"Грот афалины" - читать интересную книгу автора (Мисько Павел Андреевич)

Глава шестая

Прошло несколько дней.

Еще никогда Янг не жил в таком напряжении. С него требовали, как со взрослого, и он работал, как взрослый. И ни на кого не обижался, никому не жаловался. Энергии тратил много, и Радж удивлялся его аппетиту. По вечерам, хотя Радж и заставлял учить английский язык, порой не дослушав, что втолковывали ему, – засыпал. Однажды Радж спросил у него несколько новых слов – не знал.

– Ты мне не называл их! – возмущался Янг.

– Называл. Ты спал, а я все повторял и повторял их. Думал, сквозь сон запомнишь. Я читал – так изучают иностранные языки. Ложатся спать, а магнитофон с записью урока крутится, долбит по мозгам.

– Ерунда все это.

– Может, и ерунда, если у тебя никакого знака в голове не осталось, – согласился Радж.

Янг старался управляться со своими обязанностями, кроме участия в представлениях, как можно быстрей, чтобы еще и Раджу помочь приводить в порядок акваланги и костюмы. Каждое утро приносил в резиденцию Судира сухой и чистый гидрокостюм, заправленный как следует акваланг. И не понимал, почему Радж, видя все это, злится? Так же и при Гуго было. И Гуго приводил в порядок Судиров гидрокостюм, приносил проверенный и заправленный акваланг. Не так часто было? Так теперь же Судир каждый день подолгу, почти дотемна, дрессирует дельфинов, учит носить черпаки, зачерпывать ими песок. А это ведь так интересно!

Дважды Янг вместе с туристами плавал на «Нептуне», смотрел в прозрачное днище под воду, слушал рассказ Раджа на английском языке и радовался: все понимает! В голове складывались чудесные сказки про подводное царство и морского царя Нептуна, имя которого носит этот большой шлюп.

Несколько раз им удалось поплавать с масками и трубками вдвоем, бок о бок. И Радж время от времени вынимал изо рта загубник и объяснял то, что видели на дне. Снова забирал в рот загубник, и – оп-ля! – ныряли вместе, на миг показывая над водой, как утки, свои зады.

Абдулла за это время дважды видел программу представления. Его теперь трудно было узнать: и лицо покруглело (даже, казалось, рот уменьшился), и одежду новую ему донна Тереза справила. Часто торчал и на берегу, наблюдая, как плавают Янг и Радж. От зависти к братьям бранил и муштровал ни в чем не повинного Тото: «Навязался на мою голову!»

– Терпи, душа, в рай попадешь! – кричал ему Радж.

– Я и так в Рае! – отвечал Абдулла и сам уже кричал с берега: – Янг! Янг! И ты, Радж… Знаете, что сегодня было? Скандало грандиозо! Я обувь переставил под дверями! В отеле! Одни мужские туфли, наверное сорок седьмого размера, перенес через три номера и поставил под дверь синьоры Терезы… Ха-ха! Что там было-о-о! Жена из того номера прибегала к Терезе, в волосы вцепилась… Многие пары перессорились – страх и ужас! Собираются на развод подавать, разъезжаются в разные отели!

Янг и Радж чуть не утонули, смеясь. Повынимали изо рта трубки, вылезли на берег.

– А чтоб тебе… – в изнеможении упали на песок, стараясь отдышаться.

– А что? Я им, буржуям проклятым, еще и не такое подстроил бы! – хвалился Абдулла.

– Обалдуй ты, а не Абдулла! Ты хоть понимаешь, что натворил? – укорял Янг. – Черт не возьмет эти пары, помирятся. А вот чистильщика могут прогнать с работы. Хозяин отеля решит, что он виноват.

– Я этого не хотел… – притих Абдулла.

Однажды настал момент, когда сбылась мечта Янга.

– Ну, так и быть, – сказал Радж. – Теоретически ты подковался, акваланг знаешь. Так и быть – полезем под воду… Костюма, правда, на тебя не подберешь… Но не замерзнешь и голый: глубоко не полезем, долго плавать не будем. Гууд?

– Йес, сэр! Сэнкью вэри мач! – Янг заволновался, задышал чаще.

– Дыхание! Не забывай про дыхание! – защемил пальцами его нос Радж.

Брат помог ему надеть пояс с грузилом, надеть плечевые ремни, застегнуть поясной. Уже на самом берегу проверил, хорошо ли обул и закрепил ласты. Сам, как всегда, на голень пристегнул крис, взял в руку шток с острым наконечником.

Янг уже нагляделся под воду и через днище «Нептуна», и плавая с трубкой и маской. А все же когда оказался с аквалангом под водой, был потрясен до глубины души, его будто ударили в самое сердце… Если бы можно было говорить под водой, то не смог бы и слова вымолвить. Он онемел, как малый ребенок, которому хочется до всего дотронуться, а то и потянуть в рот. Сказка, чудесная сказка!.. Едва шевелил ногами, а руки держал перед собой, как лунатик.

Каждый листик, каждый стебелек сочились бесчисленными очередями воздушных пузырьков. Сверкающих, будто серебряных: па-па-па-па-па… Пузырьки ударяются о тело, о руки, слегка щекочут, ползут за спину и вверх, вверх, разбиваются о поверхность воды.

Вывел из оцепенения Радж, нажав на плечо: «Дальше, дальше».

Поплыли к каньону-бездне, он точно стрела вел к берегу, к причалу. На самое «острие» этой стрелы навалены бетонные кубы – глыбы, чтоб не так размывало берег.

Радж и Янг плыли возле самой бездны. Янгу казалось, что в этой бездне колышатся, снуют туда-сюда чудовища с огненными глазами и огромными ртами и эти чудовища способны проглотить не только людей, а даже и лодки. Видны были расплывчатые контуры бетонных глыб. Они обросли уже водорослями, губками, актиниями…

Вдруг Радж что-то увидел среди бетонных глыб, махнул Янгу рукой – опускаемся, и начал планировать туда. Янгу казалось, что он распознает там силуэт человеческого тела, головы не видно, опущена вниз, а туловище и ноги всплывают, шевелятся…

Опустились – и сомнений не осталось: человек, труп человека. Возле него кружат, как воронье, рыбы. Человек одет и обут, еще не старый. Кусок проволоки впился в шею, концы ее привязаны к монтажной петле куба. За эти железные арматурные петли когда-то кран поднимал кубы и сбрасывал в море. Янг боялся смотреть в лицо утопленника, боялся стронуться с места, а Радж сделал круг около трупа и показал рукой – наверх.

Когда всплыли, стали на ноги на мелком, Радж освободился от загубника и маски. Покачиваясь от ударов волны прибоя, сказал:

– Это Пуол… По всем приметам – Пуол… Лицо уже разъели крабы, но узнать можно. Надо заявить полиции… – А когда выбрались на берег, горько вздохнул и плюнул: – Допрыгался, землячок… Завели кривые дорожки!

Пока дозвонились из проходной в полицию (кабинет Крафта был закрыт), пока появились двое полицейских и медэксперт, прошел не один час.

А потом пришлось Раджу и одному полицейскому, который умел хорошо плавать, прикреплять акваланги и опускаться на дно, доставать Пуола. Другой полицейский и медэксперт оставались на берегу, пытались допросить Янга. Но что он мог рассказать? При осмотре трупа была обнаружена в левом боку рана – как раз напротив сердца. Медэксперт вынул из раны лезвие ножа, сантиметров двенадцать длиной. Есть такие ножи: нажмешь кнопку – стреляет лезвием, на расстоянии десяти метров может убить человека.

Радж стянул мокрое от пота кимоно и, переодеваясь, молча внимательно поглядывал на Амару: ну как – понравилось? Ждал восторга, одобрения, ждал слов: «Буду и я проситься к Ромешу…» Но Амара ничего не говорил, молча ходил из угла в угол темного, с одной подслеповатой лампочкой «предбанника», поджимал губы и думал. Радж встал с низенькой, во всю длину стены скамьи, начал складывать и запихивать кимоно в сумку. И немного сердился: для Амары же старался, упрашивал Ромеша пустить на занятия постороннего.

– Ну так что? – наконец не выдержал Радж, еще раз взглянув на Амару. – Учти, что Ромеш скоро будет набирать новую группу.

– И рад бы в рай, да грехи не пускают, – вздохнул Амара.

– Если ты про оплату, так не думай. Упросим, чтоб платить в рассрочку.

– Нет, Радж. Просто времени нет. У меня всего один выходной вечер в неделю – по понедельникам. А Ромеш проводит занятия два раза. Если б хоть не по вечерам надо было ходить, а в первой половине дня… Но из-за одного меня он не будет переносить занятия.

– Хо! Так он же как раз и будет набирать дневную группу.

– Ну так что из этого? Все равно мы не сможем быть вместе. Ты вечером, а я днем, да еще в разные дни.

Наконец вышли из сырого и душного подвала. Пять ступенек вверх, и они на улице. Радж первым выбрался наверх и, ожидая, то поглядывал вниз на Амару, то вверх на ящерку, которая оседлала оплетенную проволокой лампочку у входа и ловила мошек и мотыльков, летевших на свет. Ящерка чавкала громко, со всхлипами, видно, проголодалась за день.

– Ромеш говорит, что прогресс народа и вообще человечества зависит только от физического совершенства человека, – сказал Радж, будто пробный камень бросил. Как отреагирует Амара?

– Совершенство… Физическое… Что толку от него? – Амара плотно прикрыл дверь, выбрался наверх. – Если бы хоть учились борьбе по-настоящему, а то… ни разу никто не стукнул как следует.

– Ни как следует, ни даже слегка… За это штрафные очки насчитываются. Только имитация удара, только имитация! Удар сокрушительный, может, даже смертельный, но сумей остановить кулак, или ребро ладони, или ногу в сантиметре от противника, сумей успеть отбить контрудар и тут же снова свой удар. Для этого надо быть хорошо натренированным физически, владеть приемами в совершенстве, иметь точный расчет и острый взгляд… Это тебе кажется, что мы только размахиваем руками или ногами, принимаем стойки и позы. Сто потов выливается… Положи один на другой несколько кирпичей, а хороший каратист ударит ребром ладони, и все разлетятся. Такова сила удара. Может, ты читал, а может, нет… В Англии был случай… Муниципалитет хотел снести один старый кирпичный дом. Так поручил это каратистам. Те за два дня голыми руками и ногами размолотили его вдребезги.

– Не агитируй. Лучше я тебя поагитирую… Найт-клаб «Кракен» знаешь?

– Ну.

– Был хоть раз в нем?

– Не приходилось. На такой шик денежки нужны. Да и… не тянет меня в этот притон. Там одни богачи развратничают.

– Чудак… Чтобы попасть туда, не обязательно иметь толстый карман. К тому же… – Амара огляделся вокруг. Никто поблизости не шел, только впереди, где улица вливалась в ярко освещенную цветными огнями площадь с фонтаном, было многолюдно. – Да к тому же… Лучшего прикрытия, конспиративного места и не придумаешь. Ни один шпик не додумается заглянуть туда.

– Прикрытия – для чего?

– Потом узнаешь. Ты за меня просил у Ромеша, а я за тебя – там. Поручился я за тебя… В десять часов там занятия, еще успеем. Шире шаг!

– Не пойду, пока не скажешь, что там такое, – нарочно заупрямился Радж, хотя и был уже заинтригован. С удивлением приглядывался к Амаре. Думал, что хорошо знал его – друг все-таки. А оказывается – не очень. За прошедшее время Амара очень изменился. Строже стало лицо, исчезла юношеская припухлость губ, наивное выражение в глазах. К нему интересно было приглядываться: вот какой земляк у него есть.

– Ну хорошо, – сказал немного погодя Амара. – Вот пройдем площадь, чтоб народу не было… – А когда выбрались на улицу, что вела к «Кракену», сказал: – Это – революционный кружок. Называется «Молодая земля». Изучается в нем теория и практика революции, читаются лекции по современному марксизму-ленинизму.

– Так там одни коммунисты, агенты Москвы! – шепотом воскликнул Радж и тоже огляделся по сторонам.

– Не видел я там агентов Москвы. А коммунисты, наверное, есть. Но много там и не коммунистов, так сказать, широкий фронт… И запомни, товарищ анархист и стихийный бунтовщик, это тебе не кинжалом ударить в бок янки на Биргусе. Все в мире намного сложнее, нужна огромная подготовительная работа, самая строгая конспирация… Коммунистическая партия у нас на архипелаге запрещена, находится в подполье. Возможно, что по инициативе коммунистов этот кружок и организовался, но за это их надо не в штыки встречать, а сказать спасибо и в ножки поклониться. Мало стихийно, так сказать, просто ненавидеть эксплуататоров, продажных капиталистов. Надо еще знать пути и способы, как можно весь порядок изменить на лучший, чтобы сам народ управлял страной, чтобы все богатства страны всему народу принадлежали, а не кучке богатеев.

– Все. Сагитировал, веди… О таком кружке, такой организации я давно мечтал. А можно будет еще кое-кого привести? Там у Ромеша немало хороших ребят.

– Нет-нет, даже намека не делай. Присмотрись хорошенько, изучи, а потом будет видно. Если поинтересуется кто, почему зачастил в «Кракен», думаю, найдешь, что сказать.

– Найду, не беспокойся. Не подведу.

– Беспокоиться надо. Но если бы я тебя не знал, то ты от меня ни слова про «Кракен» не услышал бы. А я даже порекомендовал тебя!

– Спасибо… – обнял Радж за плечи Амару. – Раз на то пошло, то и я тебе одну тайну расскажу. И ты должен посоветовать, что делать, ты же человек умный.

И Радж рассказал, как Судир учит дельфинов управляться с черпаками, копать грунт, переносить его. Про Пита Уилсона, который зачастил в дельфинарий к Судиру. При упоминании имени Пита Амара оживился, хотел что-то сказать. Но на вопрос Раджа: «Ты что? Ты знаешь его?» – только сказал поспешно: «Ничего, ничего… Досказывай до конца, я – потом». Радж подробно пересказал подслушанный в душевой разговор Пита с Судиром.

– Вот и помоги разобраться, в чем тут дело. Где на Горном может быть место, куда хотят отвезти дельфинов? Это раз. Во-вторых, неужели правда, что научная экспедиция там фальшивая, а под ее маркой скрываются самые настоящие авантюристы? Третье: неужели и правда они что-то там нашли и хотят с помощью дельфинов добывать?

Они дошли уже до «Кракена». Все окна найт-клаба светились, переливалась на нем разноцветная реклама, бросала пестрые пятна на людей, спешивших в ночной клуб, на кусты и деревья. Лица Раджа и Амары то вспыхивали краснотой, то синели и зеленели под светом рекламы.

– Пройдемся еще разок вокруг «Кракена», успеем, – Амара взял Раджа под руку, как девушку. – Так вот, братец, знаю я твоего Пита. Мы с Янгом его видели… Тогда еще, когда мы на Горном искали свободные земли. В горах там есть озеро, в бывшем кратере вулкана… Так этот мистер Пит с напарником изрыли все ручьи и ручейки, что в озеро впадают. Все промывали породу, разглядывали осадок. Я хорошо слышал, мы тогда с Янгом в засаде сидели – про золото у них шла речь. Если бы я так знал английский язык, как ты, то, может, и больше бы чего понял. Если бы ничего не нашли, то так не крутились бы. Они с трубками и масками плавали в озере, брали из него пробы. А на берегу моря у них лагерь разбит и дощатый забор вокруг, плотный. Думаю, что это тот самый, который и Судировы агенты вынюхали – OSE. Я помню, были там такие буквы на вывеске. Они и море там пригородили к лагерю, буйки поставили за двести метров от берега – запрещенную зону создали. Думаю, что они и в море лазят по дну, копаются… И знаешь что? В озеро много ручьев и речек впадает, а из него – ни одной. А уровень воды не поднимается… Значит, есть сток в море, только подводный… Может, они хотят дельфинов в озере использовать? Но туда и порожняком трудно добраться, а не только с дельфинами.

– Озеро отпадает. Афалины – чисто морские животные, они не смогут жить в пресной воде. Я думаю, что их хотят все-таки в море использовать. Ты приглядывался, между буйками не натянута сеть?

– Кажется, нет. Разве только под водой.

– Чтоб удержать дельфинов, нужна крепкая сеть до самого дна и чтоб еще над поверхностью торчала. Они легко могут ее перескочить. Пит с Судиром толковали о полной темноте… В темноте дельфины будут работать. Значит, на большой глубине, вдоль берега. А сеть… сеть могут еще натянуть.

– Твоя правда, товарищ Синх.

– Эх, товарищ Бессмертный!.. Если бы заглянуть туда… Подкрасться под водой тайком и…

– Думаю, что если там пахнет золотом, то они и охрану организовали.

– Вдвоем?

– Это мы только на озере двоих видели. За забором в лагере еще одного, моториста. А там же и вагончик на колесах, и палатки. Сколько внутри их людей, никто не знает.

– Интересно, в курсе ли всех этих замыслов мистер Крафт? И не знаю, что мне делать: говорить ему про подслушанный разговор или нет… Судир с компанией могут такую свинью ему подложить.

– Ты совместно с ним владеешь акциями дельфинария?

– Смеешься?

– А вот Судир, по всему видать, не в таком настроении. Этот готов урвать где только можно. И не переживает за Крафта.

– Так что делать, спрашиваю?

– Подождем, посмотрим, что из этого получится.

– А про Пуола ты ничего не слышал? Убили его… Мы с Янгом нашли под водою. Проволокой привязан… Должно быть, с китайскою триадой снюхался. Не угодил чем-то, вот и убрали с дороги. Он ведь и за мною охотился, Пуол этот.

– Ну?

– Вот тебе и ну. Есть что рассказать.

– Мы опаздываем… Побежали скорей!

Это не было похоже ни на лекцию, ни на беседу. Скорее всего на диспут о жизни и ее проблемах…

Слушатели сидели за сдвинутыми столами, на которых стояли простые закуски и легкое питье. Всего было человек двадцать, и парни пристроились с краю, у входа. За столом у торца сидел проповедник, как назвал его про себя Радж. Квадратный, голова круглая, как шар, выбритая до блеска, даже свет с двух бра со стены отражался от темени. Накинуть бы шафрановую тогу – как раз буддийский монах. На стене, кроме бра, ничего не висело, за спиной проповедника возвышалась дощатая перегородка. Слева от Раджа была стеклянная стена, сквозь нее видно было, как на арене шесть полуголых, в розовых трико гёрлз, взявшись под руки, дружно вскидывают ноги под джазовую музыку. Их освещают цветные вспышки прожекторов, установленных на самом верху огромного амфитеатра, почти велотрека. Там, где должны были стоять скамьи вокруг арены, уступами сделаны широкие ярусы со столиками, чтоб хорошо просматривалось все, что делается на арене. К гулякам и выпивохам за столиками подкатывали на коньках-роликах официантки, молниеносно меняли закуски и бутылки, так же стремительно отъезжали. Летели, наверное, с вжиканьем и гулом, но этого тут не было слышно. Радж даже заметил, как сыпались на поворотах из-под роликов искры. Где-то сидел оркестр, извергал мелодию за мелодией, но музыка сюда, в кабинет, долетала слабо, и все, что говорил проповедник, который «пикировался» с присутствующими, слышалось ясно. Внимание Раджа рассеивалось, ошеломленный всем увиденным, он не мог сосредоточиться на том, что говорилось, тихонько поворачивал голову: хотелось следить и за ареной. А остальные слушатели ни разу не взглянули в сторону арены.

– Ты думаешь, нас видно из зала? – шепнул Амара Раджу. – Стекло с фокусами: нажимают какую-то кнопку, и мы их видим, а они нас нет, стекло блестит, как ртуть. Чудеса!

Радж кивнул: да, тут много чудес.

– …А скажите, как это так получается: когда бандит грабит людей, его ловят и сажают в тюрьму, когда же весь народ, всю страну грабит, его сажают на трон? – услышал Радж очередную реплику-вопрос.

– Своя рука – владыка, – поддержал другой слушатель.

Проповедник отвечал, и был в его ответах сплав восточного фольклора с мудростью «Тирукурала»[16], о котором Радж слышал еще в детстве.

– Не народ посадил султана на трон, вы же знаете. А люди от рождения все одинаковы, равны… Величие и ценность человека зависит от того, что он сделал. Настоящего руководителя, как говорит Тирувалувару, выделяет среди других бесстрашие, великодушие, мудрость и энергия.

Слушатели оживились и кое-кто хохотнул. Очень уж далекими были эти классические черты характера от тех, какими владел султан Муту!

– Скажу еще: один владыка без народа ничто. А одной рукой даже в ладоши не похлопаешь, – продолжал проповедник.

– Сидит как чирий, и ничего ему не сделаешь.

– Ага! Близок пуп, да не укусишь!

– А не похожи ли мы со своим кружком на сверчка, который хочет лягнуть осла? – сыпались реплики.

– Народ может терпеть до поры. Даже Будда терпел до трех раз. Но чтобы что-то сделать, нужна подготовка: даже жаба, не подготовившись, не прыгнет. Прежде чем вырвать кол, надо его раскачать. Если вы хотите разжечь большой костер, надо начать с маленького. Прежде чем лечить болезнь, надо хорошо знать ее. И еще: вылечиться самим. От наивности, забитости, неграмотности, невежества. Только те, что владеют знаниями, могут называться зрячими, а на лицах невежд вместо глаз болячки. Лежа животом на циновке, плавать не научишься. В революционную практику надо вводить теорию, а теорию обогащать практикой. Топор без топорища – не топор. Так и теория с практикой взаимосвязаны. Дернешь за лиану – все джунгли встревожишь… Сразу много хотеть – ничего не иметь… Каждый великий путь начинается с первого шага… Избегайте нерешительности в достижении цели… Человек рожден для действий. Тот, кто бездействует, потерян для народа… Трудно победить народ на его собственной земле, если даже у него нет могучих крепостей и других преимуществ… Будь подобен цапле, которая поджимает крылья и ждет подходящей минуты, чтобы взлететь, но действуй с ее решительностью, если наступит время действия… Если ты не имеешь друзей и видишь перед собой двух врагов, одного из них сделай своим союзником…

Радж чувствовал, что у него голова пухнет от всех этих премудростей. Разве они имеют отношение к марксизму-ленинизму? Но тут, в этом странном кабинете, в этой необычной обстановке, от такого непростого проповедника можно было услышать и не такое.

Между тем руководитель занятий закончил разговор о житье-бытье и объявил:

– А теперь начнем знакомиться с книгою Владимира Ленина «Государство и революция». Написал эту мудрую книгу руководитель русской революции в 1917 году, когда как раз и ставился вопрос о государстве и отношении к нему пролетариата. Поэтому понятно, почему Ленин дал такой подзаголовок или уточнение названия своего труда: «Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции».

И всю свою лекцию-рассказ руководитель кружка излагал, прохаживаясь возле длинного стола то в одну, то в другую сторону. Слушатели, преимущественно такого же возраста, как Радж, поворачивали вслед за проповедником головы, внимательно следили за выражением его лица, глаз, будто это помогало понять то, о чем тот говорил. Раджу казалось, что он в школе, а руководитель кружка – учитель, что вот-вот он кого-нибудь из особенно старательных учеников погладит по голове. Тревожная теплая волна затопила сердце Раджа, под горло подкатил давящий комок. Он потупился, начал прокашливаться: «Что со мной?» А нервное напряжение последних дней стало спадать, и надо было собраться с силами, чтоб не расплакаться навзрыд. «Неужели это то, о чем мечтал, на что надеялся? Есть еще в моем народе животворная сила, есть!.. – и взяло зло на себя: – А я размазня… Размазня! Надо готовить себя к борьбе по-настоящему, быть готовым для будущих решительных схваток… А я растрогался, раскис – очень уж изболелась душа… Амару будут упрекать – что за слабака привел?»

– Кажется, никто не делал никаких записей. Если ненароком что записалось, тут же, не вставая с места, сожгите. Все должно быть в голове и в сердце! – сказал напоследок руководитель. – Все уходите, а руководящей тройке и новичку остаться для разговора. Познакомимся ближе, ху из ху[17].

Из комнаты можно было попасть в служебный коридор, к нему вела отдельная винтовая лестница. Некоторые заспешили к ней, а кое-кто еще напоследок наливал себе прохладного оранжаду, утолял жажду и потом торопливо шел к выходу.

Члены тройки кружка и руководитель подсели к Раджу и Амаре. Начались расспросы.

А за стеклянной стеной бурлило безудержное веселье. В разных позах между столами медленно двигались парочки, не столько танцевали, сколько выламывались. Полно парочек было и на арене, где уже кончилось представление. Один верзила с официанткой на руках встал в прожекторный круг, и Радж заметил, как кокетливо обнимала женщина партнера за шею, как игриво подрыгивала ножками в белых ботинках с коньками-роликами. И никому не было дела до того, что говорилось в этом стеклянном кабинете, наплевать им было на то, что под их безумный мир, чтоб его взорвать, уже готовится мина замедленного действия.

Наступил день рождения Янга – ему исполнилось двенадцать лет. Радж упросил мистера Крафта дать им с Янгом хоть один день отгула. Полмесяца Радж работал без выходных дней, да и Янгу, хоть он и недавно начал работать, не мешает отдохнуть. А в дельфинарии можно сделать санитарный день: пусть Абрахамс включит переносную ассенизационную помпу и хоть немного вычистит со дна грязь, а потом полностью обновит воду в бассейне.

Крафт хоть и немало повздыхал – каждый день простоя приносит потери, – вынужден был согласиться на просьбу. Чистить бассейн надо, а то дельфины могут заболеть.

Раджу нужен был отгул еще и потому, что на душе все время было тревожно. Урна с прахом предков где-то на Горном у Натачи или ее родителей, и недопустимо, чтоб это так долго продолжалось. Пусть ноет незаживающая рана при мысли, что он не знает, где остался лежать прах матери, прах отца, так еще и урну с прахом дедов чуть не потеряли. А это же великий грех! И хорошо было бы добыть хоть горстку земли с Биргуса. Остров же теперь тоже покойник, и хотелось бы хоть что-нибудь иметь с него.

В порт из Горного каждый день приплывали рыбаки. Остров Рай был лакомкой, ненасытным, прожорливым чревом, ему ежедневно требовалось много рыбы. И не только рыбы. Свежих омаров, лангустов и крабов, устриц, креветок, галатурий, каракатиц, кальмаров, акульих хвостов, плавников и печени, молодых мантов, черепах, икры морских ежей… Трудно перечислить все, что могло взбрести в голову толстосумам. И хозяева ресторанов из кожи вон лезли, чтоб удовлетворить, ублаготворить, угодить. Если чего-либо вдруг не оказывалось, то посетителям-завсегдатаям обещали приготовить кушанье на завтра. Лишь бы пришли, лишь бы не отказались от их стола! Амара, рассказывая обо всем этом Раджу, только посмеивался над чудачествами буржуев. А Радж слушал и чуть ли зубами не скрежетал: обжираются, безумствуют, а многие из них жалеют для бедняка куска сушеного тунца, который можно жевать весь день да так и не разжевать.

Радж сразу зашагал с Янгом в порт, к причалу. Там каждый день продавали морскую живность прямо с лодок. Им повезло: увидели земляка – дядьку Дживу, Пуолова отца. Может, и не узнали бы его, давно небритого, в одной набедренной ветхой повязке, согнувшегося над ящиками с рыбой на дне большой моторки. Но он сам окликнул их.

И обрадовались земляку, и смутились. Придется сообщить про Пуола. А как говорить и обо всем ли рассказывать?

– Может, что слышали про моего рестанта? – как раз про Пуола и спросил Джива. – Ушел из дома и никакой весточки… Мать места себе не находит… Я говорю ей: черт его не возьмет, успокойся! Может, уже где-то и работу хорошую нашел. А она: ой, чует беду мое сердце, ой, ноет-горит мое сердце!

Янг быстренько прошептал Раджу: «Пуол обокрал отца, все выкупные доллары забрал. И Джива проклял его». Радж шепнул в ответ: «Ничего не знаем про Пуола, понял?» В ответ Янг только глазами блеснул: нет, такого не понять. Как можно промолчать про Пуола, когда он успел так въесться в печенки и ему, и Раджу? Да и видели же его! Видели под водой, разъеденного крабами!

– Не слышали, к сожалению. Говорил, правда, кто-то, будто видел его на Главном острове. Одет как барчук, палочкой помахивает… – Радж говорил это и прятал глаза: не мастер был врать.

– Эй? Дай-то бог… Может, когда станет хорошо жить, и нас порой вспомнит, подбросит какой цент. А я вот в рыбаки записался на старости лет.

– Это ваша посудина?

– Нет, нанял меня добрый человек. Помощник его погиб… Ногу акула откусила, пока привезли на берег, изошел кровью… Вот сколько потерпит меня хозяин – не знаю. Может взять более молодого, здорового.

– А мы уже хотели попросить, чтоб подбросили нас к Горному, – Радж окинул взглядом другие лодки и людей возле каждой.

– С хозяином поговорите, он ушел покупателя искать. Не явился наш оптовый покупатель сегодня… Но ведь вам не к кому ехать – ни отца, ни матери… Была семья – и нет семьи…

– Мы пройдемся немного, а через несколько минут подойдем, – Радж подтолкнул в спину Янга, ибо он все пытался что-то сказать.

Хотелось укрыться в тень, так стремительно поднималось солнце и начинало немилосердно припекать.

– Про Натачу с отцом сразу надо было спросить, – напомнил Янг. – Может, их нет на Горном, и мы зря поедем.

– Умник… Я и сам спросил бы об этом, если б кто другой попался, а не Джива. Заморочил он мне голову… Ох-ха, не выдержать просто. Такое ощущение, будто я чем-то виноват перед ним. А в чем моя… наша вина? Пусть бы не совал голову в петлю. – Радж поправился: – Не лез куда не надо.

Пока ходили, толкались среди людей, Радж несколько раз внезапно и резко оглядывался, будто хотел обнаружить какого-то преследователя.

– Ты чего? – каждый раз спрашивал Янг, и Радж отвечал: «Ничего, ничего…» Но Янг видел, что это не так просто, Радж чего-то остерегается.

И правда, все дни после того, как нашли труп Пуола, Радж испытывал тревогу. Порой ему казалось, что за ним следят чьи-то поганые глаза, что кто-то считает каждый его шаг. Понимал, что если Пуол имел задание прикончить его, но не удалось, то триада не может так легко отступиться. Задание перешло к кому-то другому. Кто он, этот другой? Если начнет охотиться за ним, в каком обличье явится? А может, появился уже?

Вернулись к моторке. Джива начал выгружать на причал ящики с рыбой. Делал это из последних сил, худой живот от напряжения даже проваливался. Хозяин лодки, жилистый японец в шортах и распашонке (на лбу белая повязка с разлапистыми иероглифами) осторожно вытряхивал из одного ящика рыбу в глубокую миску или котел, подвешенный на цепочке к коромыслу. На другом конце рычага такая же миска с гирями. Перекупщик, японец или китаец, но без повязки и в длинных штанах, пренебрежительно поджимал губы: «Ну и мелочь! И где вы такую набрали? И что – во всех ящиках такая?» – «Нет-нет, там крупнее, и ящики там большие…» – «Да какие они большие? Не будем все перевешивать, остальное так прикинем. А то протухнет, пока будем церемониться…» – «Так те же в полтора раза больше! По два доллара минимум надо за те добавить…» – «Высыпай назад… Связался я тут с вами. А у рыбы уже во… жабры побелели…» – «Где побелели? Где?! Розовенькие, на рассвете выловлена!» В конце концов этот бесконечный торг был закончен, вся рыба пересыпана в ящики, что стояли на электрокарах. Хозяин рыбы и покупатель хлопнули ладонь о ладонь, японец с повязкою быстро пересчитал деньги и жестом предложил Янгу и Раджу сесть в лодку. Должно быть, Джива уже сказал ему о пассажирах.

Радж охотно ухватился за мокрый, в рыбьей чешуе ящик, чтобы помочь Дживе перенести их в лодку. Но тот пугливо запротестовал:

– Я сам, я сам… Испачкаешься! Ты стал таким большим человеком, Радж, тебе уже нельзя браться за такую черную работу! Вот тут садитесь, на лавку, я чистый мешок вам подстелю… Благодарение Вишну, и мой Пуол в люди вышел… Хозяин, вы слышите? Они мне такую хорошую новость сегодня сказали! Моего Пуола видели в дорогом костюме, с галстуком… Из сверкающей машины вылезал, в руках портфель держал и трость позолоченную.

– Да, теперь и палкой до его носа не достанешь, – насмешливо бормотнул японец и начал заводить мотор. – Знаем таких выскочек, знаем… У самого такой. Родителей потом и знать не хотят, стыдятся.

Мотор сильно затарахтел, и теперь не было слышно, что еще говорил японец. А то, что повторял, усмехаясь, отец Пуола, разбирали или догадывались о смысле по губам:

– Нет, мой не такой… Мой – ого! Он еще маленьким был, а я уже говорил жене: «О, этот вырвикишка далеко пойдет!» И видите – правда. Даст бог еще женится на богатой…

Моторка делала резкий крен то вправо, то влево, пока выбиралась на простор, и приходилось хвататься за борт, чтоб не вывалиться. А Джива продолжал хвалиться Пуолом: какой красивый… какой смелый… какой способный в грамоте.

– Да чушь все это! – точно с привязи сорвался Янг. – И Пуола уже нет больше! Его убила и утопила в море триада! Мы видели, как полиция его доставала!

Радж схватил его одной рукой за затылок, другой зажал рот, но Янг вырывался и мычал, кричал, пока не выкричался. А Джива привалился спиной к ящику, начал хватать ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Радж оттолкнул от себя Янга – «Д-ур-рень!» Бросился к Дживе, зачерпнул ладонью воды, плеснул ему на лицо.

Наконец Джива начал глядеть нормально, но дышал со стоном.

– Что с ним? – прокричал с кормы японец, держа руку за спиной на рычаге руля. – Живой хоть? Не дай бог, еще один покойник будет на лодке, тогда придется лодку менять. Злой дух поселился в ней.

– Ничего, хозяин… Простите меня, хозяин… – Джива постарался сесть. А Радж вернулся, балансируя руками, на свое место. Лодка уже вышла в открытое море, и волны тихонько плескали через борта, пришлось и ему и Янгу взяться за жестяные банки, вычерпывать между шпангоутами воду. – Хозяин, вы слышите? Мне уже совсем хорошо… Я еще крепкий, вы меня не прогоняйте. Я еще все могу делать… – И не выдержал, заплакал, трясясь всем телом и горбясь.

Янгу было больно и стыдно, хоть за борт кидайся.

Натачу с отцом нашли километрах в пяти от Компонга, на кокосовой плантации. Это километра четыре по той дороге, по какой шли на болото искать свободные земли, и еще влево с километр. Издалека почуяли запах дыма и сладковато-приторный дух горячей, только что из печи копры. Увидели на краю плантации и поветь из пальмовых и банановых листьев – длинную, не такие шалашики, какие делали у них на Биргусе над ямками-жаровнями. Возле повети стояла двуколка, запряженная осликом. Усатый парень в шляпе сбрасывал с повозки подвезенные орехи.

Подошли ближе и узнали: первый мужчина за повозкой Амат, Натачин отец. Берет по ореху и долбит им об острый, вбитый в землю кол, очищает с ореха волокнистую кожуру – копру. Голенькие орехи, без рубашек, с костяным звуком падают под ноги другому мужчине. А тот взмахивает широким и длинным ножом-парангом – рубит очищенные орехи пополам, бросает половинки к повети.

Поздоровались горячо, Амат и Радж даже обнялись, причем Амат комично оттопыривал ладони, клейкие от скорлупы – чтоб не испачкать одежду гостя. А с Янгом Амат поздоровался иначе – прижался лбом к его лбу, будто хотел сделать «буки-буки», боднуть рогами, потом выставил пальцы буквой quot;Vquot; и уколол ими Янга в живот. Хорошее настроение было у Амата!

– Дядя, а где Натача? – спросил Янг, увертываясь, спасая свой живот.

– А вон, под кустами. Там и мать… Копру выколупывают.

Янг оставил Раджа разговаривать с Аматом, который снова схватил орех и начал бить его об кол, а сам повернул за поветь.

Натача с матерью сидели под развесистым кустом бугенвиллей и выковыривали из еще горячих половинок скорлупы сухие рыжие сморщенные куски ядра – ту самую копру. Натача и так темная негритка, да еще измазалась… Янг не выдержал, расхохотался.

– О-ой, Я-янг?! – будто пропела Натача. – Ты что, с неба свалился? – и засветилась вся, застеснялась. – Мама, гляди, а Янг вырос! Ей-богу, даже усики обозначились.

Тут уж Янг застыдился: ну да, еще что выдумала. А вслух сказал:

– Мне сегодня двенадцать лет исполнилось.

И лучше бы не говорил: эта вертушка вскочила на ноги и… чмок Янга в щеку, чмок в… Нет, в другую щеку не успела поцеловать, Янг отшатнулся – и еще больше застыдился.

– Я поздравляю тебя!.. Мы с мамой поздравляем. Только подарить тебе нечего. На, хоть копры погрызи… Может, еще не завтракал сегодня.

– Когда это было… Но я не хочу есть, – сказал Янг, а сам подставил пригоршни, взял Натачино угощение. Опустился возле них на траву, понемногу успокаиваясь. Не думал, что его так взволнует встреча с Натачей.

– Ну, рассказывай, Янг, где вы теперь и что делаете, – ласково попросила Према, Натачина мать. – А мы вот, видишь, где оказались. Шалаши тут построили из веток – недалеко. Малыши там спят… А начнутся дожди, так не знаю, как будет. Но спасибо Вишну, хоть это место нашли. Платят только отцу нашему и вон тому мужчине, что раскалывает орехи на половинки… Ну и сборщикам. А мы уже так тут помогаем отцу, потому что запарка у них. Надо и орехи подготавливать для сушки, и за огнем следить, и ворошить, чтоб просушивались лучше, и выковыривать из скорлупы, запаковывать в мешки. От тонны копры платят, а на тонну орехов надо тысяч семь-восемь. Без рук остаться можно.

Янг слушал пригожую Натачину мать и думал, что имя Према[18] очень подходит ей. Украдкой любовался и Натачей, сравнивал их лица и видел, что Натача как две капли воды похожа на мать. Он чувствовал, что после Раджа они самые близкие и дорогие для него люди. На вопросы отвечал медленно, старался говорить солидно, как взрослый. Даже похвастал, что теперь работает в дельфинарии и дрессировщик Судир не может без него обойтись. Натача искренне хохотала над фокусами Боби, она уже заочно полюбила этого хитренького дельфиненка.

– Иди уж, дочушка, отдохни немного, побегай с Янгом, – отпустила их Према.

Натача обрадовалась.

– Пить хочешь? – спросила у Янга: увидела, с каким трудом он сжимает губы, ворочает языком, жуя копру. И, не дожидаясь ответа, схватила в зубы свой нож, задрала голову: на какую пальму залезть? Ага, вот на эту, слегка наклонившуюся… И бросилась через кусты к пальмам. Вскоре Янг увидел ее поверх кустов – девочка карабкалась на пальму ловко, как обезьяна. Через несколько минут о землю застукали орехи. А потом и сама она явилась с кучей орехов на руках – запыхавшаяся, глаза горят.

– Колено вон… ободрала, – не нашел что сказать Янг.

– А-ат… – равнодушно отмахнулась она и побежала с орехами к рабочему с парангом в руках. – Срубите им маковки!

Тот срубил, а Натача раздала – Раджу, отцу… самому рубщику… А три вскрытых ореха принесла под кусты, протянула самый большой Янгу.

– Дочушка, ты так больше не делай. Не дай бог плантатор увидит… Распоряжаешься, как на своей плантации.

– Так что ж нам – изнывать от жажды? Да не обеднеет он из-за шести орехов! – отмахнулась Натача. Дождалась, пока Янг не высосал свой орех, схватила его за руку: – Побежали!

– Подожди, – остановил ее Янг. – Я погляжу, как у вас тут сделано… – И повернул под поветь.

Пока глядели, Натачина мать вырыла под кустом довольно большую ямку, принесла все выпитые орехи и присыпала землей и листьями. Так будет спокойней.

Янг увидел, что принцип сушилки такой же, как и у них на Биргусе. Только тут размах другой – не сравнишь… Не какая-то ямка с углями, перекрытая бамбуковыми палками, а длинная канава… На ее дне горит сухая скорлупа орехов, один жар, дыма почти нет, над канавою не помост из палок, а железная решетка из толстой проволоки. За один раз можно разложить чуть ли не тонну орехов.

– Ну, побежали, – повернулся Янг к девочке. – А куда?

– Куда глаза глядят!

Как это чудесно – бежать куда глаза глядят! И они побежали сначала вдоль кокосовой плантации, путаясь в зарослях травы и кустов. Где попадались синие цветы бугенвиллей или красные махровые гибискусы с длинными пестиками, похожими на ершики для мытья бутылок, Натача срывала их и втыкала в свои кудряшки. К концу прогулки голова ее напоминала удивительный чарующий букет. Немного поплутали в кустах, потом разобрались, где они, и повернули назад. Сердце Янгово трепетало от умиления и любви – такой красивой Натачу он никогда еще не видел.

Натачино светло-розовое платье на груди зашнуровывалось и завязывалось бантиком. Но пока лазили по кустам, он развязался, и кончик белого витого шнурка болтался при ходьбе.

– Давай я тебе завяжу… – сказал Янг и, не ожидая согласия, принялся завязывать. Бантик получился похожим на цветок из трех лепестков. Склонив голову набок, Янг полюбовался: он чувствовал себя счастливым, хотя еще не понимал, что с ним происходит.

– Нравится?

– Да, – улыбнулась Натача. – Научи и меня…

Янг научил ее завязывать бантик цветком.

В порыве откровенности он рассказал ей, как они с Абдуллой решили обследовать с аквалангом озеро на Горном, поискать на дне золотых самородков. Удивился, что Натача не только не загорелась этим, как когда-то Абдулла, а даже немного испугалась.

– Янг, это же очень опасно! А вдруг с аквалангом что-нибудь случится? С вами же Раджа не будет, не будете знать, что делать, утонете.

– Я один полезу, Абдулла будет наверху. И я уже знаю, как с аквалангом управляться.

– А вдруг те, что искали золото, нападут? Они ведь, наверно, вооружены! Они перестреляют вас!

– Я тебя не приглашаю, если боишься. А найдем самородки, то и с тобой поделимся.

– Нет, я пойду! – твердо заявила Натача. – Вы же там без меня ничего не сделаете. Либо попадете в беду, знаю вас. Я вам обеды буду варить.

– Ты думаешь, мы месяц там пробудем? День – не больше. Мы ведь работаем, а у мистера Крафта не очень-то вырвешься.

– Все равно без меня вам не обойтись. Что надо подготовить, взять с собою? Не станете же вы со своего Рая тащить?

– Нужно старое ведро и чтоб в его дне были пробиты гвоздем дырки. А еще лучше – цинковый тазик.

Натача спросила:

– А когда вы приедете? Я же тут все не найду, надо будет в Компонг наведаться. Я там и спрячу, в Компонге, что достану. Оттуда ближе будет нести.

– Не знаю, когда приедем. Буду стараться побыстрей.

Янг даже и представить не мог, что все произойдет очень скоро. Не мог представить и того, что случится в дельфинарии.