"…И пять бутылок водки" - читать интересную книгу автора (Демин Михаил)Глава семнадцатаяПослюнив пальцы, Игорь снял нагар со свечи. Огонек мигнул и разросся, и тотчас же комната стала светлей и просторней. Коротко глянув на часы, Игорь наморщился, подавляя вздох: Наташа снова запаздывала. Прошли уже все сроки, день иссякал, клонился к вечеру – и было ясно, что ждать ее теперь нет смысла. А он все-таки ждал! Ждал и думал о том, как прочно, как неотвратимо и болезненно вошла эта женщина в его жизнь, и мысленно клял ее за это. И все время, невольно, прислушивался к тишине, ловя сторонние звуки, мечтая заслышать легкие, торопливые, летящие к нему шаги… И он услышал их. Шаги возникли в отдалении – тихо приблизились к двери. Они были легки, едва уловимы; они терялись среди мелких шорохов и скрипов, всегда живущих в недрах безлюдного здания. Они едва достигали слуха, и он угадал их, различил, в основном, подсознательно, инстинктивно – нервами, кожей, всем своим существом. Рука его машинально потянулась к револьверу. Но тут же он спохватился, отдернул руку, и подумал, усмехнувшись: «Постоянно пугать свою крошку кольтом – это уже становится смешным!» Затем он крикнул нетерпеливо: – Где ты там, эй? Чего ждешь? Входи! Дверь растворилась. И сразу же Игорь почувствовал, как все в нем похолодело… На пороге стоял Гитарист. – Ну, здравствуй! – сказал Гитарист. И крупно шагнул в комнату, к Игорю. И вслед за ним появилось еще несколько фигур. Вошедшие разделились – окружая Игоря, обходя его, беря в кольцо. И озираясь, Игорь подумал, испытывая томительную слабость и дурноту: «Теперь – конец». Он попятился к постели (туда, где лежал кольт), но Гитарист остановил его окриком: – Не шевелись! Стой смирно! Обе его руки были погружены в карманы, и он говорил, не вынимая их – настороженно, зорко следя за Интеллигентом: – Учти: одно лишнее движение – и кранты. Стреляю сразу! Ясно? – Ясно, – пробормотал Игорь. – Ну, вот. Так и дыши. Кто-то из спутников Гитариста подошел к ящику, на котором слезилась оплывшая свеча; под свечей, в желтом световом кругу, лежал финский нож, консервы, хлеб. Парень сгреб финяк и отступил, небрежно им поигрывая. В то же время другой – зайдя незаметно за спину Игоря – быстро и ловко обыскал его, ощупал одежду. Интеллигент стоял неподвижно и молча, он понимал: сопротивляться в данном положении – глупо. Надо повиноваться, хитрить и ждать. Ждать разворота событий. Ловить спасительный шанс… – Что ж, ребята, – сказал он затем, – ваша взяла… Добрались-таки, выследили! Интересно, как это вам удалось? – Ну, милый, – отозвался Гитарист, – ты же ведь не вчера родился – сам, небось, знаешь, что такое кодла! Если уж она что решит – так все и будет. От нее и на морском дне не скроешься. Она везде достанет! Неторопливо, вразвалочку, приблизился он к соломенной игоревой постели. Пошевелил ложе носком сапога. И уселся в изголовьи – как раз там, где хранился под одеялом револьвер. – Садись! – пригласил он Игоря широким жестом. – Садись, потолкуем. – О чем? – спросил Игорь. – Да садись ты, – дернул его Гитарист за рукав. И потом, когда Игорь нехотя, упираясь, уселся рядом, сказал: – Знаешь, зачем мы пришли? – Догадываюсь… – Ну-ка! – прищурился Гитарист. – Эх, ребята, – устало махнул рукой Игорь, – чего зря волынить? Дело понятное: пришли по мою душу… Что ж, получайте… Я – вот он! Я – ваш! И затем – проведя ладонью по напрягшемуся осунувшемуся лицу – добавил, умеряя дыхание, стараясь не выдать, не показать отчаянной, горестной тоски, подступившей к самому его горлу: – Скажу напоследок одно: моей вины ни в чем нигде нету. Но это – что ж… Этого ведь не докажешь. Я знаю свое, вы – свое. – Вот тут ты ошибаешься, – сказал Гитарист. – Мы все, брат, знаем. Все! Усекаешь? – Что значит – все? – Ну, все, как есть! И о тебе, и о Косте Хмыре, и о Брюнете. – Гитарист весело посмотрел на Игоря, тряхнул челкой, Угол прямого его рта пополз вкось. – Знаем теперь, кто кодлу закладывал, кто кого и как в саду укоцал… – Но – откуда? – изумился Игорь. – Нашелся один человечек, – протяжно сказал Гитарист, – да, нашелся. – Так чего ж вы – в таком случае – хотите от меня? – Погоди, узнаешь, – мигнул Гитарист. Он обернулся к ребятам (они стояли, сгрудясь, возле постели), щелкнул пальцами. Сейчас же один из них достал бутылку водки: извлек ее откуда-то из-под пиджака и передал Гитаристу. – Посуда есть какая-нибудь? – спросил тот, раскупоривая бутылку. – Есть, – сказал Игорь, – но на всех не хватит. Только две кружки. Да ведь можно и так – из горлышка. – Ну нет, зачем же, это некультурно, – возразил Гитарист. – Будем по очереди… А пока – держи! И наполнив кружку Игоря – возгласил: – За тебя, старик. За твой фарт! – За мой фарт? – переспросил Игорь, запинаясь. И весь осветился радостью. Но тут же погасил улыбку – еще не веря сказанному, еще сомневаясь, колеблясь, томясь. – За мой?… – Ну, да. Ну, да, – сказал Гитарист. – Пойми, чудак: все, в чем тебя обвиняли – теперь отпало, кончилось. Ты сказал давеча: «Я – ваш». Вот за это и выпьем. За то, что ты снова наш. Усекаешь? Ты – наш! И крепко ударив о кружку Игоря – своей, он вытянул водку. Подышал, округляя губы. Утерся медленно. Выпив свою порцию, Игорь сказал: – Мне одно неясно. Если все это правда – чего ж вы так явились сюда. Так как-то… – Он дернул плечом. – Странно… Не как к своему, не как к другу, а как к чужому – к врагу. – Так ведь с тобой иначе нельзя, – хрипло рассмеялся Гитарист. – Пока мы объяснялись бы, толковали – ты бы нас всех тут перешмолял. – Он крепко хлопнул Игоря по колену. – Верно я говорю? – Ну, не знаю, – замялся Игорь. – Не зря же ведь у тебя вторая кличка – Фантомас, – сказал кто-то из спутников Гитариста. – Фантомас? – поднял к нему лицо Игорь. – Это еще откуда? Впервые слышу. – Все точно, брат, – сказал, мигая, Гитарист. – Есть у тебя такое прозвище, есть. – Кто ж мне его присвоил? – Милиция, – сказал Гитарист, – мусора. – А вам-то откуда это известно? – От одного из них… Зубавин его фамилия. Может, знаешь такого? – Нет, – сказал Игорь. – Ну, вот. А он тебя знает. Хорошо знает! – Каким же образом? – Так ведь он, чудак, следил за всеми вами. За Брюнетом и за Хмырем. И тебя видел в саду. Словом – в курсе всех твоих дел! – И что же, – спросил с сомнением Игорь, – он, работник милиции, все вам откровенно выложил, рассказал? – Сейчас он уже не работает. На пенсию вышел. Спивается, старичок. Мы его как раз и надыбали в одной из пивных… – Так, – проговорил Игорь, – значит, все сведения обо мне, все факты в мою пользу – это все получено из милицейских рук… – Да какая тебе разница, – воскликнул Гитарист. – Главное то, что кодла тебе верит. Усекаешь? И зовет обратно. И за этим-то мы и пришли. Они долго ещё так говорили – прикончили бутылку и почали новую. Общая напряженность и скованность постепенно ослабли. Игорь видел: ребята с ним искренни, откровенны. Они пришли с добром – и тревожиться больше не о чем. И все же с лица его не сходило выражение сумрачного раздумья. Среди многих, одолевавших его мыслей, была одна – беспокойная, темная, гасящая всякую радость. Внезапно возникнув, она уже не исчезала… И отравленный ею, Игорь сказал погодя: – Вы говорите, ребята, я – ваш… – Ну, да, – отозвался Гитарист, – я ж тебе все объяснил. И кончай – об этом! – Нет, постой, поговорим, – возразил Игорь. – Значит, кодла мне верит. Хорошо. Я рад. Но вера-то эта на чем основана? На свидетельстве чекиста. А такому свидетельству – какая цена? – Но, чудак, если все это – правда… – Ну и что с того? – угрюмо отмахнулся Игорь. – Одной правды для всех не бывает. Она у каждого – своя. У мусоров своя, у блатных своя… Что для одних хорошо, для других – плохо. Так уж мир устроен. И не нам его менять. – К чему ты клонишь? – тихо, медленно спросил Гитарист, – куда гнешь? Что-то я в толк не возьму. – Я к тому клоню, что судьба моя все равно теперь – гиблая, – сказал Игорь, – все в ней зыбко, ненадежно. – Он трудно сказал это; ему не хватало воздуха. – Вот вы меня зовете обратно, снова считаете своим… Это – сейчас. А завтра все может повернуться по-иному! Представь себе, что кто-нибудь – ну, хотя бы, даже ты сам, – вдруг схлестнется со мной, поссорится, начнет сводить счеты. Так ведь случается? – Конечно, – сказал, поднимая плечи, Гитарист. – Так вот, любой блатной – если захочет – может теперь обвинить меня в чем угодно… И что я смогу возразить? Как мне, вообще, оправдываться? Ссылаться на свидетельство милиционера – мне, чистопородному вору! – прибегать к его защите? Но ведь это же нелепо. Он умолк. Глотнул воздух. И сильно – с яростью – ударил кулаком по стоявшему рядом ящику… Зазвенели, сталкиваясь, бутылки, качнулась свеча, и по комнате, по лицам людей, заметались неровные тусклые тени. – Эх, был бы еще один, хоть какой-нибудь, живой свидетель… – А разве – нет? – нахмурился Гитарист. – Совсем нет? Никого? – В том-то и суть! – сказал Игорь. – Все те, кто могли бы что-нибудь сказать – давно уже похоронены, сгнили… – Ну и что же ты будешь делать? – растерянно спросил его Гитарист. – В кодлу, значит, больше уже не вернешься? – Нет смысла, – проговорил, закуривая, Игорь. – Все равно – сам понимаешь – я уже отрезанный ломоть… Придется, видно, завязывать, начинать другую жизнь. – Но ты подумай, – сказал тогда Гитарист, – подумай: что за жизнь тебя ждет! – И от этих его слов Игорь вздрогнул, как от удара. Отчетливо, с поразительной яркостью, припомнилось ему минувшее: Сибирская трасса, поезд, дорожные беседы… Он говорил тогда точно так же! И вот, внезапно, прямой его путь исказился; события сменили знак. И сейчас он вынужден выслушивать все то, что недавно еще он сам проповедывал, увещевая слабых, урезонивая колеблющихся. – Завязать – значит сгубить себя, стать фрайером, – бубнил между тем Гитарист, – фрайерская жизнь известна. Завидовать там нечему. Участь у них скорбная: паши – за баланду. Вкалывай. Горб наживай… – Ладно, хватит, – перебил его Интеллигент и поднял нетерпеливым жестом руку. – Это все я и сам знаю. Слушать Гитариста было ему невмоготу, человек этот повторял его речи с удручающей точностью, почти слово в слово… И уходя от темы – меняя разговор – Игорь сказал, рывком поднявшись с постели: – В общем, так. Слово мое твердо. Я все равно завязываю, выхожу из игры. И это, старик, бесповоротно. – Бесповоротно? – уточнил Гитарист. – Да. – Н-ну, лады. Он тоже встал. Отряхнул со штанов солому. Поплевав в пятерню, огладил черную свою челочку. Он явно был в замешательстве и какое-то время молчал, не зная, что ответить. Потом, постепенно, лицо его стало твердеть. Улыбочка слиняла, сошла. Прищур стал жестким. – Значит, так я кодле и передам… – Так и передай. – Жалко тебя, конечно. Но в конце концов, дело твое. Была бы честь предложена… А уговаривать – зачем? Тебе, брат, видней. – Вот именно, – сказал Интеллигент. – Мне видней. – Что ж, прощай, – сказал, протягивая руку, Гитарист. – Живи, как знаешь. А мы пойдем! Больше нам здесь делать нечего. Они обменялись коротким крепким рукопожатием. И тотчас же – отвернувшись от Игоря – Гитарист возгласил, обращаясь к своим спутникам: – Айда, ребята! Отчаливаем! И первый пошагал к дверям. Стоя в колеблющемся свете свечи, Игорь смотрел, как уходили блатные. Они уходили неспешно и молча. По очереди выскальзывали в дверь и беззвучно исчезали там. Последний вдруг встал на пороге, поворотился к Игорю и достал из рукава финский нож. – Чуть было не забыл, – сказал он, осклабясь, – чуть не унес. А нам чужого не надо… Держи свое перышко! И неуловимым движением метнул нож. Просвистав, финяк впился в дощатую крышку ящика – возле свечки. Доска раскололась. Дымя и потрескивая, свеча опрокинулась, покатилась – и все вокруг, сразу, погрузилось во мрак. |
||
|