"Испанская роза" - читать интересную книгу автора (Басби Ширли)

Глава 4

"Санто Кристо” вышел из Севильи вместе с другими кораблями осеннего каравана. Они были в пути уже около полутора месяцев, когда произошло несчастье. Караван попал в полосу урагана, который, как голодный зверь, налетел на корабли, часть потопил, а тех, что устояли под бешеным натиском огромных волн и яростного ветра, разбросал по океану.

Выйдя на палубу впервые после урагана, Мария с облегчением обнаружила, что галеон с честью выдержал испытание, отделавшись незначительными повреждениями и разорванными парусами. Но холодок дурного предчувствия закрался ей в сердце, когда на много миль вокруг она не увидела ни единого корабля. Одни! Они легко могли стать жертвами жестоких и кровожадных морских разбойников, промышлявших в этих широтах. И, вспомнив о судьбе бедной Марселы, Мария почувствовала, как сердце ее сжалось. Что будет с ней? Не суждена ли и ей подобная участь? И она начала горячо молиться, чтобы Господь отвел от них эту беду.

Паруса быстро починили, и вскоре “Санто Кристо" уже шел своим курсом. До Эспаньолы было не так далеко, но без охраны и защиты других кораблей огромный галеон был уязвим. Обстановка на корабле была тревожной, каждый настороженно вглядывался в даль — не покажутся ли на горизонте паруса.

На рассвете непонятный шум разбудил Марию, и, прислушавшись, она поняла, что на орудийную палубу, которая находилась как раз под ее каютой, выкатывают тяжелые пушки. Она быстро оделась, ополоснула лицо водой из фарфорового кувшина и, наспех расчесав волосы, выскочила на верхнюю палубу.

То, что она увидела, поначалу успокоило ее. Всюду стояли вооруженные до зубов люди, на вантах и реях сидели стрелки с мушкетами, а по звукам команд, доносившимся с орудийной палубы, Мария поняла, что к галеону приближается какое-то судно, судя по всему неприятельский корабль…

Тревожно всмотревшись вдаль, туда, где виднелись паруса незнакомого корабля, она вдруг с удивлением различила развевавшийся на грот-мачте английский флаг. Подошел Рамон. Лицо его было непривычно хмурым.

— Впередсмотрящий обнаружил его на рассвете.

Сначала мы думали, что это один из наших кораблей, но, как видишь, он идет под английским флагом.

— Мы будем драться? Это пираты? — спросила Мария с испугом.

— Думаю, что нет. — И он, прищурившись, посмотрел в сторону корабля. — На расстоянии он выглядит, как торговое судно, но мы уже не первый раз сталкиваемся с тем, как эти дьяволы мастерски маскируют свои корабли под торговые, чтобы усыпить нашу бдительность. — И, бросив на нее ободряющий взгляд, Рамон добавил:

— Не волнуйся, мы хорошо вооружены. Все будет в порядке. Но, думаю, тебе лучше вернуться в каюту. Схватка неминуема, и мне бы не хотелось волноваться из-за тебя в это время.

Мария послушно кивнула и, посмотрев последний раз на приближавшийся английский корабль, неохотно вернулась к себе. Снедаемая беспокойством, она расхаживала по каюте, нервы ее были напряжены до предела. Прислушиваясь к происходящему наверху, она поняла, что приготовления к предстоящему сражению идут полным ходом.

Мария вздрогнула от испуга, когда дверь каюты вдруг с шумом распахнулась настежь, но, увидев брата, с облегчением вздохнула.

— Ты напугал меня! — смущенно улыбнулась она. — Я была уверена, что это английский пират.

— Как же ты глупа, — грубовато сказал Диего, — еще не было сделано ни одного выстрела.

Мария с трудом сдержалась, чтобы не ответить ему в том же тоне.

— Тебе что-нибудь нужно? — спросила она сдержанно.

— Да, я хотел бы попросить тебя не выходить из каюты, пока мы не потопим англичанина. Я не хочу, чтобы ты путалась под ногами у экипажа.

— Рамон уже просил меня об этом, — огрызнулась Мария и, не в силах перебороть себя, насмешливо продолжала:

— Ты уверен, что потопишь англичанина? Может быть, это он пустит тебя ко дну?

Диего зло засмеялся;

— Вряд ли, сестричка. Это только неповоротливое торговое судно, к тому же не очень хорошо вооруженное. По тому, как идет корабль, и по его состоянию видно, что его здорово потрепало. Скорее всего он, как и мы, попал в полосу урагана. Но, в отличие от нас, он не отделался легким испугом. Думаю, что мы быстро с ним покончим.

Мария насупила брови.

— Но если это торговое судно, а не пиратский корабль, зачем нам атаковать и топить его? Диего посмотрел на нее с презрением.

— Ты забыла, что англичанин убил нашего отца? — резко спросил он. — Или что англичанин оставил мне на память это? — Палец его коснулся шрама, уродовавшего бровь. — А я не забыл! — голос его срывался на крик. — И буду топить каждый английский корабль, который встретится мне на пути.

— Понимаю, — сухо сказала Мария. Она очень горевала об отце, но мысль о том, что люди погибнут только потому, что оказались англичанами, не давала ей покоя. В отличие от большинства испанцев, Мария не питала лютой ненависти к англичанам. Она понимала, что вражда между двумя государствами имеет уходящие в далекое прошлое корни, и, как ни печально ей было это сознавать, если бы они поменялись местами, англичане с радостью потопили бы “Санто Кристо”. Все это казалось ей чудовищным. Неужели никогда не прекратится эта бессмысленная и жестокая вражда? Она вспомнила Марселу Доминго. Неужели гибель англичан вернет ее Рамону? Нет, конечно. Так зачем же заставлять страдать ни в чем не повинных людей? Она еще раз посмотрела на решительное лицо брата. Бессмысленно было задавать ему все эти вопросы.

— Ты знаешь название корабля? — спросила Мария, повернувшись к нему спиной.

— “Ворон”, — ответил Диего. — Богатое торговое судно. Может быть, я и не буду топить его, если оно везет стоящий груз. Надо посмотреть, чем заполнены его трюмы. Но в любом случае те, кого мы возьмем в плен, станут нашими рабами.

Корабль, мчавшийся навстречу пушкам “Санто Кристо”, действительно был “Ворон”, и все, что говорил о нем Диего, было правдой. Ураган, безжалостно разметавший испанские суда, здорово потрепал “Ворона”, и, хотя он остался на плаву, полученные повреждения грозили кораблю серьезными последствиями. Бушприт был сорван, опоры всех мачт сломаны, а то, что от них осталось, никуда не годилось, к тому же вышла из строя грот-мачта. Стоя на мостике своего корабля, Габриэль Ланкастер в бессильной ярости наблюдал за неумолимо приближавшимся галеоном. Элизабет и Каролина были внизу, а те из его людей, кого ураган пощадил, вооружившись, собрались на верхней палубе и приготовились к сражению. Но шансов на спасение у них почти не было — это понимали все. К ним неумолимо приближалось хорошо вооруженное испанское судно.

В другой ситуации более маневренный “Ворон” смог бы избежать столкновения и просто уйти от громоздкого и неповоротливого галеона. Но сейчас это было невозможно. В рабочем состоянии осталась только бизань-мачта, и из-за этого корабль шел очень тихо. Если бы у них было время восстановить фок-мачту, заменить нок-рею, поправить ванты и починить паруса, тогда у “Ворона”, может быть, и появился бы шанс на спасение, но в таком состоянии, несмотря на свежий ветер, корабль двигался медленно и неуверенно.

До урагана плавание “Ворона” проходило тихо и спокойно, и после нескольких недель пути все с нетерпением ждали прибытия в Порт-Рояль. Но злополучный ураган нарушил все планы. Хотя команда и пассажиры надеялись, что судно все-таки сможет дойти до Ямайки, в то же время все понимали, сколько опасностей их теперь подстерегает. Если их обнаружит неприятельский корабль…

Так и случилось, и им не оставалось ничего другого, как готовиться к бою и молить Бога о чуде.

Габриэлем овладело странное чувство, что он однажды уже пережил нечто подобное. Пережил.., только для того, чтобы снова оказаться в такой же ситуации. Чем обернется встреча с противником на этот раз? Смертью для него? Пленом и неволей для жены и сестры? Он на мгновение закрыл глаза. С близостью собственной смерти он еще мог примириться, но мысль о том, что Элизабет и Каролина попадут в рабство к испанцам, причиняла ему невыносимую боль. Он знал, какова будет их участь: насилие, уничижение, жестокое обращение. Этого не должно случиться! Габриэль подошел к капитану корабля.

— Есть хоть какая-нибудь надежда? — спросил он как можно спокойнее, чтобы не выдать своего волнения.

— Боюсь, почти нет, — неохотно покачал головой капитан, маленький седеющий человек неопределенного возраста. — Если на галеоне не захотят тратить на нас время и, пару раз пальнув в нашу сторону, оставят нас в покое, — это наш единственный шанс. Но на него надежда слабая.

На “Вороне” было установлено два мелкокалиберных фальконета и десять крупнокалиберных бронзовых пушек. Кроме этих орудий, мушкетов и личного оружия команды сражаться англичанам было нечем. На галеоне же было установлено шестьдесят орудий, и число боеспособных людей втрое превышало силы англичан. При таком раскладе сил “Ворон” легко мог стать добычей испанцев.

Обычно галеоны не вступали в подобные схватки, боясь рисковать своим ценным грузом, и всячески избегали столкновений с другими кораблями. Но сегодня все было по-другому, и Габриэль с тревогой наблюдал, как попутный ветер раздувает белые паруса приближающегося к “Ворону” испанского галеона.

Удача сопутствовала испанцам — им помогал ветер, англичанам же надо было обороняться с подветренной стороны. Приближение вражеского судна пушки “Ворона” встретили дружным залпом, нарушив грохотом покой и тишину морских просторов. Но снаряды не достигли цели. Со смешанным чувством злости и тревоги Габриэль наблюдал, как на галеоне готовились ударить по ним бортовым залпом. Испанские снаряды ложились на удивление точно. Грохот стоял оглушительный, и воздух был наполнен едким запахом дыма и пороха. “Ворон”, как раненый зверь, вздрагивал каждый раз, когда выстрелы с галеона достигали своей цели. От яростных ударов он беспомощно раскачивался, а пушки испанца все палили и палили. От точных попаданий пришел в негодность такелаж, с грохотом упала разбитая бизань-мачта, сквозь шум и грохот канонады были слышны крики и стоны раненых, и, хотя “Ворон” пытался отвечать огнем, было ясно, что надежды нет и сопротивление бесполезно. Раздалась команда “Огонь!”, и Габриэль вдруг с ужасом увидел, что от попадания снаряда в кормовой части нижней палубы, как раз там, где находились Элизабет и Каролина, начался пожар. Он бросился на корму, сердце его билось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит наружу. Не задумываясь, он стал спускаться вниз, но из-за густого, черного дыма было невозможно пробиться к каюте. Судорожно глотая воздух и спотыкаясь, Габриэль продвигался вперед и громко звал жену и сестру. Услышав ответный слабый крик, он, не обращая внимания на зловещее потрескивание огня вокруг, начал разбирать завал, пытаясь добраться до двери, из-за которой слышался голос Каролины. Добравшись до каюты, он обнаружил, что дверь забаррикадирована упавшими бревнами, и неистово принялся за работу. Из-под двери тянуло дымом. Вероятно, в каюте начался пожар. Когда наконец, открыв дверь, он ворвался туда, сестра бросилась ему на шею.

— О, Габриэль! — шептала она сквозь слезы. — Спасибо, что ты пришел! Дверь завалило, а Элизабет… — Голос ее стал хриплым, и она замолчала. Габриэль ободряюще обнял ее за плечи, не понимая пока значения ее слов. Он быстро огляделся, пытаясь найти жену, и непроизвольно отметил, как сильно пострадала каюта. Везде были видны следы разрушения, кругом валялись куски балок и досок, в углу разгорался пожар, и огонь уже начинал жадно лизать стены. Не найдя жены, он повернулся к Каролине и быстро спросил:

— Где она?

Каролина сдавленно всхлипнула и, отвернувшись, указала ему в дальний конец комнаты. Габриэль сделал несколько шагов в ту сторону, но она неожиданно схватила его за руку. Глаза ее наполнились слезами:

— Не ходи туда, Габриэль. Она умерла. Ты уже ничем не можешь ей помочь.

Он замер на месте, все похолодело у него внутри, мозг отказывался верить тому, что говорила сестра.

— Нет! — закричал он и бросился туда, куда показала Каролина. В дальнем конце каюты на полу лежала огромная балка. Из-под нее выглядывал краешек голубого платья Элизабет. При виде этой картины Габриэль вдруг почувствовал, как руки и ноги его сделались ватными. Балка практически раздавила хрупкое тело жены, и только тонкая рука, несколько русых прядей волос да кусочек голубой ткани указывали на то, что под ней похоронена Элизабет.

Трясущимися пальцами он неуверенно коснулся ее еще теплой руки, и мучительное, болезненное ощущение потери пронзило его. Он не любил жену, но Элизабет была ему дорога — она была матерью их неродившегося ребенка. С ней он связывал свое будущее. А теперь потерял все. Ее нет. Волна бешеной ярости захлестнула Габриэля. Это сделали они! Грязные, кровожадные испанцы убили его жену!

Он бросился к двери, исполненный ненависти и отчаяния, но испуганный и растерянный вид сестры остановил его. Тонкая струйка крови медленно стекала по ее лицу. Он с нежностью провел ладонью по ее щеке, осторожно вытерев кровь.

— Прости меня, Каролина. Мне не нужно было брать тебя с собой, — сказал Габриэль очень серьезно. — Я должен был оставить вас обеих дома, в Англии. Тогда Элизабет была бы жива, а ты — в безопасности.

— Нет, — замотала головой Каролина, — мы ведь сами захотели ехать. Мы бы ни в коем случае не позволили тебе ехать без нас. Ты не должен винить себя, Габриэль. Это не твоя вина.

— Если бы в это можно было когда-нибудь поверить, — прошептал он.

Времени на разговоры не было: огонь быстро распространялся по каюте, и звуки боя, начавшегося на верхней палубе, становились все слышнее. Взяв сестру за руку, Габриэль двинулся по задымленному коридору.

— Останься здесь, — скомандовал он, когда они приблизились к люку, ведущему на палубу. — Может быть, испанцы уже там, тогда схватка будет не на жизнь, а на смерть. — Он обернулся к сестре и, опустив глаза, молча протянул ей небольшой кинжал. — Я буду защищать тебя, пока жив, но они превосходят нас числом, и я боюсь самого худшего. Кинжал употреби так, как сочтешь нужным.., и помни, что я люблю тебя, дорогая, и готов умереть ради тебя.

Каролина не могла вымолвить ни слова, слезы застлали глаза. Рука Габриэля нежно погладила ее по голове, и они вышли на палубу.

Как и предполагал Габриэль, “Ворон” был взят на абордаж, и, пока он поднимался на верхнюю палубу, звон скрещивающихся клинков стал раздаваться со всех сторон. Над кораблем висела сизая пелена дыма, сквозь стоны и крики раненых то тут, то там были слышны свист пуль и треск мушкетных выстрелов. Картина была страшная. Испанцы, которые, казалось, теперь находились повсюду, как голодные хищники, набрасывались на защитников “Ворона”. Габриэль увидел, что на него, сжимая в руке окровавленный клинок, движется здоровенный испанец, и принял бой. Он дрался яростно и бесстрашно, отвечая ударом на удар, и вскоре стал теснить своего противника. Неожиданно испанец оступился, потерял равновесие, и в этот момент шпага Габриэля с быстротой молнии вонзилась в него. Смертельно раненный, солдат упал как подкошенный, но, едва его тело коснулось палубы, Габриэлю снова пришлось отбиваться от нападавших. Ему казалось, что это длилось бесконечно: только он успевал разделаться с одним врагом, его место занимал другой. Габриэль чувствовал, что рука его немеет от усталости, но упорно продолжал драться, смутно сознавая происходящее вокруг: он не слышал звуков затихающего боя, не замечал перепуганной насмерть Каролины, с ужасом наблюдавшей за схваткой.

Движения Габриэля становились все медленнее, реакция все хуже, правая рука как будто налилась свинцом, и постепенно их с Каролиной начали теснить. Он знал, что ранен, чувствовал, как по левой руке течет кровь, но когда и как это произошло, вспомнить не мог. Ему казалось, что он дерется уже много часов и что он и Каролина единственные, кто еще сопротивляется этой испанской орде. Прошло еще немного времени, и их спины уперлись в поручни кормы, последнюю преграду, отделявшую их от океана. Дальше пути не было, да и сил почти не осталось. Габриэль понимал, что долго он не продержится. К тому же этот последний испанец слишком хорошо дрался. Ему сейчас не одолеть его. Но он упрямо продолжал сражаться, решив скорее умереть, чем сдаться в плен. В какой-то момент взор его затуманился и ему показалось, что испанец зашатался.

— Сдавайся, англичанин. Я не могу убить тебя, ты слишком храбро дерешься, — тихо сказал Рамон Чавес, делая несколько шагов назад.

— Никогда! — прохрипел Габриэль и встал в оборонительную стойку. Он уловил какое-то движение слева, и хотя повернулся туда, но отразить нападение не успел — кто-то с силой ударил его рукояткой шпаги в висок. Последнее, что он с ужасом увидел, было лицо Диего Дельгато. Потом наступила темнота. С самодовольной улыбкой Диего рассматривал поверженного врага.

— Это Габриэль Ланкастер'. Сегодня святые ко мне необычайно благосклонны. — И взгляд его скользнул туда, где, прижавшись к поручням и окаменев от страха, стояла Каролина. — А вот и его сестра… О, эти ланкастерские глаза! Я бы везде узнал их! С какой радостью я потешусь над тобой на глазах твоего братца. Как он будет корчиться, слушая твои вопли и крики о помощи. И поверь мне, детка, я заставлю тебя кричать, чтобы ты раз и навсегда поняла, кто теперь твой хозяин.

— Нет! — спокойно и уверенно сказал молчавший до этого Рамон. — Она моя пленница… Если бы ты не вмешался, и англичанин был бы моим.

Диего пристально посмотрел на Рамона, но тот спокойно встретил его взгляд.

— По правилам я могу претендовать и на мужчину. Так что выбирай — женщина или мужчина. Обоих я тебе не отдам.

На лице Диего явно читалось замешательство. Он смотрел на Каролину: солнечные лучи золотили ее светлые волосы, и она была так хороша, что он почувствовал, как внутри него разгорается желание. Но тут его взгляд упал на поверженного злейшего врага, лежащего перед ним на палубе человека, на всю жизнь изуродовавшего его лицо.

— Мужчину! Я выбираю мужчину. — Повернувшись на каблуках, он отдал распоряжение, и потерявшего сознание Габриэля поволокли прочь.

Карблина онемела от ужаса. Не осознавая, что делает, она шагнула вперед и остановилась — кончик шпаги Рамона уперся ей в грудь. В ее ярко-синих глазах читался вызов, а пальцы побелели от напряжения, сжимая кинжал.

— Бросьте его, сеньорита, — мягко сказал Рамон, — или мне придется сделать вам больно.

— Никогда! — подражая брату, крикнула Каролина и бросилась вперед, но Рамон опередил ее, и через секунду она стояла перед ненавистным испанцем безоружная.

Видя этот непокорный взгляд, Рамон криво усмехнулся:

— Англичане отняли у меня невесту… Я думаю, будет справедливо, если моим вознаграждением станешь ты. — Голос его звучал глухо. — Я уверен, что не буду таким жестоким хозяином, как мой кузен. — И, слегка подталкивая ее в спину, он двинулся в ту сторону, где на полубаке “Ворона” стоял Диего, наблюдая, как его солдаты добивают тяжелораненых англичан и заковывают в кандалы тех, кто мог выжить и стать рабами. У ног испанца закованный в цепи лежал Габриэль, в лице его не было ни кровинки. Неожиданно он медленно пошевелил головой, приходя в себя, и Диего больно ткнул его сапогом в бок.

— Проснись, Ланкастер! Проснись, и ты узнаешь много нового и интересного. Ведь ты теперь мой раб. Я с удовольствием научу тебя покорности, какой требую и ожидаю от своих рабов.

Превозмогая боль, Габриэль поднялся, зеленые глаза сверкнули ненавистью и презрением. Как бы не замечая цепей, сковывавших его сильное тело, и с трудом выговаривая слова, он произнес:

— Не будет ли это напоминать собаку, которая пытается учить своего господина?

С перекошенным от злости ртом, Диего наотмашь ударил его по лицу. Удар оказался так силен, что рассек кожу, и на щеке Габриэля показалась тонкая струйка крови.

— Грязная английская свинья! — пронзительно закричал Диего. — Мы еще увидим, кто здесь хозяин. — И, вынув шпагу, уже занес было ее для удара, когда раздался спокойный голос Рамона:

— Ты просто потеряешь еще одного сильного и здорового раба. Думаю, что возможность помыкать им ежедневно доставит тебе гораздо больше удовольствия, не так ли?

— Пожалуй, ты прав, — угрюмо сказал Диего, убирая шпагу в ножны и, подозвав своих людей, приказал отвести Габриэля на борт “Санто Кристо”.

— Проводите и женщину, — приказал Рамон, сурово посмотрев на четырех матросов. — Отведите ее в мою, каюту и, если отнесетесь к ней непочтительно или, не дай Бог, обидите, я выпущу вам кишки и скормлю их акулам. Понятно?

Кивнув в знак того, что поняли приказание, матросы повели Габриэля и Каролину на “Санто Кристо”. Видя, с каким трудом они пробираются через завалы на верхней палубе “Ворона”, Рамон повернулся к Диего:

— Что ты собираешься делать с кораблем? Потопить? Или груз, который он везет, стоит того, чтобы наш экипаж отвел его в Санто-Доминго?

Не сводя глаз с удаляющихся фигур, Диего нервно теребил нижнюю губу.

— Возьмем с собой. Его трюмы заполнены хорошим товаром, который мы сможем выгодно продать на Эспаньоле. Потребуется время, чтобы починить и заново оснастить его, но, по-моему, стоит рискнуть.

— Хорошо, — пожал плечами Рамон. — Я прикажу подобрать команду из тех, кто сегодня отличился в бою, и они сразу же приступят к ремонту.

Все время, пока шел бой, Мария оставалась в своей каюте, но как только перестали стрелять пушки и шум боя начал стихать, она с нетерпением стала ждать, что кто-нибудь спустится к ней и расскажет об исходе сражения. Никто к ней не пришел, и, хотя она была уверена, что победителем в этой схватке вышел “Санто Кристо”, все же решила подняться на палубу и лично убедиться в этом.

Жалкое зрелище, которое представлял собой “Ворон”, не доставило ей удовольствия. Это было бессмысленное, никому не нужное варварство, и сердце ее наполнилось жалостью при одной только мысли о бедных англичанах, попавших в плен. Она встала на полуюте — отсюда было удобно наблюдать за всем происходящим вокруг — ив этот момент в первый раз увидела Габриэля Ланкастера.

Она не знала тогда, кто он такой. Она видела только высокого, красивого мужчину, который, несмотря на сковывавшие его цепи, шел по палубе с независимым видом. Он ступил на галеон с гордо поднятой головой, как завоеватель, во взгляде его не было ни страха, ни сомнения — он смотрел на окружающих с вызывающим высокомерием. Свежий ветер шевелил его черные до плеч волосы, белая рубашка тонкого голландского полотна была разорвана почти до пояса, обнажая крепкую, мускулистую грудь, на левом плече и рукаве темнели пятна крови, кожаный камзол и штаны были изодраны в клочья, на чулках зияли огромные дыры, и только тускло поблескивающие серебряные пряжки на туфлях странно контрастировали с лохмотьями.

Вид этого человека, который даже в изорванной одежде величественно возвышался среди невысоких, коренастых суетящихся испанцев, настолько поразил Марию, что она не сразу заметила идущую следом за ним высокую, стройную девушку. И только когда солнечный луч коснулся золотистых волос Каролины, Мария обратила на нее внимание и почувствовала острое чувство жалости к этой несчастной, которую вели двое крепких матросов. “Как это было бы ужасно, окажись я на ее месте, — подумала Мария, — и сколько же надо иметь мужества, чтобы вот так, как она, не потерять самообладания”. Она вдруг поняла, что девушка боится, но изо всех сил старается скрыть свой страх, и ощутила между ней и собой некую необъяснимую связь.

Но взгляд ее все время возвращался к стоящему на палубе мужчине. Почувствовав, видимо, что за ним наблюдают, он обернулся и поднял голову. Мария была поражена взглядом необыкновенных зеленых глаз. В них было столько глубокого страдания, стояла такая невыносимая мука, что у нее возникло непреодолимое желание утешить его. Но не только боль и страдание — ярость и ненависть читались в этом взгляде. Она почувствовала себя неуютно, по спине побежал неприятный холодок, и мысль об утешении вмиг пропала. Боже! Как же он ненавидит нас! Конечно, у него для этого есть все основания. Разве не твои соотечественники, напомнила себе Мария, захватили его корабль и убили его людей? И кто знает, какая судьба ожидает эту молодую девушку, что стоит рядом с ним. Кто она? Жена? Родственница? Пассажирка?

Проследив за взглядом Габриэля, Каролина подняла голову и их взгляды встретились. Обе испытали потрясение — и у гой и у другой были ярко-синие ланкастерские глаза. Мария почувствовала, что от волнения ей стало тяжело дышать. Эта девушка тоже из рода Ланкастеров. Боже! Какую же кару придумает ей Диего? И она вдруг с ужасом отметила сходство между стоящими внизу пленниками. Оба рослые, у обоих тонкие черты лица, брови вразлет… Тупая боль сдавила ей сердце — человек внизу, должно быть, Ланкастер… Габриэль Ланкастер!

На какое-то мгновение ее охватило чувство восторжествовавшей справедливости. Этот человек оставил шрам на лице брата и был повинен в смерти отца. И разве не справедливо, что Господь предал его в их руки для возмездия? Но в ту же минуту ей стало очень стыдно за подобные мысли. Неужели она такой же варвар, как Диего? Все еще переживая сложившуюся ситуацию, недовольная собой, она попыталась отвернуться, но гипнотический взгляд англичанина заворожил ее, и она, не в силах противиться его обаянию, снова посмотрела на него. Взгляды их встретились.

Габриэль моментально узнал эти глаза — их невозможно было спутать ни с какими другими — и с интересом стал разглядывать стоящую наверху маленькую фигурку. Это, наверное, сестра Диего. Ни у кого другого не может быть таких ярких синих глаз. На него вдруг нахлынула острая жажда мести. Это она должна заплатить за все его сегодняшние страдания. Это она должна лежать под той балкой, а не Элизабет.

С упоением думая о всевозможных способах мщения, он все же не мог не обратить внимания на прекрасные черты ее лица, женственные изгибы фигуры, на чудесные волосы, которые длинными черными локонами спадали ей на плечи, подчеркивая свежесть кожи и делая миндалевидный разрез необыкновенных глаз еще более выразительным. В другое время, в другом месте Габриэль, вероятно, отдал бы должное ее красоте, но только не сегодня, когда там, на “Вороне”, лежит его Элизабет, а сестре угрожают позор и унижение. Он чуть не задохнулся от нахлынувшей на него ненависти к испанцам, и она возросла стократ, когда на полуюте появился Диего.

С необычной для него нежностью, он крепко обнял Марию. Лицо его сияло в предвкушении удовольствия, и самодовольная улыбка заиграла на губах, когда он пристально посмотрел на закованного в цепи Ланкастера.

У Габриэля не хватило сил вынести подобное унижение, и он бросился на своего врага, совершенно забыв о цепях и охранявших его солдатах. Но не успел он сделать и двух шагов, как был сбит с ног сильным ударом. Нет, он все равно будет сопротивляться, и пусть они убьют его. Крик Каролины остановил его.

— Габриэль! — В ее голосе слышалась мольба. — Не надо! Прошу тебя! Не дай им убить тебя!

Но его уже окружили солдаты и, подталкивая в спину, повели к люку на верхней палубе. Стоя на лестнице, ведущей вниз, он еще раз бросил взгляд на полуют. “Придет день, — яростно поклялся он, — придет день, и я убью тебя, Диего Дельгато, и твоя сестра будет моей невольницей. И я буду так же добр к ней, как ты был к Элизабет, и так же милостив, как ты будешь к Каролине. Ты поплатишься за то горе, что принес мне, и женщина, стоящая рядом с тобой, заплатит за все, что я сегодня потерял. Клянусь всем, что мне дорого!”