"Библия Раджниша. Том 2. Книга 2" - читать интересную книгу автора (Раджниш Бхагаван Шри)

Бхагаван Шри Раджниш (Ошо). БИБЛИЯ РАДЖНИША. Том 2, книга 2

Беседа 16. ДАВАЙТЕ НЕ СТОЯТЬ ПЕРЕД ЭТИМ - ВЫ АБСОЛЮТНО ОДНИ

15 декабря 1984 года


Бхагаван,

Разве гипотеза Бога не полезна хоть каким-то образом? Сама мысль о том, чтобы отбросить идею Бога, чрезвычайно пугает меня.


Уже слишком поздно. В тот момент, когда кто-либо начинает называть идею Бога гипотезой, сама идея Бога уже отброшена.

Так называемые религиозные люди никогда не используют для Бога слово гипотеза. Для них Бог - это не наша гипотеза, напротив, это мы - Его творение. Он - сам источник существования, Он - самое существующее бытие.

Но когда вы называете Бога гипотезой, это означает, что вы ставите Его в тот же ряд категорий, что и гипотезы Евклида в геометрии, или другие гипотезы, являющиеся лишь предположениями; они могут оказаться правильными, они могут оказаться неправильными. Это решится в эксперименте, в переживании, но и это не будет окончательным решением, поскольку последующие эксперименты могут перечеркнуть предыдущие.

Гипотеза - это предполагаемый факт, - факт, который воспринимается как истина в текущее время, но только в текущее время. Никто не может сказать, что он останется истиной и завтра. Это можно увидеть на примерах роста науки за последние триста лет: что-то было истиной для Ньютона и не было истиной для Резерфорда; что-то было истиной для Резерфорда и не было истиной для Эйнштейна. Лучше поставленные эксперименты, лучшего качества приборы всегда могут изменить гипотезу.

Таким образом, ни один теолог не назовет Бога гипотезой - Он сама истина. Он не зависит от ваших экспериментов. Если вы не можете найти его, то это ваша неудача, а вовсе не доказательство того, что Бога не существует. Если же вам будет сопутствовать успех, тогда, конечно, Он существует. Если вы терпите поражение, то это вы терпите поражение; Бог все-таки существует.

Гипотеза - это научный термин, а не теологическая концепция; и наука очень честна. Теология же, как раз напротив, очень нечестна.

Само слово теология показывает ее нечестность, неискренность. Тео означает Бог, логия означает логика. Но никто никогда еще не предлагал никакой логики о Боге. Все аргументы направлены против Бога; не выдвинуто еще ни одного аргумента в доказательство Бога. Они же продолжают называть это теологией - логикой Бога. Было бы гораздо честнее им называть Бога гипотезой, но вы не можете поклоняться гипотезе, не так ли?

Зная, что это всего лишь гипотеза, может быть, правильная, может быть, неправильная... но с этим «может быть» поклоняться невозможно; для поклонения нужна слепая вера в то, что вот это - так. Даже если все свидетельства говорят о противоположном, то и тогда вот это - так. В этом смысл веры. Вера - это не логика, она абсолютно нелогична. И назвать идею Бога гипотезой означает разрушить все церкви, все храмы, все синагоги.

Само слово гипотеза очень значительно: оно означает, что вам позволено сомневаться, вам позволено экспериментировать и открывать. Это лишь временное предположение, с которого можно начать. С чего-то нужно начать, поэтому для начала, на текущий момент времени, вы принимаете гипотезу. Но как вы можете поклоняться этому? И как священник сможет эксплуатировать вас? Применять слово гипотеза - абсолютно против религиозных людей. Они не соглашаются называть Бога даже идеей, ведь идея -это вещь вашего ума, ваше представление. Для них Бог - это не идея, Бог - единственная истина.

В Индии, где религия приняла очень тонкие формы, говорят, что это ей являетесь идей в уме Бога, а не наоборот. Не Бог - идея в вашем уме, - ведь в вашем уме всякий хлам; ночные кошмары, сновидения, всевозможные желания. И Бог тоже ставится в ту же категорию? Ведь ваши идеи меняются каждое мгновение; они подобны облакам, непрерывно меняющим свои формы.

Когда вы были ребенком, ваши идеи были определенно другими. Когда вы были подростком, ваши идеи были другими, когда вы стали молодым человеком, ваши идеи стали другими, и когда вы становитесь старше, вы не можете иметь те же идеи, что были у вас в юности. Переживания, жизненный опыт все меняют. Просто невозможно хранить одни и те же идеи всю жизнь; только совершенные идиоты способны на такое. Если в вас есть немного разума, то ваши идеи будут меняться на протяжении жизни.

Для религиозных людей неприемлемо даже называть Бога идеей, а гипотезой - тем более. Вот почему я говорю, что слишком поздно.

Вы называете Бога гипотезой, а вот вам определение медитации: быть в таком состоянии ума, когда нет идей, нет даже идеи Бога.

Гаутама Будда говорит: «Если вы встретите на своем пути меня, немедленно отсеките мне голову, ведь что я делаю там? Я мешаю вам. Идея меня - это помеха». Это все равно, как бросить камешек в тихое озеро; поднимается так много ряби, так много волн возникает. Простая идея, брошенная в тихое озеро вашего ума, создает миллионы волн; она может далеко увести вас от себя.

Каждая идея уводит вас от себя; отсюда и определение медитации: состояние осознанности без какой бы то ни было идеи.

В медитации нет способа уйти от себя, вы просто центрируетесь на своем собственном бытии. Нет объекта, который вы могли бы видеть. Вы остаетесь совершенно одни. Ваше осознавание начинает обращаться на себя.

Сознательность подобна свету. Свет здесь, мы все здесь; свет падает на нас, на стены, на занавеси, на все, что есть здесь. Все это объекты. Только задумайтесь на мгновение: если устранить все объекты, тогда есть только свет, не падающий ни на что. Но свет есть нечто бессознательное - вы есть сознание. Поэтому, когда все объекты устранены, ваша сознательность падает на самое себя, обращается на самое себя; это обращение внутрь, ведь ничто не препятствует ему.

В этом смысл понятия «объект» (английское object — объект, вещь; возражать, протестовать): объект означает то, что препятствует, воздвигает преграду, преграждает, является помехой. Когда нет объекта, куда вы можете пойти? Вы вынуждены обратиться на себя, сознательность начинает осознавать себя - нет идеи Бога.

В обыкновенных состояниях ума идеи являются лишь хламом. В этом необыкновенном пространстве не-ума идей не существует. Поэтому вы либо должны поместить Бога в категорию хлама, либо вы должны поместить Его туда, где объектам быть не позволено.

Слово «идея» не может использоваться религиозными людьми для Бога. «Идея» используется философами, точно так же, как «гипотеза» используется учеными. Для религиозного человека Бог - единственная реальность, но, используя слово «идея», вы уже зашли слишком далеко, - слишком далеко от так называемой реальности Бога.

Ваш же вопрос значителен со многих точек зрения. Прежде всего, вы спрашиваете, полезна ли эта гипотеза хоть как-то? Она полезна - не для вас, а для тех, кто хочет эксплуатировать вас: для священника, раввина, папы, целой армии всех этих людей по всему миру. Что есть папа без идеи Бога? Что есть шанкарачарья? - просто ничто. Тогда кто есть Иисус? Невозможно быть сыном гипотезы! Это будет выглядеть очень странно. Невозможно быть мессией гипотезы. Мир был бы очень странным, если бы гипотезы начали посылать мессий.

Бог должен быть реальным для всех этих людей, чтобы они могли эксплуатировать вас, и они действительно эксплуатировали вас на протяжении тысячелетий.

И они будут продолжать эксплуатировать вас по той простой причине, что вы боитесь отбросить эту самую идею. Это показывает один потрясающий момент вашего бытия. Почему вы боитесь отбросить идею Бога? Определенно идея Бога каким-то образом препятствует тому, чтобы вы испытывали страх. Поэтому в тот момент, когда вы отбрасываете ее, вы начинаете бояться. Это своего рода психологическая защита, вот что это такое.

Ребенок обязательно должен бояться. Во чреве матери он не боится. Я никогда не слышал, чтобы хоть какой-нибудь ребенок во чреве матери думал о том, чтобы пойти в синагогу или в церковь, или о том, чтобы почитать Библию, или Коран, или Гиту; или беспокоился вопросом о том, есть ли Бог или его нет. Я не могу представить себе, чтобы ребенок во чреве матери хоть каким-то образом интересовался Богом, дьяволом, небесами, адом. Для чего? Он уже в раю. Нигде не может быть лучше, чем там.

Он полностью защищен в теплом уютном доме, плавает в химическом растворе, питающем его. И вы удивитесь - за эти девять месяцев ребенок вырастает в относительных единицах больше, чем он вырастет за девяносто лет. За девять месяцев он проделывает долгое путешествие; из почти ничего он становится человеческим существом. За девять месяцев он проходит через миллионы лет эволюции, от самого первого существа до настоящего времени. Он проходит через все фазы.

И жизнь его абсолютно безопасна: совершенно не нужно никуда идти работать, нет страха голода; все производится материнским телом. Жизнь в материнской утробе на протяжении девяти месяцев в такой абсолютной безопасности и является основанием проблемы, которую порождают ваши так называемые религии.

Когда ребенок выходит из чрева матери, первое, что приходит к нему, это страх.

Все очевидно. Потерян его дом, потеряна его безопасность. Полностью потеряны его теплота, его окружение, все, что он знал как свой мир, и теперь он выброшен в странный мир, о котором он ничего не знает. Он начинает дышать сам.

Ребенку требуются несколько секунд, чтобы осознать тот факт, что теперь он должен дышать сам, - дыхание матери теперь не поможет. Чтобы привести его в чувство, доктор держит его на весу вверх ножками, крепко шлепает его. Что за начало! Что за «добро пожаловать»?

И именно в результате этого шлепка он начинает дышать. Наблюдали ли вы, что всякий раз, когда вы пугаетесь, ваше дыхание изменяется? Если не наблюдали этого раньше, можете увидеть это сейчас. Всякий раз, когда вы пугаетесь, ваше дыхание немедленно изменяется. А когда вы в покое, когда вы дома, ничего не боитесь, вы находите, что ваше дыхание происходит в глубокой гармонии, в глубоком согласии, становится все более и более тихим. В глубокой медитации происходит что-то такое, после чего вы чувствуете, как ваше дыхание как будто останавливается. Оно не останавливается, но почти останавливается.

Вначале ребенок боится всего. На протяжении девяти месяцев он находился в темноте, а в современной больнице, где он рождается, повсюду развешены яркие лампы дневного света. И это слишком для его глаз, для его сетчатки, которая раньше никогда не видела света, даже света свечи. Этот свет потрясает его глаза.

И доктор не дает ему даже нескольких секунд - он отрезает ту связь, которая все еще соединяет его с матерью, последнюю надежду на безопасность... и такое крошечное существо. И вы прекрасно знаете, что нет более беспомощного существа, чем человеческий ребенок, ни одно другое дитя во всем существовании так не беспомощно.

Вот почему гипотезу Бога не придумали лошади. Не думают об идее Бога слоны; нет необходимости. Слоненок тут же начинает ходить, оглядываться кругом, исследовать мир. Он не беспомощен, как человеческое дитя. На самом деле, на беспомощности человеческого ребенка основывается так много, что вы удивитесь: ваша семья, ваше общество, ваша культура, ваша религия, ваша философия - все основывается на беспомощности человеческого ребенка.

У животных нет семьи по той простой причине, что их дитя не нуждается в родителях. Человек же вынужден был прийти к определенной системе. Чтобы присматривать за ребенком отец и мать должны быть вместе. Это результат их любви; это их деяние. Если теперь оставить человеческого ребенка одного, как это делают многие животные, невозможно представить, что он выживет, невозможно! Где он найдет пищу? Кого он спросит? Что он спросит?

Может быть, он вышел слишком рано? И есть некоторые биологи, которые полагают, что человеческое дитя рождается недозрелым - девяти месяцев недостаточно, - ведь он приходит таким беспомощным. Но человеческое тело таково, что мать не может носить ребенка больше девяти месяцев, иначе она умрет, а ее смерть будет означать и смерть ребенка.

Подсчитано, что если бы ребенок мог прожить во чреве матери, по крайней мере, три года, тогда, возможно, не было бы потребности в отце, в матери, в семье, в обществе и культуре, в Боге и священнике. Но ребенок не может жить три года во чреве матери. Эта странная биологическая ситуация оказала воздействие на все человеческое поведение, мышление, структуру семьи, общества; и она же вызвала страх.

Первым переживанием ребенка является страх, и последним переживанием человека также является страх.

Рождение - это тоже род смерти; вам следует запомнить это.

Посмотрите на рождение с точки зрения ребенка. Он жил в определенном мире, который абсолютно удовлетворял его. Он совершенно ни в чем не испытывал нужды, ему ничего не было нужно. Он просто наслаждался бытием, наслаждался ростом — и вот он внезапно выброшен прочь.

Для ребенка это переживание является переживанием смерти - смерти всего его мира, его безопасности, его уютного домика. Ученые говорят, что мы еще не сумели создать такого уютного дома, как чрево матери. Мы пытались - все наши дома представляют собой попытки создать такой уютный дом.

Мы пытались даже создать водяные кровати, чтобы дать вам такое же ощущение. У нас есть горячие ванны; лежа в них вы можете испытать немного ощущения ребенка. Те, кто знает, как по-настоящему принимать горячую ванну, кладут в нее также немного соли, ведь в материнском чреве среда очень соленая, - в точности такое же количество соли, как в морской воде. Но как долго можно лежать в ванне? У нас есть отдельные водоемы, которые представляют собой не что иное, как поиск того же чрева, которое мы потеряли.

Зигмунд Фрейд - не просветленный человек, - на самом деле он немного «ку-ку», человек не в своем уме, «с приветом», но иногда и кукушки поют прекрасные песни. Иногда у него появляются значительные идеи. Например, он полагает, что идея мужчины, занимающегося любовью с женщиной, представляет собой не что иное, как попытку снова войти во чрево. В этом, может быть, что-то есть. Этот человек не в своем уме, идея, кажется, заходит слишком далеко; но если даже такой человек, как Зигмунд Фрейд, безумен, его нужно выслушать очень внимательно.

Я чувствую, что в этом есть что-то от истины: поиск чрева, через тот же проход, которым он вышел... Он не может добраться до этого чрева, это верно. Поэтому он и создал всевозможные вещи; он начал строить пещеры, дома, самолеты. Посмотрите на интерьер самолета - не будет удивительным, если вы однажды найдете в самолете людей, плавающих в ванной с теплой соленой водой. Самолет может предоставить вам в точности такую же ситуацию, но и это не будет удовлетворительным.

Ребенок не знал ничего другого. Мы стараемся устроить все так же удобно: только нажал на кнопку, и вот она, стюардесса. Мы все устроили настолько комфортабельно, насколько это возможно, но мы не можем сделать так же комфортабельно, как было во чреве матери. Там вам не нужно было даже нажимать на кнопку. Вы получали питание до того, как начинали испытывать голод. Вы получали воздух до того, как испытывали потребность в нем. На вас не лежало никакой ответственности.

Так что ребенок, выходящий из чрева матери, если он вообще чувствует свой выход, должен ощущать его как смерть. Он не может чувствовать его как рождение, это невозможно. Это наша идея - идея тех, кто стоит рядом, - это мы говорим, что он рождается.

И во второй раз, снова, однажды, после усилий всей своей жизни... Он сумел что-то сделать - маленький домик, семья, маленький круг друзей, немного тепла, маленький уголок где-то в мире, где он может расслабиться и быть собой, где он принят. Трудно — борьба на протяжении всей жизни, и вдруг однажды он обнаруживает, что его выбрасывают прочь.

Снова пришел доктор - и это тот же самый человек, который шлепнул его! Но в тот раз он должен был начать дыхание; в этот же раз, насколько мы знаем... Мы на этой стороне, другая сторона нам неизвестна. Другая сторона открыта лишь для нашего воображения; вот откуда небеса и ад... разыгрались все виды воображения.

Мы на этой стороне, а этот человек умирает. Для нас он умирает; но, может быть, он возрождается вновь. Это знает только он, и он не может вернуться и рассказать нам: «Не беспокойтесь; я не умер, я жив». Он не мог тогда вернуться во чрево своей матери, чтобы бросить последний взгляд и сказать всему «до свидания», не может он вернуться и теперь, открыть глаза и сказать «до свидания» всем вам, сказать: «Не беспокойтесь. Я не умираю, я возрождаюсь».

Индусская идея о возрождении - это не что иное, как проекция обыкновенного рождения. Для чрева - если чрево думает - ребенок мертв. Для ребенка - если он думает - он умирает. Но он рождается; то не было смертью, то было рождение. Индусы спроецировали ту же идею на событие смерти. С этой стороны кажется, что человек умирает, но с другой стороны... Но другая сторона - наше воображение; мы можем сделать ее такой, какой захотим.

Каждая религия делает эту другую сторону по-своему, поскольку каждое общество, каждая культура основываются на иной географии, иной истории. Например: тибетцы не могут полагать, что на другой стороне прохладно - страшна даже прохлада, а холод и вовсе невозможен. Тибетец думает, что мертвому тепло в новом мире, который всегда остается теплым.

Индиец не может думать о том, что новый мир всегда остается теплым. Даже четырех месяцев тепла в Индии слишком много, но чтобы было тепло всю вечность - можно свариться! Религия индусов полагает... У них нет понятия о кондиционировании воздуха, но то, как они описывают свой рай, воздух там почти кондиционирован - всегда прохладный, но не горячий и не холодный. Там всегда весна, индийская весна - ведь на земле в разных местах и весна разная - это индийская весна. Расцветают все цветы, ветры полны ароматов, поют птицы, все оживает; но нет жары, воздух прохладен. Об этом напоминают нам снова и снова: непрерывно веет прохладный воздух.

Это ваш ум проецирует идею; в противном случае для тибетца, индийца, мусульманина не было бы разницы. Мусульманин не может думать, что другой мир представляет собой пустыню, ведь он так сильно страдал в Аравийской пустыне. Другой мир - это оазис, оазис повсюду. Не нужно отыскивать маленький оазис за сотни миль с небольшим количеством воды и немногочисленными деревьями - сплошные оазисы повсюду, и нигде никакой пустыни.

Мы проецируем, но для умирающего человека это снова тот же процесс, который он пережил однажды. Хорошо известно, что в момент смерти, если человек не потерял сознание, не впал в кому, он начинает вспоминать весь свой жизненный цикл. Он возвращается к первому моменту своей жизни, когда он родился. Представляется значительным, что, когда он оставляет этот мир, он может взглянуть на все то, что случилось. Всего за несколько секунд проходит весь календарь, совсем как в вашем кино.

Этот календарь движется, поскольку за двухчасовое кино нужно покрыть многие годы... если бы календарь двигался обычным шагом, вам пришлось бы сидеть в кинотеатре два года; кто может позволить себе такое? Нет календарь движется быстро, быстро сменяются даты. Он движется еще быстрее в момент смерти. В единое мгновение вспыхивает вся жизнь, и впервые останавливается. Снова происходит тот же самый процесс - жизнь завершила полный круг.

Почему вы хотели вспомнить об этом? Потому что ваш Бог — это не что иное, как страх первого дня, который продолжается и продолжается до последнего мгновения, становясь все больше и больше. Вот почему, когда человек молод, он может быть атеистом, он может позволить себе быть атеистом, но по мере того, как он становится старше, оставаться атеистом все труднее. Если, когда он подходит близко к своей могиле, одной ногой стоит в могиле, вы спросите его: «Вы все еще атеист?» - то он скажет: «Я передумал», - из страха... что же происходит? Весь его мир исчезает.

Мой дедушка не был религиозным человеком, совсем не был. Он был близок к греку Зорбе: ел, пил и веселился; нет другого мира, все это чепуха. Мой отец был очень религиозным человеком; может быть, из-за моего дедушки - реакция, разрыв между поколениями. В моей семье все было наоборот: дедушка был атеистом, и, может быть, из-за его атеизма отец превратился в теиста. Всякий раз, когда отец отправлялся в храм, дедушка смеялся и говорил: «Снова! Иди, растрачивай понапрасну свою жизнь перед этими глупыми статуями!»

Я люблю Зорбу по многим причинам; одной из причин является та, что в Зорбе я снова нашел своего дедушку. Он настолько любил пищу, что обычно не доверял никому; он сам готовил ее. За свою жизнь я гостил в тысячах семей в Индии, но я нигде не пробовал таких деликатесов, какие готовил мой дедушка. И он настолько любил это дело, что каждую неделю устраивал пир для всех своих друзей - он готовился к нему целый день.

Мою мать, моих теток, слуг и поваров выгоняли из кухни. Когда готовил дедушка, никто не должен был мешать ему. Но ко мне он относился очень по-дружески; он разрешал мне наблюдать за ним и говорил: «Учись, не полагайся на других людей. Только тогда ты узнаешь свой вкус. Кто другой может знать его?»

Я говорил: «Это не для меня; я слишком ленив, но я могу наблюдать. Целый день готовки? - я на это не способен». Поэтому я не выучился ничему, но и просто наблюдать было радостью - то, как он работал, почти как скульптор, или музыкант, или художник. Приготовление пищи было не просто приготовлением, для него это было искусством. И если что-нибудь получалось ниже его стандарта, то оно немедленно выбрасывалось. Он начинал готовить снова и говорил тогда: «Вот теперь все в порядке».

Он говорил: «Вы знаете, это хорошо, просто хорошо, но не совершенно хорошо; я же стремлюсь к совершенству. Пока все не дойдет до моего стандарта, я не смогу предложить свою пищу никому другому. Я люблю свою пищу».

Он готовил много видов напитков... и что бы он ни делал, вся семья была против него: они говорили, что он просто всем мешает. Он не позволял никому быть на кухне, и вечером он собирал всех атеистов города. Просто, чтобы бросить вызов джайнизму, он дожидался темноты. Он не принимался за еду раньше, потому что джайнизм говорит: ешьте до захода солнца; после захода солнца есть не разрешается. Он, бывало, снова и снова посылал меня проверить, село солнце или нет.

Он досаждал всей семье. И они не могли на него сердиться - он был главой семьи, старейшим мужчиной, - но они сердились на меня. Это было проще. Они говорили: «Зачем ты снова и снова выходишь посмотреть, село солнце или нет? Этот старик хочет, чтобы и ты заблудился, совершенно заблудился».

Меня очень опечалило то, что я повстречался с книгой Грек Зорба только тогда, когда дедушка умирал. Единственное, что я почувствовал на его погребальном костре, было то, что ему понравилась бы эта книга, если бы я перевел и прочитал ему ее. Я прочитал ему много книг. Он был необразованным человеком. Он мог только поставить свою подпись, вот и все. Он не умел ни читать, ни писать, - но он этим очень гордился.

Он говорил, бывало: «Хорошо, что мой отец не заставлял меня ходить в школу, иначе он испортил бы меня. Эти книги так портят людей». Он говорил мне: «3апомни, твой отец испорчен, твои дяди испорчены; они постоянно читают религиозные книги, писания и весь этот хлам. Пока они читают, я живу; и хорошо, когда все узнаешь через жизнь».

Он обычно говорил мне: «Они пошлют тебя в университет - они не послушаются меня. И я не смогу помочь, потому что, если твой отец и твоя мать решат, они пошлют тебя в университет. Но будь осторожен, не заблудись в книгах».

Он наслаждался маленькими вещами. Я спрашивал его: «Все верят в Бога, почему вы не верите, баба?» Я называл его баба; этим словом в Индии обозначается дедушка.

Он отвечал: «Потому что я не боюсь».

Очень простой ответ: «Почему я должен бояться? Мне не нужно бояться; я не сделал ничего плохого, я не причинил никому вреда. Я просто радостно прожил свою жизнь. Если есть какой-нибудь Бог и я когда-нибудь Его встречу, Он не сможет гневаться на меня. Я буду гневаться на него: «Почему Ты создал это мир? Такой мир?» Я не боюсь».

Когда он умирал, я снова спросил его, поскольку доктора говорили, что осталось всего несколько минут. Его пульс пропадал, сердце затихало, но он был еще в полном сознании. Я спросил его: «Баба, один вопрос...»

Он открыл глаза и сказал: «Я знаю твой вопрос: почему я не верю в Бога? Я знаю, что ты собирался задать этот вопрос, когда я буду умирать. Ты думаешь, что смерть заставила меня испугаться? Я прожил так радостно и так полно, я не жалею, что умираю».

«Что еще мне делать завтра? Я все уже сделал, ничего не осталось. И если мой пульс замедляется, замедляется биение моего сердца, то я думаю, что все идет совершенно правильно, ведь я чувствую себя очень спокойным, тихим, молчаливым.

Умру ли я или останусь жить, я не могу сказать прямо сейчас. Но одно ты должен запомнить: я не боюсь».

Вы говорите мне, что в тот момент, когда вы думаете об отбрасывании идеи Бога, приходит страх. Это просто указывает на то, что скалой Бога вы придавили свой страх; и в тот момент, когда вы отодвигаете скалу, страх выпрыгивает из-под нее.

Когда я учился в высшей школе, у меня был учителем один очень образованный брамин. Почти весь город уважал его. Он жил позади моего дома, и к его дому вела небольшая тропинка, пролегавшая рядом с моим домом. Как раз на краю моего дома стояло большое дерево ним. Он преподавал санскрит и непрерывно поучал нас о Боге, молитве и поклонении. На самом деле, он каждому внушал свои представления.

Я спросил у него: «Мой дедушка не верит в Бога и всякий раз, когда я спрашиваю его, говорит: "Потому что я не боюсь". А вы боитесь? Вы непрерывно вдалбливаете это слово "бог" в наши головы, и я вижу, что вы каждое утро так громко распеваете в своем доме, что беспокоите всех соседей. Но никто не может ничего сказать вам, потому что это религиозные песнопения». Если бы вы занимались чем-нибудь вроде современных танцев, джазовой музыки, все тут же схватили бы вас за горло за то, что вы мешаете им. Он же каждое утро мешал всем с пяти до восьми, - и у него был по-настоящему громкий голос, - но то были религиозные...

Я сказал: «Вы боитесь? Вы вынуждены молиться по три часа в день. В вас сидит, должно быть, великий страх, раз по три часа в день вы должны убеждать Бога защищать вас».

Он сказал: «Я не боюсь. Твой дедушка плут». Они были почти одного возраста... «Он плут, не слушай его. Он испортит тебя».

Я сказал: «Странно: он думает, что это вы испортите меня, а вы думаете, что он испортит меня; что касается меня, то меня никто не испортит. Я верю своему дедушке, когда он говорит, что не боится, - но относительно вас я не очень уверен».

Он спросил: «Почему?»

Я сказал: «Потому что, когда вы проходите мимо дерева ним вечером, вы начинаете распевать», - ведь было известно, что в этом дереве жил дух, поэтому люди обычно старались не проходить рядом с деревом ним по вечерам. Но он вынужден был проходить этим путем, поскольку там был его дом; иначе ему пришлось бы проходить почти полмили по главной дороге, чтобы добраться до своего дома. Ходить этим кружным путем было очень утомительно, поэтому он изобрел религиозную стратегию: он начинал распевать мантры. Он начинал распевать сразу же, как выходил на тропинку.

Я сказал: «Я слышал вас; хотя вы и не поете так громко, как по утрам, но все же вы поете, я слышал. И я знаю, что духи есть, поэтому я не могу сказать, что вы делаете что-то неправильное».

Он сказал: «Как ты узнал?»

Я сказал: «Много раз я был там, рядом с деревом ним в темноте; ваше песнопение становится громче и вы начинаете идти быстрее - это я знаю. Зачем вы распеваете, если не боитесь? И если вы боитесь духов, то трехчасовые песнопения Богу по утрам бесполезны. Может ли он сохранить вас от духов?»

Он сказал: «Сегодня я не буду распевать». Конечно, он сдержал свое слово. Он не распевал. Хотя он и шел быстрее, чем обычно. А мне все, что нужно было делать, так это сидеть на дереве с банкой из-под керосина — пустой, чтобы бить в нее как в барабан. Я просто барабанил по банке и потом сбросил ее на него сверху. Вам бы видеть ситуацию! Он убежал с криками и воплями: «Бхут! Бхут! Бхут! Бхут!» Бхут - на хинди означает дух.

В Индии одежда древней традиции не похожа на западную одежду. Теперь она меняется, потому что западная одежда более утилитарна; индийская одежда роскошна, но не утилитарна. Если вы работаете в поле или на заводе, индийская одежда опасна, потому что одеяние длинное и запутанное, оно может попасть в любой механизм. Даже гхоти, нижняя одежда, тоже очень запутано. Это напоминает нам, что когда-то в стране были, наверное, очень удобные времена.

Нельзя давать индийскую одежду солдатам; иначе они не смогут сражаться, одной их одежды будет достаточно, чтобы покончить с ними. Даже если им придется спасаться бегством, они не смогут этого сделать. Могу ли я бежать в своем одеянии? Невозможно. Проще умереть, чем бежать.

Он так испугался... Когда металлическая банка упала на него с громким шумом, его гхоти распахнулось, и он был так испуган, что вбежал в дом без него, голым! Его гхоти осталось там. Я слез с дерева, взял гхоти и вместе с банкой скрылся оттуда.

Весь его дом был в суматохе. Все соседи спрашивали, что случилось. Он сказал: «Этот мальчишка все нарушил. Этим утром он сказал мне: "Не совершайте мантру. Если вы не боитесь, не совершайте мантру". Он бросил мне вызов. Завтра я доберусь до него и спрошу о том, что со мной случилось, как в свои старые годы я стал посмешищем. Все соседи увидели меня голым!» А в Индии быть голым, и к тому же одному из самых уважаемых священников и ученых города...

Он пришел на следующий день и был очень серьезен. Я знал, что он приближается, и поэтому взял банку, внутри которой находилось его гхоти. Когда он увидел меня с этой банкой, он спросил: «Что это такое?»

Я сказал: «Прежде всего, вы начали. Вы грозили... вы сказали соседям, что доберетесь до меня. Я тоже добрался до вас - теперь вопрос, кто до кого добрался. Вы можете наложить на меня любое наказание, какое захотите, но помните, я открою эту банку перед всей школой».

Он сказал: «А что в ней?»

Я сказал: «Бхут! Дух! Я захватил духа, который испугал вас».

Он сказал: «Дух? Не эта ли банка упала с дерева?»

Я сказал: «Конечно».

Он сказал: «Забери ее обратно, это опасно».

Но я сказал: «Пожалуйста, загляните внутрь и посмотрите, что там». Я открыл банку, вынул его гхоти и сказал: «Заберите назад хотя бы свое гхоти».

Он сказал: «Но как тебе удалось это?»

Я сказал: «Кому, как вы думаете, удалось все это? Меня вы должны благодарить за то, что я взял на себя труд забраться на дерево, барабанить в эту банку, потом бросать ее сверху на вас; затем подбирать ваше гхоти в темноте, бежать, пока меня не схватили. Я просто показал вам... не надо мне лгать». И с того дня, хотя он и знал, что это я был тем человеком, который проделал все это дело, он перестал ходить по той тропинке, он ходил вокруг. Я спрашивал его, почему, - «Вы же прекрасно знаете, что это я был тем человеком».

Он сказал: «Я не хочу давать ни одного шанса. Я не верю тебе. Ты мог подобрать мое гхоти и банку утром, а тогда по-настоящему мог быть дух».

Я сказал: «Я говорю вам, на дереве был я».

Он никогда больше не проходил вечером по этой тропинке. Вся моя семья знала, что я был тем самым человеком, потому что они видели, как я забирался на дерево, но даже моя семья испугалась. Они начали говорить: «Может быть, дух овладел тобою».

Я сказал: «Странные люди! Я сказал, что это сделал я, но теперь вы проецируете новые идеи: мною овладел дух, и именно поэтому я проделал все это дело. Вы не можете принимать простые факты как простые».

Если приходит страх, это означает, что вы должны встать лицом к нему; прикрывать его идеей Бога никак не поможет. И тогда вы не можете снова иметь веру, она разрушается.

Коль скоро вы повстречались со мною, у вас не может быть веры в Бога, потому что сомнение - это реальность, а вера — это вымысел.

И ни один вымысел не может устоять перед фактом.

Теперь Бог останется для вас гипотезой; ваша молитва будет бесполезной. Вы будете знать, что это гипотеза, вы не сможете забыть, что это гипотеза.

Когда вы услышали истину, забыть ее невозможно.

Одно из качеств истины - это то, что ее не нужно запоминать.

Ложь нужно непрерывно запоминать; вы можете забыть ее. Человеку, привыкшему лгать, нужна лучшая память, чем человеку, привыкшему к правде, потому что искреннему человеку память не нужна; если вы говорите только правду, запоминать не нужно. Но если вы говорите ложь, тогда вы должны запоминать непрерывно, потому что одному человеку вы говорите одну ложь, другому человеку другую, что-то еще кому-то третьему. Вы должны разбить ложь в своем уме на категории и хранить, кому вы что сказали. И всякий раз, когда возникает вопрос, касающийся лжи, вы вынуждены лгать снова, так как ложь - это последовательность поколений. Ложь не знает контроля над рождаемостью.

Истина - это безбрачие, у нее совсем нет детей; она не обручается с фактом.

Раз вы поняли, как только вы поняли, что Бог - это не что иное, как гипотеза, созданная священниками, политиками, элитой власти, школьными учителями - всеми, кто хочет держать вас в психологическом рабстве, кто питает в вашем рабстве свои насущные интересы... Все они хотят держать вас в испуге, в постоянном страхе, дрожащими до глубины души, поскольку, если вы не боитесь, вы опасны.

Вы можете быть или трусливым человеком, испуганным, готовым к капитуляции, человеком, у которого нет своего достоинства, нет уважения к своему собственному бытию, - или вы можете быть бесстрашными. Но тогда вы поднимете бунт, вам не избежать его.

Или вы будете человеком веры, или дух ваш будет мятежным.

Поэтому те люди, которые не хотят, чтобы вы были бунтарями, - ведь ваше бунтарство идет против их интересов, - продолжают навязывать, формировать ваш ум в христианстве, в иудаизме, в мусульманстве, в индуизме, они поддерживают вашу внутреннюю дрожь.

Это их власть, поэтому всякий, кто заинтересован во власти, тот, чья жизнь есть борьба за власть, находит потрясающее применение для гипотезы Бога.

Если вы боитесь Бога, - а если вы верите в Бога, вы обязаны бояться, - вы должны следовать Его приказам и заповедям, Его святой книге, Его мессии, Его воплощению; вы должны следовать за Ним и Его агентами. На самом деле, Он не существует, существует только агент. Это очень странный бизнес.

Религия — наиболее странный бизнес из всех. Нет босса, но есть посредники: священник, епископ, кардинал, папа, мессия, целая иерархия, — а наверху никого.

Но Иисус выводит свой авторитет и свою власть от Бога - он Его единственный рожденный сын. Папа выводит свою власть от Иисуса - он Его единственный истинный представитель, непогрешимый. И так продолжается и продолжается до священника самого нижнего ранга... Но нет Бога; это лишь ваш страх.

Вы просили о придуманном Боге, потому что вы не можете оставаться одни.

Вы не способны встать лицом к жизни, к ее красотам, к ее радостям, к ее страданиям, к ее мукам. Вы не были готовы переживать ее сами по себе, без защиты с чьей-либо стороны, без того, чтобы кто-нибудь не был над вами зонтиком. Вы просили о Боге из страха. И плуты есть повсюду. Вы просите, и они дают вам. Вы просили, и они сказали: «Мы знаем, что Бог есть, вам же нужно просто творить вот эту молитву...»

У Толстого есть красивая история. У высшего священника русской православной церкви возникла великая неприятность, потому что три человека, живших за озером под деревом, стали очень знаменитыми; настолько знаменитыми, что вместо того, чтобы идти к высшему священнику, люди начали ходить к этим трем святым.

Христианский «святой» - очень странное слово. На любом другом языке святой и эквивалент святого - очень уважительные слова, но не в христианстве, потому что там святой означает лишь: возведенный в ранг святых папой, утвержденный папой.

Жанна Д'Арк была сделана святой триста лет спустя. Один непогрешимый папа сжег ее заживо. Спустя триста лет их ум изменился, поскольку люди стали все больше и больше оказывать почтение Жанне Д'Арк; тогда папа подумал, что настало подходящее время объявить ее святой. Ее могила была снова раскопана, и все, что там было, - осталось, может быть, несколько костей, - было вынуто, освящено, сделано предметом поклонения. Она стала святой.

«Святой» в христианском понимании - мерзкое понятие. Санскритским словом, эквивалентным слову святой, является сант. Если выводить это слово от сант, то можно читать его как святой; но сант означает того, кто прибыл, того, кто познал сатью. Сант означает предельную истину, и того, кто осознал ее, называют святым, - а не того, кого утвердили! Это не степень и не титул, который кто-то может дать вам. Высший священник очень разгневался, потому что о тех трех святых говорили люди. Он сказал: «Но как они стали святыми? Я никого из них не утверждал. Это просто возмутительно». Но люди есть люди... Люди продолжали ходить, и поэтому, наконец, он решил: «Я должен посетить этих троих. Кто они такие? Они объявили себя святыми! А я не знаю, кто они -такие. Меня даже не проинформировали, а ведь только в моей власти посвятить человека в святые». Так что он был в большом гневе.

Он отправился на своей лодке - у него была прекрасная лодка, потому что он был высшим священником, он был выше царя в том, что касалось религии. Даже царь с царицей припадали, бывало, к его ногам. И он думал: «Кто эти дураки, неизвестные, безымянные? Объявили себя святыми!» Он отправился туда и нашел трех очень простых людей, трех стариков, сидящих под деревом. Они немедленно встали, припали к его ногам и сказали: «Почему вы взяли на себя такие хлопоты? Вы могли бы написать послание, и мы пришли бы».

Высший священник немного остыл, но сказал: «Кто объявил вас святыми?»

Они сказали: «Мы не знаем. Мы не знаем, что мы святые. Кто сказал вам?»

И высший священник понял, что все эти трое были абсолютно необразованными людьми, они не знали ничего о христианстве или о религии. Он сказал: «Какова ваша молитва? Знаете ли вы православную молитву, без которой вы не можете быть даже христианами? - что уж говорить о святом!»

Они сказали: «Мы необразованные люди, и никто не учил нас никаким молитвам. Но если вы простите нас, мы расскажем - мы составили нашу собственную молитву».

Он сказал: «Что! Вы составили свою собственную молитву? Хорошо, позвольте послушать, что это за молитва».

Один сказал другому: «Ты расскажи».

Другой сказал: «Лучше ты расскажи». Все они очень стеснялись.

Высший священник сказал: «Ты расскажи! Пусть расскажет любой».

Они сказали: «Мы будем рассказывать все трое вместе». Их молитва была проста: «Вас трое - Бог-отец, Святой Дух и Бог-сын. Вас трое, нас тоже трое - явите нам свою милость». «Вот наша молитва. Больше этого мы не знаем. Мы слышали, что Он — это трое, и мы знаем, что нас тоже трое, что еще нужно? "Яви нам свою милость - вас трое, нас трое, яви нам свою милость!"»

Священник сказал: «Это непростительно. Вы делаете из религии посмешище».

Они сказали: «Тогда скажите нам, какая молитва правильная, чтобы мы могли повторять ее».

Высший священник сказал им молитву, длинную молитву русской православной церкви. Они выслушали и сказали: «Подождите, повторите ее снова, потому что это так длинно, мы можем забыть. Наша молитва такая короткая, мы никогда не забывали ее, она ведь такая простая, и мы всегда помнили, что Он - это трое, нас трое, яви нам свою милость. С этим нет проблем. Ваша молитва - если мы забудем или совершим какую-нибудь ошибку...»

Поэтому он повторил молитву дважды. Они сказали: «Еще раз». Он повторил трижды, и они сказали: «Мы постараемся». Он был счастлив оттого, что наставил этих дураков на истинный путь... это молитва? - и они стали святыми? Он отправился обратно счастливый тем, что совершил доброе дело. Таковы делатели добра.

Как раз на середине озера он увидел, что эти три старике, бегут за ним по озеру! Он не мог поверить своим глазам. Они сказали: «Подождите! Мы забыли молитву! Еще один раз, и мы больше не побеспокоим вас никогда». И они стояли на воде!

Высший священник коснулся их ног и сказал: «Простите меня. Повторяйте свою молитву, она совершенно правильная. Вам не нужно приходить и спрашивать у меня; если мне понадобится что-нибудь спросить, я приду. Теперь я знаю, чья молитва правильная».

Эти трое показали одну простую истину: если у вас есть вера, это не доказывает, что есть Бог. Но ваша вера может дать вам определенную целостность, определенную силу. Вера же должна быть очень невинной. Они не прятали за ней никакого страха. Они не ходили ни в какую церковь, чтобы разучивать молитвы, они не спрашивали никого: «Что есть Бог? Где есть Бог?» - ничего подобного. Они были просто невинными людьми, и их вера исходила из невинности.

Эта вера не доказывает, что Бог есть; эта вера просто доказывает, что невинность - это сила.

Это всего лишь рассказ, но невинность есть сила. Да, вы можете ходить по воде, но исходя из невинности; и исходя из невинности, если есть вера... Но такое случается очень редко, потому что каждый родитель, каждое общество разрушает вашу невинность до того, как вы даже осознаете, что она была у вас. Они постоянно навязывают вам какую-то веру, и вы принимаете эту веру из страха. В темноте мать говорит: «Не бойся; Бог следит за тобой. Он присутствует повсюду».

Я слышал об одной католической монахине, которая принимала душ, не раздеваясь даже в ванной комнате. Другая монахиня немного забеспокоилась: «Она что, стала орегонкой, или что?»

Но бедная монахиня сказала; «Это потому, что я слышала, что Бог везде, поэтому Он должен быть и в ванной комнате. А быть обнаженной перед Богом - это нехорошо». Эта женщина, может быть, выглядит глупо, но в ней есть определенная невинность. И если из этой невинности возникает вера, то не важно, в чем заключается эта вера.

Невинность дает силу, но невинность уничтожена, и именно это я собираюсь вернуть вам, чтобы вы снова стали невинными. И чтобы стать невинными, вы должны будете пройти через эти ступени.

Вы должны будете отбросить идею Бога, которая помогает вам не бояться.

Вы должны будете пройти через страх и принять его как человеческую реальность.

Не нужно бежать от него. Что нужно, так это пройти в него глубоко, и чем глубже вы проходите в свой страх, тем меньше вы его находите.

Когда вы коснетесь скалистого дна своего страха, вы просто рассмеетесь, - бояться-то нечего.

И когда страх исчезает, остается невинность, и эта невинность есть саммум бонум, самая суть религиозного человека.

И эта невинность есть сила.

Эта невинность - единственное чудо, которое есть.

Все может случиться из этой невинности, но вы не будете из нее христианами, вы не будете из нее мусульманами. Из невинности вы станете просто обыкновенным человеческим существом, полностью принимающим свою обыкновенность и живущим в радости от этого, живущим в благодарности всему существованию - не Богу, поскольку эта идея дана вам другими.

Существование же - это не идея.

Оно вокруг вас повсюду, внутри и вовне.

Когда вы предельно невинны, возникает глубокая благодарность, признательность, - я не назову это молитвой, потому что в молитве вы просите о чем-то, я назову это глубокой благодарностью. Вы не просите ни о чем, но благодарите за что-то, что уже дано вам.

Вам дано так много.

Вы заслужили это? Вы заработали?

Существование все время изливает на вас так много, что спрашивать больше безобразно. Вы должны быть благодарны за то, что уже получили.

И самое прекрасное заключается в том, что когда вы благодарны, существование начинает все больше и больше изливать на вас. Возникает замкнутый круг: чем больше вы получаете, тем больше вы испытываете благодарности; чем больше вы испытываете благодарности, тем больше вы получаете... и нет этому конца, это бесконечный процесс.

Но помните - гипотеза Бога уходит; в тот момент, когда вы назвали идею Бога гипотезой, она уже отброшена. Боитесь вы или нет, вы не можете взять ее обратно; с нею покончено.

Теперь остается только один путь - отправиться в свой страх.

Тихо войдите в него, чтобы можно было найти его глубину.

И иногда случается так, что он очень глубок.

Вот дзэнская история: человек, гуляя ночью, соскользнул со скалы. Испугавшись, что ему придется пролететь вниз тысячи футов, - ведь он знал, что это место было глубоким ущельем, — он ухватился за ветку, которая свешивалась со скалы. В ночи все, что он мог видеть, это бездонную пропасть. Он закричал: его собственный крик отразился обратно - никто не услышал его.

Можете представить себе этого человека и целую ночь его мучений. Каждое мгновение было для него смертью, его руки замерзали, его хватка ослабевала... а когда вышло солнце, он посмотрел вниз и рассмеялся: не было пропасти. В шести дюймах внизу была скала. Он мог бы всю ночь отдыхать, хорошо выспаться - скала была достаточно большой, - но он всю ночь провел в кошмаре.

Из своего собственного переживания я могу сказать вам: страх - это не более шести дюймов глубины. Теперь от вас зависит, хотите ли вы цепляться за ветку и превратить свою жизнь в кошмар, или вы предпочтете отпустить ветку и встать на свои ноги.

Бояться нечего.