"Шестое чувство, или Тайна Кутузовского экстрасенса" - читать интересную книгу автора (Михайлов Сергей)

Глава 5

В подъезде было темно: кто-то повыворачивал все лампочки. Я долго проканителился, прежде чем попал ключом в замочную скважину. В прихожей я нащупал выключатель, зажег свет.

— Маша! — шепотом позвал я на всякий случай, но никто не отозвался. Я прошел на кухню. Осетр, которого я все еще прижимал к груди, широко зевал. «Сейчас заговорит», — подумалось мне, но рыба молчала. Сняв рюкзак и положив осетра на балкон, я занялся цветами. Аккуратно подрезав колючие стебли, поставил розы в хрустальную вазу и невольно залюбовался: красотища-то какая! На цыпочках, боясь разбудить жену, я вошел в гостиную, поставил вазу на сервант. Однако жену все-таки разбудил.

— Это ты, Николай? — сонным голосом спросила она из спальни.

— Я, я. Спи!

— Который час?

— Поздно уже. Спи.

— Заснешь тут с вами, — недовольно проворчала она. — Что, раньше никак нельзя было вернуться?

Я приготовился было объясняться, но услышал ее ровное, глубокое дыхание. «Заснула, — с облегчением подумал я, — утром, даст бог, все само собой уладится».

Жена моя Мария Константиновна — женщина добрая и покладистая. Она мне никогда и ни в чем не перечила, но в результате выходило: все решала она. Как человек слабохарактерный и тихий я смотрел на это сквозь пальцы.

Пробило два. Я почувствовал, что ужасно хочу спать. Не помню, как разделся, как лег…

Разбудило меня громыхание кастрюль, доносившееся с кухни. Я с хрустом потянулся и вскочил с постели. Половина седьмого. Не опоздать бы на работу!

В комнату вошла Маша.

— Встал… — констатировала она.

— Доброе утро, Маша! — улыбнулся я ей.

Жена явно не разделяла моего хорошего настроения.

— Почему вчера так поздно заявился?

— Вчера? — переспросил я, пытаясь вспомнить, почему же в самом деле я вчера так поздно вернулся домой. Сквозь открытую дверь я увидел вазу с голубыми розами и вмиг все вспомнил: пришельцы, звездолет, Арнольд Иванович, Большое Колесо, Совет, эксперимент…

Я снова улыбнулся, ласково потрепал жену по плечу.

— Ты же знаешь, рыбалка — такое дело. Пока то да се… Потом застрял на станции. Глянь, какую я тебе прелесть принес!

Как ни странно, Маша цветов еще не заметила. Бросив взгляд на сервант, она сначала вскрикнула «Ой!», прижала руки к груди и только потом спросила:

— Где ты достал это чудо?

— Да на станции, когда электричку ждал… У одной старушки купил. Последние, говорит. Хотел тебе сюрприз сделать. Нравятся?

Маша преобразилась. И куда девалось ее дурное настроение! Глаза сияли. Счастливая улыбка сделала ее моложе лет на десять.

— Спасибо, милый! — прошептала она. — Никогда не видела таких прекрасных цветов. Никогда! Небось дорогие?

— Миллион долларов! — раздался голос позади нас. Я обернулся. На пороге стоял полуодетый Василий — студент-первокурсник, восемнадцати лет от роду. И в придачу наш сын.

— Ты чего вскочил? Рано еще.

Но сын не слушал меня: завороженный, он смотрел на цветы.

— Пап, где… где ты их взял? — почему-то шепотом спросил он.

— Я же сказал… у бабки, на станции…

— Дело в том, что голубых роз… не бывает! — Он, казалось, боялся отвести глаза от цветов. — Не бывает!.. В принципе…

Я смутился. Мне и в голову не могло прийти, что такая мелочь, как цвет роз, может поставить под угрозу тайну моего полета на чужую планету.

— Старуха всучила, а я в темноте и не разглядел… А что, таких действительно не бывает?

Василий отрицательно покачал головой.

— За бугром за такое целое состояние отвалили бы. Есть там любители… Миллион, а то и два, наверное, дали бы.

— Миллион?!

— Никак не меньше, — с видом знатока сказал Василий, нюхая цветы. — А запах классный!..

За завтраком Василий поинтересовался:

— Отец, а как порыбачил-то? Много наловил? Или как в прошлый раз?

Лишь сейчас я вспомнил про вчерашнего осетра.

— Братцы! — Я запихнул в рот остаток бутерброда с сыром и выскочил из-за стола. — Я же вчера такое поймал!.. Сейчас!

Я вернулся с балкона с огромным осетром в руках.

— Вот! — торжественно провозгласил я, победоносно глядя на жену и сына.

— Вот это фарт! Неужели на удочку?

— А то как же!

Василий с сомнением покачал головой.

— Ну и дела! Во-первых, на удочку такой экземпляр не взять. Это точно. А во-вторых, в Истринском водохранилище осетров нет и никогда не было. Факт.

— Слишком много ты, Васька, понимаешь! — сурово произнес я. — Голубых роз не бывает, такая рыба не водится… Однако вот они!

— Это-то и странно…

— Странно, не странно… Глазам не веришь — пощупай.

— Ну ладно, положим, осетра ты мог в магазине купить, а вот голубые розы…

Тут вмешалась Маша:

— В магазине? Скорее поверю, что в нашем пруду крокодилы завелись. Нет, Василек, таких чудес не бывает.

— Смотрите сами, — недовольно пробурчал Василий, допивая кофе. — Твоя легенда, отец, не убеждает. Лучше не распространяйся обо всем этом — не поверят… Пока! Буду поздно.

— Стой, Васька! — гаркнул я, но его уже и след простыл. — Вот стервец…

— Знаешь, Коль, а он прав, — задумчиво проговорила Маша, убирая посуду, — все это и вправду на чудо смахивает. Может, ты чего не досказываешь, что-то скрываешь? — Она пристально посмотрела мне в глаза.

Я похолодел.

— Нечего мне скрывать, — пробурчал я и на всякий случай отвернулся.

— Ну и ладно, — сказала она со вздохом и улыбнулась. — А розы действительно прелесть. Ах, как пахнут!..

Интересно, о чем она сейчас думает? Вернувшись на Землю, я еще не воспользовался возможностью прочесть чьи-нибудь мысли. Можно попробовать.

Мысли жены читать было интересно. Не все, конечно, а лишь те, что касались меня. После двадцати лет супружеской жизни, к великой своей радости, я узнал, что моя дорогая супруга всегда была верна мне. Ко мне относится весьма критически. Многое прощает, предпочитая затушить искру назревающего раздора. Считает меня главой семьи и в то же время в глубине души относится ко мне как к ребенку. По поводу последней рыбалки никаких особых мыслей у нее не было. Как всегда во время моих субботне-воскресных отлучек, немного волновалась, но, привыкшая, что у нас никогда ничего не случается, волновалась скорее по традиции. Правда, когда к десяти вечера я не вернулся, волнение переросло в тревогу. Однако в десять, как обычно, легла спать, но и во сне тревожилась. (Я с удивлением обнаружил, что могу «просматривать» и сны.) Недоумение вызвал осетр-великан, а уж космические розы — прямо-таки взрыв эмоций. Радость и изумление, сомнения и благодарность соперничали в ее душе. Для дурного настроения и нравоучений по поводу моего позднего возвращения места не оставалось. Женщины любят цветы, особенно те, кто редко получает их. Где и как я достал голубые розы, водятся ли в Истринском водохранилище осетры — все это Машу не интересовало. А если и интересовало, то не настолько, чтобы ставить под сомнение слова мужа. Не все ли равно, где я достал цветы? Главное, достал… для нее…

Я читал мысли жены, и мне становилось неловко. Я даже покраснел. Подглядывать в замочную скважину претило моей натуре.

Маша приводила себя в порядок у зеркала и что-то тихонько напевала. Знала бы она, что я читаю ее мысли!

Я чувствовал, что поступил некрасиво, и тут же поклялся никогда больше не копаться в мыслях и чувствах жены без ее ведома. От такого решения мне стало легче. Я нежно обнял жену.

— Прости, — прошептал я.

— За что? — удивилась она.

Я ничего не ответил. А по комнате разносился аромат неземных цветов. Она подошла к серванту, полюбовалась цветами, немного пододвинула вазу. Глаза ее светились счастьем.

— Спасибо, милый! Я рада, что ты не забыл про наш день…

Часы пробили половину восьмого.

— Ой! — вскрикнула Маша. — Опаздываю! Все, бегу! Пока, Коленька…

Она чмокнула меня в щеку и убежала.

Я тупо глядел ей вслед. Какой же я болван! Как я мог забыть?! Ведь сегодня четырнадцатое мая — годовщина нашей свадьбы! Двадцать лет совместной жизни…

Подводя итог прожитым с Машей годам, я понял: все это время я был счастлив — счастлив как человек, проживший тихую, спокойную жизнь, не знавший ни особых побед, ни потрясений. Кто-то скажет: это, дескать, не жизнь, а прозябание (Арнольд так и выразился), счастье, мол, в борьбе. Но только отчасти, считал я. Не всем же бороться, надо же кому-то и жить! Просто жить, не берясь за решение глобальных проблем. У меня есть сын, неплохой парень, и прекрасная жена, о которой я так часто забывал. Вот и теперь… Как я мог забыть! Маша, наверное, решила, что эти необыкновенные цветы я раздобыл к нашему юбилею. Спасибо Арнольду Ивановичу, выручил! Как знал, что у нас годовщина. А может, и правда знал? Что ему стоило покопаться в моей памяти?!..

Часы пробили восемь. Я подхватил дипломат и вылетел на лестничную площадку.

День был солнечный, но холодный. Северный ветер гнал куцые облака на юг. Я подошел к газетному киоску, где работала тетя Клава, наша соседка по подъезду. Она снабжала меня дефицитной периодикой, а я помогал ей по дому: она жила одна. Вместо обычной приветливой улыбки тетя Клава одарила меня сердитым взглядом.

— Здравствуйте, соседушка! Для меня ничего нет?

— То-то и оно, что соседушка! И не стыдно людям в глаза смотреть?! Позволяешь себе такое! Мало того, что полночи где-то шлялся, да еще пьяный заявился. Все знаю, все видела!.. Что побелел?! Нашкодил, так держи ответ! На рыбалку он ездил… Как же! Поди, за сорок уже перевалило, а все туда же…

Я взял себя в руки, но не знал, как поступить — разыграть оскорбленную невинность или обернуть все в шутку. Тут тетя Клава сменила тон.

— Ну, Бог тебе судья, — сказала она, доставая из-под прилавка пачку газет и журналов. — Мне-то какое дело. Бабу твою жалко. Хорошая, работящая. Она что, молчит? Не догадывается?

Я решил возмутиться.

— Да что вы такое говорите, тетя Клава! Вы же меня знаете. Чтоб я… Да никогда! Провалиться мне на этом месте, если вру!

— Все вы так говорите, — махнула рукой старуха. — На вот, я тебе тут подобрала. И «Футбол», и «Советский спорт», и «Англия»… А с Арнольдом не связывайся, алкаш он, знаю я его!

У меня горло перехватило.

— С к-каким Ар-рнольдом?

— С каким, с каким!.. Да вон из того дома. Слышала я, как ты с ним вчера прощался. По имени называл. Арнольд у нас здесь один. Жаль, не видела я вас, темно было. Но голос я его узнала, он все время тут околачивается.

Я облегченно вздохнул.

— Да не тот это Арнольд… — начал было я, и в этот момент что-то не сильно, но больно ударило меня по голове, отскочило и со звоном покатилось по асфальту. Я нагнулся и поднял золотой царский червонец, совершенно новехонький, словно только что отчеканенный.

— Папаша, таймер на ходу? — послышался сзади скрипучий бас.

Я вскрикнул и обернулся, машинально пряча монету за спину.

Обладатель противного баса был одет в «вареные» джинсы, яркий, морковного цвета, свитер. На носу — темные цейсовские очки. Но поразило меня другое: типчик был начисто лишен подбородка и бровей. Я понял: передо мной инопланетянин. Оттуда, с Большого Колеса!

— Я… э-э… вы оттуда? — пролепетал я. — Прилетели?.. Может, я что-то… не того?..

— Ты, часом, не сбрендил, папаша? — пробасил инопланетянин и, махнув рукой, шагнул на мостовую.

— Осторожно! — крикнул я, но было поздно: огромный КАМАЗ налетел на инопланетянина и сшиб его. Я зажмурился и…

Когда я открыл глаза, все было так, будто ничего и не произошло. Ни КАМАЗа, ни инопланетянина, ни даже цейсовских очков. Прохожие как ни в чем не бывало торопились по своим делам, тетя Клава беседовала с очередным клиентом об исчезновении сахара и предстоящем визите Рейгана.

«Показалось… Почудилось», — успокаивал я себя, садясь в подошедший автобус.

— Николай Николаевич! — крикнула мне вдогонку тетя Клава. — Прессу забыли!

Но дверь закрылась, я стоял на задней площадке «Икаруса», словно загипнотизированный: ничего не видел, не слышал, не чувствовал. Что же это было? Что же это было? Ответа я не находил.

На работу я опоздал. Евграф Юрьевич, заведующий лабораторией и мой непосредственный начальник, высокий, тучный, лет пятидесяти, со строгим голосом, обширной лысиной, в больших очках на крупном носу, покачал головой и демонстративно посмотрел на часы. Я виновато развел руками и произнес дежурное:

— Транспорт!

Завлаб кивнул.

— Здрасьте! — возвестил я для всех, плюхнулся на скрипучий стул и приступил к выполнению своих непосредственных обязанностей.

Однако безбровый инопланетянин в морковном свитере никак не выходил у меня из головы. «Сшибла его машина или нет? — думал я. — Если да, то почему не осталось никаких следов, почему никто ничего не заметил? А если нет… Если он не попал под этот чертов КАМАЗ, то был ли он вообще? Дьявольщина! Опять, что ли, мистификация? И еще этот червонец…»

Я достал монету. Золотой тысяча девятьсот двенадцатого года сиял на моей ладони так, что в его реальности нельзя было усомниться. «Значит, был инопланетянин, — решил я. — Значит, сшибло его. Или не сшибло?..» Голова моя шла кругом.

— Что это вы там разглядываете, Николай Николаевич? — раздался над самым моим ухом любопытный голос Тамары Андреевны, дамы вполне определенной наружности и совершенно неопределенного возраста. Относительно ее возраста существовал ряд гипотез, но сорок ей уже было, а восемьдесят — еще нет, это точно. Работала она старшим экономистом.

— Ну-ка, покажите, покажите!

«Сейчас, разбежалась!» — со злостью подумал я и спрятал червонец в карман.

— Ай-ай-ай! Нехорошо, Николай Николаевич! Я же видела, у вас новый юбилейный рубль с Горьким. Ну покажите! Пожалуйста…

Отворилась дверь, и в лабораторию ввалился запыхавшийся Завмагов, здоровенный детина на исходе четвертого десятка, сотрудник соседнего отдела и к тому же страстный футбольный болельщик.

— Здорово, старик! Не занят? Пойдем отравимся.

— Прежде следовало бы поздороваться с дамой, — обиженно поджав губы, произнесла Тамара Андреевна и гордо вскинула голову.

Изобразив на круглом лице удивление только что разбуженного человека, Завмагов сказал:

— А, черт… Извините, сударыня, не заметил. Тут такое случилось…

— Что, что случилось? — встрепенулась Тамара Андреевна. Глаза ее так и вспыхнули от любопытства.

— Пойдем, — буркнул я, вставая. И мы вышли в коридор.

— Что стряслось?

— Как что? Ты ничего не знаешь? — удивился Завмагов. — Наши голландцам продули! Два—ноль!

— Тьфу! — Я плюнул от досады. — Сапожники! Чуть-чуть до золота не дотянули. Впрочем, этого и следовало ожидать. Удивительно, как вообще в финал вышли,

— Во-во!.. А все равно обидно!

«Ну-ка, посмотрим о чем ты думаешь?» — решил я из озорства и сосредоточился, попыхивая сигаретой.

По части оригинальных мыслей в голове у Завмагова оказалось слабовато. Обычная констатация фактов. Завмагов аккуратно складировал их в своей феноменальной памяти. В ней накрепко застревало все, что он видел, слышал, обонял и осязал. Такие функции мозга, как анализ информации, принятие решений, у Завмагова отсутствовали. В этой круглой голове хранился всяческий информационный хлам: обрывки каких-то историй, анекдоты, слухи… Лишь одна область знаний перерабатывалась полностью — привилегией пользовался футбол и все вокруг него. Завмагов помнил поименно всех игроков наших и зарубежных команд, включая запасных, помнил, кто, с кем, когда, с каким счетом сыграл, помнил всех призеров всех чемпионатов, наконец знал биографии всех выдающихся игроков. Выходит, не зря Завмагов слыл в институте ходячим справочником по футболу, и недаром сотрудники института, такие же страстные поклонники футбола, в разрешении футбольных споров считали его мнение истиной в последней инстанции! В разговорах о любимом виде спорта Завмагов блистал умом и снискал себе славу не только эрудита, но и предсказателя. Он выдавал безукоризненные прогнозы о том, кто сколько кому настучит, кому достанется золото, кому — серебро. А его крупные выигрыши в «Спортпрогнозе»! Набралась кругленькая сумма, которую он вложил в новенькую «восьмерку».

Обо мне, как выяснилось, Завмагов не думал ни хорошо, ни плохо. Никак. Он вообще ни о ком ничего не думал. Фиксировал факт встречи с тем или иным человеком — и все, баста, на этом мозг Завмагова заканчивал свою работу.

Говорить с ним можно было только о футболе. И ни о чем другом. Садясь на своего любимого конька, он раскрывал перед вами таланты то великолепного рассказчика, то внимательного слушателя, то глубокого аналитика, но стоило ему сбиться с футбольной тематики, и он превращался в туповатого субъекта, напоминающего рыбину на горячем песке.

— А все-таки были у наших моменты, старик! Протасов трижды такую возможность упустил! Эх!.. Хотя, спору нет, голландцы сильнее. И все же могли наши, могли ведь!..

Весть о проигрыше расстроила меня. Тупо глядя на покрытую шапкой «бычков» урну, я молчал. Молчал бы я и дальше, если бы Завмагов не переменил тему.

— Ты, старик, кажется, рыбачишь по выходным? Или я тебя с кем-то путаю?

— Ну, рыбачу, — нехотя ответил я.

— А где, если не секрет?

— Секрет, — буркнул я. — Грибники и рыбаки своих тайн не выдают. А почему ты спрашиваешь?

Завмагов заговорщически подмигнул, огляделся и, перейдя на шепот, зачастил:

— Старик, я тут краем уха такое слышал! Будто в районе то ли Истринского, то ли Клязьминского водохранилища летающую тарелку засекли. Думал, может, ты что-нибудь знаешь…

— Когда засекли?

— Да вот как раз в выходные. А ты что, видел?

— Ничего я не видел, — отрезал я и отвернулся к окну. — Я двое суток на Истринском просидел. Ни тарелок, ни блюдец, ничего такого не было.

— Значит, Клязьминское! — подытожил Завмагов. — Ну ладно, извини, пойду вкалывать. С начальством шутки плохи. Пока!

Я вернулся на рабочее место.

— Николай Николаевич, подойдите, пожалуйста, — подозвал меня Евграф Юрьевич. — Вот тут у меня отчет, тот самый. Возьмите и откорректируйте третий раздел, это как раз по вашей части. Пришли новые данные из Главка, учтите их. Будьте добры, сделайте до вечера.

— Хорошо, Евграф Юрьевич, сделаю, — ответил я, чертыхаясь в душе. На обратном пути меня, перехватил Антон Петрович Балбесов, тридцатипятилетний кандидат наук, старший научный сотрудник и карьерист с вредным характером.

— Что, Николай Николаевич, озадачил шеф?

Я уныло махнул рукой и плюхнулся на стул. За моей спиной фыркнула Тамара Андреевна. Интересно, что они обо мне думают? Надо «прощупать» коллег.

Карьерист Балбесов обо мне не думал. Про себя он числил меня «тюфяком». «Так, ничего себе»… А я ему диссертацию помогал писать! «Вот она, человеческая благодарность!» — посокрушался я.

Петя-Петушок, молодой специалист двадцати трех лет, вообще ни о чем не думал. Подперев голову левой рукой, прижав к уху крохотный наушник спрятанного в кармане джинсовой куртки плейера, он имитировал производственный процесс. В недрах его сознания я отыскал скудную информацию о себе, она укладывалась в одно понятие: неудачник.

«Настроившись на волну» Тамары Андреевны, я с ужасом обнаружил: дама безумно влюблена в меня вот уже более десяти лет. Этого еще не хватало! Вот так подарочек…

Попытка прочитать мысли Евграфа Юрьевича дала неожиданный эффект. Ласковым, совсем неначальственным голосом завлаб произнес:

— Николай Николаевич, займитесь, пожалуйста, делом. Очень прошу.

Я растерялся.

— Да я что… я ничего… — пробормотал я и покраснел.

Хлопнула дверь, и на пороге возник Завмагов.

— Заливаешь, старик, что на Истринском не было тарелочки! — басил он, подкатываясь ко мне… — Была! Очевидец рассказывал. Большая, говорит, черная такая. И грохот от нее неимоверный. Не мог ты не видеть)…

— Не было никакой тарелочки, — сердито зашипел я, косясь в сторону шефа. — Гром был. Гроза, обыкновенная майская гроза. А очевидец твой брешет. Знаем мы этих очевидцев! Сейчас никаким НЛО народ не удивишь. Тоже мне, любитель фантастики нашелся!

Завмагов почесал в затылке и, ничего не ответив, удалился.

«Слава богу, отстал. До чего же дотошный мужик», — с облегчением подумал я.

Следующие два часа я усердно работал. Несколько раз ловил одобрительные взгляды Евграфа Юрьевича. Перед самым обедом передо мной вновь выросла порядком надоевшая грузная фигура Завмагова.

— Не было грозы! — без предисловий начал он. — Я это точно узнал. Ни в субботу, ни в воскресенье. Это уж не очевидцы говорят, официальная пресса сообщает. Так что, старик, колись!

— Да что ты ко мне привязался как репей!

— Скажи правду, тогда и отстану!

— Да иди ты!.. — взорвался я. И без того круглое лицо Завмагова стало еще круглей.

— Ты чего?!..

— Чем вы заняты, Николай Николаевич? — раздался голос шефа. — Что за тип к вам все время приходит, только отвлекает?

— Евграф Юрьевич, спасайте! Точно, он работать мне не дает. Не успею я с этим отчетом разобраться, будь он неладен… Простите.

Шеф грозно взглянул на Завмагова.

— Вы, собственно, по какому делу? У вас что, с Нерусским общая тематика? Или вы его родственник?

Завмагов оторопел.

— Я? Родственник? Боже упаси! Он про тарелочку не хочет…

— Покиньте лабораторию! — повысил голос Евграф Юрьевич.

И тут случилось невероятное. Завмагов взвизгнул и, словно наполненный гелием воздушный шар, не касаясь пола, вылетел вон.

— Так-то оно лучше, — резюмировал Евграф Юрьевич. — Что вы там про тарелочки говорили?