"Возвращение" - читать интересную книгу автора (Миронова Елена)

Пролог

Жанна с удовольствием рассматривала свою комнату в доме отца. В ней только что бы произведён ремонт, и теперь помещение полностью соответствовало вкусам женщины. Светлое, большое, с незахламленным вещами пространством, оно так же радовалось жизни, как и нынешняя Жанна.

Прожив столько времени под чужим именем, она теперь научилась быть счастливой из-за маленьких пустяков. Вот, сделала ремонт и купила новую мебель — разве это не радость? Полинка, дочь, растёт прямо на глазах, и, слава аллаху, не болеет, это ли не счастье? Дела Семьи тоже понемногу приходят в норму, и это тоже заставляет Жанну улыбаться чаще. Конечно, она изменилась, но разве может человек, проживший много месяцев с чужим именем и чужой памятью, не меняться? Все должны меняться, расти, совершенствоваться, ничто не стоит и не должно стоять на месте — это Жанна усвоила как нельзя лучше. Иначе сейчас она не радовалась бы так своему новому обличью, которое было максимально приближено к старому — тому, которое у неё было год назад.

Она вернула свой натуральный цвет волос, иссиня — чёрный, вернула даже длину — сейчас в салонах свободно наращивают не только ногти, но и волосы, да и вообще могут из любой толстой дурнушки сделать красавицу — фотомодель, были бы деньги…

Жанна вернула себе память, вспоминая по крупицам то, что было до ТОГО, как она стала носить другое имя. Вот только не смогла повернуть время вспять и вернуть себе то, что принадлежит ей по праву. А главное — не смогла вернуть отца с того света. Но это сделать никто не в силах, так что не надо терзать себя сожалениями и напрасными иллюзиями. Всё равно нынешняя жизнь — прекрасна! И уж, во всяком случае, несравнимо лучше той, в которой она не помнила саму себя, свою семью и своё прошлое. Кто-то из великих мира сего как-то сказал, что у человека, у которого нет прошлого, нет и будущего. И Жанна полностью согласилась с этим высказыванием. Тем более что теперь никто не мог сказать, что у неё нет будущего. А вот каким оно будет, это будущее, зависит целиком от неё самой.

Жанна решительно шла по коридору, её сапожки на высоких каблучках звонко цокали по паркету. Больница была частной, а потому выглядела довольно прилично, как изнутри, так и снаружи. Не то, что обычные серые районные поликлиники и государственные больницы — грязные, заполненные болью и страхом перед врачами, которые равнодушно, не глядя на пациента, рассеянно просматривают его историю болезни, думая в это время о том, что приготовить на ужин, или почему жена стала подолгу задерживаться на работе.

Жанна узнавала эти коридоры, эти кабинеты по обеим сторонам, с табличками и надписями. Доктор говорил, что она может многого не помнить, поэтому должна смириться, если какой-то отрезок её жизни всё также будет не подвластен её памяти. Но Жанна упорно трудилась над своей памятью, вспоминала своё прошлое, восстанавливала его, усиленно вспоминая свою жизнь день за днём, и пока что никаких пробелов в памяти не замечала. Она всё вспомнила! Но остались невыясненными некоторые вопросы. На один из них Жанна планировала получить ответ немедленно.

Обнаружив нужную дверь, она толкнула её, не постучав. Слишком много чести для этого негодяя! Потому что если она всё правильно поняла, то этот врач — настоящий негодяй, мерзавец и фактически убийца её жизни. Но он лишь исполнитель чужой воли. А чья это воля решила убрать её подальше от Павла, Жанна сейчас выяснит. Догадки — одно дело, а информация — совсем другое. Жанна собиралась тщательно подготовиться к своей мести, ей не жаль было времени, ведь всем известно, что месть — это блюдо, которое лучше всего поедать холодным.

В чистеньком и ухоженном кабинете онколога сидела женщина. Она о чём-то разговаривала с молодым смазливым врачом и хихикала. Наверное, её прогнозы не оправдались, чему она была крайне рада. Но Жанну не интересовали её радости и недомогания. Её теперь вообще ничто не интересовало, кроме себя, дочери и своего будущего. Но прежде ей всё-же хотелось разобраться в этой дурно пахнущей истории до конца.

— Закройте дверь, — прикрикнул доктор, поднимая глаза на неё. — Вы разве не видите, что у меня приём?

Жанна молча закрыла дверь, только не с той стороны, с которой ожидал онколог.

Теперь и посетительница, и белый халат во все глаза смотрели на неё. Жанна прошла к столу доктора и, наклонившись над его ухоженным лицом, произнесла:

— Помнишь меня, Айболит?

Женщина, до этого весело улыбавшаяся, быстро поднялась со стула и бочком направилась к двери. Некоторые женщины иногда очень хорошо соображают.

— Александр Матвеевич, я потом зайду, — пробормотала она и скрылась.

Жанна продолжала нависать над врачом.

— Да что происходит? — Александр Матвеевич вдруг побелел, и стал одного цвета со своим накрахмаленным халатом.

— Вижу, вспомнил, — ухмыльнулась Жанна.

Она вдруг почувствовала себя нехорошо, и присела на тот стул, с которого только что исчезла посетительница.

Голова у неё закружилась, на глаза словно давила какая-то глыба, сердцебиение нарушилось, и, словно сквозь сон, она почувствовала тот ужас, охвативший её во время первого свидания с этим доктором.

Через плотную пелену тумана звучали его слова: « У вас рак… Вам осталось жить не более трёх месяцев. Мне очень жаль…»

Жанна усилием воли скинула с себя оцепенение, но слабость ещё осталась. Чтобы отвлечься, она открыла сумочку, достала «Кэмел» и быстро закурила. Несмотря на то, что врачи запретили ей курить на время кормления дочери, Жанна не могла отказаться от старой привычки на все сто процентов. Конечно, она не курила так же, как раньше, сдерживала себя ради Полины, но иногда не могла отказаться от сигареты, хотя бы раз в неделю. Слишком много всего на неё свалилось, а кроме этого, за время её отсутствия в Семье накопилось множество проблем, которые тоже было необходимо решать. Жанна, как выяснилось, вовсе не двужильная, увы.

Руки, вопреки её ожиданиям, не дрожали. Значит, она уже приходит в себя, и становится той Жанной, которой была раньше. Этот факт порадовал её. В последнее время женщину радовало всё, что подтверждало характер той, прежней, настоящей Жанны — умной, сильной, способной на всё ради достижения собственной цели.

— Здесь не курят, — пролепетал доктор.

Он ещё не вспомнил эту странную молодую особу, но что-то связанное с ней смутно мельтешило в его испуганных мыслях.

Жанна, прищурившись, выпустила облачко и подняла глаза, наблюдая, как оно поднимается вверх и медленно тает. Врач, опешивший от такого нестандартного поведения, наблюдал за облачком дыма вместе с ней. Он не знал, что делать, и предпочёл подождать, пока посетительница не заговорит сама.

— Ну? — Жанна затушила едва начатую сигарету, бросив её на пол и придавив каблуком. — У тебя язык отсох? Будешь говорить?

— Что, что говорить? — пылко воскликнул врач, всем своим видом показывая, что на роль разведчика не годится, и при малейшем нажатии с удовольствием выдаст все секреты, и свои, и чужие, расскажет даже то, чего не знает.

Он с готовностью подался вперёд, ожидая вопроса, на который он должен будет дать ответ. И случайно приблизился к лицу этой совсем молодой женщины. Обычно в таком возрасте женщин ещё называют девушками, но эту даму назвать девушкой не позволяли её глаза. Они словно знали всё, и смотрели на собеседника с такой вселенской мудростью, мудростью черепахи Тортиллы, что человек чувствовал себя одураченным. На таком юном лице, на котором нет ни одной морщинки, не могло быть таких всезнающих глаз, глаз опытной, много пожившей и много видевшей на своём веку женщины. Именно глаза Жанны вводили в заблуждение всех окружающих. Именно глаза не давали никому разрешения назвать её девушкой, но Жанну это не смущало. Мало того, она даже не задумывалась об этом.

Она тоже впилась взглядом своих чёрных, похожих на смородины, глаз, в очи доктора, и увидела в них страх.

Доктор вспомнил! Вспомнил и отшатнулся, откинулся на спинку стула и что-то забормотал, вытер пот со лба своим белым, под стать халату и статусу, платочком.

— Послушайте, я не хотел, я не знал, — залепетал он, — вы живы, и…

Жанна удовлетворённо откинулась на спинку стула.

— Я тороплюсь, поэтому давай ты сам расскажешь мне всю историю, без моих вопросов. Или ты предпочитаешь диалог? — усмехнулась она.

В этой юной женщине было столько силы, что мужчина, который был на десять лет старше Жанны, отчаянно трусил. Ему и в голову не приходило сделать вид, что он просто ошибся в анализах, и что может просто позвать охрану. Он боялся, и это было видно невооружённым глазом. Так боялся, что и не думал лгать и изворачиваться. Тем более что так называемая жертва и так уже всё поняла, иначе и не пришла бы к нему.

— Это всё Мила, это она, — выдохнул он и ухватился за графин с водой, словно тот был спасительной соломинкой. Жадно выпив стакан воды, Александр Матвеевич продолжал:

— Это она попросила, сказала, что это — розыгрыш…

— Не слишком ли жестоко для розыгрыша? — подняла чётко очерченные брови Жанна.

— Я не знаю, я не думал, — заторопился врач, и стало понятно, что он ещё очень молод, и без халата вообще, наверное, был бы похож на рядового студента. И ещё стало ясно, что он сразу же понял, что это вовсе не розыгрыш, иначе почему он так перепугался? — Мила попросила сказать, что у вас — рак в последней стадии, и что вы на грани смерти.

— Значит, никакого рака у меня не было? — на всякий случай уточнила Жанна.

Она и не сомневалась, что автором поставленного спектакля была именно Мила, которой крайне необходимо было удалить соперницу от Павлика. Жаль только, что Жанна оказалась такой доверчивой, и не подумала проверить диагноз в другой клинике или онкологическом центре. Видимо, смерть отца так повлияла на неё, что она просто сбилась с курса.

— Нет, у вас… у вас никакого рака не было, — подтвердил доктор. — Вы были абсолютно, исключительно здоровы…

— Вот и славно, — одобрила Жанна. — Здоровье — это очень важно, правда, доктор?

Она уже пришла в себя, и поднялась со стула, запахивая кожаное пальто, подбитое чернобуркой.

— Вы не расскажете? — вопросил онколог, глядя на неё больными глазами побитой собаки.

— Кому? — не поняла женщина. — А, вашему руководству? Пока не знаю… — задумалась она. — Пожалуй, нет. Не стану рассказывать, — решила она. —Не вижу в этом никакой пользы ни для себя, ни для тебя. Ты, конечно, козёл, и я проучу тебя, но без твоего начальства, собственными методами. Ну и, естественно, ты тоже не расскажешь своей подруге о моём визите к тебе, верно?

Врач быстро закивал головой, отчего напомнил Жанне отнюдь не китайского болванчика, а кивающую собачку, которую многие автомобилисты ставят себе в машину.

Быть проученным этой женщиной с такими потрясающими многоопытными глазами показалось доктору гораздо хуже, нежели быть вызванным на ковёр к начальству. И он, стремясь задобрить посетительницу, залепетал подобострастно:

— А как ваш малыш поживает? Он, наверное, такой же красивый, как и его мама?

Жанна, уже было направившаяся к двери, остановилась и резко повернулась на каблуках.

— Откуда ты знаешь, что у меня есть ребёнок? — тревожно спросила она.

— Но вы же были беременны, когда сдавали анализы, — удивился доктор. — Кажется, именно поэтому вы и чувствовали себя не совсем здоровой, поэтому и обратились ко мне…

Жанна схватилась за горло. Ей стало нечем дышать. Она бросилась к двери, распахнула её настежь, побежала по коридору, спотыкаясь на тонких, враз ставших неудобными каблуках, и выскочила на улицу. Свежий морозный мартовский воздух попал в лёгкие, и ей стало лучше.

Она дошла до своей машины, щёлкнула сигнализацией, и, не усаживаясь на место водителя, снова закурила. Со стороны могло показаться, что эта молодая женщина совсем недавно научилась водить, и у неё теперь естественный страх перед дорогой. Но на самом деле Жанна даже не думала о машине или о дороге. Водить она не любила, хотя с блеском могла заткнуть за пояс любого аса.

Но сейчас Жанна узнала очередную тайну из своего прошлого. Интересно, сколько их ещё будет впереди, этих тайн?

— Люба, собирайся быстрее, — крикнул Резник, глава нефтяного концерна «Теллурика — нефть».

Они и так опаздывали на презентацию нового альбома Милы Илиади, невестки Анатолия Максимовича и Любови Андреевны.

Их единственный сын Павел Резник уже находился в помещении нового ресторана «Славский» вместе с женой, певицей.

Резник — старший не любил опаздывать. У него была ещё уйма дел, и ему было жаль, что он так бездарно проводит время. Но Мила долго упрашивала его, и он согласился прийти на презентацию её нового диска. Зато отличилась жена: Люба очень долго не могла собраться, и Анатолий Максимович, нервно измеряя громадную гостиную такими же громадными шагами, прождал её почти час.

Не дождавшись ответа и разнервничавшись, он поднялся в гардеробную жены, в которой та и проводила всё это время.

Люба сидела полунагая, бледная, схватившись за сердце.

— Что с тобой? — бросился к ней муж. Он напрочь забыл о своём недовольстве. — Тебе плохо? Вызвать врача? Почему ты ничего мне не сказала?

— Я не могла кричать, а ты был внизу, — с трудом ответила жена.

Резник, поддерживая тёплое обнажённое плечо Любови Андреевны, довёл её до спальни, уложил на большую кровать, прикрыл пледом и позвонил врачу, постоянно дежурившему в их доме. Вернее, врач жил в гостевом домике, как и весь обслуживающий персонал, но на территории поместья Резников.

Потом он быстро спустился вниз, сам подогрел в турке молоко, размешал в нём мёд, и отнёс стакан жене.

— Тебе нужен мёд, в нём калий, который поддерживает сердечную мышцу, — убеждал он жену, которая терпеть не могла тёплое молоко.

— Мне уже лучше, спасибо, — она с улыбкой благодарно смотрела на мужа. — Извини, дорогой, я не смогу сопровождать тебя. Что — то с сердцем совсем плохо…

— О чём ты говоришь, конечно же, тебе нельзя никуда ехать! Мало того, я тоже останусь с тобой, — заявил Резник.

— Нет — нет, — испугалась жена. — Мила обидится. Езжай, хорошо?

— Но я не могу бросить тебя одну, — удивился он. — Прислуга вся отпущена, кроме Джонни. Но оставлять тебя с ним как максимум опасно, а как минимум — бесполезно.

— Я побуду с Валей, — ответила жена, гладя руку Резника. — Давай, Толик, езжай скорее, ты и так опоздал. Мила будет дуться, зачем нам лишние скандалы в доме?

В дверь постучала доктор, Валентина Назиповна. Она тут же стала щупать пульс у Любы и мерить ей давление.

Резник поднялся с кровати. Он с гораздо большим удовольствием остался бы у постели жены, но Люба права. Мила страшно обидится, будет долго дуться и язвить. И журналисты тут же просекут, что знаменитый свекор певицы не был на празднике, раздуют из мухи слона, не упустят шанса позлословить.

А с женитьбой Павла в доме наступили не самые лучшие времена. Вообще — то, говоря откровенно, они наступили гораздо раньше, но теперь, после того, как Мила вышла за Павлика замуж, этот дом из тёплого, тихого, радушного островка превратился в какой-то метрополитен. В доме постоянно сновали люди, устраивались какие — то приёмы. Мила не отказывала себе в удовольствии приглашать известных людей в любое время суток. Резник уже просил её о том, чтобы она сбавила обороты, потому что после работы ему хотелось отдохнуть в тишине, вместо того чтобы присутствовать на очередной вечеринке в собственном доме.

— Вы отстали от жизни, — нагло заявила невестка, когда он её попросил об этом. — Пока человек тусуется, он на вершине. Но если он исчезнет со страниц светской хроники, то выйдет в тираж.

— Пожалуйста, тусуйся, сколько душе угодно, но только не в моём доме, — вежливо попросил Резник. Он ещё хотел добавить, что люди, обожающие шумные светские мероприятия, как правило, заканчивают тем, что перемещаются на другую страницу газеты — уже в криминальную хронику. Но передумал, решил не обижать невестку.

После этого Мила закатила Павлику грандиозный скандал. Она кричала, что Анатолий Максимович ненавидит её, выживает из дома. И что им с Павликом немедленно надо найти себе другое жильё.

Павел, меланхоличный и аморфный, постоянно соглашающийся с женой, неожиданно отказал ей. И наконец-то запретил проводить свои дурацкие вечеринки в этом доме. После этого Мила опомнилась и бросилась с головой в творчество. Резник был рад: в доме воцарилась тишина. Но ненадолго. В одной из комнат, предназначенных для гостей, Мила устроила свою студию, и теперь с утра до ночи распевала свои дурацкие дешёвые песенки о любви.

— Давай я подберу тебе помещение для студии, — осторожно предложил Резник. Он боялся, что Мила снова раскричится, и придётся улаживать отношения несколько дней подряд. Будучи очень спокойным человеком, Анатолий Максимович ненавидел домашние скандалы и боялся их. Они, словно вампиры, забирали у него энергию, и после бурных склок он чувствовал себя измученным, вымотанным, выжатым и больным.

Мила, вопреки его опасениям, согласилась. Но сказала, что студию выберет сама. В результате ему пришлось оплатить год аренды огромного помещения в центре столицы. Мила плевать хотела на расходы, тем более что деньги были заработаны не ею.

Но зато теперь в доме действительно стояла тишина. Правда, недолго она стояла. После сегодняшней презентации Мила сорвётся и снова устроит истерику. Особенно если он не поедет, а останется с женой.

Резник вздохнул. Кажется, Люба пришла в себя, её жизни ничего не угрожает, рядом будет врач. Он съездит буквально на час, чтобы потрафить Миле, а потом быстро вернётся.

Иначе этот дом снова будет в состоянии шока от криков невестки. Анатолий Максимович направился к машине, дверцу которой перед ним уже распахнул охранник.

Ему было грустно. Как же так получилось, что его дом, его детище, стал для него почти чужим?

Жанна закусила нижнюю губу. В последнее время она часто так делала, когда злилась, причём не просто злилась, а впадала в бешенство. Она пыталась держать себя в руках, ведь она теперь — мать, и не к лицу ей кричать и ругаться, размахивая руками, словно деревенская клуша. К тому же она давно усвоила, чем тише твой голос, тем больше к тебе прислушиваются. Настоящий лидер — не тот, кто громче всех кричит и зовёт за собой, а тот, который скажет всего несколько слов, тихо, но веско, и соратники побегут за ним, почувствовав его силу и мощь. Жанне только что доложили, что несколько человек из Семьи работают на Курском вокзале. И не просто работают, торгуя чебуреками или помогая отъезжающим нести сумки к поезду. Жанна не видела ничего зазорного именно в такой работе, то есть настоящей: ты что-то делаешь, тебе за это платят деньги, платят за твой труд. И то нормально, ведь любая работа должна оплачиваться. Тем более после того, как Шахид ослабил позиции Семьи, и бизнес приносил всё меньше и меньше средств, не было ничего удивительного в том, что некоторые члены Семьи хотели подзаработать. Но дело оказалось вовсе не таким простым. Гарик, работающий в одном из ныне закрытых автосервисов, и Галиб, его приятель, вовсе не собирались тратить свои силы на обычный небольшой заработок. Они придумали нечто другое. Зачем напрягаться, когда можно получить большие деньги просто так? Они облюбовали себе кафе рядом с Курским вокзалом, и по вечерам сидели в нём, попивая дешёвый кофе из пластиковых стаканчиков. В это кафе редко заглядывали пассажиры, ожидающие поезда. В основном сюда заходили уставшие после рабочего дня работяги, проживающие в Подмосковье. До электрички у них оставалось время, которое необходимо было убить. Поэтому рабочие усаживались на неудобных пластиковых креслицах и потягивали либо пиво либо тот же кофе. Гарик с Галибом подсаживались к ним, заводили ничего не значащую, пустую беседу, и в подходящий момент подсыпали либо в пиво, либо в кофе лёгкий наркотик, от которого у человека начиналась сонливость, при этом он с трудом переставлял ноги и вообще переставал соображать, где находится, и что ему надо делать. Заглянуть такому человеку в сумку, выудить оттуда кошелёк и мобильный телефон, а потом ещё, прикрываясь желанием помочь новому знакомому добраться до электрички или туалета, незаметно снять с него золотые украшения, не представляло сложности. За вечер Галиб с Гариком могли обработать таким вот образом нескольких человек. Как правило, на следующий день после удачной охоты приятели не появлялись в кафе, опасаясь возможной расплаты за совершённое. Они приезжали на Курский вокзал не чаще двух-трёх раз в неделю, продолжая «обувать» наивных русских. Когда Жанна узнала об этом, она запретила им продолжать в том же духе. Гарик с Галибом клялись, что больше никогда и ни за что не появятся на вокзале, однако же не прошло и недели, как Жанне доложили о том, что они принялись за старое.

Жанна не стала снова проводить с ними беседу о том, что весь бизнес Семьи постепенно легализовывается, и что это в интересах всех членов Семьи, в том числе и Галиба с Гариком. Тогда парни долго слушали её лекцию, согласно кивали головами, и она была уверена, что они всё поняли правильно. Оказалось, что она ошиблась.

И что же, теперь опять говорить с ними, убеждать, просить, запрещать? Они её совсем не уважают, раз позволяют себе начхать на её запреты. Значит, разговаривать с ними бесполезно. Нормальный человек понимает всё с первого раза. А из-за двух выродков Жанна не собиралась подставлять под удар всю Семью. Она знала, чем могут быть чреваты вылазки любителей лёгкой наживы на Курский вокзал для всей Семьи. Поэтому она послала верного ей Ильхама проследить за той «сладкой парочкой». Ильхам вернулся поздно вечером, и рассказал, что сегодня те сняли большой урожай с двух молодых русских парней, которые зашли в кафе, будучи уже под градусом. Жанна решила, что этот случай подходит ей как нельзя лучше. На следующий же день, убедившись в том, что Галиб с Гариком залегли на дно, опасаясь возможной мести со стороны ограбленных, и на вокзал не собираются, Жанна вызвала ещё парочку доверенных людей вкупе с Ильхамом, и попросила препроводить Гарика и Галиба в то кафе. Парни сначала растерялись, потом попытались начать сопротивление, которое, впрочем, было моментально сломлено.

Ильхам проследил, чтобы их доставили на место.

Как и ожидала Жанна, вчерашние пострадавшие рыскали по вокзалу в поисках обидчиков. Обнаружив испуганных Галиба с Гариком в том же самом кафе, русские парни, онемев от наглости азербайджанцев, выволокли их оттуда, оттащили в маленький переулок, и выместили на них свою злобу. Несколько членов «Семьи», посланных на вокзал Жанной, молча наблюдали избиение земляков, но издалека. Никто и не подумал вступиться за парней. Единственное, что они сделали — это отвезли парочку в больницу, после того, как вчерашние пострадавшие, утомившись, нехотя оторвались от своих жертв. Галиб оказался в очень тяжёлом состоянии, и врачи сомневались в том, что он выживет. Гарику повезло чуть больше: у него был перелом руки, сильное сотрясение мозга, и сломанный нос, не считая гематом и ушибов на всём теле, равно как и отбитых почек.

Мать Галиба, появившаяся у Жанны в доме, сказала ей:

— Ты такая же жестокая, как и твой отец…

Жанна вспомнила старую историю с курсантами военного училища, разгромившие один из принадлежащих Семье рынков. Отец Галиба подвернулся им под горячую руку одним из первых, и умер в больнице. Теперь женщина теряла и сына. Но Жанна не стала ей ничего объяснять. Она была уверена, что поступила правильно. Ведь из-за двух человек могла сильно пострадать вся Семья, политика которой, и внешняя и внутренняя, и так уже давно была ослаблена Шахидом, видящим перед собой только нефтяную скважину Резника, и больше ничего. Галиб с Гариком, во-первых, могли попасть в руки милиции. И привести ментов к Семье. А во-вторых, что ещё хуже, скорее всего они бы очутились в лапах местной мафии. Никто из другой группировки не стал бы разбираться, сами парни решили основать свой маленький бизнес, или их поставили на это место старейшины Семьи. Война сейчас Семье не нужна. Да и вообще, войны никогда никому не нужны. Они происходят лишь из-за денег. Правда, порой те, кто начинает войны, прикрываются красивыми лозунгами, которые звучат, например, так: «За свободу и демократию» или так: « Мы не рабы», или: «Оставьте нам наши права, нашу землю, и нашу культуру», но в результате в основе любой войны лежат только они, деньги, дающие силу и власть…

— Круто, — похвалил племянницу Саша Кравчук, известный в шоу-бизнесе цирюльник.

Мила расцвела. Скупая похвала дяди значила для неё очень много, тем более что она знала, как Саша скуп на похвалы.

Но вечеринка и впрямь получилась крутая. Вокруг толпились известные личности. Куда ни кинь взгляд — везде знаменитые физиономии. Певцы, актрисы, парочка продюсеров, весело болтающих друг с другом в промежутках между поглощениями блинов с икрой, модный бородатый писатель, весь вечер наливающийся финской водкой, кучка телеведущих, обсуждающих развод Брэда Пита и Дженнифер Анистон, стриптизёр Борзан со своей супругой — коллегой Милы, несколько известных моделей, крививших нос от щедрого угощения, и масса другого, не менее популярного и полезного для Милы народу.

Мила Илиади, то есть попросту Людмила Ковалёва — в девичестве, а сейчас, после недавней свадьбы ставшая Людмилой Резник, светилась от счастья.

— Я всегда знала, что добьюсь этого, — шептала она Кравчуку. — И вот, как видишь, сделала то, что хотела. Теперь я могу устраивать приёмы, теперь меня уважают и внемлют каждому моему слову, теперь на мои тусовки приходят все без исключения, даже те, которые раньше и в сторону мою не смотрели! Теперь меня называют певицей, и слушают мои песни, и никто из журналюг и не подумает назвать их дерьмом!

Дядя внимательно посмотрел на неё, и промолчал. Ему не хотелось омрачать радость единственной племянницы и напоминать, что всё это стало возможным только благодаря деньгам её свёкра, который, кстати, даже не соизволил появиться на презентации.

Мила внимательно пробежала глазами по залу ресторана, и не увидела Анатолия Максимовича. Зато увидела Павлика, стоящего у окна с бокалом шампанского. Когда она видела его в последний раз больше получаса назад, он всё также сиротливо стоял у окна, как неприкаянный.

Мила с неудовольствием подумала, что муж совсем ей не подходит. Павел никогда не будет душой компании, никогда не сможет обратить внимание всех этих блестящих и состоявшихся людей на себя. Он был чужим на этом празднике, и совершенно не скрывал этого.

Певица постаралась скрыть разочарование и злость, и направилась к мужу.

— Улыбайся, — прошипела она ему в ухо, — сейчас нас будут фотографировать!

Павел послушно растянул губы в улыбке и оставил свою ладонь там, куда её только что определила жена — чуть пониже талии Милы.

Когда наконец фоторепортёры оставили их в покое, Мила повернулась к мужу и сбросила улыбчивую и счастливую маску.

— Ну и где твои родители, чёрт возьми? — вполголоса прошипела она. — Я же просила их, говорила, как это важно для меня…Да и вообще, они просто обязаны быть здесь! В конце концов, не у каждого человека невестка — певица, записывающая новый диск!

Павел молча пожал плечами. Ему нечего было ответить.

Миле захотелось вырвать бокал с шампанским из его безвольных рук, швырнуть его об пол и заорать от отчаяния, но ей пришлось сдержаться. Если бы она так поступила, то уже на завтрашнее утро все газеты смаковали бы этот скандал. А Миле, только-только ступившей на скользкую и опасную тропу популярности, ни в коем случае не следовало так подставляться.

И вдруг толпа немного расступилась, и показался свекор певицы, Анатолий Максимович Резник. Его охранники быстро рассредоточились по залу, закрывая вип-персону от постороннего общества.

Мила, прихватив подол роскошного розового платья, расшитого стразами Сваровски, со шлейфом из страусиных перьев, бросилась к нему.

— А где Любовь Андреевна? — поинтересовалась она, подставляя щёку для формального поцелуя.

— Ей стало плохо, сердце прихватило, поэтому я и задержался, — пояснил Резник, выискивая глазами сына.

— Как не вовремя, — со вздохом сожаления произнесла Мила, — как раз в день презентации моего диска! Вот невезуха!

Резник с отвращением глянул на невестку и направился к сыну, который уже увидел его и спешил навстречу.

Он уже давно жалел, что пошёл на поводу у жены, и торопил Павлика с женитьбой. Ведь после того, как Павлик надел на руку обручальное кольцо, ничего не изменилось — во всяком случае, к лучшему. Но русский мужик задним умом крепок, знал бы, где упасть, соломки бы подложил…

Жанна смотрела на спящую Полинку и чувствовала, как её сердце тает, как мёдом разливается по всему её существу. Кто бы мог подумать, что этот крошечный человечек сможет так наполнить её любовью, что от избытка чувств Жанне хотелось кричать!

Дочь посапывала, кривила во сне маленький носик — кнопочку, изредка улыбалась, показывая розовые беззубые дёсны, и Жанна чуть не плакала от умиления.

Тофик, наблюдая за этой картиной от двери, молча покачал головой. Он, конечно, слышал, что женщина — мать очень сильно отличается от просто женщины, но был уверен, что его двоюродную сестру это не коснётся. Он не мог представить себе Жанну, сюсюкающую над малышкой, Жанну, тревожно прислушивающуюся к радио-няне, Жанне, меняющей грязные памперсы, пока сам не увидел всё это.

С того момента, как его сестра вернулась в Семью, прошло всего два месяца, но за это время все успели понять, как она изменилась. Тофик не знал, какая именно Жанна ему нравится больше — та, беспощадная, принципиальная, невозмутимая, которая была раньше, или эта гибкая, дипломатичная, мудрая — новая Жанна.

Конечно, и у новой Жанны частенько возникали интонации той, прежней, и некоторые замашки тоже возрождались из прошлого, но Тофик видел, что новая Жанна просто хочет вернуть сущность старой, поэтому и пытается изо всех сил сделать это. Но замашки замашками, а характер уже сформировался. И ничего страшного в этом нет, ведь человеку свойственно меняться.

Тофик вскоре после возвращения сестры проговорил с ней об этом всю ночь, видя, как она мучается оттого, что не может стать прежней, и не хочет оставаться нынешней.

С тех пор Жанна, кажется, примирилась со своей двойственностью, и все члены Семьи — тоже. Иногда она вызывала раздражение у Тофика, но он понимал, почему. Он завидовал Жанне. Она долгое время не появлялась в Семье, её сочли погибшей, ведь была найдена взорванная машина Жанны. А она всё же вернулась — почти с того света! Вернулась, и снова стала лидером, заставила всех прислушаться к себе, хотя она — всего лишь женщина! Тофику, прожившему всю жизнь в Москве, был чужд восточный менталитет, но всё-же некоторые устои передаются чисто автоматически, на генетическом уровне. Тофик относился к женщинам скорее снисходительно, нежели неуважительно, и всё-же женщины в его иерархии стояли на ранг ниже мужчин. Все, кроме Жанны. Она была выше его понимания, да что там — Жанна была недосягаема.

Тофик, весельчак и Казанова, подспудно понимал, что не годится на роль руководителя, тогда как Жанна, казалось, была создана для этого.

Не случайно же никто не возмутился, когда она вернулась из своего небытия, словно из ада, и без лишних слов принялась наводить свои порядки. Правда, она рассказала про Мальчика, находящегося при смерти, убившего её отца, и смогла доказать, что она ни в чём не виновата. Но, если честно, ей и доказывать ничего не пришлось.

Оказалось, у неё остались верные люди, а остальные не хотели ссориться с новой Жанной. И прежняя она была опасна, хотя тогда рубила сплеча, говорила в глаза сразу всё, что думает. А нынешняя Жанна некоторым членам группировки показалась ещё более опасной, хотя в лицо она улыбалась.

— Она как Крёстный отец, — сказал Тофику один из членов общины, Юнус. — Улыбается, а в глазах — лёд. Так и кажется, что она сейчас сделает предложение, от которого нельзя будет отказаться.

Если даже Юнуса, злобного и целеустремлённого, Жанна доводила до ужаса, то об остальных и говорить нечего было. Так что Жанну в Семье вновь признали. Единственное, что смущало Тофика — это его отец, дядя Жанны.

Шахид должен был вернуться очень скоро, он несколько месяцев после автомобильной аварии лечился в Швейцарии, сделал несколько пластических операций, и теперь, подлеченный, возвращался в родную Семью, которую возглавлял после смерти отца Жанны, Малика. Его никто не удосужился поставить в известность, что Жанна вернулась, и заняла его место.

Тофику духа не хватало, а Рафату это было на руку. У него были свои представления о ведении дел в Семье, и Жанна эти представления в каком-то смысле поддерживала, тогда как отец, получивший власть, не задумывался о целесообразности некоторых своих поступков. Рафат ни в коей мере не собирался идти против отца, и, если вдруг Жанне вздумается расквитаться с Шахидом, он поддержит отца. Но после исчезновения Жанны, которая была правой рукой Малика, знала всю историю Семьи до мельчайших подробностей, понимала все расклады и по наркотикам, и по оружию, была знакома с должностными лицами, прикрывающими группировку, Семья ослабила свои позиции. Шахид сделал много ошибок, главной из которых стала война с олигархом Резником.

Шахиду вдруг вздумалось завладеть каспийской скважиной Резника, и он прилагал для этого определённые усилия. Точнее — бросил всё на алтарь этой войны. В результате он пропустил важные события, влияющие на внешние позиции Семьи, которые привели к чуть ли не банкротству группировки. Общак пустовал, чего нельзя было допускать ни при каких обстоятельствах. Кроме того, в результате этой войны чуть не погиб старший сын, Рафат. Недовольство членов Семьи Шахидом назревало давно, и готовилось уже выплыть наружу, когда и случилась эта трагедия с ним. Он попал в автомобильную катастрофу, и был транспортирован в Швейцарию на лечение.

И тут вскоре появилась Жанна, словно ждала этого момента. Её появление в оставшейся без лидера Семье было очень кстати, она быстро направила курс на укрепление позиций по всем фронтам, и преуспела. Впрочем, в этом не было ничего странного — Жанна была дочерью могущественного Малика, и училась у него всему.

— Что ты здесь делаешь? — услышал задумавшийся Тофик возмущённый возглас сестры, которая говорила очень тихо, чтобы не разбудить дочь.

Её спальня была местом, куда не следовало входить никому, кроме самой Жанны.

— Извини, мне надо с тобой поговорить, — очнулся наконец Тофик. — Это очень важно. Отец возвращается…

Жанна выпрямилась. Она не боялась Шахида, но Тофик вынужден был признать, что его сообщение застало её врасплох.

В окнах спальни было темно. Анатолий Максимович вначале решил, что жена отдыхает, и выключила ночник. Но потом он насторожился: в комнате должна была находиться Валентина Назиповна. Она не могла оставить Любу без присмотра, в конце концов, врачу за это и платят! И вряд ли и она сидит в темноте и, прислушиваясь к дыханию больной, смотрит на её еле заметный силуэт, старательно пялясь в темноту!

Резник поднялся в комнату и щёлкнул выключателем. Спальня оказалась пуста! Он встревожено поднялся на лифте в зимний сад, прошёлся также и по оранжерее, но, кроме рыжего Джонни, ветеринара, забавляющегося со своими питомцами — коалами, там никого не было.

Джонни что-то спросил, но Резник, занятый своими мыслями, не ответил. Ему было не по себе: у жены сильно болело сердце, она даже не поехала на презентацию диска к невестке, хотя очень хорошо относилась к Миле. А теперь, когда беспокоящийся за состояние здоровья Любовь Андреевны муж вернулся с презентации как можно раньше, её не оказывается дома!

Резник заглянул к охранникам и узнал, что сразу же после его ухода Валентина Назиповна и Любовь Андреевна уехали.

— На машине Любы? — поинтересовался он, и, получив утвердительный ответ, вернулся в дом.

Набрал номер мобильного жены и слушал, как женский голос твердит о том, что абонент недоступен.

Резник плохо понимал, что происходит. Наверное, жене потребовалась более серьёзная помощь, и они поехали в больницу. Но почему же не позвонили ему, не предупредили? Или звонили, просто на презентации было так шумно, что он мог и не услышать сигнала своего сотового телефона?

Он ослабил узел галстука. И что теперь делать? Потом вернулся и спросил у охранников номер мобильного врача.

Валентина Назиповна ответила довольно быстро.

— Анатолий Максимович? Да, я… Нет, с ней всё в порядке. То есть не совсем, но всё же, — залепетала она.

— Что происходит? — рявкнул Резник. — Где Люба?

— Она в кабинете, у врача, — наконец-то вымолвила врач. — А мобильный отключила, наверное, чтобы он не мешал…

— Давайте адрес центра, я приеду.

— Зачем? — испугалась доктор. — Не надо! Любовь Андреевна уже довольно долго на приёме, ей сделали электрокардиограмму. Мы уже скоро вернёмся, а, если вы поедете нам навстречу, то обязательно разминёмся!

— Ладно, — решил Резник, — как только Люба выйдет от врача, попросите её позвонить мне!

— Конечно, — с жаром воскликнула Валентина Назиповна, — непременно! Всего доброго, Анатолий Максимович!

Он отключился, и уставился на потухший сотовый. Неужели что-то серьёзное? И вот ведь странность: ни разу за все годы Люба не жаловалась на сердце! Но всё когда-нибудь бывает в первый раз, этот постулат олигарх Резник усвоил очень хорошо.

Жанна стояла около своей могилки и задумчиво её рассматривала. Надо же, как забавно — и могила её есть, и она сама жива. Далеко не каждому так «везёт» — видеть свою же захоронку… На самом деле Жанна пришла на могилку к отцу, но не смогла обойти вниманием и свою, ведь две могилы располагались рядом. Она запретила убирать своё надгробие, а почему — даже сама не знала. Может быть, её могила напоминала о том, что жизнь — быстротечна, и не стоит её тратить на ненависть и месть? Или, наоборот, потому, что она уже давно могла лежать здесь, а, раз она ещё пока на этом свете, ей следует разобраться с обидчиками? В любом случае, могила её красовалась на том же самом месте, и Жанна периодически навещала себя же.

Она почувствовала тоску и ностальгию, по временам, когда она жила вместе с отцом, и ещё не знала Павла. Кто бы мог подумать, что этот парень станет её роковой ошибкой? Жанна не сомневалась в том, что он — именно ошибка.

Именно фатальная. Из-за него Жанна погубила свою жизнь, разбила её. Она почувствовала укол совести. Да, это так, но ведь и Павлу тоже не сладко сейчас. Откуда она знает, что он пережил, узнав о её исчезновении, а потом и о кончине? Да и, потом, разве не было в её жизни всепоглощающего счастья, пусть даже этот этап был слишком коротким, но всё-же он был, и был именно с Павлом!

Жанна вздохнула и отвернулась от своей могилы. Может быть, когда-нибудь она и прикажет убрать своё надгробие. А, может, и нет.

Ей сейчас так не хватает родной души, тепла, любви. В её жизни есть только Полина, ради которой она и живёт. Может быть, вызвать бабушку из Ленкорани? Но, пожалуй, не надо. Бабулю не исправить, и сразу же после её приезда снова начнутся сложности и неприятности с магазинами. А Жанна и так слишком устаёт, чтобы возиться ещё и с этими проблемами.

Она поёжилась. Ветер был совсем не весенним, а ледяным, обжигающим, пронизывающим, словно забирающим частички тепла у людей из души.

Жанна не стала лгать самой себе. Её всё-таки страшил приезд Шахида. Она не боялась, а именно страшилась первой встречи с ним. Дядя уже завтра будет в Москве, и ей придётся с ним объясниться. Что её ожидает? Что он придумает для неё? Этого она не знала. И только поэтому её и волновала грядущая встреча.

Мила с трудом очнулась и потянулась к бутылке с минеральной водой «Перье», которую она вчера благоразумно поставила на тумбочку у кровати. Во рту было сухо, в глаза словно кто-то насыпал песка, кроме того, женщину мутило, кружилась голова.

«Будто я была вчера не на презентации, а в пустыне» — недовольно подумала она. Мила вчера сильно перебрала шампанского, да ещё и смешала его с водкой. Вот вам и коктейль — «Огни Москвы».

Она приложилась к бутылке «Перье» и отставила её, только когда та оказалась наполовину пуста. Постанывая, Мила улеглась обратно и перевела взгляд на мужа, мирно сопящего рядом. Его чистая, белая спина, равномерно двигающаяся туда — сюда, на вдох и выдох, стала раздражать её. И вообще, сам Павел уже давно раздражал её, каждый день, каждую минуту. И зачем только она вышла за него замуж? Хотя и ежу понятно, зачем она это сделала!

Мила допила остатки минералки и задумалась. Ей вспомнилась их роскошная свадьба, на вилле Резников в Греции, куча именитых гостей, репортёры, и — первая брачная ночь. Во время которой Мила самозабвенно трахалась с одним из официантов… А её дядя в это время усиленно обхаживал другого работника из обслуживающего свадьбу персонала…

Она хихикнула. Голос прозвучал хрипло, и она откашлялась. Да уж, она вновь сумела отличиться! Кто ещё отважился бы провести первую брачную ночь не с новобрачным, а с чужим человеком? Но Павел сам виноват. Он сам попросил её оставить его в покое, сам набрался тамошней анисовой водки. Под завязку, и хотел остаться один, со своими воспоминаниями о своей возлюбленной! Мила до сих пор не могла понять, почему он так сильно любил свою азербайджанскую принцессу? Как она могла сделать так, что у Павла, которого Мила знала с детства как инертного, спокойного и совсем не пылкого человека, так блестели глаза, когда он говорил о той? И вообще, он так изменился, когда стал встречаться с той черноволосой особой, совсем не привлекательной, на взгляд Милы, и не стремящейся показать себя в наиболее выигрышном свете.

Впрочем, хватит уже об этом думать. Любимая женщина Павла погибла, и после этого он уже смог принадлежать другой женщине, то есть Миле. Правда, он никогда не будет любить её так, как ту…

Почему-то Миле от этого факта было грустно и обидно. Ведь когда —то, лет шесть назад, Павел бегал за Милой, как собачка, и сделал ей предложение. Она отказала ему, и даже посмеялась над возможностью такого альянса. Но тогда она была молода, более — менее успешна, и наивно предполагала, что весь мир стоит у её ног, и фанатеет от голоса Милы Илиади. А потом всё пошло наперекосяк. Отец, Ковалёв Владимир Ильич, который был её продюсером, потерял все деньги из-за кризиса 1998 года. После этого он так и не восстановился, и совсем забросил свои обязанности по отношению к дочери, страдая по нахально гуляющей на стороне под носом у собственного мужа Галине Ковалёвой.

Правда, некоторое время назад всё изменилось. Резник, друг детства Вовки Ковалёва, вложил в него огромные деньги, и отец Милы стал депутатом. Ей до сих пор было смешно и непривычно, что её отец, забитый подкаблучник, стал заседать в Думе, ездить на чёрном «Мерседесе» с шофёром и разговаривать по мобильнику, который звонил почти непрерывно. А она, Мила, добилась того, чтобы выйти замуж за безутешного Павлика, страдающего по своей безвременно усопшей восточной принцессе. Кто-то скажет, что она воспользовалась моментом? Ну и пусть! Павлик, если честно, хороший муж. Он ни в чём её не упрекает, позволяет тратить любые деньги, ходит с ней на вечеринки и не устраивает скандалов. И не вспоминает имя той, другой. На это имя в доме Резников наложено табу. Это устраивает всех. При этом Павел стал прежним, тихим, спокойным, уравновешенным. Только один раз он попросил Милу прекратить закатывать вечеринки в доме Резников, но сделал это из уважения к желанию родителей. Чёртовы старпёры! Несмотря на свои миллионы, они никак не научатся получать удовольствие от жизни, и чёрт бы с ними, но ведь они и Миле запрещают радоваться жизни!

Мила потянулась, погладила себя по стройным бокам, и удовлетворённо подумала, как здорово иметь много денег и ни в чём себе не отказывать. Теперь она могла есть всё, что хотела, а, если набирала лишний вес, бежала на липоксацию, и всё. Лучше уж лечь под скальпель хирурга, который будет через вводимые под кожу трубочки отсасывать жир с помощью специального аппарата, чем ограничивать себя во всём и бояться съесть лишнего только потому, что так положено. Ведь, если ты хочешь быть успешной и популярной, то обязана быть худой! Но теперь плевать она на это хотела!

Мила покосилась на Павла, и настроение у неё снова испортилось. Она, конечно, здорово придумала с этой студией, которую вначале разместила в доме Резников. Миле и в голову не приходило, что Анатолий Максимович может сам предложить невестке оборудовать новую студию для записи её альбомов, поэтому пришлось хитрить. Зато теперь она стала владелицей огромного помещения, в котором можно работать со своей командой! Это было приятно, с одной стороны, а с другой…

Если говорить совсем уж откровенно, Мила не хотела работать. В погоне за Павлом, облегчая его страдания по погибшей любимой женщине, она совсем забыла, что значит — записать песню и снять клип. А значило это вот что: надо было много и усердно работать, заниматься с тренером, беречь горло, рано вставать, вкладывать в песню душу, не курить, и, уж конечно, не пить. А съёмка клипа — вообще отдельная история. Это ужасно, целый день потеть под софитами, слушать перебранку клипмейкера с постановщиком, имитировать одни и те же чувства и эмоции! И при этом выглядеть безупречно, дубль за дублем, с нарастающей злобой следить, как падают бутафорские декорации, как какой-нибудь осветитель путается в проводах. Как не могут поставить нужный свет, как стилист забыл подправить тебе парик, и поэтому на экране ты получишься с перекошенной рожей, а режиссёр будет орать, что его время истекло, а продолжать работу на очередные сутки будет дорого стоить, и многое, многое другое, включая танцевальные тренировки, необходимые для съёмки клипа.

Эх, нелегка жизнь российских звёзд!

Мила без стеснения называла себя таковой, хотя её дебютный альбом вышел много лет назад, а после этого она не спела ни одного хита. И только в новом альбоме, презентация которого была вчера, нашлось несколько песен, способных схватить за душу. Но душа зрителя, равно как и слушателя, довольно неблагодарна и даже, можно сказать, продажна. Она быстро забывает популярный мотивчик, на смену которому приходит очередной хит, и вот уже певец, ещё вчера которого везде принимали «на ура», сегодня не то что на аншлаг, а на заполнение хотя бы половины зала зрителями, появившимися на его концерт, уже не надеется.

Мила закрыла глаза и начала мечтать о том, как сложилась бы её жизнь без Павла. Конечно, он её не слишком напрягает, но ведь всё-таки он — её муж. А сколько красивых мужчин бродят вокруг! Но она теперь может только флиртовать с ними, и ничего большего. Она принадлежит одному мужчине, и должна быть ему верна, как пушкинская Татьяна, эта дурочка с безразмерным чувством долга. Мила вовсе не была таковой, но положение обязывает. Если эта семейка, в которой она теперь живёт, узнает, что Мила изменяет Павлику, то не видать ей больше этого роскошного особняка, дорогих туалетов, роскошных поездок, и, естественно, никаких денег. А слухи быстро разносятся! Даже в Милиной тусовке, если кто-то пронюхает о её романчике, Павлу доложат немедленно. Все так называемые её подружки с удовольствием откроют её молодому мужу глаза на поведение жены, потому что сами будут претендовать на его сердце и деньги его отца. Так что Миле надо крепче держаться за него, взять себя в руки, и постараться забыть о возможностях, которые ей предоставляет её новое положение. Положение новой звезды.

Мила, правда, забыла о том, что пока что её альбом не стал чартовым, а её хиты не крутятся по МTV, и не раздаются из приёмников радиослушателей. Она априори была в этом уверена, и вела себя уже как звезда. Именно поэтому, согласно положению звезды, она была уверена, что скоро всё изменится. Что она сможет вести себя, как захочет, и ей всё будет сходить с рук, потому что Павлу не захочется расставаться с женой — поп-звездой, и он будет послушно терпеть все её закидоны и её любовников. Потому что Мила вдруг обнаружила, что жить постоянно с одним и тем же мужчиной, который никуда не денется, потому что уже является мужем, очень скучно и однообразно. Тем более с таким совсем не сексуальным, спокойным тюленем, каковым, без сомнения, является Павел. И всё-же пока с любовниками стоит повременить. Но зато потом…

Мила откинулась на подушки, и раскинула руки, благо, размеры кровати позволяли, вспоминая о том, каким страстным и нетерпеливым был её последний любовник, тот, с которым она переспала в день замужества, два с лишним месяца назад. Подумать только, не прошло и трёх месяцев, а кажется — что уже три года. И ведь каким милым Павел был во время их медового месяца, вернее, свадебного путешествия! Правда, длилось оно всего десять дней. Они отдыхали на Сейшельских островах, и Павел был с ней нежен, терпелив, очень внимателен, безупречен, неистово страстен( они занимались сексом по три раза на дню) и безумно щедр. Именно в те дни муж подарил ей серьги с рубинами и браслет, тоже с рубинами и бриллиантами. Кравчука чуть кондратий не хватил, когда он увидел этот браслет! Э-х, и где же все эти похвальные чувства и стремления? Как только они вернулись в Москву, Павел превратился в то инертное существо, которым является до сих пор.

Мила с ненавистью посмотрела на спящего мужа, и от избытка чувств сильно толкнула его в белую, нежную спину. Ей страстно хотелось выместить на нём свою злость. А если он проснётся, всегда можно сказать, что ничего не было, а просто ему что-то приснилось!

Любовь Андреевна, вопреки ожиданиям мужа, была бодра и весела. Когда он проснулся, её уже не было рядом. Она сидела в столовой, и пила капуччино со свежими шоколадными круассанами. Выглядела она прекрасно, словно и не было вчера поздней поездки в кардиоцентр, и мучительной сердечной боли.

— Доброе утро! Ты как себя чувствуешь? — поинтересовался Анатолий Максимович, попутно удивляясь цветущему и здоровому виду жены.

— Гораздо лучше, — призналась она. — Я вообще думаю, может быть, это ошибка? Электрокардиограмма ничего страшного не показала, вроде бы всё в порядке! Может, это какой-нибудь сердечный спазм?

Резник пожал плечами, внимательно глядя на жену. Безусловно, она не выглядит больной. Но вчера он сам видел перекошенное от боли лицо жены. Как же так может быть? Но он отбросил эти мысли. В конце концов, он не врач, откуда он может знать, как работает человеческий организм и его двигатель — сердце? Однако же нельзя пропускать этот первый звоночек мимо ушей. Дай бог, чтобы он оказался первым и последним, но ведь всё может быть!

— Давай-ка я отвезу тебя к профессору Борщову, — предложил Резник.

Борщов был известным кардиохирургом, к тому же приятелем этой семьи. Удивительно, почему вчера Люба поехала не к нему, а в какой-то непонятный медицинский центр…

— Кстати, как называется то учреждение, в которое ты вчера ездила? — поинтересовался Резник, глядя, как кухарка Галина подкладывает ему на тарелку подогретые круассаны.

— Не помню, — растерялась жена. — Знаешь, что-то я не обратила на это внимания…

— Ну а как ты узнала про него, этот центр? — зашёл с другой стороны Анатолий Максимович.

— Валя сказала…

— Значит, надо уточнить название у неё, — повеселел Резник.

— Ты намеренно портишь мне настроение и аппетит с самого утра? — вдруг взвизгнула жена, помрачнев. — К чему эти расспросы? Ты мне не доверяешь?

Она вскочила со своего места и унеслась наверх. Её домашние туфли на маленьких каблучках сердито цокали по лестнице.

Резник отложил в сторону французскую булочку с шоколадной начинкой. Он ничего не понимал. С чего это Люба так разозлилась? Он ведь не с какой-то тайной целью просил вспомнить её название этого медицинского центра! Сегодня после обеда он собирался позвонить Геннадию Борщову, попросить его осмотреть жену, а заодно и сообщить, в каком именно центре она вчера проверялась. И всего лишь с целью узнать репутацию этого медицинского учреждения, всего-то! Если Борщов подтвердит, что врачам из этого центра можно доверять, значит, Резник успокоится. А вдруг Геннадий располагает какими-то неприятными фактами, касающимися сотрудников того учреждения?! К сожалению, в Москве сейчас очень часто можно нарваться на подделку — как среди продуктов и одежды, так и среди медицинских работников. Медицинские центры возникают ниоткуда, проработают пару лет, сдирая огромные деньги за консультации и приёмы врачей, и исчезают в небытие. А ведь человек так устроен: он думает, если дорого, значит, непременно хорошо и качественно. Но, увы, это не всегда, далеко не всегда. Иногда можно заплатить огромную сумму, и остаться при своих интересах. Вот и он опасается, что врач жене мог попасться не профессиональный, и, значит, исключить возможность сердечного приступа никак нельзя. По крайней мере, пока Любу не осмотрит сам Борщов.

Но почему жена так взбесилась? Что именно её задело? Что она сказала, что-то такое странное, что его очень удивило… Ах, вот: о том, что он ей не доверяет. Что бы это значило?

И ещё она повысила голос, чего никогда не делала. Вернее, она кричала всего лишь несколько раз на его памяти. Он озабоченно вспомнил, что в последние недели Люба стала какой-то взвинченной. Может быть, она и впрямь нездорова? Может быть, пора бить тревогу?

Он навестил Валентину Назиповну в гостевом домике на территории резиденции Резников.

— Как назывался тот медицинский центр, в котором вы были вчера с Любой? — с ходу задал Резник вопрос врачу.

Она как-то странно посмотрела на него и пожала плечами.

— Я не помню, если честно, — жалобно произнесла она.

— Но моя жена утверждает, что это вы показали ей это место, значит, вы знали, где центр находится, — изумился Резник. — И, несомненно, зная местоположение, вы не могли не знать названия его!

Что происходит с этими женщинами? То ли какие-то колебания воздуха влияют, то ли давление вкупе с магнитными полями!

— А, вспомнила, — испуганно выдохнула Валентина Назиповна, с незапамятных времён дежурившая в доме олигарха. — Он называется

«Радуга».

— Спасибо, — вежливо поблагодарил Резник и направился к двери.

— А почему вы спрашиваете, Анатолий Максимович? — женщина подбежала к нему.

— Да просто так, — улыбнулся он, — а чего вы с Любой такие дёрганые?

— Разве? — покраснела врач. — Вам показалось…

Резник вышел из домика, и вернулся в столовую. Взял трубку, и набрал номер Борщова.

— Ген, привет! Это я… Да, я, кто же ещё…Верно говоришь, давно не виделись. Надо это дело обмозговать… Слушай, я тут у тебя хотел поинтересоваться. Меня здоровье Любы беспокоит, вчера она с сердцем слегла, а потом ей стало настолько плохо, что она даже в больницу поехала, в какую —то «Радугу». Ей там ЭКГ сделали, и вроде бы кардиограмма неплохая. Ничего не понимаю! Слушай, ты можешь по своим каналам узнать, что там за медики, в этой «Радуге»? Да ну что ты, Геннадий Назарыч, о чём речь! Естественно, я к тебе её привезу завтра же! Сегодня она не в духе. Но просто так, для информации, ладно? О кей, буду ждать!

Анатолий Максимович отключился, и попросил Галину принести горячий кофе. Круассанов ему уже не хотелось. Утро, чудесное прохладное воскресное мартовское утро потеряло для него всю прелесть.

Он ещё не допил кофе, как Борщов ему отзвонился.

— Да что ты? — удивился Резник, услышав ответ. — Ну, наверное, я ошибся. Или врач Любы что-то напутала. Договорились, Ген, завтра в три мы будем у тебя. Давай, до встречи!

Он снова отложил трубку в сторону, и вдруг почувствовал, как заныло его собственное сердце.

Медицинского центра под названием «Радуга» в столице никогда не было.

Жанна невидяще смотрела в одну точку на мониторе. И зачем она включила компьютер, если уже понятно, что она не сможет работать, пока не сделает ЭТО? То, что должна была сделать уже давно!

Он отхлебнула свежесваренного кофе, и ей немного полегчало. Конечно, она пытается чтить азербайджанские традиции, особенно после того, как начисто забыла о них на долгие семь месяцев, но никак не может заставить себя пить чай или щербет. Она предпочитает кофе, только чёрный, без молока и без сахара. И, уж конечно, не растворимый…

Она вспомнила, как повсюду носила с собой блокнот и ручку, и записывала всё, что вспоминала, о своих предпочтениях — в кулинарии, музыке, книгах, одежде…

Сейчас это было так трогательно, а тогда ей это казалось нелепым, и она злилась. Злилась, потому что ничего не могла изменить. Отец с детства учил Жанну, что в жизни всегда есть выбор. И он же сказал ей, что самое страшное — это когда ничего уже нельзя изменить. Поэтому надо стараться, чтобы таких случаев было как можно меньше — чтобы не разрушить веру в собственные силы.

Но они потому и страшные, эти случаи, потому что не зависят от нас. От Жанны не зависел тот факт, что она потеряла память, и стала жить с человеком, предавшим её отца и Семью. Она до сих пор испытывала отвращение к себе за то, что позволяла ему спать с ней, чувствовать, что она принадлежит ему, что верит, как самой себе. Даже тогда, когда сомнения стали обуревать её, она всё равно слепо верила ему и считала, что любит… Её передёрнуло. Она любила его и позволяла любить себя убийце собственного отца! Этому Иуде с модельной внешностью! Но тогда она была — не она, он называл её Ириной, и она подчинялась этому имени, хотя порой и чувствовала, что оно мешает ей жить. Её память не поддавалась ей, но зато всё её существо протестовало против Мальчика, лживого подонка Асланбека Цагароева. Впрочем, во время их совместной жизни она называла его Сашей. Ирина и Александр — вот как их звали. Как же ловко, как быстро он всё просчитал, узнав, что она от удара потеряла память! А ведь в тот самый момент, когда она поскользнулась на этой проклятой шкурке банана, она целилась в него, в этого Асланбека. Но для этой собаки нет имени. Она всегда звала его Мальчиком, по примеру отца, и он останется для неё Мальчиком, презренным негодяем. Как он мог солгать ей, назвать своей женой, придумать целую историю их жизни, а потом ещё и платить каким-то людям, чтобы они изображали её родителей?!

У Жанны, вернее, Ирины, внезапно проснулся талант. Она стала дизайнером ювелирных украшений. Вернее, не столько дизайнером, сколько изготовителем талисманов. Она шестым чувством знала, какой камень понадобится тому или другому клиенту, какой камень сможет помочь именно этому человеку, и рисовала эскиз украшения, которое играло роль некоего оберега. И как Аллах позволил, чтобы произошло такое?

Жанна и раньше не была особо религиозна, хотя читала суры Корана вместе с отцом и ходила с ним в мечеть. А сейчас, после всего, что произошло с ней и её жизнью, она вообще открыла для себя воистину революционную идею. Если на свете есть Аллах, то как же он может допускать подобные вещи? Отец говорил, что, значит, Аллаху так угодно. Но отец мёртв. Неужели Аллах пожелал его смерти?

Жанна прервала саму себя. Ей сейчас надо не о боге думать, а о себе. Она только что узнала потрясающую вещь. Это изменило всё. Она только что узнала, что не Мальчик отец Полинки. Это просто счастье, что отец её любимой дочери — не он, этот отброс человеческого производства. Жанна была уже беременной, когда пыталась убить Мальчика, и получила амнезию. Он скрыл от неё и этот факт… Ну естественно, было бы странно услышать от него, что ребёнок — не его, хотя они, по его словам, несколько лет являются мужем и женой…

Её в очередной раз передёрнуло. Она с такой силой ненавидела Мальчика, что готова была на всё, лишь бы изменить ход событий. Но время не подвластно человеку. И всё, что было в прошлом — уже произошло, и никуда от этого не деться. Она может только забыть об этом, вернее, постараться забыть. Всё-же ей повезло, что она вспомнила, кем она является на самом деле. А ведь могла вовсе не вспомнить, или вспомнить только через несколько лет. Ещё несколько лет, проведённых с омерзительным Сашей — Асланбеком — Мальчиком!

Жанна откинула со лба прядь чёрных волос. Она вспомнила его лицо, когда видела его в последний раз. Он лежал недвижимый на больничной койке, в глубокой коме. Но — Жанна была уверена в этом — она видела, как он моргнул глазами. Значит, её слова дошли до его мозга, который, по мнению врачей, находился в отключке. Значит, есть все шансы, что Мальчик выздоровеет, придёт в себя, и тогда Жанна сможет с ним расквитаться! Впрочем, ведь как раз в то время, когда она начала вспоминать, кто она есть на самом деле, ей позвонила врач из больницы и сообщила, что у Мальчика — положительная динамика. А, значит, всё будет так, как она того хочет! Ведь если у этого шакала оказалась такая воля к жизни, и его организм хотел выстоять и победить в этой схватке со смертью, от которой он был буквально на волосок, значит, Мальчик очнётся от комы.

Она почувствовала приятное возбуждение и поднялась с кресла. Вот оно — то, что не даёт ей жить. Возмездие! Она непременно должна закончить начатое, она должна наказать Мальчика, и за предательство Семьи, и за смерть отца, который вырастил его, и за его убийственную ложь, обман, с помощью которого он завладел Жанной.

Она вздохнула, сосчитала до десяти, и поправила саму себя. Он завладел не Жанной, нет. Ириной. И то только на время. Ирина смогла раскусить его, смогла всё вспомнить и вернуться в своё прежнее обличье. Но — вот незадача — часть Ирины осталась в существе Жанны. Она и сейчас в ней сидит, и неизвестно, покинет ли её когда-нибудь. Когда-то Жанна нервничала, дёргалась, пыталась полностью изгнать Ирину из себя, ей было омерзительно чувствовать в себе характер той женщины, которая жила с предателем и убийцей, и она думала, что преуспела в этом. Но хитрая Ирина просто затаилась, и теперь показывалась наружу в самых неожиданных местах. Жанна тоже решила схитрить, и делать вид, будто ей наплевать на то, что в ней живут две разные женщины. А потом и вовсе привыкла, и даже стала думать, что Ирина не так уж и плоха. Жанна ненавидела её в основном за то, что та жила вместе с Мальчиком. Но теперь, когда она знает, что не Мальчик — отец Полинки, ей уже не так неприятно чувствовать Ирину, когда та вылезает из очередного закоулка её души.

И ещё: Жанна пожалела Мальчика, обездвиженного, бледного, находящегося на грани жизни и смерти. Она хотела его убить, но не смогла. Не смогла, потому что думала, что он — отец её дочери. И к тому же убивать беззащитного не в её правилах. Но теперь — то её ничто не ограничивает! У Полинки другой отец. Значит, Мальчика можно наказать.

И вдруг ей в голову закралась страшная мысль. А что, если он уже сам умер? Значит, она не сможет совершить возмездие за отца? Это было бы несправедливо.

Её мысли вновь вернулись к тому дню, когда она нашла мужа (тогда она ещё думала, что он — её настоящий муж) лежащим на полу, с дыркой в голове. Вокруг были разбросаны вещи, и она нашла несколько фотографий, которые и послужили основным толчком к тому, что память к ней всё-же вернулась. Но оставался другой вопрос: кто же пытался убить Мальчика? Кто-то из новой жизни или всё-же из старой? Иногда Жанна думала, что это сделал жених её клиентки Верочки, которую убил Мальчик, в свою бытность Сашей. А иногда ей приходило в голову, что это сделал Шахид, её дядя. Ведь она просила его покарать преступника, убившего отца, Малика. Но кто это был на самом деле — об этом может сказать только сам Мальчик.

Жанна остановилась. Ну конечно, это так просто! Ей надо вернуться в тот городок, в котором она прожила семь месяцев с этим ничтожеством, и поквитаться с ним. А перед его смертью она поинтересуется, кто же всё-таки пытался убить его. Только бы он не умер сам, без её участия!

Ковалёв Владимир Ильич, депутат Московской городской Думы, был доволен жизнью. Теперь всё вокруг его радовало, наполняло жизнью. Подумать только, столько лет он страдал, переживал, просто существовал, как червяк, а теперь всё изменилось! Теперь он — на коне. У него есть деньги, престиж, известность, какая-никакая, пусть и в узких кругах, зачаток власти, и, совестно говорить об этом вслух, потенция. Потенция тоже есть!

Хотя много — много лет он не смел и глаз поднять на понравившуюся женщину! Он считал себя ничтожеством, потому что не мог провести ночь с собственной женой. Она платила ему за это своими постоянными изменами, издёвками, насмешками, и словно забыла, что они женаты. А теперь…

Теперь Галка опомнилась, вернулась домой, хотя до этого могла несколько ночей подряд ночевать вне дома, стала по-другому относиться к мужу, с неким налётом подобострастного уважения. При всём при этом он не спал с ней, и не собирался, попросту брезгуя женщиной, которая ложилась в постель чуть ли не к каждому желающему. Просто Галина решила вернуться, узнав о том, что муж из ничтожества вдруг стал депутатом. И было бы крайне глупо продолжать вести беспорядочную жизнь, зная, что он в любой момент может развестись с ней. Куда выгоднее ночевать дома, зато пользоваться теми благами, которые свалились на них вместе с новым статусом мужа.

Надо же, словно мир вокруг изменился! На самом деле, конечно, изменился не мир, а он, Владимир Ильич. И всё это не потребовало много времени, всего лишь несколько месяцев. И вот он уже — обновлённый, активный, пышущий здоровьем, изображающий кипучую деятельность, страшно занятой человек. У него даже появилась любовница! Хорошенькая, как куколка, юная Маринка. Он никогда не думал, что уподобится другим мужчинам, которые заводят совсем юных любовниц, годившихся им в дочери, и вот — на тебе — сам стал одним из них! Маринка была гораздо младше его собственной дочери, вот так вот. Ей исполнился двадцать один год, что ровно на десять лет меньше, чем Миле. Она с нетерпением ждёт его по вечерам в квартире, которую он снял для них, готовит ему всякие вкусности, и не требует подарков.

Он самодовольно усмехнулся. Пускай все вокруг твердят, что молоденькие девушки встречаются со зрелыми мужчинами только ради денег. Он — то знает, что его Маришка — не такая. Она не канючит насчёт норковой шубы, не упрашивает его о бриллиантовом колье, и даже не просит сводить её в ресторан! Её вполне устраивает и то, что он рядом с ней, и они ужинают на уютной кухне, а потом занимаются любовью не на средиземноморском курорте, а в небольшой спаленке.

И за всю эту райскую новую жизнь Ковалёв вечно будет благодарен своему другу детства, Толику Резнику. Это именно он протянул ему руку помощи, когда та была нужна ему, как спасательная соломинка. Это именно Резник вложил в него больше миллиона долларов, чтобы Ковалёв пробил себе место в Думе. Конечно, у Резника свои мысли по этому поводу, он ведь не просто сделал такой царский подарок другу. Естественно, с его деньгами один — два миллиона не играют большой роли, и всё-же Резник не стал бы богатым человеком, если бы так разбрасывался баксами! Но Ковалёв старается изо всех сил, чтобы помочь другу. Он и так проделал огромную работу за очень небольшой промежуток времени. Он уже собрал независимых депутатов, сплотил их вокруг себя. Очень скоро они образуют фракцию, которая в дальнейшем ляжет под Резника. И тогда всё будет в порядке. Тогда Ковалёв будет считать, что он полностью выполнил задачу, поставленную перед ним другом. Но для этого нужны деньги. Большие деньги. За ними снова придётся идти к Толику. Но зато, Ковалёв уверен, это будут последние деньги, которые Резник вложит в него. Вернее, даже не в него, а в собственную фракцию, в собственную мощь, которая поможет ему оставаться на плаву в это нелёгкое время. Время, которое нынешний президент посвящает уничтожению олигархической верхушки, устранению их как опасной для государства и его, президента, силы.

— Володя, давай заедем вон в тот ювелирный, — благодушно настроенный Ковалёв указал своему водителю на крупный магазин со сверкающими витринами.

Маринка ничего не просит, и этим вызывает у него умиление. Но он же не такой жлоб, чтобы ничего не дарить своей девочке! Она у него самая лучшая, и заслуживает всего самого лучшего!

— Аспирин, аспирин, — верещал Джонни, безумный рыжик, ветеринар, которого Резник привёз из Ганеды вместе с коалами некоторое время назад. В зимнем саду были посажены эвкалипты, правда, этот вид деревьев не имел питательных свойств для медвежат. Поэтому раз или два раза в неделю в Австралию снаряжался личный самолёт Резника за свежими листьями эвкалиптов, необходимых медвежатам для еды.

Джонни был абсолютным прототипом сумасшедших докторов, но зато он очень любил коал, и в этом и заключалась главная страсть его жизни. Ему самому ничего не было надо, зато своих питомцев он всячески ублажал, баловал и сходил с ума, если у кого-либо из них находил симптомы заболевания, по большей части мнимые или придуманные самим ветеринаром. В такие моменты Джонни бился головой о ствол эвкалипта и, не обращая внимания на летящие во все стороны брызги крови, повторял что-то типа: «Кал, кал, кал» — если, к примеру, обнаружил, что экскременты одного из коал отличаются по цвету от обычных, или если у медвежат поднималась температура, то он приговаривал: « Жар, жар, жар» и так далее. Джонни любил слова из трёх букв. Хорошо ещё, что он не общался ни с кем, кроме семьи Резников, иначе немедленно расширил бы свой запас, пополнив ещё одним кратким, но ёмким ругательством.

А после полученных травм Любовь Андреевна, по образованию — терапевт, перевязывала ему голову. Иногда это делал и сам Анатолий Максимович Резник.

Валентина Назиповна, врач, не опускалась до подобных действий, она вообще игнорировала и самого Джонни, и его бедную, разбитую неоднократно голову. Валентина Назиповна считалась очень квалифицированным врачом — универсалом, которому не пристало обращать внимания на бестолкового ветеринара.

В этот раз Джонни понадобился аспирин, и Резник, сидевший в своём кабинете и слышавший, как ветеринар с криком промчался мимо, удивился. В зимнем саду на столике всегда стояла аптечка, и горничная Светочка следила, чтобы лекарства в ней всегда присутствовали в полном ассортименте. А теперь, выходит, в аптечке нет простейшего аспирина?

Резник понял, что он уже не сможет сосредоточиться на документах, и вышел в коридор. Он услышал разбирательства ветеринара с горничной.

— Ты что, горстями его жрёшь? — грубо поинтересовалась Светочка, которая терпеть не могла это рыжее чудовище, как она его называла.

— Я не жру, я кушать, — обиделся Джонни.

За последние несколько месяцев у него произошёл большой прогресс в плане знаний русского языка. Конечно, он говорил с акцентом, и неправильно ставил ударения, а о падежности и речи не было, однако же домочадцы стали его понимать гораздо лучше.

— С ума сойти, — проворчала горничная, — я всего лишь неделю назад положила в аптечку четыре упаковки аспирина! Джонни, это не витаминки, их нельзя есть горстями!

— Я не есть, — обиделся он снова. — Я делать раствор эвкалипта…

— О господи, — вздохнула горничная, быстро сообразив, что к чему. — Если ты будешь делать раствор из аспирина для этих громадных эвкалиптов, мы скоро разоримся!

Резник, которого не видно было за колонной, улыбнулся. Светочка была максималисткой, и хозяйское добро жалела, берегла, и не позволяла обращаться с ним непотребно кому бы то ни было.

— Я давать деньги, ты — давать аспирин, — заявил Джонни.

— Ладно, — проворчала горничная, — попозже принесу тебе твой аспирин!

Резник вышел из-за колонны, когда рыжая вихрастая голова Джонни исчезла в лифте. Светочка продолжала натирать бронзовые перила лестницы. Именно лестница была её идеей фикс, и она постоянно натирала её до блеска.

Резник как-то пошутил, что этак она протрёт слой бронзы, и он с ужасом обнаружит, что вместо чистой бронзы ему преподнесли просто металл, покрытый бронзой.

— Рассоришь меня с Андреем, — смеялся он.

Андрей работал архитектором — дизайнером, который не без участия Любови Андреевны строил этот дом для Резников.

Анатолий Максимович подошёл к Свете и пожурил её:

— Ну, зачем ты обижаешь Джонни? Он же как ребёнок! Вздумалось ему опрыскивать раствором аспирина листья эвкалипта, пусть опрыскивает!

— Лишь бы коал не потравил, — пробурчала горничная. — Просто этот аспирин исчезает прямо на глазах, я уже замучалась покупать его! Вчера даже Любовь Андреевну просила, когда она ехала с работы!

Резник пожал плечами. На его взгляд, ничего страшного в количестве аспирина не было, и, если Джонни знает, что делать, значит, всё в порядке. Он читал зоожурналы, которые ему стабильно привозили из Австралии, и, возможно, откуда-то почерпнул эту идею с аспирином.

Анатолий Максимович решил спуститься в столовую и выпить кофе, как вдруг насторожился.

— Ты сказала, что Любовь Андреевна вчера покупала аспирин?

— Нет, — улыбнулась Света. — Любовь Андреевна забыла его купить! Я сказала, что просила её об этом!

— Наверное, ты спутала, — улыбнулся Резник. — Люба плохо себя чувствует, и пока что на работу не ездит. У неё болело сердце, и доктор ей посоветовал отлежаться дома.

— Но вчера она выезжала, — упорно гнула свою линию Светочка. — Примерно часа в три, а вернулась около восьми, как раз к ужину. И забыла про аспирин совершенно!

Резник что-то пробормотал и машинально спустился в столовую по лестнице. Он начинал толстеть, поэтому старался как можно реже пользоваться лифтом. Тут что-то было не так. Прошло несколько дней с того момента, как у Любы прихватило сердце. Он свозил её к Борщову, тот не нашёл никаких патологий, но посоветовал ей повременить с работой и не ездить в свой благотворительный фонд хотя бы недельку. Она согласилась, и Резник был уверен, что Люба целыми днями находится дома. По крайней мере, она уверяла его, что с утра до вечера читает и смотрит телевизор, и оживает только к вечеру, когда со службы подтягиваются все домашние.

Значит, она вчера куда-то уезжала и отсутствовала около пяти часов. Где она была? Парикмахер, косметолог, тренер — все жили в гостевом домике на территории, принадлежащей Резнику. Никаких важных дел у неё не планировалось, иначе он бы об этом знал. К тому же её благотворительный фонд совершенно спокойно мог обойтись и без неё. Где же была жена?

Он потёр переносицу и некстати вспомнил этот медицинский центр «Радуга», в котором, как она уверяет, ей делали ЭКГ. Как оказалось, центра с таким названием в Москве нет. Но Резник не стал настаивать на этом, усугубляя ситуацию. Он понимал, что, в принципе, «Радуга» может существовать, но в обход налогов, без лицензии, соответственно, без номера телефона в справочной службе. И всё-таки ему не понравилось, что жена нервничала, когда говорила об этой дурацкой «Радуге», и не могла вспомнить район, в котором находится медицинский центр. Равно как и Валентина Назиповна внезапно теряла память, когда речь шла о «Радуге».

Резник постарался забыть об этом странном инциденте, и вот тебе на: оказывается, Люба уезжала вчера из дома и вернулась только перед его приездом, а он ничего и не знал. А она и словом не обмолвилась. Ну разве так можно — совсем не щадить себя! И ладно бы, благотворительный фонд требовал её постоянного внимания и присутствия, так ведь нет! Он отлично функционировал и без Любы! Может быть, всё-таки Светочка напутала?

Резник заглянул в гостиную и увидел жену, сидящую перед домашним кинотеатром. Она пила коньяк из пузатого бокала и смеялась, глядя на экран. Мила сидела рядом с ней и тоже пила янтарную тягучую жидкость. Они любили по вечерам посмотреть какую-нибудь дурацкую комедию на DVD.

— Можно тебя на минуту? — тихо попросил Резник жену.

Она, с сожалением отрываясь от экрана, поднялась и вышла из гостиной.

— Что-то случилось?

— Да нет, пустяки, — уклончиво ответил он. — Я просто хотел узнать, почему ты не выполняешь предписания доктора. Гена же советовал тебе отлёживаться дома! А ты вчера отлучалась…

— Я и так постоянно дома, — немедленно взвилась жена, — так ты хочешь вообще сделать меня домохозяйкой? Меня уже тошнит от твоих допросов! С каких пор я обязана докладывать тебе обо всём, что происходит со мной в течение дня?

Она рассерженно фыркнула, повернулась на своих каблучках и вернулась в гостиную, к телевизору.

Резник, которого словно окатили ледяной водой, остался стоять на месте. Подумать только, что сейчас было? Что случилось с мягкой, нежной, заботливой женой? Почему она позволила себе повысить на него голос, и вообще смотрела на него почти с ненавистью?

Что происходит в этом доме, доме, который долгое время был для Анатолия Максимовича солнечным пятном в тёмном мире? В этот дом, где бы ни был Резник, ему всегда хотелось вернуться, в его волшебную, тёплую и дружелюбную, семейную обстановку, всегда пахнущую чем-то вкусным и домашним. Все приятели и знакомые отмечали этот факт, и завидовали этой семье. Даже Павлик, сын, который должен был ехать учиться в Англию после школы, наотрез отказался от Кембриджа, предпочёл МГУ. Впрочем, в Кембридж ему всё же пришлось поехать — на годичные языковые курсы.

Он не захотел на несколько лет исчезнуть из жизни этого дома, выпасть из доброй и любящей атмосферы. И вот теперь, Резник с огорчением вынужден констатировать, что этот дом уже некоторое время как лишился этой волшебной атмосферы покоя и любви. Когда это случилось, в какой момент? Когда Павел познакомился со своей азербайджанкой, принёсшей семье столько неприятностей и переживаний? Когда он решил покончить с собственной жизнью, узнав о смерти своей девушки, и полез в петлю?

Когда он женился на Миле? Или сейчас, когда что-то происходит с женой, что-то непонятное, странное? Резник чувствовал, что это неправильно, что такого быть не должно. Но это было. И теперь ему придётся с этим жить? Или попытаться разобраться, что происходит?

И вдруг в его голову пришла совершенно иная мысль: а надо ли ему знать, что происходит? Будет ли ему от этого легче? И, главное, хочет ли этого он сам?

Жанна с трудом понимала, что ей говорит главврач. Её так называемый муж исчез? Вот так вот запросто исчез с больничной койки? Пролежав на ней несколько месяцев в коме?

В это было трудно поверить. Хотя она тут же вспомнила свою последнюю встречу с Мальчиком. Он лежал в больничной палате, бледный, с заострённым лицом, словно у покойника, к нему был подключён аппарат искусственной вентиляции лёгких и ещё какие-то проводки. Жанна на тот момент уже перестала быть Ириной, она вспомнила, кто она на самом деле. И ненавидела Мальчика за то, что он сделал с её жизнью. Но она тогда только родила, и не способна была совершить то, за чем пришла в палату ко мнимому мужу. Она хотела отключить от электропитания все эти его аппараты. Всего лишь щёлкнуть тумблером, и всё. Дело было бы сделано. Она честно пыталась это сделать, но не смогла. Не хватило силы духа. Во-первых, она в большей мере была Ириной на тот момент, а Ирина — мягкая, нежная и робкая, была не способна лишить жизни кого бы то ни было. А во-вторых, Жанна была уверена, что Полина — дочь Мальчика. И она не могла решиться оставить своего ребёнка без отца. Она пообещала себе вернуться, когда будет в силах выполнить свой план. И вот теперь, после той сокрушительной новости, которую она узнала, вернулась сюда, чтобы закончить начатое неведомым союзником, и оказалось, что Мальчик исчез. Человек, находящийся в глубокой коме, сам поднялся с постели, отцепил от себя все проводки и капельницы, и спокойно покинул больницу.

Это было непостижимо. Но Мальчик — хитрый, коварный, сообразительный. Умный, наконец. И очень сильный, очень живучий. Никто бы не выжил с простреленной головой, а он выжил. И даже выкарабкался из своей комы. Хотя, когда Жанна видела его, она успела заметить, что он открыл глаза и наблюдает за ней. Она даже сказала ему что-то, но, если честно, была уверена, что это просто рефлексы, и на самом деле он ничего не слышит. В конце концов, несмотря на все свои достоинства и поистине кошачью живучесть, Мальчик всего лишь человек, обычный смертный.

Врач сказал, что Мальчик не скоро очнётся, если вообще очнётся когда-нибудь, несмотря на положительную динамику. Значит, этот подонок сумел обмануть не только Жанну, но и врачей! Он улизнул прямо у неё из-под носа, буквально несколько дней назад. Неужели почувствовал её приближение своим звериным чутьём?

И что ей делать дальше, где его искать? А найти его она должна, просто обязана. За ним числится должок, который он будет вынужден непременно вернуть.

Жанна задумчиво вышла из больницы и направилась к дому, в котором они жили вместе с Мальчиком.

Вопреки ожиданиям, сердце у неё защемило, когда она смотрела на солидный белый дом с колоннами, ухоженным двором и дорожками, посыпанными гравием. Всё-же, несмотря на свой двадцать один год, Жанна набралась опыта, и уже понимала, что нельзя просто так взять и вышвырнуть из жизни несколько месяцев. Это всё равно было, хотела она того или нет. И не надо лгать самой себе, ведь даже будучи Ириной, она была счастлива. И в какие-то моменты ощущала это счастье, хотя и чувствовала, как давит на неё то, что её память оказалась неспособна воспроизвести все события её настоящей жизни.

Жанна решительно вошла в калитку, подошла к дому и позвонила. Звонок не изменился, такая же заливистая трель огласила появление гостя. Дверь открыл мужчина средних лет. Жанна видела его мельком, на подписании договора о покупке дома.

Он сразу же её узнал и пригласил войти.

— Я насчёт… мужа, — с трудом выговорила она.

Ведь этот мужчина не знает историю её жизни, и она вовсе не намерена открывать ему душу и сердце. Поэтому пускай он считает Мальчика её супругом, тем более что он его ни разу не видел.

— Он приходил к вам некоторое время назад? — добавила она.

— Если ваш муж — высокий молодой блондин, то да, был примерно неделю назад, — согласился мужчина.

Жанна старалась припомнить, как его зовут, но не могла.

— А чего он хотел? — постаралась она спросить как можно небрежнее. — Он вам угрожал?

— Угрожал? — удивился мужчина и улыбнулся. — Да бог с вами, Ирочка! С чего это вдруг он будет угрожать? Нет, конечно! Правда, он был удивлён, увидев меня в доме, так что пришлось показать ему документы о покупке жилья. Он спрашивал меня о вас. Но я сказал ему, что видел вас всего лишь два раза — когда смотрел дом, и во время подписания договора.

Жанна вздрогнула, когда он назвал её Ирочкой. Надо же, оказывается, они виделись дважды, а она запомнила только момент подписания.

Она попрощалась с человеком, который купил у неё этот дом, и вышла за ворота.

Закурила, отворачиваясь от ветра, и поняла, что вряд ли когда-нибудь сумеет найти Мальчика. Если он сбежал, не поставив в известность лечащего врача, и не получив свои документы, значит, он не знает, что Жанна подобрала ему маленькую квартирку на окраине города и прописала его туда. Ей нужны были деньги, и она продала этот дом. Конечно, это было не совсем законно, но с помощью хрустящих зелёных бумажек, а также влиятельных знакомых, все дела улаживаются весьма просто. Надежда, бывшая нанимательница Жанны — Ирины, владелица ювелирной мастерской, помогла ей оформить продажу — покупку без подписи мужа, то есть Мальчика, находившегося в то время в коме.

На данный момент Жанна восстановила свою московскую прописку, доказав служащим паспортного стола, что является живой и здоровой.

Это было странно и неприятно — оказалось, что все считали её погибшей. Её машина была найдена на стройке, и в ней нашли обгоревший труп девушки. Никто не сомневался, что это Жанна.

Она вспомнила лицо Тофика, когда он увидел её возле свадебного салона, куда Жанна относила заказ — эскиз обручальных колец для Милы.

Она тогда ещё не знала, что он — Тофик, её двоюродный брат. Вернее, не помнила. А он, будучи уверен в том, что Жанна мертва, не поверил собственным глазам. Так и стоял, выпучившись на неё, как деревенский простачок, увидевший летающую тарелку.

Помимо воли, Жанна хихикнула, и направилась к дороге. Она не поехала на машине. Сама водить не любила, хотя и умела делать это мастерски. А брать на роль водителя кого-то из Семьи просто не захотела. Поэтому в этот город она приехала на поезде. В одиннадцать часов вечера будет обратный поезд, и она вернётся в Москву рано утром или поздно ночью — кому как больше нравится.

Сейчас же она поймает машину и доедет до той квартиры, в которую прописала Мальчика. Чем чёрт не шутит, может быть, он узнал, что теперь ему принадлежит однокомнатная клетушка вместо роскошного большого дома?

Надежды на это было мало, но всё-же проверить следовало. Жанна махнула рукой, затянутой в лайковую перчатку перед носом водителя, сидевшего в стареньких «Жигулях».

Как и следовало ожидать, в квартире никого не оказалось. Жанна сунула ключ в замок, вошла в пыльное пространство и поняла, что Мальчик сюда даже не заходил. На всякий случай она поинтересовалась посещением данной квартиры красивым блондином у соседей, и получила отрицательный ответ. Значит, Мальчик не знает о своей новой прописке. Что же он теперь делает? Где он?

Жанна почувствовала разочарование. Как она сможет найти его, если он, скорее всего, уехал за границу? Где она будет его искать? А найти Мальчика надо обязательно! Она не сможет спокойно жить, пока не отомстит за то, что он сделал с её отцом и с ней самой.

— Ух ты, ну и штучка, — выдохнул Саша Кравчук, известный стилист, и указал мизинцем с длинным, украшенным стразами ногтём, в сторону. Он был очень симпатичный, и, если бы не выставлял напоказ свою нетрадиционную сексуальность, то никто бы и не заподозрил в этом крашеном блондине с нежной чёлочкой обычного педика. Впрочем, об этом трудно судить, потому что Саша, много лет пользующийся интимными услугами молодых людей, не отдавал себе отчёта в том, как он выглядит, и не стремился скрыть свою сущность.

Он уставился на красивого манекенщика, гордо дефилирующего по подиуму. Парень был черноволос, с кудрями почти до плеч, мускулист и сексуален. Мила тоже обратила на него внимание, и теперь с неудовольствием думала, что она и её дядя — соперники в борьбе за тело этого манекенщика.

Куда же катится мир, если девушка перед знакомством с мужчиной должна думать, к какой лиге он принадлежит — к гетеросексуалам, гомосексуалам или вообще работает на два фронта?

Впору было заключать пари с Сашей, но Миле стало скучно. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, она принялась вместо подиума смотреть вокруг себя, и обнаружила, что персонажи в небольшом зале гораздо интереснее, чем персонажи на подиуме. В конце концов, это рядовой показ модельеров Даши Пигаль и Валерии Андрейкиной. И модели тоже не представляют собой ничего особенного, не Линда Евангелиста и даже не Наташа Семанова. Так, обычные плоские девчонки, некоторым из которых нет и шестнадцати. Многие были откровенно некрасивы, и Мила удивлялась, как таких страшилок могут выпускать на люди. И всё-же показы мод традиционно собирали вокруг себя некий бомонд, элиту, поэтому Мила, получившая новый статус жены сына олигарха, неизменно приглашалась на подобные светские мероприятия.

Она заметила невдалеке Анну Щедрину, певичку с писклявым голосом. Та была худой, но обладала довольно внушительным бюстом. «Не иначе как силиконовый» — решила Мила, радуясь, что она пока что ещё не вставляла имплантанты в собственное тело, а, наоборот, избавлялась с помощью липоксации от некоторых его излишков.

Она вспомнила случай годовой давности, когда охранник Щедриной практически изнасиловал пьяную Милу в её же машине. Правда, потом это снова повторилось — теперь уже с подачи самой Милы Илиади. Машина на тот момент была другая… Но вот тот, первый случай…

Миле почему-то казалось, что он произошёл не без участия, правда, гипотетического, Анны Щедриной. Она смутно помнила, что когда-то давно они то ли сцепились на людях, то ли поспорили, и Щедрина оказалась выставленной в неприглядном свете перед широкой публикой. Наверняка она с тех пор затаила на Милу злость, и долго ждала момента, чтобы отомстить. И в конце концов использовала собственного телохранителя для этой цели. А чего она ждала? Что Мила побежит в милицию и заявит на него? И что все узнают о её позоре? Или это телохранитель должен был всем рассвистеть, что трахал Милу в машине? Ничего такого не произошло. Мало того — телохранитель переметнулся к Борзаковскому, оставив Щедрину в растерянности и поисках нового телохранителя. После этого Мила ещё раз с ним встретилась, и снова в машине…

Она мечтательно улыбнулась и поймала неприязненный взгляд Щедриной. Послав ей ослепительную улыбку, Мила отвернулась и нахмурилась. Точно! Что-то между ними было! Ну, теперь настал её черёд отомстить этой гадине.

После показа Мила должна была исполнить свою новую песню. Позвали именно её, а не Щедрину! Значит, надо это как-то обыграть, показать всем, что Щедрина — уже полный отстой. Только как это сделать? Певица отгоняла от себя назойливые мысли о том, что теперь она пользуется бешеным спросом только потому, что стала женой младшего Резника. Лучше бы вместо этих мыслей им на смену пришли другие, подсказавшие ей, как можно проучить эту гадину с фальшивым голосом!

Мила задумалась и чуть не пропустила момент, когда ей надо было выходить на сцену.

Анатолий Максимович Резник, чтобы сбросить напряжение последней рабочей недели, решил встретиться со своим другом, а теперь и в каком-то роде напарником, наперсником, соратником, Ковалёвым Владимиром Ильичом.

Он вошёл в уютный небольшой бар, где уже сидел Ковалёв. Бар располагался на краю Москвы, и друзья рассчитывали, что в нём не придётся опасаться неприятностей. Кроме того, охрана Резника быстро осмотрела помещение и проводила Резника к столику. Для Анатолия Максимовича стало сюрпризом то, что Ковалёв оказался не один. Рядом с ним сидела хорошенькая блондинка с глупым кукольным личиком. Она жеманно протянула Резнику руку для поцелуя, оцарапав его ладонь острыми коготочками сумасшедшей длины, покрытыми ярко — красным лаком.

Он сделал вид, что не понял, просто пожал руку девушки и вернул её хозяйке. Та распахнула голубые глаза и обиделась. Резник усмехнулся. Ох уж эти подростки —переростки!

Выждав момент, пока Марина удалилась в дамскую комнату, он наклонился к другу, светящемуся жаждой жизни, и тихо спросил:

— А ты знаешь, что в нашей стране общение с несовершеннолетними может носить уголовно наказуемый характер?

— Ну что ты, — рассмеялся Ковалёв, — ей уже двадцать один! Просто она так выглядит. Здорово, правда?

Резник пожал плечами. На его взгляд, ничего хорошего в том, чтобы встречаться с девушкой, которая намного младше собственной дочери, не было. Но Ковалёв аж светился от счастья и переполнявшей его любви, и к тому же он уже давно не видел друга таким бодрым и деятельным. Если эта глупая кукла Марина сделала такое — то Резник ей бесконечно благодарен!

Жаль, что им не удалось в этот вечер поговорить о делах, но, впрочем, Ковалёв это сделал намеренно.

— Тебе надо отдохнуть и отвлечься, — сообщил он, потягивая кампари, — ты на себя перестал быть похож. Весь какой — то загруженный, напряжённый! Расслабься, дружище! Тебе надо хорошо потусоваться, поколбаситься под музыку, оттянуться на полную катушку!

Резник весело взглянул на друга. Надо же, тот даже стал употреблять молодёжный сленг. Оттянуться, тусоваться, колбаситься… С ума сойти! Вот уж действительно, с кем поведёшься… Может, Ковалёв ещё начнёт рэп читать, и носить растянутые толстовки и бейсболки?

Кто бы мог подумать, что степенный и солидный Вовка Ковалёв, будучи депутатом, сойдёт с ума от любви к какой-то маленькой дурочке? Такое даже представить было невозможно! И, потом, Марина была опытной девушкой, это бросалось в глаза. Наверняка, через неё прошло много мужчин! Но влюблённый Ковалёв этого не замечал. Резник не стал портить ему настроение. Что ни говори, если его устраивает эта девушка, пусть наслаждается жизнью. Чего нельзя сказать о Резнике. Он не мог отвязаться от мысли, преследовавшей его и дома, и на работе: что случилось с женой? Что произошло? Что она от него скрывает? И на работу ли она ездила в тот день, когда Светочка её случайно выдала? И вообще, где она бывает в то время, когда он находится вне дома?

Он снова вернулся в своё привычное нервозное состояние, и помрачнел. Ковалёв заметил это, и хлопнул приятеля по плечу.

— Не грусти, Толян, — бесшабашно проговорил он, подражая простецкому рубахе — парню, — мы и тебе девочку подберём, только свистни!

Резник невольно засмеялся от такого обращения. Марина не сводила с него кукольных огромных глаз и тоже улыбалась. Она только что узнала от любовника, что Резник владеет нефтяным холдингом, тогда как Ковалёв — всего лишь депутат. Не пора ли поймать более крупную рыбку?

Настя искренне не понимала, что случилось с её Тофиком. Почему вдруг, уже после того, как они решили пожениться, он отдалился от неё? С чего это он перестал ей звонить, а, когда звонила она, бросал трубку? Что произошло, он так и не сказал. Тофик больше не встречается с ней, не приглашает её никуда, не хочет с ней видеться. И всё с того момента, когда он узнал, что его брат потерял зрение, после того, как на их дом совершили нападение скинхеды. Но причём тут она, Настя? Да, ей жаль Рафата, но почему они с Тофиком должны из-за этого расстаться? И как раз в тот момент, когда Тофик сделал ей предложение, и она его приняла? Настя попыталась мыслить логически, проанализировав ситуацию и разложив её по пунктам. Итак, Тофик сначала сделал предложение, а потом исчез. Сменил номер мобильного. Сам не звонит и не пытается встретиться. Когда она совсем недавно отиралась возле его офиса, и, увидев, как он выходит из помещения, бросилась к нему, Тофик моментально скрылся в здании. Сама Настенька войти туда не могла, потому что доступ ей преграждали дюжие охранники, здоровые молодцы. Они никак не реагировали на кокетливые улыбки девушки, её откровенные намёки, и мольбы, которые пошли в ход самыми последними. Настя осталась с носом.

В конце концов она отступилась от Тофика, после множества манипуляций, должных вернуть его. Ей было обидно и неприятно, что он так поступил с ней, но Настя решила забыть о нём. Клин клином вышибают, и она стала встречаться с Сергеем, с которым познакомилась в супермаркете. И всё-же обида на Тофика не давала ей спокойно жить. Может быть, он увлёкся другой женщиной, и разлюбил её? Но почему бы ему не сказать об этом откровенно? Почему он избегает её, прячется, ведёт себя так недостойно, совсем не как мужчина? Она не имеет возможности подойти к нему ближе чем на десять метров, не кричать же с такого расстояния! Да и, потом, Настя тоже научилась уважать себя.

Её мысли снова вернулись к тому дню, который оказался последним в их отношениях с Тофиком. Они стояли около модного свадебного салона, ожидая Милу, меряющую свадебное платье, а потом Тофик повёл себя странно. Вначале он уставился на молодую женщину, ничем, на взгляд Насти, не примечательную. А потом даже назвал её по имени, хотя женщина не обернулась. Насте он ничего не стал объяснять, однако же она сообразила, что он спутал незнакомку со своей погибшей сестрой. Любовь Павлика и Жанны, которую Настя никогда не видела, проходила на глазах у Насти. Она же жила в доме Резников, когда Павел сначала был влюблён, потом страдал, когда Жанна оставила его, а потом и вовсе чуть было не свёл счёты с жизнью, узнав, что возлюбленная умерла. Настя видела сквозь окно в салоне, что женщина, которую Тофик принял за Жанну, разговаривает с Милой. И потом, конечно, она выяснила, что к Миле приезжала Ирина, сделавшая эскиз для амулета. Естественно, это не Жанна, ведь её останки нашли в сгоревшей машине! И всё-же именно после этой встречи Тофик исчез. Может, это и совпадение, но такие совпадения Насте не нравились. А что, если Тофик был тайно влюблён в свою двоюродную сестру? И потом, встретив эту Ирину, решил встречаться с ней, а не с Настей? Девушка понимала, что эта версия довольно слабенькая, и не выдерживает никакой критики, однако же других предположений у неё не было. Тофик просто променял её на другую. На эту Ирину ли, нет, неважно. Настя сначала расстроилась, а потом разозлилась. Вот она, цена всех слов, которые он ей говорил, и предложения, которое сделал. Вот, значит, как он с ней поступает? Значит, он нашёл себе другую подружку, которую счёл лучше Насти. А чем она плоха? Разве она страшная? Нет. Разве тупая? Тоже нет. Разве она не любила его так сильно, что согласилась стать его женой? Разве не устраивала ему потрясающие сексуальные сцены в постели?

Настиному возмущению не было предела. Вот бы увидеть новую избранницу Тофика, и повыдергать ей жидкие волосёнки! Настя почему-то не сомневалась, что волосы у подружки бывшего жениха обязательно будут жиденькими, а сама она — тощая, блёклая и невыразительная. Вот. И с выпученными глазами, как у рыбы.

Настя подошла к зеркалу и взглянула на себя. Ну да, если говорить совсем откровенно, она, конечно, не красавица. То есть не классическая красавица. Но ведь у неё нет явных недостатков. Нос не длинный, рот не огромный, ну, полновата капельку, ну и что?

Настя отошла от зеркала. Настроение у неё испортилось. Но разве может так быть, что Тофик вдруг разлюбил её? И то, что в ней нравилось, вдруг резко нравиться перестало? Так не бывает. Разве что он влюбился в другую девушку, или у него изменился вкус.

Настя задумалась. Ей предстояло выяснить, хочет ли она снова иметь Тофика в своём распоряжении, или нет. И если да, то придумать план по его возвращению.

В дверь позвонили. Настя вздохнула и направилась в прихожую. Это Сергей пришёл с работы, отчего-то он не любит открывать дверь своим ключом, и предпочитает, чтобы Настенька встречала его на пороге. Перед тем, как повернуть ключ, она навесила на лицо улыбку, и, распахнув дверь, прыгнула на крепкого и высокого Сергея, сумевшего устоять на ногах. Настя пока ещё жила с ним и в его квартире, поэтому ей необходимо было проявлять внимание и заботу по отношению к своему новому другу. До тех пор, пока она не сумеет вернуть Тофика.

Мила спела свой последний хит, вернее, то, что она считала хитом, и изящно поклонилась. Под громкие аплодисменты она продолжала стоять на сцене и держать микрофон. Зал понял, что она собирается что-то сказать, и притих.

— Спасибо, что слушали меня, — пошутила Мила, выдержав паузу, чтобы дать народу время посмеяться. — Также спасибо нашим модельерам Даше Пигаль и Валерии Андрейкиной, которые способствовали моему выходу на сцену…

(снова пауза). Я рада, что они выбрали именно эту мою последнюю песню, хотя она и не связана с модельным бизнесом! ( теперь уже хихикнула сама Мила). — Но я хотела бы представить ещё одну песню, которая гораздо больше подходит для сегодняшнего случая. Она называется « Страсть и подиум». И поёт её Анюта Щедрина. Вернее, пела когда — то, во времена моего детства…

Эта пауза была гораздо длиннее предыдущих, чтобы зрители сумели обмозговать услышанное. Мила наслаждалась каждой секундой, видя в глазах Щедриной сначала удивление, потом испуг, а теперь откровенную враждебность и беспокойство.

Мила шепнула несколько слов своим музыкантам на сцене, и те послушно заиграли начало этой красивой песни. Мила когда-то постоянно напевала эту песню, она ей очень нравилась. Так что за исполнение можно было не волноваться. Зрители, вспомнившие этот старый хит, с удовольствием слушали Милу Илиади. Правда, хит был не настолько стар, каким его хотела выставить Мила. К тому же Щедрина старше её всего лет на шесть — семь. И всё-же Илиади не могла отказать себе в удовольствии подразнить соперницу и немного поизмываться над ней.

Заканчивая петь, она не удержалась и взглянула на Щедрину. Та сидела, вцепившись в подлокотники кресла, со всех сторон ощущая насмешливые взгляды, бросаемые на неё модной тусовкой.

Мила поняла, что нажила себе врага. Но это её уже не пугало. В конце концов, она теперь — миссис Резник, невестка могущественного нефтяного магната. А кто такая, вернее, что такое, эта худосочная Щедрина, обманывающая журналистов, что ей ещё нет и тридцати, со своими тонкими ручками — ножками и слегка выпирающим пузиком? Настоящий сорокалетний пупсик! Ха! Мила послала ей воздушный поцелуй и под громовые аплодисменты удалилась со сцены. Сегодня свершился её триумф, она наконец-то отомстила этой гадине. За тот фокус с телохранителем. Хотя Мила и из того случая умудрилась выжать максимум удовольствия, и всё же…

Это стоило отметить.

— Рванём в «Сыр»? — предложила она Кравчуку, ошеломлённому поведением племянницы. — Или в «Орландо»? Я угощаю…

Жанна сидела в «Орландо» и наслаждалась изящной средиземноморской кухней, которую вдруг полюбила. Она заметила, что после обратного превращения из Ирины в Жанну её прежняя сущность, то есть сущность Жанна до того момента, как она стала Ириной, претерпела немалые изменения, и не только в характере, но и во внешности, и во вкусах.

К примеру, прежняя Жанна одевалась дорого, но строго. Только спокойный офисный стиль — тёмные костюмы, светлые блузки, и обычно — брюки. Юбки казались ей неудобными, они сковывали движения. Кроме того, она умудрялась порвать чулки или колготки, если одевала юбку. Никаких украшений, кроме бриллиантового набора, состоящего из серёг и браслета, подаренных отцом. Она, конечно, любила драгоценности, тем более что Малик щедро дарил их ей на любые праздники, но она почти не носила другие комплекты, предпочитая периодически перебирать драгоценности, и складывать их обратно в шкатулку.

Прежняя Жанна практически не красилась, предпочитала естественный цвет волос, и в парикмахерских только подстригала концы волос, чтобы не секлись. У неё были роскошные длинные чёрные волосы. Этот негодяй Мальчик обстриг их, пользуясь её беспамятством, и одно время Жанна носила стрижку. Впрочем, вернувшись в Москву, она сделала наращивание волос, и не слишком беспокоилась из-за своего нового облика, который максимально был приближен к тому, до свершившихся событий. Но девушка вдруг внезапно поняла, что ей хочется быть красивой. Что хочется носить красивые, изящные вещи. Красить ресницы и губы. Пользоваться дорогими духами, а не только пенами и солью для ванн, которые она любила в прежние времена. Ей хотелось бывать в ресторанах не только с целью делового обеда, а просто наслаждаясь вкусной пищей и отдыхом.

И, если раньше она любила куриное мясо, и предпочитала его, то сейчас обратила внимание на рыбную кухню. В соответствии с религией свинину ей было нельзя есть, так что, после того как она почувствовала отвращение к курятине, пришлось волей — неволей переметнуться на рыбу, но она не жалела о своих новых вкусах. Жанна постигала все краски мира, с юной жадностью, и удивлялась, что столько времени не замечала их, обращая внимание только на то, что ей казалось важным. А важным казались лишь дела отца, забота о Семье.

Она сидела напротив Тофика, поглощающего сложное карпаччо из говядины. Подумать только, а ведь раньше она считала его пустышкой, глупым и безвольным парнем, только потому, что он старательно заботился о своей внешности, любил жизнь и пользовался успехом у противоположного пола. Кроме того, её раздражали шуточки Тофика, который играл в КВН в бригаде «Парни из Баку». То есть, не в бригаде, конечно, а в команде…

Теперь всё изменилось. Теперь она смеётся над его шутками, не считает его пустым и никчёмным и пользуется его советами по части модной одежды. Это Тофик подсказал ей магазины, где можно приобрети красивые вещи, это он проинспектировал весь её гардероб и посоветовал оставить только брючный костюм и пару — тройку кофточек. Это он научил её разбираться в меню ресторанов, и общаться с официантами так, чтобы они обслуживали быстро и аккуратно, не обсчитывая при этом.

С Тофиком было приятно и легко, пусть даже он и не годился на роль её помощника в делах Семьи. У Жанны вообще не было помощников в этом деле. После её возвращению в группировку, она обнаружила, что Шахид умудрился испортить все отношения с чиновниками и нужными людьми, вследствие чего наркотический бизнес уже перестал приносить доход, рынки работали вполсилы, потому что их постоянно закрывала то пожарная служба, то санэпидемстанция. Почти все автосервисы также оказались закрыты. В результате многие члены Семьи пристроились работать на других хозяев и другие рынки, некоторые вообще покинули Семью, перейдя в родственные группировки, кое-кто отбывал срок, а остальные уже довольно равнодушно относились к будущему Семьи — которую построил Малик. Они словно чувствовали, что никакого будущего у неё нет. В результате фанатичного стремления Шахида досадить Резнику, забрать у него эту злосчастную каспийскую скважину, каждый из приближённых — ранее к Малику, а теперь к нему, стали перетягивать одеяло на себя. Шахид словно бы не замечал трудностей и убытков, которые с каждым днём нагромождались всё больше, и все силы отдал на борьбу с русским олигархом. Рафаэль, который отвечал за наркотики, отмывание так называемых «грязных» денег и обналичивание «чистых» в подконтрольных банках, почувствовал, что контроль над ним ослаблен, а, значит, можно набивать собственную мошну, не заботясь об общей кассе. Если Шахид, лидер Семьи, о ней не думает, почему же должен заботиться Рафаэль? Примерно так же думали и другие. А теперь, после автомобильной катастрофы, когда Шахид и вовсе был в Швейцарии уже несколько месяцев, в Семье произошёл раскол. Группировка уже не была столь сплочённой и деятельной. Без лидера стало понятно, что эту группу людей необходимо курировать, сами они не справятся. Так что с точки зрения сохранения Семьи Жанна появилась очень вовремя.

Изменившаяся Жанна хотела внести новшества в жизнь всех членов Семьи. После рождения Полины она не собиралась рисковать своим будущим, и мечтала перевести Семью в легальный бизнес. Именно об этом она сейчас и разговаривала с Тофиком, и он утверждал, что это невозможно.

Жанна и сама чувствовала, что это будет невероятно сложно, и, конечно же, у неё получится далеко не всё. Но игра стоила свеч, хотя бы ради дочери.

Именно ради неё она так изменилась. Кто бы мог подумать, что Гусейнова Жанна, став матерью, откажется от своих привычек и осознает, что самое ценное в жизни — это сама жизнь?! И проживать нужно именно свою жизнь, а не чью-либо. Черновиков нет ни у кого, всё пережитые минуты никогда уже не перепишутся набело, поэтому отныне она дорожила каждым мгновением своей новой, насыщенной жизни.

— Что ты будешь делать? — в который раз за вечер спрашивал Тофик.

Он волновался за сестру, зная, что отец возвращается уже завтра. И, уж конечно, он ни за что не спустит племяннице триумфального возвращения и воскрешения из мёртвых. Это совсем не входит в планы Шахида. Он очень много сил и времени положил на борьбу с Резником, и в конце концов от Семьи остались лишь лохмотья. Резник долгое время не обращал внимания на азербайджанского выскочку, и всё-же в один момент не выдержал. Он почти уничтожил группировку, остался ещё шаг, ну, может быть, два. И всё.

Но Резник пока притаился. Шахид несколько месяцев лечился в Швейцарии, и, конечно, оставил олигарха с его каспийской нефтяной скважиной в покое. Тот, кажется, оказался не слишком кровожадным. Но ведь Шахид завтра возвращается! Тофик знал, что отец не откажется от своего намерения урвать у Резника сладкий кусок. Значит, война будет продолжаться. Пока Семья полностью не будет уничтожена!

Этого никто не хотел. Но упрямый Шахид был уверен в своей победе над русским магнатом, и, потеряв столько сил, не хотел отступать. Вернее, не хотел утратить свою репутацию, от которой и так остались одни лохмотья. Только поэтому Тофик желал, чтобы Жанна осталась в Семье.

Вон она какая стала — спокойная, мудрая, рассудительная. Теперь, прежде чем что-то сказать, она долго думает, взвешивает все «за» и «против». А раньше, чуть что не так, она рубила головы направо и налево. Новая Жанна Тофику нравилась. Даже приближённые к руководству группировки Камал, Юнус, Вагиф и Рафаэль — сказали, что не будут протестовать, если Жанна решит остаться в Семье. Правда, никто из них не собирался отдавать ей власть, и всё-же первая победа девушки уже состоялась. Уж во всяком случае, никто не протестовал, когда Жанна развила бурную деятельность, стараясь вернуть Семье хотя бы часть утраченных позиций.

— Знаешь что, давай пока не будем говорить об этом, — улыбнулась она, отвечая на вопрос двоюродного брата. — Просто посидим, отдохнём. А завтра будет видно. Я, как Скарлетт О Хаара, подумаю обо всём завтра…Бабушка звонит?

Камиллу Аскеровну после смерти Малика и исчезновения Жанны отправили в Ленкорань, к многочисленной родне. Следить за ней было некому, а Шахид, конечно, почитал мать, оплачивал её щедрое содержание, но решил держать подальше от себя. Камилла Аскеровна доставляла немало хлопот.

Жанна улыбнулась, вспомнив, как бабуля учудила в Лондоне, в крупнейшем универмаге «Харродс». Что она там стащила, парик, кажется? Павел их тогда выручил…

Опять Павел! Он всюду, неотступно, тенью следовал за Жанной, был во всех её мыслях. Она искренне старалась забыть его, но это было выше её сил. Она уже не та гордая, непримиримая, безжалостная восточная принцесса. Она — мать. И даже Мальчика не смогла наказать, когда он лежал на больничной койке… Но о Мальчике Жанна думать не хотела, чтобы не портить себе настроение. А вот Павел…

Ей до сих пор было больно вспоминать о последних днях жизни Ирины. Она делала талисманы на заказ, из драгоценных и полудрагоценных камней, рисовала эскизы. И надо же такому случиться, что у неё побывала Мила — нынешняя жена Павлика. По иронии судьбы она заказала у Ирины обручальные кольца — для свадьбы с Павликом. Ирина собственноручно доставила эскизы в Москву заказчице, прямо в свадебный салон, где Мила примеряла свадебное платье. И именно тогда она и вспомнила, кто такая эта Мила, и поняла, за кого она выходит замуж.

Но Ирина — Жанна ничего изменить не могла. Если Павел решил жениться на Миле, пусть так. Что она может сделать? Вернуться, кинуться к нему на шею, кричать о любви? Гордость ей этого не позволила. И, потом, столько всего произошло! Ирине надо было привыкать к новой себе, возвращаться в Жанну, разобраться с Мальчиком, вспомнить всю прошлую жизнь. И ведь она думала, что Полина — дочь Мальчика. А оказалось, что отец девочки — Павел. Её любимый мужчина. Этому обстоятельству Жанна была очень рада. Иметь ребёнка от предателя было для неё крайне тяжело. И именно эту новость они сейчас праздновали с Тофиком. Она рассказала о настоящем отце Полины только ему.

Как, оказывается, был прав народ, придумавший поговорку о том, что земля — круглая, и всё возвращается на круги своя, и люди встречаются в самых неожиданных местах и при самых необычных обстоятельствах.

Она отпила вино из высокого бокала, предварительно промокнув губы салфеткой, подняла глаза, и остолбенела. В ресторан входила не кто иная, как Мила — собственной персоной! Мила, о которой Жанна только что думала, и которая причинила ей столько горя. Эта женщина разрушила её жизнь, она обманом заставила Жанну исчезнуть из жизни Павлика, а потом сама прибрала его к рукам. Она заплатила гадалке и доктору, убедила их соврать, что Жанна смертельно больна, и ей осталось жить не более трёх месяцев. Мила прекрасно понимала, что Жанна не захочет, чтобы Павел видел, как она медленно угасает. Жанне пришлось исчезнуть из его жизни. Всё случилось именно так, как рассчитала Мила.

У самой Жанны пойти на такую подлость никогда не хватило бы духа. Но Мила — это нечто совсем иное…

Она во все глаза смотрела на эту женщину в розовом пальто. Насколько Жанна помнила, розовый цвет был любимым цветом Милы. Для дамы, перешагнувшей рубеж четвёртого десятка, это было слишком нелепо и даже вульгарно.

Рядом с ней вышагивал какой-то мужчина. Жанна почувствовала, как забилось её сердце. Павел! И тут же она испытала разочарование, увидев крашеную голову яркого гомосексуалиста. Тот повернулся лицом к свету, снял своё кожаное кепи, и сразу стало понятно, что на Павлика он ничуть не похож. Это была ещё та парочка! Впрочем, к ним сразу же бросился метрдотель, и Жанна поняла, что Мила со спутником — частые и, должно быть, весьма щедрые клиенты этого заведения.

Глядя, как веселится Мила, как опрокидывает в себя стопки водки одну за другой, Жанна наконец-то поняла, что не даёт ей покоя. Она должна разделаться со всеми врагами и обидчиками из своей прошлой жизни, чтобы спокойно жить в настоящем и будущем. Нет, это вовсе не значит, что всех их надо пустить под молотки. Нынешняя Жанна — не убийца. Она отомстит Миле тонко и красиво, прямо — таки филигранно. И её изящная месть будет похожа на те изящные обручальные кольца, эскиз которых она нарисовала для свадьбы своего возлюбленного Павла с этой интриганкой.

— Не знаю, что с ней делать, — жаловался Ковалёв своему другу.

Он уже успел выпить несколько рюмок текилы, и теперь у него развязался язык. Разговор шёл о жене Ковалёва, Галине. Несмотря на свой возраст, она отлично сохранилась, и выглядела чуть ли не подружкой собственной дочери, Милы. Конечно, это скорее плюс, нежели минус, но не для Ковалёва. Жена много лет презирала его, изменяла ему, и удивительно, что до сих пор не ушла от него. Но с того момента, как он стал депутатом, всё изменилось. Галина больше не бегала по любовникам, предпочитая ухаживать за мужем, у которого так неожиданно изменился статус. Только вот парадокс: раньше Владимир Ильич Ковалёв с ума сходил по Галине, прощал ей всё подряд и был уверен, что любит её так же, как и в молодости. Однако же после того, как он стал депутатом, и излечился от многолетней импотенции, всё изменилось. Галка его больше не интересовала — ни как женщина, ни как жена, ни как человек. Он её словно не видел. И, чем дольше это продолжалось, тем она становилась упорнее и хотела обратить внимание мужа на собственную персону. Она устраивала ужины при свечах, покупала ему подарки на его же деньги, приглашала его на вечеринки, прогулки и даже предложила поехать вместе на курорт. Получалось всё, как у классика: «Чем больше женщину мы любим, тем меньше нравимся мы ей…». Хотя не случайно же психологи дают такие советы влюблённым: иногда, чтобы подстегнуть чувства, надо внести в отношения некую тревожность. Если вы — женщина, то приходите домой позже обычного, а на вопрос о роскошном букете цветов загадочно отвечайте « сама купила». И, хотя это будет правдой, но ваш мужчина начнёт волноваться, и сосредоточит всё внимание на вас. В отношениях двоих всегда должен быть элемент игры. К сожалению, так уж водится, что, если женщина интересует только мужа, то и мужа она тоже не интересует. Раньше Ковалёв отдал бы десять лет жизни за такое внимание со стороны жены, а теперь оно ему только мешало.

— Представляешь, — жаловался Владимир Ильич, — она вчера сказала, как было бы здорово поехать в Тунис — нам двоим! Мол, сейчас весна, пора уже подпитать наши бледные тела загаром, хорошенько отдохнуть и расслабиться. И, мол, в Тунисе она ещё не была ни разу. Но согласна и на Марокко…С ума сойти! Самое смешное, что я тоже считаю, что мне пора отдохнуть и расслабиться. И я взял билеты в Египет!

— Так ты всё — таки поедешь? — поразился Резник.

Когда-то он был влюблён в Вовкину жену, и пару раз даже переспал с ней. Потом ему было нестерпимо стыдно перед другом, но молодой Толик считал, что Вовка увёл Галину у него из-под носа.

А по истечении времени понял, что в Галине прекрасно только лицо и тело, а внутренность вся — насквозь прогнившая. И он искренне не понимал, как мог его друг, пройдя через многолетние муки ада жизни с Галиной, вернуться в её воистину змеиные объятия.

— С ума сошёл, — округлил глаза Ковалёв. — Я еду с Маринкой, конечно же! Будем купаться в Красном море, валяться на песке, посмотрим на пирамиды, съездим в город мёртвых, Луксор… Красотища, — мечтательно протянул он.

Резник взглянул на друга. Сказать ему или не сказать? Недавно, когда они с Ковалёвым и его Мариной сидели в ресторанчике, произошло нечто неприятное. Когда Владимир Ильич отлучился на пару минут, Марина тут же придвинулась ближе к Резнику и произнесла:

— Вы такой симпатичный… Обожаю зрелых мужчин!

— И их кошельки, — хотел пошутить Анатолий Максимович, но его шутка застряла в горле.

Марина, которую Ковалёв возносил, протянула руку под столиком и погладила его ногу, всё ближе подбираясь к паху.

Ему пришлось резко отодвинуться в сторону. Она искренне не поняла, почему. Или считала себя такой неотразимой? Марина оказалась самой обычной молодой шлюшкой, впившейся в кошелёк Ковалёва. Резник хотел было его по-дружески предостеречь, но передумал. В конце концов, друг счастлив. И, потом, он попросту не поверит, скажет, что тот завидует. Н-да, глупая ситуация.

Резнику Марина была совсем неинтересна. Он вообще не интересовался женщинами, кроме собственной жены.

Он вспомнил о странном поведении Любы и помрачнел. Какое ему дело до Марины, если собственная жена себя так неестественно ведёт! Марина, понятное дело, решила переметнуться к тому, у кого больше денег. Когда Ковалёв представил его ей, она сразу же поняла, что с Резника можно стрясти куда больше, чем с Ковалёва.

Но она ещё совсем молодая, и принадлежит к тому юному племени хищниц, которые спят и видят, как выйти замуж за богатого мужчину, и всю жизнь наслаждаться его деньгами. Но Люба! Что с ней — то происходит? Может быть, у неё и впрямь проблемы со здоровьем? Но Генка Борщов, известный кардиохирург, говорит, что её сердце — как часы.

Анатолий Максимович снова вспомнил этот чёртов несуществующий центр «Радуга». Её странные отлучки из дома. Её немотивированную агрессию, когда он пытался выяснить, где была жена в то время, как доктор прописал ей покой. Её неожиданное пренебрежение к нему. И даже её голос вдруг стал казаться ему неприятным и визгливым…

Резник вполуха слушал рассуждения Ковалёва на тему : «Как здорово будет отдыхать с Маринкой в Египте» и думал о своём.

Он привык быть в курсе всех событий, домашних ли, рабочих ли. Ему требовалось всегда держать руку на пульсе — и дома, и на работе. В этот раз он сплоховал. Но он всё наверстает! Анатолий Максимович Резник уже знал, что будет делать, и ему было от этого не по себе.

Шахид не мог поверить собственным глазам. Перед ним стояла Жанна, дочь его убитого брата Малика, похорошевшая, немного пополневшая. Но, впрочем, худенькую Жанну это никак не портило, скорее, наоборот, придало её формам приятные женственные округлости. И — Шахид заметил, что лицо племянницы было слегка подкрашено, чего раньше он за ней не замечал.

— Салам, — произнесла Жанна.

Шахид машинально ответил. У него в голове не укладывался тот факт, что племянница оказалась живой, когда все были уверены, что она погибла, и что она осмелилась вернуться в Семью после того, как по её вине погиб Малик.

— Что ты здесь делаешь? — стараясь не кричать, спросил он.

— Живу я тут, забыл, что ли? — она усмехнулась, не сводя с него настороженных глаз.

Шахид был опасен. И тогда, и теперь. С ним надо держаться очень осторожно, нельзя расслабляться.

— Нет, это я здесь живу, — поправил её Шахид.

— Я вернула себе документы, — спокойно сказала Жанна, — и восстановила права наследства. Это мой дом, Шахид.

Он буровил её своими небольшими чёрными глазами. Кажется, она не шутила. А ведь и впрямь покойный брат оставил ей много недвижимости, драгоценности, деньги. Деньги Шахид, конечно, ей не отдаст, тем более что они уже потрачены, но вот остальное принадлежат теперь Жанне. И почему аллах так несправедлив? Почему она появилась так не вовремя, когда он уже всё распланировал? Он почему-то вспомнил о том, что сумма, оставленная Маликом, была слишком мала. Основное наследство — деньги, так и не были найдены. Возможно, племянница знает, где они?

— Давай сосуществовать мирно, — сделала Жанна ещё одну попытку, рассматривая дядю. — Так сказать, культурно.

Радостной встречи не получилось.

Он отлично выглядел, и не скажешь, что перенёс операцию. Но вот совсем не обрадовался, увидев племянницу. Она, конечно, будет немного препятствовать восстановлению его лидерства в Семье, но всё-же она — женщина. Так чего же он боится?

— Культур — мультур, — задумчиво произнёс Шахид. — Я устал. Давай поговорим позже.

В это время из спальни показалась нянечка. Она держала на руках плачущую Полину.

— Никак не могу успокоить её, — пожаловалась она Жанне. — Девочка засыпает только у вас на руках. Может быть, сами укачаете?

Жанна взяла на руки дочь, и вдруг увидела, как прямо на глазах меняется лицо Шахида. Он сразу же понял, что девочка — дочка Жанны. И это значит…

Это значило только одно: теперь у неё есть уязвимое место! И он, Шахид, этим непременно воспользуется! Жанна не была бы дочерью Малика, если бы также не осознала это.

Анатолий Максимович не мог поверить собственным глазам. Неужели всё так просто? Неужели Люба пошла на эту подлость и низость? Поставила под угрозу их семью, многолетние семейные отношения? И ради кого? Ради какого-то альфонса???

Он с отвращением рассматривал чёткие, качественные фотографии. Вот его жена нежно держит за руку смазливого парня. Он ласково ей улыбается и смотрит в глаза. Вот они гуляют, обнявшись…

Вот они же в каком-то бутике. И речи нет о том, что этот сопляк богат. Нет, конечно, он нищ, как церковная мышь, и теперь решил поправить своё материальное положение за счёт пятидесятилетней женщины. Вернее, за его, Резника, счёт.

А вот они же в ресторане. Пацан читает меню, а Люба заливисто хохочет. Что её так рассмешило? Резник отчётливо слышал её смех, такой звонкий и такой родной… Тот смех, который уже давно не звучал в этом доме. Значит, она приберегает его для этого парня, для своего любовника?

Как она могла? Как она могла себе такое позволить? Неужели слово «семья» для неё ничего не значит? Почему она пошло на это? Каким образом она связалась с мальчишкой, который ей в сыновья годится? Или поговорка про седину в бороду и бес в ребро подходит не только для мужчин?

Резник перебирал в голове все недавние события. И вынужден был констатировать, что жена изменилась, и далеко не в лучшую сторону. Она часто отвечала невпопад, стала какой-то задумчивой, и, если констатировать все неприятные факты, даже помолодела. Вернее, этот факт, конечно, не был неприятным, и всё-же обидно было осознавать, что не он, её муж, стал причиной блеска в её глазах, живости в движениях и спонтанности в поступках.

Жена расцвела, носилась по дому, как молоденькая девчонка, перестала сидеть на своей вечной диете, и ела чуть ли не всё подряд, но продолжала худеть. Несмотря на это, к Резнику она относилась всё хуже и хуже.

С ней творилось что-то странное, и вот теперь Резник точно знал, что это. Вернее, кто это. И что она нашла в этом парне?

Он взял фотографию, пристально вгляделся в его лицо. Сколько ему лет? Наверное, он примерно ровесник Павла. Ну, во всяком случае, ему ещё нет и тридцати. А Любе — почти пятьдесят.

Он отбросил фотографию, подавив приступ тошноты. Он никогда не считал жену легкомысленной или, не дай бог, доступной женщиной. Люба всегда была приятной в общении, строгой, даже какой-то старомодной. У них была правильная, классическая семья, открытая и интеллигентная. Они доверяли друг другу, и уж точно он не ожидал от супруги ножа в спину. Неужели она давно изменилась, а он этого и не заметил? Или, может быть, это он сам виноват? Мало внимания уделял Любе?

Анатолий Максимович потёр сердце, в последнее время часто беспокоившее его, и с усмешкой подумал, что ему тоже надо было провериться у Борщова. Но он был занят здоровьем жены, чтобы обращать внимание на своё собственное. А жена, как оказалось, была занята этим юнцом…

В свете её странных поступков Анатолий Максимович был вынужден просить Василия, начальника личной охраны, отслеживать передвижения жены. Именно Василий и сделал эти фотографии. На него можно было положиться — никто не узнает, что жена Резника изменяет ему с молодым жиголо. Но сочувственный взгляд самого Василия бесил Резника и заставлял его помнить о том, что сам-то Василий знает об измене Любы!

Это было неприятно. И что теперь делать? Заставить её признаться? Это унизительно для них обоих. Подождать, пока её увлечение пройдёт само собой? А если не пройдёт?

Резник суеверно сплюнул три раза через левое плечо и постучал по столу. А что, если это всё серьёзно? Для мальчишки, конечно, нет, зачем ему женщина, годящаяся в мать? Он просто доит с неё деньги, вот и вся радость. А что, если Люба влюбилась? То есть, по-настоящему влюбилась? Разве такого не может случиться с каждым?

О боже, а ведь какие последствия может иметь этот её роман! Она же — публичная персона, и кто-то мог заметить её с этим парнем. Появятся заголовки в газетах, возможно, даже фотографии. Ведь, если Василий так легко смог сделать несколько качественных снимков, значит, жена совсем потеряла голову и совершенно не думает о конфиденциальности, не пытается скрываться. А уж папарацци застанут его жену с любовником в такой момент, что ему останется только краснеть. Ну почему она не думает о последствиях?

Резник стукнул кулаком по столу. В конце концов, она — взрослая женщина, и должна знать, что делает. У них семья, сын, невестка… Может, внуки скоро появятся…

Но как же ему теперь с ЭТИМ жить?

Анатолий Максимович чувствовал себя так, словно его публично вываляли в грязи, а потом в перьях. И он стал похожим на шута. А он и так шут — для своей жены и его малолетнего любовничка! Как же, должно быть, им смешно, когда они разговаривают о нём.

— А твой рогоносец подозревает что-нибудь? — спрашивает мальчишка.

— Да что ты, милый, — отвечает жена, — он же ничего не видит, кроме своих бумаг, своей работы…Но пусть работает, пусть зарабатывает денежки — для нас с тобой!

Возможно, где — то и сам Резник виноват. Ну конечно, виноват, ведь измены ни с того ни с сего не бывает. Но он-то никогда не изменял жене! Всю жизнь был ей верен…

Он осёкся. В памяти всплыли яркие впечатления от давних событий: вот он и Галка, жена Ковалёва, на его даче, в беседке… Тогда обе семьи отмечали день рождения кого-то из детей, то ли Милы, то Павла, и он уединился с женой друга…

Он искренне удивился тому случаю. Отчего ему, словно шовинисту, казалось, то, что произошло с ним и Галиной — не измена?

Получается, что он вовсе не безгрешен?! Так, может быть, это его бог наказал?

Повинуясь внезапному порыву, Резник схватил трубку телефона, набрал домашний номер и долго ждал. Уже когда он собрался повесить трубку, телефон взяла жена. Он почувствовал облегчение: она дома, а не с тем мальчишкой!

И без всякого приветствия он выпалил:

— Ты теперь уйдёшь от меня, да?

Мила придирчиво осматривала вещи в бутике « Патиколь». Она выбрала несколько свитеров из кашемира, и пару строгих брюк.

Теперь, когда она стала женой Павла, ей частенько приходилось сопровождать его на различные мероприятия, и она не могла показаться на них в своих любимых розовых платьях с ужасающими вырезами до пупка, или в мини — юбках. Коллеги Павлика были сплошь людьми солидными, их жёны одевались очень строго, и были в основном преклонного возраста. Мила терпеть не могла подобные чванливые сборища снобов. Куда больше по душе ей были актёрские тусовки и вечеринки, но деваться было некуда. Она ходила, терпела этих зануд, и мечтала о том, как было бы здорово шокировать их всех: заявиться как-нибудь в ярком, кричащем наряде, увешанной кучей драгоценностей. Как бы они все тогда выпучились на неё!

Мила хохотнула, представив себе эту сцену: мужчины облизываются, глядя на столь лакомый кусочек, а их жёны хватают ртом воздух, отчаянно завидуя молодости и красоте.

Мила отчего — то забывала, что на тех вечерах было довольно много женщин и её возраста, просто они тоже старались соответствовать образу своих мужей, и одевались согласно протоколу.

Наконец, она выбрала брючный костюм вишнёвого цвета с изящным кожаным пояском, кашемировую водолазку в тон ему, прихватила отобранные ранее брюки и свитера, и направилась в примерочную.

Все вещи сидели на ней отлично, но, подумав, Мила решила ограничиться водолазкой, костюмом, свитером от Гленфилд, и брюками от Кавалли. Она вышла из примерочной, весело напевая себе под нос свою же новую песню, и натолкнулась на какую-то женщину.

— Смотреть надо, куда идёшь, — грубо сказала она, поднимая взгляд на неуклюжую недотёпу.

— Ой, — проговорили обе женщины в унисон, — это вы?

Мила, не стесняясь, разглядывала женщину. Надо же, как она изменилась! А одета как — совсем иначе, чем в прошлые разы, когда они виделись.

Красивое кожаное пальто, подбитое мехом чернобурки, очень шло темноглазой Ирине. Она покрасила волосы в медный цвет и изменила форму причёски. Всё это ей шло. И взгляд Ирины стал совсем другим — не робким и безразличным, а уверенным, цепким. А ведь прошло всего… Мила прикинула в уме…и четырёх месяцев не прошло с момента их последней встречи!

— Потрясающе смотритесь, — оценила Ирина яркую шубу Милы из розовой шиншиллы. — Как семья, муж?

— Всё отлично, если свекровь дарит невестке такую шубу, — улыбнулась Мила, прикидывая, стоит ли ей продолжать знакомство с этой женщиной, или лучше всего сразу же повернуться и уйти, сославшись на важные дела.

Но эта дама интриговала её и интересовала, и, при этом, она всё-же довольно популярна в своём деле. Мила решила не торопиться, и посмотреть, как будут развиваться события.

— Вы теперь в Москве? — спросила она, и, получив положительный ответ, снова заулыбалась. — Правильно, что вам там делать, в этой глухомани? А здесь и клиенты денежные, и их не в пример больше.

Она инстинктивно спрятала руку с кольцом за спину, но вовремя опомнилась. Всё равно эта Ирина рано или поздно заметит, что вместо предложенного ею лунного камня в кольце Милы — бриллианты, рубины и изумруды.

Ещё не хватало засовывать в обручальное кольцо, призванное быть талисманом, а, значит, в вечном распоряжении безымянного пальца, какой-то там лунный камень, дешёвку. Это не в принципах Милы. К тому же никто из общества не поймёт, что делает якобы таинственный, блёклый лунный камень на руке женщины из семейства Резников.

Ирина и впрямь бросила быстрый взгляд на кольцо, но не стала ничего спрашивать. Милу это вполне устроило и даже порадовало: не надо ничего врать и притворяться. Ага, значит, Ирина — деликатный человек, и с ней можно не беспокоиться за бестактность формулировок. К тому же можно будет заказать у неё и другие талисманы. Например, на молодость и сексуальную привлекательность.

Она, повинуясь внезапному порыву, схватила женщину под руку.

— Знаете, Ирочка, я так рада нашей встрече, — проворковала Мила, — давайте зайдём в кафе, здесь, неподалёку. Я угощаю!

Шахид, лёжа с открытыми глазами, вспоминал своё пребывание в швейцарской клинике. Лечение далось ему тяжело. Было очень страшно с перевязанными глазами поначалу, в полной темноте.

Чужая речь, чужая атмосфера, климат. И ещё эта вечная боль, к которой он даже привык.

Но всё изменилось, когда появилась Тамара. Ему уже сняли повязку с глаз на тот момент, и он, по крайней мере, смог видеть это прекрасное лицо и чудесный взгляд волшебных глаз. Она сразу же покорила его сердце, потому что была похожа на его первую возлюбленную, ставшую женой брата, Малика. И имена у них тоже были похожи. И смотрели они одинаково, с восхитительной наивностью на окружающий мир, и так радостно, что всем окружающим передавалась эта радость.

После выздоровления Шахида Тамара обещала приехать к нему. Она жила в Швейцарии, но недавно овдовела, и в деньгах не нуждалась. В клинике она чуть подкорректировала собственное лицо, по её собственному признанию. Впрочем, даже если бы она и нуждалась в средствах, Шахид оплатил бы её пребывание в Москве в лучшей гостинице, билеты на дорогу, её содержание — да всё, что угодно! Как никогда сильно, он хотел, чтобы эта женщина осталась с ним навсегда. Шахид забыл, что у него есть жена и двое сыновей. Но дети уже взрослые, а жену можно отправить в Азербайджан, он будет отсылать ей алименты на её содержание. К тому же эта тихая, бессловесная женщина и сопротивляться не будет.

Он понял, что не в силах больше думать о Тамаре, его сердце сжимается всякий раз при воспоминаниях, и переключился на Жанну.

Эта девчонка слишком много себе позволяет. Она внезапно ожила, перешла из мира духов в мир живых, и вернулась в Семью — самым нахальным, но, он не мог не признать этого — естественным способом. А куда же ей было возвращаться, если не в дом своего отца? Дом, который был для неё родным. Дом, который оставил для неё отец…

Так же, как и другую недвижимость, и деньги, и драгоценности… Правда, с деньгами вышла заминка — их практически не было. Зато были договора на дома и квартиры, в том числе за границей, и золотые украшения. И, конечно, теперь всё это по праву принадлежит ей. Но вот незадача — Шахид рассчитывал на состояние своего брата. И теперь было обидно осознавать, что всё это богатство уплывает у него из под — носа. И всё потому, что Жанне вздумалось ожить.

Дела и так неважные, а теперь ещё и придётся вернуть девчонке всё, что он уже получил в наследство. Проклятье! Он выругался по — азербайджански, удивляясь, как ещё не разучился ругаться на родном языке. Потому что все живущие в Москве представители азербайджанской диаспоры предпочитают ругаться по-русски. Слишком много в русском языке крепких словечек и целых выражений, а вот азербайджанский язык никак не может похвалиться большим количеством изощрённых ругательств. К тому же азербайджанцы очень осторожно относятся к ненормативной лексике, каждое ругательство означает, что ты или презираешь или ненавидишь этого человека, на которого ругаешься. Просто так восточные люди не ругаются.

А вот русские матерятся на каждом шагу и по любому поводу, даже женщины. Для них неважно, кому и что именно они говорят, они вообще неразборчивы и в связях, и в поступках, и в словах. Поэтому кажется, что, если ругаешься по —русски, значит, это не совсем ругательство, а, как говорят русские, вставки для связки слов.

Шахид не опасался, что Жанна решит прибрать власть к рукам и стать на место Малика. Этого ей уже не дано. Она — женщина, как бы ни пытался его покойный брат Малик уравновесить положение женщин и мужчин, у азербайджанцев женщины всегда стояли и будут стоять ниже на иерархической лестнице, нежели мужчины. И, потом, за время отсутствия Жанны в группировке многое изменилось. И, наконец, у неё теперь есть ребёнок. А женщина с ребёнком — уязвимая женщина.

Шахид потянулся за щербетом. Вообще-то он не любил национальный напиток, но сегодня его что-то потянуло именно на родные, традиционные напитки. Нет, он не боится Жанны. Она ему даже не слишком мешает. Всё в Семье изменилось, приоритеты давно расставлены.

Но Жанна поможет ему окончательно укрепить свои позиции и устранить недовольство им некоторых членов Семьи. Они все против войны с Резником, и Шахид был вынужден пойти им навстречу. Вернее, сказал речь, в которой отказался от дальнейшей борьбы — для того, чтобы его авторитет не пошатнулся. А потом очень скоро он попал в эту аварию, и после этого Резник был предоставлен сам себе. Но Шахид не был намерен отступать от того, на что он потратил так много сил, времени и средств. После возвращения Жанны и его столь долгого отсутствия в Семье его репутация в опасности. Он должен восстановить реноме, показать, кто здесь действительно главный! А для этого у него только одна возможность: добить Резника. И доказать своим людям, что он, Шахид, стоит нескольких Маликов. Он всегда добивается своего!

И именно Жанна, а не кто другой, поможет ему в этом. Хочет она этого или нет — другой вопрос. Шахида вовсе не интересовали желания племянницы. С того момента, как Тофик признался ему, что Полина — дочь Жанны от Павла, у него мгновенно созрел план. Теперь-то уж точно он получит то, чего заслуживает, и чего ждал так долго!

— Это не то, что ты думаешь, — как заведённая, повторяла Любовь Андреевна, не глядя на мужа.

Он с досады ковырял скатерть на столе, пока не проделал в ней довольно заметную дырку. Скатерть была красивой, кружевной, привезённой Любой из Франции в позапрошлом году.

А что он может думать, интересно? Его жена встречается с молодым парнем, и он должен воспринимать этот факт как сам собой разумеющийся? Или пытаться уверить себя, что отношения у этой парочки — чисто платонические? Типа, что его жена просто так воспылала дружескими чувствами к незнакомому парню, что решила стать его наперсницей? Просто старшей подругой — в хорошем смысле этого слова? Видимо, ей просто стало скучно, а он — большой интеллектуал? А за то, что он её развлекает, Люба покупает ему одежду в бутиках и водит в рестораны на деньги собственного мужа?

Она что, его за дурака держит?

Анатолий Максимович так и не придумал, как ему вести себя с женой, и что делать дальше. Он понимал, что не сможет держаться так, словно ничего не произошло, поэтому жене он сразу же рассказал, что ему известно о её встречах. И добавил, что не ожидал такого удара в спину, такого предательства, такой низменной пошлости. От кого угодно, но только не от неё, жены, с которой они вместе прожили почти тридцать лет, с которой зачали и воспитали сына, с которой через многое прошли.

Люба всегда была для него единственной женщиной, а ведь сколько у него было возможностей! С его деньгами и популярностью он мог бы каждый день укладывать в свою постель длинноногую красотку. Но нет, для него устои семьи были превыше всего. Он был старомоден и традиционен в хорошем смысле, и гордился этим. Как же она могла так его разочаровать?

Люба плакала, и пыталась что-то сказать, но он не слушал её, пока не выговорился сам, пока не почувствовал опустошение. А теперь, когда она повторяла, как в плохом фильме, про то, что он не должен доверять своим глазам, и это вовсе не то, что он думает, Резник размышлял о том парне.

Он не хотел развода с женой, не хотел шумихи, и поэтому решил воздействовать на её любовника. Он попросил Василия, начальника охраны, взять парочку ребят, и постараться любыми(!) доводами убедить паренька в том, что ему не следует встречаться с Любовью Андреевной. И, что если ещё раз он будет замечен в её обществе, то ему будет очень, очень плохо.

Резник просил ребят уладить этот вопрос, и не стесняться, если речь пойдёт о деньгах. Резник готов был предоставить этому альфонсу любую сумму — в пределах разумного, конечно. Делать миллионером сопляка, подцепившего на крючок жену одного из самых богатых людей России, не было никакого желания.

И вот сейчас, глядя на плачущую жену, он раздумывал: удалось ли Василию договориться с парнем? Или пришлось применить другие методы убеждения? И вдруг он вдруг понял, что не испытывает ревности! Обида, досада, недоразумение, но не ревность! Ему даже жалко было Любу! Интересно, что это значит? Неужели он уже не любит её? Да нет, подумал он, просто сейчас такой момент, когда ему не до анализа собственных чувств. Сейчас главное — уладить вопрос с парнем, а уж с женой он и сам разберётся.

Он поднялся и, не глядя на супругу, направился к выходу. Ей было нечего сказать, а ему больше не хотелось находиться в собственном доме.

Она что-то произнесла ему вслед, негромко, но он услышал. По инерции сделал ещё один шаг, и только сейчас до него дошёл смысл сказанного ею.

— Это не любовник, Толик. Это мой сын…, — беспомощно повторила жена и вздохнула.

Саша Кравчук любил свою племянницу. Ему нравилось, когда она приходила к нему в гости, и рассказывала о своей жизни. Хоть она и была эксцентричная, тщеславная, грубоватая и хитрая, и не блистала интеллектом, всё равно Мила — его родная кровь. Она единственная не отвернулась от него в то время, когда вся семья, узнав, что он — гомосексуалист, прекратила с ним всяческие отношения. А он вот выжил, сумел выбраться из нищеты и одиночества, и стал модным стилистом. Теперь семья бы рада с ним породниться, так сказать, обратно, да поздно. Он им не простил тех слов и поступков, которые так ранили его много лет назад. А Мила, тогда ещё совсем девчонка, не стала смотреть на него, как на прокажённого, и продолжала встречаться с ним. И в результате он теперь занимается её имиджем, и благодаря ему Мила открывается широкой публике то с одной, то с другой стороны.

Оба — и племянница, и дядя, знают слабые стороны друг друга, но не пользуются своим знанием, не наносят друг другу удары ниже пояса. Они делятся друг с другом переживаниями, и не подкалывают впоследствии тем, что узнали друг о друге. Конечно, Кравчук не всегда одобрял действия племянницы, и всё-же она была единственным, по-настоящему близким и родным существом, которому можно было довериться.

Вот и сегодня Кравчук страдал, и Мила пришла ему на помощь вместе с «серебристым поршем», бутылкой прихваченной ею по дороге водки и столь любимого Сашей мартини.

Она ловко налила сухой мартини в специальный бокал, набор которых был приобретён Кравчуком именно для любимого напитка, добавила туда водки — так, чтобы Саша не видел, кинула туда же оливку, перемешала, и подала дяде. Он, расстроенный донельзя, осушил бокал залпом, хотя обычно потягивал мартини через соломинку. Но это было на руку Миле — он не почувствовал вкус водки. Таким образом, через несколько бокалов он либо повеселеет, либо уснёт. И то и другое было неплохо. Главное, чтобы он забыл, что случилось. А случилось вот что: его бросил очередной возлюбленный.

Правда, на этот раз Саша был влюблён по-настоящему. Геи тоже имеют возможность влюбляться, вот как оказалось.

Мила с интересом смотрела на стилиста, и помалкивала, хотя её удивляла мысль, что существует любовь мужчины к мужчине. То есть, не просто порочная страсть и похоть, а настоящая любовь. Но Кравчук страдал, переживал, похудел, плохо спал, то есть его состояние ничуть не отличалось от состояния любящего мужчины, которого бросила любимая женщина. С той только разницей, что Сашу бросил мужчина.

Сергей Трубачов в своё время был довольно популярным певцом, а потом вдруг исчез на несколько лет со звёздного небосклона. Нет, его фотографии иногда мелькали в газетах, но такого широкого интереса публики, как раньше, уже не было. И вот Кравчук встретился с Трубачовым на какой-то тусовке, и моментально влюбился в эти каштановые волосы, тёмные глаза, необычный, тягучий, словно патока, голос. Трубачов ответил ему взаимностью. Целый месяц они были вместе, и Мила никогда не видела дядю таким счастливым. И вот тебе на: Сергей ушёл, собрал свои вещи и покинул квартиру Кравчука.

— Мы даже не ругались, — утирал слёзы Саша. — Почему он так со мной поступил?

В этот момент Кравчук напоминал Миле ребёнка, которого неизвестно за что отругали, да ещё и отобрали любимую игрушку.

Мила детей не любила, поэтому еле сдержала раздражение, уже готовое выплеснуться на дядю. Ну что он как маленький, в самом деле! Неужели не знает, что нельзя в нашей жизни влюбляться! Пусть лучше тебя любят, чем полюбишь ты!

Вот Мила, например, никогда и никого в своей жизни не любила. И никогда не страдала…

Она осеклась. Ну как же, не страдала! Ещё как! Это всё Павлик доводил её до безумия. Но ведь она переживала из-за него не потому, что любила его, а потому, что боялась, что он сорвётся с крючка, и она не сможет выйти замуж за него. Но это же совсем не то!

А Саша попался на эту удочку, и теперь на него без слёз не взглянешь. Он даже работать перестал, потому что кому захочется видеть стилиста, постоянно льющего слёзы?

— Хватит ныть, — прикрикнула Мила, которой всё это уже надоело. — Скоро у тебя в квартире будет целое озеро…

— В озере пресная вода, а слёзы — солёные, — поправил её Саша, сморкаясь в кружевной платочек. — Так что, милочка, не говори глупостей, тогда уж, скорее, море.

— Нет, бассейн с морской водой, — включилась в игру племянница. — Вот здорово, можно будет не тратить бешеные бабки на абонемент!

Саша улыбнулся. И снова потянулся за бокалом.

— Я тебе говорила, что встретила ту женщину, ну, которая делала мне эскизы свадебных колец? — вспомнила вдруг Мила.

Саша скорбно покачал головой. Его это совершенно не интересовало, и вообще, он позвал Милку, чтобы она утешала его и слушала, какой же чудесный человек этот Сергей Трубачов. Но племянница что-то совершенно забыла, зачем он её пригласил, и разглагольствовала о своих делах.

— Так вот, Ирина так изменилась. И живёт сейчас в Москве, — продолжала певица. — Сказала, что ей очень нравятся мои песни, и что она часто их слушает, представляешь?

Саша пожал плечами. На его взгляд, песни Милы — настоящее дерьмо, и вряд ли кто их вообще слушает. Так что эта неведомая Ирина явно польстила дурочке.

С нынешним Милкиным материальным положением она могла бы найти себе нормального автора и композитора, того же Виктора Дробыша, «сделавшего» новую Валерию, либо Игоря Николаева, каждая песня которого непременно становится всенародно любимым хитом, вне зависимости от того, кто её поёт, либо других именитых авторов — композиторов. Но Мила всё норовила проехать на дармовщинку, и не желала тратить большие деньги на заведомые хиты, пусть даже и не свои деньги, а свёкра. Конечно, она брала приличные суммы у Резника, но распоряжалась ими глупо и недальновидно, по мнению Кравчука. Тратила сумасшедшие средства на содержание своей студии, платила хорошую зарплату служащим, а вот на композиторов тратиться отказывалась.

Саша уже говорил ей об этом, но племянница отмахивалась. Поступала она бесперспективно, но, в конце концов, это её собственное дело.

— Мы с ней так мило поболтали в кафе, — рассказывала она. — Ирина очень забавная, она мне даже нравится. Только, знаешь, не могу отделаться от мысли, что она похожа на бывшую подружку Павла. А, впрочем, может быть, мне просто кажется. В любом случае, теперь я — его жена, а она умерла.

— Ну и зачем ты мне всё это рассказываешь? — взорвался гей-стилист. — Я хотел поплакать на твоём плече, а вместо этого ты рассказываешь мне о своих встречах.

Мила уставилась на него. Иногда дядя бывает совершенно невыносим. Если он собирается плакать на её плече, то уж лучше не надо, увольте. Он испортит её наряд от Диора. И вообще, довольно!

— Слушай, найди себе кого-нибудь другого, и успокойся, — недовольно сказала она. — Что, на этом Трубачове свет клином сошёлся?

Саша промокнул глаза тем же платочком.

— Дело не в этом, — всхлипнул он, — просто Серёжа ушёл от меня к… женщине!

Мила едва сдержалась, чтобы не засмеяться. Значит, Трубачов работает на два фронта, натуральная двустволка, и женщина ему понравилась больше Кравчука. Что же здесь страшного?

— А ты предложи ему сообразить на троих, — развеселилась она, допивая третью рюмку водки. — Скажи, что будет классная групповушка! И, возможно, это ему так понравится, что вы станете жить шведской семьёй!

Жанна начинала претворять в жизнь свой план. И в самом деле, о чём она думала, когда возвращалась в Семью? Прошло столько времени, и она уже не может удержать власть, особенно когда Шахид здесь. Да и, если честно, не хочет. Куда интереснее ей заниматься дочерью и просто жить, как обыкновенной женщине. Оказывается, она столько пропустила, когда была правой рукой Малика, когда планировала различного рода операции, когда продумывала схему ввоза наркотиков в страну, когда тренировалась в стрельбе, когда до седьмого пота в спортзале отрабатывала с тренером восточные единоборства, и делала много других вещей, которые не делает обычная женщина.

Но тогда ей и не хотелось быть обычной женщиной. А вот сейчас хочется. Она столько всего пропустила, что теперь вся жизнь ей кажется интересной донельзя. Ей предстоит ещё столько всего узнать и познать, что это её будоражит. Но она вернулась, чтобы забрать своё — то, что принадлежит ей, а теперь и Полинке, по праву.

Период ненависти, когда она ненавидела всех и вся, уже прошёл. Жанна успокоилась, изменилась.

Но не забыла того, что сделала для неё Мила. Её Жанна не могла простить, равно как и Мальчика. Но, если Мальчик был неизвестно где, то Мила была рядом.

Жанна намеренно подстроила их встречу в бутике, и с ликованием взяла визитку Милы. Она из кожи вон лезла, чтобы понравиться ей, и своего добилась. Впрочем, план этот был тщательно ею разработан с учётом характера Милы, поэтому осечек не должно было быть. И всё-же теперь дело сделано, и Жанна очень довольна. Она отомстит Миле за всё. А потом примется за Мальчика.

Она отпочкуется от Семьи, и станет жить своей жизнью. Тем более что Шахид всё испортил, развалил общину, и теперь от неё остались только воспоминания. Жанна, конечно, приложила много усилий, чтобы вернуть Семье автосервисы, и сумела договориться и с санэпидемом, и с пожарниками, чтобы они не трясли рынки каждую неделю. Доход резко начал повышаться, и с каждым месяцем увеличивается. Жанна умудрилась за два месяца сделать столько, сколько Шахид не сделал за полгода. И дело не в том, что она такая умная и ловкая, а вот Шахид — тупой, и ничего не может. Просто он слишком занят своей борьбой с Резником, так, что не видит ничего вокруг себя, полагается на приближённых. А те и рады — набивают собственный карман.

Жанна взгрустнула, вспомнив события почти годовалой давности, но тут же встрепенулась. Она решила, было, вызвать в Москву бабушку, Камиллу Аскеровну, но потом передумала. У неё и так много хлопот с дочерью, а теперь и с Шахидом, который поставил ей определённые условия. И спасать бабулю, которая обожает ходить по магазинам и уходить с набитыми карманами вещей, за которые не уплачено, ей будет некогда. Разве что после, когда всё успокоится. Устаканится, как говорят русские.

Жанна приехала в Москву маленькой девочкой, училась в русской школе, и вспоминала, что сама — мусульманка, только когда подходило время молитвы. А в последнее время так и вовсе пропускала молитву, потому что те месяцы, которые они прожили с Сашей — Мальчиком, она исправно поглощала свинину, не читала Коран, и не молилась. Он ни разу не обмолвился, что у них иная вера. Он боялся, что она может вспомнить своё прошлое из-за любой зацепки, и поэтому готов был пойти на обман Аллаха, только бы не упустить Жанну. Предать и забыть Аллаха было хуже, чем предать саму Жанну. Мальчик будет наказан — непременно. Аллах не простит его…

Она вздрогнула. В комнату вошёл Шахид.

— Ну что, дела движутся?

Она кивнула. Теперь дядя контролирует её — до тех пор, пока она не принесёт ему то, что нужно. На блюдечке. А нужно ему ни много, ни мало, нефтяной олигарх Резник, и всё, что к нему причитается.

— Изверг, чудовище, — билась в истерике Любовь Андреевна, с ненавистью глядя на своего мужа. — Ты же зверь!

Анатолий Максимович сжался под этими обвинениями, но возражать не стал. Она сейчас сама не своя, пусть придёт в себя, успокоится.

Он хмуро взглянул на парня. Его смазливое лицо было украшено кровоподтёками, а под глазом стоял синяк. Он держался за живот и морщился от боли.

Ребята Резника восприняли инструкцию хозяина буквально и решили любыми методами заставить этого молодого человека отказаться от жены Резника.

И вот теперь, когда Анатолий Максимович узнал от жены, что, оказывается, у неё есть ещё один сын, он тут же позвонил Василию и велел привезти парня в дом.

Охрана выполнила распоряжение, и теперь Резник смотрел на Антона — так звали сына его жены.

Парень был хорош собой, и это было видно даже несмотря на расписное его лицо. Он был высок, строен, белокур. Люба сказала, что ему двадцать девять лет. Значит, он всего лишь на год с лишним старше его собственного сына? Подумать только, жена столько лет молчала!

И где был её сын всё это время? И почему она ему ничего не сказала раньше, почему не познакомила с ребёнком? И как это ей удавалось столько лет его прятать! Чёрт возьми, да почему же она так поступила!

На уме у него были одни «почему», и ни на одно из них он не находил ответа. Всё это было так странно, так нелепо, как в бразильском сериале. У него, правда, от сердца отлегло, когда он узнал, что Антон — её сын, а не любовник. Но тут же жгучая обида затопила его. А что, Люба не могла раньше сказать, что у неё есть ещё один ребёнок? Или, может, даже не один?

— Это все твои дети? — поинтересовался Резник, указывая на побитого Антона и Павла, с интересом рассматривающего появившегося из небытия брата.

— Да пошёл ты, — крикнула жена, и взгляды всех присутствующих переместились на неё.

Люба никогда не кричала, всегда старалась тихо разобраться в ситуации, и уж, конечно, не позволяла себе подобных выражений. Что с ней сталось?

Резник склонен был думать, что всё это из-за скандала с избиением Антона. Охрана, когда получила указание хозяина везти парнишку в дом, уже вовсю усердствовала, старалась выбить из него клятву о прекращении встреч с Любовью Андреевной.

Резник, правда, уже извинился перед Антоном и перед женой, но этого было мало. Чего она ещё от него хочет? Не может же он всю оставшуюся жизнь стоять перед ней на коленях.

Резник вдруг понял, чего хочет его жена. Он вздохнул и произнёс, обращаясь к Антону:

— Ты можешь пожить пока у нас. Пока мы не разберёмся в ситуации, и не подберём для тебя что-то подходящее.

— Ну что вы, — приятным баритоном ответил Антон, осторожно дотрагиваясь до синяка на лице, — я не хочу вас стеснять.

— Как ты мог заметить, дом достаточно вместителен, — сухо ответил Анатолий Максимович, — так что никоим образом ты не будешь нас стеснять.

— Я неправильно выразился, — поправился Антон, — хотел сказать, что не хочу вам мешать. У вас своя семья, и я здесь — лишний.

— Ну что ты, сынок, — вдруг заквохтала жена, — какой же ты лишний…

— Ты соглашаешься или нет? — с досадой проговорил Резник.

Ему с первого взгляда не понравился этот парень, хотя тот ничего плохого ему не сделал. Наверное, он просто чувствовал свою вину. Но он же не знал, что Василий так поймёт его слова! Ему совершенно не хотелось, чтобы охрана избивала молодчика, даже если тот был любовником жены.

— А впрочем, — задумался новоявленный член семьи, — спасибо, я принимаю ваше предложение. Таким образом я смогу быть ближе к маме, — он одарил ласковым взглядом Любовь Андреевну.

Она просияла. Это было то, что надо. Резник не заметил, что и невестке его предложение понравилось. Она не сводила взгляда с мускулистого блондинчика, да и тот, впрочем, бросал на неё частые заинтересованные взгляды.

— Зайчик, может быть, поженимся? — вдруг спросила Маринка, приникая к Ковалёву.

Они лежали на песчаном пляже, на берегу Красного моря и принимали солнечные ванны. Предложение Марины было полной неожиданностью для Ковалёва. Он даже не думал о такой возможности. Ему это просто в голову не приходило.

— А что, разве тебе со мной плохо? — забеспокоился он, поворачиваясь к девушке.

— Ну что ты, — она звонко чмокнула его в щёку. — Просто мне не очень удобно так жить. Ну, ты понимаешь, да? Я не могу тебя познакомить с родителями, с друзьями. Мои подруги говорят, что я просто… ну, как бы тебе это объяснить, нашла себе спонсора, а это неприятно. Но ведь ты же знаешь, что я у тебя никогда ничего не просила, верно?

Ковалёв с умным видом кивнул. Это так. Мариночка ничего не просила, и этой её чертой характера он очень дорожил. Он и впрямь был для неё гораздо большим, нежели просто спонсор. Но почему для неё так важно выйти за него замуж?

— Ты забыла, детка, — осторожно проговорил он, — я женат!

— Но ведь существует процедура развода, — возразила она. — Тем более что ты не любишь свою жену, и у вас нет маленьких детей. Или ты будешь врать, как другие мужчины, что она больна, и что тебе нужно о ней заботиться?

— Какие другие мужчины? — встрепенулся Ковалёв.

Он был уверен, что он — первый мужчина у нежной и чистой Мариночки.

— В женских журналах написано, — успокоила она его. — И подруги говорят, что так часто бывает.

— Я просто не думал над этим, — признался Владимир Ильич. — Мариночка, а мы можем поговорить об этом после возвращения из Египта? Пойми меня, детка: я устал, и хочу отдохнуть. Просто лежать на песке и ни о чём не думать…

Она сначала надулась, но очень быстро вернулась в своё обычное восторженное состояние. И эта её черта быстро переключаться тоже нравилась Ковалёву.

«А и вправду, — думал он, — почему бы мне не жениться на Марине? Она красивая, нежная, любит меня. Правда, совсем молоденькая, но ведь многие солидные мужчины меняют жён на более молодых!»

Он вспомнил про Галину, которая раньше постоянно зависала по казино, ночевала у любовников и обращалась с ним, как с собакой. Конечно, в последнее время она несказанно изменилась, но зато это не изменило его отношения к ней. Зачем жить с нелюбимой женщиной, с которой они к тому же живут как соседи, если на свете есть Мариночка?

Он повернулся к ней и погладил по упругой груди. Подумать только, такое богатство — и всё принадлежит ему одному! Он посмотрел по сторонам. Вокруг не было ни души. Ковалёв дёрнул за лямочку тонкого бикини, и перевернул Марину на спину…

За ужином Любовь Андреевна суетилась возле Антона, подкладывала ему на тарелку разные вкусные вещи, с обожанием смотрела на него, слушала, что он говорит, и безмятежно улыбалась.

А говорил Антон много и охотно. Он долго рассказывал историю собственной жизни. По всему выходило, что бедный он и несчастный, с детства не знал любви матери, рос в нищете, и были у него деревянные игрушки. Павел с досадой смотрел в сторону, у него даже аппетит пропал. Анатолий Максимович, напротив, ел с неожиданным удовольствием. У него вдруг появился аппетит. Всё-же неожиданный сын жены — это лучше, чем её неожиданный любовник.

Мила весь вечер поглядывала на новоявленного родственника, и строила ему глазки.

— Я рос в детдоме, — говорил он, — не буду утомлять вас рассказами о том чудовищном времени. Вы же, наверное, смотрите телевизор, и читаете газеты. Так что и сами знаете, как там, что, и к чему. И, поверьте, телевизионные программы сильно смягчают реальную обстановку в детдомах.

Он сделал глубокую паузу, и глаза его потемнели, словно он возвращался в памяти к своему прошлому. Любовь Андреевна всхлипнула. Антон с извиняющейся улыбкой обнял её, и продолжил:

— Мама ни в чём не виновата, и я никому не позволю обвинять её в том, как она со мной поступила. Обстоятельства у всех нас бывают разными, и никогда нельзя никого осуждать!

Резник невольно переглянулся с сыном. Надо же, только вошёл в дом, а уже «никому не позволю». Быстро же парнишка адаптируется! Резник не знал, нравится это ему или нет. С одной стороны, такое поведение достойно уважения, а с другой — никто и не думал обвинять мать и жену!

Антон с удовольствием нацепил на вилку кусок копчёной сёмги и быстро положил его себе в тарелку.

Резник невольно отметил, что Антон, судя по его словам, сиротинушка несчастная, однако же отлично разбирается в продуктах. Например, он не притронулся к форели, хотя она тоже лежит на блюде, украшенная лимоном и оливками, а выбрал именно сёмгу. И, потом, он явно не любит салат «айсберг», даже не пробовал «Цезарь». Видимо, ему не хочется ковыряться с листьями салата. Не секрет, что этот салат предпочитают женщины, мужчины не любят жевать «траву», предпочитая хороший стейк. Не такой уж парень и несчастный, каким хочет себя показать!

Резник тут же, за ужином, узнал, что Антон получил юридическое образование, но пока не работает.

— Я много сил потратил, чтобы найти мать, — он нежно улыбнулся Любови Андреевне, и эффектно заглотнул тарталетку с грибами и сыром. И это тоже доказывало, что парнишка умеет обращаться с ножом и вилкой, следовательно, он не всю жизнь черпал постные щи калошей.

— Поиск мамы оказался для меня куда важнее, чем престижная работа. Я отказывался от предложений работодателей и продолжал искать…

Любовь Андреевна утёрла глаза платочком, и торжествующе взглянула на мужа. Мол, видишь, как он меня любит и ценит, столько лет искал!

— Люба, — спокойно обратился к ней муж, прерывая болтающего Антона, — может быть, ты поставишь нас в известность, как так получилось, что ты отдала ребёнка в детский дом, а нам об этом стало известно только сейчас?

— Она ни в чём не виновата, — запротестовал жующий Антон. Его синяк просвечивал сквозь скулу, и ярким пятном окутывал глаз. Несмотря на это, он совершенно не производил впечатления бомжа или хулигана. Почему-то с первого взгляда на него становилось понятно, что парень просто упал, либо неосторожно наткнулся на поранивший его предмет.

— Я не с тобой говорю, — отрезал Анатолий Максимович.

— Не смей так говорить с моим сыном, — как кошка, зашипела Любовь Андреевна, бросаясь на защиту своего ребёнка.

Павел, изнемогая от раздражения, поднялся и вышел из-за стола. Мила проводила мужа равнодушным взглядом и осталась сидеть на месте. Ей не терпелось услышать историю жизни безукоризненной, совершенной свекрови. Подумать только, она бросила новорожденного! Всё как в дешёвых дамских романах!

— Прости меня, солнышко, — женщина встала за спиной Антона, обняла его голову и с глубокой нежностью чмокнула его в белокурую макушку. — Я ведь не знала, что ты жив, иначе ни за что не сидела бы на одном месте, я бы искала тебя…

— Если бы ты знала, что я жив, — возразил Антон, энергично прожёвывая рулет из копчёного угря, — ты бы просто не оставила меня!

— Да-да, — слабо улыбнулась Любовь Андреевна и погладила его по волосам.

— Так я услышу сегодня эту душераздирающую историю? — напомнил Резник.

Жена, вернувшись на своё место за столом, с укором взглянула на него. В её взгляде так и читалось: мол, не суйся, толстокожее животное. Я только что обрела сына, а ты хочешь услышать подробности моего позора, трагедии моей жизни! Но, пересилив себя, она послушно начала:

— Не буду говорить, как получилось, что я забеременела. Это и так понятно всем присутствующим…

Мила хихикнула. Ещё бы не понятно! Забеременеть можно только одним способом, а Любовь Андреевна — не Дева Мария, получившая Иисуса при помощи непорочного зачатия.

— Когда пришло время рожать, мама была со мной, — рассказывала женщина. Она волновалась, и поэтому комкала скатерть.

— Меня не возили в больницу, мама сама принимала роды на дому, в воде. Я рожала в наполненной водой ванне…Мама стыдилась того, что я рожаю без мужа, и мы скрывали от соседей мою беременность. Мама говорила, что расскажет всем, будто усыновила малыша. Ведь в то время рожать незамужней девушке, только что окончившей школу, было позором!

Она задумалась, вспоминая события почти тридцатилетней давности, и её глаза затуманились.

— Роды были тяжёлыми, я слишком устала, чтобы что-то понимать и соображать, и уснула. Мама сказала, что у меня — сын.

А когда я проснулась, и попросила принести ребёнка, она заплакала и сообщила, что он родился мёртвым. А мне казалось, что я слышала его плач, но мама сказала, что это обезболивающие средства дают такой эффект галлюцинаций. В общем, были похороны, я на них не пошла. Во-первых, ещё не слишком оправилась после родов, а во-вторых, мама сказала, что не надо мне видеть малыша мёртвым. Она сказала, что это плохая примета, и что второй ребёнок тоже может родиться мёртвым, если я буду смотреть на своего умершего первенца…

Резник сочувственно смотрел на жену. Теперь понятно, почему она ему это не рассказала. Кому же захочется выставлять напоказ грехи молодости, к тому же рассказывать о погибшем ребёнке — не самая приятная задача.

— С тех пор я старалась не вспоминать о том, что произошло, — вздохнула Люба, теребя скатерть. — И решила забыть, словно этого и не было.

— Но тут появился я, — воскликнул Антон, — собственной персоной! И мамочка не устояла…

Они засмеялись, с величайшей нежностью глядя друг на друга. Резник вдруг понял, что этим двоим больше никто не нужен.

— Подожди — ка, а как ты узнал, кто твоя мать, и где она находится? — уточнила Мила.

— Ну… Я же понимал, что у меня должны быть где-то мать и отец, — улыбнулся парень, и Мила невольно им залюбовалась.

Он просто как ангелочек со своими белокурыми волосами и синими глазами! Даже синяки и ссадины его почти не портят!

— И перед тем, как покинуть детский дом, я влез в кабинет директора, взломал сейф и узнал, откуда я появился. Там было написано, что меня привезли такого-то числа. Я узнал фамилию женщины, которая меня сдала в детдом, и её адрес.

После этого я поступил в институт, и всё никак не мог решиться, чтобы поехать к этой женщине. Тогда я думал, что это и есть моя мать, она сдала меня в детдом, чтобы не тратить время на воспитание. Но я старался её оправдать, думал, а вдруг у неё не было возможности содержать ребёнка?

Он сделал эффектную паузу, чтобы все оценили его благородство. Любовь Андреевна держала сына за руку, и не сводила с него сияющих глаз. Резник отстранённо подумал, что уже очень давно не видел её такой счастливой.

— В общем, я очень много думал, пока учился. А вдруг мама не захочет принять меня? Вдруг у неё своя семья, и я только наврежу ей своим появлением? — с азартом продолжал Антон, впрочем, не переставая жевать. — Словом, я долго не мог решиться навестить её. Но мне очень хотелось посмотреть на маму, хотелось сказать ей, что я на неё не сержусь, мне хотелось обрести свою семью, понимаете?

Мила с горящими глазами кивнула. Ох, как ей нравился этот парень! Он совсем не был похож на холодного, безвольного, как амёба, Павлика. Этот Антон — сразу видно, что он горячий жеребец, и любит жизнь!

— А когда я обратился по этому адресу, там проживали совсем другие люди. Они мне кое-что подсказали, и я догадался, что сдавшая меня в детдом женщина — моя бабушка, а не мама. Но к тому времени, когда я появился по этому адресу, оказалось, что бабушка уже переехала. Но я не отказался от поисков матери! Только немножко отсрочил их, и решился искать мамочку после того, как закончу институт. Но мне надо было устроиться на работу, чтобы зарабатывать деньги, поэтому поиски снова затянулись. Но я решил, что скоплю немного денег, и поеду её искать. Несколько лет я копил, а потом сказал себе: всё, хватит. Иначе так вся жизнь пройдёт, а ты ничего не узнаешь о своей семье. И вот я — здесь, — как в голливудском сценарии, закончил свою речь Антон и отхлебнул вина из высокого узкого бокала.

Резник не мог не признать, что для сиротки он держится очень хорошо. Он неплохо воспитан, у него хорошие манеры, правильная речь, достойное поведение. Для мальчика из детдома он был слишком хорош. И тут же Резника обуяло чувство удовлетворённости: вот она, истина! Антон этот — лжец! Он решил просто срубить бабок с мягкой и очень богатой Любови Андреевны, то есть с её мужа, зарабатывающего большие деньги. И не был он никогда в детдоме, врёт всё! Надо бы поставить его на место, этого выскочку —самозванца. Он каким-то образом узнал, что у Любы случилась в жизни такая трагедия, как потеря ребёнка, и быстро всё продумал.

— А как же ты нашёл Любу? — вслух поинтересовался Резник. Он хотел дослушать всю историю до конца, прежде чем приводить свои доводы.

— О, это долгая история, — улыбнулся Антон.

— Но мы никуда не торопимся, — удивился Резник.

— Дай ребёнку отдохнуть, — набросилась на него, как коршун, жена. — Видишь, бедный мальчик устал! У него было сегодня такое потрясение… — она злобно взглянула на мужа.

Резник насупился. Она что, постоянно будет ему напоминать, как обошлась охрана с Антоном? Он уже десять раз извинился и перед женой, и перед её сыном. Чего же более? К тому же, если бы она не скрывала правду с самого начала, ничего этого не было бы. Кто её тянул за язык, когда она лгала о какой-то «Радуге» и больном сердце, а сама ездила к сыну? Она что, думала, ей удастся скрыть неприглядный поступок из прошлого?

Антон тут же зевнул.

— Я и впрямь устал, — извиняющимся тоном проговорил он, — можно мне отдохнуть, а завтра я всё вам расскажу? Просто столько событий случилось сегодня…

— Ну конечно, дорогой, — проворковала Любовь Андреевна, шустро поднимаясь с места. — Пойдём, сыночек, я покажу тебе твою комнату… Толик, я сама тебе всё расскажу. Пусть ребёнок поспит!

Антон попрощался с Резником и Милой, и вышел из столовой. Свекор и невестка остались вдвоём.

— Ты думаешь, он и вправду тот, за кого себя выдаёт? — спросил у неё Резник.

Мила помолчала, а потом ответила:

— Скорее всего. Он же не дурак, чтобы не понимать, что вы всё проверите! И, потом, вы можете запросто его уничтожить, когда узнаете, что он лжёт!

Резник вздохнул. Как ни хотелось ему не соглашаться с её словами, но он понимал, что Мила права.

Антон вовсе не дурак. А значит, ему придётся впустить в свою жизнь ещё одного человека. В принципе, ничего страшного в этом не было. Но почему же тогда у него так тяжело на сердце?

— Ты не поверишь, — щебетала Мила, наклоняясь к новой подруге. — Он такой хорошенький!

— Тебе нравится, да? — одобряюще подмигнула Ирина.

— Ага… Гораздо больше, чем муж…

Они захихикали. Мила была чрезвычайно рада своей новой знакомой. То есть, знакомая была не совсем новая, но вот стали они подругами совсем недавно. И Мила уже успела прикипеть к этой женщине. Ирина оказалась совсем другой, нежели остальные знакомые Милы. Она никогда не осуждала её, наоборот, поощряла её дурные наклонности. К примеру, недавно Ирина сама вытащила из сумочки сигарету, набитую марихуаной, и они мило провели время, затягиваясь «паровозиком».

Ещё Ирина рассказала, что муж её в коме, и теперь она отрывается на полную катушку. Это было понятно Миле: к чему эти самопожертвования, если человек уже никогда не придёт в себя? Зачем хоронить себя под нагромождением напыщенных слов, только потому, что так положено? Всё это — условности! Ирина не стеснялась рассказывать о своих похождениях и культивировала пороки. Это покорило Милу. Она устала жить среди лицемеров, которые говорят одно, а делают другое. Ирина забавляла её, доставляла удовольствие своими рассказами, и провоцировала Милу на такие же откровения. С ней было легко и просто. Мила снимала с себя маску и становилась самой собой. Все её потайные желания лезли наружу, и Ирина не ужасалась, не качала сочувственно головой, и не предлагала ей посетить психиатра. Она одобряла всё, что говорила или делала Мила, и давала дельные советы. Они говорили обо всём на свете, и даже о таких вещах, о которых обычные женщины предпочитают не разговаривать. У случайно подслушавшего их официанта даже уши покраснели, и он поспешил отойти подальше от их столика.

Мила самозабвенно рассказывала, как хорош Антон и как щедро одарила его природа. Она застукала его утром в душе, и всласть насмотрелась на его тело.

— Он просто великолепен, — закатила она глаза. — Ты не представляешь, какого размера у него…

— Так в чём дело? — спокойно заметила Ирина, намазывая красную икру на тост с маслом. — Оседлай его!

Мила хрипло рассмеялась. Ей самой этого хотелось, но она не решалась.

— В доме собственного мужа? — притворно изумилась она. — Я не могу себе этого позволить! Это непорядочно, в конце концов!

Ирина презрительно посмотрела на неё, и Миле стало не по себе. Ирина не любила притворства, а Мила на этот раз притворялась. Она уподобилась остальным женщинам, которых Ирина презирала. Она сразу же сказала Миле об этом — о том, что терпеть не может женщин, которые делают вид, что страшно добродетельны, а на самом деле — нимфоманки либо похотливые извращенки.

— И это касается не только секса, а любых областей жизни, — строго сказала Ирина, глядя блестящими глазами на Милу. — Я предпочитаю правду. Сама всегда говорю её, и желаю слышать то же самое от других. Ничто не может меня шокировать, если это — правда. Но лицемерия я просто не терплю!

Мила вспомнила об этом и заторопилась изменить ответ. Она боялась, что Ирина, уличив её в лицемерии, которого она не переваривала, может запросто встать и уйти. И перестать общаться с Милой, которая без Ирины просто взвоет. Надо же, прошло так мало времени, а без этой странной молодой женщины она уже не может обойтись. Кому ещё, спрашивается, Мила будет доверять свои мысли, кому будет рассказывать о том, что творится в её доме, в её семье, в её душе? Подругам? Но ведь они тут же рассвистят это на всю тусовку, и в газетах появится новый портрет Милы. Она даже видела заголовки: « Мила Илиади вышла замуж за деньги»,

« Людмила Ковалёва жаждет затащить в постель сводного брата собственного мужа», « Жена Павла Резника, сына главы концерна „Теллурика — нефть“, поражает своей бесталанностью».

Поделиться мыслями с Сашей Кравчуком? Но он занят, оплакивает свой скончавшийся роман с Трубачовым. С матерью она давно уже не разговаривает. Та занята исключительно своей внешностью и намерениями вернуть мужа, который так внезапно стал депутатом.

Кто же остаётся? Столько лет Мила держала язык за зубами, носила всё в себе, а вот теперь, когда появилась Ирина, как приятно стало доверять другому человеку наболевшее и накопившееся на сердце. Но главное — Миле не было стыдно за свои поступки, и к этому её приучила Ирина.

— Надо жить так, как тебе нравится, — поучала она подругу, — и никогда ни в чём себе не отказывать. Брать то, что дают, и даже больше. Поговорка о том, что не надо ни у кого ничего просить, сами придут и всё дадут, в корне неверна. Никто не поможет тебе, если тебе будет требоваться помощь. Поэтому не думай ни о чём, ни о каких условностях! И ещё нельзя ни обвинять себя, ни критиковать. Живи только для себя, в своё удовольствие. Попробуй, это очень приятно!

Мила и раньше почти ни в чём себе не отказывала, но периодически она устраивала себе «дни избиения», и обвиняла себя во всех неприглядных поступках, критиковала, даже ругала. Теперь, после разговоров с Ирой, всё стало легко.

— Ладно, слушай, — Мила вцепилась в её руку, боясь, что Ирина не простит ей лжи. — Я просто боюсь, что нас застукают, понимаешь? И что тогда будет? Меня выгонят из дома, как щенка, и я останусь без копейки. И вообще, может, этот Антон расскажет всем, что я на него вешаюсь? Я ведь совсем не знаю этого человека.

— Но ты же говорила, что он тоже интересуется тобой. Извини, но я никогда не поверю, что ты не знаешь, так это или нет. Женщина всегда чувствует интерес мужчины, — пожала плечами Ирина.

— Я чувствую, — окрысилась Мила. Ира поставила под сомнение её женственность и сексуальность! — Но боюсь, как ты не понимаешь?!

— Знаешь что, — медленно проговорила Ирина, допивая свой кофе, — пригласи меня как — нибудь на ужин, и я посмотрю, стоит ли тебе соблазнять этого парня.

— Не поняла, — удивилась Мила. — Ты что, думаешь, так быстро раскусишь его?

— А ты сомневаешься? — удивилась Ирина, в свою очередь.

Мила задумалась. А вдруг и впрямь она поймёт, что он за человек? Иногда Ирина удивляла её и поражала. Иногда Мила ей завидовала, и хотела подражать во всём. Но что точно знала Мила — то, что её новая подруга и впрямь необычный человек.

— Знаешь что, — продолжила Ирина, — представишь меня, как дизайнера украшений. Может быть, я обрету новых клиентов! Уж такую-то малость ты можешь для меня сделать?

Мила почувствовала разочарование. Она —то была уверена, что Ира хочет прийти к ней в гости, чтобы понять, стоит ли ей заводить роман с братом мужа, или нет. А оказалось, у неё просто свой шкурный интерес. Впрочем, Ира никогда не скрывала своих мыслей, и разве не в этом Мила видела её своеобразную прелесть? Каждый — за себя, именно этому учила её Ирина. И почему бы и впрямь не помочь ей заработать денег?

— Конечно, могу, — небрежно сказала Мила, скрывая свою радость.

Наконец —то Ирина увидит и почувствует её значимость. Ведь получалось, что, несмотря на разное социальное положение, Мила не чувствовала себя в превосходстве во время встреч с Ириной. Теперь появился шанс прихвастнуть.

Тем более что она попросила о чём-то в первый раз, а всё остальное время просто помогала Миле, и слушала её, не жалея своего времени! Пришла пора платить по счетам!

— Но, знаешь что, — Мила торжествующе улыбнулась, — я буду первой на очереди в списке твоих клиентов!

— Замётано, — согласилась Ирина, и в глубине её чёрных глаз мелькнула какая-то искорка.

— Слушай, — воскликнула Жанна, как будто случайно вспомнив что-то, — а ты помнишь, во время нашего знакомства, ты сказала, что я похожа на какую-то твою знакомую, или что-то в этом роде?

— Ну да, — Мила удивлённо оторвалась от салата. — А почему ты спросила?

— Просто вспомнила, — как можно беспечнее пожала та плечами. — Кажется, насколько я помню, у неё какая-то трагическая судьба, да?

— Она погибла, — Мила отправила в рот кусочек сыра. — Взорвалась в машине.

— Ужасно, — Жанна прижала руки к щекам.

Это не могло её не волновать, хотя прошло уже много времени. Ей очень хотелось расспросить Милу подробнее обо всём, но она боялась. Мила может насторожиться. К чему бы Ирине, дизайнеру ювелирных украшений, так интересоваться какой-то погибшей девушкой?

Она допила сок и беспечно спросила:

— Ты переживала, когда эта девушка так ужасно погибла? Она же была твоей знакомой!

— Переживала? — фыркнула Мила, чуть не сдунув весь соус с листьев салата. — Да нет, конечно! Она не стоила того!

Жанна вцепилась в вилку, изо всех сил стараясь сохранить самообладание. Какая тварь! Неужели она, Жанна, не стоила хотя бы лёгкой грусти этой дряни? Ведь, собственно говоря, Мила должна чувствовать свою вину в её смерти, ведь именно она сделала так, что Жанна покинула Павла и оказалась в опасности! А теперь она говорит об этом так спокойно и равнодушно, словно Жанна и не человек вовсе, а так, букашка какая-то…

Именно тогда, в тот момент, она и поняла, что накажет Милу. И не столько за то, что она сделала, а за то, что она ничуть не раскаивается и не сожалеет. Эта гадина полностью уверена в своей правоте и безнаказанности, а этого спускать нельзя. Но накажет она её потом, после того, как выполнит задачу, поставленную перед ней Шахидом. И, кроме того, месть — это блюдо, которое надо есть остывшим.

Жанна почувствовала, что не может больше ни секунды находиться с этой холодной, равнодушной, презрительной женщиной.

— Мне пора, — воскликнула она, сдёргивая с вешалки, стоящей рядом, плащ.

Мила удивлённо следила, как Жанна, цокая каблуками, перебежала улицу и щёлкнула брелоком сигнализации у своего «форда». Отъехав от кафе, Жанна немного успокоилась.

Ей было неприятно встречаться с Милой, но дело того стоило. Она постепенно даже втянулась в общение с той, ей доставляло удовольствие интриговать, искушать, соблазнять. Всякий раз она предоставляла Миле выбор, но Мила послушно шла за ней, как собачка за сахарной косточкой. Жанна была настоящим дьяволом, а Мила почти продала ей свою душу. Вот только её желание взамен души Жанна ещё не выполнила.

Но зато она теперь знала каждый шаг Милы, и всё, что происходит в семействе Резников. Знала всё до мелочей. Она легко вытягивала из Милы любую ситуацию в доме под предлогом аналитической разборки, хотя по большому счёту ей было наплевать на всю эту семейку. Но не зря же говорят: кто владеет информацией, владеет миром.

Жанна хотела владеть не миром, а всего лишь ситуацией. Это её вполне устраивало. Чтобы как следует подготовиться к дальнейшим действиям, она должна многое знать. И она это знает. Она выбрала отличный момент. Как раз сейчас Резник переживает из-за нового члена семьи, они с женой отдалились, постоянно ругаются, по словам Милы. Значит, она, Жанна, будет в самый раз. Так сказать, попадёт в струю. Потому что человек совершает ошибки гораздо реже, если у него прочный, надёжный тыл — дом. Если же атмосфера в доме несколько иная, значит, у человека нет отдушины, соответственно, он всегда находится в напряжении. А вечно находиться в подобном состоянии невозможно, нужен отдых. И, когда Резник расслабится — а он неминуемо это сделает, Жанна уже будет тут как тут, и воспользуется его слабостью.

Правда, она ещё не знала, что именно будет делать, и пока что наводила справки и впитывала в себя информацию, которая обязательно пригодится ей в дальнейшем.

Она незаметно выспрашивала у Милы, какую музыку слушает Резник, какие книги читает, какие блюда предпочитает, какой стиль в одежде, и запоминала всё, что касается главы семьи. Остальные ей были не нужны. Даже Павел…

Как он мог жениться на этой гадюке, к тому же и года не прошло, как Жанна оставила его! Как он мог так поступить, хотя клялся ей в вечной любви?

Жанна прервала саму себя, напомнив, что Павел получил известие, что она погибла, сгорела в машине. И всё равно для женитьбы было слишком рано. Если бы он любил её настолько, насколько говорил об этом, то вообще должен был уйти в монастырь, посыпав голову пеплом. Или не жениться никогда. Или, если и жениться, то не так скоро, и, уж конечно, не на Миле.

Эта женщина была чрезвычайно противна Жанне, и ей приходилось сдерживать себя, чтобы не двинуть гадине в челюсть. Она представляла, с каким удовольствием избила бы её, трепала её за волосы, царапала лицо. Но, увы, ничего такого она сделать не могла — пока.

Но зато Жанна научилась получать пользу от этой визгливой тётки, мнящей себя певицей. Та уже на крючке, и не должна с него сорваться. Жанна, вернее, Ирина, для неё очень много значит. Она стала ей подругой, наперсницей, искусительницей. Жанна приучала Милу, что нельзя скрывать собственные мысли, но делала это лишь для того, чтобы знать правду. И теперь Жанна уже владеет ситуацией. Осталось совсем немного, совсем чуть-чуть. И тогда она сделает то, что приказал Шахид. Вернее, Шахид не приказывал. Он просто сделал племяннице предложение, от которого та не смогла отказаться. А не смогла отказаться не потому, что это предложение было чересчур заманчивым, а потому, что деваться ей было некуда. И Шахид это понимал так же хорошо, как Жанна.

Чтобы сохранить лицо, Жанна вынуждена была согласиться, но именно вынуждена. Зато после того, как всё будет сделано, у неё начнётся новая жизнь.

Она снова договорилась с Шахидом: он с помощью своих людей будет искать Мальчика после того, как она предоставит ему на блюдечке то, что он хочет. И они будут квиты. Жанна заживёт спокойно и счастливо со своей дочерью, а Шахид сможет остаться бессменным лидером общины и укрепить свой авторитет с помощью денег Резника. Это называется — бартерный обмен.

Жанна была уверена, что у неё всё получится. Ради Полины — должно получиться! А пока что придётся терпеть общество Милы, и всякий раз перед встречей с ней менять свой образ, тщательно приглаживать парик, чтобы у той и сомнения не возникло, что Жанна — Ирина просто перекрасила волосы в рыжевато — медный цвет. С помощью макияжа Жанна старалась как можно больше отдалиться от себя настоящей.

Она карандашом увеличивала губы, тщательно пудрилась, чтобы лицо стало на тон светлее, тушью пользовалась золотистой либо зеленоватой, чтобы так называемая подруга не сосредоточилась на её чёрных глазищах, которые вполне могли вызвать ассоциацию с глазами Жанны Гусейновой, и делала ещё массу мелочей, стремясь отдалиться от своего натурального облика. Помимо этого, Жанне приходилось говорить кучу глупостей, рассказывать о вещах, которые она сама никогда не делала, с видом знатока, и делать вид, будто она испорченная, циничная, порочная женщина. Всё это было ей глубоко противно, но цель того стоила. Сегодня Мила пообещала пригласить её в гости к Резникам, и это будет первой серьёзной победой Жанны. Она воспользуется этим приглашением на все сто процентов, а, когда Мила поймёт, в чём дело, будет уже поздно.

Анатолий Максимович Резник накапал себе в стакан валерьянки, и выпил залпом горькое, пахучее лекарство. Конечно, коньяк — куда лучше, только о каком коньяке может идти речь, если так болит сердце? И болит по-настоящему, не то что у Любы, которая жаловалась на боли, чтобы остаться дома и втайне улизнуть к обретённому сыну!

В последнее время его ангел — хранитель будто отвернулся от него, забыл о своём подопечном. Все дела пошли вразнос. И в семье обстановка нестабильная. А теперь ещё и эта жуткая новость: на прошлой неделе арестовали Андрея Почкарёва, начальника отдела экономической безопасности «Теллурика — нефть». Его обвинили в двойном убийстве, якобы совершённом им в Тамбове в прошлом году.

Только что у Резника был адвокат, один из самых известных и респектабельных — Юрий Ваганович Макаров. Он сообщил, что Андрей сделал беспрецедентное заявление для следственной практики: отказался принимать участие в следственных действиях и запретил это своим защитникам. Почкарёв в отчаянии заявил, что следствие проводится необъективно. Самое неприятное, что Резник был уверен в этом на все 100 процентов. Удивительно, что на момент убийства у Почкарёва имелось алиби: он находился отнюдь не в Тамбове, а в столице, и его видело как минимум двадцать человек. Но Генпрокуратуру не интересовало алиби Почкарёва. Резник отлично понимал, что именно её, Генпрокуратуру, интересует: показания на крупнейших акционеров «Теллурика — нефть».

Казалось бы, обычная уголовка, однако с самого начала всё пошло не обычным путём.

Во-первых, Резник уже некоторое время ощущал давление государства на концерн. Оно висело над ним, как Дамоклов меч. Именно поэтому он подстраховался и втиснул Ковалёва в Госдуму.

Во-вторых, с Почкарёва всё только начинается — в этом не было никаких сомнений. Макаров, вытирая потный лоб, рассказывал, как его принимали в суде, и о чём они разговаривали с арестованным Почкарёвым.

— Я провёл вчера в Лефортово целый день, — жаловался адвокат, облизывая губы. — Сначала попросили подождать час, потом ещё и ещё. Мол, кабинетов нет свободных. И только вечером мне дали полчаса на всё про всё. Андрей был словно не в себе, сказал, что его накачали психотропными средствами…

— Ты подал ходатайство?

— О назначении экспертизы? Обижаете, Анатолий Максимович! Сегодня с утра!

— Ну, будем ждать. Его можно освободить под залог?

— Ни под подписку о невыезде, ни под любые деньги, — сокрушённо развёл руками Макаров. — Похоже, они за вас цепко взялись…

Резник вскинул глаза, и увидел в них сочувствие. Макаров знал, о чём говорит…

— Ладно, я подумаю, что можно сделать для Андрея, — тихо произнёс он, — спасибо, Юрий Ваганыч…

Макаров направился к двери.

— Значит, на суд мы надеяться не можем? — окликнул его уже от двери Резник.

— Разве что на суд присяжных, — откровенно ответил Юрий Ваганович и закрыл за собой дверь.

Итак, операция по равноудалению концерна «Теллурика — нефть» от власти началась. Резник вздохнул и подумал, что неплохо было бы ещё выпить валерьянки. Только разве можно столько пить, она же — лекарство, а лекарство может как лечить, так и калечить. Даже вроде бы безобидная микстура от кашля способна вызвать побочные действия, если её употреблять в неограниченных количествах.

Ага, вот, значит, почему «Сикбур» всё тормозит слияние двух корпораций. Значит, они знали о предстоящем нападении государства на «Теллурику». Либо руководителю «Сикбура» кто-то что разъяснил, и он с этим согласился…

Значит, сделка становится невыгодна как политически, так и экономически. Боже, сколько проблем вокруг этой чёрной жидкости! И ведь всё это идёт ещё с 1859 года, когда полковник Дрейк нашёл первую нефть в Западной Пенсильвании. Сразу же все желающие бросились открывать свои перерабатывающие заводы — и бакалейщики, и продавцы церковных свечей. Сделать это тогда было недорого: по сложности оборудования весь комплекс напоминал огромный самогонный аппарат. Нефтяной бизнес сразу же стал самым высокодоходным.

С тех пор почти ничего не изменилось. Кроме масштаба добычи и уровня потребления. Нефть стала кровью экономики, превратилась в настоящее «чёрное» золото. Понятно, что интриги вокруг нефти — тоже жёсткие и кровавые. Резнику придётся бороться не на жизнь, а на смерть. Жаль только, что он не чувствовал в себе сил для этой борьбы. Откуда взять силы, если теперь надо следить сразу за двумя фронтами — и холдингом, и домом? Как-то вдруг оказалось, что Анатолий Максимович долгое время был настоящим счастливчиком: жена его была разумной и любящей женщиной, и сын не причинял особых неприятностей. Прошли те страшные месяцы, когда Павел мучился сначала от неизвестности, а потом, наоборот, получив ужасную весть о трагической смерти возлюбленной. Резники вздохнули свободнее. Павел женился, и Анатолий Максимович перестал переживать за сына. Зато теперь, когда все вокруг ополчились против «Теллурики», Люба выдала на-гора. Неужели она не могла проделать всю процедуру знакомства с новообретённым сыном совершенно в другой манере?

Неужели сложно было с достоинством представить Антона семье Резников и спокойно рассказать всю эту давнюю историю, достойную бразильского сериала? Так нет же, сначала она симулировала боли в сердце, затем долго скрывала наличие Антона, хотя сама сняла ему отличную квартиру, водила парня в рестораны и покупала ему одежду в дорогих магазинах. Резнику совершенно не жалко было денег, но почему бы ей перед тем, как сделать всё это, не рассказать правду? Она же прожила с мужем двадцать восемь лет, должна знать его досконально! Разве он бы отказал в содержании сына Любы? Так нет же, жена из этого сделала целую тайну. И теперь в семье много проблем. Анатолий Максимович всё ещё не мог простить жену, не открывшуюся ему. Неужели она совсем ему не доверяет? Это было очень болезненным и неприятным открытием.

Глава нефтяного холдинга вздохнул и снова погладил себя по области сердца. Несмотря на жизненные перипетии, сейчас он на работе, а, значит, надо отбросить все домашние проблемы и сосредоточиться на рабочих моментах.

Попавшего под горячую руку государства Андрея Почкарёва, которого сделали козлом отпущения, надо вытаскивать из тюрьмы, это однозначно. Резник вдруг сообразил, что выпустить подследственного можно не только под подписку и залог, в которых отказали, но и под личное поручительство. А если это будет поручительство депутата Госдумы?

Пора Ковалёву уже начинать платить по счетам!

Павел наткнулся на Антона, когда тот бродил по оранжерее.

— Надо же, какая красота, — заметил он, указывая на довольно оригинальное растение.

— Это папа подарил нам с Милой на свадьбу, — невольно улыбнулся Павел, вспомнив вытянутое лицо жены, когда она увидела подарок свёкра. — Редчайший цветок, приносит счастье. Это с Тибета. Папа говорит, что цветёт он, начиная где-то с восемнадцати лет, и только раз в два года. Наверное, цветёт он очень красиво…

— То есть, он подарил вам нечто вроде ребёнка, чтобы растить его до совершеннолетия, а потом наблюдать за успехами? — засмеялся Антон.

— Типа того… — кивнул Павел.

Вообще-то он был не против ребёнка, только Мила и слышать ничего об этом не хотела. Хотя, конечно, её можно было бы заинтересовать — деньгами. Если заключить договор, по которому состояние Милы удвоится при рождении ребёнка, она тут же забеременеет! Павел невесело усмехнулся, забыв, что Антон внимательно наблюдает за выражением его лица.

— Что, проблемы с женой? — быстро спросил он, каким-то образом уловив направление мыслей сводного брата.

— Всё в порядке, — ответил Павел.

— Но я же вижу, что не в порядке, — настаивал Антон. — Послушай, мы же братья по матери. В нас течёт одна кровь. И я очень хочу стать тебе настоящим братом. У меня в жизни никогда не было брата или сестры, и я очень хочу как можно ближе познакомиться с тобой, советоваться, рассказывать всё, делиться переживаниями.

Павел опустил глаза. Ему абсолютно не хотелось делиться своими переживаниями с этим парнем, неизвестно откуда взявшимся. Павел ему не доверял.

«Может быть, это просто ревность?» — пришла ему в голову мысль, и он мгновенно устыдился. И вправду, мать теперь обращает гораздо больше внимания на Антона, чем на Павлика, и, может быть, он от этого чувствует себя так неуютно?

Павел уже было открыл рот, чтобы сказать Антону что-то ободряющее, как вдруг совсем рядом раздался визг и следом за ним равномерные стуки.

— Это Джонни дурит, — вздохнул Павел, видя, как испугался Антон. — Это ветеринар, он живёт в зимнем саду, и ухаживает за коалами. Ты уже их видел?

— Нет, — удивлённо покачал головой Антон. — А что, они здесь живут, в доме?

— Ну да, в зимнем саду, — повторил Павел, и направился туда. — Ты идёшь? — он повернулся к новоявленному брату. Тот отрицательно покачал головой.

— Не хочу смотреть на сумасшедшего ветеринара, — улыбнулся он и снова наклонился к цветку.

Павел быстрыми шагами пересёк оранжерею и вошёл в зимний сад.

Джонни и впрямь разбушевался. Голова у него уже была окровавлена, но он не успокаивался. Он что-то выл, визжал, и один создавал такую какофонию, которую Павел ещё ни разу не слышал.

— Джонни, хватит, — прикрикнул он. — Что опять произошло? Кто-то съел червячка?

Джонни повернулся к хозяину, и в его глазах проступило такое бешенство, что Павел отшатнулся.

— Он убитый, — Джонни указал в сторону, и Павел растерянно увидел, что на столе и впрямь лежит один из медвежат и не двигается. — Кто убил его?

Павел быстро подошёл к малышу и понял, что тот и вправду мёртв.

— Может, он просто упал? — растерялся Павел.

— Нет, — заверещал Джонни, чем вызвал даже лёгкий ветерок в саду, — он не умер. Он убитый. Его убил. Он.

— Что ты несёшь? — не понял Павел. — Ты можешь внятно объяснить, что здесь произошло?

Джонни, совершенствующий свой русский язык, заплакал, а потом сказал:

— Я делать замазку для дерева, да. А потом вернуться — шум. Смотреть — он убитый. Его убил. Он.

— Кто его убил?

— Тот человек убил, — твердил Джонни, — тот, другой.

Павел недоумённо взглянул на ветеринара, стараясь не смотреть на маленькое жалкое тельце, лежащее на столе.

— Ты имеешь ввиду Антона? — догадался он, потому что Джонни знал всех членов семьи по именам. — Нет, ты ошибаешься. Он был в оранжерее, я только что оттуда. Антон не заходил в зимний сад, он даже не знал, что у нас есть коалы.

— Он убил, — не соглашался с ним Джонни. — Я видеть — он.

— Ты видел, как Антон убил коалу? — настаивал на своём Павел.

— Я видеть человека. А потом видеть его, — Джонни, горестно всхлипывая, указал на зверька.

— Ладно, Джонни, не плачь, — утешал его Павел, — все умирают. Может быть, он был стар, и умер. Мы все тоже умрём.

— Он убил, он убил, — отодвинувшись от него, твердил Джонни, и кровь стекала с его разбитого лба прямо на рыжие вихры, закрученные вокруг лица.

Экспертиза так и не была проведена. То есть, её провели, но почему-то только через 10 дней, когда следы инъекций уже исчезли.

10 дней — это постфактум для адвоката, который должен был присутствовать на экспертизе! Защитники Почкарёва неоднократно заявляли ходатайства о различных нарушениях, допущенных в ходе следствия. Но от них отмахивались, как от назойливых мух. Этими ходатайствами можно было устлать пол в туалете, настолько они не интересовали прокуратуру. Под личное поручительство депутата Государственной думы Владимира Ильича Ковалёва Почкарёва так же не выпустили.

Резник готовился к решительным боевым действиям — со стороны государства, разумеется. Сам он против государства, гражданином которого являлся, и которому обеспечивал 10 процентов бюджета с помощью «Теллурика — нефть», не мог пойти. Это было чревато крупными последствиями. Нынешний президент придерживается политики Пиночета, но делает это крайне осторожно и хитро, не афишируя свои поступки. А если что-то и проникает в прессу, то подаётся под замысловатым соусом мнимой заботы о народе.

Но чем же объяснить арест председателя директоров финансового объединения « Минасарт», владельца 8 процентного пакета акций «Теллурики» Андрона Гусева? Его обвинили в хищении и в уклонении от налогов в особо крупных размерах.

Резник ничуть не сомневался, что очень скоро возьмутся и за него. Но предпринимать он ничего не стал.

«Теллурика» — это прозрачная компания, ему нечего скрывать. Оффшорные зоны? Это всё согласно российскому законодательству. Налоги он платит, дорогу никому не переходил, с президентом не ссорился. Может быть, зря он держал нейтралитет, наоборот, надо было войти в доверенный круг лиц президента, и, поджав хвост, послушно внимать ему? Тогда бы ничего этого не было…

Хотя кто знает! Вон Сталин, к примеру, приказал убить Берию, хотя они были земляками и друзьями. Так что спокойствия ожидать нельзя ни при каких раскладах. Кроме всего прочего, в его доме творится что-то странное. При странных обстоятельствах умер зверёк коалы. Джонни обвинял во всём сына жены.

Но ведь не Антон же и впрямь убил коалёныша! Зачем ему это, он же не монстр, не зооманьяк! Конечно, Антон ему не нравится, но надо быть объективным. Зачем взрослому парню причинять вред невинному медведю?

Джонни, правда, утверждает, что он видел Антона в зимнем саду, а тот клянётся, что не был там до того момента, когда услышал горестный вопль ветеринара, и даже не подозревал о наличии в доме австралийских зверьков.

Люба, естественно, отругала Джонни, ей и в голову не может прийти, что Антон виноват. И всё-же по какой причине умер медвежонок?

Резник тяжело пережил смерть малыша, он очень любил своих коал. Это, конечно, не конец света, но очень больно и обидно.

А Антон…

Что-ж, он и впрямь сын Любы. Резник обратился в детективное агентство при «Теллурике», и отправил человека в город, где Люба родилась и жила до встречи с ним. Всё именно так, как говорил Антон и жена.

Тёща Резника не желала видеть ребёнка юной дочери, не хотела, чтобы та была в таком нежном возрасте матерью — одиночкой. Поэтому мальчик был отдан в детдом, а Любе сказали, что малыш умер. Так что жена была ни в чём не виновата.

И всё — же она старалась как можно больше времени проводить со старшим сыном, баловать его, и возмещала материнскую любовь и ласку, которых он был лишён много лет.

Антон с удовольствием принимал её заботы и подарки, впрочем, он постоянно говорил о том, что ему ничего не надо, и что он абсолютно счастлив тем, что обрёл семью.

Резник усмехнулся. Семью? Как таковой, семьи уже нет. Павел женился — значит, у него уже своя семья. Может быть, Мила соизволит родить ему детей, а Резнику — внуков! Люба занята исключительно Антоном, теперь он — её семья, она даже на Павлика не обращает никакого внимания. А он, Резник, остался в одиночестве.

«Все подружки по парам в тишине разбрелись, только я в этот вечер засиделась одна…» — вспомнилась ему русская народная песня. И всё-же, где его семья? Вернее, нет, не так. Не где, а кто… Вот в чём вопрос…

— Я думаю, нет никакого смысла продолжать это бесцельное совместное существование, — сообщил депутат Ковалёв своей жене рано утром за завтраком.

Обычно Галина не поднималась в такое время, однако же в последние месяцы исправно выполняла роль хорошей хозяйки, поджаривая мужу хлеб в тостере и отваривая яйца с сосисками. Это были почти все блюда, которые она научилась готовить за долгие тридцать с лишним лет брака.

— Не поняла, — она вздрогнула, и кипящее молоко в турке, которое она подогревала для кофе, чуть выплеснулось на плиту.

Ковалёв тоскливо посмотрел на неё, неувядающую женщину, которая так долго была его женой. Правда, из этих тридцати лет брака практически половину они спали в разных комнатах.

— Я говорю, что нам с тобой лучше было бы развестись, — повторил он, внутренне холодея.

Зная Галку, он понимал, что она этого просто так не оставит. Устроит ему скандал, взбучку, истерику, и причём не одну. И ему придётся всё это терпеть. Но он выдержит — ради Марины! Ради этой юной и нежной девушки, которая так его любит, он сделает всё, что угодно!

— А с чего ты взял, что я собираюсь с тобой разводиться? — неожиданно спокойно поинтересовалась жена. — Мне и так хорошо.

— Зато мне нехорошо! — взорвался Ковалёв, стремящийся вырваться из-под ига Галины, которым она его накрывала в течение всех лет совместной жизни. Вернее, совместного существования, потому что жить он начал только сейчас, когда повстречал Марину.

— И я собираюсь подать на развод!

— Подавай, — жена пожала плечами и спокойно налила молоко в кофе. Руки у неё даже не дрожали. — А я пойду в газету и расскажу всё про тебя!

— Что? — Ковалёву показалось, что он ослышался. — А что ты можешь рассказать про меня? Я же не маньяк — убийца, у меня нет страшных тайн!

— Ну, тайны всегда найдутся, — жена отхлебнула кофе и улыбнулась ему в лицо. — Страшные, или нет — это неважно. Интересно, как воспримут читатели газеты с миллионными тиражами, что депутат Госдумы пятнадцать лет был импотентом, и его бедняжка — жена не уходила от него, стоически терпела отсутствие секса, а теперь, когда он вылечился, решил оставить свою жену и пойти по бабам? Как они воспримут, что у этого новоиспечённого депутата дружок — сам Резник, который и протолкнул его в Думу, и собирается финансировать оппозиционную партию? Как они воспримут то, что у Ковалёва дочь — певица, которую папочка спонсирует на деньги налогоплательщиков?

— Но это же неправда, — воскликнул чрезвычайно скандализованный и уязвлённый Ковалёв, — её спонсирует её свекор, и ты прекрасно это знаешь!

— Да, но ведь читатели не знают этого, — справедливо возразила Галина, откусывая кусок купленного во французской булочной пирога, — пока они разберутся, что к чему, пока налоговая будет тебя обхаживать, ты уже перестанешь быть депутатом. И, потом, я обязательно упомяну о том, что в твоих ближайших друзьях ходит Саша Кравчук, известный гомосек!

— Кравчук — твой братец, между прочим! Это во —первых. Во-вторых, я не видел его сто лет, и никогда не был его другом! И в-третьих, дружбой с гомосексуалистом сейчас никого не удивишь, — сквозь зубы процедил Ковалёв. Он пытался держать себя в руках.

— Если только оба друга — педики, — засмеялась Галка.

Владимир Ильич в бешенстве поднялся из-за стола, зашёл в свою комнату и взял трубку. Он пытался бросить курить по просьбе Марины, но после такого чудесного утра ему просто необходимо было раскурить трубку. Жаль только, что не трубку мира…

В принципе, ему было плевать на выпады Галины. Его не интересовало, что подумают о нём читатели или скажут соседи. Но то, что эта статья затронет Резника — это было совсем не к чему. Он не мог так подставить друга, который поверил в него, вложил кучу денег, выдвинул его вперёд и вообще изменил всю его жизнь. Из законченного неудачника Ковалёв стал довольным жизнью мужчиной. И всё это — благодаря Резнику. А если его имя будут трепать газеты, Толик разозлится. Поэтому лучше пока ничего не предпринимать. Он будет продолжать встречаться с Мариночкой, а дальше будет видно. Но Галина, какова стерва! Ковалёв был вынужден признать, что она крепко схватила его за слабое место, и продолжает держать это место в кулаке.

— Боже, как красиво, — воскликнула Мила, примеривая браслет.

Он был действительно красив, тонкий, нежный, из маленьких розовых перламутровых жемчужин, он идеально ложился на запястье Милы, и подходил под перламутровые бусинки, которыми были украшены её волосы. Это стало модно — приклеивать бусины к волосам, и Мила не отставала от модниц, проводя большое количество времени в модных салонах.

Услугами Кравчука она не пользовалась, пока он страдал по своему Трубачову, и запивал свою тоску литрами мартини.

Ирина добавила, что браслет заговорён на супружеское счастье и долголетие, и Мила, поблагодарив, не преминула цинично улыбнуться.

— Не знаю, как насчёт счастья, а долголетие нашему союзу обеспечено, — сообщила она, разглядывая браслет. — Я ни за что не разведусь с Павлом, хотя он порой просто раздражает меня. Но, знаешь, мы нашли отличный способ сосуществования: он не трогает меня, я не трогаю его. У каждого — своя жизнь, и все довольны.

Он взглянула на Ирину, но у той было непроницаемое лицо.

— А как насчёт детей? — спросила она беспечно.

— Ты шутишь, — Мила округлила глаза. — Никаких детей! Сопли, грязные попки, ночные бдения, первые зубы… С ума сошла, что ли? Ты же себе такого не желаешь, верно? Зачем же тогда предрекаешь их мне?!

Ирина пожала плечами и добавила, что она ничего не предрекает, а всего лишь спросила. К тому же у неё-то есть ребёнок!

Мила ещё раз полюбовалась на браслет, и вдруг, хитро улыбнувшись, пропела:

— А у меня для тебя тоже сюрприз!

— Вся внимание, — пробормотала Ирина.

— Помнишь, ты говорила, что хочешь попасть в дом моего свёкра? Так вот, ты приглашена на ужин на этой неделе. Время оговорим дополнительно.

— Кем приглашена? — не поняла Ирина.

— Ну конечно же, не Анатолием Максимовичем, — хмыкнула Мила, — мною, естественно. Скоро будет мой день рождения. Так что подъедешь к торговому центру «Распай», я тебя там встречу и подвезу к нам. Форма одежды — парадная!

— Что-же ты раньше не сказала? — всплеснула руками Ирина. — Я же не успею приготовить подарок!

— Вот его, — Мила указала на браслет, — и будем считать моим подарком! Ты подарила его очень вовремя!

Мила ещё раз взглянула на красивую вещицу. Да, она не прогадала с подругой. Он же стоит целое состояние!

Антон купался в бассейне, фыркая и отплёвываясь. Он блаженствовал. Подумать только, теперь всё в доме Резников принадлежит ему! То есть, конечно, не то чтобы принадлежит, но он может этим пользоваться! Резник, правда, упомянул о том, что он приглашает его на какое-то время, а не насовсем, однако Антон был уверен, что мать обязательно настоит на его постоянном месте жительства в этом доме. Вряд ли она захочет упускать сына, который только что появился. Вряд ли захочет терять время на поездки в квартиру, которую снимала для него, ведь она никак не может поверить, что он — жив, цел и невредим.

Антон нырнул, разглядывая рисунок на плитке, которой было выложено дно бассейна. Он был рад, что нашёл мать. Конечно, сначала он планировал просто посмотреть ей в глаза: как она могла жить, отдав ребёнка в детдом? Знает ли она о том, что ему пришлось вынести? Неужели она ни разу не думала о нём?

Но это были юношеские мечты, практически детские. Вернее, в детстве он всё ещё мечтал, что однажды она появится — самая добрая, самая красивая мама на свете, и заберёт его из того кошмара, в котором он жил. Но время шло, и мечты его изменились. Он представлял себе, как вырастет, обретёт богатство и могущество, найдёт её, и посмотрит на её седые волосы, дрожащие руки, даст ей денег и уйдёт. Пусть она знает, что потеряла.

Потом же он и вовсе стал равнодушен к своим прежним мечтам. Его перестало трогать то, что он из детдома, и что у него нет ни отца, ни матери. И вот тогда-то ему и повезло. Самое забавное, что он вовсе не искал её, и уже не собирался искать. Нашей жизнью управляет господин Случай. Вот он и выпал на долю Антона. Он к тому времени уехал из провинциального городка, продав квартиру, выделенную ему как детдомовцу, закончил институт в Москве, на юридический факультет которого поступил без всякого труда, с помощью льгот, положенных таким обездоленным, как он, и подыскал себе работу в приличной фирме. Зарплата была неплохая, и Антон даже было решил, что и впрямь сможет осуществить свои детские мечты, и разбогатеть.

Однако же для того, чтобы устроиться на эту работу, требовались рекомендации. Антон взял рекомендации из института, теперь оставалось съездить в детдом, и взять копию своего личного дела. Он понимал, что всё это благодаря тому, что он вырос не в обычной классической семье, а в детдоме, но не роптал. Изменить — то уже ничего было нельзя.

В результате он вернулся в город, в котором не был много лет, с того самого момента, как поступил в институт. Он не хотел бередить раны, решив быстрее разделаться с делами. Кабинет директора был открыт, а самого директора не было видно.

Антон вошёл, прикрыл за собой дверь и минут десять просидел в ожидании директора — до тех пор, пока не увидел, что сейф, в котором хранились личные дела воспитанников, как обычно, закрыт, но зато — невиданное дело — в замке болтается ключ!

Антон недолго думал. Он нашёл архив, выудил своё личное дело, и нашёл адрес и фамилию человека, который его сдал в детдом.

Он поехал по этому адресу, но оказалось, что эта женщина, которая привезла его в детдом, переехала. Зато соседи рассказали ему много интересного. Он узнал, что у Антонины Ивановны было две дочери. Значит, он сам — ошибка молодости одной из них.

С помощью своего обаяния он выяснил у местной паспортистки, куда же были выписаны обе женщины, ведь бабушка его не волновала, и узнал, что одна уехала в Москву, а вторая живёт на Украине.

Антон решил начать с той, которая в Москве. Во-первых, это было гораздо ближе и проще, а во-вторых, он и сам уже жил в Москве.

Он пришёл в московский ЖЭК и не без помощи всё того же обаяния, теперь подкреплённого страстной ночью в обществе молодой паспортистки, узнал адрес младшей из дочерей. Его временная подружка здорово ему в этом помогла. Ну и ещё, конечно, случай. Ведь, если бы Любовь Андреевна прописывалась с места на место, порхала из района в район, это было бы сделать гораздо сложнее. А она, лишь приехав из своего родного города, очень быстро вышла замуж за Резника и прописалась в его квартире. А уж потом — в доме.

А дальнейшее было делом техники. Он проследил за домом и подкараулил Любовь Андреевну у бутика, подождал, пока она вышла оттуда, нагруженная покупками, и быстро рассказал, кем он ей приходится. Действовал парень наугад, ведь было неизвестно, кто же из двух дочерей согрешил. Женщина выронила покупки и прошептала:

— Но ты же умер…

И тогда Антон понял, что она и есть его настоящая мать. Конечно, он совсем не так представлял себе эту встречу, но Любовь Андреевна оказалась милой, привлекательной женщиной, которую в своё время обвела вокруг пальца Антонина Ивановна — его бабушка.

Она сразу же поверила Антону, посмотрела его личное дело, которое он выкрал из детдома, и бросилась ему на шею. А потом сняла ему квартиру вместо студенческого общежития, в котором он продолжал жить, пользуясь близким знакомством с вахтёршей, завалила его дорогими продуктами, одеждой, подарками, водила его в рестораны и пару раз даже предлагала пойти в парк, покататься на каруселях.

— Мамочка, я уже давно вырос, — смеялся он, и она тоже улыбалась, и утирала слёзы, которые в первое время постоянно были у неё на глазах.

Вообще-то, он был рад, что его матерью оказалась такая отличная тётка. Но, сказать по правде, он уже вырос, и мать как таковая была ему не нужна. Он не собирался жить у её подола, но то, что женщина оказалась такой богатой, меняло ситуацию в корне. Почему бы ему не остаться в этом доме и не пользоваться всеми благами, которые даются ему как сыну жены Резника? При всём при этом не надо забывать, что он всё это заслужил! Жаль только, что с медвежонком так вышло, впредь надо быть осторожнее.

Он не собирался его убивать, просто хотел посмотреть на него поближе. Он начал трясти эвкалипт, но поняв, что не сможет пошевелить дерево, взял деревянную палку, и сбросил одного из коал на землю. А тот просто неудачно упал и разбился. Кто же думал, что они такие хрупкие?

Антон вылез на бортик бассейна и взял бокал с виски, который прихватил с собой. В доме был огромный бар, в котором стояла куча бутылок, и одну из них Антон принёс в бассейн. Можно было пить с утра до вечера, и всё равно никто бы не заметил, что какая-то из бутылок исчезла. Он, конечно, не алкоголик, но всё же так приятно почувствовать себя богатеем! Да ещё этот чудо — бассейн под стеклянным куполом! Так необычно — плаваешь, и видишь всё, что творится вокруг на территории. То есть, видишь, конечно, только ту часть резиденции, которую не скрывает дом, стоящий прямо напротив бассейна…

Антон отхлебнул виски, и вдруг почувствовал взгляд. Он стремительно обернулся и увидел в дверях Милу. Она стояла, держась за косяк одной рукой, а второй развязывая парео, скрывавшее её купальник. Парео эффектно упало на пол, а у Антона перехватило дыхание, когда он увидел купальник женщины. Он удивительным образом не только не скрывал, а, наоборот, открывал её фигуру. Антон почувствовал приятное возбуждение. Чтобы скрыть это, ему пришлось спрыгнуть с бортика обратно в бассейн. Он, не отрываясь, смотрел, как грациозно Мила спускается по лестнице в прозрачную голубую воду, и вдруг ясно понял, что она хочет его так же, как и он жаждет её.

— Не снимайте меня справа, — повысила тон Мила, — в который раз уже можно повторять?

Она одарила презрительным взглядом оператора и снова повернулась к ведущей программы.

Та от неожиданности забыла, о чём хотела спросить. Обычно так, как Мила, ведут себя не истинные «звёзды», оказывающиеся, как правило, милыми и стеснительными, а зарвавшиеся «звездульки».

Однако же Мила Илиади не была ни милой, ни стеснительной. С первых же минут интервью она без конца поправляла ведущую, вставляла ехидные замечания, и перескакивала с пятое на десятое, рассказывая только о том, о чём хотела сама. Указывала на ошибки операторам и осветителям, и в конце концов заявила, что у неё осталось только десять минут.

Ведущая политической программы « С верёвкой на шее» даже растерялась от такого нахальства. Она едва удержалась, чтобы сообщить этой особе, что её пригласили вовсе не из-за того, что она — Мила Илиади, а в качестве невестки генерального директора такого экономического гиганта, как «Теллурика — нефть». Однако же Илиади всё время сворачивала разговор с Анатолия Максимовича на себя, а ведь передача — то — политическая, и зрителей абсолютно не интересует очередная певичка, мнящая себя великой.

Илона, ведущая программы, слушала, как бахвалится Мила, рассказывая, какую яхту подарил ей муж в прошлом месяце, как он её любит и какие у них трогательные отношения.

— Анатолий Максимович дома — он деспот? Или вы его практически не видите? — пыталась спасти ситуацию Илона. — Каков он в домашних условиях?

— Самый обычный человек, — пожала плечами Мила. Резник был ей интересен, только если ей требовалась очередная кругленькая сумма.

— Вот дом у нас — да, очень красивый. На территории участка есть всё необходимое, куча прислуги, в том числе личные парикмахер, косметолог, массажист, врач…

— Сколько же человек проживает в доме? — удивилась ведущая.

— Мы с Павликом, Любовь Андреевна с мужем, и — Антон, сын Любови Андреевны. А, ещё в зимнем саду живёт ветеринар. Он ухаживает за коалами.

— У вас в доме живут коалы? — поразилась Илона.

У неё было указание повернуть передачу таким образом, чтобы выставить Резника этаким зажравшимся толстосумом, крохобором, обирающим народ и живущим на чужие деньги, украденные у государства, то есть у народа, опять же.

Если бы она пригласила самого Резника, подобного резонанса не произошло бы, потому что Анатолий Максимович был умным, спокойным человеком, совершенно не похожим на образ стандартного олигарха, сформировавшегося у народа. Поэтому Илона придумала хитрый ход, пригласив в студию его невестку. Надо будет вырезать из программы истории, которые она рассказывала о себе! Или, наоборот, пусть останутся! Пусть зрители увидят, какая невестка у Резника, и невольно будут ассоциировать её образ с этим человеком.

Илона потёрла руки. Это была редкая удача — заполучить такую дурочку, рассказывающую о тех преимуществах, которые создал для себя Анатолий Максимович, да ещё и в таком духе!

— Пару раз в неделю в Австралию летает самолёт за листьями эвкалипта, — бахвалилась Мила. — Коалы то ли подъели листья на эвкалиптах, растущих в доме, в зимнем саду, то ли эти эвкалипты оказались несъедобными, а кроме них, они больше ничего не едят. Но за ними присматривает ветеринар, тоже выписанный из Австралии.

— То есть, вы хотите сказать, что все причуды вашего свёкра немедленно удовлетворяются? — провоцировала её Илона.

Мила посмотрела в широко распахнутые глаза этой куклы, и усмехнулась про себя. Она отлично знала, чего хочет эта девица.

— Конечно! А почему бы их не удовлетворять, имея такие деньги? — продолжала она играть свою роль дальше. — Он может себе позволить буквально всё, и позволяет. Виллы, яхты, бриллианты — всё это у него в немыслимых количествах. Разве плохо, когда человек зарабатывает большие деньги и наслаждается этим? Интересно, зачем же тогда быть богатым?

Мила похлопала ресницами, наблюдая, как щёки Илоны розовеют от удовольствия. Незаметно для себя Илона получила всё, что хотела, и ей даже не пришлось уговаривать Милу.

Они поговорили ещё несколько минут, и тут Мила вдруг заявила:

— Да что мы всё об Анатолии Максимовиче! Вы же меня пригласили! Давайте теперь поговорим обо мне!

И следующие двадцать минут Мила, не закрывая рта, рассказывала исключительно о себе, своих планах, своих песнях, предстоящих концертах. Она буквально блистала, и не давала Илоне вставить ни слова. Но та не волновалась по этому поводу: эфир ведь не прямой, передача просто записывается, значит, её можно будет смонтировать по другому.

После записи Мила, глядя в зеркало изящной серебряной пудреницы и подкрашивая губы блеском от Гуэрлен, спокойно сказала радостной Илоне:

— Только попробуй вырезать хоть слово! Тогда я обвиню в фальсификации и тебя и весь твой чёртов канал! Пойду на другой, и расскажу, какой замечательный человек мой свекор, и как ловко тебе удалось одурачить меня, провоцируя и подстраивая ответы!

Илона открыла рот и тут же закрыла его. Вся краска вмиг слетела с её лица. Вот, значит, как. Не такая уж и дура эта Мила Илиади! За счёт Резника она попросту решила засветиться на телевидении.

Илона в сердцах стукнула по столу. Передача « С петлёй на шее» была самой рейтинговой на этом центральном канале. Абсолютно бесплатно Мила Илиади получила роскошную рекламу собственного творчества. А не делать эту передачу Илона не могла — рассказ о Резнике был уже выставлен в сетке вещания. К тому же это был заказ сверху…

— Прекрати, — задыхалась от смеха Жанна, — я уже не могу…

Она хохотала уже целый час, пока слёзы не выступили на её глазах.

— У меня уже живот болит, — пожаловалась она.

Тофик степенно пожал плечами, словно и не он смешил двоюродную сестру без устали, в течение долгого времени.

Он понимал, что подставил Жанну, сболтнув отцу о том, что Полина — дочь Павла Резника, а не Мальчика. И теперь опасался, что она будет его обвинять в этом. Но Жанна молчала, и тогда Тофик, терзаемый угрызениями совести, появился в её комнате и, улыбаясь маленькой племяннице, стал сыпать шутками. Хотя, видит аллах, ему сейчас совсем не до шуток.

Тофик никак не мог забыть Настю, племянницу жены Резника. Он постоянно думал о ней, и тут же напоминал себе, что они — не пара, как дельфин и русалка, как Жанна и Павел. Но сердцу не прикажешь, поэтому Настя занозой сидела в его сердце. Он следил за ней и знал, что она нашла себе нового друга, и даже переехала к нему из дома Резника. Тот парень богат, и главное — он русский, а не азербайджанец.

А самое главное — то, что у нового избранника не было никаких столкновений с её дядей, и он не боялся знакомиться с ним. То есть у этого парня было всё то, чего не было у Тофика, но чем он хотел страстно обладать.

Самое обидное, что они уже назначили дату свадьбы, когда Насте и Тофику пришлось расстаться.

Удивительно, как же быстро она его забыла! Тофику было обидно и больно за себя. Хотя как он может обвинять Настеньку, если первым позвонил ей и сказал, что между ними всё кончено? Это случилось после того, как отец взял в заложники Павла Резника, а охрана Резника — старшего появилась в доме, где содержался Павел, убила нескольких человек и тяжело ранила Рафата, старшего брата Тофика. Теперь Рафат практически слепой человек.

Тофик был уверен, что это Настя сообщила дяде, где искать Павла. Когда-то он показывал ей дом, в котором живёт, и в котором потом держали Павла, и она вспомнила дорогу к нему. С одной стороны, Настя спасала своего двоюродного брата, а с другой из-за неё чуть не погиб родной брат Тофика. Именно в тот момент Тофик и понял, что у них нет ничего общего, и ничего хорошего из их брака не выйдет. Любовь — любовью, но этого мало для устойчивой, крепкой семьи. Почему он вдруг решил, что у него с Настей всё получится, хотя отлично знал печальную историю взаимоотношений Павла и Жанны? Он до сих пор не мог поверить, что Жанна — живая, но был этому безумно рад. И только мысли о Настеньке омрачали его жизнь.

— Ты всё ещё думаешь о ней? — тихо спросила Жанна.

Она хорошо понимала Тофика, потому что и сама когда-то была в такой ситуации.

— Я не послушала отца, — добавила она, — и ты сам видишь, чем всё закончилось. Вернее, ещё не закончилось, всё продолжается. Но и того, что уже случилось, хватит для того, чтобы я жалела о том, что встретилась с Павлом в Лондоне.

Тофик во все глаза смотрел на сестру. Он в первый раз услышал, что она сожалеет об их сумасшедшей любви. Она же была счастлива, когда встречалась с ним! И, несмотря на то, что счастье продлилось так недолго, у неё на память осталась Полина!

Тофик опустил голову. Он никогда не будет сожалеть о том, что встретил Настю. И пусть поначалу они встречались только с подачи Шахида, постепенно он привязался к этой девушке и влюбился в неё. У них было немало славных и сладких минут, и разве можно их стереть?

— Забудь её, — произнесла Жанна. — Поверь, так будет лучше для тебя.

— Я знаю, — кивнул Тофик, — только как это сделать?

— Расскажи очередной анекдот, — улыбнулась Жанна. — Это то, что ты умеешь делать лучше всего!

Тофик с готовностью переключился на уже не слишком свежую историю якобы от Союза журналистов России : «Вы всё ещё кипятитесь из-за розовых кофточек? Тогда мы идём к вам!»

Анекдот был связан с недавним скандалом одного из монстров шоу-бизнеса и журналистки из Ростова, которую заслуженный деятель заслуженно послал куда подальше, попутно прокомментировав одежду и фигуру журналистки. Мудрый народ связал воедино и скандал, и набившую оскомину рекламу порошка.

Но Тофик не совсем был согласен с Жанной. Он был уверен, что есть кое-что, что он умеет делать лучше, нежели рассказывать анекдоты. Однако в приличном обществе, к тому же в присутствии дам, вслух об этом не говорят…

— Фу, картошка пересолена, — скривился Антон. — Ты что, в первый раз готовила пюре? — обратился он к кухарке Галине.

Женщина работала в доме Резников уже несколько лет, и ещё никто никогда ни в чём её не упрекал и не жаловался, что блюдо невкусное.

— Не может быть, — пробормотала она, — я же положила соли ровно столько, сколько всегда кладу!

— Ну попробуй сама, это же отвратительно, — бушевал Антон, — убери!

Он сунул ей в лицо свою тарелку. Галина взяла тарелку, унесла её на кухню и попробовала пюре. Ну и что он лжёт? Соль действительно неприятно обожгла язык, но только с одной стороны, к тому же сверху. Да он сам пересолил, небось, тряс солонкой над тарелкой, а теперь издевается! Самодур!

Галина вернулась в столовую с достоинством. Она не собиралась с ним спорить.

— А по-моему, нормальная, — пожал плечами Павел, поедая пюре с котлетами по-киевски.

— И вправду солоновата, — засуетилась Любовь Андреевна, защищая своего старшенького.

Резник пустым взглядом окинул эту парочку. Это становится уже смешно. Люба, как наседка, подхватывает каждое слово Антона, по первому его зову бежит навстречу и сорит деньгами, угождая ему. Она уже купила парню спортивный красный «ягуар», кучу дорогой одежды, и того и гляди, приобретёт ему дом по соседству. Хотя это вряд ли: она очень хочет, чтобы он жил в этом доме.

Пюре было в меру солёным, воздушным и вкусным, как и всегда. Кухарка отлично умела готовить. Она добавляла в пюре горячее молоко и сливочное масло, потом долго взбивала массу миксером, и блюдо становилось нежным и воздушным.

Резник с сожалением немного оставил на тарелке, потому что в последний год ему приходилось следить за весом, и попросил у Галины кофе.

— Анатолию Максимовичу вон тоже не понравилось, — сразу же сказал Антон, — пюре осталось!

— Я просто наелся, — ровным тоном ответил Резник, ободряюще улыбаясь кухарке.

В этом доме не любили скандалов, и старались их избегать любыми способами, особенно неприятностей с прислугой. Поэтому и работали здесь только проверенные люди, и уходить не собирались.

— Странно, что не понравилось тебе, — осторожно добавил Анатолий Максимович, — наверняка в детдоме вам давали серую клейкую массу вместо нежного, кипельно — белого и воздушного пюре.

— Тогда всё было по-другому, — улыбнулся Антон через силу. — И вообще, уже столько лет прошло. С тех пор я не раз едал пюре повкуснее…

Он не собирался вступать в прения с хозяином дома. Это было бы весьма непредусмотрительно.

К кофе была подана творожная запеканка.

— Я не ем творог, — с обидой вдруг сказал Антон, вновь набросившись на кухарку, — и говорил тебе об этом неоднократно!

Галина вздрогнула. Он и в самом деле говорил, что не ест блюда из творога, но она совсем выпустила это из головы. Обычно семья с удовольствием поедала её творожные запеканки с изюмом и курагой, и она по привычке приготовила именно такую на десерт.

— Ну что же ты, Галя, — укорила её Любовь Андреевна, — впредь, пожалуйста, не забывай о вкусовых пристрастиях моего сына!

За столом повисло гнетущее молчание.

— Ой, у нас же пирог яблочный остался, — всплеснула руками растерявшаяся кухарка. — Я сейчас принесу, там как раз найдётся кусочек для Антона! Вам подогреть? — заботливо вопросила она у парня.

— Вчерашний пирог? Ты предлагаешь мне пирог, испечённый вчера?

Антон взглянул на Галину, словно она предложила ему слизать сливки с её груди, или станцевать нагишом на столе, или что-то не менее непристойное.

Он отбросил салфетку, лежащую у него на коленях, и поднялся из-за стола, с шумом отодвинув стул.

— Прислуга в этом доме совсем распоясалась, — недовольно проговорил он. — Неужели некому за этим проследить?

— Тем более что завтра у меня день рождения, — поддакнула Мила, — и я хочу, чтобы всё было на высшем уровне. Я уже пригласила подругу…

— Своего дядю, что ли? — вырвалось у Резника.

Глубоко мужественный человек, он презирал людей нетрадиционной ориентации, и желал как можно реже видеть подобные экземпляры в своём доме.

— Нет, просто подругу, — кротко ответила Мила. — Я не хочу закатывать большую гулянку, потому что вы не любите вечеринок. Поэтому у нас будет обычный домашний ужин. Так что Антон прав, прислуга не должна забывать о своих обязанностях. Кстати, почему бы нам не устроить праздник по случаю появления Антона и, так сказать, воссоединения семьи? Можно было бы совместить с моим днём рождения! — внезапно добавила она.

Любовь Андреевна просияла. Всё, что касалось её старшего сына, приводило её в неописуемый трепет и восторг. Она даже не озадачилась вопросом, отчего же тщеславная Мила согласна совместить свой день рождения с чужим праздником.

Правда, у Милы на этот невысказанный вопрос был ответ, который она не собиралась озвучивать.

Антон взглянул на Милу. Их глаза встретились, и они слегка улыбнулись друг другу. У них была общая тайна.

— Деточка, не плачь, — депутат Госдумы Владимир Ильич Ковалёв сам чуть не плакал, утешая Марину.

Он гладил её по голове, и утирал слёзы, которые она проливала вот уже битый час.

— За что ты так со мной поступаешь? — рыдала она. — Разве я не достойна быть женой, а не любовницей? Мне мало этих редких встреч, я хочу быть с тобой всегда!

— Но я и так всё свободное время провожу с тобой, — растерялся Ковалёв.

Он, как и многие мужчины, боялся женских слёз и терялся перед плачущими женщинами.

— Мне этого мало, — завопила Маринка и принялась стучать ногами по полу, как ребёнок, которому не покупают игрушку или не дают шоколадку.

Ковалёв подошёл к окну и закурил свою трубку. Видно, не судьба ему бросить курить.

Он был расстроен. Жена шантажировала его, Марина, со своей стороны, не хотела понимать. Что же ему делать? Он не может подвести Резника, поверившего в него. И поэтому не может развестись с Галиной. Следовательно, не может жениться на Марине. Во всяком случае, пока.

— Понимаешь, — в который раз уже объяснял он, — если Галка сделает так, как обещала — а я верю в то, что она это обязательно сделает, значит, с меня снимут депутатский значок. Разве ты этого не понимаешь? Я останусь ни с чем!

Марина утёрла слёзы.

— Значит, ты сможешь жениться на мне, только, если с твоей женой что-то случится?

— То есть? — он был в замешательстве.

— Ну, как я понимаю, она не откажется от своих притязаний и требований. Значит, остаётся только… ну, сам понимаешь, мы все не вечные!

— Ну да, — растерянно проговорил Ковалёв, — конечно, я не женюсь на тебе только из-за Галины. И, если она успокоится, то я смогу с ней развестись!

Он старательно не думал о последних словах подруги.

— Ясно, — Марина деловито утёрла слёзы и закурила.

— Ты куришь? — воскликнул скандализованный Ковалёв.

Его Мариша была девочкой нежной и тонкой, она не пила и не курила, не ругалась, и вообще словно сошла с небес.

— Я только начала, — растерялась она, торопливо затушив сигарету и старательно кашляя. — Такой стресс — свидания с тобой!

Владимир Ильич моментально поверил в то, что девушка закурила в первый раз. Он не стал спрашивать, каким образом пачка сигарет оказалась на её столе. Он просто привлёк к себе и поцеловал, стремясь отогнать от себя неприятные ассоциации, связанные с её странными вопросами о его жене. Но объятия юной подружки очень быстро способствовали этому.

Мила обнималась с Антоном в его комнате.

— Ты закрылся? — вдруг встревожилась она.

— Не бойся, сюда никто не посмеет войти! — улыбнулся он.

Мила тоже улыбнулась. Антон так выдрессировал прислугу, что горничная не заходит к нему в комнату для уборки без предварительной договорённости. А Любовь Андреевна тоже долго стучится в дверь, прежде чем войти. Так что оснований для волнений не было.

— Ты была несравненна в этой передаче, — хихикнул Антон. — Выставила мужа моей мамочки полным кретином!

Мила с обожанием посмотрела на него. Парень был хорош, как картинка. Синяки на его лице уже почти зажили, да и они его не слишком портили. Вообще-то Павел тоже был красив, однако Миле приелось постное выражение его лица, ничего не выражающие глаза с глубоко спрятанной грустью, и вечное уныние.

Как Павел ни клялся в их первую брачную ночь, так и не состоявшуюся, ничего у него не вышло. Он обещал новобрачной, что забудет о своей Жанне, что навсегда выбросит её из головы, и приложит все силы, чтобы полюбить Милу.

Однако ничего такого не случилось. Он действительно пытался во время их медового месяца делать всё, чтобы новобрачная была счастлива. Он не вспоминал о Жанне, дарил Миле роскошные подарки, занимался с ней любовью, и был нежен и заботлив. Однако это кончилось сразу же, как они вернулись домой. Павел снова стал замкнутым, аморфным и равнодушным. О боже, каким же он смотрится блёклым на фоне Антона, ну чисто дохлая рыба!

Конечно, Павел, если рассудить, отличный муж. Он не изменяет, даёт ей любые суммы без всяких расспросов, сопровождает жену на вечеринки, не устраивает ей скандалов из-за поздних возвращений или её карьеры.

Мила знала, что всё семья Резников весьма неодобрительно относится к её певческой деятельности. Но Миле было глубоко наплевать. Главное — что свекор дал ей денег на сольный диск и презентацию его, оплатил огромную студию, а Павел не смущается, когда она снимает большие деньги с его кредитки и ворохом покупает себе одежду и обедает — ужинает в дорогих ресторанах.

Свершилось то, о чём она всегда мечтала: о спокойной и сытой, обеспеченной жизни. Но также случилось и то, о чём она и подумать не могла: она влюбилась!

Вначале Мила думала, что Антон, весёлый и раскованный, нравится ей просто как противоположность хмурого и печального Павла. В конце концов, когда на улице постоянно идёт дождь, люди получают настоящий кайф от поездки в солнечные и тёплые страны! Так и Мила, решила, что Антон притягивает её именно как антипод мужа.

Однако несколько дней назад, когда они занимались любовью в бассейне, страшно рискуя, она поняла, что это чувство более серьёзное.

Тогда, в бассейне, она и не думала ни о чём таком, это было слишком опасно: их мог увидеть кто угодно из прислуги! Бассейн — то находится под стеклянным куполом, а, значит, если кому-то придёт в голову рассмотреть, кто же там плавает, любой это может сделать.

Любови Андреевны не было дома, а Павел и Анатолий Максимович были на работе, однако и горничная, и охрана, и кухарка могли сюда заглянуть. Но Милу с Антоном так потянуло друг к другу, что они выпустили этот факт из головы, и стали самозабвенно заниматься любовью прямо в воде.

Мила и не думала, что такая страсть возможна. Это было даже покруче, чем с телохранителем Анны Щедриной.

Им повезло: никто в бассейн не заходил и их не видел. Во всяком случае, они не видели, чтобы кто-то заходил. Впрочем, они бы и не увидели, даже если бы рядом стояла рота солдат и внимательно наблюдала — так сладкая парочка была занята волшебным действом. Но, вроде бы, на этот раз пронесло, потому что никто не устроил скандал и не рассказал Павлу о том, чем занималась его жена с его же сводным братом.

Ну, а заниматься любовью в комнате Антона и вовсе было безопасно: по крайней мере, дверь в комнате закрывалась на ключ!

Мила с жаром поцеловала своего новоявленного родственника по линии мужа, и тот не менее жарко ответил ей.

Рыжий Джонни продолжал горевать по погибшей коале. Её похоронили, сделали даже маленькую могилку, украшенную цветами, но Джонни не мог смириться с потерей. Он видел этого парня, видел, как тот зашёл в зимний сад, и стал пытаться трясти эвкалипт. Джонни стоял в дальнем углу сада, он делал свою дикую смесь из аспирина для деревьев. И уже собирался крикнуть этому человеку, чтобы он перестал заниматься глупостью и не пугал зверьков, как вдруг один из медвежат упал прямо под ноги парню. Тот нагнулся, посмотрел на распластавшееся тельце и сразу же ушёл, быстро, не оглядываясь. Тогда Джонни, продираясь сквозь заросли, забыв, что в саду есть специальные дорожки, добрался до коалы, склонился над ней, начал делать искусственное дыхание, щупать пульс, и всеми возможными способами пытаясь оживить медвежонка. И, когда понял, что это невозможно, закричал от ужаса и горечи.

Он пытался обвинить этого парня, но тот отказывался от своего поступка, делая вид, что и не подозревал о существовании зимнего сада. Джонни знал, что хозяин верит не ветеринару, а этому убийце. Но он не собирался оставлять без внимания этот ужасный случай. Зло должно быть наказано — это Джонни знал точно.

Он обязательно найдёт возможность отомстить парню. Он сделает так, что тот уберётся из этого дома.

А несколько дней назад Джонни очень повезло. Он видел, как Мила, которая ему очень нравилась, была в бассейне с этим человеком. Они там целовались! А потом… потом вообще потеряли всякий стыд! Это очень, очень плохо. Этот человек должен быть наказан за всё зло, которое он причинил этой семье! И он, Джонни, постарается сделать так, чтобы правосудие свершилось!

Мила радостно захлопала в ладоши. Ей только что удалось уговорить Любовь Андреевну съездить куда-нибудь отдохнуть. Мила подошла к выполнению своего плана со всей ответственностью. Она-то уж знала, где больное место у собственной свекрови.

— Любовь Андреевна, — заботливо начала она утром, когда Павел с отцом уже уехали на работу, а сама свекровь с Антоном спустились позавтракать.

Ранее было заведено, что вся семья завтракает в одно и то-же время, но после появления Антона произошёл раскол традиций. Антон не поднимался ранее десяти утра, в то время как Резники, отец и сын, уезжали на работу к девяти. Поэтому Любовь Андреевна решила притормозить свой завтрак, чтобы как можно больше времени проводить с Антоном. Естественно, Мила быстро вошла в их круг, оставив Павла со свёкром в меньшинстве. Итак,

— Любовь Андреевна, вам нездоровится? — спросила она утром, за завтраком.

— С чего ты взяла? — удивилась свекровь.

— Ну, — якобы смутилась Мила, — наверное, я просто ошиблась, извините. Или мне отсвечивает, солнце же как раз с моей стороны…

Любовь Андреевна явно забеспокоилась, и отложила вилку в сторону.

— Ну уж нет, говори, дорогая. Я плохо выгляжу? — задала она вопрос в лоб.

Мила немного помолчала, опустив глаза в тарелку с пышными оладьями, политыми мёдом.

— Да нет, ничего такого я не имела ввиду, — забормотала она, — просто мне показалось, что у вас синяки под глазами и вообще вид такой, будто вы сто лет не отдыхали.

Любовь Андреевна расстроилась, и провела рукой по лицу.

— И в самом деле, — обескуражено произнесла она, — кожа совсем сухая, никакой гладкости…

Мила чуть не хихикнула. Любовь Андреевна постоянно зависала у косметолога с массажистом, проживающих на территории поместья Резников, поэтому кожа у свекрови выглядела великолепно, равно как и сама Любовь Андреевна. Но ей необходимо было продолжать в том же духе. Антон, подготовленный любовницей с вечера, добавил:

— Ну, Мила, ты утрируешь, мамочка отлично выглядит для своих лет, но, конечно, отдых ещё никому не мешал! А ты же знаешь, как много она работает!

Это была часть правды. Любовь Андреевна действительно отлично выглядела, и не только для своих лет, а вот насчёт того, что она много работает, Антон явно погорячился. Свекровь Милы и раньше проводила в своём фонде по пол-дня, а уж после появления старшего сына и вовсе забросила фонд. Однако же сейчас Любовь Андреевна не на шутку растерялась.

— И что же делать? Мне казалось, что пластика лица ещё для меня рановата…

— Ну о чём вы, конечно, рано, — бодро выкрикнула Мила, — я думаю, вам стоит съездить на курорт, отдохнуть пару неделек. Сами же знаете, морской воздух увлажняет кожу, и она начинает прекрасно выглядеть. Да и, потом, новые впечатления, отдых, загар, купание в солёной воде, всё это сильно влияет на внешний вид к лучшему! Хотите, я поеду с вами?! Мне тоже надо отдохнуть, набраться сил перед новой серией клипов, да и компанию вам составлю!

Любовь Андреевна растерялась. Обычно, когда она хотела поехать отдыхать, муж и сын были заняты, а одна она ездить не любила. Однако же, поехать на курорт с невесткой — совсем другое дело!

— Но как же Антон? — развела она руками. — Не могу же я бросить своего мальчика!

— И мне бы не хотелось с тобой расставаться, мамочка, — подхватил Антон, с нежностью глядя на женщину. — Но, если вы с Милой не против, я бы тоже мог составить вам компанию!

— Ой, — Любовь Андреевна покраснела и закрыла лицо ладошками. — Антошенька, мальчик мой, прости, пожалуйста! Мне и в голову не пришло, что я могу с тобой не расставаться и на курорте! Вот ведь, всё-таки, до чего меня довели мои мужики! Обычно ни Павла, ни Толика не допросишься съездить отдохнуть со мной, вот я и привыкла, что надо обходиться без мужчин…

— Бедная моя, — проворковал Антон. — Совсем тебя не ценят в этом доме! Но ничего, теперь я — с тобой, и, значит, буду выполнять все твои желания!

У Любови Андреевны слёзы навернулись на глаза, и она уткнулась в тарелку, делая вид, что страшно проголодалась. Совладав с собой, она взглянула на Милу с Антоном, и произнесла:

— Вот и хорошо, значит, решено: мы едем отдыхать. А вот куда мы едем, дети, выбирайте сами!

Мила с Антоном торжествующе переглянулись. Ещё вечером они обсудили, что лучше всего поехать на Багамы. Там у Резника большая вилла, в которой можно затеряться, и не бояться, что Любовь Андреевна или слуги их застукают. И, к тому же, перелёт слишком долгий, это не Греция, значит, туда не нагрянут Анатолий Максимович с Павликом. Следовательно, можно спокойно отдыхать, наслаждаться морем, пляжем, новой культурой, а по ночам — Антоном. Вот бы всегда так жить!

Мила пока ещё не знала, что их планам не суждено осуществиться, поэтому была по-настоящему счастлива.

Настя, с трудом поднявшись с пола, буквально свалилась в кресло и раскинула руки и ноги, тяжело дыша. Ей тяжело давалась аэробика, которой она занималась под кассету, на пледе, постеленном сверху на ковёр. Целый час Настенька махала руками и ногами, и теперь, изнемогая от усталости, искренне удивлялась, как это они не отвалились. Она терпеть не могла спорт, но, раз уж задалась такой целью — вернуть Тофика, просто обязана делать упражнения, являющиеся некоей волшебной палочкой для её фигуры. Настя понимала, что нельзя в одночасье превратиться из Золушки в принцессу. Но, во-первых, она не Золушка, а всего лишь пытается отшлифовать свои неплохие формы. А во-вторых, если много и часто заниматься, то результат будет виден уже через две недели. И к тому же ей всё равно нечего делать. После института она свободна, как птица, ведь Сергей приходит домой около девяти вечера. Настя с трудом вытащила своё упитанное тельце из кресла и направилась в душ. Несмотря на сложность выполнения упражнений в теле чувствуется не просто усталость, а приятная усталость. Настя горда собой чрезвычайно, ведь она же упорна и дисциплинированна, ставит перед собой цель и добивается её. Следовательно, и Тофика она тоже сумеет вернуть. Даже если он нашёл себе другую, более красивую и стройную, Настя докажет ему, что она — ничуть не хуже этой другой. Для этого ей требуется только похудеть и отлично выглядеть, вот и всё. Настя решила изменить внешность. Совсем немного. И, конечно, без помощи пластического хирурга. Просто она перекрасит волосы. В чёрный цвет. И сделает другую причёску. Наверное, даже стрижку. Тофик не сможет устоять перед ней!

Стоя под душем, она вдруг вспомнила про мыло «Софт», купленное недавно в «Лавке жизни». Говорят, оно здорово помогает убрать лишний жир с живота и бёдер, если пользоваться им во время массажа. Настя взяла мыло в руки и принялась намыливать участки тела, которые следовало бы уменьшить в размерах, при этом активно их разминая. Она добьётся своего, и вернёт Тофика! Потом, когда он будет полностью приручён, она отыграется на нём, но пока будет паинькой. Она уже придумала, каким образом вернёт его, а для этого потребуется упругое, свежее тело без целлюлита. Так не лучше бы сосредоточиться на массаже?

Настя вышла из ванной комнаты через сорок минут. Руки у неё страшно болели с непривычки, оказалось, что делать самомассаж — занятие сложное и нудное. Настя сообразила, что гораздо проще и приятнее записаться на приём к профессиональному массажисту. Она накинула махровый халат и залезла с ногами в кресло перед телевизором. Несмотря на потерянную энергию, ей не сиделось на одном месте. Настя поднялась, и направилась к шкафу, выбирая одежду. К чему тянуть время? Если она решила подстричься, и перекрасить волосы, то лучше это сделать сейчас.

Ковалёв не мог поверить услышанному. Только что ему на мобильный позвонили из больницы и сообщили, что его жена находится в реанимации.

Он записал адрес больницы и тут же выехал. Что случилось с Галиной? Каким образом она оказалась в реанимации, если ещё вчера была абсолютно здорова? Жена вообще всегда поражала его своим здоровьем.

Она пила, как мужик, курила, как лошадь, трахалась направо и налево, однако же всегда выглядела превосходно. Годы шли, а ей хоть бы хны. Кожа оставалась гладкой и чистой, глаза не теряли блеска, фигура не расплывалась независимо от количества и характера пищи, которую Галка могла есть даже ночью. Словом, она не прикладывала никакого труда для того, чтобы так ослепительно выглядеть. Сколько он себя помнит, она ни разу не жаловалась даже на головную боль, разве что изредка, с похмелья. Так что же с ней случилось?

Когда Ковалёв прибыл в больницу, было уже поздно.

Жена умерла.

Как во сне, он заполнял какие-то бланки, и не мог поверить, что Галины больше нет. Ему не было ни больно, ни тяжело, потому что любовь уже давно прошла, мало того, эта его любовь к жене приносила ему одни страдания. И всё-же он не верил в то, что этой красивой жизнерадостной женщины больше нет.

Вскоре в больницу прибыла Мила. По обыкновению, она была одета в розовые тона. Её крашеные волосы были красиво уложены, и она благоухала дорогущими духами на весь вестибюль.

— Что случилось? — встревожено спрашивала она.

— Она выпала из окна, — сочувственно ответил молодой врач, с любопытством оглядывая посетительницу, угадывая в ней известную личность. — Мыла окна, и сорвалась.

— Она? Мыла окна? — фыркнула Мила. — Мать никогда и близко не подходила к тряпке!

— Всё когда-нибудь бывает в первый раз, — пожал он плечами. — Милиция осмотрела квартиру и обнаружила тазик, порошок, тряпки, сваленные у окна… Ваша мама до последнего цеплялась за подоконник со стороны улицы, на нём остались следы от её ногтей, но он не выдержал её веса, и оторвался вместе с ней.

Когда Ковалёв вышел с Милой из больницы, он молчал. Так же, как и дочь, он ни на секунду не поверил, что Галка хотела вымыть окна. Хотя…

Он тут же вспомнил последние месяцы их совместной жизни, когда она пыталась стать хорошей хозяйкой, готовила ему завтраки, и даже пыталась вытирать пыль. Хотя у него была домработница, Галина намеренно делала вид, будто трудится по дому, не покладая рук. Но, зная свою жену, он понимал, что это всё — актёрский акт специально для него. Как только он выходит за дверь, жена моментально прекращает эту дешёвую показуху. Так что же её подвигло на мытьё окон, если никого в квартире не было? Не надо было никому показывать своё трудолюбие, и заниматься этим нудным делом! Так почему же?

Ответа не было.

— Чёрт, как всё не вовремя, — заныла вдруг Мила. — Сегодня у меня день рождения, теперь придётся отменять!

Ковалёв повернулся и брезгливо, но внимательно посмотрел на дочь. Как ему удалось вырастить такое чудовище? Конечно, Галка оказалась плохой матерью, они не были близки с дочерью, и всё же, как — никак, умерла родная мать Милы, и второй уже не будет. Она могла бы скорбеть хотя бы для приличия! Но на приличия этому монстру было начхать! Она заботилась прежде всего лишь о собственной выгоде и удобствах.

Ковалёв решительно зашагал к своей машине. Ему больше не хотелось видеть дочь, и желательно — никогда.

Жанна огорчилась, узнав, что в дом Резников в этот раз ей попасть не удастся. С матерью Милы произошла трагедия, и празднество отменили.

— Я, конечно, в бешенстве, — рассказывала по телефону Мила, — но что делать? Резники меня не поймут, если я буду настаивать на банкете! Как-никак, она была моей матерью! Так что, Ирочка, давай в следующий раз, договорились? Ну пока, целую. Мне пора бежать!

Жанна положила трубку. Она молила аллаха, чтобы он не позволил Миле вспомнить, по какому поводу она приглашала Жанну — Ирину в дом. Жанна сама напросилась, под трухлявым предлогом, обещая Миле углядеть в Антоне нрав и характер. Но Мила рассказала, что они уже вовсю занимаются любовью, а, следовательно, появление в доме Жанны стало абсолютно лишним. Однако же, кажется, в памяти Милы осталось лишь приглашение, которое она уже отменила. И, следовательно, приглашение, согласно правилам хорошего тона, надлежит повторить. Впрочем, у Милы день рождения, и он испорчен смертью её матери. Вряд ли женщина перенесёт праздник на другое число!

И всё-же Мила — гадкая особа. У неё умерла мать, а она даже не выслушала соболезнования Жанны, отмахнулась от них. Вот если бы у Жанны была мать… Отец рассказывал, что она была очень красивая, гречанка…

Но та умерла при родах. Получается, что Жанна, даже будучи ребёнком, сделав первый вздох, убила собственную мать. Ребёнок — убийца…

Жанна закуталась в шаль и подошла к окну. Вид из него был замечательным. Лес — густой, тёмный, вдалеке блестит озеро, а во дворе — изящные цветочные клумбы, на которых, правда, пока что ещё ничего не цветёт. Отец сам строил этот огромный каменный дом. Даже, скорее, особняк. Здесь живёт столько народа! Шахид с семьёй, Жанна с дочерью, нянечка Полины, прислуга из числа азербайджанцев, охрана, в доме ещё есть комната Камиллы Аскеровны, и ещё четыре свободные комнаты — для родственников из Ленкорани, которые часто навещали Малика. Жанна задумалась над тем, что при жизни отца родственники приезжали в гости очень часто, а сейчас, когда общиной заправляет Шахид, никто не рвётся в Москву.

Дядя не одобрил план Жанны по полной легализации бизнеса Семьи. Оборвал её на полуслове, посоветовал не лезть в его дела. А ведь Жанна была правой рукой Малика, она знает всю схему построения бизнеса Семьи досконально. Шахид за несколько месяцев умудрился упустить из рук общины добрую четверть добра, которое кропотливо наживал мудрый Малик. И Жанна не сомневалась, что скоро от Семьи останутся одни воспоминания. Ей было обидно и горько, но теперь у неё была своя семья — дочь. И ей надо жить во имя и ради Полины. Она уже не та напористая и вспыльчивая максималистка, которой была ещё совсем недавно. Она не будет с пеной у рта доказывать свою правоту Шахиду. Пусть он поступает так, как хочет. У неё остаётся этот дом, квартира, возле которой был убит Малик, ещё недвижимость.

Ещё — драгоценности. Правда, непонятно, куда делись деньги, которые отец хранил в сейфе. Там была большая сумма, даже очень большая. Она тоже должна была достаться Жанне, однако же деньги исчезли.

Жанна была уверена, что их взял Шахид, но он отказался от её притязаний.

Подумав, она решила, что деньги у Мальчика. В самом деле, на что он жил? Он совершенно не был стеснён в средствах, давал ей деньги, они часто меняли мебель, покупали дорогую одежду и дорогие продукты. Может быть, у него и в самом деле бизнес шёл хорошо, но ведь начальный капитал на этот бизнес он где-то взял?

Жанна отмахнулась от воспоминаний. Она твёрдо для себя решила жить настоящим, а не прошлым. К тому же и её настоящее, и будущее — в её руках. Чем скорее она претворит в жизнь план Шахида, тем быстрее получит свободу. Иначе оставаться и ей, и Полине в заложницах у него всю жизнь.

Жаль, что план откладывается до лучших времён, потому что мать Милы трагически погибла сегодня утром, и в дом Резника попасть сегодня ей не удастся. А ведь она уже и платье купила, и продумала, какие драгоценности надеть, и даже Шахиду сообщила, что его план начинает действовать.

Она в сердцах сплюнула в пепельницу, и вышла из кабинета в свою спальню. Она знала, что будет сейчас делать.

Жанна сообщила нянечке, что уходит, переоделась и вышла из дома. Села в машину и поехала в знакомом направлении. Она собиралась на конюшню, расположенную на юго-востоке столицы — ту, которую ей подарил Павел. Конечно, ей не хочется обнаруживать себя, однако же эта конюшня принадлежит ей. И та подаренная Павлом кобыла — арабская чистокровная — тоже. Жанна с тоской вспомнила великолепную, гнедой масти, с тонко выраженной породностью, арабку. Вот уж где красавица!

Конечно, у Жанны было ещё две лошади. Она оплачивала их стойло и содержание на конезаводе. Но, выпав из собственной жизни на много месяцев, Жанна боялась, что уже не обнаружит ни золотистого ахалтекинца Пейкама, ни старичка Макса, орловского рысака, который четыре года назад подвернул ногу и сбросил наездницу. Жанна тогда получила серьёзную травму головы, но от конного спорта не отказалась, несмотря на запреты отца.

Она встряхнула волосами, и запретила себе вспоминать прошлое.

На всякий случай, если на подаренной ей конюшне работает всё та же девица — Лиза, кажется, Жанна натянула на голову парик — тот самый, который надевала для Милы. Ей абсолютно не надо было, чтобы Лиза узнала её, или чтобы кто-то другой узнал, и сообщил Павлу, что она жива.

Иначе ей не удастся выполнить то, что она должна выполнить по требованию Шахида.

Хотя, с одной стороны, если вдруг Павел узнает о том, что она жива, выполнить это, возможно, будет легче. Но это — только с одной стороны. Потому что если Павлик узнает, что она растит его дочь, он, во-первых, может потребовать свидания с ней, а Жанна хочет, чтобы дочь принадлежала только ей. Она не простила Павла, женившегося меньше чем через год после её исчезновения. К тому же жена Павлика — Мила, и Жанне не хочется, чтобы у Полинки был такой враг. А то, что Мила будет врагом для её дочери, это факт. Как враг она очень опасна.

Во-вторых, неизвестно, как поведёт себя Павел и его семья. А вдруг они захотят отсудить дочь у Жанны? С их возможностями и средствами это вполне решаемо.

И в-третьих, может статься, что Павел её забыл, и не захочет видеть ни её, ни дочь. И тогда плакал план Шахида, потому что секрет Жанны будет раскрыт. Ей нельзя так рисковать.

Шахид велел ей любыми средствами помочь ему изъять у Резника эту нефтяную скважину на Каспии. Ту, за которую он так долго боролся и из-за которой выдержал такие потери. Шахид довольно справедливо считает, что, если у него в руках окажется эта скважина, Семья сплотится вокруг него и станет ценить нового лидера, сумевшего обойти русского олигарха.

И она, Жанна, должна это сделать. И сделает. Потому что такова цена её свободы.

— Павел, как ты можешь такое говорить? — ледяным тоном спросила Любовь Андреевна. — И как только у тебя язык повернулся?

— Так же, как обычно, — буркнул Павел, без аппетита ковыряясь в своей тарелке.

Он только что предложил перенести праздник по случаю появления или, как выразилась Любовь Андреевна, возвращения Антона в семью, на другой день, потому что случилась трагедия с матерью Милы. Естественно, что и день рождения Милы отмечать не стали.

Галину знали все Резники уже много лет, ведь Анатолий Максимович и Владимир Ильич дружили с детства. Конечно, никто к ней не питал особой любви, семьи уже давным-давно перестали проводить вместе время, однако же надо было отдать дань памяти жены Ковалёва, по совместительству матери жены младшего Резника.

Никто не страдал по Галине и не бросался на стенку от горя, её было по-человечески жаль, как, впрочем, и любого другого знакомого человека, попавшего в беду.

Любовь Андреевна, правда, сказала Миле, что, пожалуй, гостей, приглашённых на день рождения, надо обзвонить и отменить приглашение.

Но Мила уже сама это сделала. Несмотря на заверения, что на праздник приглашена только одна её подруга, Миле пришлось мучительно вспоминать всех, кого она уже успела пригласить, и в спешном порядке их обзванивать. На это у неё ушло не менее трёх часов.

Было решено отменить приём, но всё-же поужинать в семейном кругу — скромно, без тостов.

Но, когда вечером все уселись за стол, и прислуга внесла шампанское, Павел предложил не открывать его.

— Вообще-то день рождения у меня сегодня, — недовольно добавила сама виновница торжества. — И я не собираюсь переносить его на другой день, потому что в другой день с таким же успехом можно отметить четверг, пятницу или вторник. А у меня праздник — сегодня. Я и так отказалась от гостей, вечеринки и репортёров. Поэтому не усугубляй ситуацию.

К тому же это первый семейный праздник, который Антон отмечает с мамой, и поэтому, давайте хотя бы выпьем. В тесном семейном кругу.

Павел неодобрительно заметил вслух, что уж Мила — то должна была поддержать собственного мужа, ведь умерла — то её мать. И никто не должен страдать так, как дочь, потерявшая близкого человека.

Мила пожала плечами и сказала, что по статистике в мире кто-то умирает каждую минуту. Так что же, всю жизнь только и делать, что скорбеть по погибшим?

Павел покачал головой и встал из-за стола.

— Ты куда? — удивилась Любовь Андреевна. — У твоей жены день рождения. Будь добр, останься!

Павел нехотя вернулся на своё место. Ему было глубоко противно это сборище.

Антон открыл шампанское и разлил всем по хрустальным фужерам.

— За тебя, звезда наша, — Антон поднял фужер и улыбнулся Миле.

Ей исполнялся тридцать один год, но она предпочла об этом умолчать, и всякий раз, когда речь заходила о дате её рождения, она умело переводила разговор на другую тему. Мила не случайно предложила соединить оба торжественных повода в один. Впервые в жизни ей было приятно, что её торжество разделит с ней кто-то другой. Кроме того, ей очень хотелось праздника, связанного не столько с воссоединением Антона и семьи, сколько с воссоединением Антона и её, Милы. Конечно, они спокойно могли выпить шампанское в постели в его комнате либо в бассейне, но Мила желала, чтобы за столом была вся семья. Это придавало пикантности ситуации. Своеобразная свадьба, так сказать, только неофициальная, и никто из гостей не знает истинного повода торжества. Кроме неё и Антона.

Антон улыбнулся, отхлебнул шампанское и… выплюнул его прямо на накрахмаленную скатерть.

— О боже, нельзя было охладить, что ли? — заорал он. — Это же не шампанское, это моча молодого поросёнка!

— Так ты знаком с продуктами жизнедеятельности данного животного? — не утерпел Павел.

— Ой, Антоша, прости меня, — засюсюкала мать, одарив младшего сына убийственным взглядом, — это я не пью холодного, у меня тут же начинается ангина, и прислуга привыкла… Извини меня, пожалуйста!

— Ничего, — тут же улыбнулся парень, — просто надо было поставить две бутылки, одну для тебя, одну для всех остальных!

Он сделал вид, будто не заметил вопроса братца.

Когда Галина, кухарка, внесла в столовую торт, Антон скривился.

— Не могла сама испечь, что ли? Я терпеть не могу покупные торты!

— Я готовила целый день, — отчеканила кухарка, не в силах больше терпеть выпады этого человека. — Сегодня должны были прийти гости, и я со вчерашнего дня готовила, а до десерта руки не дошли. Этот торт очень вкусный, я часто его покупаю на праздники.

— У тебя что, всегда руки не доходят? — зло поинтересовался Антон. — Ну-ну, дорогуша. Смотри, а то у мамы дойдут руки до твоего увольнения!

Анатолий Максимович переглянулся с Павлом. Он решил, что пора ему вставить словечко. Антон уже чувствует себя полноправным хозяином в этом доме, даже не стыдится делать замечания прислуге. И ещё добро бы заслуженные замечания!

— Спасибо за торт, Галя, — тепло обратился Резник к готовой заплакать кухарке. — Ты изумительно готовишь, всё очень вкусно. И правильно сделала, что купила торт, а не стала печь, иначе не успела бы приготовить кучу других вкусностей. Не слушай Антона, он недоволен, что ему испортили праздник. Это эгоистично, но он ещё молодой. Прости его за это тщеславие. Хотя Миле досталось больше: если праздник для Антона мы можем организовать в любое удобное время, то день рождения бывает только раз в году!

Прислуга расцвела и победно взглянула на Антона. Он молча уставился в тарелку. В этом доме полный бардак. Прислуга делает всё, что ей захочется, шампанское на стол подают тёплым, гостям отказали в приглашении, хотя Мила совершенно не расстроилась из-за ужасной гибели матери. Почему нужно потакать капризам Резника? Подумаешь, смерть… Она со всеми случается, как справедливо заметила Мила. Но это же не значит, что теперь необходимо отменять праздники?

Ничего, со временем он всё тут изменит и сделает по-своему. И прислугу поставит на место, и ветеринара заменит. Этот придурочный Джонни смотрит на него теперь, как на преступника. Он вообще много чего изменит в этом доме. Старым традициям придёт конец. Остаётся лишь немного подождать!

Антон взял себя в руки и обвёл присутствующих взглядом, подняв бокал с тёплым шампанским. За Милу уже выпили.

— Тост, — провозгласил он, — за здоровье мамочки, ведь если бы не она, не было бы меня здесь с вами сегодня!

— Ну что ты так переживаешь, — пожимала плечами Марина, — ты же сам говорил, что уже давно не любишь свою жену!

Ковалёв вздыхал и отвечал:

— Одно дело — не любить, а другое — смотреть, как её хоронят…

Он не понимал, как его нежная, ласковая Мариша может быть такой чёрствой, и списывал это на свойственную юности беспечность, эгоизм и легкомыслие.

— Но зато теперь мы сможем пожениться, верно? — девушка подошла к нему ближе и обвила его тонкими загорелыми руками.

— Да-да, конечно, — рассеянно поддакнул Ковалёв, мечтая только об одном: остаться в одиночестве.

Было ошибкой поехать после похорон к Марине. Он думал, что она его утешит, что рядом с ней он успокоится и почувствует тепло её души. Однако ему стало ещё хуже. Марина искренне удивлялась его скорби, по её мнению, он должен был обрадоваться, что так удачно освободился от семейных уз. Но Ковалёв отчего-то не чувствовал никакой радости, а только искреннее горе. Пусть Галина не была идеальной женой, пусть издевалась над ним много лет подряд, и ни во что не ставила, но всё-же они были женаты, они зачали и вырастили дочь, и каковы бы ни были их отношения, всё равно их связывала незримая нить.

Владимир Ильич не мог представить себе, что по вечерам будет возвращаться в пустую квартиру, в которой нет Галины. Правда, Марина выказала желание переехать к нему.

— И не надо будет платить деньги за аренду этой квартиры, — говорила она, глядя ему в глаза и прижимаясь к нему своим тонким телом. — Хочешь, я прямо сейчас и поеду вместе с тобой?

Её нахрапистость смущала Ковалёва, он чувствовал себя как судак на удочке, а, может, даже на сковородке. Ему не хотелось, чтобы Марина поехала вместе с ним, по крайней мере, сейчас.

— Нет, детка, — мягко ответил он, — давай в другой раз, хорошо? Мне нужно прийти в себя, да и убрать все вещи Галины в коробки. Они же будут смущать тебя!

— Ничего страшного, — улыбнулась Мариночка, — я сама могу помочь тебе избавиться от всех вещей твоей жены. Может быть, всё-таки поеду вместе с тобой?

— Нет — нет, — он поспешно посмотрел на часы и выдавил из себя, что ему уже пора ехать.

— Куда ты так спешишь? — с подозрением глядя на него, спросила девушка.

Она была в короткой маечке и шортах, подчёркивающих египетский загар и красоту её тела.

— Дела, детка, — отговорился Ковалёв. — У меня нет ни одной свободной минутки, понимаешь? Ты должна быть к этому готова, как будущая супруга депутата!

Нахмурившееся было, лицо девушки разгладилось.

— О да, я буду женой депутата, — воскликнула она, — обещаю, что буду самой лучшей женой на свете!

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — Ковалёв чмокнул её в маленький носик и быстро вышел из квартиры.

Ему тут же стало легче. Подумать только, что с ним происходит? Почему он спешил освободиться от своей маленькой Мариночки, ведь он её так любит?

Ковалёв спустился вниз и уселся в машину, приказав водителю ехать домой.

В голове у него крутились события сегодняшнего дня: похороны.

Мила была в своём репертуаре. Она нацепила на себя чёрный кожаный короткий пиджак, кружевную чёрную косынку с логотипом какого-то модного кутюрье, тёмные очки, и чёрные же ботфорты на шпильках. Но отчего — то выглядела не как убитая горем дочь, а как кинозвезда на отдыхе.

Всё семейство Резников тоже присутствовало на похоронах. Они то и дело подходили к Ковалёву и выражали своё соболезнование. Любовь Андреевна всплакнула, Анатолию Максимовичу тоже было не по себе. Павел хмуро стоял в стороне, а Мила, поддерживаемая отчего-то Антоном, о чём-то шепталась с ним и чуть ли не хихикала. Она всем своим видом давала понять, что ей совсем не жаль погибшей матери, и что она с удовольствием отсюда уйдёт, как только гроб окажется засыпанным землёй.

Несмотря на то, что она была его дочерью, Ковалёв вдруг подумал, что ему стыдно за её поведение. Могла бы хотя бы для приличия помолчать!

Да, всё-же этот брак был мезальянсом. Милка не заслуживает такого мужа, как Павел. Ему должно быть неприятно, и, наверное, он жалеет, что женился на ней. Хотя, если вспомнить ту историю, женитьба была единственным выходом из сложившейся ситуации. По крайней мере, Павлик стал похож на человека, а не на привидение, истосковавшееся по своей погибшей возлюбленной. Но для чего он выбрал Милу? Разве мало на свете девушек, готовых выйти замуж за красивого, умного, обеспеченного парня? Девушек, которые искренне будут любить его и составят ему отличную партию?

Ковалёву, стоявшему у могилы жены, было ясно, что он никого не выбирал, просто Мила была всё время рядом, поддерживала его, и поэтому он решился на женитьбу, чтобы отблагодарить её. И всё-же любому ясно, что их брак не удался. Они даже рядом стоять не хотят!

Он с ужасом смотрел, как гроб опускают в могилу. То, что лежало внутри, ещё недавно было прелестной женщиной, его женой. Но хоронили её в закрытом гробу — пролететь с такой высоты и удариться об асфальт лицом означало, что этого лица больше нет.

Ковалёв постарался сбросить с себя воспоминания. Ему срочно надо было выпить.

На поминках в ресторане он почти ничего не ел, и почему-то даже не пил, отрешённо сидел и молчал. Присутствующие, которых было совсем немного, очень быстро разошлись, и вот тогда он и поехал к Марине за утешением.

А теперь он хочет заехать домой, и выпить, вернее, напиться, чтобы забыть сегодняшний день — хотя бы на время.

Его мысли всё время возвращались к Галине. Ну с чего это вдруг она стала мыть окна? Она, которая притрагивалась к тряпке лишь в его присутствии, чтобы доказать, что она заботливая жена и хозяйка?

Перед кем она хотела показать свою домовитость, если его в тот день не было дома?

Ему стало не по себе. Он вспомнил, как Марина, выслушав от него эту новость, произнесла:

— О, как это ужасно! Прими мои соболезнования, дорогой! Однако в любой ситуации надо искать положительные моменты!

— Что же здесь положительного? — он посмотрел на девушку, высказавшую такую неприятную мысль.

— Ну, зато она не будет больше тебя шантажировать! И ещё мы сможем пожениться!

Теперь, сидя в машине, он с усмешкой подумал, что смерть Галки оказалась на руку Марине. Причём не только на руку, но ещё и по руке: в виде обручального кольца!

Мила была неприятна Жанне. Она с отвращением слушала подробности интимных сцен Милы с Антоном, которые та со смаком вываливала на новую подругу, но заставляла себя улыбаться.

Бедный, бедный Павел! Его жёнушка наставляет ему рога прямо в его же доме, нисколько не заботясь о своей безопасности! Неужели он ничего не замечает? Или ему всё равно?

Она вспомнила его — красивого, нежного, мягкого, так сказать, потомственного интеллигента. Да, с его безвольностью далеко не уедешь. Мила пользуется его спокойным, неконфликтным характером вовсю. Жанна не сдержалась и задала вопрос:

— Неужели ты не боишься, что вас застанут?

— Боюсь, конечно, — откровенно выдохнула Мила и затянулась тонкой сигаретой. — Но этот страх придаёт та-акую остроту и пикантность нашим отношениям, — она подмигнула Жанне и снова затянулась.

Женщины сидели на лавочке возле павильонов ВВЦ. Мила попросила, чтобы Жанна помогла ей выбрать украшения к очередному наряду, и Жанна согласилась.

Она смотрела на браслет, подаренный ею Миле, и думала, что Мила совершенно напрасно носит его. Жемчуг, к тому же розовый, да ещё и на руке разрушает узы брака, портит отношения между супругами. Впрочем, у Милы и Павла и так всё испорчено, дальше некуда!

— А как у тебя с мужем? — затаив дыхание, спросила Жанна.

— Никак, — отмахнулась Мила, — он такой скучный, однообразный, не то что яркий и весёлый Антошка! Да мы почти и не видимся, даром, что спим в одной комнате. Да и спим — понятие довольно номинальное.

У Жанны отчего-то отлегло от сердца. Она очень боялась услышать, что Павел любит Милу, страдает по ней, звонит, делает подарки и совершает подобные поступки, свойственные любящим мужчинам. Оказалось, их брак был совершён по некоему расчёту.

«Однако Павел просчитался», — с усмешкой думала Жанна, глядя, как безобразно ведёт себя Мила. Она улыбалась каждому мало — мальски симпатичному парню и строила глазки.

К лавочке подскочила молоденькая девчонка.

— Ой, это вы — Мила Илиади? — воскликнула она.

— Я, — с довольным видом кивнула Мила, победно глядя на Жанну.

Мол, радуйся, что я выбрала тебя для роли наперсницы, ведь такой чести удостоены немногие. Жанна усмехнулась, ведь это именно она заставила Милу подружиться с ней, но переубеждать «подругу» не стала.

Девчонка продолжала что-то восторженно щебетать, и Мила расписалась на каком-то клочке бумаги, подсунутом поклонницей.

Привлечённые шумом, другие прохожие подошли ближе, и скоро возле Милы и Жанны образовалось плотное кольцо зевак.

Жанна хотела было подняться и уйти вместе с певицей, однако же, та продолжала сидеть на лавочке и общаться с поклонниками. Мила просто сияла. Она находилась в своей стихии, и была счастлива. Не так уж и часто её узнавали обычные люди! Наверное, это передача повлияла, в которой Мила высказывалась насчёт свёкра!

Жанна от нечего делать покрутила головой в разные стороны, и вдруг наткнулась на чей-то пристальный взгляд.

Она всмотрелась в девушку, не отрывающую от неё глаз, и вдруг воспоминание ярко вспыхнуло в ней. Вот она несёт Миле эскиз кольца в свадебный салон. И видит Милу в свадебном платье. Платье кажется ей безумно знакомым, ведь Павел показывал ей этот фасон, когда его отец нарисовал его, и Жанну вдруг посещают видения — одно за другим.

Она начинает вспоминать, кто она на самом деле, выходит из салона, и видит Тофика.

Возле Тофика стоит девушка, его невеста. Тофик всматривается в лицо Жанны, не веря собственным глазам, а девушка, проследив за взглядом Тофика, тоже уставилась на Жанну, которую тогда звали Ириной.

Тофик потом рассказал Жанне историю их отношений, и также о том, что он порвал с Настей.

Настя — а это была именно она, не отрываясь, смотрела на Жанну. Та почувствовала себя неуютно. Конечно, она в парике, да и подкрашена, и, несмотря на то, что определённое сходство просматривается, даже Мила не определила в ней Жанны. Мало ли похожих людей на свете!

Но Настя — как она поняла, что погибшая Жанна и нынешняя Ирина — это один и тот же человек? А она поняла, это однозначно, потому что и изумлённый взгляд её, и даже приоткрытый от удивления рот, совершенно откровенно говорили об этом. О, аллах, что будет, если она сейчас пробьётся сюда и назовёт её по имени? А, может быть, Тофик разболтал ей обо всём?

Жанна оглянулась на Милу. Та увлечённо ставила автографы на газетах и обрывках бумаг. А Настя уже протискивалась поближе к лавочке. Жанна стремительно бросилась вперёд, пробивая себе дорогу. Ей непременно надо было остановить вопросы, которые вот-вот сорвутся с губ бывшей подруги Тофика. Надо же, Жанна столько времени потратила, чтобы добиться своего, и сейчас всё может быть разрушено всего лишь одним словом этой девчонки! Добравшись до Насти, она схватила её за руку и выдернула из толпы.

— Иди за мной, — бросила она изумлённой девушке, зашагав вперёд. Та послушно подалась за ней, не в силах противиться этому, в общем-то, приятному голосу с командными нотками.

Резник был в бешенстве. Ему только что принесли кассету с передачей, показанной по одному из центральных каналов.

Ведущая самой рейтинговой политической передачи « С петлёй на шее» была ослепительна. Но Мила затмевала её. Она разоделась, как павлин, но была похожа на тупую напыщенную курицу.

Она отвечала на вопросы невпопад, всячески пропагандировала собственное творчество, и о Резнике отзывалась как о таком же тупом напыщенном баране.

Слушая её, у каждого зрителя мог сформироваться свой образ олигарха, отнюдь не самый приятный. Получалось, что Резник занят только покупкой недвижимости, отдыхом на самых фешенебельных курортах и прогулками на яхтах. Хорошо ещё, Мила ничего не сказала насчёт девочек, а то ведь запросто могла приплести их к неприятному, но собирательному образу богатея.

Он постарался успокоиться. Ему было понятно, для чего она это говорила. Возможно, у неё была договорённость с Илоной: Мила очерняет Анатолия Максимовича, а та взамен даёт ей несколько минут для рассказа о своём творчестве. Ведь популярность артист приобретает, лишь став известным для народных масс. Как сказал один из героев фильма «Ландыш серебристый», если певца слушают на рынках, это победа. Значит, он действительно стал популярен.

А для этого нужно часто тусоваться «в ящике» и мелькать на страницах журналов.

Мила платила за то, чтобы её фото частенько бывали в популярных женских журналах, а вот денег на телевидение у неё не хватало. И Резник не собирался их ей ссуживать. Он и так достаточно плотно вложился в раскрутку её как певицы, хотя ему было понятно, что из Милы не выйдет ничего путного.

Когда-то, когда ещё её отец был её продюсером, она пошла на взлёт, а сейчас это уже не та Людмила Ковалёва, то бишь Мила Илиади.

Чтобы стать популярным, певец должен иметь ещё что-то, кроме голоса. Или даже, если посмотреть на нашу эстраду, певица может и вовсе не иметь голоса. Но что-то внутри у неё должно быть, что-то, что притягивает к себе публику. Стоящий на сцене человек должен страстно любить своих слушателей, и отдавать им свою энергию. Только в этом случае он может рассчитывать на народную любовь. Это как Кристина Орбакайте, у которой голос, хоть и приятный, но совсем не сильный. Однако же девушка много работала над собой, тщательно купировала своё творчество, и теперь каждая её песня лучше предыдущей.

Мила же считала, что не стоит ей так тратиться, распыляя собственные чувства и эмоции. Она была уверена, что достаточно и тех денег, которые ей даёт Резник. Но — вот парадокс — даже если у тебя нет таких денег, и ты не можешь позволить себе снять крутой видеоклип, но ты любишь своих зрителей, слушателей, и, когда поёшь свои песни, то поёшь исключительно для них, они это чувствуют и понимают. И благодарят актёра не только аплодисментами, но и своей любовью. А Мила просчиталась, если думает, что деньги решают всё. Многое, но отнюдь не всё. Миллионер Резник знал это лучше чем кто другой.

К примеру, у него — огромные средства. Но он не может гарантировать собственную безопасность! Мало того, сейчас его ненавидит большая часть населения страны! Отчего-то все уверены, что большие состояния наживаются исключительно криминальным образом, и поэтому таких людей надо преследовать и наказывать. Никто из россиян не думает, что иметь большое состояние в этой стране — это не только радость и достаток, но и огромная головная боль, постоянные стрессы, сон по три — четыре часа в день, и постоянная работа. Только работая таким вот каторжным образом, Резник сумел сколотить себе состояние. Возможно, иногда он шёл в обход законов, но — не нарушая их, а используя маленькие лазейки, которыми пестрят наши законы.

Кроме того, он вовсе не скрывал, что финансирует политические партии, и будет продолжать это делать. И что он хочет создать гражданское общество путём поддержки оппозиционных организаций.

Обладая обширными связями, будучи богатым, успешным и уверенным в себе, он попросту стал представлять опасность для президента, который добивается полного соития бизнеса и власти. «Теллурика — нефть», пятая по значимости нефтяная компания в мире, будет разгромлена, в этом сомневаться не приходится. Конечно, можно рвануть за рубеж, тем более что основные капиталы Резника находятся именно там. Однако он не собирался покидать тонущий концерн. Всегда есть какой — то выход из ситуации!

Но отказываться от своих политических убеждений он тоже не собирается. Он неоднократно повторял, что в России парламентская демократия умерла. И что нынешний президент является продолжателем традиций царской империи и Советского Союза. Он восстанавливает прежнюю иерархию: экономика должна быть полностью подчинена государству и обслуживать потребности государства. Но — при полном пренебрежении интересами частных лиц. Тоталитарная машина уже запущена, вот что обидно.

Резник всегда любил свою Родину, и даже отдыхать предпочитал в России. Однако же Любовь Андреевна настаивала на островах и экзотических курортах.

Впрочем, надо признать, сервис в России сильно хромал. Отдыхая в Сочинском санатории за очень приличные деньги, несколько лет назад, Резник чувствовал себя никому не нужным и даже лишним. Официанты в ресторане при санатории не торопились, еда была приготовлена не лучшим образом, горничные приходили для уборки, когда им вздумается.

После этого Анатолий Максимович согласился с женой и перестал посещать российские курорты. Впрочем, не только их. Он уже давно не отдыхал. Только несколько месяцев назад, когда Павел женился, он вырвался в Грецию, в свой дом, где и проходила свадьба, но пробыл там только три дня. Да и то их нельзя было назвать отдыхом: подготовка к свадьбе и сама свадьба отняли у него много энергии.

Он успокоился, и вернулся за свой стол. Может, всё обойдётся? Может, это ложная тревога? Или штормовое предупреждение? Ну что — ж, кто предупреждён, тот вооружён. Если бы власти хотели с ним расквитаться, они бы сделали это быстро и без лишнего шума. Значит, он им нужен. Зачем?

Резник замер. И как он раньше об этом не подумал? Новая Россия — новая политика! Президент решил устроить показательный процесс над олигархами. И выбрал для этой цели своеобразного мальчика для битья — Резника. Отличная кандидатура, надо сказать! Кому-то ведь надо стать козлом отпущения!

Анатолий Максимович повернулся к окну и уставился вдаль невидящим взглядом.

— Мамуля, я так больше не могу, — серьёзно произнёс Антон. Он сидел в гостиной, в кресле напротив камина, и держал в руках ладонь Любови Андреевны, сидящей в соседнем кресле.

— Что случилось, сынок? Тебе со мной скучно? — всполошилась она, тревожно вглядываясь в смазливое лицо старшего сына.

— Ну что ты, мамочка, — засмеялся тот, — я не об этом! Я говорю, что уже устал ничего не делать. Сколько можно — жить на твоей шее, не работать! Я так не могу.

— А, вот ты о чём, — облегчённо засмеялась мать.

Она уже было подумала, что Антон решил найти свою дорогу в жизни и покинуть её дом.

— Если ты хочешь чем-то заняться, только скажи, — горячо продолжила она. — И я помогу тебе, обещаю, дорогой!

— Я не сомневаюсь, — он ласково улыбнулся Любови Андреевне, и сердце женщины растаяло.

Он был такой милый, нежный, заботливый и любящий, что Павел на его фоне смотрелся бледной тенью. Конечно, Павел тоже был её сыном, и она его тоже любила, однако же Антон оказался ярким солнцем в её жизни, а Павел — серой тучкой. Павлик уже давно потерял большую часть своего обаяния и жизнерадостности. Они умерли вместе с его похороненной невестой. А Антон, с того момента, как они встретились, был всегда рядом, и у него всегда находилась минутка и доброе слово для матери.

Любовь Андреевна умом понимала, что не права, что не следует разделять Антона и Павлика, но сердцем тянулась к Антону. Она старалась возместить ему любовь, ласку и материнскую нежность за все эти годы, которые он провёл в детдоме, хотя его мать жила в другом городе и понятия не имела о собственном сыне.

— Ты же знаешь, что я руковожу благотворительным фондом? — спросила она. — Если хочешь, можешь прийти на работу к нам. У нас очень славные ребята работают, Павел в прошлом году тоже…

— Я не Павел, — раздражённо оборвал её на полуслове Антон, и тут же раскаялся. — Извини, мамуль, я понимаю, что это некрасиво, но я немного ревную.

— Ну что ты, мальчик мой, — она с бесконечной нежностью погладила его по голове, — я обожаю тебя, я люблю вас обоих, вы оба — мои дети!

— Знаю, знаю, — Антон поднялся и принялся расхаживать по натуральному иранскому ковру, покрывавшему пол в гостиной. — Но я хочу чего-то большего, чем маленький фонд, извини, мамочка. Ты не обижаешься на меня? Амбиции ведь пока не наказуемы!

Любовь Андреевна сникла, но тут же вновь расправила плечи. В её глазах заблестели искорки.

— Ну конечно, дорогой, ты — молодой, полный сил, тебе хочется окунуться в океан или хотя бы море, а я тебя зазываю в свою крошечную заводь. Я тебя понимаю, — она вздохнула. — Знаешь, ты мне скажи, чем бы ты хотел заняться, и я попробую всё устроить! Мы обязательно устроим тебя на работу, которая будет соответствовать твоему уровню!

— Ма, у меня юридическое образование, — напомнил Антон. — Естественно, я хочу работать в этой области. Согласись, глупо быть поваром, или продавать хот-доги, если ты — юрист!

— Конечно — конечно, — засуетилась Любовь Андреевна. — Антоша, ты не проголодался? А то Галина сегодня будет печь твой любимый рыбный пирог!

— Нет, я пока не голоден, — ответил сын. — Слушай, — начал он вкрадчиво, — а ведь у твоего мужа — огромная компания! Уж наверное, у него есть и юридическая служба, верно?

Любовь Андреевна вздохнула и спрятала глаза. Она боялась, что Антон захочет работать у Толика.

У супругов уже давно было наложено табу на разговоры об устройстве родственников на работу в «Теллурику».

« Люба, ты пойми, — распалялся муж, когда она как-то предложила кандидатуру своего знакомого, — я уже сформировал команду. У меня есть всё, что мне нужно. Все мои служащие проходят строгий отбор. А как я должен взять этого человека? Сказать в отделе кадров, что вот такой-то будет работать там-то? Как ты думаешь, это нормальная позиция? Люди упорно трудятся, чтобы заработать себе это место, проходят тесты, собеседования, делают карьеру. А я — раз, и поставлю твоего приятеля на эту должность!

А что, если он не будет соответствовать профессиональным требованиям? Ты понимаешь, что из-за этого нарушится работа целого подразделения, а вследствие этого — всей организации?! Зачем мне так рисковать только из-за того, что какой-то твой знакомый не может найти себе работу? Если он такой умный, как ты говоришь, то есть много рекрутерских компаний, кадровых агентств, устраивающих на работу менеджеров высшего звена. Пусть сам подсуетится. Я должен заботиться прежде всего о своих служащих, должен дать им шанс вырасти профессионально.»

Любовь Андреевна знала, что муж предпочитает, чтобы работники «Теллурики» начинали с низов, и постепенно продвигались по профессиональной лестнице. И тогда, стоя на одной из верхних ступеней, они будут досконально знать работу ступеней более низких, что поможет скоординировать и усовершенствовать процесс работы.

— А ты дай ему эти тесты, — не отступала Любовь Андреевна.

— Люба, он их не пройдёт, — устало отмахнулся Резник. — Они были написаны для тех, кто работает в компании, понимаешь? Откуда ему знать особенности нефтяного холдинга? И, потом, если он их не пройдёт, то всё равно подумает, что его попросту «завалили». И обидится на тебя. Лучше сразу сказать, что для него работы нет. Вернее, нет именно этой работы. Любая другая — пожалуйста. Нам всегда требуются диспетчеры, охранники, рабочие. Если хочет — пусть завтра же подаёт заявление!»

Тогда Любовь Андреевна надулась на мужа, и целый день не разговаривала с ним. Сейчас она понимала всю справедливость его слов. Кроме того, если на работу устраивается знакомый или родственник, то он считает, что с него спрос меньше, и работает чаще всего менее продуктивно, нежели простые служащие, которым не приходится рассчитывать на бонус знакомства.

Но ведь Антон — это нечто иное. Это не просто знакомый, не дальний родственник. Он — её родной сын. А, значит, она непременно убедит мужа в том, что без Антона ему не обойтись. Она в лепёшку расшибётся, а всё сделает для своего мальчика. Ведь она так виновата перед ним…

Жанна молча сверлила взглядом Настю. Чёрт, как же это не вовремя! И откуда она только взялась в этой толпе?

Она с интересом рассматривала девушку. Подумать только, неужели это именно она, та, над которой смеялся Тофик, которую оскорблял в разговорах с домашними, над которой постоянно подшучивал? Причём, многие его шуточки были достаточно колкими!

Он описывал Настю как жирное, никчёмное, жадное существо с хохляцким выговором. Но сейчас на Жанну смотрела обычная девушка, даже вполне симпатичная. Назвать стройной, конечно, Настю вряд ли было можно, но её лёгкая полнота ничуть не портила девушку. Мало того, в её лице не было налёта вульгарности, от которой постоянно страдал Тофик. И, кажется, эта девушка покрасила волосы. Во всяком случае, они стали явно темнее, хотя Жанна и видела её всего лишь один раз. И ещё аккуратная, ухоженная головка Насти выглядела так, словно только что вырвалась из парикмахерского салона.

Жизнь в Москве пошла Насте на пользу. Она очень быстро училась. Жанна продолжала молчать, не зная, с чего начать разговор. Настя пришла ей на помощь.

— Привет, — улыбнулась она и прищурилась. — Мы знакомы, да?

У Жанны отлегло от сердца. Эта девица достаточно умна либо хитра для того, чтобы догадаться о роли Жанны в жизни Милы. Она же не может не понимать, что после всего случившегося они не станут подругами! К тому же Тофик тогда в присутствии Насти так внимательно смотрел на Жанну, что забыть её лицо было невозможно. Вот Настя и не забыла. Просто с Милой Жанна встречалась ещё в городе N, и уж конечно, тогда Миле и в голову не могло прийти, что это — её заклятая «подруга». Так уж совпало, что они встретились в тот момент, когда Жанна действительно считала себя Ириной и не помнила свою предыдущую жизнь. Это сослужило ей хорошую службу. Во всяком случае, Мила не задавалась ненужными вопросами. Зато вот Настя задалась.

Жанна оглянулась. Илиади ещё не показалась из толпы. А вдруг Жанна ошиблась? Вдруг Настя хотела всего лишь поздороваться с Милой, ведь, если Настя — двоюродная сестра Павлика, а Мила — его жена, то они фактически родственницы! Но девушка спокойно смотрела на Жанну, и в её глазах не было недоумения, которое непременно вылилось бы наружу, если дело обстояло бы именно так. Значит, Жанне не показалось. Настя действительно всё поняла. А, может, и раньше знала, Тофик ведь не умеет держать язык за зубами, хотя и клянётся, что ничего Насте не рассказывал, ведь как раз в то время они порвали отношения. Собственно, причины столь глубоких познаний Насти для Жанны были не важны. Главное — это следствие. А Жанна доверяла своей интуиции, та её ещё ни разу не подводила.

— Послушай, — наконец-то решилась Жанна пойти ва-банк, — не вздумай сказать ей, кто я такая. Ты поняла меня?

— Если бы я хотела сказать, то уже сказала бы, — бойко ответила Настя.

Внешне она, конечно, изменилась, а вот характер остался прежним.

— Не бойся, я терпеть не могу эту разряженную клушу, — добавила она, пытаясь успокоить Жанну. — И, если тебе надо, могу даже помочь!

— Интересно, чем ты можешь мне помочь? — пробормотала та, с любопытством разглядывая хваткую украинку.

Подумать только, она напоминала Жанне её саму. Та же твёрдость, решимость, предприимчивость и несгибаемость. Конечно, по нескольким минутам знакомства ещё рано судить о решимости и несгибаемости, но Жанна опять же полагалась на свою интуицию, а та нашёптывала про Настю ей именно это.

Тофик рассказывал о злоключениях Насти, и открытом конфликте с Анатолием Максимовичем Резником, но ей всё нипочём! С одной стороны, Жанне претило предательство этой девицей близкого человека — своего дяди, а с другой стороны, Настя всё-равно интересовала её как интересный объект наблюдения. Вот он, живучий экземпляр, сумевший отлично устроиться в чуждой среде.

— Уж не волнуйся, найду способ, — успокоила её Настя. — Только мне от тебя потребуется ответная услуга.

— Какая ещё услуга? — Жанна поразилась, как быстро Настя нашла для неё «работу». Эта девица на ходу подмётки рвёт, не рассусоливает по мелочам, а сразу приступает к делу! Это не может не вызвать уважения. Жанна уважала деловых людей, не тянущих кота за хвост, а сообщающих чётко и ясно, чего они ждут в обмен на ту или иную услугу.

Она услышала сзади шум и увидела, что Мила идёт к ним.

— Вот вы где, — крикнула она. — А я уж было подумала, что ты, Ирка, сбежала…

— Ирка? — Настя удивлённо подняла брови. — Значит, тебя теперь зовут именно так? Ну же, решайся!

Жанна замешкалась, но только на секунду. У неё не было другого выхода. Если Настя сейчас выдаст Миле её настоящее имя, всё пропало. Да достаточно всего лишь намёка на то, что дизайнер ювелирных украшений — талисманов некая Ирина на самом деле — Жанна Гусейнова, и всё. Пшик. Ничего больше не будет. Из-за одной мелочи полетит к чёрту весь тщательно выстроенный план.

Мила была уже довольно близко, Жанна чувствовала запах её терпких духов.

— Ладно, — согласилась она, глядя в глаза этой прохвостке, — я согласна.

Это было очень кстати, потому что Мила уже обнаружила Настю, которая в это время совала Жанне клочок бумаги с написанными на нём цифрами её мобильного телефона.

— А ты что здесь делаешь? — удивилась она. — Откуда вы знакомы? — Мила подозрительно переводила взгляд с Насти на Ирину.

— Мир тесен, — туманно ответила Настя. — Ирина тебе сама расскажет, а то я спешу, — она улыбнулась и, помахав рукой, быстро пошла по направлению к выходу с ВВЦ.

— Папа, ты с ума сошёл?

Павел только что узнал от отца, что тот согласился взять Антона в свою юридическую службу. Павел работал там же, и ему вовсе не улыбалось иметь Антона не только в сводных братьях, но и в коллегах, не только жить с ним в одном доме, но ещё и сталкиваться в холдинге.

— Послушай, я всё уже решил, — Резник с досадой оторвался от стакана со сладким чаем, в который Люба забыла положить лимон.

Раньше она никогда не забывала того, что муж пьёт чай исключительно с лимоном, а в последнее время у неё из головы вылетело всё, не связанное с Антоном. Теперь она помнила только о том, что её старший сын нашёлся, и ему требуется её опека. Муж и младший сын остались не у дел. Любовь Андреевна решила, что и без того посвятила им почти всю свою жизнь, так что они пока могут обойтись и без неё.

В результате Анатолию Максимовичу пришлось самому идти на кухню, резать лимон. Кухарку и горничную освобождали от своих обязанностей сразу же после ужина, поэтому любой из семьи, желающий разговеться, должен был сам идти на кухню и делать себе бутерброд, чай, либо греть в микроволновке остатки ужина.

Резник никогда не протестовал насчёт подобного порядка, просто сегодня, когда в здании архива «Теллурики» был проведён натуральный, тщательный обыск, причём без предъявления постановления об обыске, он очень устал.

Павел, который вместе с другими юристами суетился весь последний месяц, почти с самого начала всех неприятностей, свалившихся на холдинг со стороны государства, тоже был разбит. Они еле доехали до дома, и им навстречу попалась Любовь Андреевна. Она была настроена как никогда решительно.

— Толик, мне надо с тобой поговорить, — заявила она прямо с порога.

— Люба, может, завтра? — попросил Резник.

— Нет, именно сейчас.

— Ма, мы так устали, оставь отца в покое, — заступился за него Павел, но, взглянув на неё, тут же направился в свою комнату, понимая, что мать хочет поговорить с отцом наедине, и ни за что не отступится от этого разговора.

— Дело не терпит отлагательств, — возразила жена. — Толик, ты должен взять Антона к себе.

— Я и так уже взял его к себе в дом, — проворчал Резник, быстро догадавшийся, что имеет ввиду жена.

Он, правда, не знал, что она весь день готовилась к этому разговору, настраивала себя на победу, и решила идти до конца. Ей очень хотелось угодить Антону, поэтому Любовь Андреевна готова была и кричать, и плакать, и даже угрожать мужу, лишь бы он выполнил её просьбу.

— Мальчику нужна работа, — продолжала она, — неужели ты не найдёшь у себя вакантного местечка?

— Видишь ли, дорогая, — вкрадчиво начал Резник, усаживаясь в кресло у камина и вытягивая ноги ближе к огню, — может статься, что «Теллурика» не сегодня — завтра пойдёт ко дну, так есть ли смысл пристраивать Антона именно сюда?

— Ты прекрасно понимаешь, что этого не будет, — отмахнулась жена, — никто не посягнёт на такой гигантский нефтяной концерн. Ты просто не хочешь, чтобы Антон работал в приличном месте, зарабатывал достойные его деньги. Чего ты хочешь? Чтобы он пошёл в грузчики?

Она сорвалась на визг. Павел, выскочивший на шум, изумлённо наблюдал за матерью. С детства она была для него святыней, такая ласковая, милая, чуткая, ни разу не повысившая тон ни на сына, ни на мужа. Что же случилось? Неужели всему виной появление Антона?

— Ма, у тебя климакс, — попробовал пошутить младший сын, — иди спать. Завтра с отцом поговоришь, не видишь, что ли, какой он усталый?

— Никому в этом доме до меня нет дела, — плаксиво протянула Любовь Андреевна. — Вы пытаетесь меня отшить, как ребёнка, который не желает ложиться спать. Но я говорю абсолютно серьёзно! Толик, помоги же Антону, тебе ведь несложно это сделать!

— А что, кроме работы в «Теллурике», у него нет других вариантов?

Резник взял сигару и, аккуратно отрезав гильотинкой её кончик, с наслаждением закурил. В последнее время он редко курил сигары, и теперь с удовольствием вдыхал рассеявшийся по всей гостиной запах.

— Почему сразу в грузчики? Он что, так плох в качестве юриста? И, если так, то зачем мне плохой юрист? — продолжал он.

Любовь Андреевна покраснела от гнева.

— Ты просто его ненавидишь, — закричала она, чуть ли не с ненавистью глядя на мужа, — ты бы не хотел, чтобы у меня был ещё один сын! Ты не любишь его!

— Люба, прекрати орать, — поморщился Резник.

Он тоже был склонен с мнением Павла, и поэтому снисходителен к жене. Если у неё начался климакс, который совпал с появлением Антона, то это не значит, что она изменилась навсегда. Хотя… для климакса рановато. Ей ведь даже пятидесяти не исполнилось! Это у него в этом году будет юбилей, а жена младше его.

— Антон — отличный юрист! — не взирая на просьбы мужа, продолжала бушевать Любовь Андреевна. — Но ты же сам знаешь, что в наше время без протекции никуда не устроиться, хороших юристов много, а юридических компаний куда меньше. И у всех руководителей есть дети, родственники, друзья, которых тоже надо пристроить на хлебное местечко! А обычным юристом в консультации сколько он будет получать? Пятьсот долларов? Разве это заработок для молодого здорового мужчины? А ведь ему ещё семью создавать!

Резник промолчал, хотя пятьсот долларов, по его мнению, были неплохим стартом для юриста. Ведь всегда можно найти себе «халтурку», заняться частной юридической практикой. Люба просто хотела, чтобы её сын сразу попал в тёплое местечко с высокой зарплатой. И эта материнская мечта тоже была понятна Резнику. Другое дело — то, что его юридическая служба полностью укомплектована. И свободных штатных единиц нет. Значит, придётся кого-то выгнать?

— Можешь выписать себе ещё одну единицу, — заявила жена в ответ на его доводы. — Ты же — начальник!

Резник не стал говорить, что не всякий начальник — самодур, и, если бы все руководители выписывали себе любое количество служащих, то мало какие компании смогли бы продолжить работу. Кроме того, приёмом на работу занимается отдел кадров. Он же и решает, сколько человек принимать, и укомплектован ли штат.

Но у Резника не было сил бороться с женой. Он был измотан, выжат, и хотел только одного: чтобы она оставила его в покое, чтобы её голос, обычно приятный, но в данный момент, превратившийся в визгливый крик, оказался подальше отсюда.

Поэтому он кивнул, и сказал, что в ближайшие дни Антон может зайти в отдел кадров и написать заявление.

Жена ушла довольная, она стремилась как можно быстрее сообщить новость сыну. Резник попросил её о стакане чая, и она нехотя направилась на кухню, где так торопилась, что забыла про непременный лимон.

После этого Павел и спросил у отца, не сошёл ли он с ума.

— Он какой — то скользкий, этот Антошка, — передразнил он мать, произнеся имя брата сюсюкающим тоном. — Он нам ещё подкинет неприятностей!

И вообще, если он хотел устроиться к тебе, почему бы ему самому не поговорить с тобой? Почему он заставил мать говорить об этом?

Резнику самому была непонятна политика Антона. Вернее, нет, политика вполне понятна, только неприятна. Естественно, Антон понимал, что Резник ему, скорее всего, откажет. А вот своей жене и матери Антона он вряд ли откажет, потому что та сможет нажать на невидимые Антону пружины. И именно так всё и случилось.

Резнику и это понятно, но вот малодушие Антона ему совсем не нравилось. Не по-мужски он себя повёл в данной ситуации.

Любовь Андреевна выбрала очень удобный момент для заключения сделки, и не прогадала. Резник не менял своих решений и не отменял обещаний. Антон мог быть спокоен за своё будущее — отныне он был пристроен. И не куда-нибудь, а в крупный нефтяной холдинг «Теллурика-нефть».

Ковалёв задумчиво курил трубку. Одному, без Галины, ему было в квартире неуютно. Но отчего-то ехать к Марине ему тоже не хотелось. Казалось бы, сейчас все дороги свободны. Он в любой момент мог жениться на любимой девушке, и зажить счастливо и в своё удовольствие. Никаких преград для брака уже не было. Однако же он не собирался ехать к Марине, и это его смущало. Даже напрягало — он чувствовал себя предателем.

Марина звонила ему по десять раз на дню, заботливо интересовалась его состоянием здоровья, работой, чувствами, ждала, когда он приедет, а он всё не мог себя заставить, и оттягивал поездку. Прислушиваясь к себе, он понимал, что это глупо, ведь он любит её, и хочет быть с ней. Но всё равно придумывал кучу поводов для того, чтобы остаться дома. То у него якобы болела голова, то было много дел, то он попросту устал.

Он уже неделю не видел Маринку, и чувствовал, что она на взводе. Ей не нравилось такое положение вещей, и он понимал, что виноват в этом. Но всё равно заставить себя собраться и поехать к ней не мог.

Копаясь в себе, он выудил одно событие, вернее, один из недавних разговоров с Мариной, и понял, что именно это мешает ему встретиться с девушкой.

Незадолго до нелепой смерти жены они разговаривали по поводу женитьбы, и Марина интересовалась, мол, если бы он был свободен, то женился бы на ней?

Ковалёв тогда ответил утвердительно, и, собственно, не сомневался в своём ответе. Ему тоже было неловко перед родителями Марины: он — взрослый мужчина, и не должен ставить себя в положение банального любовника их единственной дочери. К тому же его чувства по отношению к ней серьёзны и долгосрочны. Мариночка — не пустышка в его жизни, не очередная пассия. Он к ней искренне привязан. И, если они поженятся, это будет логическим завершением отношений.

Но он не мог забыть тот разговор. Всё-же как удобно — для Марины — сложились обстоятельства. Галина погибла, так глупо и ужасно, и теперь он свободен. А Марина очень хотела этой его свободы. Он, вообще-то, тоже хотел, но не торопил события. И теперь ему было неприятно, что Маришка тогда сказала о том, что с его женой может что-то случиться. Это и случилось.

Конечно, пройдёт немного времени, и всё забудется. Он успокоится, переживёт смерть жены, свыкнется с ней, и вернётся к Марине. Ему надо лишь немного времени.

Он потушил трубку и откинулся на спинку кресла, вспоминая свою свадьбу с Галиной. Как она была ослепительно хороша в свадебном платье! Да она и в рубище была бы хороша!

Его мысли переключились на нежное, юное тело нынешней любовницы, на её хорошенькое личико. Она любит его — в этом он не сомневался. Тепло вспоминая о Марине, Ковалёв вновь решил, что завтра, в крайнем случае, послезавтра, он обязательно должен съездить к ней, а то она подумает, что он забыл её. И сама может позволить себе начать встречаться с кем угодно, со своим сверстником, например.

Владимир Ильич почувствовал, как в его душе поднимается буря возмущения. Марина не должна встречаться ни с кем, кроме него!

Он беспокойно поднялся и решил позвонить ей, попутно вспоминая, что сегодня она не звонила ему ни разу. Телефон в арендуемой им квартире не отвечал. Тогда он набрал длинный номер мобильного телефона девушки, и услышал, что «абонент не отвечает или временно недоступен».

Интересно, где она может быть?

Это ему уже не нравилось. Обычно Марина была дома, ждала его, готовила, убирала, читала или смотрела телевизор. Иногда к ней приходили подруги, и они весело проводили время за бутылкой вина.

Может быть, она пошла погулять? На улице такая замечательная погода! И всё равно беспокойство заполнило всё его существо.

Он прошёлся по комнате, и вздрогнул, услышав звонок в дверь. Наверное, это Мила. После смерти жены она частенько здесь появляется, разбирает обширный гардероб матери. Несмотря на то, что сама на данный момент может позволить себе купить всё, что угодно, она упорно отбирала себе какие-то кофточки и брючки, оставшиеся после смерти Галины.

Ковалёв распахнул дверь, не глядя в «глазок», потому что не сомневался, что увидит дочь, и обомлел. На пороге стояла радостная и красивая Маринка. В руках у неё была большая спортивная сумка.

— Еле дотащила, сумка такая тяжёлая, — пожаловалась она, оттесняя его плечом и протискиваясь в прихожую. — Привет, зайчик! Ты не против, что я приехала? Я взяла с собой вещи, буду жить у тебя. Правда, здорово?

Ковалёв, растерянно моргая глазами, не смог признаться, что вовсе не думает, что это здорово. Он кивнул и что-то промычал, приглашая её пройти, хотя Марине этого приглашения уже не требовалось. Она с любопытством озиралась вокруг.

Настя уже чётко продумала план по возвращению Тофика, и на радостях налила себе бокал вина. Надо же, как ей фантастически повезло! И вообще,

чего только не бывает в жизни! Ну прямо бразильский сериал какой-то… Жанна же погибла, это все знают, а вот поди ж ты, оказывается, она — прямо перед ней, Настей, стояла, нервничала, оглядывалась на Милу. Та окружена кучкой поклонников, поэтому Жанна может не нервничать, кроме подписываемых ею автографов и лести, Мила ничего не видит и не слышит.

Настя даже не поняла, как так случилось, что Жанна сама же ей и открылась. Рассекретилась моментально, Настя даже рта не успела раскрыть. Наверное, Жанна уже теряет квалификацию, а то по восторженным отзывам Тофика она прямо чуть ли не супершпионка какая-то…

Настя, после посещения парикмахерской, решила прогуляться по ВВЦ. И в самом деле, глупо ехать домой, когда на улице так тепло, когда такой чудесный вечер, и вдобавок у тебя новый цвет волос и стрижка, которые тебе так нравятся!

Салон находился неподалёку от бывшего ВДНХ, поэтому ничего удивительного, что Настя решила погулять именно там. С ней уже два раза пытались познакомиться довольно симпатичные ребята, и настроение у неё было просто великолепным. А потом она увидела небольшую толчею возле одной из лавочек и заметила Милу, раздающую направо и налево улыбки и автографы.

Настя поспешила к ней, в основном похвастаться новым обликом, потому что Милу она терпеть не могла и попросту болтать с ней не желала. И тут вдруг её взгляд наткнулся на спутницу Милы. Настя даже остановилась от изумления. Несмотря на то, что раньше эта молодая женщина была блондинкой, а сейчас у неё каштановые волосы, Настя мигом признала в этой даме ту особу, которую они с Тофиком видели возле свадебного салона. Настя никогда не забудет эту встречу, потому что именно в тот день Тофик бросил её. Конечно, он не сказал, что бросает её, но тогда они встречались с ним последний раз. Остальные встречи, когда Настя подкарауливала его, а он прятался от неё в своём офисе, не в счёт.

Настя уже знала, что эта дама — какой-то там дизайнер украшений, Мила ей сказала. Но почему она так смотрит на Настю, словно видит перед собой привидение? Настя подошла ближе и ринулась в толпу юных поклонников Илиади. Ну, сейчас она всё и узнает. Кем эта девица приходится Тофику? Может, он соврал, что она похожа на его погибшую сестру? Может быть, она — его новая любовница? Судя по его поведению, такое вполне могло иметь место. Он её окликнул, забыв о Настеньке, она не отозвалась. Может, они с ним раньше встречались, а потом она его бросила? И, увидев по прошествии времени, Тофик вновь влюбился в неё? В общем, этот вопрос требовал немедленного разъяснения. Настя вдруг увидела, что эта мнимая сестра Тофика рвётся к ней навстречу, пробираясь через всё прибывающую толпу. Проклиная любопытных россиян, Настя оказалась нос к носу с этой женщиной. И та, вдруг схватив её за руку, сказала тоном, не терпящим возражений:

— Иди за мной.

Настя даже опешила. Значит, она права? Тофик с ней встречается? И поэтому эта юная женщина, которую назвать девушкой у Насти язык не поворачивался, знает её?

Они обе молча смотрели друг на друга. Первой не выдержала Настя.

— Привет, — улыбнулась она, хотя ей хотелось броситься на ту и повыдергать ей волосы. — Мы знакомы?

Подружка Милы молчала. Настя продолжала её рассматривать, и вдруг у неё аж дух захватило. Если бы эта дама была подружкой Тофика, то вряд ли она попёрлась навстречу Насте. Нет, так и осталась бы сидеть на лавочке в толпе. Ведь Настя не стала бы устраивать скандал среди кучи людей, куда проще поссориться и наорать друг на друга, даже прибегнуть к силовым действиям, когда люди стоят друг напротив друга, вот как они сейчас, и рядом лишь поклонники Милы, занятые делом, и не обращающие на них никакого внимания. И с чего бы этой подружке Тофика так суетиться? А ведь она явно чего-то боится! Настя даже напряглась, потому что мысль, которая пришла ей в голову, ошарашила её саму.

Но тут вдруг дама открыла рот.

— Откуда ты узнала, что это я? — спросила она, цепко глядя на Настю.

Девушка судорожно сглотнула. Боже, боже, значит, то, что ей пришло в голову — правда??? Эта женщина… Настя даже не могла произнести её имя, не только вслух, но и про себя. У неё уже не было никаких сомнений в том, что перед ней — Жанна. Настоящая Жанна, она не погибла, как все думали…

Но тогда… Тогда она может помочь ей, Насте! И вовсе не нужно раскрывать ей все карты. Пусть она думает, что Настя на самом деле сообразила, кто она такая. Ей это на руку! А с этой… Жанны, или как её там, можно вытребовать что угодно. Теперь она на всё пойдёт, лишь бы не рассекречивать себя! Но Насте от неё ничего не нужно, кроме Тофика! Её сердце радостно забилось в предвкушении встречи с любимым, и Настя плеснула себе ещё немного вина, которое её новый бойфренд, Сергей, отлично умел выбирать.

— О боже, — Мила откатилась на кровати подальше от Антона, и раскинула руки и ноги. — Как хорошо…

Антон торжествующе улыбнулся и обессилено откинулся на подушки. Он битый час доказывал Миле свою мужскую состоятельность, пока и сам не выбился из сил, и она не запросила пощады.

Они закурили одну сигарету на двоих. Как-то так повелось само собой с самого начала, и теперь курить сигарету в постели стало для них традицией.

— Ты — самая лучшая женщина, которая была у меня когда-либо, — признался Антон, оглаживая её по разгорячённому плечу.

Мила польщено засмеялась. Она перекатилась к нему поближе и, заглядывая прямо в глаза, задумчиво произнесла:

— Знаешь, мне кажется, что я тебя люблю.

Антон приподнялся на локте и посмотрел на любовницу. Она была хороша: стройная фигура, ухоженные волосы, холёное лицо. Он испытывал тёплые чувства к Миле, но пока ещё не знал, любовь ли это или только привязанность. Она манила его, притягивала, интересовала, и всё-же Антон, как и многие современные мужчины, старался не доводить себя до состояния влюблённости.

— Не говори так, — пробормотал он, — не торопи события!

— Ладно, — пожала плечами Мила, делая последнюю затяжку, — я подожду, пока и ты поймёшь, что мы просто созданы друг для друга!

Антон усмехнулся про себя: он уже давно это понял. Но сейчас отношения с Милой стали опасны, они уже перешли определённую грань. А ему следует быть более осторожным, потому что его карьера только начинается. Он был уверен, что в «Теллурике» добьётся всего, чего захочет. В крайнем случае, рядом всегда будет мать, которая надавит на Резника, если что пойдёт не так.

Жизнь прекрасна!

Он вспомнил, как радушно приняли его юристы, работающие в «Теллурике». Они не видели в молодом парне опасности, которую он для них представлял. Конечно же, уже все знали, что он — ставленник Резника, поэтому относились к нему довольно почтительно, хотя за спиной и шептались.

Они были уверены, что сам по себе Антон ничего не представляет, и будет всего лишь протирать штаны, занимаясь бумажными делами.

Ему дали разобрать кучу папок, и он сделал это. Потом его попросили скопировать на диски сто семнадцать файлов, и он послушно исполнил и эту просьбу. А потом, когда ему сказали перебрать претензии, предъявленные к концерну, и освободиться от уже исполненных обязательств, он вспылил. И показал зубы. И все поняли, что он — не мальчик на побегушках, а полноценный юрист, ничуть не хуже их самих.

Такой же, как они. А, может, даже лучше. И уж в любом случае не будет заниматься секретарской работой. Они бы ещё попросили его кофе варить и бегать за булочками в буфет!

Антон самодовольно хмыкнул, вспомнив свою резкую отповедь и округлившиеся глаза Михаила Сергеевича, который и попросил его пересмотреть эти дурацкие жалобы.

Ну что же, первый шаг сделан. Теперь с ним общаются уже более осторожно и не заговаривают о копировании файлов или разборе папок. Только ему всё равно этого мало! Он не хочет и не собирается быть одним из юристов «Теллурики». Он — самый лучший, и достоин самого лучшего.

А что, неплохой он сделал путь — от обычного детдомовца — то! Живёт в роскошном доме, спит с роскошной женщиной, работает в роскошной компании. Да, всю жизнь он мечтал об этом, и наконец-то его мечты сбылись! Остался ещё рывок, и он будет безраздельно царить — сначала в юридической службе, а затем, может, и в самой «Теллурике»!

— Как у вас с Павлом строятся отношения? — хихикнула Мила.

Павел был камнем преткновения в мечтах Антона, и он сразу же помрачнел. Именно Павел был начальником юридического отдела, и работать под его руководством Антон считал ниже собственного достоинства. Он с самого начала невзлюбил сводного брата, у которого всегда было всё то, чего Антон почти тридцать лет был лишён. И теперь ещё не хватало подчиняться этому мальчишке, который младше его! Ведь, собственно, что изменилось бы, если бы на момент встречи Любовь Андреевны с Анатолием Максимовичем, у неё уже был бы маленький сын? Антон не мог не признать, что Резник — настоящий мужик. Значит, если он полюбил женщину, для него неважно, есть у неё дети, или нет. Важен только сам факт того, что он её любит и хочет с ней жить. Соответственно, если бы он с самого начала жил с матерью, то с самого детства знал бы Резника, и уже много лет жил бы с ними в этом доме. И на данный момент именно он, Антон, а не Павел, являлся бы начальником юридической службы концерна «Теллурика», он в этом и не сомневался.

Конечно, Антон понимал, что ни мать, ни Анатолий Максимович не виноваты в том, что бабушка Антона поступила так, как поступила. И всё равно обида и зависть по отношению к Павлу не давали Антону спокойно жить.

— Мил, — медленно начал Антон, обращаясь к певице, — а ты бы очень расстроилась, если бы с твоим мужем что-то случилось?

Женщина было вскинулась, потом вгляделась в лицо любовника.

— Смотря что, — так же медленно произнесла она. — А вообще-то — нет, не очень. Я его не люблю и никогда не любила.

Антон вздохнул свободнее. Ему хотелось получить всё, и Милу в том числе. И не просто в качестве любовницы, а в качестве безраздельно принадлежащей ему женщины. Не той, которая будет приходить к нему урывками, тайком, а с которой он может заниматься сексом в любое удобное время. Мила словно создана для него, им так приятно быть вместе! Но она — на втором или даже третьем плане. На первом плане для Антона стоит карьера. На втором — деньги. Ему хотелось стать таким же богатым, как муж его матери. И только потом он подумает о Миле, женщине, которая не страшится говорить правду о себе, какой бы гадкой и неприглядной она не казалась со стороны.

Он потянулся, взглянул на часы, и заторопился. Несмотря на выходной день, Павел с отцом с утра пропадали на работе, и, хотя он тоже предлагал свою помощь, Анатолий Максимович вежливо от неё отказался. За них можно было не переживать. Но Любовь Андреевна должна была подойти с минуты на минуту. У неё был сеанс массажа, во время которого Мила и проскользнула к нему в комнату.

— Давай быстрее, одевайся, — заторопился он и бросил любовнице её пеньюар. — Торопись, Милка!

Та потянулась и нехотя стала одеваться, стараясь занять более выигрышную позицию, наклоняясь и изгибаясь. Она знала, что тело у неё великолепное, и хотела, чтобы Антон восхищался им. В конце концов, вокруг так много молодых девчонок, которыми он может увлечься, поэтому Мила просто обязана изумительно выглядеть!

Он открыл дверь и выглянул в коридор.

— Никого, иди, — он вытолкнул Милу и закрыл дверь.

Она сделала один шаг вперёд и вдруг увидела Любовь Андреевну, которая выходила из кабинета массажиста, как назло, в эту же самую секунду.

Мила с ужасом поняла, что не сможет выдать посещение комнаты Антона за деловой визит, потому что деловые женщины не навещают мужчин по утрам в их комнатах, к тому же одетыми в пеньюар и растрёпанными.

Женщины замерли, глядя друг на друга, застыв по разные стороны длинного коридора.

Жанна в который раз удивилась про себя, как же часто внешность бывает обманчива. Кто бы мог подумать, что у этой совсем молоденькой и с виду простоватой хохлушки такой острый и изощрённый ум?

Самое интересное, что Жанна была совсем немного старше Насти, однако же чувствовала себя умудрённой опытом матроной. Когда она рассуждала о юном возрасте, ей даже не приходило в голову, что ей самой —то всего лишь двадцать один год.

Они с Настей прогуливались по Арбатским переулкам. Настя намеренно выбрала место, неподалёку от которого на данный момент проживала.

Жанна знала, что Настя уже пару месяцев живёт с мужчиной, который старше её на десять лет, и который работает директором небольшой, но прибыльной фирмы.

— Мне пришлось уйти от тёти с дядей, — бесхитростно пояснила она, — и тут как раз подвернулся Сергей.

Настя совсем не удивилась, когда ей позвонила Жанна. Она быстро назначила встречу, и вот уже битых полчаса Настя рассказывала о своей любви к Тофику.

Девушки купили мороженое, и присели на лавочку. Стоял конец апреля, в воздухе уже пахло свежей травой, беспощадно светило солнце.

Жанне вспомнилась поездка в Лондон, и она взгрустнула. Ровно год назад познакомилась она с Павлом, в которого влюбилась, как кошка. Тогда тоже светило солнце, хотя всё было совсем не так. Жанне казалось, что прошёл не год, а вся жизнь, и что теперь она уже не та, которой была раньше. Слишком много горя и трудностей пришлось на этот год. Но зато теперь она — хозяйка своей жизни. Вернее, станет ею после того, как расплатится с Шахидом и Семьёй.

Она усилием воли отогнала от себя воспоминания годичной давности, и заставила прислушаться к тому, что говорила Настя. Эта девица умудрилась очень быстро понять, что Жанна не случайно выдаёт себя за Ирину. Но ей на это было глубоко наплевать. Она терпеть не могла Милу, и с удовольствием сделает всё, чтобы певице было плохо.

— Одного я не могу понять, — не выдержала Жанна, — как ты, которая видела меня всего лишь раз в жизни, поняла, что я — это я?

— Ну, это просто, — засмеялась Настя. — В том — то и дело, что я видела тебя всего лишь раз. И мне этого хватило, чтобы понять, кто ты на самом деле. Ну, это и неудивительно, ведь Тофик так странно себя вёл в тот день, когда увидел тебя. А Милка, которая приезжала к тебе как к дизайнеру — амулетчику, уже свыклась с мыслью, что ты просто похожа на Жанну. И, скорее всего, она уже не видит в тебе — тебя, а видит только Ирину. У неё глаз замылился, а у меня — нет! Мне тебя никто не представлял как Ирину, я видела тебя в тот момент, когда ты выходила из свадебного салона, и Тофик пробормотал : «Жанна». Этого было вполне достаточно. И поэтому, когда я увидела тебя с Милкой, хотя Тофик много раз говорил, что она — твоя соперница, то сразу поняла, что дело нечисто. Будешь? — она протянула Жанне пачку «Вог».

Та отказалась. Она давно хотела бросить курить, чтобы у Полины была самая лучшая и правильная мать на свете, и старалась постепенно отказываться от всех вредных привычек.

— Ладно, давай к делу, — Жанна бросила взгляд на часы и подумала, что ей уже надо поторапливаться домой. Дочку пора кормить. Конечно, нянечка не оставит Полину голодной, но Жанна кормила ребёнка грудью, и не хотела лишать дочь материнского молока лишний раз.

— Давай, — согласилась Настя. — Я так понимаю, ты хочешь Милке отомстить за то, что та вышла замуж за Павла?

Жанна невесело улыбнулась. Если бы только за это! Мила испортила ей жизнь, она направила её в другое русло, она намеренно обманула её, подкупив и доктора и гадалку, и Жанна думала, что скоро умрёт из-за тяжёлой болезни. Ведь отец, если бы его не убили, всё равно умер бы очень скоро: у него был рак. Поэтому у неё и подозрений на обман не возникло. Всё было слишком естественно. Тяжёлые болезни иногда передаются генетически, по наследству. Мила знала, что делает, когда уговорила доктора сказать именно про рак…

И Жанна добровольно оставила Павлика, ушла от человека, которого любила больше всего на свете, только чтобы он не видел её мучений и не смотрел, как быстро угасает в ней жизнь.

А потом случилось та амнезия. И всё это — благодаря Миле, которую Жанна просто ненавидела. Но что случилось, то случилось. Настя ничего об этом не знает, и не надо ей об этом знать.

Кроме того, есть ещё кое-что: Жанна до сих пор была уверена, что отец перед тем, как его убил Мальчик, ехал на встречу к женщине. И у неё оставались подозрения, что этой женщиной так же могла быть Мила. Жанна вполне была способна обосновать эти свои подозрения. Но чем Настя меньше знает, тем лучше для них обеих.

— Я думаю, мы можем помочь друг другу, — Настя докурила сигарету, не дождавшись ответа от Жанны.

— И как же? — вопросила та. — Откуда ты можешь знать, что мне нужно, и как можешь быть уверена, что поможешь?

— Потому что я знаю всю семью Резников, Милу, и к тому же вхожа в их дом, — подмигнула ей Настя. — Так что все вопросы, касающиеся этой семьи, я легко могу выяснить, и снабдить тебя всеми необходимыми сведениями.

Жанна с невольным уважением покосилась на собеседницу. Да уж, сплоховал Тофик, неверно оценил эту девушку.

— Ладно, допустим, — пробормотала она, — но я —то чем могу тебе помочь?

— Мне нужен Тофик, — безапелляционно заявила Настя. — Я люблю его, и хочу быть с ним.

Жанна снова усмехнулась, покачав головой.

— Это невыполнимое условие. Я же не могу заставить Тофика полюбить тебя и вернуться к тебе!

— Не надо заставлять его любить, он и так любит меня, — уверенно сообщила девушка, поднимаясь со скамьи. — Он не может простить мне, что я рассказала Анатолию Максимовичу о месте, где могут прятать Павлика, когда его похитили. Ты же знаешь, что потом случилось?

Жанна кивнула. Тофик рассказал ей всё. И она сама видела Рафата, у которого почти не было шансов излечить слепоту. По её мнению, в этом был виноват исключительно Шахид. Он взял на себя слишком большую ношу, под которой надорвался.

И в этом случае она была полностью солидарна с Настей и благодарна ей за то, что Павел отделался лёгким испугом. Но Тофик решил, что им с Настей не судьба быть вместе, и придерживался этой политики. И он тоже был прав.

Жанна поднялась со скамейки вслед за Настей.

— Ты хочешь, чтобы я постоянно напевала брату в уши о том, что он поступает неправильно, отказываясь от своей любви?

— Было бы неплохо, — расхохоталась Настенька, поправляя завиток волос, выбившихся из причёски. — Но не совсем так. Мне надо, чтобы ты привезла Тофика в одно место, о котором я сообщу дополнительно. Но чтобы он не знал, что я там буду.

— Ты и без меня можешь встретиться с ним, — удивилась Жанна. — Я-то зачем? Чтобы выполнять функции водителя? Но Тофик и сам неплохо сидит за рулём!

— Хватит издеваться, — оборвала её спутница. — Он не отвечает на мои звонки, он вообще сменил номер мобильного. Когда я его подкарауливаю возле офиса, он быстро уходит, или даже просит охрану разобраться со мной. Он ни при каких обстоятельствах не хочет оставаться со мной один на один. А мне так много надо ему сказать! Я так люблю его!

— Думаешь, ты сможешь его переубедить? Вряд ли, — вздохнула Жанна. — Тофик очень упрямый.

— Я знаю, — согласилась Настя. — Но любовь может победить все преграды!

Жанна покачала головой. Когда-то и она так думала. Оказалось — неверно. По крайней мере, в её случае это получилось совсем не так. Разве что их с Павлом любовь была не настоящей? Может быть, только иллюзия любви?

Жанна отмахнулась от воспоминаний. Она не хотела и думать о том, что перенесла столько страданий из-за человека, который на самом деле не любил её, а лишь считал, что любит.

— Хорошо, я привезу тебе Тофика, куда скажешь. А ты должна сообщать мне о передвижениях Анатолия Максимовича.

— Весь его график? — разочарованно ахнула Настя.

— Нет — нет, только его вечерние планы. Он же ужинает в ресторане с друзьями? Бывает в театрах, ходит на концерты? Те же торговые центры должен же он посещать?!

— Почти нет, — задумчиво ответила Настя. — Он всё время пропадает на работе, и очень редко ужинает со своим другом. Он даже отдыхать не ездит, хотя тётя его постоянно пилит. Постой, а что ты задумала? Ты хочешь ему всё рассказать?

Жанна загадочно молчала. Не могла же она признаться Насте, что собиралась совершить поступок, который её тёте абсолютно точно не понравится! И тогда ещё неизвестно, согласится ли девушка ей помогать!

— Пусть это пока останется тайной, — подмигнула она Насте.

И, направляясь к своей машине, подумала, что встреча с этой девицей — удача, которая в последнее время не слишком —то к ней благоволит.

Мила сидела в своей студии и задумчиво рассматривала ногти. Маникюрша у неё — чистое золото. Хотя, если перевести все деньги, которые Мила ей платит, в золотые монеты, то скоро вес этих монет приблизится к собственному весу маникюрши. Так что всё сходится.

Ногти, крепкие, очень длинные, ухоженные, на средних пальцах обеих рук увенчаны пирсингом, а на безымянных пальцах выложены стразами.

Все ногти имеют оригинальный дизайн: маникюрша тщательно и долго вырисовывала на них язычки костра на фоне леса и тёмного неба с небольшим закатом. Миле понравилось. Жаль только, что даже с помощью закрепителя картинка не держится более недели. Хотя к тому времени она как раз уже приедается владелице ногтей!

Она смотрела, как Саша Кравчук вошёл в студию, и, дурачась, подошёл к микрофону.

— Аве Мари-и-я, — затянул он, и она невольно расхохоталась.

Голос у дяди был тоненьким и пронзительным, он резал по ушам. Может, конечно, у неё не идеальный слух и не самый лучший в мире голос, но всё же есть люди, которые вообще не могут петь. И их гораздо больше, чем некоторые думают.

Мила вскочила с места и пошла навстречу Кравчуку, разбросав руки в стороны. Она попросила его приехать, потому что ей требовалась его поддержка. Ни в чьих советах она уже давно не нуждалась, и помощь тоже ей не была нужна. С тех самых пор, как она вышла замуж за Павла, всё изменилось. Но вот без поддержки Кравчука ей было не обойтись. Она привыкла с детства делиться с ним своими мыслями и чувствами, и продолжала делать это и в зрелом возрасте.

— Привет, милочка, — прогнусавил Саша. — Ты опять хочешь использовать меня в качестве психоаналитика?

— Мартини? — вместо ответа поинтересовалась Мила, и услужливо достала из бара непочатую бутылку напитка, который предпочитал дядя.

Он тут же смягчился и схватил бокал.

— Ну, что на этот раз?

Стилист уселся в кресло, разглядывая офис племянницы. Студия оказалась что надо: с великолепной записывающей аппаратурой, отличным дизайном, большими пространствами, необходимыми для акустики.

— Боюсь возвращаться домой, — призналась Мила.

— Тогда чего ж ко мне не поехала? — удивился дядя, потягивая мартини. — И мне не пришлось бы тащиться сюда! Давай, рванули, переночуешь у меня, и расскажешь всё.

— Нет, — покачала головой Мила, — если вдруг кто позвонит, я — здесь, на работе. А так, получается, смотала удочки неизвестно куда.

— Я — твой дядя, — поднял палец вверх Кравчук, — и ты вполне можешь поехать ко мне!

— Ты не понимаешь, — отмахнулась племянница, — пусть лучше я буду делать вид, что тружусь в поте лица, если вдруг свекровь позвонит.

— И вправду не понимаю, — признался он. — Ну, выкладывай!

— Любовь Андреевна застала меня сегодня выходящей из комнаты Антона, — Мила опустила голову, ожидая шквал упрёков и возгласов.

Но дядя молчал. Он с немым изумлением смотрел на холёную племянницу и поражался.

— Значит, ты успела и с Антоном перепихнуться? — наконец-то поинтересовался он.

Мила молча кивнула, ожидая, пока он нальёт себе ещё мартини.

— Ну и что, как мужчинка?

— Да прекрати ты, — взорвалась она. — Я на взводе. Не знаю, что и делать! Как мне возвращаться домой? А что, если она уже все мои вещи сложила и выставила на крыльце? Представляешь, какой позор!

— Так ты собираешься оставаться в студии, пока тебя не позовут домой? — догадался Саша. — Ну и глупо! Тебе же будут звонить на мобильный, следовательно, ты можешь быть в любом месте!

— Я оставила мобильный дома, — угрюмо буркнула Мила. — Ну и что мне теперь прикажешь делать?

— Ты, милочка, прямо потаскушка какая-то, — заметил дядя спокойно. — И чего тебе с Павликом не живётся?

— Да ну тебя, — ничуть не обиделась племянница. — Я, если хочешь знать, вообще влюбилась — впервые в жизни! Тебе жалко, да? Ты не хочешь видеть свою племянницу счастливой?

— Мне казалось, ты была счастлива, когда выходила замуж, — он отставил бокал и пристально посмотрел на Милу.

— Ага, счастлива, — фыркнула она, — особенно когда в первую брачную ночь мой муженёк выгнал меня из спальни. Он спал со своими воспоминаниями о Жанне!

— Но, по-моему, ты в эту ночь не была одна, — осторожно напомнил ей Кравчук.

Мила промолчала, вспоминая, что и вправду, обозлившись на новобрачного, переспала то ли с официантом на собственной свадьбе, то ли с барменом — греком.

— И всё же ты рискуешь, — вздохнул дядя. — Знаешь, милочка, есть определённая черта, которую лучше не переходить. Сейчас у тебя есть всё. Ты долго к этому шла, и всё-таки добилась. И я в этом случае тебе рукоплещу. Но нельзя ставить под удар всё!

— Я тебя позвала не для того, чтобы ты читал мне нотации, — огрызнулась певица, и сделала приличный глоток мартини прямо из горла бутылки.

Саша поморщился. Он всегда говорил, что его племянница слишком груба и неотесанна, что ей не хватает изящества и тонкости. И ведь все эти качества — дело наживное. Если стремиться к этому, то можно обрести их.

Но Мила не стремится, она не жаждет быть утончённой, изысканной. И совершенно напрасно! Никакие супермодные тряпки и дорогущие шубки не придадут ей налёт благородности и высшей пробы со знаком качества — к сожалению.

— Так для чего же ты меня позвала? — вкрадчиво поинтересовался он, не решаясь притронуться к мартини, которое она только что пила из бутылки. Саша был страшно брезглив, как и все гомосексуалисты.

— Просто чтобы пожаловаться, — пожала она плечами, делая вид, что уже пришла в себя, и вовсе не волнуется о своём будущем.

Саша понимал, что она ждёт от него конструктивных предложений, но не мог ничего посоветовать. Или, скорее, не хотел. Ему уже надоело, что Милка так разбрасывается своей жизнью, и совершенно не бережёт того, что имеет. Тогда как ему приходится прикладывать много сил для того, чтобы сохранить свою клиентуру, и уровень доходов, который он имеет. Племяннице здорово повезло, что она вошла в семью такого богатого и могущественного человека, как Резник. И она должна молиться, чтобы всё так же и оставалось. Но Мила умудрилась моментально испортить отношения в семье, и теперь это вылилось наружу.

И всё же она была его племянницей, он её любил вне зависимости от её неблаговидных поступков, поэтому, преодолевая брезгливость, плеснул себе мартини в бокал, и медленно проговорил:

— Есть два варианта дальнейшего развития событий. Первый — если Любовь Андреевна устроит скандал и всё расскажет Павлику. Тогда, дорогуша, придётся тебе возвращаться домой несолоно хлебавшей. Останешься ты на бобах!

— А второй? — жадно спросила Мила.

Было видно, как она расстроена тем, что случилось, и обеспокоена этим.

— А второй вариант — она будет молчать. Ты же говоришь, она носится с Антоном, как курица с яйцом? Ну так вот, вполне возможно, что ей не захочется очернять Антона. Ведь, что ни говори, а тень твоего позора падает и на него. В этом случае Анатолий Максимович, узнав, что случилось, не потерпит в доме сына твоей свекрови. В лучшем случае отделается от него квартирой и всё. И Любови Андреевне придётся смириться с этим, ведь он тоже виноват! Так что сейчас она разрывается между двумя сыновьями, и думает, как лучше поступить. Что пересилит — любовь к старшему или младшему?

Терять Антона, которого она только приобрела, ей очень не хочется. Может, она с ним поговорит, и узнает, как он относится к тебе. И, если выяснит, что это не простая интрижка, то всё будет в порядке.

— А если он скажет, что просто развлекался со мной? — упавшим голосом спросила Мила.

— Ну, он ещё может сказать, что ты сама его соблазнила, сама прыгнула к нему в постель, он и опомниться не успел, — глубокомысленно заявил Саша. — В этом случае он почти ничего не теряет, его поступок мать постарается обелить как можно сильнее. Но теряешь ты, и теряешь очень многое.

— Значит, сейчас всё зависит от того, что скажет Антон? — повторила Мила.

— Я не уверен, — пожал плечами дядя, — просто высказываю свой взгляд на вещи.

— А как мне себя вести? Как грешнице, посыпающей голову пеплом? Рухнуть в ноги свекрови?

— Не вздумай, милочка, — предостерёг её Кравчук. — Может, я ошибся, и она решит сперва поговорить с тобой, а не с сыном.

— О господи, — пробормотала Мила, — хоть бы пронесло!

Саша посмотрел на неё и промолчал. Он был уверен, что Любовь Андреевна промолчит, но не стал убеждать в этом племянницу. Пусть переживает, мучается, в конце концов, она поступает очень непорядочно по отношению к мужу, и должна быть наказана за это.

Они ещё немного поговорили, и распрощались. Мила села за руль и заметила, что её руки дрожат. Она боялась ехать домой, но делать было нечего. Утром, когда она столкнулась со свекровью, та несколько минут смотрела на неё, а потом вдруг повернулась и пошла в свою комнату. Вот и понимай, как хочешь, что это было. То ли таким образом она показывала, что больше знать Милу не хочет, то ли сделала вид, будто всё в порядке и ничего не произошло.

Мила подъехала к дому Резников, охрана открыла ворота. На не сгибающихся коленях певица проследовала по дорожке, ведущей в дом.

Первой, кого она встретила в доме, была Любовь Андреевна.

— А, вот и Милочка, — сказала она, улыбаясь ей. — И где это ты так задержалась? Мы уже сели ужинать! Ты не обижаешься на нас, что не подождали тебя?

— Не могу поверить, что ты мог пропустить ТАКОЕ! — бушевал Резник в своём кабинете, устраивая выволочку собственному сыну.

Мало того, что и так на «Теллурику» свалились все напасти на свете, мало того, что буквально вчера по обвинению в уклонении от уплаты налогов и присвоении двухсот миллионов долларов был арестован крупнейший акционер холдинга Артём Платонов, так теперь очередной удар.

Резник тряс перед носом сына газетой, в которой было написано чёрным по белому, что бензоколонки «Теллурики» поставляют людям некачественное топливо.

— На заборе тоже пишут неприличное слово, это же не значит, что забор и есть это слово, — огрызнулся сын.

— Но на заборе никто не подписывается, — рубанул отец, — а здесь, — он снова затряс газетой, — есть имена и фамилии. И эти люди говорят, что обращались к нам. Почему ты не предпринял никаких попыток урегулировать этот вопрос? Разве ты не знаешь, как нам важно сохранять репутацию особенно в это время?

— От нашей репутации и так остались одни лохмотья, — пробормотал Павел. Он искренне недоумевал по этому поводу.

— Папа, я понятия не имел, что эти люди обращались к нам! И с чего ты взял, что я с ними общался?

— Потому что все эти восемь человек — восемь, Павел, восемь! Так вот, все они утверждают, что звонили в юридический отдел, а там их грубо отшили! А кто у нас начальник юридической службы?

— Папа, — снова начал Павел, — враньё всё это! Ко мне никто не обращался, и я бы знал, если бы…

— Они утверждают, что писали заявления на моё имя, — взревел Резник, — и что отдавали их — в юридический отдел!

— Чушь какая-то, — пробормотал сын. — Значит, они должны быть зарегистрированы, эти заявления, у секретаря! И я больше чем уверен, что это не так.

— Дело в том, — Резник устало вытер пот со лба, — что я уточнял у секретаря. Всё верно. Все эти заявления зарегистрированы. Ты был обязан рассмотреть их и решить вопрос на месте. А что теперь? Здесь упоминания о восьми наших бензоколонках. А ты знаешь, на сколько штрафуют юридическое лицо за продажу некачественного топлива? На две тысячи минимальных оплат! А если две тысячи умножить на восемь бензоколонок, сколько получается? Шестнадцать тысяч оплат труда!

— Па, перестань, — отмахнулся Павел, — вряд ли с каждой бензоколонки берут такой штраф. А две тысячи МРОТ — ну что-ж, не разоримся!

— Пошёл вон отсюда, — прошипел разозлённый донельзя Резник, — и скажи спасибо Антону, что он обнаружил этот материал в газете и уже обратился к этим людям, чтобы они не подавали иски в суд. Хотя без скандала обойдёмся, слава богу. Деньги и вправду небольшие, но репутацией своей компании я пока ещё дорожу. Напечатаем результаты проверки по данным бензоколонкам, и всё.

— Опять этот Антон, — криво усмехнулся Павел, — дома с ним носится мать, на работе — ты, а куда мне деваться?

Он вышел из кабинета, хлопнув дверью.

Резник вздохнул. Ему не хотелось так обращаться с единственным сыном, но у него не было другого выхода. «Теллурика» — это огромный механизм, и для того, чтобы он работал слаженно и без сбоев, в нём крутились сотни тысяч винтиков — работников концерна. Если один винтик окажется бракованным, может сорваться целая часть механизма. А Резник этого позволить не мог. И в данной ситуации Павел — именно такой вот бракованный винтик. А от брака Анатолий Максимович предпочитал избавляться как можно быстрее.

Миле пришёл в голову очередной блестящий план. Ей очень хотелось быть вдвоём с Антоном, без надоевшего Павла, но она вовсе не собиралась рушить свои семейные отношения или подставлять их под угрозу. Если Павел узнает о том, чем они с Антоном занимаются в его комнате, то непременно с ней разведётся. Если Антон женится на ней, то Мила с удовольствием даст развод Павлу. Однако же Антон пока ещё не делал подобных смелых заявлений, и Мила справедливо опасалась остаться вообще ни с чем. Но её неудержимо тянуло к Антону, и чем больше было это желание остаться с ним и принадлежать ему, тем больше её беспокоил Павел. Её угнетала мысль о том, что она замужем, и не может смело и безбоязненно встречаться с Антоном, хотя определённую грань она уже перешла. Любовь Андреевна знала об отношениях старшего сына и невестки, но молчала. И даже, кажется, не осуждала Милу. Во всяком случае, она ничего ей не говорила и никоим образом не стала относиться к ней хуже. Возможно, дело в том, что она сама без ума от собственного сына, и понимает, что все женщины вокруг не могут не попасть под его обаяние. И к Павлу Любовь Андреевна стала относиться гораздо хуже с тех пор, как появился Антон. Теперь Антон для неё — бог и царь. А все остальные — так, приложения, порой не очень приятные и даже досадные. Но то, что свекровь не осудила Милу, ту вполне устраивало. Жизнь с Павлом и так была невесёлой, а после появления Антона и вовсе стала невыносимой. Миле хотелось отдыхать и развлекаться. Куда-нибудь съездить… С Антоном…

Она подскочила на кровати. Ну конечно, она придумала! Они же с Любовью Андреевной давно говорили, что пора съездить на курорт, поваляться на песочке, поплавать в океане. И собирались это сделать, но на тот момент умерла мать Милы, очень некстати, и поездка отложилась. Теперь никто уже не вспоминает о курорте, но Мила от отдыха не отступится. Только, разумеется, без Павла. Но он и не поедет, ведь, что называется, горит на работе, вместе с Анатолием Максимовичем! Значит, надо закинуть удочку в сторону свекрови, и посмотреть на её реакцию. Естественно, сделать это надо хитро и осторожно, но, если Мила сумеет её воодушевить, следовательно, Любовь Андреевна непременно возьмёт с собой Антона. Да и он сам не откажется, несмотря на то, что совсем недавно начал работать в концерне Анатолия Максимовича. Ведь, скорее всего, он ещё ни разу не был за границей, да и вообще, кто же от такого отказывается?

И начнутся дни, полные отдыха и любви, на золотом песочке пляжа, с коктейлями, которые подносят вышколенные официанты, в тёплой воде океана… Дело за малым — определиться, куда поехать.

Она бы с удовольствием съездила в Таиланд, но после недавних событий: землетрясения и цунами, смывшего с лица земли столько людей и сооружений, эта поездка отпадала. Мила никогда не была поклонницей экстремального отдыха. Каждую секунду бояться, что цунами может повториться, и накроет тебя с головой, разобьёт в лепёшку, совсем не хотелось. Может быть, на Гоа? Но Мила там уже была. И, потом, имеет смысл поехать туда, где у Резника дом или вилла. Ведь тогда можно жить там не две недели, своеобразный максимум, который полагается по турпутёвке, а сколько захочется. Или сколько позволит виза. Но в любом случае это гораздо больше двух недель! Провести месяц с Антоном в раю — больше ей ничего и не надо!

Антон был чрезвычайно доволен. Ещё бы, провернуть такое дельце! И ведь совсем несложно было, что ещё приятнее. Он вложил минимум средств, получил максимум выгоды. А не тому ли учил Рокфеллер начинающих миллионеров? Если у тебя есть апельсин — сделай из него апельсиновый сок и продай в два раза дороже самого апельсина!

Или это был не Рокфеллер? Впрочем, какая разница, кто это был — Рокфеллер, Форд, Вандербилт…

Теперь и он на правильном пути. В том, что он тоже станет миллионером, Антон ничуть не сомневался. Сами звёзды на его стороне. Не случайно же ему удалось разыскать свою мать, а ей повезло выйти замуж за такого человека, как Резник! Иначе Антону так бы и пришлось остаться детдомовцем на всю жизнь! Нашёл бы работу за пятьсот — восемьсот долларов, завёл бы семью, жил бы в «хрущёвке» и радовался жизни.

Он хмыкнул. После того, как он пожил в доме Резников, эти несчастные доллары казались ему не то что копейками, а вообще пылью, ничем. На одну зарплату для обслуживающего персонала Резник тратит несколько десятков тысяч долларов в месяц!

Но теперь Антон компенсирует себе все годы нищеты и неудачи. Вернее, уже начал компенсировать!

Главное — что мать ему во всём потакает, она во всех случаях становится на его сторону, что бы он ни делал. И так будет всегда! По крайней мере, недавно Антон в этом убедился.

Мать застала Милу на выходе из его комнаты. А ведь Мила — жена другого её сына, младшенького, так сказать, того, кого растила с пелёнок. А вот на тебе — она предпочла сына старшего!

Антон удовлетворённо усмехнулся, оглядывая свой новый кабинет. Подумать только, как быстро его карьера пошла на взлёт! Он сидел в кабинете, который раньше занимал Павел. Анатолий Максимович, вне себя от гнева за ошибки, которые допустил сын, а, вернее, за отсутствие раскаяния у Павла, снял его с должности начальника юридического отдела. Теперь это место занимает Антон. В знак благодарности за то, что именно Антон сумел распознать ошибки Павла и постарался исправить их.

Правда, Резник сказал, что смещает Павла временно, но Антон был уверен, что сможет добиться для себя этого места надолго. Павел сюда не вернётся! Уж он — то приложит к этому все усилия!

Кто бы мог подумать, что убрать Павла с дороги будет проще простого! Для этого потребовалось лишь восемь человек и какие-то две тысчонки долларов, которые он им заплатил — каждому по сто баксов. Ещё двести пришлось на организационные расходы: поиск этих людей. Ну и остальные — на подкуп человечка из газеты, которая и напечатал ту чушь. А после этого Антон подделал записи в регистрационном журнале у секретарши, вот и всё. Ему понадобилось меньше двух недель, чтобы организовать подобное дельце. И в результате он получил эту должность, оклад в три раза выше, нежели назначенный ранее, и все перспективы дальнейшего продвижения. Но самое главное — он отомстил Павлу!

Антон с самого начала возненавидел сводного брата, у которого с детства было всё, чего не было у Антона. Может быть, поэтому он и Милу соблазнил, потому что она тоже принадлежала Павлу?

Антон задумался. Ну, во-первых, это она соблазнила его, тогда, в бассейне, а во-вторых, Мила и ему самому нравилась. Он искренне недоумевал, как эта дохлая рыба Павел Резник сподобился на такой поступок и женился на певице. Впрочем, всё понятно: это Мила сама женила его на себе, она такая!

Антон счастливо засмеялся. Он и Мила были одного поля ягоды, и его это вполне устраивало. Оставалось надеяться, что её — тоже.

Он имел на неё большие виды. Чуть позже, когда он завладеет всем концерном, тогда он уведёт Милу от братца. А в том, что он приберёт «Теллурику» к рукам, парень не сомневался. Сначала он начнёт приобретать акции — понемногу, на деньги самого Резника, что примечательно. Уж мать-то не откажет ему в любой сумме!

Потом он попросит у неё её часть акций, она как-то обмолвилась, что владеет небольшим пакетом. Потом он войдёт в состав совета директоров, и станет его председателем. Ну а потом открываются такие перспективы, что аж дух захватывает. Самое интересное, что как раз сейчас акции холдинга начинают падать. Государство открыло охоту на Резника. И как раз самое время скупать их. Ведь и дураку понятно, что будет Резник или нет — это его проблемы. А концерн будет всегда!

Павел уныло сидел в столовой, и потягивал виски прямо из бутылки. Как же так получилось, что его жизнь, жизнь блестящего, перспективного, молодого юриста, пошла под откос? Вот уж он никогда не думал, что станет банальным алкоголиком, недовольным своей судьбой, ещё год назад, когда жизнь манила его и сулила настоящий рай. Тогда, когда перед ним открывалось сумасшедшее будущее. А главное — рядом с ним была Жанна. Ради неё он готов был плюнуть на ожидающую его карьеру, на деньги, да на всё. Только она была ему нужна, она одна. Развое он мог подумать, что его жизнь так круто изменится, что Жанна бросит его, оставив на прощание жалкую записку, а потом её найдут мёртвой в машине?

Павел понимал, что, раз Жанна бросила его, это не означает, что она разлюбила. Скорее, наоборот, она предостерегала его от опасности. Видимо, люди из азербайджанской группировки обнаружили её, и она уводила их подальше от Павла.

Конечно, он ничего не знал наверняка, а мог только предполагать, но результат был одинаков. Он потерял Жанну навсегда. Её убили — из-за него. Из —за её любви к нему. А он даже не смог отыскать и наказать её убийцу. Те жалкие попытки, которые он предпринимал на кладбище, Шахида только рассмешили. В результате Павел оказался его заложником.

Он просто жалок и смешон, сам по себе. Он полное ничтожество. В своей жизни он сделал только один настоящий поступок, да и то не сделал, а лишь собирался сделать: он хотел жениться на Жанне, зная, что родители не одобрят его брак. Но и этого он не совершил. Он — никчёмный несчастный человечек, который пьёт с утра. И ничуть этого не скрывает. Его презирает собственная жена. Разве Павел не видит, как она строит глазки Антону? Вполне возможно, они с Антоном даже спят вместе, ведь и так Мила проводин с ним больше времени, чем с Павликом. Но Павла это совершенно не волновало. Он равнодушен к жене, и искренне не понимает, зачем женился на Миле Илиади. Его юношеская влюблённость в неё давно прошло, много лет назад. Так почему же он решил, что обязан на ней жениться?

Только из-за того, что она утешала его и ложилась с ним в постель, когда он так страдал из-за Жанны?

— Потому что я — рыцарь, — проговорил Павел и, невесело засмеявшись, икнул.

У него всегда были свои представления о жизни, и он считал их правильными и наиболее верными. Ему не приходило в голову, что каждый человек не обязательно должен жить по тем же законам, каких придерживается и Павел. И вот теперь он понимает, что это действительно глупо — ждать от Милы того же, что ему давала Жанна.

Павел отбросил бутылку, и сжал голову обеими руками. Жанна не давала ему покоя, она жгла его сердце до сих пор, словно клеймо было выбито на нём — её имя. Жанна, Жанна, Жанна…

Павел застонал. Он до сих пор не мог её забыть, не мог успокоиться, а воспоминания были совсем свежими, и их он тоже бережно хранил, каждый божий день пролистывал их хрупкие страницы, аккуратно, чтобы не помять, и, тем более, не запачкать…

Он вдруг ясно понял, что не за что ему винить отца, который временно отстранил его от дел, не за что винить Милу, которая не нашла в нём то, что искала, не за что сердиться на мать, которая озабочена теперь только Антоном, так же, как ветеринар — коалами.

У всех них своя жизнь. И плохая она или хорошая, решать только им. А вот жизнь Павла закончилась, даже не тогда, когда он узнал страшное известие о смерти любимой женщины, а ещё раньше, когда она ушла, оставив его одного.

С тех пор он не живёт, он существует. Из петли его вытащили, а второй раз повторить свой подвиг он не сможет, не хватит силы духа. Он ведь никогда не был сильным, если смотреть правде в глаза.

Павел хмыкнул и снова потянулся за бутылкой. Почему его должно волновать, как он выглядит в глазах других людей? Его жизнь кончена, он — полное ничтожество, круглый ноль, и после того, как он это понял, ему уже нечего стесняться. Он сделал ещё пару больших глотков, и внезапно решил поехать на конюшню, ту самую, которую когда-то подарил Жанне.

Жанна чувствовала щемящую грусть, глядя на нежный профиль Павла. Подумать только, она не видела его почти год! На секунду ей захотелось выйти из своего укрытия и предстать перед ним. Интересно, что бы он сделал? Помнит ли он её ещё?

Впрочем, этого вопроса не возникало. Если он приехал на конюшню, которую сам же ей и подарил, и на данный момент объезжает арабскую чистокровную кобылу, которая была её любимицей, значит, помнит.

Жанна уже знала, что Павел считает её погибшей. Но как он мог поверить в то, что она, которая владеет навыками самого экстремального вождения, могла так бездарно взорваться в машине? Глупость какая-то!

Павел грустно улыбнулся чему-то невидимому, скорее всего, своим воспоминаниям, и ямочки заиграли на его щеках. Жанна страстно захотела прикоснуться к этим ямочкам, вспомнить, каковы они на ощупь, потрогать их губами…

Она смотрела, не отрываясь, на отца своей дочери и думала, как же ломаются судьбы в руках других людей.

Павел вовсе не выглядел счастливым. О чём он думает? Его лицо слегка обрюзгло, всегда ухоженные волосы были плохо расчёсаны, а подбородок — небрит. Может, у него что-то случилось? Ссора с женой?

Жанна вспомнила браслет, который подарила Миле. Розовый жемчуг могут носить либо пожилые дамы, либо вдовы, которым не грозят семейные сцены.

Она почувствовала угрызения совести, что совершила подобный поступок. Мила, конечно, поступила с ней куда хуже, однако Жанне не стоило уподобляться этой стерве.

Она смотрела и смотрела на свою первую любовь, и почему-то чувствовала только волнение. Только воспоминания кружились роем в её голове, и больше — ничего. Пустота. Хотя ведь должно же быть хоть что-то! Ревность. Презрение. Ненависть. Брезгливость.

Но, прислушавшись к себе, Жанна уловила только равнодушие. Нежность, которую она ощущала, относилась, скорее, не к Павлу, а к воспоминаниям об их встречах, о тех безумствах, которые они творили ради их любви.

Она уже не любила Павла, лишь только нежная грусть осталась по отношению к нему. Он — отец Полины, и будет оставаться таковым до конца своих дней. Но она, Жанна, уже не любит его.

Возможно, у них было бы всё хорошо, если бы ничего не случилось. Но всё произошедшее случилось не по её вине, и она вынуждена констатировать факт, что воспринимает Павла отстранённо. Он уже не её возлюбленный. Он — бывший возлюбленный, а это разные вещи. И всё-таки она не хотела причинять ему неприятности или боль.

Жанна усилием воли заставила себя отвернуться от него, и закурила. Врач запретил ей курить, ведь она кормящая мать, и Жанна старалась не злоупотреблять этой вредной привычкой. Но иногда просто не могла отказаться от сигареты.

Она вспомнила разговор с Шахидом. Он уверял, что во всех бедах Семьи виновата одна она. И добавил, что ей следует вернуться к Павлу, заставить его развестись и выйти за него замуж. Уж тогда-то она сможет сделать для Семьи многое — на деньги Резника.

Но Жанна категорически отказалась. Она не могла себе представить, как это она будет доказывать в суде, что Мила обманула её, убеждать Павла развестись с ней. Хотя, возможно, убеждать никого бы не пришлось, но Жанна не хотела склок, скандалов, и возвращения к прошлому. Она уже не любила Павла, зачем же ей возвращаться к нему?

Тогда дядя велел ей обратиться к Резнику, если понадобится, провести экспертизу на отцовство, и потребовать алименты от Павла. Алименты, можно сказать, одноразовые, но зато какие! Шахид никак не мог отступиться от своих мечтаний и забрать каспийскую скважину Резника. Она стала его идеей — фикс, и Шахид фанатично размышлял о ней с утра до ночи.

Семья попрекала его в том, что он всё поставил на карту ради этой скважины, поэтому он просто обязан был получить её, чтобы восстановить утраченное реноме.

Впрочем, Полине эти так называемые «алименты» всё равно бы не достались, поэтому Жанна отговорила дядю обращаться к Резникам. Она боялась, что Павел отсудит у неё дочь, заберёт её. Со связями Резника ослабевшей Семье уже не тягаться. А Полина была единственной, кто у неё остался, поэтому Жанна уверила Шахида, что сможет получить эту скважину иными путями. Конечно, глупо было бы полагать, что олигарх просто подарит её Жанне, но, во всяком случае, не случайно говорится же — кто владеет информацией, владеет миром.

Жанне нужна была секретная информация о концерне либо о самом Анатолии Максимовиче, которую можно было бы использовать в качестве компромата на него. И тогда с помощью банального шантажа Шахид получил бы то, что хотел, и Жанна освободилась бы от дяди. Расплатилась бы с ним. Но для этого требовался доступ в дом Резников, доступ к его компьютеру, телефону.

Конечно, не факт, что у Жанны всё получится, это совсем не так просто. Но, по крайней мере, это шанс на свободную жизнь.

Мила уже давно должна была пригласить Жанну, но приглашение зависло в воздухе. И Жанна осталась не у дел. А Шахид уже нервничает, постоянно напоминает ей, что время не терпит. Жанне кровь из носу надо попасть в дом, чтобы познакомиться с Резником, а Мила, захваченная страстью, молчит, и о приглашении не заикается.

Зато теперь появилась ещё одна возможность — Настя. Девушка сказала, что у Анатолия Максимовича скоро будет юбилей. Ему исполняется пятьдесят лет, и по этому поводу соберётся куча народу. Настя обещала провести Жанну на праздник. Но — вот незадача — ведь Резник может праздновать день рождения в ресторане, а не дома! И что тогда? Он не запомнит её среди сотни гостей. К тому же в ресторане она вряд ли сможет подойти к нему и пообщаться. Другое дело, если их встреча состоится в доме. В нём наверняка много закоулков и уголков, куда он может удалиться, устав от шума и гостей. И тогда Жанна застанет его там. А в ресторане она может застать его в одиночестве лишь в мужском туалете! Очень романтично, должно быть, встретиться у писсуара!

Жанна старалась не думать об этом. Если так случится, она найдёт другой путь побывать у него дома, и стать частой гостьей в нём.

Правда, теперь ей придётся ещё и с Настей расплачиваться. Мила почему-то молчала и явно не собиралась приглашать её в гости. Жанну это настораживало, но потом она просто отмахнулась от этого и приняла нежелание Милы вводить подругу в свой дом как данность. Но Жанне надо было попасть в этот дом, пусть даже через Настю, несмотря на то, что ей придётся расплачиваться с ней за это.

Но, хотя ей и придётся обмануть Тофика, но просьба Насти не сложная. Жанна просто доставит Тофика в то место, куда скажет Настя, и уедет. В этом и заключалась просьба Насти.

Её мысли снова вернулись к Павлу, и она обернулась. Думает ли он о ней сейчас? Вспоминает их встречу? Жанна часто задавала себе следующий вопрос: а как бы повернулась её жизнь, если бы она была русской, а не азербайджанкой? И её отец работал бы на каком-нибудь предприятии, или на фирме. Это что-то изменило бы? Она прервала саму себя. Да, безусловно, это изменило бы всю её жизнь. Если бы она была русской, то и внешность имела бы другую. Но тогда, возможно, Павел и вовсе не обратил бы на неё внимания. Ведь ему нравилось её характерное восточное лицо, он не раз об этом говорил. И, потом, кто знает, как повернулась бы её жизнь, если бы Жанна родилась в Москве, в семье русских? Всё было бы по-другому. Возможно, она не имела бы возможности поехать в Лондон, и вовсе не встретила Павлика. Ведь он — сын олигарха, а кто была бы она? Простая, самая обыкновенная девчонка! Да и вообще, к чему об этом думать? История не знает сослагательного наклонения! Вся её жизнь могла повернуться по-другому, и она никогда бы не познала такой сильной любви, которую когда-то чувствовала к этому парню. Она не узнает, да и никто не узнает, насколько изменилась бы жизнь, если бы люди могли изменять какие-либо факты в своей биографии. Да и надо ли это делать, стоит ли задумываться над этим? Разве она о чём-нибудь жалеет? Да, жалеет, и очень сильно, но, по иронии судьбы, как раз о том, на что она не вольна была повлиять: о своей амнезии. Об обмане Мальчика, который лгал ей все те долгие месяцы. Но, кроме этого момента, она ни о чём больше не жалеет. И даже о встрече с Павлом, из-за которой погиб её отец. Она тоже имела право быть счастливой, и хотела этого счастья с любимым человеком.

Так что же изменилось бы в её судьбе, будь она русской? Да всё! И стоит ли говорить об этом? Жанна никогда не жалела, что она представительница азербайджанской культуры. Она искренне любит и эту замечательную страну, и считает свой народ великим. Правда, прожив в России столько лет, она иногда забывает, что она — не русская. И тепло относится к России. Однако же её родина — Азербайджан. Это великий, древнейший народ. Жанна вспомнила, что первые записи о её стране относятся примерно к 8 веку до Р.Х. Эти клинообразные надписи упоминают о племени Улуани, которые были самым могущественным народом в юго-восточном Закавказье во весь первый, древнейший период истории Азербайджана, вплоть до прихода арабов. Некоторые думают, что название страны происходит от корня «адер», или «азер», что означает «огонь» по —персидски. Но на самом деле история названия этого государства несколько иная. Жанна увлекалась изучением истории родной страны, и отлично знала, с чего берёт начало её название. Когда Александр Македонский начал свой поход в Персию, весь Азербайджан составлял особую провинцию — Малую Мидию. Сатрапом в ней в это время был Атропат. Он с албанцами в 331 г. до Р.Х. участвовал в битве против Александра при Гавгамеле, но в 328 г. до Р.Х. изъявил подчинение Александру и снова получил свою сатрапию. После смерти Александра Великого, когда происходил делёж земель, хитрый Атропат снова сумел получить свою долю, Мидию, которую теперь начали называть Атропатене — Атропатова область. Это название превратилось в арабское — Азербийджан, а потом и в тюркское, Азербайджан…

Жанне внезапно пришло на ум поверье: девочка, похожая на отца, обязательно будет счастлива. Похожа ли она на отца? Да, безусловно. Возможно, в её лице есть и черты матери, гречанки, но Жанна её никогда не видела. Почему-то даже фотографий матери в доме не было. И ей никогда не приходило в голову поинтересоваться у отца, почему в доме не сохранилось ни одного снимка его погибшей жены. Жанна вздохнула. Наверное, если бы она жила в полной семье, с отцом и матерью, её жизнь всё-таки сложилась куда лучше и проще. По крайней мере, у неё была бы советчица, которая всегда могла подсказать, что надо делать, а что — нет, и каким образом сделать лучше. Но что толку жалеть о свершившемся! Надо жить настоящим, этот постулат Жанна повторяла себе изо дня в день, не в силах отделаться от своего прошлого, наступающего ей на пятки, и до сих пор напоминающего о себе.

Она в очередной раз взглянула на Павла, и с лёгкой грустью подумала, что он тоже вспоминает о ней, ведь на его лице написана глубокая печаль. Но он смирился с судьбой, он считает её погибшей. А она — жива. Но возвращаться к нему не собирается. И в любой момент она может пойти против своей судьбы, в отличие от Павла, принимающего с покорностью любые удары.

Ах, если бы он только знал, что она собирается сделать! Даже если она будет вхожа в дом Резников, ей придётся стать любовницей Анатолия Максимовича! Без этого ничего не получится… Какая ирония судьбы — иметь ребёнка от сына, и стать любовницей отца…

Жанна вздохнула, и направилась к машине. Почему её должны волновать чувства Павла, когда ей надо заботиться о дочери — между прочим, и его дочери тоже?