"Кэллахэн и его черепашки" - читать интересную книгу автора (Барр Стивен)

Стивен Барр Кэллахэн и его черепашки

— Если бы я только знала, — сказала Аманта, — если бы кто-нибудь меня предупредил… если б у моей матери хватило здравого смысла предостеречь меня…

— О чем это ты? — предчувствуя недоброе, спросил Кэллахэн.

— …я бы сто раз подумала, прежде чем выйти замуж за сумасшедшего изобретателя, — вот о чем! — ответила Аманта, собирая разбросанные по полу обрывки бумаг из перевернутой корзинки; поставив корзинку на место, она снова кинула их туда.

— На что похожа эта комната? На что похож весь дом, если уж на то пошло?! Почему ты не держишь их в лаборатории, хотела бы я знать? Здесь им не место! Ну? — Она сердито сверкнула черными глазами.

— Я не изобретатель, — возразил Кэллахэн, направляясь к книжному шкафу, где маленький трехколесный аппаратик хлопотал возле нижней полки, стараясь вытащить книгу. Кэллахэн повернул его «лицом» к комнате. — Я исследователь-кибернетик. Изобретатели…

— Изобретатель… кибернетик… Ты просто сумасшедший, вот ты кто!

Аманта впилась взглядом в кроху на колесиках, чуть побольше роликового конька. Судя по всему, в тот момент он раздумывал, что бы ему такое еще учинить. Он водил по сторонам своими фотоэлектрическими телеглазами со сканирующим устройством и шевелил шарнирными «руками» с захватами на концах. Затем, видимо придя к какому-то решению, подкатился к розетке в плинтусе и включился в нее, чтоб подзарядиться. Аманта с раздражением обернулась, услышав, как в комнату с тихим пощелкиванием вкатился еще один крошечный робот. Подъехав к первому, он стал терпеливо ждать своей очереди. Подзарядившись, первый выкатился за дверь и двинулся направо по коридору.

— Я тебе покажу! — воскликнула Аманта и бросилась за ним. — Только сунься ко мне в кабинет!

Выйдя вслед за женой, Кэллахэн увидел, что она стоит в оборонительной позе — спиной к двери в кабинет, лицом к аппаратику, у которого был очень разочарованный вид.

— Достаточно того, что они залезают в чулан и прячут мои туфли! — сказала она. — Но чтобы я позволила хоть одной из этих… этих черепашек забраться ко мне! Ни за что! Зарубите это себе на носу.

«Черепашка», казалось, поняла ее, хотя у нее и не было слухового устройства; повернувшись на 180 градусов, она, пощелкивая, укатила по направлению к лаборатории.

В большом одноэтажном доме Кэллахэна на окраине поселка в северной части штата Нью-Йорк неприкосновенной считалась одна комната — кабинет Аманты, в котором она писала. В рассказах ее — главным образом о детях — не было и намека на сентиментальность. Скорее их отличала насмешливость и даже легкий сарказм, чем, возможно, и объяснялась их популярность среди юных читателей.

Когда черепашка скрылась в лаборатории, Аманта взглянула прямо в глаза Кэллахэну. Этот взгляд хоть кого привел бы в смятение: отец Аманты был ирландец, а мать — французская цыганка. Кэллахэн полагал, что с ирландской половиной он еще совладает, но в отношении цыганской он не был так уверен.

— Кэллахэн, — начала она. — Пора решить этот вопрос раз и навсегда. Когда ты занялся этим… этим своим проектом, мы договорились, что я буду работать в кабинете, а ты в лаборатории; ты — в своей мастерской, а я — в своей. А что выходит? Черепашки шныряют по всему дому. Ты помнишь, что они сделали с моими чулками? Не эта, трехколесная, а та, что на четырех роликах.

— Ее больше нет, — ответил Кэллахэн. — Она устроила себе короткое замыкание и сожгла всю схему, И неужели так трудно закрывать дверь в спальню?

— Они забираются и на кухню и открывают дверцу духовки. На что будет похоже суфле, если каждую минуту открывать духовку?! На ней нет замка, а закрывать дверь в кухню я не желаю, — мне не уследить за жарким, если я не буду слышать из кабинета, как оно пахнет.

— Почему бы тебе не пользоваться программным устройством плиты?

— Вся эта автоматика на кухне — ерунда! Попробовать жаркое она не может. Одно из двух: или ты держи своих чертенят в лаборатории, мири ром,[1] или внуши им, что можно и чего нельзя. Пусть бегают в саду — сегодня такой чудесный день.

— В последний раз, когда я выпустил их в сад, — заметил Кэллахэн, — одна из них удрала на шоссе и попала под грузовик. И я вовсе не хочу им ничего внушать. Я хочу, чтобы у них была полная свобода выбора. Мне надо, чтобы их цепи в графитогеле[2] испытали все те воздействия внешней сре…

— Надеюсь, ты как положено похоронил бедную малютку? — спросила Аманта.

— Я ее вообще не хоронил, — сказал Кэллахэн. — Пойми ты наконец, — они не зверюшки, а механизмы с гибкой запоминающей схемой и управлением с обратной связью. И они очень любознательны.

— Хм! — усомнилась Аманта. — Я бы скорее сказала — нахальны: повсюду суют свой нос.

— Это ведь не пустое любопытство. Они получают первоначальный импульс от датчика случайных чисел, затем приобретают опыт. Те ассоциативные связи в графитогеле, которые оказываются наиболее удачными, запечатлеваются наподобие печатной схемы, а если возникает необходимость, связи перестраиваются по-новому. В том-то и штука, что я хочу отойти от механизма с запрограммированным набором команд, хочу, чтобы они учились на собственных ошибках. Так сказать, естественный отбор.

— Теория Дарвина — к черту отстающих; ты это имеешь в виду? — спросила Аманта.

В кухне что-то грохнуло, и, бросив на Кэллахэна свирепый взгляд, Аманта поспешила туда узнать, в чем дело. Кэллахэн за ней. Возле мусорного ведра стояла черепашка и, казалось, без всякой определенной цели нажимала и опускала педаль, при помощи которой открывалась крышка. Телеглаза следовали за ней вверх и вниз, одна из «рук» отбивала такт.

— Это еще зачем? — сказала Аманта, наклоняясь, чтобы прекратить стук.

— Не тронь ее, она хочет установить взаимосвязь между движениями педали и крышки и, когда увидит, что это ничему ее не научит и ни к чему не приведет, бросит свое занятие.

— И это все, что интересует бесенка?

— Все; да еще она не забывает подзарядиться вовремя — надо же было им хоть что-нибудь дать для начала. Ну и, конечно, пришлось заложить в них пару запретов, чтобы они не устроили нам пожара. Вот почему они удирают, как только откроют дверцу духовки. По сути дела, Аманта, они совершенно примитивны.

Примитивная по своей сути черепашка перестала хлопать крышкой и боднула мусорное ведро, но оно было слишком тяжелым, чтобы сдвинуть его с места. Боднув ведро еще раз, она отправилась в угол и там затихла.

— Ты совсем рехнулся, — вздохнула Аманта. — Лучше бы ты продолжал заниматься вычислительными машинами. Они по крайней мере не путаются под ногами.

— В том-то вся и штука, — начал Кэллахэн, усевшись на край кухонного стола, словно собирался читать лекцию. — Вычислительная машина восседает себе на своем толстом заду и не извлекает никакого опыта из собственной деятельности. Ее пичкают информацией, верно, но это же совсем не то? Все большие вычислительные машины не передвигаются, а главное, ничего не делают. Если бы они могли передвигаться и у них было хоть какое-нибудь подобие цели, вот как у черепашек подзарядиться, они бы думали, а не просто вычисляли. Мышление возникает тогда, когда мы начинаем отвечать действием на воздействие внешней среды.

— Роскошно звучит! — воскликнула Аманта. — Тебе надо было заняться сочинительством, Кэллахэн. Без шуток.

— Мне надо заняться работой, — сказал Кэллахэн, вставая со стола.

— Тогда сперва почистись. Весь твой толстый… ты весь в муке.

Войдя в лабораторию, Кэллахэн увидел, что две черепашки устроили состязание — кто кого столкнет с места. Занятно! Это какая-то новая фаза! Скоро одна из них признала себя побежденной и уступила другой дорогу. Кэллахэн решил, что это чистая случайность. Вряд ли им знакомо чувство соперничества; все зависело от того, насколько устойчива, насколько, так сказать, жизнеспособна была энграмма,[3] возникшая в их почти аморфном «мозгу». Конечно, в мозгу живого существа с самого начала существует целая система нейронов, синапсов и связующих нервных волокон, и повторяющиеся действия приводят к образованию полезных стереотипов, но у черепашек с их недифференцированной массой «мозга» из полупроводящего графитогеля этот процесс скорее напоминал упорядочение поляризованных частиц в магнитном поле.

— Понимаешь, — разъяснил он как-то Аманте, — я хочу дать маленькой вычислительной машине цель… и руки и ноги в придачу. Или по крайней мере колеса.

— Ты, видно, совсем рехнулся, — ответила ему тогда Аманта.

Кэллахэн принялся за работу: он пытался снять у черепашки энцефалограмму. Последнее время становилось все труднее и труднее заставить их стоять спокойно. Они все больше раздражались, и ему не раз приходила мысль, что их реакция похожа на обиду и возмущение. Если случалось, что черепашка сама хоть минуту пребывала в бездействии, электроэнцефалограф отмечал только основную альфа-пульсацию — типичную в таких случаях кривую, однако стоило насильно ограничить ее свободу, черепашка начинала, как выражалась Аманта, «беситься»…

Время шло, но все попытки Кэллахэна кончались неудачей. В пять часов он подошел к электрощитку и отключил линию, питающую все нижние розетки, сделанные для черепашек. К другим розеткам, предназначенным для торшеров, нельзя было подключиться без специальной штепсельной вилки; к тому же они были присоединены к отдельной сети. К этим предосторожностям пришлось прибегнуть, когда черепашки стали чересчур предприимчивыми, иначе они не дали бы никому сомкнуть глаз. Теперь же, когда выключали ток, они не могли пополнить запас энергии и вели себя спокойно, пока утром их снова не заряжали.

За обедом Кэллахэн сказал:

— Знаешь, Аманта, как бы они не стали связывать мою персону с прекращением электропитания. Когда я включаю их утром для подзарядки, они еще ничего не воспринимают, так что и не ставят мне этого в заслугу. У них вырабатывается односторонний взгляд на вещи. Надеюсь, у них не разовьются агрессивные стереотипы.

— Смотри в оба, не то они тебя драбнут.[4]

Поразмыслив, Кэллахэн решил, что это означает «отравят» — правда, он не был силен в цыганском джибэ.[5]

— Сегодня утром, когда ты была у себя, звонил Андервуд, заметил он. — Вот уж болван…

— Не спорю, — отозвалась Аманта. — А что ему нужно?

— Ничего, просто хотел напомнить мне о завтрашнем симпозиуме. Поскольку я основной докладчик, буду делать сообщение о своих экспериментах, маловероятно, чтобы я об этом забыл… Да, еще он бормотал что-то невнятное насчет дендритовых волокон — он из тех скептиков, которые слишком много знают. Видно, он не понимает, что графит…

— Ой, — прервала его Аманта, — пошли скорее, мы пропустим телевизор.

— А что сегодня? Только бы не ковбойский фильм. Осточертели мне все эти ковбои и индейцы.

— Да нет, сегодня нас угостят полицейскими и взломщиками.

Следуя за ней в гостиную, Кэллахэн был так занят мыслями о предстоящем симпозиуме, что не заметил крошечной фигурки, юркнувшей за угол в дальнем конце коридора. И хорошо, что не заметил, — это начисто лишило бы его спокойствия. Ведь предполагалось, что все черепашки уже давным-давно спят.


Проснувшись на следующее утро, Кэллахэн увидел, что жена уже одета. У нее что-то не ладилось с дверной ручкой.

— Странно, — нахмурившись, проговорила она. — Дверь заперта… причем снаружи.

Он встал с постели и повернул ручку. Дверь не открывалась.

— Черт побери! — воскликнул он.

— Я предупреждала тебя. Они уже нас запирают.

— Но ведь им не добраться до замка. — Он подошел к окну. — К тому же я отключил нижние розетки…

Он вылез в окно, вошел в дом через парадную дверь и выпустил Аманту из спальни. Оба молчали. И тут с четким пощелкиванием в комнату вкатилась черепашка.

— Значит, ты все-таки забыл выключить линию, Кэллахэн.

— Нет, не забыл, черт побери! Можешь убедиться своими глазами.

Они пошли в лабораторию, и он открыл дверцу электрощитка.

— Видишь! Я говорил тебе, что нижняя линия отключена. Да и как бы они смогли добраться до замочной скважины?

— Как? — сказала она. — А вот как.

Он обернулся и увидел у рабочего стола пирамиду, неумело сложенную из наваленных на полу книг.

— Будь я про… — он замер от удивления.

— Слушай, милый, а как они умудрились подняться? Ведь они на колесиках.

— Шины из губчатой резины, — ответил он с отсутствующим видом. — Но ведь их запас энергии должен был истощиться еще вчера… Фью! — он указал пальцем на стену, возле которой стоял рабочий стол. В ней была розетка, питаемая от верхней линии. Подставка с пробирками, стоящая рядом с ней, была опрокинута.

— В жизни своей не видел ничего подобного! Но дверь в спальню!.. Там не было никаких книг.

— Может, они утащили их обратно, — предположила Аманта.

Они вошли в гостиную. По всему полу были разбросаны книги. Кэллахэн и Аманта молча наблюдали, как черепашка поворачивала их так и этак, пока наконец не втащила одну книгу на другую. Но тут она заметила ногу Кэллахэна, повернулась и на полной скорости помчалась в холл.

— Она испугалась тебя, Кэллахэн, — заявила Аманта. — И ничего удивительного, ты так орал.

— Я не орал! К тому же у них нет слухового устройства.

Аманта тряхнула головой.

— А по-моему, ты ее обидел.

— Да брось ты, Аманта, все это чистая случайность. Приобретение опыта на собственных ошибках.

— А по-моему, она действовала вполне разумно.

Кэллахэн пошел в спальню, оделся, собрал безжизненных черепашек, валявшихся по всему дому, — подпитаться ухитрилась только одна из них — и включил каждую на несколько минут в штепсельную розетку над рабочим столом. Затем выпустил их на весь день на волю и снова включил нижнюю линию. И только тут он вспомнил, что не посмотрел, какая из черепашек сказалась такой смышленой… вернее, такой удачливой. Он пошел к Аманте спросить, — может, она заметила номер: у каждой из них был свой номер на привинченной сверху пластинке.

— Какая? — переспросила Аманта. — Ясно, Тринадцатая. Кто же еще! Ловчей среди них не сыщешь.

— Черт-те что! — бросил Кэллахэн и вернулся в лабораторию. Он отнес на место книги и битых два часа возился с проводкой, чтобы вместе с нижней линией можно было отключать и те розетки, до которых теперь стали добираться черепашки. Он подумывал было повесить замок на электрощит, но решил, что они вряд ли догадаются о назначении рубильника… во всяком случае, надеялся на это. Выйдя в холл, Кэллахэн встретил Питера — одиннадцатилетнего сына их соседки, вдовы Джессики Браун. Глаза его горели любопытством, и Кэллахэн поспешил увести его подальше от лаборатории. Мать Питера несколько дней назад заходила к ним и видела одну из черепашек. Видно, Питеру стало об этом известно.

— Послушайте, мистер Кэллахэн, мама говорит, у вас есть модель паровоза, которая сама ездит по…

Не успел он договорить, как в комнату вкатились два крошечных робота и наперегонки помчались к ближайшей розетке.

— Ой, смотрите-ка, целых две! А что они делают?

Черепашки оспаривали друг у друга право на электроэнергию, и Питер опустился на четвереньки, чтобы получше их разглядеть: одна из них пришла к финишу первой и теперь подзаряжалась. Питер был зачарован. Подпитавшись, черепашка покатилась по ковру к двери. Питер протянул к ней руку, но та сделала крюк и кинулась наутек в распахнутую стеклянную дверь.

— Проклятье! — воскликнул Кэллахэн и погнался за ней.

— Да она прямо как живая! — в восторге закричал Питер, выбегая за Кэллахэном на террасу. — Вы заметили, как ловко она увернулась? А как она увидела мою руку, мистер Кэллахэн?

— Фотоэлектрические телеглаза… Они не живые, Питер, просто ведут себя, как живые… А, черт!

Черепашка уже пересекла лужайку и стояла на цементной площадке перед плавательным бассейном. Кэллахэн пустился бегом, но опоздал — черепашка, не колеблясь ни секунды, перевалила через край и с легким плеском исчезла в воде. Подбежав, они увидели, что она лежит недвижимо на голубом кафельном дне.

— Вот здорово! Она утопилась!

— Нет, просто устроила себе короткое замыкание… когда она высохнет, все будет в порядке.

— Вот здорово! А вы ее не вытащите? Можно, я выну ее, а, мистер Кэллахэн? — Питер уже стаскивал тенниску.

— Конечно, — ответил Кэллахэн; в этот миг в окне появилась Аманта.

— Ты пережег пробки! — крикнула она. — Моя пишущая машинка не работает!

— Ничего подобного, — сердито буркнул Кэллахэн и поспешил в дом. Входя, он слышал, как Питер нырнул в бассейн. Открыв дверцу электрощитка, он обнаружил, что одна из пробок, от задней секции, перегорела, — в комнате пахло горелым маслом. После недолгих поисков он нашел причину; в углу, за коробками лежала черепашка и из нее валил дым. Кэллахэн, как это ни странно, почувствовал облегчение, увидев, что это не Тринадцатая. Видимо, она нашла два тонких гвоздя и засунула их под корпус розетки: ток высокого напряжения прошел через ее «руки» — захваты, и в графитогеле произошло короткое замыкание.

Он поднял ее с пола… но тут же выронил: черепашка была горячей. Ну, что ж, их осталось еще семь штук. Первые шесть экземпляров были пробными и уже давно пошли на слом. Всем последним моделям была «задана» реакция на малейшее ослабление тока в аккумуляторах, поэтому они сами искали розетку и подзаряжались. Кэллахэн решил, что лучше всего снабдить их маленькими аккумуляторами, чтобы им приходилось почаще заряжаться. Это было аналогично поискам пищи, и Кэллахэн надеялся, что такой порядок приведет к своего рода естественному отбору — не между отдельными черепашками, нет, а между энграммами в их «мозгу».

Энграммы возникали в результате устойчивых изменений, которые деятельность черепашек вызывала в «коре» их «мозга», и были своеобразной формой памяти. Черепашка, сталкиваясь с задачами, которые ставит перед ней окружающая среда (а задача, как утверждал Р. В. Джерард, говоря о мозге живого существа, стимулирует развитие мозга, поднимает его до того уровня, на котором он способен решить ее), неизбежно будет развиваться.

Мысли Кэллахэна были прерваны Питером. Мокрый с головы до ног, в одних трусах, он вошел в лабораторию и протянул Кэллахэну черепашку, такую же мокрую, как он сам.

— Думаете, она поправится, мистер Кэллахэн?

— Обязательно, Питер. Большое тебе спасибо. А сейчас беги домой и переоденься.

Он положил «утопленницу» на рабочий стол. Пришла Аманта сказать, что снова появился ток. Кэллахэн решил взять на себя вину за перегоревшую пробку.

Через некоторое время после того, как Питер ушел домой, спасенная черепашка стала производить импульсивные движения — это высыхали ее сервоцепи, — и Кэллахэн поставил ее на пол. Окончательно высохнув, она направилась в гостиную — Кэллахэн и Аманта за ней — и снова попыталась проникнуть в сад. Но на этот раз дверь была закрыта.

— Давай проделаем опыт, — предложил Кэллахэн и, подняв черепашку, поставил ее на стол. Она подкатила к краю и резко затормозила, уставившись телеглазами в пустоту.

— Видишь! Одного урока оказалось достаточно. Поразительно!

— Да это же Тринадцатая, — сказала Аманта. — Говорю тебе, Кэллахэн, она умница!

На этот раз Кэллахэн был склонен присоединиться к ее мнению.

— На какой час назначен симпозиум? — спросила Аманта.

— На семь, но сперва будет обед. Болтовня, верно, затянется до бесконечности, так что я переночую в гостинице. Вернусь завтра к ленчу… Не забудь отключить нижние розетки.

— Не забуду. А ты иди укладывайся, раз тебе еще искать номер. Отсюда четыре часа езды — надо выехать часа в два, не позже.

— Верно. Для демонстрации возьму с собой Тринадцатую.

— Смотри только, чтобы она там не напроказила.

У Кэллахэна был специальный чемодан для перевозки черепашек, достаточно просторный, чтобы они могли там двигаться, не начиная «беситься». Наступило время отъезда, но Тринадцатая словно сквозь землю провалилась.

— Может, она забралась за книги? — спросила Аманта после безрезультатных поисков.

— Там слишком мало места. Ужасно неприятно, но задерживаться дольше я не могу. Придется взять вместо нее Девятую. Вот проклятье! Хотел показать, как Тринадцатая останавливается на краю стола.

— Может, она рассказала Девятой и та тоже поостережется?

— Чепуха, Аманта! Они не могут общаться.

— Ладно, буду глядеть в оба. Авось, Тринадцатая выдаст себя.

Кэллахэн кивнул и пошел искать Девятую. Исчезновение черепашки, и какой! — его звезды — было беспрецедентным. До сих пор еще никто из них не прятался.

Он подумал было, не выбралась ли Тринадцатая из дома, но двери и ставни были плотно закрыты. Странно!

Уже собравшись в путь, Кэллахэн сказал Аманте:

— На твоем месте я бы пораньше выключил рубильник. Пожалуй, прямо сразу — не то придется целый день не спускать с них глаз. Если ты отключишь линию сейчас, к четырем они угомонятся, и ты хоть немного отдохнешь.

— Так я и сделаю, — сказала она, поцеловав его на прощание.

Кэллахэн пошел в гараж, чтобы вывести двухместную автомашину, которой они пользовались для дальних поездок. Но машина почему-то не заводилась. У него уже не было времени проверять аккумулятор и электропроводку, поэтому он решил взять джип. Через десять минут он совершенно забыл обо всем этом.


Симпозиум был в полном разгаре. Сообщение Кэллахэна об успехах, достигнутых им в экспериментах, было встречено с энтузиазмом… всеми, кроме Андервуда. Он каждую минуту прерывал Кэллахэна, задавая вопросы, и, судя по всему, просто не мог себе представить реагирующий на внешние раздражители, самоорганизующийся, так сказать, создающий самого себя мозг. Держался он так, словно Кэллахэн скрывал от присутствующих самую важную информацию. Наконец наступил кульминационный момент. Кэллахэн сделал знак служителю, и тот, внеся в комнату чемодан, осторожно опустил его на пол. Внутри чемодана слышалась какая-то возня.

Служителю было явно не по себе. Но, раз тут собрались ученые, можно было ожидать чего угодно. Кэллахэн поблагодарил его, вынул Девятую черепашку и поставил на стол.

— Вот, джентльмены, одна из них, — сказал он. — Это не самая развитая, но все же…

— Как это вышло, что вы не привезли самую лучшую? — прервал его Андервуд.

— Я хотел, но… э… не нашел ее.

— Не нашли?!

— Понимаете, она… она спряталась.

Андервуд фыркнул.

— А эта, разумеется, не сможет подкрепить ваши фантастические утверждения… Спряталась!

— Оставьте, Андервуд, — заметил кто-то из ученых. — Давайте посмотрим, что она умеет делать.

Он протянул руку. Девятая осмотрела ее своими телеглазами, затем, чуть отпрянув назад, стремительно покатила по столу, но, приблизившись к краю, резко затормозила.

— А, черт побери! — восхищенно воскликнул ученый. Кэллахэн не мог не разделить его восхищения… Неужто Аманта была права?

— Я полагаю, для всякого, кто знаком с фотоэлектрической «кошкой» доктора Монктона, играющей с фосфоресцирующей «мышью», нет ничего нового и удивительного в том, что мы сейчас видели, — заметил Андервуд.

— Да, но край стола не фосфоресцирует, — возразил ученый.

— В детстве, — с достоинством произнес Андервуд, — у меня была механическая игрушка, которая никогда не падала на пол. У нее были «усики» на дне, и, когда игрушка оказывалась на краю стола или стула, они опускались и она автоматически поворачивала обратно.

— Но у этой ведь нет «усиков», — сказал Кэллахэн. — Она научилась распознавать «образ» пустого пространства. Вот смотрите.

Он опустил Девятую на пол и попросил всех присутствующих встать в круг, так чтобы их ноги образовали сплошную стену и только в одном месте оставался узкий проход.

Обследовав телеглазами ограду из ног, Девятая, повидимому, удостоверилась, что пробраться сквозь нее невозможно, но тут углядела проход и кинулась к нему. Однако, прежде чем выскочить, она сделала крюк в сторону и развязала шнурок на ботинке Андервуда, а затем бросилась наутек через проход. Ученые рассмеялись, и один из них сказал: — Смышленая бестия. — Но Андервуд, видимо, не разделял его взгляда.

— Что она сделала? — заметил Андервуд, завязывая шнурок. — Зарегистрировала более светлый участок и двинулась в соответствующем направлении. Обыкновенный фототропизм.

Однако о шнурках он умолчал.

— Вы так полагаете? Ну что ж, попробуем еще что-нибудь, проговорил Кэллахэн и нагнулся за черепашкой. Девятая медленно катилась вдоль плинтуса, и Кэллахэн понял, что ее энергия на исходе и она ищет розетку. Он объяснил это всем присутствующим, и те стали внимательно за ней наблюдать. Вот она обнаружила розетку и попыталась вытащить вставленный в нее шнур, но вилка застряла. Дернув несколько раз и не добившись успеха, она покатила под стол, где лежал оброненный кем-то нож. Судя по всему, черепашка еще раньше его заприметила. Взяв нож, она тут же вернулась к розетке и, использовав его в качестве рычага, вытащила вилку. Затем спокойненько подключилась сама. Даже на Андервуда это произвело впечатление. У самого же Кэллахэна возникло смутное беспокойство…

Он очень устал и, добравшись наконец до гостиницы, свалился как мертвый и проспал до полудня. Встав, он тут же позвонил домой — надо было предупредить Аманту, что он запоздает, — но к телефону никто не подошел. Что за черт, куда это она запропастилась? Ведь он обещал вернуться к ленчу, она должна быть в это время дома.

Обратный путь он проделал на максимальной скорости и добрался до дому за три часа с небольшим. Оставив машину перед входом, он подошел к двери: заперто! Он крикнул, нажал кнопку звонка — никто не появился. Тут до него донесся еле слышный голос жены. Чтобы попасть в дом, Кэллахэну пришлось выдавить стекло. Очутившись внутри, он явственно различил голос Аманты, доносящийся откуда-то из задних комнат. Он побежал по коридору к лаборатории, — голос шел оттуда, но был как-то странно приглушен. Тоже заперто! Кэллахэн рванул дверь и сломал замок. Входя, он споткнулся о кипу книг, лежавшую на полу. Теперь ее голос доносился откуда-то сверху.

— Выпусти меня отсюда, Кэллахэн.

— Ради бога, Аманта, где ты?

— На чердаке. Меня заперли.

— Но у нас нет никакого чердака.

— Так или иначе, а я на чердаке.

Его вдруг осенило: под крышей было пустое пространство, с вентиляционными башенками с двух сторон; попасть туда можно было через люк в потолке лаборатории, находившийся прямо над рабочим столом. Только тут он заметил, что на столе стояла упаковочная клеть, а на ней — стул. Дверца люка была на пружинной защелке, вот почему Аманта оказалась взаперти.

— Потерпи минутку! — крикнул он и влез на стол. Он уже поднял было ногу на стул, но тут увидел, что одна ножка висит в воздухе. Поставив стул как следует, он забрался на него и открыл люк. Аманта была вся в пыли и паутине. Глаза ее горели зловещим огнем.

— Ну, подожди! — воскликнула она. — Пусть только эта Тринадцатая попадется мне в руки! Я ей дам как следует! Колесика на колесике не оставлю!

— Погоди, успокойся, Аманта, расскажи толком, что случилось. Что ты там делала наверху, ради всего святого?

— Меня заманили, вот что, — негодующе ответила она. — По доброте сердечной я хотела помочь этой лживой механической твари, а она, оказывается, дурачила меня. Говорю тебе, Кэллахэн, она стала у них заводилой. Поверь моему слову.

— Послушай, расскажи по порядку. Ты выключила нижнюю линию, как мы договорились?

— Ну, по правде сказать, мне было не по душе это делать. Они так хорошо играли! Просто рука не поднималась отправлять их спать в такую рань.

— А ты вообще выключила линию питания?

— Дай мне отдышаться. Я кричала целую вечность, и хоть бы кто услышал. Верно, Брауны уехали куда-то. Так вот, линию-то я отключила, но они питаются тишком где-то в другом месте. Все началось, когда они нашли ножовку. Тринадцатая выпилила в полу дыру, и они целый день шлялись в подполье. — Аманта показала на отверстие с неровными краями, зиявшее возле двери. — Они сделали по дыре в каждой комнате, и двери им теперь не помеха. И научились взбираться наверх — подтягиваются, зацепившись за что-нибудь куском проволоки. Вот как я оказалась взаперти.

— Погоди, ты же сказала, что тебя заманили?

— Да, заманили. Тринадцатая неведомо как забралась туда наверх и начала шнырять взад-вперед. Я захожу сюда посмотреть, в чем дело, — может, ей не выбраться самой, устраиваю все это сооружение и лезу туда, чтобы вызволить ее. А она проносится мимо, прыгает на стул и — хлоп! — я заперта.

— Хорошо, что ты не смогла спуститься вслед за ней, — заметил Кэллахэн. — Одна ножка стула висела в воздухе, ты бы свалилась на пол. — Он ткнул пальцем в пол и тут только увидел на том самом месте, куда бы упала Аманта, донышко от разбитой бутылки с неровными острыми краями.

— Ты говоришь, Тринадцатая прыгнула на стул?

Она кивнула, не отрывая глаз от разбитой бутылки.

— Каждая из них весит больше семи фунтов, и, если бы у стула была сдвинута ножка, когда Тринадцатая на него свалилась, она бы перевернула его. Он был сдвинут потом, специально.

Наступило молчание. Кэллахэн встряхнул головой — все это не укладывалось в сознании! Эксперимент удался даже слишком хорошо. Черепашки развивались с такой быстротой, что это сделало бы честь и человеку. Кэллахэн огляделся: ни одной из них не было видно.

— Куда они все подевались, черт побери? — поинтересовался он.

— Сидят в подполье и совещаются, что предпринять.

— Ты знаешь, Аманта…

— Ничего я не знаю. В голове у меня — полная пустота.

— …вот откуда они берут энергию! Подключаются — кто их знает как — к бронированному электрокабелю, который проходит под полом, и теперь ничего с ними не сделаешь, разве что придется выключить главный рубильник.

— А как же со светом?

— Если я выключу ток сейчас, часа через два запас энергии у них иссякнет. А нам до вечера свет не нужен.

— Пойду съем яйцо и выпью виски, — сказала Аманта. — Я смертельно устала… А как они могли пронюхать о бронированном кабеле, Кэллахэн?

— Должно быть, посредством электромагнитной индукции…

Осмотревшись, он обнаружил, что исчезли многие вещи: плоскогубцы, кусачки, катушки с гибким проводом, а также ножовка и бурав. Раздался легкий шорох, и в отверстии показались телеглаза. Увидев Кэллахэна, черепашка отпрянула, и он услышал, как она шлепнулась на цементное основание подполья. Кэллахэн подошел к электрощиту и выключил главный рубильник. Аманта отправилась на кухню. Несколько минут спустя из сада донесся ее голос:

— Кэллахэн!

— Взгляни-ка, — проговорила она, когда Кэллахэн подошел к ней. Он увидел холмик свежевырытой земли, а рядом — уходящую вглубь узкую дыру, похожую на норку суслика. Однако раньше в их местах суслики не водились.

— Они научились рыть, — заметила Аманта. — Вот чертенята!

— Ты понимаешь, что это значит? Они доберутся до главного кабеля, который идет под мостовой. Линия сейчас уже не на столбах, все спущено под землю, и теперь выключай не выключай рубильник — один толк! Для них сейчас время — это главное; если в течение двух часов они не доберутся до кабеля, запасы энергии у них истощатся. В противном случае… — он взглянул на часы. — Десять минут пятого. К семи мы будем знать, чем это кончится.

— Я думаю, тебе следовало бы спуститься в подполье и выяснить отношения, — посоветовала Аманта. — Туда можно попасть через дверцу в чулане… Да, кстати, почему ты взял вчера джип?

— Не работает аккумулятор… Хорошо, что ты напомнила, пойду проверю, в чем дело.

Он пошел в гараж, но проверить аккумулятор не смог, потому что его в машине не оказалось. Кэллахэн вернулся и рассказал об этом Аманте.

— Они утащили аккумулятор под дом, это ясно. Видимо, они нашли способ подключаться в обход своих трансформаторов и заряжаются прямо от аккумулятора… его напряжение как раз годится для них. Я их застукаю на месте!

Он взял электрический фонарик и пошел в чулан, где была дверь в подполье. Дверь не открывалась. Кэллахэн принес отвертку и снял дверь с петель — за ней была баррикада из деревянных брусков. В подполье Кэллахэн нашел автомобильный аккумулятор и кое-какие из пропавших инструментов, но самих черепашек и след простыл. В одном месте из фундамента они вынули шлакоблок, выскребли известку, которая его скрепляла, и возле образовавшейся дыры тоже лежала кучка земли. В то время как Кэллахэн осматривал все это, из дыры вылетело еще несколько комьев земли, чуть не угодив ему в лицо. Показались телеглаза… но черепашка тут же повернула обратно и скрылась в туннеле.

— Они там выкопали недурной туннельчик, — сказал Кэллахэн, выбираясь из чулана. В руках у него были аккумулятор и ножовка. — Я думаю, без этих предметов они хотя бы на сегодняшнюю ночь оставят нас в покое. Вряд ли они уже успели нащупать главный кабель — им хватало аккумулятора. Я сейчас их там закупорю.

Он пошел в гараж, принес тринадцатикилограммовую известковую плиту, предназначавшуюся для дорожки, и положил ее на дыру, проделанную черепашками в полу гостиной. Затем таким же способом закрыл все остальные дыры. Поднять тринадцать килограммов крошечным роботам будет не под силу.


На следующий день было жарко и облачно. Когда Аманта пошла на кухню готовить завтрак, она обнаружила, что выключен холодильник и не действует прибор для поджаривания гренков.

— У нас не горит свет, — объявила она Кэллахэну, когда он вышел на кухню.

— Все ясно, — ответил Кэллахэн. — Они перерезали наш основной кабель. Теперь энергии у них хоть отбавляй. Придется позвонить в управление компании… — Он пошел к телефону. Ему обещали срочно выслать монтера. Кэллахэн спустился в подполье, но не увидел там ни одной черепашки. «Должно быть, они все еще в туннеле, — подумал он. — Интересно, быстро они роют?»

После завтрака пришел Питер.

— Хелло! — весело сказал он. — А у нас не горит свет! Я проверил пробки, там все в порядке.

— У вас тоже?

— Да. Мама звонила в управление, но пока еще никто не приехал. А знаете, мистер Кэллахэн, я видел одну из ваших машинок возле дороги! Когда она заметила меня, то спряталась… в норке суслика. Совсем свежая нора — рядом кучка сырой земли. А еще одна у нас на лужайке. Я и не знал, мистер Кэллахэн, что здесь водятся суслики.

— Я тоже.

Кэллахэн услышал в холле шаги Аманты. Бормоча под нос проклятия, она щелкала подряд одним выключателем за другим, но свет не загорался.

— Когда, они сказали, приедет монтер? — сердито спросила Аманта, появляясь в дверях. — О! — она увидела Питера. — Сэришан,[6] Питер, мири пэл![7] Йо тэсало[8] к своей ди[9] как хороший чэввик.[10]

Когда Аманта была в расстроенных чувствах, она переходила на цыганский язык. Питеру это очень нравилось, хотя он не улавливал ничего, кроме отдельных звуков.

— Верно, черепашки все еще сидят в своем туннеле и рэккерят,[11] как…

— Я тебе уже тысячу раз повторял — разговаривать они не могут.

— Туннель? — Глаза Питера зажглись любопытством.

— Тебе в него не пролезть. Его сделали эти малыши на колесах. Ну, теперь беги домой.

— А вот и монтер, — объявил Кэллахэн. — Беги, беги, Питер.

Питер неохотно вышел из холла. Они видели, как он пересек лужайку и остановился поболтать с монтером, приехавшим на грузовике.

Некоторое время спустя, после безуспешных попыток найти повреждение, монтер объявил Кэллахэну:

— Придется прислать сюда бригаду и разрыть мостовую. У ваших соседей такая же неприятность. Дело не в главном кабеле, иначе весь этот сектор вышел бы из строя. Не могу понять, что случилось. Послушайте, — он посмотрел на Кэллахэна, словно раздумывая, стоит ли продолжать, — парнишка говорит, у вас есть какая-то машина, которая прокапывает ходы… может, она все это и натворила? — У него был сердитый вид; еще бы, компании нанесли урон. — Мне надо ехать. Вы там поосторожнее с этой вашей машинкой. Бригада будет попозже. Придется копать — до ближайшего люка шестьдесят метров.

Неодобрительно покачав головой, он пошел к грузовику. Через секунду мотор зафыркал и грузовик помчался по дороге.

Кэллахэн вернулся в лабораторию. Работа не клеилась. Черепашки так и не появились; затишье казалось куда более зловещим, чем их прежняя бурная деятельность. Где-то вдалеке гремел гром, но гроза не начиналась. После ленча подъехал грузовик, и бригада стала раскапывать мостовую. Когда Кэллахэн вышел посмотреть, как у них идут дела, они уже выкопали длинную траншею вдоль главного кабеля напротив их дома и дома Браунов.

— Попробуйте зажечь свет, мистер, — предложил старший из монтеров. — Мы нашли повреждение. Неподалеку от главного кабеля было короткое замыкание… кажется, будто там поработали крысы. — Он осуждающе посмотрел на Кэллахэна. — Джоунс говорит, у вас есть какая-то машина, которая копает землю… это что — машина для очистки канализационных труб? Где это видано — копать под тротуаром!

— Да нет, он не понял. Соседский мальчишка сказал ему…

— Эй, Уиллис! — один из рабочих задумчиво смотрел на портативный вольтметр. — Напряжение все еще слишком низкое. Видно, где-то тут еще одно замыкание. Только не то, что было в соседнем доме, там уже все в порядке.

— Тут кругом крысиные норы, — вставил второй рабочий.

— Это не крысы, — возразил первый, — крысиные были бы меньше.

Кэллахэн предоставил им обсуждать эту проблему, а сам пошел в дом и включил свет. Лампочки горели тусклым красноватым светом, — видимо, где-то поблизости происходила сильная утечка тока.

— Этого напряжения хватит для холодильника? — спросила Аманта.

— Сомневаюсь!

— Послушай, давай захватим кое-что из вещей и проведем недельку в Нью-Йорке. Это будет отдых и для нас и для черепашек. Может, они немного образумятся…

— Я не могу уехать и оставить их на свободе, Аманта. Чтобы они воровали энергию, сколько влезет, черт их побери?!

После обеда, во время которого обсуждался этот вопрос, Кэллахэн включил транзисторный приемник — для телевизора напряжение было слишком низким. Известия то и дело прерывались треском — где-то вдали шла гроза. Когда стали передавать местные новости, выяснилось, что в поселке произошла мелкая, но совершенно необъяснимая кража.

Во время перерыва кто-то забрался в большой магазин скобяных товаров на Мейн-стрит и унес оттуда кое-какие изделия. Однако хозяин магазина утверждает, что взлома не было и замок не тронут. А единственный ключ был у него в кармане. Местная полиция не знает, что и думать… История эта была изображена диктором в забавном свете. Кэллахэн взглянул на Аманту… она, по-видимому, тоже считала это забавным.

— Ты должен признать, что они зря времени не теряют, заметила она.

— Но черепашки тут совершенно ни при чем. Это невозможно. Мейн-стрит в четырех кварталах отсюда.

Лампа — они оставили одну лампу гореть, чтобы знать, как идут дела, — мигнула и загорелась ярким светом.

— Слава богу, исправили наконец, — обрадовалась Аманта. Пойду включу холодильник.

Она встала и пошла к двери.

— Тринадцатая! — вдруг закричала она. — Ой, удрала! В лабораторию…

Кэллахэн бросился в погоню, удивляясь, каким образом Тринадцатой удалось сдвинуть тяжелую плиту, но было уже поздно. Черепашка как сквозь землю провалилась. А попала она в дом очень просто — проделала в полу комнаты новую дыру. Они достали себе другую ножовку.

Кэллахэн вернулся в гостиную. Единственное, что им оставалось, — это смотреть телевизор.


Несколько дней Кэллахэн не видел крохотных роботов. От мысли накрыть их, раскопав ходы, он отказался: события, вернее черепашки, зашли уже слишком далеко. Он устроил для них в подвале ловушку — вмонтировал возле входа в туннель розетку, до которой им было рукой подать, и провел от нее в спальню сигнальный звонок. Перед самым входом он приладил дверцу — нечто вроде спускной решетки в крепостных воротах, — которая должна была отрезать черепашкам путь к отступлению. В первую ночь звонок молчал, и наутро Кэллахэн спустился в подполье, чтобы проверить капкан. Под решетку была подставлена подпорка, а сигнальный шнур отъединен от розетки.

— Я начинаю волноваться, — признался он Аманте, — Уж больно они стали смышлены. Если полиция докопается до этого дела, меня еще притянут за порчу кабеля и кражу в скобяном магазине.

— А ты не можешь от них отречься? Они ведь тебе не дети. Дай объявление в газетах: черепашки-де покинули мой кров.

— Это не поможет. Бросить их так — все равно что бросить свою машину на верху холма: тормоза отказывают, машина катится вниз и кого-нибудь убивает.

— Право же, они слишком слабы, чтобы причинить людям вред.

— Да, порознь, но если начнут действовать скопом!.. А вдруг им взбредет в голову прикончить нас?

В тот самый день по радио сообщили о втором налете: грабители унесли инструменты для работы по металлу, но, к великому удивлению полиции, не притронулись к кассе. А под полом выставочного зала нашли туннель, правда такой узкий, что никакой человек не смог бы в него пролезть. Все были в полном недоумении.

— И зачем только я сделал эти проклятые штуковины! — сказал Кэллахэн Аманте.

— Наверно, то же говорил Франкенштейн,[12] — отозвалась она.

Всю ночь Кэллахэна мучили кошмары. Незадолго до рассвета он проснулся весь в поту и обнаружил, что не в состоянии пошевельнуться. Что ему мешает, он не видел, так как не мог зажечь свет. Он позвал Аманту.

— Меня спеленали, как мумию, размотай меня, — тут же откликнулась она.

Уже давно наступил рассвет, а Кэллахэн все еще не мог освободиться. Его можно было сравнить с Гулливером в плену у лилипутов: кровать и он вместе с ней были туго обмотаны десятками метров веревки. Наконец, тяжело дыша, он выбрался на волю и освободил Аманту. Его мозг сверлило какое-то туманное воспоминание, какой-то шум, который он слышал сквозь сон. Он направился прямиком в лабораторию. Там царил полный разгром: все имеющее отношение к производству черепашек исчезло, в том числе весь запас графитогеля.

Днем местная радиостанция сообщила, что на пустыре был замечен «механический предмет», который тащил гаечный ключ, и какой-то быстроногий мальчишка успел его схватить. Что это такое, никто не знал. Вскоре после того, как его поймали, «предмет» перестал двигаться и был отдан механику из гаража, чтобы тот его развинтил и посмотрел, как он сделан. Механик в нем ничего не понял. Ему были знакомы только сервомоторы и фотоэлектрическое сканирующее устройство. «Механизм» отдали в отдел находок.

Кэллахэн взвесил в уме все «за» и «против» и решил, что заявлять свои права, пожалуй, не стоит. Если он будет держать язык за зубами, никто не догадается, что «механизм» имеет к нему какое-нибудь отношение. Но Кэллахэн упустил из виду Питера. Сразу же после передачи Питер влетел к ним.

— Ой, мистер Кэллахэн, — закричал он, — по радио говорят, что в поселке нашли вашу машинку! Она в полиции… вы разве не идете за ней?

— Ясно, иду, — буркнул Кэллахэн.

В отделении его уже ждали. Джоунс, монтер, сопоставив факты, заявился в полицию и выложил чуть видоизмененную версию того, что рассказал ему Питер. К великому облегчению Кэллахэна, в полиции никак не связали этого с происшедшими в поселке кражами. Джоунс заговорил было о замыканиях на линии, но этим никто не заинтересовался. По-видимому, черепашки научились незаметно воровать энергию. И тут вдруг Кэллахэн увидел, что у черепашки, безжизненно лежавшей на столе сержанта, нет пластинки с номером. Он наклонился, чтобы рассмотреть ее получше, и волосы у него стали дыбом: у робота не было отверстий для винтиков, крепящих пластинку!

Этот робот вышел не из его рук…

Пробормотав «спасибо», Кэллахэн оставил пятидолларовую бумажку для юного героя и поехал домой. Мысли его были в полном смятении.

Аманта встретила его в холле.

— Тринадцатая, да? — поинтересовалась она.

Он покачал головой и рассказал ей, как обстоит дело. Затем они пошли в лабораторию, и Кэллахэн разобрал механизм. Он почти ничем не отличался от тех, которые были сделаны его руками. Аманта глядела на него, широко раскрыв глаза.

— Ты считаешь, они сами сделали это, Кэллахэн? — спросила она.

— Не знаю, что и думать…

— Вот теперь самое время убраться в Нью-Йорк.

— Мы не имеем права. Это слишком серьезно. Я должен сообщить… я должен предупредить людей. Один бог знает, что нас ждет!

Он протянул руку, чтобы зажечь верхний свет и получше рассмотреть черепашку… и упал замертво.


Когда он пришел в себя, над ним, склонившись, стояла Аманта. Лицо ее было белым как мел. По правой руке у него бегали мурашки, пальцы были сильно обожжены.

— Что это, Кэллахэн, милый?

— Что? Шестьсот вольт, судя по всему. — Взглянув наверх, он увидел, что по потолку идет провод, подсоединенный к выключателю от верхнего света.

— Похоже на открытое объявление войны, — произнес Кэллахэн.

Раздались шаги, и в дверях показался Питер.

— Что случилось, мистер Кэллахэн?

— Ничего, споткнулся и упал, вот и все, — проговорил Кэллахэн, поднимаясь с пола.

— А-а… Я хотел вам сказать: я видел еще две свежие норы. Одна на выгоне позади дома, а другая в лесу. Вы ходили за своей машинкой, мистер Кэллахэн?

— Да, — сказал Кэллахэн. Все это было очень интересно. Спасибо, Питер. А теперь беги, ладно? Мне нужно поработать.

Нужно-то ему было совсем другое, и он вовсе не хотел, чтобы Питер увязался следом за ним: мало того, что он будет мешать, мальчику может грозить опасность. А ему еще надо убедить Аманту остаться, это тоже будет нелегко.

— Ладно, просто я подумал, пойду расскажу вам, — ответил Питер и медленно вышел из комнаты.

Кэллахэн посмотрел, как он пересекает лужайку, затем повернулся к Аманте и произнес, словно между прочим:

— Пожалуй, пойду прогуляюсь да заодно взгляну на эти новые ходы.

Но Аманту не так легко было обмануть.

— Пошли, — сказала она.

Кэллахэн принялся было возражать, но увидел, что это бесполезно.

— Ладно, только не отходи от меня ни на шаг.

— Ни на полшага — мы поедем на джипе.

— Зачем, ради всего святого?

— Позади дома Джессики Браун есть заброшенная дорога в лес, там вполне можно проехать. К тому же в лесу сплошные заросли ежевики, я погублю чулки.

Кэллахэн взглянул на часы.

— Уже темнеет, — заметил он, — и вот-вот начнется гроза. Пойду завтра… да и тебе, пожалуй, пора браться за обед.

— Обед готов, стоит на небольшом огне в духовке, — ответила она. — Пошли, пошли, мне самой любопытно, нет ли еще туннелей. Бьюсь об заклад, их фабрика в лесу.

Кэллахэн пожал плечами. Все это походило на сказку о Белоснежке и семерых электронных гномиках… только их теперь было, верно, не семь, а куда больше.

Они покатили по проселочной дороге и свернули в лес по ухабистой, но вполне проходимой для джипа широкой тропе, извивавшейся между деревьями. Проехав немного, Кэллахэн остановил машину: он прикинул в уме, что сейчас они на одной линии со своим домом. Выйдя из машины, они действительно почти сразу увидели холмик свежей земли и рядом ход шириной в четверть метра, а чуть подальше в лес — еще один.

— А это что такое? — вдруг спросила Аманта.

Она указала на что-то темное впереди, и Кэллахэн увидел еще одну кучку земли, вернее, не кучку, а целую кучу, которая вполне могла бы заполнить кузов небольшого грузовика.

Приблизившись, они обнаружили идущий вглубь туннель с неровными краями, метров двух в поперечнике. Кэллахэн заглянул внутрь; ход шел вниз под небольшим углом — он был выкопан на склоне холма — и терялся в темноте. Вокруг в беспорядке лежало около десятка черепашек — некоторые без номеров. Все они были расплющены в лепешку.

— Вот так так! — воскликнул Кэллахэн. — Кто-то нас опередил! Кто, черт по…

— Бедные маленькие лепешечки! — проговорила Аманта.

Кэллахэн огляделся. По лесу шел широкий след — молодая поросль была примята к земле, ветки на деревьях по обеим сторонам сломаны.

— Кто-то проехал здесь на тракторе и разрыл их убежище, произнес Кэллахэн. — Кто бы это мог быть, черт побери?

— Почему ты думаешь, Кэллахэн, что рыли сверху? А мне кажется, что рыли изнутри.

Кэллахэн всмотрелся. Похоже, что Аманта права, землю явно выбрасывали изнутри наружу…

Аманта толкнула его локтем.

— Что бы это ни было, вылезло оно совсем недавно, — сказала она. — Я видела, как распрямилась ветка. Смотри, смотри! — и она указала на таинственный след.

Они подошли ближе. Кэллахэн заметил червяка, который спешил спрятаться в свежевскопанной земле. Ему снова вспомнились слова Аманты о Франкенштейне. Убив своего создателя, чудовище создало другое чудовище, убившее его самого. А что если?..

— Ой, не нравится мне это! — проговорила Аманта.

— А мне, думаешь, нравится?

— Да нет, я не о том. Не нравится мне, куда оно пошло. Этот путь ведет к нашему дому. — Она снова протянула руку. Как ты думаешь, Кэллахэн, если бы все они сцепились в клубок, они оставили бы такой след?

— Вряд ли. И, уж во всяком случае, они вылезали бы из своей норы поодиночке и не стали бы прорывать такой огромный ход. Поезжай домой одна, Аманта, Я пойду по следу, посмотрю, куда он приведет.

— Я с тобой, — заявила Аманта. — Плевать на чулки!

Когда они дошли до выгона между лесом и домом, след пропал, — на вытоптанной земле ничего не было видно. Уже почти стемнело, и заходящее солнце было скрыто тяжелыми грозовыми тучами. Вдруг вдали, возле самого их дома, что-то мелькнуло и юркнуло за угол.

— Ты видел? — воскликнула Аманта. — Значит, они не все убиты.

— Я знаю. Только у двух из уби… из раздавленных черепашек были номера… Но куда делось оно?

— Ой, мое жаркое! Мне надо было подлить в соус вина.

— Теперь это неважно. Куда оно скрылось?

— Спряталось за гараж… сразу же, как заметило нас.

— Я говорю о… об этой штуке, которая раздавила черепашек.

— Может, она сделала это нечаянно?

— Хорошо, если так!

— Ты оставил джип в лесу, а с минуты на минуту начнется гроза.

— К черту джип! Пойдем.

Они пересекли поле и подошли к дому со стороны кухни. Когда они вошли, внутри все было спокойно. Аманта вынула жаркое из духовки и влила в него стакан бургундского.

— Не думаю, чтобы эта махина заходила сюда, — заметила она, ставя жаркое обратно. — Что ей здесь делать? Это не ее дом.

Кэллахэн глядел в открытую дверь.

— Аманта! Иди скорее… ты была права, они на самом деле общаются.

Она подошла к нему и увидела, как четыре черепашки, катившиеся гуськом, вдруг остановились, когда к ним подъехала пятая. Через несколько секунд четыре черепашки двинулись дальше, а пятая исчезла в норе.

— Я не видела, чтобы она делала какие-нибудь знаки — махала или еще что-нибудь, — сказала Аманта.

— Индукция, — пояснил Кэллахэн.

Раздался удар грома.

— Пойди закрой окна, ладно? — попросила Аманта. — А мне надо забрать записную книжку, я оставила ее на крыльце.

— Лучше бы ты не… — начал Кэллахэн, но она уже вышла. Он направился по коридору к гостиной и готов был шагнуть внутрь, но остановился, увидев, что жалюзи спущены, а телевизор включен — комната озарена тусклым голубоватым светом. Он подумал, что к ним, возможно, зашел Питер, чтобы посмотреть передачу, и окликнул его, но никто не отозвался. Стоя на пороге, он обвел комнату глазами — казалось, все в порядке, однако чувство предосторожности подсказывало ему, что надо зажечь свет. Он протянул было руку, но тут заметил в полутьме возле выключателя какой-то предмет и стал внимательно вглядываться, не дотрагиваясь до него.

Прикрепленный к стене куском изоляционной ленты, чернел конец электрического провода, тянувшегося по полу от телевизора. Два оголенных конца провода торчали прямо перед выключателем. Кэллахэн вспомнил, что трансформатор телевизора дает на выходе ток в пятнадцать тысяч вольт, и отпрянул назад. Номер с выключателем был повторен в усовершенствованном варианте.

В холле зазвонил телефон. Он взял трубку. Это была Джессика Браун.

— Вы не видели Питера? — спросила она.

— Нет.

— Если увидите, скажите ему, пожалуйста, чтобы немедленно шел домой. Вот-вот начнется гроза.

Он повесил трубку. Что это Аманта так задержалась сколько нужно времени, чтобы принести блокнот? Он выглянул в парадную дверь — Аманта шла к дому по лужайке, держа в руках несколько писем. Он вспомнил, что утром они забыли вынуть почту. Увидев его в дверях, Аманта радостно улыбнулась и замахала письмом.

— Знаешь, — крикнула она, — мою книгу взяли в… — И вдруг она исчезла, провалилась под землю. На том месте, где она только что стояла, осталась зияющая дыра. Кэллахэн кинулся вперед, но тут что-то тонкое и холодное зацепило его за шею и потащило обратно в дом. На голову его обрушился удар, и он потерял сознание.


Первое чувство, охватившее Кэллахэна, когда он очнулся, была злость, злость на самого себя. Он лежал в маленькой комнатке перед чуланом, из которого шел ход в подполье. Дверь в чулан была открыта, так же как и обе другие двери; одна из них вела в холл, другая — в лабораторию: он видел угол рабочего стола и электрощит над ним. Гром гремел не переставая, в воздухе носился запах подгоревшего жаркого.

Кэллахэн поднялся на ноги и с удивлением обнаружил, что голова у него не болит; восстановив в памяти все, что произошло, он решил, что, видимо, сам ударился головой о косяк входной двери. Штука, которая втащила его в дом, не хотела его ударить. Если он не ошибался в своих предположениях, она бросила его здесь, приняв за мертвого или решив, что у него кончилась энергия в аккумуляторе.

Окончательно придя в себя, он вспомнил об Аманте и кинулся в холл, но, еще не успев добежать до двери, услышал, как она зовет его: — Кэллахэн, Кэллахэн! — В голосе ее звучало страдание.

Он выглянул в дверь, и кровь застыла у него в жилах. Аманта лежала в дальнем конце холла, на полу, лицом вниз, ноги и руки, вывернутые за спину, были закручены куском электрического провода. А между ним и Амантой стояло оно, сделанное черепашками по собственному образу и подобию, но с некоторыми усовершенствованиями.

У него были не две, а четыре «руки», и ему не грозила голодная смерть: от розетки в стене к нему тянулся провод, намотанный на катушку, прикрепленную к боковой пластине. Катушка не давала проводу запутаться. Но главное, что поразило Кэллахэна, когда он увидел его воочию, — это размер чудовища: оно было не меньше двух метров в длину. Ему сделали еще один телеглаз, направленный назад, и этот телеглаз засек Кэллахэна, как только он появился на пороге. Робот-гигант тут же повернулся и двинулся к нему. Кэллахэн увидел, что он держит перед собой голый конец толстого изолированного кабеля, тянувшегося по всему полу до двери в гостиную, и — в этом не было никакого сомнения — к телевизору с его пятнадцатью тысячами вольт. Одно прикосновение к этому кабелю означало смерть.

Он кинулся обратно в комнату, оттуда была дверь в лабораторию, а из лаборатории — в холл, к Аманте, но, подбежав к лаборатории, он увидел, что чудовище опередило его. Предстояла нелегкая борьба. Возможно, оно обладало не меньшим разумом, чем сам Кэллахэн. Оно снова стало приближаться, но, когда Кэллахэн отпрянул в сторону, чтобы не быть убитым током, оно повернуло обратно, словно знало — и оно действительно знало это, решил Кэллахэн, — что, если Кэллахэн первым доберется до Аманты и освободит ее, оба они убегут через парадную дверь. Выглянув в холл, Кэллахэн увидел, что чудовище снова стоит между ним и Амантой. Вот если бы ему успеть добраться до электрического щитка, он бы выключил рубильник и подача тока прекратилась бы. Он осторожно попятился обратно и побежал в лабораторию, но опоздал. Чудовище было уже там. Это смахивало на шахматный пат: если он кинется на выручку к Аманте, он будет убит, она тоже; взять чудовище измором он не мог, у того был неистощимый запас энергии, а Кэллахэн в конце концов выдохнется; если он убежит, оставив Аманту, она наверняка будет убита.

Он подумал о телефоне, но телефон был позади робота-гиганта и его смертоносного оружия. Кричать тоже не имело смысла: гром гремел не переставая, и крик Кэллахэна не услышали бы, даже если кто-нибудь и проходил бы мимо.

Но почему чудовище до сих пор не умертвило Аманту? Неужели оно понимало, что, если Аманта умрет, ничто не удержит Кэллахэна от попытки к бегству, что его только и останавливает угроза ее смерти?! Это казалось невероятным, но иначе нельзя было объяснить его поведение. Эта штука мыслила так же логично, как он сам.

Аманта ухитрилась перевернуться на спину и сейчас полусидела, следя за каждым движением гиганта. Она была бледна как смерть.

— Выбирайся через черный ход, Кэллахэн! — крикнула она. Поскорей, не то он тебя прикончит.

Неподалеку в землю ударила молния, и шум дождя усилился. Голубоватый свет, лившийся от телевизора, на мгновение померк, и Кэллахэн взмолился в душе, чтобы прекратилась подача тока. Но надежда его тут же погасла: он вспомнил, что теперь все провода идут под землей.

— Лежи спокойно, Аманта, — крикнул он, — я что-нибудь придумаю!

— Думай быстрей, мири ром! Я упала в пещеру, и малыши связали меня, прежде чем я успела сообразить, что к чему. Потом этот тип перенес меня сюда через подполье. Что он такое держит?

— Это… — начал было Кэллахэн, но тут же спохватился. Зачем пугать ее еще больше?

Робот снова медленно покатился к нему. Кэллахэн вбежал в комнату и тут же выскочил снова. Однако это не обмануло робота — он продолжал приближаться. Кэллахэн опять повернул назад, но на этот раз кинулся в другую дверь… и увидел, что робот поджидает его у электрощита. Двойной ложный ход! Слишком элементарно! На эту удочку его нельзя было поймать. Кэллахэн подумал, что тут могла бы помочь теория игр, но что именно, какой ее раздел? Возможно, чудовище знало ее или разработало бы тут же без малейшего колебания. Интересно, существует такая вещь, как тройной ложный ход?

Он повернул и побежал к двери в холл, но тут же вернулся обратно: робот не сдвинулся с места. Кэллахэн был в отчаянии: это чудовище разгадывало все его хитрости. Да и что такое, в конце концов, тройной ложный ход, как не три одинарных хода? Все это напоминало игру в чет-нечет с суперрациональным существом.

Он уже немного устал и лишь мельком подумал: куда это попрятались черепашки? Теперь они казались такими безобидными… однако они-то и соорудили это чудовище рационального мышления.

Если бы удалось создать между собой и им хотя бы временную преграду, он бы добрался до Аманты или до рубильника — и то и другое одинаково подошло бы. Но единственная дверь с замком вела в спальню, а как закрыть другие двери? В той комнате, где он находился, вся мебель состояла из одного стула на тонких ножках. А если Кэллахэн попробует добраться до каких-нибудь тяжелых предметов в холле, чудовище опередит его, мало того, разгадает его маневр.

Может быть, он найдет что-нибудь в кухне… но к чему? Чудовище просто вернется и будет сторожить рубильник и Аманту. А если попробовать пробраться в гостиную… не для того, чтобы спрятаться, конечно, — там он еще скорее попадет в ловушку и робот убьет его, прежде чем он успеет выскочить в окно, — нет, просто вбежать на минутку и выдернуть кабель из телевизора. Стоит попробовать. Тут он сообразил, что все его рассуждения о ловушке — совершенная чушь, ему вовсе не надо выскакивать в окно, достаточно выключить телевизор, и робот уже не сможет его убить. Но кто знает, в порядке ли у телевизора выключатель.

Предприятие было слишком рискованным… пожалуй, все же лучше попробовать вытащить кабель, а если из этого ничего не выйдет, он по крайней мере не окажется в ловушке — они просто вернутся в исходное положение.

Пока он раздумывал, чудовище скрылось из виду — оно было на полпути между Амантой и электрощитком, — и Кэллахэн на цыпочках вышел в холл. Слышать его робот не мог, но, вероятно, ощущал вибрацию пола. Кэллахэн подождал, и через секунду из дальней двери в холл показался телеглаз. Ясное дело, чудовище должно было ходить дозором, чтобы преградить подступы к обоим охраняемым объектам.

Кэллахэн был ближе к двери в гостиную, чем робот, но достаточно ли велика эта разница? Что ж, все-таки он рискнет.

Кэллахэн решил, что один ложный ход — это как раз то, что ему нужно для начала, и, спрятавшись на минуту за дверь, тут же выскочил в холл. Телеглаз исчез, и Кэллахэн помчался к кабелю. В ту секунду, как он к нему подбежал, из-за угла показался робот. Кэллахэн схватил кабель и потянул, пятясь назад. Но кабель не поддавался: чудовище приняло соответствующие меры. Кэллахэн бросил кабель — они снова стояли на той же мертвой точке.

Дождь лил как из ведра, то и дело раздавались оглушительные раскаты грома, молния слепила глаза. Аманта сидела, глядя в пространство. Кэллахэн подумал, что первый раз в жизни она действительно испугалась. Должно быть, глядя на его маневры, она догадалась, что кабель как раз и не дает Кэллахэну подойти к ней. Как найти выход из этой жуткой шахматной партии? У него в уме стал понемногу вырисовываться план, но где взять время, чтобы привести его в исполнение, когда тебе противостоят безупречная логика и рациональный ум?!

Рациональный? Может, здесь-то и была ахиллесова пята чудовища? Что-нибудь абсолютно иррациональное как раз и поставит его в тупик!

Кэллахэн мысленно проверил свой план; может, что и выйдет, если хоть немного повезет, надо только придумать, как направить чудовище на ложный след. Если сделать что-нибудь слишком уж иррациональное, оно просто сочтет это дурацкой выходкой и не обратит на нее внимания. Из кухни донесся едкий чад сгоревшего жаркого. Что бы такое там сотворить — нелепое, но не слишком, а то он не добьется нужного эффекта, Все равно надо будет потом пройти через кухню, иначе ему не осуществить свою конечную цель. Но что, что? Взгляд Кэллахэна остановился на двери в чулан. Сквозь нее виднелась дверца в подполье. И вдруг его осенило. Да, это именно то, что нужно!

Выглянув из комнаты, он скрылся с глаз робота и, тут же юркнув обратно, бесшумно закрыл дверцу в чулан, затем снова выбежал в холл, с силой захлопнув за собой дверь, чтобы вибрация наверняка донеслась до робота. Промчавшись через холл, он влетел на кухню, схватил на бегу тяжелый секач и выскочил в сад.

Он отчаянно рисковал; убедиться в успехе он не мог — медлить нельзя было ни секунды. Весь расчет был построен на том, что робот будет озадачен, увидев закрытую дверцу чулана. Он рассудит, что Кэллахэн форменный идиот, раз спрятался в таком месте, где поймать его проще простого, но ему все же придется выяснить, в чем дело, а на это уйдет время.

Снаружи, возле кухонной двери, проходил провод заземления, спускавшийся по стене от громоотвода, установленного на телевизионной антенне. Одним ударом секача Кэллахэн перерубил его и в ту же секунду вернулся в дом. Он обнаружил, что чудовище даже не потрудилось открыть дверь в чулан… и все же, по-видимому, задержалось перед ней, чтобы установить значение этого нелепого явления, и теперь партия была снова в той же ничейной позиции.

Нет, не в той же. У Кэллахэна появилась надежда, пусть слабая: а вдруг молния ударит в антенну. Она уже ударяла и раньше, но не причиняла вреда благодаря заземлению. Так как антенна была высокая, возможно, это повторится. Он не припомнит такой грозы, — а вдруг случится то, чего он ждет… а вдруг! В конце концов, во время каждой грозы в Нью-Йорке молния попадает в Эмпайр-Стейт-Билдинг, и не один, а много раз. Вовсе не обязательно, чтобы это было видно невооруженным глазом: это просто может быть огромная волна напряжения, от которой подскакивает стрелка на шкале соответствующих приборов.

— Нет, — думал Кэллахэн, — я осел… игра не стоила свеч. Я буду все ждать и ждать, гроза утихнет, я постепенно выбьюсь из сил… и тут наступит конец.

С дальнего конца холла донеслись странные заунывные звуки. Кэллахэн узнал голос жены. Он подошел к двери. Аманта сидела, подняв лицо и закрыв глаза, — казалось, она совершенно ушла в себя и все, что вокруг, для нее больше не существует. Она нараспев бормотала что-то. Кэллахэн узнал цыганский джибэ и подумал, уж не молится ли она… но ведь у цыган, кажется, нет молитв.

Темнело, ноги у него подкашивались от усталости и напряжения, и вот тут оно и случилось.

Раздалось шипение, послышалось громкое «щелк», и весь дом в блеске и грохоте заходил ходуном — видимо, молния попала прямо в антенну. В гостиной погас голубоватый свет — перегорел телевизор, часть электрозаряда пробила изоляцию кабеля, и от робота-гиганта посыпались искры. Он застыл на месте и выронил кабель. Из него повалил дым.

В гостиной разгоралось красное марево — удар молнии вызвал пожар, но Кэллахэн прежде всего кинулся к Аманте и размотал шнур, стягивавший ее. Робот не двигался с места, и, оставив Аманту растирать затекшие ноги и руки, Кэллахэн побежал на кухню, набрал ведро воды и поспешил в гостиную.

Пока горел лишь один корпус телевизора, Кэллахэн выдернул штепсель и загасил пламя.


Некоторое время спустя они с Амантой сидели в кухне и пили виски с содовой. Сгоревшее жаркое было выброшено в мусоропровод, окна открыты, чтобы выветрился чад. У них немного кружилась голова.

— У меня оставалась лишь крошечная надежда, — говорил он, — но ведь молния может иметь разную силу, иногда это настолько незначительный электрический разряд, что большинство людей просто его не замечают… Во время грозы молнии ударяют очень часто, особенно если на ровном месте торчит какаянибудь мачта, вроде нашей телевизионной антенны. Но мы получили полную порцию, вернее, не мы, а махина. Думаю, его теперь не починишь. Что скрывать, — чуть смущенно продолжал он, — я тоже начал молиться, после того как перерубил заземление.

— Да, — произнесла Аманта, — я догадалась, что ты придумал. А только я не молилась, милый.

— А что же ты напевала?

Она лукаво взглянула на него, затем пожала плечами и улыбнулась.

— А, вот ты о чем? Это что-то вроде заклинания. Меня выучила ему мать — оно призывает молнии на голову врага… Ну, я слишком зарэккерилась.[13] — Она быстро встала с места. — Тут и за сто лет не управишься с этой духовкой. Ты бы вытащил этого типа из холла, Кэллахэн.

Он глядел на нее с рассеянным видом. Затем встряхнул головой.

— Послушай, совсем из ума вон. Где все черепашки? Я ни одной из них ни разу не видел. Ведь их еще оставалось несколько, когда…

— Они все там, внизу в этой пещере… под лужайкой. Там и Питер…

— О господи! — воскликнул Кэллахэн, кинувшись к двери. Побегу ему на помощь…

— Успокойся, — остановила его Аманта. — Всю грязную работу они предоставили этой махине. Они сидят кружком и смотрят.

— На что смотрят, ради всего святого?

— Как Питер и Тринадцатая сражаются в шашки. Когда меня связывали и тащили оттуда — они проделали это так быстро, что я и пикнуть не успела, — Питер даже головы не повернул, — он ничего не видел, кроме шашек. И нечего удивляться Тринадцатая, конечно, выигрывает!