"Возлюбленная" - читать интересную книгу автора (Джеймс Питер)32На похоронах Виолы Леттерс Чарли сидела на скамье в церкви, зажатая между Хью и Зоэ. Подальше, в том же ряду, сидели Вик с женой. Несколько других лиц тоже показались ей знакомыми – по матчу в крикет, по встречам в магазинах в деревеньке Элмвуд. Она разглядывала отпечатанные слова похоронной службы, изо всех сил боролась с желанием зевнуть, потому что спала всего лишь два часа. Ее наряд, темно-синий костюм, купленный в прошлом году, был ей тесен. Чарли надеялась, что он достаточно траурный. Слова Хью эхом отдавались в ее сознании. Лицо Эрнеста Джиббона внимательно смотрело на нее. Неподвижное. Мертвенно-бледное. Посмотрев на дубовый гроб с медными ручками и с цветами наверху, Чарли опять задумалась, была ли какая-либо связь между тем, что так расстроило Виолу Леттерс на той фотографии, и ее смертью. Глупости какие. Просто несчастный случай. На мгновение она пришла в замешательство, подумав, не Эрнест ли Джиббон лежит в том гробу на подмостках, перед алтарем, в этой маленькой церкви с настенными фресками, датированными временами норманнов,[15] как кто-то рассказал ей. Пели «Иерусалим». Чарли держала перед собой книгу с псалмами и негромко подпевала. Это был ее любимый псалом. Обычно она находила его воодушевляющим, но сегодня все исполняли его будто в другой тональности. Тот сеанс ретрогипноза начался сразу после часа дня и должен был продолжаться часа два-три. Было десять вечера, когда она пришла в себя, вышла из транса и увидела, что Эрнест Джиббон сидит мертвый. Она коснулась его и захныкала в страхе, понимая, что она пробыла в трансе час, а может, два, три или даже больше, пока он сидел там уже мертвый. Она не знала, вышла ли полностью из транса, и до сих под была напугана тем, что ее не вывели из него надлежащим образом. Она спустилась вниз и постучала в комнату его матери. Ответа не последовало, и она вошла внутрь, увидев пожилую, болезненного вида женщину в постели; глаза ее были прикованы к телевизору. – Миссис Джиббон, – сказала она, – нам необходимо вызвать скорую помощь. – Он с пациентом. Его нельзя беспокоить, – ответила старуха, не поворачивая головы. – Ничто не должно беспокоить его. – Это крайне срочно. – Его не разрешено беспокоить. Это слишком опасно. Старуха походила на приемную мать Чарли на ранних стадиях болезни, признаки которой уже были знакомы Чарли. Спустившись вниз, она отыскала в гостиной телефон и вызвала скорую помощь. Потом выпустила Бена из машины и изумилась тому, что он еще не напачкал. Бригада скорой помощи была рассержена, приехав туда. Эрнест Джиббон умер по меньшей мере шесть часов назад, и ей следовало вызвать врача, чтобы выписать свидетельство о смерти. А не их. Мать Джиббона вышла из своей комнаты в ночной рубашке, из которой выглядывала иссохшая грудь, и сказала им, что ее сын занят с пациентом и его не разрешено беспокоить. Когда Чарли попыталась объяснить врачам скорой помощи, что она находилась в гипнотическом трансе в комнате с мертвецом, они подумали, что, должно быть, она такая же чокнутая, как и старуха, и, вызвав полицию с полицейским врачом, уехали. Она дождалась полиции, понимая, что мать Джиббона не в состоянии понять происшедшее, и в итоге ей пришлось утихомиривать истерику старухи, когда та наконец увидела тело сына и истина стала очевидной. Потом вдруг появилась женщина-полицейский и стала заниматься старухой, а Чарли, после пяти утра, в конце концов уехала. Когда она добралась домой, было светло, и это обстоятельство ее порадовало. Автоответчик записал три сообщения от Тома. Одно поступило рано утром в воскресенье, он передавал телефонный номер и номер комнаты в гостинице, как она поняла. Второе сообщение было оставлено утром в понедельник. Том сказал, что весь день будет на службе. А третье пришло вечером в понедельник: он собирался в Шотландию по делу об опеке и обещал позвонить и сообщить свой адрес, когда доберется туда. Чарли легла в постель и хотела уснуть, но события минувших двух дней прокручивались в сознании вместе с ее возвращением в прошлое – столь живым, что каждый раз, когда она пробуждалась, обливаясь по#769;том, была убеждена, что все это еще продолжается. Была убеждена, что та женщина с прогоревшими до щетины волосами и почерневшим лицом все еще стояла в дверном проеме и пристально смотрела на нее; что она, Чарли, находится в карете скорой помощи и умирает, но они не дадут ей умереть, нет, не дадут ей умереть… Эпилептичка. Прихожане опустились на колени для последней молитвы, и служба завершилась. По проходу между церковными скамьями прошла первой одна супружеская пара: невысокий и полноватый пожилой мужчина, лицо которого смутно напоминало Виолу Леттерс, напряженно выступал рука об руку с элегантной женщиной с мертвенно-бледным лицом. За ними последовали нарядно одетые детишки с передних скамей и вполне взрослые люди, непохожие на местных жителей, заехавшие сказать своей подруге последнее прости. – Хэлло, вы миссис Уитни, не так ли? – спросил приходской священник довольно веселым голосом, который, как показалось Чарли, больше подходил бы для венчания. Он энергично пожал ей руку. – Вы ведь здесь, в деревне, недавно живете, не так ли? Я все собирался заглянуть к вам и представиться. Из портика храма Чарли вышла в унылое серое утро, в скопление людей и галдеж. – Он слишком быстро протараторил службу, вам не кажется? – прошептала ей Зоэ. Чарли рассеянно кивнула, припоминая, как Виола Леттерс жаловалась на этого священника. Они присоединились к процессии скорбящих, тянувшейся за тащившими гроб носильщиками. Небо было угольно-серым, и ветер продувал кладбище. На ковре из зеленого сукна покоился на канатах гроб. – …мы теперь предаем ее тело земле, земля к земле, прах к праху, пыль к пыли, в уверенности и безусловной надежде на воскрешение к вечной жизни волею Господа нашего Иисуса Христа, который изменяет наши низменные тела на… Изменение. Воскрешение к вечной жизни. Вечной жизни здесь, на земле. С вечными воспоминаниями. Вечное изменение, вечные воспоминания, вечное преследование призраками прошлого. – …милость Господа нашего Иисуса Христа и любовь Господня и братство Духа Святого да пребудет с нами всеми во веки веков. Аминь. Бессвязные мысли проплывали в сознании Чарли, когда она побрела прочь от толпы, мимо могильных камней, мимо мраморных надгробий, присыпанных спереди гравием… Исписанные резными письменами надгробия – то в форме раскрытых книг, то в виде плит с ангелами на них; новые надгробия, яркие и блестящие; старые надгробия, пострадавшие от времени, с въевшейся грязью, с едва различимыми надписями, сильно накрененные, сидевшие глубоко в земле и зараставшие травой и лишайником. При некоторых были вазы со свежими цветами или венки, кое-где пустые урны, они забыты – не осталось никого, чтобы позаботиться об этих могилах. Чарли поднялась по некрутому склону, обходя кругом плиты в окружении гравия, едва ли замечая что-либо, кроме случайных имен и надписей. «Эрнест Артур Лэмб почил в бозе». «Есть земля, где те, кто любили друг друга, вновь соединятся в любви». Запах осени в воздухе вполне подходил холодным камням смерти. «Джон Роув Бэкмастер. Смиренный в жизни и безмятежный в смерти». «Барбара Джаретт. Ум. 12 августа 1953 г.». «Элис Маделейн Уэллс». Чарли остановилась. Шагнула назад и снова прочитала надпись на простеньком могильном камне: «Барбара Джаретт. Ум. 12 августа 1953 г.». 12 августа 53-го… Она родилась в этот день. Чарли пристально рассматривала этот простой могильный камень, настолько простой, что она едва не пропустила его. Записка в том медальоне. Кто-то подошел и встал позади нее. Это был Хью. – Мы приглашены на поминки, они устраивают небольшой стол в «Георгии». – Хорошо. – Не хотите, чтобы я вас подождал? – Нет. Идите. Я тут немного побуду. – С вами все хорошо? Она кивнула. – Могу я угостить вас обедом вечерком? Взбодрить вас немножко? – Только угощаю я, – сказала она решительно, не сводя глаз с могильного камня. – Моя очередь. Хью посмотрел на камень: – Кто-то из знакомых? – Возможно. Когда он отошел, она вздрогнула. Бессмыслица. Совпадение, только и всего. Она повернулась и внимательно посмотрела, как Хью подстраивается к последнему из скорбящих, гуськом проходивших в покойницкое помещение. Слышались скрежет лопаты и стук земли. Звук как из банки для сбора церковных пожертвований. Мать-природа снова собирала пожертвования. – Вы знаете, как добраться туда? – прогремел чей-то голос. – Давайте за нами. Перед этим могильным камнем росла трава. Никакой ограды, чтобы не подпускать собак, никаких трогательных надписей, никаких херувимчиков, ни урн, ни цветов. Ни «Люблю и помню…», «Горячо любимой жене от…». Ничего. Только имя и дата. Она подумала о том старике в коттеджах шорников, захлопнувшем дверь у нее перед самым носом. Двое стариков. Виола Леттерс заметила что-то на фотографии, а Артур Моррисон – в ее лице. Камень вдруг посветлел, как будто кто-то осветил его фонарем. Она отшатнулась, а потом почувствовала себя глупо. Это был солнечный луч, отыскавший в туче прогалинку. У основания ступенек стоял довольно изящный фургончик электромонтера, и Чарли испытала облегчение оттого, что в доме кто-то был. Одна из белых лент, все еще протянутых через пешеходную тропку, отвязалась и развевалась при порывах ветра, словно вымпел. На поминках констебль Тайдимен сказал ей, что именно они отвечают за приведение берега в порядок. Это общественная пешеходная тропка, так что вскоре все должно быть сделано. Было трудно поверить, что все волнения позади. Она помнила ощущение, что чего-то ей здесь не хватало. Тех конюшен. Если не считать того, что теперь все вернулось на место. Конюшни стояли там, по другую сторону мельничного лотка, где они всегда были, нарядные белые конюшни. И голова гнедой лошади выглядывала из одного из денников. Джемма. Чарли моргнула. Конюшни по-прежнему были там. Она резко повернулась. Ее автомобиль исчез. Фургончик электромонтера исчез тоже. Вместо них стоял черный «триумф» с опущенной крышей, поблескивая краской и хромированными частями. Оконные рамы дома были свежевыкрашены, кирпичная кладка четко прорисовывалась. Снова повернувшись к запруде, она не заметила никаких белых лент, никакого здоровенного куска земли, который бы отваливался от берега. Ее кровь сочилась по венам, как песок в песочных часах. Чарли закрыла и открыла глаза. В конюшнях радостно заржала лошадь. Песок все еще струился, только стало пошумнее, и она расслышала слабый шипящий звук. Она сообразила, что это ревела запруда, только и всего. «Попала не в тот дом, – подумала она. – Я приехала не к тому дому, повернула, видно, не в ту сторону…» Она снова моргнула. Черный «триумф» исчез. Исчезли и конюшни. Белые ленты вернулись на место, а половина берега снова пропала. Дом выглядел старым и обшарпанным, и пластиковое покрытие колыхалось над грудой материалов, оставленных строителями. Сбоку к дому были прислонены две длинные лестницы. И внутри лаял Бен. Чтобы успокоиться, Чарли коснулась борта «ситроена». Испуганная тем, что Джиббон не вернул ее оттуда окончательно, она с жадностью хватала губами воздух, словно только что проплыла несколько ярдов под водой в бассейне. С тобой все в порядке, все замечательно, ты вышла из транса естественным путем. А теперь ты просто устала и шок еще не прошел. У людей часто бывают загадочные галлюцинации, когда они переутомлены. Она вошла в дом. Подпрыгивая, примчался Бен, и, когда Чарли наклонилась, чтобы потрепать его, она заметила уголком глаза что-то двигающееся, спускающееся по лестнице. Электрик. Это был электрик, сходивший медленно, до странного медленно, с бледным как полотно лицом и широко открытыми, словно от пережитого потрясения глазами. Этот коротенький подагрический мужчина, обычно такой деятельный, такой энергичный, осторожно ступал по запыленному листовому железу, цепляясь за лестничные перила подобно старику. – Это вы? – сказал он. – Это вы его включили? – Простите?.. Он прижал руку ко рту, а когда убрал ее, Чарли разглядела черную отметину, идущую через его ладонь. – Ток, – сказал он. – Это вы снова включили ток? – Да я только что вошла. – И вы не спускались в подвал? – Нет. – Значит, это какой-то шутник. Я вырубил главную линию, ведь точно же вырубил, чтобы поменять проводку к розеткам в вашей спальне. А кто-то снова включил его. – Он протянул руку. – Глядите, какой ожог. – О господи! У меня есть немного бинтов в кухне… – Да ладно уж. Его глаза метались вокруг. – А не сделал ли это кто-то из строителей? – Их тут сегодня не было. – Он внимательно рассматривал ожог. – Не понимаю, что происходит. Я поменял всю проводку и осмотрел все приборы. – Он пососал свою рану. – Позвольте мне показать вам кое-что, миссис Уитни. – Он немного прошел по коридору и остановился у настенного выключателя. – Посмотрите-ка получше. На стене вокруг выключателя виднелись отметины ожогов, а его пластиковый корпус частично расплавился. – И то же самое во всех комнатах. Проводка снова плавится. Как и в прошлый раз. Я-то считал, что по вине того парня. Ну, взял я тогда нового паренька и оставил тут делать основную работу. Я думал, что он, должно быть, пристроил какое-то подключение, но он тут ни при чем. – В конце недели я оставила несколько лампочек включенными. Я… я уезжала. – Да это не имеет никакого значения, что вы их оставили. Электрик открыл дверь в подвал, и сквозь запах угля, сырости и плесени Чарли почувствовала еще один слабый и едкий запашок – пережженных электрических проводов. Он включил свет, и она последовала за ним вниз, на сырой кирпичный пол, и дальше, мимо темного отверстия в стене, к коробке с пробками. Несколько мотков проводов лежало под этой коробкой, а на ней самой, большой и белой, были коричневые отметины ожогов. Слышался низкий гудящий звук. Электромонтер внимательно озирался. Он перешел через темное отверстие, и она подождала, пока он вернется. А гудящий звук становился все громче и разносился по помещению. Он слегка похлопал по стеклу счетчика. Внутри крутился плоский металлический диск, причем настолько быстро, что расплывался в глазах. Над ним было несколько циферблатов, как в миниатюрных часах, стрелки одного из них так же быстро вращались. – Видите, с какой скоростью потребляется здесь ток? – сказал он. – Если бы вы включили в доме весь свет и все приборы, а потом даже еще что-нибудь, то и тогда ваш ток не потреблялся бы на десятую долю этого ритма. А вы ничего и не включали. Только вот холодильник, таймер для парового котла и часы-радио. Оплата счетов может обойтись вам в небольшое состояние, не говоря уж об опасности. – Он протянул руку вверх и толкнул главный выключатель. Послышался щелчок, и подвал погрузился в темноту. Электрик включил фонарик. – Вот так я все здесь и оставил. – И кто-то включил его? – спросила она дрожащим голосом. – А вы убеждены, что это не могло как-нибудь взять и снова включиться само собой? Луч фонаря осветил счетчик. Теперь диск вращался медленнее, гудение превратилось в шаркающий звук. – Не понимаю, что тут творится. – Вы ведь собирались поговорить с управлением энергоснабжения. Вы предполагали, что могут быть какие-нибудь кабели или еще что-то, что влияет… – Да, я взглянул на схемы энергосистем всего района. Ничего такого поблизости нет. – Он щелчком включил свет. – Нам нужно, чтобы сюда приехал какой-нибудь инженер из управления. Ударило меня, надо же! Никогда раньше ни с чем подобным не сталкивался за все годы работы. – А что еще могло бы быть? Он пожал плечами: – Не знаю. Может быть, что-то, связанное с водой… с прудом… только я не могу понять, что именно. В этом нет никакого смысла. Думаю, для безопасности нам надо отключить ток и так его оставить, пока не выяснится. – Все электричество? Он кивнул. – Я не хочу этого делать. – Тогда дом может загореться. – Я думаю, что вам следует поставить современные пробки. Том говорил, что он просил вас установить самую безопасную систему. – Так я установил. Именно ее я и установил. – Тогда откуда же риск пожара? – Эти пробки не расцепляются. И я не могу понять почему. – Ток мне необходим. – Лучше всего вам было бы побыть в гостинице, пока мы тут разберемся. – Я… я не могу этого сделать. Мне нужно быть здесь. Ну сделайте что-нибудь. Она услышала отчаяние в своем голосе. – Не знаю, что еще я мог бы тут сделать. Я проверил все. Поменял проводку, вытащил ее всю, снова поменял… – Он ухмыльнулся. – Может, у вас тут завелось привидение. Его улыбка исчезла, и он посмотрел на нее с тревогой, словно прочитал в ее лице нечто такое, что испугало его. – Я попытаюсь прислать сюда кого-нибудь в ближайшие два дня. Скажите им, что здесь крайне необычная и опасная ситуация. Будьте бдительны. Перед уходом из дома выключайте главную линию. У вас есть что-нибудь в холодильнике или в морозильнике, что могло бы испортиться? – Ничего важного. – Я попытаюсь еще разок. Только не знаю. В самом деле не знаю. – Спасибо, – почти шепотом сказала она. Они поднялись по лестнице. – Чашку чая не хотите? – Очень хочу. Подхватив небольшую стопку почты, сваленную на стол, Чарли отнесла ее в кухню. Там было холодно. Это из-за выключенной плиты, сообразила она. Какая-то поздняя осенняя муха прожужжала мимо нее. Чарли наполнила чайник водой и, развязав бело-голубой шарф вокруг своей шеи, присела, включив запись автоответчика. «Том, старая ты развалина, что означает твой переезд в деревню? А я-то думал, что смогу тебе как-нибудь вечерком на этой неделе задать хорошую трепку на теннисном корте. Позвони мне. Это Тим, Тим Паркер». «М-м-м, доброе утро. Это мистер Уэст из отдела доставки. Я звоню мистеру Уитни. Вещи, которые вы заказали, уже прибыли. Будьте любезны, дайте мне знать, когда было бы удобно их вам доставить». «Дорогая, это я. Пожалуйста, позвони мне. Я в Эдинбурге. В гостинице у меня номер 031-556-7277. Я в номере 420-м. Ты можешь застать меня в рабочее время по тому же коду, а дальше – 332-2545. Буду здесь до среды». Кассета крутилась дальше, а Чарли даже не пришло в голову записать эти номера. На лице ее была легкая улыбка. Голос-то у него становится все тревожнее. «Миссис Уитни, говорит секретарь доктора Росса. Доктор Росс хотел бы повидать вас как можно скорее. Подойдет ли вам завтрашний день, в три часа? То есть среда, три часа. Если вы нам не перезвоните, мы будем вас ожидать. Спасибо. Сейчас двадцать минут третьего, втор…» Голос резко оборвался, и огонек на аппарате погас. Ток. Электрик, должно быть, снова отключил его. А Тони Росс ни минуты не тратил зря, сразу получил результаты тестов. Уж не потому ли, что он был обеспокоен больше, чем делал вид? Эпилепсия? Или что-то похуже? Не солгал ли он насчет опухоли мозга? Осенняя муха билась о стекло. В почте оказались главным образом счета. Она попыталась сообразить, что за материал они заказывали в отделе доставки. Планы, планы… Чарли почувствовала волну грусти, когда подумала о тех планах, которые они с Томом строили по поводу дома. По поводу их новой жизни здесь. Да пошел ты в жопу! Надорвав следующий конверт, Чарли увидела новый бланк Главной регистрационной службы. Требовались подробности из ее свидетельства об удочерении при рождении. А где оно было? В каком-то конверте вместе с ее паспортом, со свидетельством о прививках и разными прочими клочками и листочками. Она положила его в надежное место, когда они переезжали. Черт подери! Она не могла сосредоточиться. Кажется, в одной из больших картонных коробок. Но в какой? В мансарде. Кто же ты была? Кто ты была такая, Барбара Джаретт? Так это ты? Чайник молчал, никакого тока, разумеется, нет, а газовая плита тоже была выключена. Она подошла к верхушке лестницы, ведущей в подвал. – Простите, но я не могу приготовить чай при отключенном токе, – крикнула она вниз. – Включу минут через десять, – прокричал он. Она забралась по лестнице и толчком распахнула дверь мансарды. Из маленького окна в дальнем ее конце, справа, вливалось как раз достаточно света, чтобы видеть все вокруг. А вот слева становилось все темнее. Чарли с трудом различила резервуар с водой. Дыры в крыше заделали, и света теперь не было. Пыль щекотала нос, и Чарли подавила позыв расчихаться. Потолок был ниже, чем она его помнила, да и стены поуже. Помещение казалось большим и в то же время вызывало чувство страха. Деревянные упаковочные ящики и большие картонные коробки были в беспорядке свалены грузчиками около окна, и Чарли пришлось несколько минут все это упорно подвигать, прежде чем она отыскала нужную коробку. По двум ее сторонам виднелась надпись фломастером: «ЛИЧНЫЕ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ». Она наступила на что-то мягкое, издавшее хрустящий звук. Это была дохлая мышка с частично уже разложившейся мордочкой. В желудке у Чарли забурлило, и она отпихнула мышку ногой за упаковочные ящики, чтобы Бен не смог до нее добраться. Порыв ветра сотряс окно в раме, и что-то покатилось по крыше. Содрав пленку с крышки нужной коробки, Чарли открыла ее. Верхняя половина была полна старой одежды, странной старой одежды в пластиковых мешках, сохранившей запахи прошлого. К одежде, аккуратно отглаженной и сложенной, были пришпилены английскими булавками квитанции из чистки. Эту одежду Чарли не носила долгие годы, она была припрятана для… какого-нибудь дождливого дня? Для вечеринок в маскарадных костюмах? Или ее припрятали потому, что в ней скрывались ее родовые корни? Чарли отыскала расклешенные джинсы, мини-юбку, маленькую деревянную коробочку, полную бусинок и модных среди хиппи колокольчиков, высокие белые пластиковые сапожки, вельветовую шапочку, пластиковую сумку, полную значков типа: «НИКСОН ЗАСЛУЖИЛ ИМПИЧМЕНТ!», «УЗАКОНИТЬ МАРИХУАНУ!», «Я БАЛДЕЮ!»… Послышался звук, как будто шаркнула чья-то нога, и Чарли внимательно посмотрела на тени в дальнем конце мансарды, в темном конце, с вырисовывавшимся там силуэтом емкости с водой, но так ничего и не разглядела. Порывшись в коробке, она нашла полиэтиленовый мешок, обмотанный несколько раз эластичной высохшей лентой, разорвавшейся, когда Чарли разматывала ее. Она перевернула упаковку вверх ногами, полиэтилен стал растягиваться, и она смогла заглянуть внутрь. Письма и открытки. Одна из открыток была покрупнее остальных. Этакая валентинка[16] с угрюмым маленьким человечком на передней стороне, державшим в руках огромное красное сердце. Внутри открытки почерком Тома было написано: «Моей вечной Возлюбленной». Слезы соскользнули с ее щек, и, сложив открытку, она опустила ее в мешочек. Что-то задержало ее взгляд в этой тени. Какое-то движение. Она отступила назад. Что-то там двигалось в тени. Потом она сообразила, что это была ее собственная тень, потому что она стояла в лучах света. Это произошло быстро, неожиданно. Раздался щелкающий треск, вроде удара кнутом, – и ее правая нога провалилась сквозь пол до самого бедра. Чарли упала вперед, звучно ударившись подбородком о прогнувшиеся под ней доски пола. Испуганная, пытаясь сообразить, что же произошло, она оперлась руками об пол и пригнулась сильнее. Доска снова издала оглушительный треск. Теперь Чарли задыхалась в панике. Рывком выдернув ногу из дыры и не пытаясь подняться, она перекатилась по доскам к двери, где пол был вроде бы прочным, и поднялась на ноги. Потирая поцарапанную ногу, она обнаружила, что колготки разорваны в клочья. Внезапно Чарли почувствовала запах духов. Мансарда прямо-таки воняла ими. Крепкие, едкие мускусные духи. Повеяло сквозняком. Электрик прокричал снизу: – Эй, миссис Уитни? Я собираюсь снова включить ток. |
||
|