"Тупик Гуманизма" - читать интересную книгу автора (Миронов Арсений)

ВЕДЬМИНА БАШНЯ

Морщась от гадкого хладного пота, сползавшего по спине, квестор шагнул на площадку 25-го этажа. Первое, что он ощутил здесь, это был легкий запах дыма. Первое, что увидел – тлеющий плюшевый мишка, детская игрушка с оторванной лапой – и рядом блестящая отработанная гильза, судя по всему, от газового патрона. Стараясь не думать о том, что на умной голове нет шлема с элементарным биофильтром, а тело не защищено даже костюмом от резиновых пуль, Литот сделал еще несколько шагов вперед.

Зачем? А затем, что профессиональная память у Порфирия была прекрасно тренирована. Он помнил, что на последнем этаже находится квартира номер 100, в которой живет еще один человек, не пострадавший пока от рук неведомых террористов. Это был последний шанс квестора, последний потенциальный свидетель, которого он мог допросить,

Тем более что лифт сам привез его наверх.

Последний, двадцать пятый этаж походил на двадцать пятый уровень компьютерной игры «Территория Терроpa»: запах горелой электропроводки, осколки осветительных панелей хрустят под ногами, повсюду тлеющий пластик и кучи подозрительного мусора, которые издалека так похожи на притаившегося боевика…

Дверь в квартиру 99 валяется на полу, дверной проем завешен дымящимся полумраком: судя по запаху, в комнатах горят ковровые покрытия. Где-то внутри пустой квартиры играет мертвая музыка: видимо, зациклило диск в дискоболе – хриплый женский голос, срываясь, снова и снова умолял не уезжать до четверга из Акапулько.

Сюрприз. Апартаментов под номером 100 на этаже не было. Проклятая лестница поднималась еще выше, круто задираясь и огибая техническое помещение над лифтовой шахтой – там ступеньки становились втрое уже. Лесенка закручивалась винтом и выводила на шаткую платформу, сваренную из металлической арматуры и уродливо нависавшую над задымленной клеткой последнего этажа. Платформа была разболтанной и ржавой, лепилась каким-то чудом к стене только ради того, чтобы можно было добраться до маленькой зеленой дверцы, на которой желтой краской было аккуратно выведено: «С» [8].

«Не уезжа-ай до четверга из Акапулько, мы будем молоды и веселы опять», – настойчиво рыдал музыкальный голос. Квестор, замирая, ступил на гулкую дребезжащую решетку и, цепляясь за поющие стальные прутья перил, полез наверх. Главное – не смотреть вон туда, вниз.

Вот, дополз почти до самой двери – последняя ступенька прогнулась и держалась на собственных соплях. Балансируя на арматуре, квестор вытянул больную, искусанную руку с «сундуком» и трижды спустил курок, засаживая в дверь щедрейшую электромагнитную дозу. Ни один из стандартных замков гражданского назначения не выдержит такого воздействия.

Лестница почему-то раскачивалась все сильнее, к тому же начала постукивать железным углом о стену. Квестор сплюнул сквозь арматуру вниз: теперь хозяева точно знают о его приходе. Удерживаясь на краешке, он вытянулся и – все-таки достал скользкими пальцами ручку двери. Надавил – и удивился. Дверь не поддавалась.

Только теперь он заметил, что замок… механический. Как в древних сказках – под тяжелый, сантиметров пять в длину, ключ с бородкой.

В замешательстве квестор некоторое время раскачивался на грохочущей лесенке. Древних отмычек у него не было, да и не обучали ими пользоваться, благо механические замки перестали выпускать еще в 20-х годах XXI столетия.

Оставалось только… постучать.

– Кто там? – тонкий голос откликнулся мигом, будто хозяйка все это время стояла, прислушиваясь, за дверью.

– Инспектор гигиенического мониторинга, – хриплым шепотом ответил Литот, косясь вниз, на площадку девятого этажа – а что, если призраки на дух не переносят инспекторов гигиенического мониторинга? – Не могли бы вы ответить на вопросы нашей добровольной анкеты? – добавил он, поглаживая мизинцем рукоять «сундука» и тем самым переключая его в режим стрельбы пенистым клеем.

– Нет уж, спасибочки, – вежливо ответили из-за двери. – Всего вам доброго.

– Хорошо, забыли про анкету, – поморщился квестор, уже порядком уставший балансировать на танцующих стальных прутах. – Мне нужно досмотреть вентиляционные люки. Иначе мы опечатаем ваше жилище на две недели.

Дверь помолчала секунд десять, затем крякнул засов, синхронно завизжали петли – и возникла небольшая щель, в которую просунулась крошечная грязная ручка с желтыми от глины ногтями, вся в песке. Ручка отчетливо воняла экскрементами.

– Документики ваши можно полюбопытствовать? – прозвучало из образовавшейся щели. – Ходють тут, понимаешь.

Квестор, приглушенно рыча от досады, нажал нужную кнопку на запястье, зубами извлек выползшую из паза еще горячую, свежеотпечатанную пластиковую карточку с голограммами, перехватил двумя ногтями (остальные пальцы по-прежнему сжимали рукоять «сундука») – и вложил удостоверение санитарного инспектора в протянутую грязную ладонь.

Зеленая дверь со скрипом отползла, предоставляя квестору возможность прыгнуть внутрь чердачного помещения.

– Прыгай, милок, прыгай! – раздалось из полутемного коридора. – Только осторожно, здесь грабли лежат, не приземлись.

Квестор не успел среагировать. Страшный удар в переносицу проломил ему череп. Боль, будто белый фонарь, вспыхнула в голове сыщика, и он повалился на коврик у порога.

Сквозь сон ему чудились какие-то голоса, люди разговаривали долго, монотонно и размеренно. Потом примерещился молодой и очень красивый юноша со светлым внимательным взглядом: он подошел, властно взял теплыми пальцами за запястье и заглянул в глаза. Потом опять были занудные голоса и вздохи. Наконец квестор Литот вспомнил, что в его спальне никогда не бывает чужих голосов. Вздрогнул, раздирая тяжелые веки, приподнял гудящую голову – и окончательно отрезвел от ужаса: в небольшой квесторской спальне все было не так! Кто-то зажег свет, передвинул мебель…

Ах нет, это просто другая комната. Точнее – прихожая… Увидев рослую сгорбленную старуху в пыльной серой кофте, в душном пуховом платке, наброшенном на голову и скрывавшем лицо, изъеденное, должно быть, немилосердным временем, квестор сразу все вспомнил. И шаткую лестницу, и зеленую дверь.

И жестокий удар в голову.

Конечно, ему только показалось, что ломается череп. Однако сотрясение мозга гарантировано – чуть повернув голову, он почувствовал, будто внутри качнулся чугунный шар: светленькие стены в жухлых бумажных обоях весело загнулись набок, квестору стало тошнотворно-кисло под языком, и он уронил голову обратно на коврик, уютно пахнувший добротной домашней пылью.

Бабка надвинулась, закрывая угловатыми натруженными плечами чахлый свет настенной лампы:

– Эк ты неосторожно прыгнул, братец. Голову ушиб, а ведь в голове-то – все мозги! – Она наклонилась, прикладывая к онемевшей квесторской переносице что-то мягкое и мокрое: стало нестерпимо холодно, квестор застонал, – но через миг полегчало, от прохлады притих треск в ушах.

– Вот и пистолет уронили, а ну как сломается? Небось на работе заругают, – проворчала бабка и, достав из кармана белую тряпочку, начала заботливо отирать пыль с грозного оружия.

Порфирий спохватился, заворочался – но старуха уже сунула тряпицу обратно в кофту и теперь радушно протягивала ему блистающий чистенький «сундук». Рукоятью вперед, почему-то отметил квестор.

– Как тебя звать-то, добрый гостьюшка? – пойнтересовалась пожилая хозяйка. Квестор попытался приглядеться – и понял, что старухе, должно быть, лет двести. Одета она была в поистине доисторические шкуры: шерстяная кофта чуть ли не ручной вязки, драная седая шаль надвинута на лицо так низко, что даже носа не видать. Зато снизу из-под платка торчал кончик толстой русой косы – в отсветах желтушной лампы волосы отсвечивали горьковато-медовым. Хорошая краска, подумал квестор.

И тут же мысль: ведьма. Ну натуральная ведьма, классическая, просто из школьной хрестоматии.

– Эй, братец! Аль ты оглох? Как тебя звать-величать?

Вместо ответа квестор протянул правую руку так, чтобы бабка разглядела цифровой блок на запястье.

– Эх ты! Ох ты! Полицейский, значит, – констатировала старуха после минутного молчания. – То-то я и гляжу, что на гигиену не похож. Это хорошо, что ты пришел, братец полицейский. У нас тут в доме совсем неладно стало. На живых людей нападают!

– Уважа… емая гражданка, – Порфирий с трудом приподнял голову, потом даже сел. – Просьба сохранять спокойствие. В связи с проведением в вашем доме плановых розыскных мероприятий я буду вынужден… ох… вынужден допросить вас. В соответствии со статьей номер…

Тут квестор остекленел от ужаса. Он осознал вдруг, что впервые в жизни… забыл номер соответствующей статьи!

– Не волнуйся, милок! Ты только не переживай, – ласково ободрила его старуха. – Я тебе все расскажу, все как есть, честно-благородно. Живу здесь, голубчик ты мой, уж не первый год, и конечно, повидала многое, времена бывали разные, и голодали мы, и холодали, и скучно бывало, и грустно, и руку иной раз некому пожать, да и здоровье, сынок, ныне уж совсем не то, а к тому же лекарства дорожают настолько, что…

Тут квестор впервые увидел ее глаза. Совершенно лишенные косметики и потому неестественные, уродливые, они тем не менее были очень крупные, яркие и голубые. К тому же довольно задорно поблескивали.

Квестор даже позавидовал старухе. У самого Порфирия глаза были старые (он не менял линзы уже года три), красноватые и уставшие. Давно, давно пора сходить в клинику, заказать новые зубы мудрости (эти совсем износились), да заодно омолодить белки глаз, которые каждый вечер начинали зудеть от многочасовой работы с оптическим компьютером, а в последнее время и от проклятого вездесущего песка, бушевавшего на улице…

Глядя в круглые голубые глазища, светившие из-под платка, квестор подумал, что бабку, пожалуй, пора арестовывать. Не нравился ему этот взгляд. Неправильный взгляд: слишком прямой и отважный.

– Так. Досмотрик небольшой проведем у вас на жилплощади, – сухо перебил он, отводя взгляд. Ухватившись за бабкино жилистое предплечье, поднялся на колени, потом на ноги. – Сколько комнат имеется согласно жилищному плану?

– Вот, пожалуйста, проходите и поглядите, милости просим, – засуетилась старуха. Толкнула какую-то дверь, распахнула ее в неожиданно ярко освещенную комнату, квестора резануло по глазам от бело-фиолетового света софитов: – Тут у меня теплица маленькая обустроена, огурчики-помидорцы.

Квестор, кривясь от резкого света и гула в голове, просунул голову внутрь. Настоящая мини-оранжерея под скошенной застекленной крышей. Стекла были явно вынуты из разноформатных старых окон, кое-где потрескались и заклеены липкой лентой; под крышей висели мощные лампы, а на голом бетонном полу в разноцветных пластиковых тазиках стройными рядами вызревали весьма редкие образцы экзотической флоры: инжир, лимоны, виноград… Квестор едва не присвистнул: а вон колышутся зеленые кустики томатов – это уже совершеннейший раритет!

Откуда у старухи средства на закупку драгоценных растений? Разводить их может позволить себе разве что очень состоятельный предприниматель или высокопоставленный чиновник, либо активный член клуба поклонников Юноны…

Капуста, настоящая капуста, целых две грядки. Это стоимость трехэтажного дома на побережье Воронежского моря. Лук! Чеснок! Петрушка и укроп – настоящие, живые, а не синтетический порошок с нежным запахом резины!

Странный, странный дом, покачал головой Порфирий Литот. Не удивительно, что здесь творится что-то преступное, загадочное. Ведь что ни комната – настоящая сокровищница: среди грязи и крыс проживают топ-модель мирового класса и известная экологическая гуру, которой поклоняются сотни последователей, в тесных квартирках хранятся антикварные компьютерные игры и древние, генетически неизмененные растения…

– Можно полюбопытствовать, откуда все это? – спросил Порфирий, любуясь прекрасными небесно-синими цветами на небольшом флоральном организме, название которого квестор не знал.

– Это из Америки, – радостно закивала старуха. – Император Петр Первый привез. Картопля называется.

– Я спрашиваю о другом, – заметил сыщик. – Откуда у вас средства на то, чтобы содержать столь представительную коллекцию редких, дорогостоящих растений, внесенных в Багровую Книгу и тщательно охраняемых обществом?

– По наследству досталось, от прабабушки, – быстро ответила старуха. И вдруг засуетилась: – Ой, что же я вас даже чаем не угостила! Вот ведь дура, невежа! Гость пришел, так надо пирожками попотчевать. А то как же на голодный желудок обыск производить?

Она бросилась было к двери, ведущей в смежную комнату, но квестор разгадал коварный замысел дряхлой ведьмы:

– Стоять, – жестко приказал он. – Не двигаться. Знаем мы ваши пироги.

Скорее всего в смежной комнате спрятано оружие. Хозяйка явно разволновалась – значит, он на правильном пути.

– Что там за комната?

– Кухня, милок! И пирожки там, горяченькие…

Квестор осторожно подошел, чуть приоткрыл дверцу – и отшатнулся от резкого слезоточивого запаха! Проклятая ведьма, неужели это газ?! Нос мгновенно заложило, из глаз брызнула увлажняющая жидкость – это ловушка, это гибель! У него нет даже биофильтра, нет аптечки с противоядиями!

– А-а-а, – застонал он, в ужасе ощущая, что слезы градом посыпались из глаз. Рванул карман на груди, поспешно вытащил антисептическую салфетку – зажав обожженное лицо, бросился через тазы с растениями – к стеклам, скорее! Рукоятью «сундука» выбил хлипкое стеклышко, высунул лицо наружу…

К счастью, распахнув дверь «кухни», квестор успел сделать только один вдох неведомого газа – видимо, это его спасло. Он почувствовал, что резь в глазах стихает; вскоре восстановилось обоняние – из разбитого окна приятно потянуло знакомым запахом большого города: сладостью горящего мусора с близлежащей свалки на улице Ферсмана, пряно-горьковатым дымком окружного крематория на проспекте Эйринии Хак Амады.

– Милок, ты чего? Чего безобразничаешь? – удивился за спиной старушечий голос. – Ты почто крышу ломаешь, стекла бьешь?

– Молчи, колдунья! – не выдержал квестор. Глотая последние слезы, злобно улыбнулся. – Тебе теперь конец, высшая мера! Нападение на следователя с применением отравляющих веществ – это даже не суд присяжных, это сразу блицприговор магистратуры. Так что пустят тебя на трансплантацию органов. Хотя… органы у тебя дряхлые, никому не нужные, поэтому – прямиком на электрический диванчик, гражданочка.

– Окстись, братец, – бабка махнула на сыщика длинной рукой. – Какой там отравляющий газ? Это я лук резала, в салат покидать. Оно, конечно, слезки текут, ну так это не смертельно.

Из разбитого окна в лицо квестора хлестнуло перегретым городским ветром с колкими песчинками. Он отошел, размазывая едкие слезы по щекам.

– Признавайся, старая ведьма, ведь это ты устроила безобразие в доме? Ты наколдовала?

– Ну я, – вдруг сказала старуха, опустив голову в сером платке.

Квестор замер от неожиданности; тугая волна радости приподняла сердце:

– Рассказывайте, гражданка. Все по порядку. Как вы учинили все это безобразие в здании.

– А что рассказывать-то? Взяла я, значит, отбойный молоточек старый, дедушкин. Восточную стену сломала, крышу старую разобрала, каркас застеклила, чтобы днем солнышко светило. Да разве ж сие незаконно? Не такое уж и безобразие получилось, даже симпатичная очень теплица. Ах, ведь я забыла сказать: у меня разрешение на перепланировку квартиры имеется, в управе выдали!

Квестор утомленно вздохнул. М-да. Рано праздновать победу.

– Я не об этом говорю, гражданка. Следствие интересует ваша роль в организации нападений на жителей этого дома. Рассказывайте, как колдовали, как ворожили, какой энергетикой пользовались для агрессивного телекинеза. Называйте имена сообщников и демонов-покровителей.

– Тьфу, тьфу, тьфу! – Бабка опять замахала на квестора крыльями старенькой шали. – Каких таких демонов, братец? Постой, ты что такое говоришь? Неужто и впрямь на соседей моих нападения приключились?

Квестор покачал головой: значит, добровольно признаваться не хотим. Жаль, потому что времени до штурма остается совсем мало, считаные минуты. Вон уже и огоньки оранжевые мигают за окнами, не иначе вразумители в ракетных ранцах слетаются…

Значит, придется срочно применять инструменты законности и правопорядка.

– Уважаемая гражданка жилец. Следствию необходимо досмотреть все остальные помещения. Сколько комнат закреплено за вами помимо оранжереи и кулинарной студии?

– Еще две, – кивнула старуха.

– Можно произвести досмотр жилых комнат?

– Нет.

– Не понял?

– Нельзя, нельзя произвести досмотр, – спокойно повторила старуха.

Квестор Порфирий Литот негромко рассмеялся. Разумеется, свободная гражданка Ева Дока Певц имеет право не допускать его, великолепного квестора, в свое жилище, если на то нет эксклюзивного ордера Претории. Однако старуха была слишком подозрительной личностью, чтобы так вот нагло качать права.

Да она преступница, это бесспорно. На пороге дома – удар в голову. Это раз. Драгоценные образцы флоры, которые ей явно не по средствам, – это два. Слезоточивый газ – три. Вполне достаточно для предварительного задержания. Тонкая нейлоновая сетка или пенистый клей? Ладно, сетка – сугубо из уважения к возрасту подозреваемой.

И он хладнокровно вынул «сундук» из кармана. Молча направил на ведьму, нажал курок.

Старуха испуганно вздрогнула.

– Что, милок? Не фурычит? – осторожно спросила она.

Квестор пошатнулся. Никогда. Нигде. Ни при каких условиях квесторское оружие не может дать осечки. Если это происходит единожды, модель немедленно снимают с производства. Благо не один десяток институтов сражаются за право поставлять свои разработки федеральным спецслужбам.

Он снова нажал.

И снова сбой. Сундук молчал, сеть не вылетала. Порфирий поднес оружие к округлившимся глазам – на маленьком оранжевом экране, вмонтированном в рукоять, он прочитал краткую надпись:

«НЕЗАКОННЫЙ ПОЛЬЗОВАТЕЛЬ»

А чуть пониже, мелкими буквами: «Федеральная собственность. Если вы нашли это устройство, не трогая его, немедленно свяжитесь с дежурным Службы Вразумления».

– Что-то ты, милок, совсем побледнел, – послышался заботливый голос старухи.

Это какая-то магия, догадался сыщик. Хозяйка – чародейка высочайшего класса! Она способна нейтрализовать квесторское оружие, обладающее, как известно, повышенной энергетической защитой!

Надо брать себя в руки. Лучшая оборонительная тактика – это нападение. Квестор хорошо помнил завет великого сыщика Дригвеста Гатевары [9]: если отказывает табельное оружие, размахивай наглостью.

– Видите ли, гражданка жилец, – произнес Литот, стараясь сконструировать на лице непринужденную улыбку, – согласно статье 460 Экологического кодекса, «кустарное разведение образцов растительного мира в домашних условиях разрешено только при наличии лицензии Евразийского Экостандарта и в том случае, если заводчик растительности обеспечивает экспертам Комиссии по защите прав растений регулярный доступ в свое жилище для обеспечения мер мониторинга условий содержания растительности и охраны прав растений». Есть у вас лицензия?

Бабка потупилась.

– В случае, если вы пойдете мне навстречу и разрешите доступ в остальные помещения вашего жилища, я обещаю не докладывать о вашем правонарушении в соответствующие органы в течение трех дней. За это время вы успеете оформить лицензию и сможете избежать заслуженного наказания.

– Ну ладно, ладно, – вздохнула старуха после минутного раздумья. – Покажу я вам библиотеку и спальню. Только погодите здесь пять минуточек, я там приберусь.

– У вас есть ровно три минуты, – процедил квестор. Старуха ничего не ответила и скрылась за дверью кулинарной студии. До квестора вновь донесся слабый слезоточивый запах, и верно напоминавший аромат синтетического лука, только гораздо более едкий.

Он покосился на разбитое стекло оранжереи. Там, снаружи, должно быть, все готово к штурму. Разогреваются перед залпом счетверенные децибеллеры, закладываются под язык штурмовикам слабонаркотические энерджайзеры, рассаживаются по крышам снайперы, налаживают устойчивый коннект офицеры сетевой безопасности, разжигают волшебные лучины штурмовые полицейские шаманы. А он здесь – один на один с волшебницей, которая, кстати говоря, уже ухитрилась его обезоружить. Смертельный риск, если вдуматься. Пока старухи нет, надо связаться с вразумителями, скорректировать огонь снайперов. Или нет… злодейку надо брать живой. Пусть лучше высаживают штурмовиков прямо на стеклянную крышу.

Он нажал кнопку экстренной связи на цифровом запястье и приготовился говорить. Сейчас раздастся легкое жужжание выдвигаемой антенны…

Устройство мертвым холодом повисло на руке, ни одной лампочки не зажглось навстречу квестору. Только хладная голубая надпись, подрагивая, высветилась на экране:

«Ошибка 001. Нет идентифицирующей частоты. Для настройки вручную введите отладочный пароль».

Вот такие дела. Цифровая длань в упор не видела своего хозяина, не чувствовала его. «А может быть… я уже умер?» – мелькнула шальная мысль в голове квестора.

Колдунья умеет отключать федеральную технику?! Как она ухитряется делать это на расстоянии, без видимой подготовки к атаке?

Порфирий почувствовал страх. Настоящий страх – он попятился, бешено озираясь по сторонам. Только теперь он осознал, что в комнате ведьмы не было ВООБЩЕ НИКАКОЙ техники – только лампы в оранжерее, и больше ничего – ни цифрового администратора, ни камер безопасности, ни сенсорных дверей, ни жалюзи с голосовым управлением – ничего, ничего электронного! Даже замок на двери механический.

Бежать. Квестор рывком обернулся к выходу…

– Уже уходишь, милок? – раздался насмешливый голос за спиной. – А как же мою спальню досматривать? Что же я, зря прибиралась?

Квестор медленно обернулся. Хитрая ведьма, она настигла его… Ну что ж. Теперь придется играть в эту опасную игру до конца.

Зажимая нос, он прошел в кулинарную студию – крошечную чистенькую комнатку с тиканьем часов и гудением жара в реликтовом самоваре, – а оттуда в «служебное помещение», как назвала его старуха.

Видимо, «служебное помещение» когда-то было библиотекой или салоном для танцев. Во всяком случае, эта комната была в лучшем состоянии, чем все остальные – натертый до блеска дубовый паркет, чистенький старомодный ковер на полу, белые стены с древними картинами. Только вот запах здешний не понравился квестору. Он был какой-то неспокойный, покалывающий в ноздрях, похожий на аромат очень дорогой и очень старинной парфюмерии и одновременно на… что-то такое… на змеиный яд.

Странно. В комнате почти не было мебели. Только в глубине стоял огромный стол, покрытый вишневого цвета материей, свисавшей до самого пола. На столе возвышалась старинная шкатулка из потемневшего от времени дерева.

И все. Признаться, квестор был сильно разочарован. Судя по тому, как неохотно старуха пустила его в эту часть квартиры, он ожидал обнаружить здесь что-нибудь поинтереснее. Подпольную алхимическую лабораторию, например. Или цех по изготовлению восковых кукол для магических обрядов.

Отчетливо цокая каблуками по паркету, Порфирий подошел к одной из потемневших картин. Напрягая зрение, разглядел поясное изображение молодого мужчины, неожиданно показавшееся знакомым.

– Кто это?

– Как вам сказать… Известный античный медик.

– Алхимик? – заинтересовался квестор. – Колдун, наверное?

– Нет, ни колдун, ни алхимик. Лечил бесплатно.

– Имя?

– Пантолеон.

– Медик значит. Клонированием занимался?

– Да нет же. Говорю вам, людей лечил. Мальчика змея укусила, а он добился его исцеления.

В стену повыше картины был вбит железный крюк.

– Это зачем? – машинально поинтересовался квестор.

– Чтобы вешать, – сказала хозяйка.

– Понятно. А это что? – Квесторский палец почти коснулся деревянного ящика с песком, стоявшего на полу перед картиной.

– Песок, – хладнокровно ответила хозяйка.

– Будто я не вижу, что это песок, – пробормотал квестор, прохаживаясь дальше, к следующей картине.

– Это тоже алхимик?

– Нет, это… бывший актер.

– Гм, это интересно. Голливудский? Или одесский?

– Нет, древнеримский. Жил много веков назад. Его зовут Порфирий.

Сыщик удивился, но ничего не сказал. Он считал свое имя большой редкостью и впервые услышал о тезке. Странное дело. Ему понравилось лицо древнего актера, он смотрел с картины внимательно и словно ждал, что квестор вот-вот сделает что-то важное.

Квестор поспешно отвернулся: надо спешить, сейчас будет штурм. У него еще есть слабый шанс выхватить разгадку преступления прямо из-под носа у штурмовиков. Азарт конкуренции пересиливал даже страх, который он испытывал к загадочной старухе. Разгадка где-то рядом, он чувствовал это сыщическим нутром, селезенкой и печенью. Стол и шкатулка – там должно быть нечто важное.

– Не надо опираться на стол, – вдруг твердо сказала старуха.

– Что?

– Не надо опираться на стол.

Квестор явственно ощутил в этом голосе кое-что серьезное: даже не угрозу, а просто… спокойную решимость. И он понял: не стоит провоцировать старуху. Если ее разозлить, штурмовики не успеют прийти на помощь.

Он остановился в метре от стола, разглядывая хитрую резьбу на шкатулке: странные какие-то животные, он и в зоопарке-то таких не видел. Одно было похоже на кошку, только с гривой как у медведя; другое напоминало лошадь, но имело рога и оголенный хвост как у грицеротамуса. Третье животное было как бы помесью человека и лебедя, а четвертое…

Четвертое он разглядеть не успел, так как услышал детский плач.

Он рывком обернулся к старухе, глаза его блеснули:

– Надеюсь, мне показалось. Надеюсь, вы не дерзнули…

Тут он увидел, что у бабки затряслись руки.

– Что? Что?! Вы что… удерживаете у себя ребенка?!

– Я не удерживаю его насильно! – Старуха с размаху бросилась ему в ноги, какой кошмар! Она повалилась на колени, завопила, заламывая руки: – Смилуйтесь! Не погубите нас! Он просил о помощи, я подхватила его, он больной, он весь израненный!

– Где? – холодея, спросил квестор. Вот оно, средоточие преступления. Она украла ребенка для своих магических обрядов. Ну все, это будет громкое публичное дело, пресса будет обсасывать тему несколько недель… Его имя снова попадет на полосы газет, а он получит следующий градус…

Все эти мысли пронеслись в голове квестора, как эскадрилья стратосферных истребителей. Вот теперь, похоже, триумф. Старая ведьма как-то сразу сдалась, она была раздавлена, она валялась в ногах, подметая паркет подолом шерстяной юбки и пытаясь поймать грязными пальцами краешек черного чиновничьего пончо.

– Это казнь, казнь без следствия, – холодно сказал квестор, отступая на шаг. Если вы незаконно удерживаете у себя ребенка, я имею право пристрелить вас прямо на месте.

– Я услышала крики на лестнице! Я выглянула, а он выбежал из квартиры внизу, он так кричал! За ним кто-то гнался, его хотели убить! Убить, понимаете!

– А вы, стало быть, пришли ребенку на помощь? Вместо того чтобы вызвать вразумителей, вы похитили его и удерживаете в своей гадкой ведьминской квартире? Да оставьте вы в покое мою одежду!

– Простите, простите меня! Я схватила его и побежала наверх, за нами кто-то гнался… Я успела запереть дверь, они потом ломились в нее, сломали ступеньку…

– Кто они?

– Не знаю, я убежала, я не оглядывалась, я только прошу вас не думать, что я могу сделать что-то плохое…

– Где ребенок?

– В спальне, в моей комнате… Не пугайте его, ну пожалуйста, он спит…

– Он плачет, – строго сказал квестор. – Он перепуган до смерти. Вы арестованы. Ребенок подлежит реквизиции и защите как свидетель по уголовному делу. Ведите меня к нему.

– Ну погодите же! Он уснуть не мог всю ночь, он только недавно забылся, он ведь в шоке был! Его рвало, и сознание терял столько раз!

– Вы давали ему нелицензированные магические снадобья собственного изготовления?

– Да какие снадобья, что вы! Меду ему дала, немножко вина подогретого, ванночку седативную с пустырником, с мятой…

– Все ясно. Вы измывались над ним. Вы – страшное существо, но вы будете наказаны, ибо правосудие неотвратимо.

– Да хорошо, хорошо, только не будите его сейчас, ну подождите полчаса!

– Я сказал: ведите меня к нему. Ребенку нужна помощь. Каждая секунда на счету.

Старуха, шмыгая носом, поднялась с колен, поплелась в угол комнаты, обреченно ткнула кулаком стену – часть стены двинулась вглубь, открывая проход в тайник. Точнее, это была целая комнатка – небольшая, не больше, чем стандартный шкаф-купе. Здесь помещалась только низенькая кровать, застеленная старинным пуховым одеялом. На кровати лежала девочка лет пяти – очень худая, некрасивая и весьма заразная на вид.

– Душечка, разбудили мы тебя, – зашептала старуха, бросаясь к ребенку прежде квестора: кинулась поправлять подушечки, щупать девочке лобик и застегивать пуговичку на рубашечке.

Разглядывая несовершеннолетнюю, квестор содрогнулся. Ручки какие-то уродливые, подломленные внутрь, личико худое, кожа тонкая и желтушная, под глазами желто-фиолетовые пятна, лицо рябое… Из-под одеяла торчала крошечная пятка с желтоватыми мозолями на подошве.

– Это они босиком ходят все. Они в девяносто девятой квартире ночуют, их там много собирается, иногда по десять, а то по двенадцать деток, – старуха тараторила без умолку, мешая квестору сосредоточиться. – Беспризорные детишки, голодные вечно. Я им иногда похлебку приносила – боятся ужасно, дверь не открывают. На пороге поставлю, поплачу – и к себе иду. А они потом дверь открывают и кушают.

Квестору надоело слушать этот бред. Он отстранил надоедливую старуху и склонился над больным ребенком.

– Дорогая гражданка ребенок, – сказал он, широко улыбаясь. – Меня зовут Порфирий Литот. Я – добрый сыщик. Я пришел тебя спасти. Скорее пойдем прочь отсюда. Я отведу тебя в безопасное место, в детский приют.

Какая же она все-таки некрасивая, подумалось сыщику. Сопли под носом засохли, гадость какая. Впрочем, было видно, что ребенка недавно вымыли: жидкие, невнятного цвета волосенки пушились вкруг головы. Сыщик обратил внимание и на то, что ногти на пальчиках крошечной ноги, торчавшей из-под перины, также аккуратно подстрижены.

– Ничего не бойся, милое дитя, – сказал квестор, охватывая плечико девочки добрыми пальцами в замшевой перчатке. – Поднимайся, мы уходим отсюда.

Девочка вытаращила глаза, уродливо искривила губы, лицо ее налилось краской – она заплакала беззвучно, давясь слезами от страха, тупо тараща на квестора стеклянные от животного ужаса глаза.

– Поднимайся, глупая девочка! – Квестор раздраженно дернул тощее плечико. – Прекрати плакать, ты радоваться должна, что тебя спасли от этой ведьмы!

– Не трясите ее, она сознание потеряет! – завизжала старуха, вцепляясь сыщику в рукав. – Ребенок такое пережил, а вы ее тащите! Немедленно оставьте в покое, слышите!

Порфирий разжал пальцы, отступил на шаг. Терпение, великолепный квестор, здесь нужно терпение. Дети – отсталые неразвитые существа, их нужно допрашивать по специальной методике. Жаль только, что времени совсем немного остается.

Он снова начал улыбаться, развел полы пончо, присел на корточки перед постелькой.

– Милый ребенок, расскажи, кто на тебя напал? Кто это был?

Девочка, давясь слезами, перевела панический взгляд на старуху. Та немедля кинулась навстречу – обнимать, прижимать и тискать ребенка. Сыщик поморщился.

– Кто на тебя бросился? – терпеливо продолжал сыщик. – Успокойся, не хнычь, тебя никто не тронет. Дядя или тетя? Их было много?

– Она не скажет вам, – сказала бабка, не поворачивая головы от ребенка. – Она говорить не умеет.

– Это еще почему? – квестор недоверчиво сощурился.

– Беспризорные не разговаривают, они как зверята, – вздохнула старуха. – Так, отдельные слова знают: «дай», «мое», ругательства всякие. Пищат, плачут, смеются – а речи у них нету почти. Эта девочка еще смышленая, она знает слово «мама»…

– Мама! – сдавленно пискнула несовершеннолетняя пленница, судорожно цепляясь за старухин платок.

– Она мне сказала, кто за ней гнался, – внезапно молвила бабка.

– Вам?

– За ней гнался… эльф.

– Эльф? – Квестор едва не расхохотался. – А Дед Мороз на нее не охотился случайно? Или Красная Шапочка?

– Эльф! – вдруг вякнуло чадо. – Бяка-бяка, эльф. У-у-у, бяка.

– Бяка эльф, – ласково повторила старуха. – Укусить хотел тебя?

– У-у-у, кусь-кусь. Укусь-кусь.

Квестор хотел спросить кое-что про приметы эльфа, но не успел. С мягким протяжным писком включилось цифровое запястье, замигало и запело на все лады, настраиваясь на тысячи волн, каналов и частот. В тот же миг в кармане брюк щелкнул и кратко прожужжал оживший «сундук».

Квестор облегченно выдохнул, расправил плечи, строже глянул на серую спину старухи, по-прежнему склонившуюся над пленным ребенком. Вынул из кармана оружие, неторопливо переключил с позиции 05 (металлическая сеть) на позицию 09 (капсула с ядом).

– Уважаемая гражданка… – Он покосился на экран запястья, которое уже вовсю сканировало персональные данные старухи. – Гражданка Ева Дока Певц, я должен сообщить вам, что согласно статье 590 Патернального кодекса «беспризорные несовершеннолетние подлежат немедленной изоляции от общества в целях защиты от возможного нарушения их естественных прав, изолируются в специальных гигиенических боксах, где проходят курс психологической реабилитации с подключением к развлекательным каналам анимационных фильмов, предоставлением бонусного питания и других мер укрепления жизненных сил и духовного здоровья».

Старуха не отвечала, она поймала ребенка за пятку и пыталась натянуть на эту пятку грубый шерстяной носок совершенно дикой расцветки.

Порфирий Литот не стал дожидаться ответной реакции госпожи Евы Доки Певц.

– Также имею сообщить вам, гражданка Певц, что согласно статье 103 Патернального кодекса в целях предотвращения нарушения прав детей со стороны их генетических родителей и социальных попечителей несовершеннолетние будущие граждане должны содержаться в отдельных квартирах, где уход за ними осуществляют роботы и другие механизмы, специально созданные для заботы о детях.

Старуха молчала, поглощенная вытиранием засохших соплей под детским носом.

– И наконец, последнее. Согласно статье 758 Уголовного кодекса лицо, незаконно удерживающее несовершеннолетнего будущего гражданина общества в качестве заложника, подлежит немедленной экстерминации без проведения следственных процедур силами оперативных работников органов охраны правопорядка и уголовного дознания. Спасибо за внимание.

Сказал – и надавил курок.

На этот раз «сундук» не дал осечки.

Капсула вошла старухе в спину между лопаток. Ведьма содрогнулась, отчетливо сказала: «Господи, ай!» и повалилась на бок. Дернулась раза три – ребенок снова зашелся в беззвучной судороге плача – и вязко, как бы томно старая карга перевернулась на спину. Платок сполз с ее лица, и квестор с некоторым удивлением разглядел, что это лицо молоденькой барышни – очень белокожее, очень румяное, овальное и крупное, с ярко-красными детскими губами, высокими, властно расчерченными бровями и темными ресницами, которые теперь трепетали от боли, корчившей тело девушки.

Румянец удивительно быстро выцвел, голубые глаза закатились, девушка вытянулась и затихла. Квестор удивленно покосился на экран цифровой десницы, еще раз перечитал персональные данные госпожи Евы Доки Певц, 98-летней уроженки города Курска, социальной пенсионерки. Ну точно ведьма: очевидно, именно магия помогала столетней старухе выглядеть так свежо.

«Ну вот, старуха больше не помеха следствию», – удовлетворенно помыслил квестор Литот. Перевел взгляд на помиравшего от страха ребенка – девчонка так дергала ножками, что снова потеряла носок.

– Милое дитя, – нежным голосом сказал квестор, в очередной раз присаживаясь на корточки. – Давай играть в занимательную игру. Я буду показывать тебе картиночки, а ты выберешь из них ту, на которую был похож злой бяка эльф. Ладно?

Он развернул цифровую десницу так, чтобы девочке был виден цветной экран. Добавил яркости и запустил программу, которая выбрала из Единой базы данных «Эшелон-2100» личные дела преступников, в тексте которых содержалось слово «эльф».

Первой на экране высветилась фотография порнозвезды по имени Невинность, которая в 2019 году снялась в нашумевшем фильме «Эльфийский секс», а после завершения съемок отравила таллием всех коллег по съемочной группе, включая великого режиссера Карло Падло Мозоллини. Девочка вытаращилась на фотографию порнозвезды так, словно это была ощеренная пасть тиранозавра.

– Ну ладно, не плачь, девочка, – ободрил ее квестор. – Посмотри-ка, вот другая картинка.

Теперь на экране появилась физиономия конвейерного маньяка Грегга Бомбея Комбизона по кличке Ночной эльф, который специализировался на том, что убивал нищих, но при этом вырезал своим жертвам четко определенный фрагмент двенадцатиперстной кишки. Когда его взяли, в коллекции Ночного эльфа было сто девять засушенных фрагментов нищенских внутренностей. Три года назад его выпустили на свободу, и он переключился на банкирские селезенки.

Увидев лицо Грегга Комбизона, девочка чуть не задохнулась от ужара.

– Не похож? Не этот за тобой гнался? – мягко спрашивал квестор, перелистывая досье преступных эльфов на экране запястья. Один за другим мелькали впечатляющие физиономии насильников, наркодельцов, растлителей и коррупционеров, страшные маски боевиков «Повстанческой армии Средиземья», фотоснимки лидеров наркокартеля «Серебристая гавань», ушастые зеленоватые лица сектантов, последователей Ника Пера Умова, заказывавших себе пластические операции «под эльфов», и многих, многих других…

Девочка перестала плакать, зато начала икать от страха. К сожалению, великолепному квестору не удалось пролистать коллекцию фотографий до конца. В соседней комнате что-то оглушительно грохнуло, зазвенели осколки стекла – Порфирий Литот понял, что начался штурм.