"Грот афалины" - читать интересную книгу автора (Мисько Павел Андреевич)

Часть вторая КОГДА ПЛАЧУТ ДЕЛЬФИНЫ

Глава первая

1

– Я есть итальяно… Ты меня понимаешь? Ты зови меня синьора Тереза. Хорошо? Либо донна Тереза.

Итальянка не могла и минуты помолчать. Сыпала и сыпала словами и все добивалась внимания от Янга: «Ты меня понимаешь?»

– Ты никогда не был в Рома? Нет? О, повера бомбино, бедное дитя!.. Это лучший в мире город! Какие там палаццо! Таких красивых зданий ты нигде больше не увидишь! Ну, почему ты все молчишь? Ты такой малинконико, грустный… Надо быть оттимисто! У вас тут такая природа, такой океан!

Синьора Тереза на каждом шагу восклицала: «Ой!» да «Ой!» – все чему-то удивлялась. Янг мысленно так и прозвал ее: «мадам Ой».

– Ой, мамма миа! Где у вас полдень? Там?! Ой, так у вас солнце не туда идет! Не слева направо, а справа налево! И оно у вас… Ну да, немножко на север, не над самой головой!

Янг шел впереди синьоры Терезы, нес на руках ее Тото, черную смешную косматую собачку. Из-под длинных косм Тото выглядывали спокойные и веселые глазки. За передними лопатками и по груди он был по-особому обвязан ремешком.

Когда Тото отдохнул, Янг, накрутив конец ремешка на кулак, опустил собачонку на землю. Тото побежал вперед, старательно мотая розовым язычком и тяжело дыша: душно! Каждый угол дома, каждый столб или пальму он обнюхивал, задирал ножку. Мадам Ой предупреждающе поднимала палец: не мешай, а то будет нервный.

Янг знал только таких собак, которые водились на Биргусе, и тех бродяг, которых видел возле храма. А такое диво, как Тото, видел впервые. Да и женщины такой не видел: платье белое, прозрачное, плечи совсем голые, на голове большая белая шляпа, а над белой шляпой еще одна шляпа в два раза больше – японский зонтик от солнца. Зонтик синьора держала в левой руке, а в правой пустой косматый мешок и большую сумку, похожую на кошелек. А поскольку у итальянки не было третьей руки, чтобы вести Тото, так она наняла Янга сразу, как только вышла из отеля «Белая орхидея» погулять, познакомиться со Свийттауном. Янг как раз тогда спешил с Абдуллой в порт, друг обещал поучить его коммерции – торговому делу.

«Освободишься – приходи туда!» – прокричал на прощание Абдулла и подмигнул Янгу: мол, не теряйся, от этой тетечки можно добиться неплохого приварка.

– Янг, почему ты молчишь? – прервала донна Тереза его воспоминания. – У тебя есть мама?

– Нет.

– Мадонна миа… А падре, папа?

– Тоже нет… – вздохнул Янг. «Малахольная какая-то… Чего она лезет в душу? Хочет, чтобы я разревелся на всю улицу?»

– Ой, ой! Я сразу почувствовала интуито, что у тебя что-то не так. Бель бамбино – пригожий мальчик, и такая трагедия. Так что, ты так и живешь один?

– Так и живу. Брат у меня есть, на Рае работает.

– О, Рай! Вечером я тоже еду на Рай. Целый месяц там пробуду!

Заходили в очередной магазин, и синьора Тереза широко раскрытыми глазами разглядывала черные деревянные маски с ощеренными зубами и вытаращенными глазами, примеряла бусы: «Кораллё! Кораллё!», шляпы из пальмовых листьев. Разных бус, в том числе и из черного коралла, она уже купила несколько. Совала в сумку и бамбуковые салфетки, ослепительные раковины, торчали из сумки и две маски. Продавец, видя, что она не собирается покупать у него бусы, подсунул ей игрушечный башмачок. Нажал в нем что-то, и из башмачка высунулся чертик, дико, будто у него болел от смеха живот, захохотал, башмачок задрыгал, задвигался по прилавку.

– Мадонна миа! Диаволо! Беру. Сколько стоит?

Синьора Тереза платила не торгуясь, и ее, конечно же, обманывали, беря с нее вдвое, втрое дороже. Скоро сумка ее наполнилась всякими ненужными вещами.

Дошли до базара, и донна Тереза остановилась, словно закаменела. Сколько рядов торговок! И возле каждой горы всяких овощей и удивительных, не виданных ранее плодов. Грейпфруты – с детскую голову, гроздья бананов – только вдвоем донести…

– Тутти-фрутти! Тутти-фрутти!.. – шептала она и почти дрожала от восторга. Сорвалась вдруг с места: – Коко! Коко! Какие огромные! Янг, давай выпьем сока из этого кокоса, я слышала, что это очень вкусно!

Она выбрала два самых крупных и зрелых кокосовых ореха и подала продавцу, чтоб вскрыл их. Но тот сказал, что в таких уже не будет сока, в них твердое ядро, и выбрал орехи сам, ловко срубил с них маковки, подал.

А дальше пошло-поехало. Итальянка набрасывалась на бананы, сырые и жареные, закрывала глаза от удовольствия: «Грандиозо!» Угощала и Янга: «Премиё! Премиё!» Пару кокосовых орехов и фунта четыре бананов запихнула в мешок и дала его нести Янгу. Попробовала она и папайю, рамбутан, мангис, дуку, опять совала кое-что в мешок, и тот разбухал и разбухал. «Тебе не тяжело, миленький?» – спрашивала каждый раз и тут же забывала об этом. Соблазнил ее один продавец и дурианом. Донна Тереза, хоть и сморщила от неприятного запаха нос, отважно куснула белую мякоть ломтика, пососала косточку. И застыла с гадливой гримасой, раскрыв рот и крепко зажмурившись. Сплюнула под ноги, начала ногтями очищать язык, вытирать и его и пальцы платочком, потом отшвырнула платок в сторону: «Ой, коко! Коко!» Янг догадался, принес раскрытый молодой кокосовый орех, чтоб прополоскала рот. Вокруг уже хохотали: «Синьора, надо съесть весь плод, тогда почувствуете настоящий вкус!» – «У меня вкуснее, купите еще и у меня!» Сбежались мальчишки, гладили Тото по голове, дергали за хвостик. А тот парень, что дал ей попробовать дуриана, разрезал его на куски и со смаком, с величайшим наслаждением выскребывал мякоть ножом, запихивал в рот, словно делал живую рекламу фантастическому плоду.

– Это издевательство над человеком! Даже мой Тото не станет есть такую мерзость! Это малина с чесноком, перцем и клопами!

Чем сильней она возмущалась, тем громче хохотали зрители и продавцы. Под этот хохот они и ушли.

Не прошли и половины базара, как в мешок уже ничего нельзя было втолкнуть, а сама синьора так напробовалась всяких «тутти-фрутти», что ей стало совсем плохо. Отдала Янгу и сумку.

– Аванти, Янг! Вперед! В отель! – и часто зацокала каблуками.

2

– Ну вот… Поко а поко[7] и пришел! – услышал Янг за своей спиной голос синьоры Терезы и вздрогнул. Изнемог уже, стоя на солнцепеке у дверей отеля, а Тото лег на бок и вытянул все четыре лапы, будто собрался издыхать. Внутрь, в вестибюль войти с собакой он не осмеливался. – Какой ты браво, молодец! Иди же скорей! – голос синьоры звучал уже веселей.

Вошел в вестибюль и сразу протянул мадам Ой и собачий поводок, и сумку, и мешок.

– О, нет, нет! В номер, пожалуйста! Я тебя очень прошу!

А когда вошли в номер, добавила:

– Грацие, милый! Большое спасибо! Но ты не покидай меня. Мне так грустно одной, я у вас чувствую себя сиротой, как и ты. Я пропаду без тебя! И Тото пропадет! Ты только погляди, как он печалится, плачет… А к шести часам мы должны быть в порту, в половине седьмого теплоход отправляется на Рай. Я тебе уже за все сразу заплачу. Слушай, а может, ты со мной и на Рай поедешь? И мне и Тото так нужна близкая душа!

– У меня нет денег на билет, – ответил Янг, едва скрывая радость: неужели так просто ему удастся попасть на Рай? Даже прямо сегодня?

– Грацие а дио! Слава богу, у меня еще есть чем заплатить за удовольствие. А ты мне доставляешь одни только удовольствия. Побудешь моим пажем.

Что такое паж, Янг не знал, но лег на диван с удовлетворением. Тото примостился рядом. Немного дремали, немного наблюдали за синьорой Терезой. А та ходила по комнате, по спальне полураздетая, не стесняясь Янга, готовилась принять ванну. Плюхалась в ванне долго, потом вышла, намотав на голову полотенце в виде чалмы. Халатик ее был очень коротенький, будто не на нее сшитый. Она грациозно подсела к телефону, закинула ногу на ногу, заказала в номер обед.

Почти все, что привез официант, скормила Янгу: «Ты такой магро… худой!» – и Тото, а сама выпила всего две малюсеньких рюмочки вина.

Синьора присела в спальне к туалетному столику с трюмо, принялась прихорашиваться, а Янг лежал в комнате на диване, забавлялся с Тото и думал, что может и неплохо побыть этим самым… как его… пажем?

Потом он ходил искать такси для синьоры, потому что на обычной трехколесной моторной коляске с тентом, управляемой рикшей, все чемоданы и чемоданчики, баулы, коробки и сумки донны Терезы отвезти в порт было невозможно.

В порту, пока шофер помогал мадам Ой управиться с вещами и оформить проезд для Янга, сам Янг в последний раз прогуливал собаку и отчаянно вертел головой во все стороны, Абдуллы нигде не было видно! Подозвал к себе мальчика-лоточника, немного уже знакомого, спросил, знает ли он Абдуллу.

– А кто его не знает! – ответил тот и присел – погладить удивительную собаку.

Янг попросил передать Абдулле, что он сегодня перебирается на Рай.

– Понял? Пусть ищет меня в дельфинарии, у брата.

Мальчик кивнул, подергал Тото за косматое ухо и исчез в толпе.

Теплоход был небольшой. Сразу, как взойдешь на борт с трапа, можно либо спуститься в носовой или кормовой салоны, либо подняться на палубу – на переднюю или заднюю площадку. На обеих площадках стояли решетчатые скамьи, многие пассажиры-туристы облюбовали себе места там. Один седой и худой европеец стоял на носу теплохода, как орел, дышал, обдуваемый свежим ветром, с таким удовольствием – даже ноздри раздувались. Все были одеты просто, по-дорожному, и трудно было отличить миллионера от не миллионера.

Теплоход загудел, застучал мотором сразу, как только подняли трап. От причала отползал задом и медленно, чадя черным дымом. На рейде развернулся и взял курс на Рай.

Синьора Тереза сидела возле своих вещей в кормовом салоне и все пересчитывала их по пальцам, все не могла проверить, сколько у нее было и сколько мест осталось: одиннадцать или тринадцать? Янг, взяв на руки Тото, разгуливал по теплоходу. Из кормового салона перебрался было в носовой, потом вылез на переднюю площадку. Там в лицо бил упругий ветер, и надо было сильно жмуриться, чтоб он не высекал слезы из глаз. Опершись на поручни и свесив голову, видел, как взвихривается дугою пенистый ус, лижет щеку теплохода. Встречные волны разбивались о нос, брызги взлетали выше поручней. За кормой кружились чайки, садились на широкий бурунный след, хватали оглушенных рыб.

Постоял и возле капитанской рубки, разглядывая сквозь широкое стекло, как мужчина в морской фуражке, но без кителя, в одной белой рубашке с короткими рукавами, покручивает рулевое колесо-штурвал. Как хотелось Янгу быть на его месте, покрутить этот штурвал! Почувствовать самому, как махина теплохода слушается тебя: «Лево руля! Право руля!» Или хотя бы постоять рядом с капитаном, поглядеть сквозь это стекло вперед, и то был бы счастлив. Наверное, очень потешный был у него вид, потому что капитан сочувственно подмигнул ему и улыбнулся. А может, не ему, а Тото? У того был очень комичный вид, язык, высунутый чуть ли не на пядь, мотался, как плохо привязанный.

Янг хотел и сам усмехнуться доброму капитану, но увидел нечто странное: в рубку вошел еще один человек, молодой китаец. Капитан, не оборачиваясь, что-то сказал ему, видимо, думал, что это свой – помощник или машинист. Как вдруг капитан вздрогнул, лицо его вытянулось и посерело. Торопливо, словно уколовшись, взглянул на свой бок, под руку, и снова стал глядеть вперед. Губы капитана дрожали, лоб покрыли капли пота – как жемчужины. «Что с ним? Может, плохо стало?..» – Янг тоже бросил взгляд туда, на правый бок капитана. Там было темно, и Янг придвинулся ближе к стеклу. Увидел: китаец тыкал капитану в бок револьвером с какой-то трубкой-насадкой – может, глушителем? Китаец держал револьвер в левой руке, а правой с силой обрывал какие-то провода и антенны…

У Янга от страха присохли к палубе ноги. Он видел: капитан отрицательно качает головой – не соглашается на какое-то требование китайца. Тихо щелкнул выстрел, потом другой – по радиопередатчику. Курортники ничего не услышали. Янг успел еще заметить: китаец не дает капитану упасть, подталкивает к штурвалу, чтоб поворачивал туда, куда надо было бандиту.

В это время со скамьи вскочил молодой человек, приблизился к Янгу, схватил его за локоть и повел перед собой в кормовой салон, столкнул по ступенькам вниз. Падая, Янг крепко ударился, но тотчас вскочил на ноги, оглянулся. Тот, что спустил его по ступенькам, вместо пальца приложил к губам дуло пистолета – «Тс-с-с!». В это время открылась дверь из машинного отделения, показался машинист или помощник капитана, рванул дверь рубки со словами: «Отклоняемся от курса! Что случилось?» Навстречу ему из рубки два раза выстрелили, помощник схватился за живот и упал под ноги молодому бандиту. Тот оттолкнул убитого от себя и стал возле дверей машинного отделения, следя, чтоб больше оттуда никто не вышел.

Янг присоединился к синьоре и оторопело глядел, что будет дальше. В салоне уже судорожно всхлипывали-стонали от страха. quot;Мадонна миа! Мадонна миа! Такая траджико морте[8]! И нас… могут… морте…quot; – шептала синьора Тереза.

Тем временем в дверях машинного отделения показалась еще одна голова – матроса, и бандит, торчавший у двери, ударил его рукояткой пистолета по голове, и тот осел, исчез с глаз. Тогда бандит стал спихивать в те двери, вниз, и убитого. А в салоне в это время плакали женщины. С одной сделалась истерика: судорожно всхлипывая и рыдая, она вскрикивала: «Мамочка моя! Деточки мои!» Мужчины пытались громко протестовать, мол, будут жаловаться, как только теплоход… Однако стоило грабителю, стоявшему у дверей, грозно шевельнуть пистолетом, чтоб все тотчас умолкли.

– Сидеть и не шевелиться! Вещей не трогать! Стреляю без предупреждения! – и тут же стрельнул по сумке одной дамы, которая пыталась пододвинуть ее ближе к себе: – Я же сказал не шевелиться!

Из капитанской рубки вышел первый бандит, подался в носовой салон, где началась какая-то заварушка, послышались те же угрозы: «Не вставать! Не шевелиться! Пристрелю на месте!»

В окно салона Янгу видно было, как тает на горизонте остров Главный, как маячат вдалеке рыбацкие моторные и парусные баркасы и джонки. Рыбаки занимались своим делом, и ни один не подозревал, что делается на теплоходе.

«Куда мы плывем? Куда приказали держать курс? Надолго ли хватит сил у раненого капитана?» – тревожился Янг.

«Отвезут подальше в сторону, ограбят и потопят… Подорвут вместе с кораблем! А тут и путей морских нет, никто не будет искать…» – шептались в салоне.

А теплоход все плыл и плыл в сторону Голубого острова, и даже самых высоких деревьев Главного уже не было видно – растаяли в дымке.

Откуда взялся черный катер с пулеметом на носу, Янг не заметил. Глянул в иллюминатор тогда, когда другие пассажиры усердно завертели головами, пристально следя за маневрами катера. А тот сделал один круг около теплохода, будто брал его в петлю, сделал другой. Люди, стоявшие возле пулемета на катере и вдоль бортов с оружием в руках, махали этим оружием капитану, чтоб застопорил ход. И теплоход вскоре остановился, тихонько закачался на волнах. Черный катер тотчас подплыл к правому борту, с катера на теплоход полетели веревки с четырехлапыми крюками на концах. Пираты подтянули и пришвартовали свой катер вплотную, ловко, как коты, перебрались на теплоход. Каждый держал в руках мешок из пленки и оружие – пистолет или автомат, все мгновенно рассыпались по салонам и палубам. Пираты не все были с виду китайцами, были и похожие на малайцев.

В короткой суете, когда было отвлечено внимание того, что стоял у двери в машинное отделение, донна Тереза успела сорвать с пальца один перстень с бриллиантом, бросить его в кошелек, а кошелек сунуть под Тото в изгиб Янгова локтя.

И тут снова прогремел выстрел – пальнул тот, что стоял у дверей машинного отделения. Женщина, начавшая заранее вынимать из уха золотую сережку, ойкнула и схватилась за руку – из-под пальцев заструилась кровь.

– Сидеть смирно! Не шевелиться, пока до вас не дойдет очередь! – прокричал бандит.

Пираты управлялись быстро. У кого перстенек не снимался, силой сдирали чуть ли не с кожей. У одной женщины так рванули сережку, что по шее потекла кровь. В мешки летели перстни, кулоны, колье, браслеты, крестики с цепочками, жемчужные ожерелья, деньги. Выворачивались сумки, даже некоторые чемоданы, баулы и коробки, но в тряпках долго не копались, и самих тряпок не забирали. И без них мешки наполнялись быстро. Янг с ужасом ждал приближения пиратов, кошелек жег руку.

– Икскьюз ми! Миль пардон, мадам! – от почтительного тона пиратов по спине бежали мурашки.

Янг видел только глаза, глаза, глаза… Вытаращенные, полные страха глаза пассажиров. Даже всхлипов больше не было слышно, лишь полузадушенное «гмг… гумг…» – люди боялись открыть рот. У многих были вставлены золотые зубы или коронки – хоть бы их не вырвали!

Синьора Тереза сняла с себя украшения быстро, за что заслужила глумливую благодарность-поклон: «Мерси боку! Сенкью вери мач!» Янга пират согнал с места, думал, что-нибудь спрятано под ним. А под собаку поглядеть не догадался!

Минут через десять грабеж окончился, отовсюду послышались выкрики пиратов: «Все! Закругляйтесь, черепахи! Отчаливаем!» Потом – топот ног, скрежет снимаемых крюков… Густой рев мотора черного катера.

Кто-то запоздало завопил-закричал:

– Радио! Быстрее по радио передать, полицию вызвать!

– Разбито уоки-токи, прострелено! – ответил ему другой голос.

Из машинного отделения вылез перепуганный матрос с засохшими потеками крови на лбу. Открыл капитанскую рубку… Капитана возле штурвала не было, лежал на полу.

– Врача надо! Нет ли среди вас врача?! – кричал матрос, вытаскивая из рубки капитана. «Врача! Врача!» – повторили его просьбу многие голоса, даже наверху, на передней площадке.

Врач нашелся – женщина. Она быстро спускалась по ступенькам с передней палубы, а за нею шел толстенький человечек, наверное муж, просил: «Элен, не надо! Не ходи, какое тебе дело до всего этого? Может, они еще вернутся!» Но врач шла за матросом в кормовой салон, куда тот перенес капитана и положил на скамью. Женщина-врач, бросив сумку на руки толстяку, молча лила на свои ладони духи или одеколон, мыла им руки: «Разденьте его!» Перед нею расступились, пропуская к капитану, и опять скучились, и потому поглядеть, что она будет делать с раненым, Янг не смог. Если бы собаки не было на руках.

Матрос выбрался из толпы, стал к штурвалу. Теплоход набрал скорость, лег на нужный курс.

– Янг? Где ты, Янг? – испуганно кричала синьора Тереза, и ему пришлось выйти из толпы. – Садись, миленький, вот сюда! И никуда не уходи, а то я с ума сойду! – приподняла Тото и вынула из-под него кошелек. – Мои диамантэ… бриллиантэ… Золотые вещи… Еще немного, и эти бандиты сделали бы меня нищей. Вы спасли меня от разорения! – она поцеловала Тото в нос, а Янга в щеку… – Даже не верится, что спаслись от смерти… – И она с опозданием заплакала-зарыдала.

3

– Ты же, гляди, приходи назад! Навести брата, передай ему мой привет – и возвращайся! Сколько брату лет – всего двадцать? Как жаль, а мне за тридцать… Только ты об этом никому не говори, хорошо? Запомни номер комнаты – триста семнадцать… Отель «Морская лилия…». На вот тебе на мороженое… – синьора Тереза дала ему три доллара. – Потом я рассчитаюсь с тобой лучше… О, я тебя не обижу! Я тебе сделаю такой подарок – тебе и не снился такой! – соблазняла «мадам Ой», она не очень верила, что Янг вернется к ней. – А риведерчи, миленький!

Первые, самим заработанные деньги… Янг почувствовал себя совсем взрослым и самостоятельным.

Пока бежал в дельфинарий, мороженое покупал два раза. Никогда в жизни не пробовал его – вкусное!

Кого ни спрашивал, все знали, как пройти к дельфинарию, все показывали дорогу правильно. Но подошел к воротам и увидел, что они связаны цепью, на которой висит замок.

Постоял, печально поглядел сквозь решетку на то, что было на территории дельфинария. А видел только густые кусты и деревья – парк. Сквозь листву чуть-чуть виднелись круглые бока какого-то не очень высокого строения с оконцами-иллюминаторами.

И в это время дверь проходной заскрипела, из нее вышел человек с ружьем за спиной, еще не очень старый.

– Ты кого тут высматриваешь? Все давно закрыто… Утром приходи, – сказал человек.

– Где-то тут брат… Сказал – ищи меня в дельфинарий… Радж.

– Ах, Ра-адж?! Так бы и сказал… Нету его, в город ушел. Ты можешь войти, подождать, если хочешь. – Человек вошел в проходную, начал отпирать наружную дверь. – Ну, чего переступаешь с ноги на ногу? Боишься меня?

– Я не боюсь, – Янг вошел, и человек снова запер двери.

– Я сторожем тут… Хочешь – пойдем со мною, я обход территории начинаю. Заодно и расскажу, что знаю… Меня Малу зовут, просто Малу. Радж у нас фигу-ура… Во! – показал он большой палец. – Не то что некоторые… Вот я, скажем, кто? Простой сторож. А Радж меня за человека считает, не так, как некоторые. Потому я его и люблю… Ты надолго к Раджу? Насовсем?! А как ты сюда добрался? Один или с отцом?

Пришлось немного рассказать Малу свою историю.

– Ай-ай… А Радж мне ничего не говорил. Вижу только – печальный, очень печальный, переживает все. А не говорит.

Сначала ходили по зеленой зоне, по аллеям. То тут, то там попадались павлины – расхаживали по дорожкам и лужайкам, тянули длинные хвосты, пробовали взлететь на дерево. Один распустил хвост – и Янг замер на месте. Такой красоты сроду не видел.

– Райские птицы… Райские на острове Рай… – зашептал в восторге.

– Не-е, райские не такие. У тех перья всеми цветами радуги переливаются, а больше перьев розово-оранжево-золотистых. Если повезет, то увидишь.

Подошли к тому круглому строению, что увидел из-за ворот. Необычные круглые окна, точно иллюминаторы на корабле. Заглянул в одно из них и ахнул: в доме воды было налито почти до самого верха. И чего там только не плавало! И рыбы всяких размеров и цветов, и небольшие черепахи, лангусты ползали, под камнем свернулся спрут.

– А черепахи тиною заросли! Водоросли на себе таскают, маскировку, – не выдержал Янг.

– У нас и большая черепаха есть, слоновая называется, – сказал Малу. – Говорят, ей сто лет.

Старая черепаха жила в загончике под фикусом. Вровень с землей там была вкопана и ванночка с водой. Черепаха как раз сидела над ванночкой, широко расставив ноги, и стонала. Возле ее слезящихся глаз роились мухи. «Бедная!» – пожалел ее Янг.

Интересно, такие ли приплывали на их Биргус откладывать яйца? Не раз с мальчишками и Натачей ходили с корзинками собирать их. Места кладок легко можно было найти по неуклюжей маскировке, по следам, которые оставляли черепахи, снова карабкаясь в море. Ребятишки никогда не забирали всю кладку, брали только по пятнадцать – двадцать яиц. А их у каждой черепахи, говорят, бывает до сотни штук. Остальные закрывали песком, чертили крест – знак, что тут нельзя больше брать. Какие богатые яичницы жарили в те дни матери! И сами ели вволю, и даже свиньям скармливали… Когда наставало время вылупливаться молодому потомству, на берег выходили и старые и малые, дежурили возле каждого гнезда, отгоняли фрегатов, кайров, чаек, не давали хватать детенышей. Зеленые, похожие на лягушек, они выбирались из-под песка и – дай бог ноги! – торопились к прибою. Будто сами знали, что их спасение в воде…

– Вот и дошли, – прервал его воспоминания Малу.

Янг вздохнул: родина, милая родина, никогда уже не удастся увидеть ее!

– Вот, гляди! Это трибуны, человек двести пятьдесят – триста вмещают… А это бассейн… А вон дельфины плывут, увидели нас…

Янг не верил своим глазам: вот эти серо-синие сытенькие тела и есть самые настоящие дельфины?! И так близко?!

– Клювы повысовывали из воды, разглядывают нас! Ха-ха, на бортик головы кладут! А они выскочить не могут? – присел возле бетонного барьера Янг, протянув под красно-желтые перила руку, желая достать до дельфина.

– Они только вон на тот помост под вышкой выскакивают. Это входит в программу представления. Прикажет Судир, покажет рукой – они выскакивают и ложатся как бревна.

– А они не кусаются? Столько зубов острых, и все одинаковые, жевательных нет.

– Не кусаются, можно потрогать за рострум, погладить.

– У них клювы тоже кожею обтянуты, не голые! А тело какое гладенькое, точно отполированное! И не теплое, а холодное! А Радж говорил, что они теплокровные животные.

– Теплые. Но попробуй дощупайся до тепла, на них жира, как на свинье.

– Ой, и маленький есть! Во, во, улыбается нам! Как дитя улыбается во сне! А из глаз вода течет… Может, он так плачет?

– Никто не знает, когда они смеются, когда плачут. А этого малыша зовут Боби. Была еще малышка, Джейн, – погибла. Отойдем, а то еще увидит Судир, крику не оберешься. Не любит он, если посторонний забавляется с дельфинами. Он сегодня еще не ушел… Вон, слышишь? Голоса в «резиденции».

Обходили бассейн вдоль трибуны, а Янг разглядывал дом на том берегу. Странный дом, есть только торцевая стена, а боковых почти нет, крутые скаты крыши под розовым шифером начинаются совсем низко от земли. На уровне второго этажа на скатах крыши торчат, похожие на собачьи будки, окна.

– Вон там Радж живет, сбоку, где средние двери, – показал Малу. – Там такая кладовая-склад, он в кладовой и живет. – Помолчал и добавил: – Что-то Судир сегодня долго тут…

И только успел он это проговорить, как распахнулась дверь под вышкой. К нижнему помосту, на который выскакивают из бассейна дельфины, вышел европеец в синей кепочке с длинным козырьком, следом за ним – Судир. Он был на голову ниже белого, смуглый и костлявый.

Что-то дрогнуло у Янга в груди. В высоком крупном человеке он узнал Пита. Того самого Пита, который с напарником шарил на озере Горного острова, искал золото.

– Ты чего сжался? Судир не видал, как ты гладил дельфинов, не бойся.

– Я… так… А куда в городе пошел Радж?

Малу не успел ответить, его в эту минуту громко окликнул Судир:

– Эй, ты! Выпусти мистера Уилсона.

Малу не понравилось это «Эй, ты!», будто у него не было имени. Вздохнул.

– Янг, ты это… Можешь подождать Раджа тут, а нет, так пойдем со мной. Чаем угощу… Ты пил когда-нибудь настоящий чай? – Малу, говоря это, ждал, пока мистер Пит Уилсон перейдет на своих длинных ходулях мостик.

– Радж не сказал, куда пойдет? – снова спросил Янг, не ответив на предложение сторожа.

– Где-то в ресторане или в баре твой Радж. К нему земляк заходил. С земляком и ушел.

– А кто… земляк? Не называл его?

– Почему же… Знакомил меня: Пуол, или как его…

– Пуо-о-ол?! Сюда уже добрался? – Янга словно по голове чем-то стукнуло.

Он кинулся по кустам к забору. Ловко, как обезьяна, вскарабкался на него. Миг – и был уже на той стороне.

Что-то кричал ему вдогонку Малу, но Янгу было не до него.

Пуол. Пакостник и гад, он ведь не просто так перебрался сюда. Что-то уже надумал, Янг нутром чувствует, что над братом нависла опасность. Какая? Да какая бы ни была, а Раджа надо предупредить. Только куда сначала кинуться?