полковником. С ними был высокий пожилой сеньор, тощий и прокаленный солнцем, длинноносый, с впалыми щеками и редкой шевелюрой – вылитый Дон Кихот, лишь бритвенного тазика на голове не хватает. В зубах пожилого была сигара в два пальца толщиной, и дым окутывал его, словно старика Хоттабыча, только-только вылезшего из кувшина. Очень колоритная персона! Хоть немолод, но глядит орлом!

– Профессор дон Луис Барьега, – представил его Кортес. – Археолог, сотрудник университета и Национального музея в Гаване. Сеньор Луис нашел тот самый склеп.

Мы обменялись рукопожатием, и трое мужчин присели к нашему столу. Барьега вытащил сигару изо рта и произнес гулким басом:

– Русским не владею, молодые люди. Как будем беседовать? На английском, французском, немецком или испанском? В запасе есть еще шведский, итальянский, латынь и греческий.

Он говорил на английском, и я с грехом пополам его понимал. Анна оторвалась от своих ананасов и затараторила со скорострельностью зенитного орудия. Ее устраивали все языки кроме греческого и шведского.

– Похвально, что сеньора в юных годах уже полиглот, – разулыбался Барьега и посмотрел на меня. Взгляд у него был острым как бритва. – Вы, дон Педро, тоже историк или филолог?

– Нет. У меня другая специальность.

– Дон Педро – эксперт по вампирам, – поспешил добавить Кортес.

Археолог удивленно моргнул.

– Это в каком же плане, позвольте узнать?

– В сугубо практическом, – ответил я, чиркнув по горлу ребром ладони.

– Вот как… хм-м… – Дон Луис затянулся сигарой и выпустил клуб дыма. – И вы хотите, амиго, [5] чтобы я проводил вас к захоронению?

– Не только проводили, но и рассказали обо всех своих находках. Самым подробным образом, – уточнил я. Общаться на английском мне было трудновато, но Анна подсказывала нужное, а то и вставляла два-три слова по-испански. Золотая у меня женушка! Не зря я взял ее с собой!

– Видите ли, дон Педро, – произнес Барьега, – я больше в те места не хожу. Пастухи, крестьяне и охотники тоже избегают тех краев. Опасно, друг мой, опасно – и для меня опасно, и для вас, и для вашей прелестной супруги. Там, в окрестностях… хм-м… появились странные личности. Бандиты не бандиты, однако… Ну, раз вы эксперт, то лучше знаете, как их назвать.

– С нами будет отряд коммандос, – вмешался полковник Кортес. – Я лично гарантирую…

– Коммандос не нужны. – Я помотал головой. – Втроем пойдем: дон Луис, я и моя жена. Если хотите, дон Алекс, присоединяйтесь, но экспедиция наша должна быть немногочисленной. Те, кого мы ищем, осторожны, и я не хотел бы их спугнуть.

– Однако… – начал Кортес, но я похлопал его по плечу.

– Не беспокойтесь. С нами будет верный спутник, мой обрез.

– Обрез? – Лоб полковника пошел морщинами. – Не понимаю этого русского слова!

– Ружье с укороченным прикладом марки «шеффилд», – пояснила Анна. И добавила с милой улыбкой: – Под пули дум-дум. Слона на бегу остановит.

Брови у троих кубинцев полезли вверх. Потом Барьега осведомился:

– Юная сеньора тоже из него стреляет?

– Нет, профессор. У меня есть ножик, вот такой, – Анна раздвинула ладошки на полметра. – Японская катана из отличной стали. Муж к свадьбе подарил.

– Дева Мария! Но зачем?! – вскричал полковник.

– Для защиты девичьей чести, – пояснила Анна и занялась своими ананасами.

С минуту царило молчание. Кабачок в этот ранний час пустовал, площадь тоже казалась безлюдной, лишь у здания полиции маячил часовой в защитной униформе. Черноглазая сеньорина принесла кофе, перебросилась парой слов с Анной и уселась в холодке у стойки бара, поглядывая на нашу компанию с нескрываемым любопытством. Столик, за которым мы сидели, и пара десятков других были вынесены из помещения на улицу, и только полосатый тент защищал нас от солнечных лучей. На площади вздымалась белесая пыль под налетавшим с гор ветерком, у церковной ограды торчали раскидистые деревья, окружавшие деревянный помост неясного назначания, рядом с мэрией выстроились шеренгой велосипеды – должно быть, транспорт местных чиновников. Жилые домики, обступившие площадь плотным кольцом, закрывали вид на плантации тростника и неширокую бурную речку, но на севере виднелись горы, чьи серо-коричневые каменные бока украшала яркая зелень. Горы мне активно не нравились. Мысленно я представлял камни и осыпи, лабиринт ущелий, тропинки, доступные лишь козам, и остальные прелести. Куча мест, чтобы укрыться, и все их за год не обыщешь.

Дон Луис раздавил окурок в пепельнице.

– Решено, амигос, я отведу вас к склепу! Чего нам бояться, раз у юной сеньоры есть длинный ножик?.. – Археолог вытащил новую сигару, осмотрел ее, понюхал и сунул в нагрудный карман. – Сейчас и отправимся. Я только прихвачу кирку и кое-какие инструменты.

– Договорились. – Я допил кофе и встал. – Дон Алекс, вы с нами?

– Непременно. Пойду подгоню машину.

Кортес пошел за джипом, а мы с Анной поднялись к себе в номер, к трем чемоданам и сундуку. Я отложил черный плащ, решив, что лазить в нем по скалам жарковато, повесил на плечо перевязь с метательными ножами и «шеффилд» в кобуре. Катану и кинжал сунул за пояс. Второй клинок доброй японской работы прихватила Анна, вместе с сюрикенами и флягой со святой водицей. Она была настроена очень решительно и про пальмы с пляжами уже не вспоминала – у нее, как у бывшего вампира, очень развит охотничий инстинкт. Натянув крепкие башмаки, она вытащила из чемодана пару соломенных шляп, но я от своей отказался – широкие поля закрывали обзор.

Мы спустились в бар по скрипучей деревянной лестнице. У стойки капитан Арруба любезничал с черноглазкой – оба улыбались и стрекотали, как пара влюбленных сверчков. Завидев нас, капитан сделался серьезным, оглядел мое ружье, кивнул одобрительно и зашагал вслед за мной на улицу. Мы вышли на солнцепек, и взгляд Аррубы обратился к горному хребту.

– Там есть другой поселений, – многозначительно произнес он. – За Каримба – Дос-Пинтос, Сан-Опонча, Трабахо-Нинья, Лос-Никитос…

– Лос-Никитос?.. – повторила Анна и затараторила на испанском. Выслушав ответ, объяснила: – Он говорит, что Лос-Никитос назван в честь Никиты Сергеевича. Разве у нас был такой президент?

– Не президент, а генеральный секретарь, – сказал я. – Так что с этим Никитосом, капитан? Ракетные шахты остались или что-то в таком роде?

– Шахты нет, – покачал головой Арруба. – Я хотеть сказать: Лос-Никитос, Лас-Торнадос и дальше Сан-Кристобаль-дель-Апакундо. Там…

На площадь выехал джип с полковником, и Арруба мгновенно увял, не успев выдать мне какую-то государственную тайну.

Из «Паэльи» вышел дон Луис с огромным рюкзаком за плечами и с киркой в руках. В рюкзаке громыхало что-то железное, а поверх него лежали свернутый плащ и ломик. Добавить сюда мушкет и шпагу, и наш археолог был бы вылитый конкистадор эпохи Карла I.

Мы расселись – Барьега рядом с полковником, мы с Анной – на заднем сиденье. Взревел двигатель, и джип, поднимая тучи пыли, резво выкатился с площади. Было девять двадцать утра, и солнце пекло уже так, что плавились мозги. Но я, как все Забойщики, не слишком чувствителен к жаре и холоду – могу по углям босиком прогуляться или по арктическому снегу. Мы в некотором роде мутанты и отличаемся от нормальных людей. Сознавать это не очень весело, но что поделаешь… Для упыря нормальный человек всего лишь пища, а нас они боятся – и недаром, судари мои!

Покинув городок, мы выехали на дорогу и запрыгали по ней из ямы в колдобину. Анна прижалась ко мне, зашептала в ухо:

– Росита говорит…

– Стоп, – промолвил я. – Кто такая Росита?

– Как кто? Она тебе яичницу и кофе подавала!

– А, черноглазка! Так о чем вы с ней толковали?

– О танцах. Она говорит, что вечером на площади гулянье – не карнавал, но вроде того. Петарды пускают, из ружей палят, пьют, танцуют…

– Тоже хочешь пострелять и выпить? – спросил я.

– Хочу потанцевать!

– Так за чем дело стало?

– Юбка длинная нужна. Как у Роситы. В горошек или в мелкий цветочек.

– Купим. Хоть в крупный, – пообещал я.

Джип, взревывая, перебрался через мелкий ручей, проехал метров двести в гору и остановился. Скалы нависали над нами, словно башни готического собора. Небо было глубоким и синим, солнечный блеск слепил глаза. Я на мгновение сосредоточился, пытаясь уловить ауру вампиров, но не обнаружил ровным счетом ничего. Пахло зеленью и нагретыми солнцем камнями, а от нашего джипа несло бензином.

– Дальше – крутой подъем, – сообщил дон Луис, выбираясь из машины. – Придется потрудиться, молодые люди. Дороги здесь нет.

С этими словами он сунул в зубы сигару, чиркнул зажигалкой и полез вверх, а мы – следом за ним. Шустрый старик, подумалось мне, – явно за шестьдесят, а прет как горный козлик да еще мешок тащит! Ну, археологи народ особый, чернорабочие исторической науки, ходить, копать и перетаскивать тяжести им привычно. Не в кабинетах штаны протирают, а весь день на свежем воздухе. Хотя воздух был относительно свежим – наш проводник дымил как пароход.

Мы поднялись по крутизне метров триста и перевалили за скальный гребень. За ним простирался довольно широкий уступ, в дальнем конце упиравшийся в отвесные горные склоны, – пустынная местность, поросшая кактусами, хилыми пальмами и тощим кустарником с алыми цветами. Тут и там валялись каменные глыбы, то в гордом одиночестве, то образуя длинные гряды и целые холмы. Я чувствовал себя в этом краю неуютно. Мои клиенты – не любители природы, так что работа моя протекает большей частью в помещениях, а выход в поле, вроде битвы на Кунцевской свалке, редкое исключение. Опять же свалка есть технологический продукт, а не природный, и нет на ее территории таких живописных глыбин, колючих кактусов и множества щелей, очень подходящих для засады. Однако вампирами не пахло, и я успокоился.

– Плоскогорье Пунча, – сказал дон Луис. – В старину здесь паслись дикие свиньи. Свиней давно перебили, остались змеи да ящерицы. – Выпустив в небо дымное колечко, он ткнул вперед рукоятью кирки. – Нам туда, амигос. И поглядывайте по сторонам! Здесь нашли четыре трупа – два на плоскогорье и два у скал, где мы оставили машину.

Полковник вытащил пистолет и передернул затвор. У него была «беретта» с магазином на пятнадцать патронов – хорошее оружие, но калибр маловат. К тому же я знал, что, несмотря на мои советы, он будет стрелять не в голову, а в ноги и грудь – такой уж рефлекс у военных. В случае схватки с упырями Анна со своим клинком была полезнее Кортеса – она, по крайней мере, знала, как бить и куда.

Мы пересекли плато, пробираясь между камнями, кустами и кактусами – на их плоских зеленых лапах размером со сковороду торчали устрашающие колючки. За этой живой изгородью, у самой скалы, неясной тенью обозначились руины: две каменные стенки, сходившиеся под прямым углом, часть кровли, остаток узкого окна и фундамент из скрепленных почерневшей известью глыб. Строение было небольшим, восемь шагов в длину и шесть в ширину. Камни в стенах почти не отесаны – вероятно, их подобрали тут же на плоскогорье и пустили в дело. В одну из стен вставлен обломок, отшлифованный более тщательно, и на нем выбит крест —только крест, без всяких надписей.

Внутри периметра растительности не оказалось, а камни из рухнувших стен были сложены рядом с фундаментом.

– Я тут немного расчистил, – пояснил дон Луис, снимая с плеч рюкзак. – Собирался нанять рабочих, заложить раскопы, но не получилось. Он не позволил.

– Он? – Я окинул взглядом древние развалины.

– Да. – Археолог подвел нас к камню с выбитым крестом. – Он лежал здесь.

В том, как было сказано это «он», ощущалась целая гамма переживаний: грусть, сожаление, неутоленная жажда исследователя и, несомненно, мистический ужас. Дон Луис Барьега боялся! Что же могло его напугать?..

У моих ног темнела могильная плита с грубо обитыми краями. Ее поверхность тоже была отшлифована, и на ней высекли крест, такой же, как на вделанном в стену камне. Ни имени, ни дат рождения и смерти, ничего… Анна присела, коснулась плиты ладонью, словно желая нащупать невидимые письмена. Потом подняла глаза на археолога.

– Кем он был, дон Луис?

Барьега пожал плечами.

– О том, милая сеньора, известно лишь Господу. Если бы я мог изучить его одежду, доспехи, оружие… или хотя бы сфотографировать… Но аппарата с собой у меня не оказалось. Я, собственно, не рассчитывал что-то здесь найти, был, как говорится, в слепом поиске, ловил удачу… А что поймал, сам не знаю!

Он раздраженно пыхнул сигарой, сунул мне кирку и взялся за ломик.

– Помогите мне, дон Педро. Отвалим этот надгробный камень.

Мы сдвинули плиту. Под ней открылась узкая щель глубиною в рост человека, вырубленная в каменистой земле. Ее стены еще сохранили следы орудий, зубила или той же кирки, и казались прочными – ни земля, ни камешки не осыпались. На дне чернели древесные остатки, в которых я безошибочно распознал гроб. Скорее всего дубовый, скрепленный проржавевшим железом.

Анна и полковник, склонившись над яминой и энергично жестикулируя, затараторили на испанском. Барьега вытащил из рюкзака фотоаппарат, пластиковые контейнеры, кисти, набор лопаток и скребков. Затем он принялся снимать – стены, остатки крыши, камни с крестами, разверстую могилу, полуистлевший гроб… Кажется, он не надеялся попасть сюда еще раз и решил воспользоваться случаем.

– Что это значит, дон Луис? – спросил я на своем пиджин-инглише. – Что это за строение? Церковь?

– Часовня, возведенная над прахом умершего, – пояснил археолог. – Судя по способу кладки и некоторым другим деталям, примерно шестнадцатый век или начало семнадцатого. Только праха в ней не оказалось. Представляете, друг мой, четыреста лет прошло, а вместо праха – мумия! Ну усох слегка мертвец, а так будто вчера похоронили. Это в нашем-то тропическом климате!

– Меня интересуют детали. Как он выглядел? Во что был одет? В каких годах преставился?

– Мужчина лет шестидесяти, крепкого телосложения, смуглый, бородатый, в камзоле, штанах и сапогах. Несомненно, испанец, конкистадор, но не из простых! При нем были шпага, перевязь, золотые украшения… Одежда богатая, подобающая гранду. Ткань и кожа, разумеется, истлели, клинок проржавел, но у покойника – ни следа разложения… Я бы даже сказал, что возрастные изменения были не так уж заметны. Чудеса!

– Что случилось дальше?

– Я был потрясен! Задвинул плиту на место и помчался в Каримбу за инструментами и фотоаппаратом. Уже темнело, так что я прибыл к часовне со всем снаряжением на следующий день. Представьте, могила была пуста! И знаете, дон Педро… – Археолог оглянулся на Анну и Кортеса и понизил голос: – Знаете, сеньор, я не так уж религиозен… Но когда я стоял здесь и всматривался в эту пустоту, глядел на сгнившие останки гроба и задавался вопросом, где же умерший… – Он передернул плечами. – …я вдруг ощутил, как могильный холод охватывает меня… Это было ужасно! Я понял, что мне грозит опасность, что я не должен находиться здесь… Жуткое, гнетущее чувство! И я сбежал, дон Педро, я сбежал! Я, Луис Родриго Фернандо Барьега, вскрывший столько могил, что их хватит на целое кладбище!

– Ваше счастье, что сбежали, – буркнул я. – Благодарите свою интуицию.

Опустив аппарат, археолог уставился на меня.

– Вы в самом деле полагаете, что он…

– Существование вампиров давно уже не страшная сказка, – ответил я. – Хотя готов признать, что случай необычный. Обычно они не спят в гробах по четыреста лет, а живут и кормятся, причем весьма активно. Есть гипотезы, кто он такой?

– Десятки гипотез, – с кривой усмешкой произнес дон Луис. – Здесь, на Кубе и на Гаити, звавшейся в старину Эспаньолой, и на материке от Калифорнии до Чили было столько испанцев из знатных семей, столько проходимцев, авантюристов и военачальников, что список занял бы не одну страницу. Суровые люди, должен признаться, жестокие и без всяких моральных принципов. Чуть запахнет золотом, и кровь рекой польется… убийство на убийстве, предательство на предательстве…

– Подходящий материал для упырей, – пробормотал я и покинул развалины часовни. Дон Луис, орудуя скребками и лопатками, брал пробы дерева, земли, камней, Анна с полковником ему помогали, а я, укрывшись в тени, обдумывал ситуацию. Древний склеп и пустая могила не страшили меня – трудно испугать того, кто знает Великую Тайну вампиров, кто бьется с ними много лет и даже – прости, моя любимая! – кое-кого поил своей кровью. Так что неприятных ощущений, спасительных для дона Луиса, я не испытывал, но, говоря по правде, был изрядно удивлен. Вампирам случается впасть в состояние, похожее на летаргический сон, – но чтобы на четыре с лишним века!.. Странный случай! Те древние монстры, что познакомились с моим клинком или с пулей «шеффилда», прожили сотни лет – возможно, иногда впадая в спячку, но уж никак не на столетия. Я перебирал в памяти их имена: Малюта Скуратов, он же Пашка-Живодер… Цезарь Борджа, герцог Валентино… мамзель Вивьен Дюпле, полюбовница Дракулы… графиня Эльжбета Батори, открывшая мне Тайну и потому еще живая… Были и другие чудища, до которых мы еще не добрались, и за каждым тянулся сквозь время кровавый след, прерывавшийся не больше чем на годы или пару десятилетий. Да и то лишь потому, что мы не знали, где и под какими именами злодействовал древний упырь триста или двести лет назад.

Уникальный случай, подумал я. Вернусь, заставлю Влада, моего партнера, покопаться в библиотеках и архивах – вдруг найдет какие-то аналогии.

Археолог рассовал инструмент и контейнеры с образцами по карманам рюкзака.

– Я закончил, амигос. Хотите осмотреть окрестности, дон Педро?

– Нет, – ответил я. – Здесь мы не найдем ни нашего ожившего покойника, ни обращенных им людей.

– Вы уверены? – спросил полковник.

– Да. Я не ощущаю их присутствия. Можем возвращаться.

Был полдень, и солнце палило неимоверно. Обливаясь потом, мы снова пересекли плато и начали спускаться вниз по крутому обрывистому склону. Полковник Кортес шел впереди, галантно предлагая руку Анне в самых опасных местах, за ними, попыхивая сигарой, двигался Барьега с киркой и рюкзаком. Я выбрал путь немного в стороне, так, чтобы видеть всех своих спутников и чтобы они не закрывали сектор обстрела. Хоть я не чувствовал упырьих эманаций, но был начеку. Куба, судари мои, не Москва! Если разобраться, другое полушарие планеты, края заокеанские, климат другой, другие люди, так что, возможно, есть и в вампирах отличие. Скажем, кубинские вампиры – самые хитрые в мире… Сидит ублюдок где-нибудь в щели, совсем не пахнет и вдруг как выскочит!

Я заметил, что «беретта» Кортеса уже в кобуре, а кобура застегнута. Непростительное легкомыслие! Полковник, кажется, считал, что ежели дорога крутовата и требует усилий для преодоления, то и вампирам здесь придется нелегко. Иными словами, не нападут они вдруг – по крутому склону не попрыгаешь, тут смотреть надо, куда поставить ногу, и соображать, за что уцепиться рукой. Большая ошибка! Для упырей эта скала была что зал для танцев. Твари они ловкие, и людям с ними не тягаться – я имею в виду обычных людей.

Спускаясь, я посматривал то на своих спутников, то на джип, маячивший внизу среди примятой травы. Это был мощный военный внедорожник на высокой подвеске, довольно новый – американская машина, бог знает как попавшая на Кубу. Кортес оставил ее на открытом месте, и ничего подозрительного вокруг не замечалось, ни шевеления в кустах, ни следов на траве. Но я неважный следопыт, и к тому же расстояние было слишком велико.

Поглядывая туда и сюда, я размышлял о находке Луиса Барьеги, об испанском воине из склепа. Знатный гранд, мужчина в возрасте… Он мог быть кем угодно, предводителем отряда конкистадоров, капитаном корабля, сражавшимся с пиратами или перевозившим ценности, владельцем поместья на Кубе или даже губернатором острова. Странно, что такого человека схоронили не рядом с церковью, в освященной земле, а закопали в дикой местности, где бродят свиньи… Наверное, была тому причина! Наш покойник мог оказаться столь звероватой персоной, что даже в ту эпоху насилия и жестокости выделялся среди соплеменников. Это кое-что объясняло – по теории Байкалова как раз такие выродки и превращались в первичных вампиров.

Внезапно я уловил знакомую ментальную эманацию. Тянуло не с плато и не от камней на склоне, а снизу, оттуда, где стоял наш джип. Запах крепчал с каждым шагом, и я уже не сомневался, что у машины нас поджидают, но не в кустах – спрятаться там было негде. Анна, Кортес и дон Луис спускались, оживленно размахивая руками и что-то обсуждая на испанском; Анна смеялась, полковник крутил усы, старый археолог дымил сигарой. Они ничего не заметили. Ну, на то я и Забойщик, чтобы первым чуять неприятности.

Вытащив обрез, я ускорил шаги и обогнал своих спутников. Смех Анны за спиною тут же смолк; сообразила моя ласточка, что дело пахнет керосином. «Шеффилд» лежал в моих руках, точно смертоносный груз. Я ощущал холод приклада и ствола – мое чудесное оружие не нагревалось на солнце и словно бы успокаивало меня, напоминало, что мы с ним единое целое. Это чувство было ясным и острым. Пот на висках внезапно высох, биение пульса замедлилось, солнце выпустило меня из жарких объятий. Зной, пыль, непривычный пейзаж, запахи чужой земли – все это не имело значения; сейчас я был готовым к схватке воином. Ловцом божьим, как назвал меня когда-то архимандрит Кирилл.

Ноги сами несли меня к джипу. Среди травы и редких кустов не спрячешься, мелькнула мысль; значит, затаились под машиной… Тварь была не одна – запах слишком силен. Сколько их?.. Двое, трое?.. Не больше трех, решил я; четверым под джипом не укрыться.

Кажется, нас считали легкой добычей: старик и девушка не в счет, а у мужчин оружие несерьезное, не автоматы и базуки, а пистолет и допотопного вида обрез. Зато кровушки – двадцать с лишним литров! Большое искушение. Особенно для вторичных, ставших упырями пару месяцев назад.

Я притормозил шагах в пяти от джипа и сказал:

– Вылезайте, сучьи дети. Кушать подано.

Конечно, они меня не поняли, но тон был важнее слов. Этим горячим кубинским упырям я предлагал поединок. Ружье и клинок против клыков, дьявольской ловкости и жажды крови.

Дальнейшее заняло секунды. Три – все-таки три! – полунагих ублюдка выкатились из-под машины. Быстрые, но все же не состязаться им в скорости с Малютой, приговоренным мною на Рублевке. В сравнении с этими вторичными Малюта был орел! Древняя тварь, хищная и смертельно опасная… Таких, как он, в мире десяток или два, и устаканить любого – изрядный подвиг для Забойщика.

П-пах! – прошептал мой «шеффилд», и упырь, не успев подняться, рухнул у колеса с разбитым черепом. Второго я снял в прыжке, всадив ему пулю точно между глаз. Третий собирался навалиться на меня, рвануть за горло, но не тут-то было: я приласкал его прикладом в лоб, потом отступил и снес башку катаной. Иницианты, судари мои, и к тому же без большого опыта.

Мои спутники сошли вниз. Анна была спокойна и свежа, как майская роза, но на лицах мужчин читалось потрясение. Дон Луис нервно жевал окурок сигары, полковник шарил рукой у пояса – должно быть, пытался достать пистолет. Его роскошные усы висели, словно две мочалки.

– Мучас грасиас…. [6] – наконец выдавил Кортес. – Как вы их!.. Я кобуру не успел расстегнуть! Вы, дон Педро, вы…

– …профессионал, – положил я конец его восторгам. Затем наклонился над убитыми, раздвинул им челюсти кинжалом и осмотрел клыки. – Больших клыков еще не отрастили, дон Алекс. Все вторичные, иницианты.

– Что это значит, компанейро?

– После объясню. Вы узнаете кого-нибудь? Хотя бы этого? – Я ткнул клинком в отрубленную голову.

Полковник пожал плечами, но тут вмешался дон Луис – выплюнул свою сигару, вытер лоб платком и произнес:

– Тот, кого вы, дон Педро, изволили обезглавить, – Пабло Неро из Каримбы, почтовый служащий. Развозил по окрестностям письма и газеты на велосипеде, исчез три месяца назад. Еще одного тоже могу опознать, татуировка у него заметная. – Он показал на труп с изображением Фиделя на предплечье. Команданте был как живой, в бороде и берете, с решительным выражением лица. – Это Алонсо Куэва, пастух из Опончи. Ему лет сорок, и когда-то он служил в армии. Большой фантазер! После третьей кружки любил рассказывать, как сражался с контрас в заливе Кочинос. [7]

– Вы уверены? – с сомнением спросил Кортес.

Барьега гордо вскинул голову.

– Я, полковник, тридцать два года езжу в эти края! Я тут каждый камень знаю – от Куманаягуса до Санкти-Спиритус! Каждый камень и каждого человека! Только безголовых, – он бросил взгляд на третий труп, – опознать не могу!

– Ладно, – пробормотал полковник. – Пришлю людей, чтобы забрали трупы.

Говорили они на испанском, и речи Барьеги и Кортеса перевела мне Анна. Мы забрались в машину, и полковник развернул джип на залитой кровью траве. Я сел рядом с ним и всю обратную дорогу объяснял разницу между первичными и вторичными вампирами и пересказывал гипотезы Байкалова и других специалистов. С литературой об упырях на Кубе было напряженно – если Кортес что и читал, так только откровения святого Юлиана. Ввиду отсутствия вампиров тут занимались классовой борьбой и разоблачением коварных планов американского империализма.

Так, беседуя о полезном и приятном, мы добрались до Каримбы, до городской площади и кабачка «Паэлья», у дверей которого нас встретил капитан. Я, кажется, упоминал, что он мулат?.. У всех темнокожих, у негров и мулатов, бледность проявляется специфически – кожа не бледнеет, а сереет. Так вот, Мигель Арруба был серым, точно пепел.