"Недостающее звено" - читать интересную книгу автора (Ахманов Михаил)

Глава 2. Транспорт ГР-15/4044

Транспорт был огромен. К основному модулю восьмисотметровой длины, снабженному контурным приводом и гравидвижками для орбитальных маневров, добавлялись баржи-контейнеровозы, танки с водой и сжиженными газами, решетчатые фермы с какими-то конструкциями, не боявшимися вакуума, и длинный хвост криогенных цистерн, в которых, в глубоком холоде и мертвой тишине, спал целый зоопарк, от червей, жуков и бабочек до попугаев, кенгуру и мастодонтов. Большая часть этого груза предназначалась для Горькой Ягоды, где не было ничего, ни нормальной атмосферы, ни питьевой воды, ни, разумеется, животных. Когда-то Тревельян там побывал, но возвращаться в этот унылый край ему хотелось не больше, чем на Пекло.

Может быть, давящее впечатление огромности усиливалось полным отсутствием экипажа, живых людей, их голосов и смеха, зычных приказов, перебранки, топота ног, плеска воды в бассейне и голоса третьего помощника, что объявляет учебную тревогу. Обычно Тревельян перемещался на рейсовых пассажирских лайнерах или кораблях Звездного Флота, где даже на небольшом корвете, не говоря уж о фрегатах и тяжелых крейсерах, имелось кое-какое общество, а главное – особы противоположного пола. Блондинки, брюнетки, шатенки, рыжие, с кудрями цвета весенней зелени или морской волны – все они были милы Ивару Тревельяну. Особенно в данный момент, когда он провел без малого месяц в обществе кни’лина на Сайкатской Исследовательской станции. Нрав у них был тяжелый, что подтверждалось трагическими событиями последних дней, но к тому же кни’лина, во многом подобные людям Земли, расстались с волосами еще в своем палеолите. Впрочем, народ этот был красив, и отсутствие у женщин пышных локонов не помешало бы Тревельяну завести роман, а то и два. Однако любовной истории не получилось, а вышел самый гнусный детектив, с кровопролитием, трупами и мрачными тайнами [3].

Вообще-то после недавних миссий на Осиере и Сайкате Тревельяну полагался отпуск. Он мог провести его на Гондване, Рооне, Сапфире или любой другой курортной планете, мог попутешествовать для собственного удовольствия, слетать на Данвейт или Тинтах, полюбоваться древними замками лоона эо, отправиться в сектор гостеприимных терукси или пожить пару недель в шикарной гостинице над кольцами Сатурна. В любом из этих мест была возможность поразвлечься, всюду нашлись бы партнеры и партнерши для танцев и тенниса, древних карточных игр и романтических прогулок под луной, флирта, умных бесед, полетов на гравипланах и застолий, которыми Ивар, человек общительный, тоже не пренебрегал. Долг, однако, был превыше всей этой приятной суеты, и Щербаков, хитрый искуситель-змей, знал, как о нем напомнить. Появившись на Сайкатской станции в качестве нового координатора, выслушав отчет Тревельяна и сообщив о просьбе Юи Сато – просьбе, не приказе! – он ухитрился добавить то, что поразило разум, душу и сердце Ивара.

Стоя в рубке транспорта, под голографическими экранами с изображением звезд, он повторил слова Щербакова:«Серый Трубач перешел горы». Это было серьезно, очень серьезно! Все, что сделал Фонд на Пекле, под угрозой, и потому не время отдыхать. Отложим Роон и Гондвану, думал Ивар, забудем про синее море, теплое солнце, игрища и светские беседы, карнавалы и прелестных дам. Отложим все эти чудные иллюзии на завтра и примем без споров и ропота веление судьбы. Пекло так Пекло! В конце концов, там будут не только жадные бароны Кьолла, лохматые купцы, век немытые туземки и людоеды-кочевники, но целая миссия Фонда, дюжина или больше человек! Мужчины и женщины, которые скоро станут добрыми друзьями, настоящие люди, с которыми тоже можно поболтать и поиграть – в карты, теннис или бильярд, а кое с кем в иные игры…

Транспорт, управляемый компьютером и не нуждавшийся в экипаже, был, однако, приспособлен к перевозке живых и разумных существ. На палубе «А», самой верхней из шестнадцати, сразу за рубкой начинался широкий длинный коридор, украшенный голографическими пейзажами и портретами всех пассажиров, когда-либо ступавших на борт ГР-15/4044. По одну его сторону шли личные каюты числом шестьдесят или, возможно, семьдесят – внутреннее пространство корабля допускало разнообразные перемены и трансформации. С другой стороны, за стрельчатой аркой, располагались кают-компания, служившая также столовой и библиотекой, а за нею – овальный бассейн. Кают-компанию декорировали под залу старинного замка: огромный камин с огненными фантомами, стены и свод из грубо отесанных камней, массивная мебель из натурального дерева, яркие цветные витражи, гобелены с дамами, заточенными в башнях, и рыцарями, что сражают всяких чудищ и драконов. Это тяжеловесное убранство Ивару не нравилось. Он предпочел бы нечто легкое, воздушное, в восточном стиле, но решил ничего не менять – его путешествие было недолгим, а большой отсек с бассейном и спортивными снарядами, примыкавший к кают-компании, сулил гораздо больше развлечений. Здесь была круглая площадка для танцев, раздаточный буфет-автомат с любыми напитками и закусками, зона невесомости для любителей попрыгать и покувыркаться, уютные диванчики и кресла, спрятанные в нишах, под пологом зеленого плюща, игровая дека и копии великолепных статуй: Венера Медицейская, Артемида-охотница и прочее в том же духе. Их созерцание будило у Тревельяна возвышенные мысли о прекрасном, об эталоне женской красоты, непревзойденном даже в его эпоху биопластики и генетических метаморфоз.

Вероятно, транспорт был рассчитан на пребывание одиноких постояльцев, снедаемых скукой и тоской. Управлявший им компьютер не относился к устройствам с искусственным интеллектом – казалось, ни один предмет, кроме звездной навигации и забот о грузе, его не занимает. Но с портретами, собранными в коридоре, можно было пообщаться, выслушать их истории и рассказать свою. Эти изображения делались в то мгновение, когда человек ступал на борт, а их рассказы были тем интереснее, чем дольше длилось путешествие того или иного вояжера. Похоже, корабельный компьютер просто запоминал беседы, манеру поведения, привычки своих гостей, чтобы создать потом иллюзии их личностей. Разумеется, это требовало времени. Портрет самого Тревельяна, замыкавший картинную галерею, пока что был не слишком разговорчив, сообщая минимум сведений о своем прототипе: Ивар Тревельян, социоксенолог и разведчик-наблюдатель Фонда Развития Инопланетных Культур, кавалер Почетной Медали, Венка Отваги и Обруча Славы, специалист по примитивным гуманоидным сообществам. После этого следовал его послужной список с примечанием о том, что он направляется с Сайката в мир Раваны, известный также как Пекло.

Портретов насчитывалось не менее трех сотен. Впрочем, не все оказались интересными собеседниками – видимо, полет их длился не дольше, чем у Тревельяна. Леон Деев, художник и творец иллюзий, Дмитрий Ши, отставной офицер, Обо Коиче, историк, специалист по кочевым народам – с этими было о чем потолковать. Но Ивар выбрал себе в наперсницы девушку с Ваала, из древней земной колонии, служившей долгое время базой для Звездного Флота. Девушку звали Анна Кей, и ее нежное светлое личико, белокурые локоны и тонкая изящная фигурка тронули его сердце. Она умела слушать, поощряя рассказчика легкой полуулыбкой, тенью скользившей по ее губам; иногда спрашивала что-то или бросала пару фраз, вполне уместных и заставлявших позабыть, что Тревельян беседует с машиной. О ней самой он знал немногое: ей было только девятнадцать, и в ее жизни еще не случилось ни каких-либо невзгод, ни особых радостей. Тридцать два года назад она отправилась с Ваала на Данвейт вместе с группой экскурсантов, студентов Ваальского колледжа древней истории.

Впрочем, были у него и другие собеседники, кроме голографий прежних пассажиров. Как многие эмиссары Фонда, Тревельян странствовал на пару с Советником-призраком, личностью некогда реальной и снискавшей, благодаря своим заслугам, редкую награду:

увековечивание в памятном кристалле. Кристалл был крохотный, не больше гречишного зерна, но в нем хранились интеллект и память дальнего тревельянова предка Олафа Питера Карлоса Тревельяна-Красногорцева, десантника и командора Звездного Флота, погибшего пять веков назад. При жизни дед, как звал его Ивар, свершил немало подвигов, ибо выпало ему родиться в немирную эпоху: Войны Провала [4] и битвы с фаата еще не сделались достоянием истории, как вспыхнули новые конфликты, сначала с дроми, затем с хапторами и, наконец, с кни’лин [5]. Командор Тревельян-Красногорцев воевал со многими звездными расами, неоднократно горел в своем корабле и замерзал в ледяной пустыне космоса, командовал десантами, был ранен восемь раз и женат четырежды – словом, накопил огромный опыт и стал героем. Умер он тоже как герой – пал смертью храбрых в возрасте девяноста двух лет, командуя крейсером «Паллада». Погиб он в том знаменитом сражении в секторе Бетельгейзе, когда три земных крейсера разгромили флотилию дроми, доказав агрессорам и всей Галактике, что среди звезд появилась новая, могучая, воинственная и хорошо вооруженная раса.

Обычно кристалл с личностью командора имплантировали Тревельяну в висок, но сейчас он хранился в наголовном обруче, как и другая личная аппаратура, устройства связи и видеозаписи. Ментальному общению с дедом это не мешало, и эмпатический контакт тоже был достаточно тесным: командор мог пользоваться слухом, зрением и обонянием Тревельяна.

Другой его спутник являлся искусственным интеллектом с Сайкатской станции. Это заатмосферное поселение строили кни’лина, и они же программировали управляющий станцией Мозг, но в данном проекте Фонд был равноправным партнером, возместившим часть расходов и затрат. Щербаков, координатор земной экспедиции, доставил мыслящее устройство, которое считалось более надежным – во всяком случае, так полагали в Консулате ФРИК. Со стороны кни’лина возражений не последовало; затем прежний Мозг был демонтирован и по личной просьбе отдан Тревельяну. Возможно, инопланетные коллеги желали избавиться от него или сочли, что этот дар станет возмещением за все опасности и тяготы, которые Ивар перенес, спасая Сайкатский проект и доброе имя кни’лина. Так ли, иначе, но Мозг попал к нему в руки, и это было ценное приобретение: его программный ресурс и справочные базы казались поистине неисчерпаемыми. Чтобы обеспечить своему приобретению мобильность, Тревельян загрузил его в корпус трафора, робота-трансформера, выпрошенного у Щербакова. Учитывая миссию на Пекле, разумный трафор был совсем не лишним в их компании.

Корабли летают в Лимбе [6] быстро – в три прыжка они достигли Хаймора. К планетной орбите транспорт не приблизился, лег в дрейф у внешней границы системы, и за дело взялись похожие на пауков грузовые роботы. Они перетаскивали в шлюзовой отсек и набивали в квадропланы ящики с одеждой и продуктами, соками и винами, кристаллокнигами и почтой, подарками для туземцев и легкой складной мебелью. Груз был невелик, так как воды и воздуха, сырья и съедобной органики на Хайморе вполне хватало. Самым крупным предметом, попавшим в трюм квадроплана, являлся надувной плот двухсотметрового диаметра; к нему прилагались четыре катера, две небольшие подводные лодки и сборное бунгало. Новая база в океане, подумал Тревельян и, насладившись зрелищем, оставил шлюзовую.

Он побрел к лифтовой шахте, поднялся на жилую палубу, заглянул в рубку, где не имелось даже кресел для навигаторов и пилотов, а только единственное – для капитана. Хорошо хоть остались экраны, пригодные для человеческих глаз, и на них зеленоватым кружком сияло далекое солнце Хаймора. Обитаемая планета была не видна, и Тревельян распорядился поймать ее в телескопы и вывести изображение на самый большой монитор. Вздыхая, он поглядел на крохотную круглую монетку, вызвал список хайморской миссии, в которой оказалось больше сотни человек, поискал знакомых и обнаружил трех однокашников по Академии, приятеля-биолога с Селлы и девушку, с которой некогда крутил роман. Тут ему стало совсем тоскливо, и он отправился к Анне Кей.

– Мы в системе Хаймора, моя красавица, – сообщил Тревельян, остановившись перед ее портретом. – Дрейфуем в двух световых часах от местного светила.

Рядом с Анной располагалась хмурая дама в мундире экологической инспекции. Бросив на Ивара негодующий взгляд, она прошипела:

– Все к молоденькой ходишь? У молодых в голове пустота! Поговорил бы лучше с серьезным человеком!

Анна мило улыбнулась. По молчаливому согласию они игнорировали инспекторшу, хотя Тревельян подозревал, что ее грозные взгляды и шипенье имеют тот же источник, что и улыбки девушки.

– Ты тут бывал? – спросила Анна.

– Да. Довольно давно. Моя вторая миссия после Пекла. Сколько же мне стукнуло? – Он на секунду задумался. – Пожалуй, двадцать шесть.

– Солидный возраст!.. – протянула Анна.

– Это с твоей точки зрения. После стажировки на Пекле я получил сертификат разведчика, очень им гордился, но ничего не умел. Правда, контакт с хайморитами не требует больших умений… они ребята дружелюбные…

Глаза Анны округлились.

– Хаймор обитаем? О, как интересно! И кто же там живет?

– Теплокровные живородящие амфибии. Это водный мир, дорогая. Семь процентов тверди, а остальное – океан с глубинами до двух километров. На шельфе – подводные джунгли, кораллы, моллюски и рыбки неописуемой красы. Только большей частью ядовитые.

Она вздохнула.

– Хотелось бы на это поглядеть!

– Да, редкостное зрелище и очень освежающее. Как сказано в Книге Начала и Конца, способность дивиться чуду жизни питает корень человеческой души.

– Никогда не слышала о такой Книге.

– Это творение Йездана Сероокого, пророка кни’лина, их Коран и Библия… В общем, священный манускрипт, кладезь всяческой премудрости. Когда я учился в Академии, мне довелось с ним ознакомиться.

Они помолчали. Потом Анна спросила:

– Мы подойдем к планете?

– Нет, милая. Сейчас роботы грузят два квадроплана… деликатесы, почта, одежда и все такое… Они уйдут с минуты на минуту, а мы отправимся к Горькой Ягоде.

– Квадропланы? Что это, Ивар?

– Не знает! – каркнула инспектор. – Про Книгу не знает и про квадропланы! Я же сказала – головка-то пустая!

Это была всего лишь игра, способ скрасить одиночество. Машина – какой-то модуль бортового компьютера или автономный блок корабельной памяти – притворялась Анной Кей, суровой инспекторшей, историком Обо Коиче и всеми остальными персонажами, а Тревельян делал вид, что этому верит. Анна спрашивала, он отвечал, улыбался ей и косился с иронией в сторону соседнего портрета. Кажется, дама-инспектор ревновала; ей тоже хотелось с ним пофлиртовать.

– Квадроплан – грузовой планетарный бот, – пояснил Ивар. – Две трубы, соединенные крестом, четыре гравидвижка на концах, а в перекрестье – пассажирская кабина. На вид машина неуклюжая, зато устойчивая, может сесть и подняться даже в ураган. У нас на борту их десятка три.

– Никогда не видела, – сказала Анна. Фоном для ее портрета служили цветущие заросли жасмина. Там гулял ветерок, шевелил ветви с белыми цветами, развевал светлые волосы девушки.

Палуба под ногами Тревельяна чуть заметно покачнулась.

– Первый пошел, – произнес он и вытянул руку к инспекторше. – Корабль, внешний обзор! На этот экран!

Строгая дама исчезла. Вместо ее изображения открылся вид на ближний космос: черная бархатная пустота с точками звезд, далекое солнце Хаймора и маневровые огни квадроплана. Аппарат, набирая скорость, быстро удалялся от корабля.

Пол снова дрогнул. Вторая машина, похожая на серебристый крест с утолщением в центре, выскользнула из шлюза.

– Вот и все, – сказал Тревельян. – Сейчас мы сойдем с орбиты, наберем скорость и прыгнем к Ягоде. Ну, это такое место, где лучше не задерживаться. Мрачная планета! – Он помахал Анне рукой и отступил на пару шагов от ее портрета. – Пойду поплаваю в бассейне. Жаль, что тебе нельзя окунуться.

– Жаль, – согласилась девушка. – Когда ты опять придешь?

– Скоро, – побещал Ивар, – скоро.

Он направился в спортивный зал. Взгляды бывших пассажиров транспорта провожали его. Студенты, приятели Анны, офицеры Флота в синих с серебром мундирах, компания терукси в пестрых одеждах, коллега по Фонду (когда-то он добирался на Пта), люди из Исследовательского корпуса, несколько приятных загорелых женщин – эти возвращались домой с Гондваны… Сотни глаз, сотни лиц, сотни историй, длинных или совсем коротких… В будущем, думал Тревельян, какой-то скучающий странник подойдет к его изображению, заведет разговор и спросит: зачем ты летишь на Пекло, в эту чертову дыру? И услышит загадочный ответ: лечу, ибо Серый Трубач перешел горы.

«Хорошая малышка, – раздался ментальный голос командора. – Скромная, но цену себе знает».

– Ты это о чем? – вслух поинтересовался Тревельян.

«О девушке, с которой ты беседовал. Из таких выходят прекрасные жены, парень. А тебе как раз пора остепениться».

– Во-первых, я еще не готов к такому решительному шагу, а во-вторых, где ее искать? Тридцать два года прошло, как она летела на этом корабле. Она теперь не юная девица, а зрелая женщина…

«Вот и отлично. Монике, второй моей супруге, было пятьдесят, когда мы встретились. Женщина в таком возрасте знает, чего хочет, и это, поверь, большое преимущество. Ей хотелось детей, и за три года она подарила мне троих. – Командор смолк, погрузившись в воспоминания, затем добавил: – Ты, кстати, происходишь от Сергея, старшего сына Моники».

Ивар ухмыльнулся и поправил наголовный обруч.

– Помнится, ты утверждал, что моим прародителем является Павел, сын от первой жены.

«В самом деле? Ну, возможно, возможно… Бывает, что я путаюсь в своих потомках… семь сыновей, восемь дочерей, которых я видел лишь в перерывах между боевыми действиями… даже имена запомнить трудно».

Тревельян с неодобрением хмыкнул и перешагнул порог спортивного зала. Тут, за танцевальной площадкой, между статуями Артемиды-охотницы и Геры, матери богов, возвышался конус с зеркальной поверхностью, внушительная геометрическая фигура величиной с планетарный вездеход. Корпус трафора, содержащий Мозг с Сайкатской станции, мог, однако, принимать и другие формы и при нужде довольно резво перемещаться.

При виде Тревельяна робот выдвинул штангу с голосовым вокодером и пророкотал:

– Ррза тежи агхата, оррт тажи Хиндаг.

Звуки лающего гортанного языка кочевников разорвали тишину. То была поговорка северян, мудрость народа, странствующего по бескрайним засушливым равнинам: как бы далеко ни находился человек, он всегда близок к богу. Туземцы Пекла, как некогда земляне, говорили на множестве наречий, диалектов и жаргонов, и память Тревельяна, даже подстегнутая гипнотическим внушением, не могла вместить все изобилие местной лингвистики. Но для Мозга в этом не было проблем.

– Отличное произношение, – заметил Ивар, коснувшись гладкой поверхности конуса. – Продолжай в том же духе.

Затем он сбросил одежду и погрузился в бассейн. На Пекле такого удовольствия не будет, мелькнула мысль. Он перевернулся на спину и закрыл глаза. Пыльная равнина легла перед ним; раскинулись пустыни, покрытые щебнем и рыжим песком, встали бесплодные горы, заклубились шапки дыма над сотнями вулканов, потекли потоки лавы, и злые солнца, Асур и Ракшас, начали карабкаться в зенит, заливая землю нестерпимым жаром. Вздрогнув, Тревельян глубже погрузился в прохладную воду, словно она могла защитить от этих мрачных неприветливых картин. Командор зашевелился в его сознании, буркнул: «Та еще планетка! Что за гнусная дыра, прокляни меня Всевышний!» – и замолчал. Видно, других комментариев для Пекла у него не нашлось.

Поплавав с четверть часа, Ивар вылез, понежился в струях теплого искусственного ветерка, натянул комбинезон и решил поработать. Трех полетных недель было недостаточно, чтобы заняться чем-нибудь серьезным; все, что он планировал – освежить в памяти языки Пекла, проштудировать географическое описание планеты и разобраться с теми эстапами, которые Фонду удалось внедрить за два последних десятилетия.

– Ксенологический компедиум, раздел «Равана», – велел Тревельян, опустившись в кресло.

– Слушаюсь, эмиссар, – откликнулся Мозг, включая трансляцию. Прежде он звал Тревельяна «ньюри» (этот почетный титул использовали кни’лина высшего сословия), но бортовой компьютер, приверженный земным обычаям, обращался к Ивару по должности. Вскоре Мозг сообразил, что с прежним титулованием покончено, и тоже перешел на «эмиссара». Цепи распознавания ситуаций были у него весьма чувствительны.

Тихо загудел голографический проектор, и в потемневшем куполе зала вспыхнули две звезды – красноватая, тусклая, висевшая на рукотворном небосклоне словно огромный, подернутый патиной медный щит, и ослепительная белая. На красную звезду можно было глядеть не щурясь, но лучи белой, хоть и совсем небольшой, острыми иглами кололи глаза. Тревельян прикрыл их ладонью. Светила отодвинулись в глубь темного пространства, мелькнули сфероиды ближних планет – безжизненных, раскаленных, лишенных воды и атмосферы; затем приблизился не такой горячий мир, где среди континентов цвета умбры и охры виднелись сине-зеленые пятна морей и прихотливый узор извилистых проливов. Как всегда бывает при спуске с космических высот, эта поверхность стала чашей, пересеченной горным хребтом; одни его пики пронзали знойное желтое небо, над другими клубились темные тучи и просвечивал багровый отблеск лавы.

При виде гор Тревельян недовольно сморщился.

– Убери пейзажи к дьяволу! Мне не нужна визуальная информация… как вспомню, так вздрогну… Текст давай!

– Как пожелаете, эмиссар.

Гигантский хребет исчез, и в воздухе неторопливо поплыли строчки символов, карты и таблицы.

«Пекло (Равана) – четвертая планета двойной звездной системы NG-0455/56881 (красный гигант Асур, белый карлик Ракшас, спектральные данные см. в Приложении 1). Находится вблизи Провала, в ста сорока четырех парсеках от Гаммы Молота (земные колонии Тхар и Роон), в направлении южного галактического полюса.

Общее описание: землеподобный мир, открытый экспедицией Сокольского-Шенанди в 2892 году (Марсианский университет). Светила, континенты и некоторые моря поименованы с использованием древнеиндийской мифологии (по инициативе Шенанди), но большая часть названий имеет туземное происхождение. Официальное обозначение «Равана» (демон-асур) вскоре было заменено на «Пекло» (как более соответствующее природным условиям планеты).

Суша разделена на пять обитаемых материков: самый крупный, центральный – Хира или Хираньякашипа (протяженность в широтном направлении 13 800 км, в меридиональном – 11 280 км) и более мелкие Вритра, Шамбара, Раху и Намучи (размеры от 4400 до 9550 км в поперечнике, более подробные данные см. в таблицах). С учетом многочисленных архипелагов и островов твердь занимает 63% планетарной поверхности, тогда как мировой океан представлен сравнительно небольшими внутренними морями, часть из которых соединяется проливами. Вследствие недостатка влаги и отсутствия постоянных рек планета весьма засушлива, климат жаркий, экваториальные зоны необитаемы (температура выше 60 градусов по Цельсию). За исключением редких оазисов местность имеет характер пустынь, полупустынь и степей. Отмечена активная вулканическая деятельность. Флора и фауна небогатые, почти все виды растений и животных окультурены (см. зоологический и ботанический перечни).

Планета населена гуманоидами нескольких рас (точное количество неизвестно), чей уровень развития соответствует раннему средневековью. Народы Кьолла (Народы Оазисов) занимаются земледелием, северные кочевые племена Хиры – скотоводством, кланы приморских городов – кораблестроением и торговлей, отдельные общины Вритры и Раху – выплавкой металлов (медь, олово, свинец, золото, серебро), кузнечным, гончарным и другими ремеслами. Вследствие недостатка удобных для обитания земель и дефицита воды между племенами и народами постоянно возникают конфликты; население агрессивно, недоверчиво и недружелюбно. Языки – см. Приложение 2, «Лингвистический обзор». Религии – см. Приложение 3, «Мифология Пекла».

С 2901 года Пекло (Равана) включено в сектор влияния Земной Федерации. Находится под патронажем Фонда Развития Инопланетных Культур.

Период обращения планеты вокруг оси: 28,37 стандартного часа.

Период обращения планеты вокруг доминирующего светила (Асур): 748 суток.

Естественный спутник: Гандхарв.

Тяготение: 1,3 земного.

Атмосфера пригодна для дыхания вплоть до высот 7000 м».

– Пригодна местами, – мрачно заметил Тревельян. – Если вблизи нет вулканов, сернистых гейзеров, свежих лавовых полей или еще какой-то гадости.

Трафор испустил печальный звон.

– В воздушной среде, насыщенной парами серы и вулканическим пеплом, мой корпус будет подвержен коррозии. Нужно что-то предпринять, эмиссар.

– Ты за свою шкурку не переживай, – сказал Ивар. – Ты справочный агрегат и потому останешься на базе. Пик Шенанди, высота шестнадцать километров и самые стерильные условия. Там даже воздуха нет.

– Без воздуха человек не способен функционировать.

– Верная мысль. Поэтому нас там никто не тревожит, ни людоеды-кочевники, ни бароны-разбойники, ни хитрые торговцы. Вокруг снега и льды, холод и смерть, а под силовым колпаком сносная атмосфера, три домика, садик, тишина, покой… Жаль, что приходится спускаться! Внизу совсем не так приятно. Сказать по правде, планета омерзительная, и людишки там тоже не подарок.

– Не спускайтесь, – посоветовал Мозг. – Вы координатор миссии, и ваше дело – руководить.

Тревельян прикрыл глаза. Райские пейзажи Гондваны мелькнули перед ним – теплое синее море, пляжи с золотым песком, сочная зелень магнолий и пальм, хрустальные дворцы вдоль бесконечной набережной, смуглые девушки, танцующие на площадях, мягкие очертания гор, одетых лесами… Все это было так мирно, так прекрасно! Так непохоже на знойные пустыни Пекла, на скудные оазисы, жалкие посевы, нелепые замки и хищных обитателей этих твердынь!

Вздохнув, он пробормотал:

– Координатор… Руководитель… Ха! Ко всякой бочке затычка, вот я кто!

На неощутимое мгновение палуба всколыхнулась под его ногами, мир разлетелся на мириады осколков, исчез и снова выплыл из темного мрачного небытия. Транспорт ГР-15/4044 сделал первый прыжок к системе Горькой Ягоды.

Солнце тут было щедрое – звезда класса G с заметным золотым оттенком, погорячей и поярче земного светила. Согласно видеофильмам, хранившимся в архиве ФРИК, восходы и закаты на Ягоде казались феерией света и красок – особенно над океанами, где золотистое и розовое сливалось с голубым и синим. Но теперь остатки атмосферы не позволяли наблюдать подобные зрелища, а от океанов остались только глубокие впадины в планетарной коре. В данный период своей геологической истории Горькая Ягода походила на Марс – такой, каким он был до заселения земными колонистами.

Однако существовали проекты терраформирования планеты, восстановления атмосферы, водной среды и плодородия почв с последующей реанимацией жизненных форм от бактерий, планктона и насекомых до высших животных. Над этим трудилась большая команда специалистов с Земли, и основные грузы, доставленные транспортом, предназначались для нее. Как и в системе Хаймора, корабль лег в дрейф в нескольких световых часах от солнца, из распахнутых шлюзов выплыла пятерка квадропланов, и роботы принялись расстыковывать баржи с оборудованием, танки и криогенные цистерны. Затем их собирали длинными цепочками, чтобы отбуксировать на орбиту Горькой Ягоды, и эта операция грозила затянуться на сутки. Ивар провел их в заботах и трудах, знакомясь с отчетами регулярно сменявшихся раванских миссий и размышляя, как диким северянам удалось прорваться в предгорья Поднебесного хребта. В отчетах говорилось о дюжине эстапов, благополучно внедренных в Кьолле и портовых городах, о том, что на смену бронзовому веку постепенно приходит железный, о мореходных экспедициях на дальний юг и новых торговых путях, частью морских, частью сухопутных, которые связали Вритру и Раху с Хирой, центральным континентом. Это были полезные сведения, дополнявшие опыт, полученный Иваром на Пекле двадцать лет назад, в период стажировки. Однако никаких гипотез о переходе через горы, совершенно неприступные для примитивных кочевых племен, у него не появилось. Может быть, люди Серого Трубача были не так примитивны, как полагали эксперты ФРИК?

Утомившись от бесплодных размышлений, он отправился к портрету Анны Кей.

– Вот и еще один этап позади, девочка. Мы добрались до Горькой Ягоды.

Она задумчиво сморщила лоб.

– Странное имя для планеты, Ивар. Это плохое место? Хуже, чем Равана, о которой ты рассказывал?

– Пожалуй. Но это имя связано не с планетой, а с тем, что когда-то здесь случилось. Для своих исконных обитателей Ягода вовсе не горчила, это для нас, пришельцев с Земли, она горька на вкус. Наше название, наша вина…

– Ты говоришь загадками. Почему?

– Я сотрудник Фонда, а у нас не любят обсуждать такие темы, хотя о Ягоде помнят. О Горькой Ягоде, Руинах, Рухнувшей Надежде… Помнят как об ошибках, что не должны повториться… Давным-давно, еще не зная о Пороге Киннисона, мы попытались прогрессировать эти миры, что кончилось печально – общепланетными войнами и катастрофами. – Ивар покачал головой. – Понимаешь, намерения были лучше некуда, технический ресурс огромен, усилия настойчивы и бескорыстны… все было, только не хватало ума и осторожности.

– Мне вспоминается древняя поговорка, – сказала Анна. – Благими намерениями вымощена дорога в ад.

– Вот именно, – согласился Тревельян и попросил: – Давай оставим эту тему, милая. Ты ведь изучаешь древнюю историю, так? Скажи мне, что ты будешь делать, когда закончишь колледж? Останешься на Ваале? Будешь преподавать, писать книги, ездить в экспедиции?

Она встряхнула светловолосой головкой.

– Вряд ли, Ивар, я останусь на Ваале. На Ваале, как и в других колониях, нет древней истории… Только в одном из миров это понятие имеет смысл – на Земле. Скорее всего, я полечу на Землю и займусь каким-нибудь древним таинственным народом. Ливийцами, или тангутами, или индейцами кечуа…

– Значит, теперь ты на Земле, – сказал Тревельян. – Восемь миллиардов населения, сотни мегаполисов, тысячи университетов… И где же тебя искать? Конечно, есть справочная служба, но вдруг ты уже не Анна Кей? Случается, что люди меняют имя…

Ее глаза потемнели.

– А ты хотел бы меня найти? Хотел бы снова встретиться со мной?

– Предположим, да.

– Я, наверное, изменилась… Ты ведь сейчас в нашем будущем, Ивар… Сколько лет прошло?

– Тридцать два. Ты по-прежнему красива и молода… Мы почти ровесники.

– Льстец! – Анна улыбнулась. – Думаю, если захочешь, ты меня найдешь – имя я менять не собираюсь. Если я буду изучать ливийцев, ищи меня в Триполи или Каире, а если тангутов – в Пекине или Хабаровске.

– А если займешься индейцами?

– Тогда в Ла-Пасе или Лиме.

– До скорой встречи, дорогая, – промолвил Тревельян. – Вот наведу порядок на Пекле и вместо Гондваны отправлюсь на Землю. Чего я на этой Гондване не видел? Пальм, песка да соленой воды? Так этого добра и на Земле хватает. Если, скажем, ты изучаешь ливийцев, мы с тобой съездим к морю Тассили. Я там еще не бывал, а говорят…

Мелодичный перезвон прервал его речи. Вслед за ним раздался голос бортового компьютера:

– Разгрузочная операция завершена, эмиссар. Судно следует далее согласно штатному расписанию.

– Покажи, что у нас еще осталось за хвостом, – распорядился Тревельян.

Анна исчезла, и в раме, что обрамляла ее портрет, появилась корабельная корма. Длинного шлейфа барж-контейнеровозов, решетчатых ферм и криогенных цистерн со спящим зоопарком там уже не оказалось, болтались лишь полдюжины емкостей с водой и сжиженной дыхательной смесью. Это был самый объемный груз, предназначенный для Пекла, для базы на горе Шенанди, что возносилась в стратосферу. Все остальное – почту, одежду, продукты и технику – хранили трюмы корабля, уже пустые на три четверти. Сравнительно с командой, трудившейся на Горькой Ягоде, раванская миссия была невелика.

Вернув на место портрет девушки, Тревельян послал ей воздушный поцелуй, распрощался и отправился к Мозгу. Следующий час он провел, беседуя с искусственным интеллектом на языке кочевников, полном рычаний и хрипов. Под конец у него разболелось горло.

Предполагалось, что транспорт выйдет к Пеклу от Горькой Ягоды за восемь прыжков. Большая часть маршрута пролегла в Провале, но, разумеется, не в его глубинах, а у границы ветви Ориона, где все же попадались звезды и блуждающие планетоиды. Не слишком часто – примерно один объект на двести кубических парсеков.

Провал тянулся гигантским изогнутым серпом между двумя Рукавами галактической спирали, ветвью Ориона и ветвью Персея. Его ширина составляла тринадцать тысяч триста светолет, и пока ни один корабль землян, кни’лина, дроми или хапторов не перебрался на другую сторону этого потока тьмы. Но с контурным приводом он несомненно был преодолим – ведь бино фаата, технологическая раса гуманоидов, сумели его пересечь на своих огромных звездолетах. Они свершали это много раз, атаковали Землю, потом ее колонии на рубежах Провала, но в этих войнах удача им не улыбнулась. Битвы, однако, были кровавыми и упорными, потери – чудовищными, и разгром фаата не мог воскресить миллионы погибших. Прошло уже семь столетий, как они исчезли, но память об их нашествии еще не подернулась пеплом забвения, а само имя фаата вызывало ненависть и страх. Возможно, по этой причине опасались летать в другой Рукав, а к тому же в собственной ветви хватало многолетних споров и конфликтов, сопровождавших рост и упадок звездных империй.

Но, если не считать фаата, таившихся за Провалом, эта область была удобной для навигации. В отсутствие тяготеющих масс прыжки через Лимб могли достигать десятка парсек, что вдвое-втрое сокращало полетное время. Стартовать от Горькой Ягоды, выйти в Провал, преодолеть большое расстояние, затем нырнуть к двойной системе Асура и Ракшаса… Этот маршрут был оптимален по всем параметрам, кроме одного: вид Провала, пересекавшего черной лентой звездные россыпи, неизбежно нагонял тоску. Правда, имелась альтернатива – сидеть на жилой палубе и не заглядывать в отсек управления. Тревельян так и делал.

После третьего прыжка корабль двигался в Провале, в двух парсеках от его границы. Конечно, этот рубеж был условностью и существовал лишь на звездных картах; если сравнить два парсека с шириною черной пропасти, вопрос о том, где находился транспорт ГР-15/4044, на границе или внутри Провала, выглядел полной бессмыслицей. Но навигация, как и другие области знаний, строилась на моделях, и Звездный Атлас с координатами светил являлся самой точной галактической моделью. Во всяком случае, по мнению бортового компьютера; если он утверждал, что корабль в Провале, с этим не приходилось спорить.

Изучив вдоль и поперек отчеты раванских миссий и зафиксировав самое важное в памяти, Тревельян практиковался в местных языках. Из всего многообразия диалектов и наречий, имевшихся на Пекле, он выбрал три, знакомые ему по первой экспедиции: шас-га – язык кочевников, язык Кьолла и торговый жаргон, на котором общались в приморских городах. Он их, в принципе, знал, но верное произношение требовало хороших вокальных данных, крепкой глотки и усиленного тренинга. Наконец его горло стало справляться с рычанием и воем, хрипом и скрежетом, и он решил перевести на шас-га какой-нибудь героический эпос, песнь о Роланде или повесть о Ланселоте Озерном. Помнилось ему, что кочевники ценят устное творчество, так что подходящий рассказ мог спасти от вертела и котла – по крайней мере, на время.

Он как раз трудился над переводом, то декламируя отрывки вслух, то заставляя Мозг откорректировать семантику, когда заверещал сигнал тревоги. Это случилось так внезапно, что Ивар подскочил и опрокинул кресло. Но сигналы звучали недолгое время и казались не похожими на вой сирены в миг опасности – видно, натягивать скафандр или бежать к спасательным ботам не было нужды.

– Получена просьба об экстренной помощи, – раздался голос бортового компьютера. – Меняю курс. Ваше согласие, эмиссар?

– Да, – пробормотал Тревельян, – конечно. Помощь в Пустоте – святое дело.

Впрочем, его согласия не требовалось, но бортовой компьютер был неизменно вежлив с пассажирами. С древних времен навигационные устройства на беспилотных зондах и транспортах программировались так, что сигналы бедствия имели приоритет перед полетными задачами; поймав их, судно шло на выручку любому кораблю, инопланетному или земному. То был безусловный рефлекс, заложенный в компьютер и побуждавший его к цепочке стандартных действий: выйти в зону сигнала, связаться с объектом, терпящим аварию, оценить ущерб, выслать ремонтных роботов и, если нужно, снабдить экипаж дыхательной смесью, водой и продовольствием. В случае, если ремонт невозможен, принять на борт живых существ, доставить их к населенной планете и следовать по заданному курсу. Тревельян отлично понимал, что эта программа будет выполняться независимо от его желания, даже если Пекло сгорит в огне и развеется прахом.

«Задержка нам некстати, – пробудившись, буркнул командор. – Что за кретин болтается в Провале? И что там могло приключиться? Пиво кончилось? Или гальюн затопило?»

– Сейчас узнаем, – сказал Тревельян. – Корабль, расшифровать сигнал! Координаты и все остальное… кто они, где и что произошло… Докладывай!

Космический СОС или просьба о помощи, отправленная по дальней связи, включала, кроме координат, обозначение терпящей бедствие расы, причину аварии и данные о состоянии судна. Тот, кто оказывал помощь, должен был знать, чем рискует и куда попадет после прыжка, в сгусток астероидов или газовую туманность, в корону звезды, что превращается в сверхновую, или к водородному гиганту наподобие Юпитера, с множеством спутников и бурной атмосферой. Собственно, от этого зависел успех операции, которая временами была затруднительна и даже невозможна – например, в зоне боевых действий или в точке сингулярности, вблизи черной дыры.

– Координаты OrP27.05.88, – произнес компьютер. – Дистанция двадцать семь парсек, направление перпендикулярно оси Провала. Расчет курса завершен. Два прыжка до финиша.

«В самом Провале сидят, – прокомментировал призрачный Советник. – Какого черта их туда понесло? Дьявольщина! Неужели…»

Он смолк, но ментальная волна удивления накрыла Тревельяна. Похоже, этот неведомый корабль пытался пересечь Провал! Почти пересек, если двигался от Рукава Персея и одолел дорогу в двенадцать тысяч светолет… Но кто мог лететь из этой безмерной дали? Кто, кроме бино фаата? И если так, кем они были, вестниками мира или войны?

– Что случилось с ними? – спросил он охрипшим голосом. – Почему не докладываешь?

– Просьба о помощи зафиксирована, но обстоятельства катастрофы не поддаются расшифровке, – сообщил компьютер. – Использован стандартный межгалактический код, но в нем восемьдесят два процента ошибок. К сожалению, эмиссар, нельзя восстановить послание во всех деталях.

– Как такое может быть? Код несложен, и это основа коммуникации всех известных рас! – Изумленный Тревельян запустил пальцы в шевелюру. Потом его глаза потускнели, меж бровей прорезалась морщина, и он тихо промолвил: – Или эта раса не очень известная? Возможно, враг, что обитает по другую сторону Провала? Бино фаата? Ты разобрался, кто они?

Он с облегчением вздохнул, услышав ответ:

– Это не фаата, эмиссар. Это сильмарри.