"Грот афалины" - читать интересную книгу автора (Мисько Павел Андреевич)

Глава третья

Грубая рука дернула Янга за плечо, потом жесткие пальцы стиснули ухо. Мальчик не совсем очнулся, но начал уже воспринимать звуки: по сходням топотали босые ноги, сходни прогибались и плюхали по воде, гудела, дрожала железная палуба, звенел от ударов борт катера. Он пышал жаром, обжигал, точно побывал в огне… Солнце немилосердно жгло в голову, в висках бухала кровь. Янг открыл глаза, но увидел над собой не отца, а широкое и потное лицо матроса с рыжими бакенбардами.

– Ну, очухался? Выметайся отсюда скорей… И отца забирай… Твой отец что… того? – матрос покрутил пальцами у виска.

Янг сел, ошеломленно потряс головой. Он с трудом понимал, где он, что с ним произошло. Они только вдвоем на палубе катера. Отец обеими руками вцепился в радиомачту, будто силился выдрать с корнем.

– Моя пальма… Моя пальма… – бормотал он, ласково улыбаясь. – Я заберу ее с собою, подождите… Она еще молодая. Она примется на новом месте… Пальмочка моя!

Два матроса растерянно поглядывали на это чудачество, а потом силой разжали его руки. И тогда отец пронзительно и дико закричал, будто его кололи в сердце, задрыгал ногами, хватался ими, как крюками, за тросы расчалки.

– Папочка! – кинулся к нему Янг. – Не надо! Успокойся, папочка! – пытался обнять, приласкать его мальчик, но отец безумно ворочал глазами, сына не узнавал и не слушал.

Матросы поволокли отца по трапу, босые ноги его стучали пятками по каждой прибитой поперечине, обдирались до крови. Скатился за ним и Янг… Матросы бросили отца на песок – и бегом на катер, подтянули за собой сходни. А тот рыжий, что оставался на катере, поднял забытый Янгом узел и, раскачав его, швырнул на берег. От рывка узел немного развязался, и некоторые вещи, не долетев до берега, упали в воду, их начал волочить туда-сюда, колыхать прибой. Янг не бросился спасать вещи. Он поворачивал в этот момент отца, вытирал песок с лица, кричал, как глухому. И не мог дозваться, отцовы глаза оставались бессмысленными, он тяжело дышал. Янг давился слезами в отчаянии: что делать?

– На… Положи ему на голову… Может, полегче станет… – услышал Янг голос отца Мансура. Тот держал какую-то одежину, подобранную в прибое, с нее стекала вода. Отдал – и пошел к группе сельчан под деревьями.

Янг немного протер ею лицо отцу, потом приложил ко лбу. Отец задышал ровней, закрыл глаза.

Янг огляделся по сторонам: катер отошел уже далековато, грохот мотора едва долетал сюда. Изгнанники с Биргуса сидели под пальмами понурые, согбенные горем. Никто не знал, что делать, куда податься… Никто их тут не встречал, никто не ждал. От ближнего деревянного причала шли рыбаки, они только что выгружали с баркасов и лодок сети и рыбу. Подходили и спорили, стоит ли подходить, надо ли помочь новичкам. «Это не мусульмане. Пусть этим пришельцам их Вишну помогает, а не мы…» – «Для нас самих нет работы, а теперь еще и эти…» – «Что вам – жалко какой-то рыбины?» – «На всех не наловишься, и так сети пустые».

Рыбацкие лодки с треугольными разноцветными парусами стояли и возле деревянного причала, и лежали уткнувшись носом в песчаный берег. Много их еще и подходило к берегу, весь простор широкого пролива между островами был испещрен ими, и эти лодки были похожи на жуков-водомерок, которые как-то ухитрились держать над собою по листочку-парусу. За ножки жуков легко можно было принять поперечины, которые торчали с лодок справа и слева или в одну сторону – с балансирами, бамбуковыми стволами. Янг заметил, что среди парусников стремительно режут воду большие моторные вельботы, направляются сюда – возможно, тоже с Биргуса.

Рыбаки, подойдя, постояли возле биргусовцев – сдержанные, с каменными лицами. Говорили скупо, холодно: «Вам бы на Главный проситься. Там города есть, заводы. Там работу легче найти…» – «Куда вы тут денетесь? Тут и земли свободной нет…» – «Их же силой вывезли… Разве не видите? Нет за ними вины», – слышался единственный сочувственный голос. Рыбаки повернулись, ушли. Только один положил у ног старой женщины толстого, почти круглого, тунца, килограмма на два. Ушли опять к лодкам, где все еще суетились женщины и дети, собаки и птицы.

С разгона врезались в песок вельботы, с которых тоже начали сгонять биргусовцев, сбрасывать их нищенские пожитки. Янг увидел наконец Туна и Натачу. Приехали! Тун нес набитый чем-то мешок, а Натача – младшую сестричку и черный лакированный жбан-урну с прахом предков. Такая посудина должна быть и в Янговом узле. Все хинду из их деревни не хоронили умерших в могилах, а сжигали, этим занимался бомо на своем мысе, возле воды. Янг выловил из воды узел – не выпал ли жбан-урна? Это было бы ужасно – потерять семейную святыню. Тогда у человека вообще обрываются все корни, которые соединяли его с жизнью предков, с той землей, что вскормила их самих.

Есть урна, слава всемогущему Вишну!

– Ну, куда вы надумали? – Натача отдала матери сестричку, подошла к Янгу, опустилась на песок, подогнув колени. – Мой отец говорит, что надо всем вместе идти к правителю острова. Так ему сказал тот чиновник на Биргусе. И чем скорее, тем лучше, так как сегодня и из других селений привезут людей.

– Не знаю… Ничего не знаю… Отец… – кивком Янг показал на отца, и крупные слезы покатились из его глаз. А так не хотелось показывать свою слабость перед этой девчушкой! Сдавленные рыдания распирали его грудь, спазмы перехватывали горло. И Натача, совсем как мать, погладила его по голове, хотела даже и нос вытереть, но Янг не дался. Много себе позволяет! Пусть идет своим сестрам вытирает. Чернопузые все, курчавые – негриты, в мать пошли. А отец их, Амат, – хинду, как все биргусовцы.

– Бери отца под другую руку, пойдем, – в голосе Натачи было больше решимости, чем у Янга и даже взрослых односельчан.

– Подожди… – Янг быстренько закрепил на спине узел. – Папа, вставай! Папа, пошли! – затормошил он отца.

– Дядечка Ханг, ну, дядечка Ханг! – Натача и Янгова отца ласково гладила по голове, по щекам. И тот послушался, встал на дрожащие ноги.

– Может, ты моя дочушка? Только я не помню, когда ты родилась, когда выросла… Янг, ты видишь, какая у тебя сестра? – отец начал радостно озираться. – А где же мать? Пусть бы и она полюбовалась. Янг, позови мать!

– Она скоро придет! Она придет… – Янг отвернулся, до крови закусил губу, чтоб снова не расплакаться.

Все, кто сидел под деревьями, повставали, уже было за кем идти. Натачин отец взял на руки старшую девочку, созвал людей.

– Скорее к правителю острова! Он поможет, спасет нас! – с надеждой загомонили биргусовцы.

Долго пришлось блуждать по раскаленным от зноя улицам Компонга, пока добрались до резиденции правителя. Не у кого было хорошенько расспросить о дороге. Все магазины и магазинчики, кофейни и лоточки были закрыты – жара! Дремали в тени пальм на своих трехколесных колясках велорикши-беча. Все живое попряталось от солнца в тень, ждало спада жары и влажной духоты. Только вечером снова начнет оживать город. Пришлось и беженцам забиться под кусты и деревья в небольшом скверике перед домом правителя и ждать вечера, так как на их стук вышел хмурый охранник с карабином и сказал, чтоб не барабанили напрасно, иначе он применит оружие. До шести часов вечера определенно никого не будет. А будет ли в шесть и позже – тоже неизвестно. «Ждите!»

Охранник сказал правду: не дождались правителя острова и после шести часов. Люди, проходившие мимо их лагеря, объясняли, что обычно по вечерам правитель ездит на Рай повеселиться: там ведь тьма-тьмущая всяких баров и ресторанов, разных веселых заведений.

Впустую прошел и следующий день. Часть беженцев рассеялась – плюнули на все, начали искать свою судьбу сами. Пошла куда глаза глядят и семья Мансура, затерялась в Компонге. Но вместо тех, что не выдержали, явились новые несчастные, из других деревень Биргуса. Янг не мог отойти даже попрошайничать, боялся оставить отца одного, чтобы не наделал беды: старик совсем стал беспомощным, хуже ребенка, ничего не понимал.

Кормились тем, что приносила Натача с базара. Чек, который дал чиновник по указке Ли Суня, Натачин отец обменял в городе на деньги. Отдал их Янгу и попросил тратить экономно, ведь еще неизвестно, где придется приклонить голову. Да и надо будет показать отца врачу. А кто захочет смотреть больного без денег?

Дождались правителя только на третий день. Он принял делегацию старейших мужчин. Янгу никто не рассказал толком о том, что говорилось у правителя. Но мальчик сам многое понял: люди, не таясь от детей, спорили, куда лучше податься на поселение – в горы или на северное побережье Горного, в джунгли. Горы всех пугали. Может, лучше отправиться в джунгли, расчистить место поближе к воде, к океану?

На следующий день собираться в дорогу начали на рассвете. Чиновник-мусульманин, по виду малаец, переписал всех, кто еще оставался возле дома правителя, и сел на ишака: «За мной!» Никакого инструмента или вещей проводник-землемер с собою не вез. Но так и не слез с осла всю дорогу, не подвез даже малого ребенка.

Сразу за городом слева и справа пошли кокосовые и чайные плантации, изредка попадались деревеньки с хижинами на сваях и крепкие дома фермеров и плантаторов с поблескивающими табличками на воротах – «Private». Потом дорога пошла под уклон, стала грязной. Сырые мрачные джунгли сдавили ее со всех сторон, и скоро она превратилась в стежку. Как не похож был этот лес на их, биргусовский. Не узнать, какие деревья растут, все закрыты чужой листвой, увиты лианами и ротанговыми пальмами – будто чудовищными жгутами-змеями. Да и сами деревья, приглушенные ползучими растениями, выглядели страшилищами, искалеченными в неравной борьбе. Отовсюду свисали гибкие гирлянды, сплетались в непролазную чащобу. Ротанги неизвестно где начинались, может быть за десятки или сотни метров впереди, сбоку или сзади, но обязательно доползали еще и сюда, будто намеренно преграждали людям путь. Приторный, какой-то жирный запах цветов лиан и орхидей, гниение гумуса кружил голову, вызывал удушье. Роями звенели москиты, с веток падали на головы, за воротник отвратительные серо-зеленые пиявки, мигом присасывались к телу. Люди все время сгребали с себя пиявок, отмахивались от москитов. Искусанные лица, руки и ноги, открытые части тела пораспухали и нестерпимо зудели, беспрестанно кровянили укусы пиявок. Совсем пропала стежка в десяти километрах от Компонга.

Проводник остановил ишака.

– Пройдите еще около километра – и будет ручей, пресная вода. Вправо – берег океана, до него тоже километр. Весь этот угол – ваш. Тут земли султаната, государственные. Корчуйте, расчищайте, селитесь. Кто сколько сможет окультурить земли – вся и будет его. Первые три года никакого налога в казну платить не будете… – и, ударяя ишака палкой, бегом погнал его назад. Трясся и хватался то одной, то другой рукою за шею, сдирая пиявок.

Если по пути сюда и роптали на судьбу, плач женщин и детей был еще слабым, люди на что-то надеялись, то теперь слышались сплошные женские причитания! На погибель их сюда привели! Разве можно жить в этих гнилых дебрях? А как уютно было на их Биргусе! Какой там воздух, какой белый песочек на берегу! Как хорошо пальмы росли! Какой урожай давали – по три раза в году!

– Ма-ама, пиявки!!! А-а-а-а!.. – не стихали детские вопли.

– Тихо! Мы еще не видели ни ручья, ни берега моря! – старался всех перекричать Амат, Натачин отец. – Надо потерпеть еще час-другой. Я схожу разведаю, как и что, а вы раскладывайте костер, дыму побольше делайте… Чтоб москитов разогнать! – Он вынул из мешка топор. – Кто хочет со мною?..

Согласились многие, но Амат выбрал Амару, у него был на поясе крис, как и у Раджа. Янг такими глазами глядел на Амару, на Натачу, что девочка начала просить отца:

– И Янга возьми! Он хорошо по деревьям лазит… Он… плавает лучше всех нас! – и зашептала громко, повернувшись к Янгу. – И сам просись, язык проглотил? Я пригляжу за твоим отцом, не беспокойся.

Женщины и все, кто оставался на месте, начали вырывать и вытаптывать траву, обламывать ветки, висевшие над головой, чтоб не так нападали пиявки. Другие собирали хворост, валежник для костра.

Птицы, притихшие было от людских голосов, снова начали перекликаться в кронах деревьев. Одна хохотала, будто издевалась над обманутыми людьми, которых бросили в джунгли на съедение пиявкам и москитам.

Первым пробирался вперед дядя Амат, ловко махал топором, расчищая путь. Тут и там оставлял зарубки на деревьях, чтоб легче было найти дорогу назад. Лианы были и с круглыми стеблями, и с гранеными, грани порой были острые, с шипами и колючками-крючками. Петли из стеблей не всегда поддавались топору с первого удара, пружинили и качались, приходилось подлезать под них, отклонять с дороги. Из некоторых перерубленных стеблей струился то белый сок, то вода, из других выползали белые муравьи или термиты. А один раз на нос Янгу упал комок синеватой икры древесной лягушки.

К ручью вышли незаметно, так как он не журчал, не булькал. Просто вдруг увидели, что лужи слились в одну и, казалось, стали чище. Но течения почти нельзя было заметить, муть и гниль, поднятые ногами, так и оставались возле их следов. С удовольствием пополоскали в ручье руки, смыли с лица и груди липкий пот и паутину и принялись расчищать путь дальше. Все больше и гуще попадались какие-то водяные растения с круглыми листьями. Бушевали папоротники, похожие на пальмы, и пальмы нипа с длинной, точно изрезанной листвой.

Потом все-таки узнали, куда течет ручей, и теперь щупали палками землю, чтоб не попасть на глубокое или в какую-либо топь. Начались мангровые заросли, они становились гуще и гуще, пока у самого моря не стали сплошными. Порой под водой нога натыкалась на острые пики ростков – это попадали с деревьев-кустов с готовыми корешками и стебельками, жадно принялись расти семенные зародыши. У Янга уже не хватало силы вытягивать из грязи и ила ноги, он спотыкался на каждом шагу, хромал, но передышки не просил.

Чтоб окончательно не упасть в грязь, Янг ухватился за стебли, навалившись грудью, повис на кусте. Все! Больше ни капельки нет силы… Пусть они идут куда хотят, а он и с места не стронется. И голоса не станет подавать им, чтоб не тревожить, не срывать их поход… И вдруг Янг заметил на стеблях белые солевые отметины и невольно примерил на себе: ого, доходят до шеи! А если ноги больше увязнут, так и до глаз… Это же океанский прилив оставил метки! Неужели Амат и Амара не видят их, не понимают, что может случиться, если вода начнет прибывать?!

– Ге-э-эй!.. – закричал хрипло. – Стойте!

«А-я-яй, уже и вода назад повернула, вспухает, растет…»

Янг побежал, бултыхаясь, спотыкаясь, падая. С корней градом сыпались в воду мангровые крабы и рыбы-прыгуны. Когда уж океан покажется, когда кончатся эти проклятые мангры?

– Ну, чего вопишь? – Амат присел на выгнутый, как петля на качелях, корень. – Лицо и шея в крови от раздавленных комаров. Его уже тоже не держали ноги.

– Прилив!.. Глядите!.. – показал Янг на белые отметины на стеблях и под ноги, на течение. Споткнулся и плюхнулся животом в грязь, ободрав бок.

Натачин отец покосил глазом на полосы, белевшие на стеблях, и начал ругаться:

– Сволочи! Злые духи, а не люди! Разве можно жить в таком месте?! Да тут же нигде ни одного бугра нет! Где тут с лодкой приткнешься? Где хату строить?!

– Там тоже грязь и ил, нет сухого берега, – вернулся к ним Амара, махнув рукой в сторону моря. Парень успел пройти вперед метров тридцать.

– Нарочно на погибель нас сюда послали… Никому мы не нужны! О, Вишну, о, всемогущий! Видишь ли ты, как издеваются над твоими детьми?! – поднимал вверх костлявые руки Амат, а по щекам текли капли пота и слез.

– Так нам, дуракам, и надо, – плюнул Амара. – Не надо было поддаваться янки, не надо было покидать Биргус! Эти американцы готовы весь мир проглотить, только уступи им.

Янг услышал то же самое, что говорил брат Радж. Значит, Амара и Радж – заодно?! О, если б все биргусовцы были такими, как Радж и Амара!

– А что мы могли сделать голыми руками! У них и право, и сила, и оружие… – с горечью вздыхал Натачин отец.

– Что? Много чего… Жаль, что Раджа нет с нами… Султан не меньший наш враг, чем эти янки!

Амат испуганно огляделся, он забыл, что находится не на улицах Компонга, а в безлюдных зарослях. Потом бросил настороженный взгляд на Янга – а может, и от него надо скрываться? Может, он проболтается о таком разговоре? И сказал:

– Не будь глупой черепахой, не лезь напролом. Та, когда упрется в дерево, все тужится, лезет, пока не сдохнет.

– Он свой парень, – положил Амара руку на Янгово плечо. – У него у самого большой счет и к янки, и к султану.

Янг увлекся рыбками-прыгунами, они уже осмелели и опять начали карабкаться из воды, сильно сжимая плавниками стебли и корни, будто присасываясь к ним. Но стоило резко взмахнуть рукою, как рыбки прыгали в воду, мгновенно находили под водой опору, выставляли на поверхность любопытные лупастые глазки: «Кто это пугает?»

Янгу удалось схватить двух рыбок.

Там, где должен быть океан, что-то протяжно и тяжело плюхнуло, словно обвалился подмытый берег. Все насторожились, прислушались.

– Пошли скорей, вода прибывает! – встал Амат.

– А крокодилы тут водятся? – спросил Янг, напуганный тяжелым плюханьем воды сзади.

– Не должно быть: и остров не очень большой, и речка маленькая, – вместо него ответил Амара. – Иди посередине, коли так боишься, – и пропустил Янга вперед, поставил вторым.

То ли прилив подгонял, то ли воображаемый крокодил – возвращались быстрее. Хотелось быть как можно дальше от гиблого места.

Возле костра нашли меньше десятка человек, и то сидели только семьи Амата, Амары и отец Янга. Сидели, окутанные дымом и завернувшись кто во что мог.

Янг испек на углях принесенных прыгунов, одну рыбку дал отцу, другую съел сам. Это была единственная еда, какой сегодня они подкрепились. Но разве это еда? Еще хуже есть захотелось, разбереженный живот ныл и бурчал.

И хотя стояла самая сильная жара, а лес наполнился удушливыми запахами и туманными испарениями, двинулись назад. Дальше, как можно дальше отсюда! Казалось, если они еще хоть немного помедлят, то вместе с этими испарениями надвинется на них какой-то мор, и не будет от него никакого спасения. Отец Янга слабел и не то скулил, не то плакал, как маленький. Янг утешал его, голубил, уговаривал потерпеть еще немного. Остановились отдохнуть только через какой-то час. И то, может, еще ползли бы, если бы не обнаружили, что те, кто сбежал раньше, не дождавшись разведки, тоже лежат вповалку в тени деревьев и спят как убитые. Тут было уже сухо, и лес выглядел не таким сумрачным и диким. Попадали почти без сознания и они.

Часа через два, когда люди начали просыпаться и понемногу шевелиться, Натачин отец начал размышлять вслух, стоит ли завтра подниматься в горы, смотреть, какие там места. И до самого Компонга говорили об этом. Женщины неистово набрасывались на него, им надо было на ком-то сорвать злость. А разве Амат виноват во всем? Докричались до того, что никуда они из Компонга не уйдут. Если мужчинам хочется, пусть бродяжничают. Но пусть не забывают и о семьях, о том, что надо кормить детей.

На окраине города сделали еще один привал.

Откуда-то появился пьяный Пуол, насмехался и издевался над своими земляками. Как ни привязывался к людям, никто не хотел с ним говорить. Наконец Амара надавал ему пинков, турнул прочь.

– Т-ты меня еще п-попомнишь! Кровью тебе отрыгнется! – пьяно грозился он и, выпятив подбородок, покрутил головой, будто хотел вывинтить ее из воротника.

Кто-то посоветовал: если строить хибару, то легче всего это сделать на окраинах Компонга. Там скорее можно и готовый угол снять. На свалках и в мусорных ямах можно набрать картонных коробок, фанерных ящиков, кусков жести на стены, наготовить из целлофановых мешков кусков пленки на крышу. Постепенно ввязались в разговор все мужчины, только отец Янга молча качался из стороны в сторону, радостно улыбался, потом начал что-то плести из ветвей и пальмовых листьев, надевал эти нескладные плетенки-шляпы на голову и улыбался еще радостнее. Сделал человек крышу над головой!

– Он уже не слышит нас… Он с Вишну разговаривает… Он божий человек, разве вы не видите?! – зашептали женщины, бросая на Ханга загадочные взгляды. Потом зашептались так, что Янг ничего не мог разобрать. Женщины и мужчин позвали. Первыми – деда Амоса и Ганеша. У всех был заговорщицкий вид.

Все более тайным и глухим казался шепот. Но веки Янга, как на грех, тяжелели и тяжелели – хоть распорки вставляй. И он не заметил, как снова уснул.

Проснулся от того, что Натача осторожно зажимала ему нос, дергала за ухо.

– Соня, вставай… Проспишь все на свете!

Сельчане были уже на ногах, пристраивали за спиной узлы, детей. На Янга и особенно на его отца поглядывали с уважением, с блеском надежды в глазах. Такой блеск Янг не раз видел, когда сельчане молились Вишну, разговаривали с самим Вишну… Янгов узел тоже кто-то взвалил на плечи. – «Ничего, ничего, вы отдыхайте». Отца чем-то угостили, он жевал, слизывая с ладони крошки, и был очень доволен жизнью. Янг ничего не понимал: что могло измениться? Почему вдруг такое внимание и забота? Все эти дни каждый был занят собою, думал в первую очередь о себе и своей семье, только одна Натача, спасибо ей, помогала. Так что же случилось? Что проспал он, Янг, – очень важное и для него, и для отца? Попытался расспросить у Натачи, но она отмалчивалась или загадочно озиралась по сторонам и поджимала губы. Может, ей запретили до времени говорить об этом?

Опекать отца Янга начал дед Амос, худой, как высохшая цикада. Помощником у него был дядя Амат.

Когда наконец кое-как расселились в хибарах на окраинах (за деньги бедняки готовы были столковаться, дать уголок и беженцам), для Ханга дед Амос снял хлевушок без окон. А Янга к отцу не пустили, как ни просил, как ни уговаривал деда. На двери хлевушка повесили замок и отгоняли Янга, чтоб он чего-нибудь не передал отцу. Раз в день дядя Амат приносил Хангу воды и больше ничего не давал. Отец вначале стонал и выл – как-то страшно, по-звериному, просил дать поесть и плакал. На третий день уже только стонал и не вставал с кучи листвы, которую наносили в хлевушок. Янг подглядывал за ним в щели, и сердце его обливалось кровью. Один раз подкрался, хотел подсунуть под дверь пару бананов, купленных на базаре. Откуда-то вынырнул дед Амос, испуганно оттолкнул Янга от дверей, вернулся и сел под стеной сторожить.

– За что вы его посадили в тюрьму? Почему издеваетесь?! Что он вам сделал плохого? Его лечить надо, доктору показать! А вы… а вы… – Янга душили слезы.

– Он должен все эти дни поститься, усердно поститься, – сказал дед Амос и почесал сухую грудь. – Ты не истратил тех денег, что на чеки выдали?

– Еще немного есть…

– Береги. Скоро очень понадобятся.

Так ни на один вопрос и не ответил.

Янг и без того берег деньги. За все дни потратил только два доллара и тридцать пять центов. Янг помнил, что деньги нужны будут, чтоб показать отца врачу. Только когда это случится? Зачем посадили под стражу больного отца? Если б жили на Биргусе и если бы жив был бомо, то все лечение могло бы обойтись значительно дешевле: отнесли бы колдуну двух курочек, и он выгнал бы из отца злого духа. Ведь отец стал не святым человеком, не божьим, а наоборот – в него вселился злой дух и мутит разум. Интересно, есть ли в Компонге бомо? Может ли врач заменить его?

И что сельчане надумали сделать с отцом, зачем заставляют его голодать? Янг решил никуда далеко не отходить от хлевушка, ночевал в чужом курятнике-будке. Хорошо, что куры по ночам не сидели в нем, каждый вечер взлетали, кудахтая, на панданус. А будка удобная, так уютно в ней, – если б еще на пядь подлинней, можно было бы и ноги вытянуть. И курами почти не пахнет, весь низ Янг застлал сухой листвой, на стены прикрепил цветные снимки моря, зеленых островов и розовых дворцов – вырвал из какого-то журнала, найденного на свалке.

Сама того не желая, тайну выдала Натача. Как-то в сумерки прибежала во двор, опустилась на колени возле будки. В руке за спиной что-то держала.

– Ты уже спишь? Ой, как тут у тебя красиво! Вот кабы и мне такой домик! – щебетала она. – Зачем люди делают большие дома? Лишь бы можно было влезть в него, от дождя спрятаться, и все. А не захотел жить на этом месте, встал, перебежал с домиком на спине в другое место. Так и путешествовать можно – с хаткою на спине!

– Ночью хорошо. А попробуй днем залезть – изжаришься.

– Не удивительно! – Натача постучала пальцами по железной односкатной крыше, сделанной из расплющенных бидонов. – Солнце как напечет. Слушай, тебя тоже берут на Главный остров.

– Куда-а-а? Кто бере-ет?!

В голосе Янга было такое удивление, что Натача испуганно зажала пальцами рот.

– Ой, а ведь я думала, что ты все знаешь! – она засуетилась, хотела встать, убежать, но Янг высунулся и ловко схватил ее за руку.

– А ну – лезь сюда! И рассказывай… Все, что знаешь!

Повизгивая и ахая от любопытства, Натача залезла в будку.

– Ты знаешь, что скоро наш храмовой праздник?

– Ну… – ответил Янг. Он действительно что-то слышал об этом. Каждый год бывает.

– Отца твоего повезут на Главный. Он кавади понесет с жертвами Вишну. Он теперь самый близкий к богу человек, и его Вишну послушается. Вишну должен всем нам помочь, всем биргусовцам!

– А если из соседней деревни большую жертву Вишну отнесут? Так бог их послушается, им поможет, а не нам? – наивно спросил Янг.

– Нет, Вишну и нам поможет, он добрый и всемогущий! – горячо зашептала Натача. И так близенько от Янгова лица, что он чувствовал ее жаркое дыхание, а кудрявые пушистые Натачины косички нет-нет да и щекотали ему нос. – Раздевайся! – вдруг сказала Натача, хотя Янг и так был в одних трусиках. И разжала кулак, показала, что принесла. В твердом, как картон, листе фикуса с заломанными уголками лежала какая-то серовато-желтая смола. – Дед Амос мазь сделал. Давай я помажу тебе, где покусано. Скорей заживет.

– Отцу надо было бы помазать. У него все тело в язвах.

– Нельзя твоего отца лечить, дед сказал. Чем больше мук он примет, тем больше очистится его душа, станет ближе к богу. Ложись! – велела Натача и даже толкнула Янга в спину.

Янг разлегся из угла в угол спиной вверх – как раз хватило места вытянуться. Натача, подышав на мазь, еще больше разогрела ее, начала макать в нее палец и водить им по шее, по спине, по рукам Янга – легонько, мягко, подувая на болячки.

«Вот если бы послушался Вишну! – думал в это время мальчик. – Если послушается, то стоит ради этого и пострадать. Зато всем сельчанам будет облегчение, начнет везти с работой, найдут, где и на какие средства свои хижины строить. А может, и на отца обратит Вишну внимание? Все-таки кавади понесет. Боже, сделай так, чтоб стал он нормальным человеком, чтоб его разум прояснился!»

– А ты свои мазала? Давай я тебе… – шевельнулся Янг.

– Мазала! Лежи спокойно… Вот, видишь, на руках болячки подсыхать начали… Тут немножко мази осталось, спрячь, в другой раз смажешь. Ну, я побежала! А то еще увидят нас вместе! – Натача вскочила на ноги – бух головой о крышу! Чуть не свернула ее набок.

Почти всю ночь лил дождь. Гремел, не утихая, гром, сверкали ослепительные молнии. По двору неслись потоки воды, унося мусор и нечистоты. Янг сидел по щиколотки в воде – будку подтопило – и, пугаясь и молясь, слушал грозу, слушал, как стонет, скулит, жалуясь кому-то, отец.

Заснул, должно быть, на рассвете, забившись в угол, и только намучился, а не выспался. Потом перебрался к хлевушку, в котором был заперт отец. Янг успел снова уснуть под дверью хлевушка, но его разбудил Амара.

– Здравствуй, властитель земли и неба! – странно поздоровался он.

– Бессмертный[2], ты?.. Нашел властителя!

– А что? Вся земля под тобою, небо – над тобою. Кто все это сможет у нас отнять? Никто. Пока будем живы – никто.

– Земли подо мной на шаг – да и та чужая. Остров отняли, дом развалили… Ни мамы, ни отца… – Душевная боль исказила лицо Янга, еще минута – и расплакался бы.

– День, начатый со слезами, не приносит удачи, как говорит дед Амос. На вот, подкрепись. И пойдем, – Амара протянул ему два вареных плода пандануса. На плече у Амары висела белая пластмассовая сумка, видать не пустая, потому что низ ее оттянулся, что-то тяжело распирало сумку в стороны.

– Куда… пойдем? – почему-то немного испугался Янг. Вытер глаза, начал выгрызать, высасывать мучнистую мякоть из твердых волокон-жил, которые пронизывали плоды.

– Мы должны взять на себя то, от чего отказались взрослые. Если старшие отступают, вперед должны выходить мы.

– Солнце еще низко, а тебе уже напекло голову.

– Не бойся, я не заговариваюсь. Нам надо оглядеть горы. А может, и правда найдем там вольную землю? Все, что выявим, увидим – расскажем людям.

– Выявишь, разевай рот… Как на болоте, в манграх… У тебя из еды ничего больше нет? Может, отцу подсунем, пока деда Амоса нет? – Янг посмотрел на Амарову сумку.

Интересно, как он относится к лишению свободы отца? Амара же более образован, умеет читать и писать, он не такой темный, как дед Амос. С Раджем дружит, а Радж чего только не повидал, чего только не знает. Каждый день со всякими буржуями встречается, со всего света съезжаются буржуи на Рай. А Радж с ними и по-французски, и по-английски, и по-всякому.

– Вообще… я немного припас… – похлопал Амара по сумке, смущенно покашляв. – Да вдруг мы навредим? Покормим изголодавшегося – сразу умереть может.

Янг молча слизывал слезы с губ, вытирал щеки. Поглядел на двери хлевушка, будто прощался с отцом навсегда.

– Я готов…

Пошли не в ту сторону, где кончались хибарки бедняков и начиналась свалка, а значительно левей, на юго-запад, вверх по склону. Тут были привилегированные кварталы, белоснежные коттеджи среди плантаций бананов, ананасов, кокосовых и ореховых пальм. То там, то сям на проволочных оградах, на заборах, на воротах висели вывески «Private».

– И тут прайвит, прайвит… – читал эти вывески Амара и сжимал зубы. – И тут не суйся, давно уже все стало частной собственностью.

Наконец пригород кончился. Крутизна склона резко возросла. Земля была уже скалистая, изрезана ямами и рвами, заросшими лесом. Некоторые деревья – пахутакавы – были похожи на гигантских сороконожек с уродливо длинными лапами, стволы их почти лежали, разостлав кроны на камнях. Изредка встречались на террасах узенькие клочки полей, были и брошенные участки, заросшие колючим кустарником и бурьяном. Першило в горле от дыма – тут и там вырубали и выжигали лес, пытались расчистить хоть небольшой участок и потом наносить туда земли. Мужчины, занимавшиеся этим, лазали по крутизне, как обезьяны, были почти голые, с небольшими повязками на бедрах. Темные тела блестели от копоти, грязи и пота. Валежник горел плохо, больше дымил, был еще сырой от ночного дождя. Амара старался заговорить то с одним, то с другим из работавших тут.

– А что – те брошенные участки на террасах уже ничьи?

– Можешь считать – ничьи. Там что-нибудь сможет расти только лет через пять. А то и никогда, поливай не поливай.

В голосе мужчины чувствовались усталость и отчаяние, и Амара с Янгом поняли: люди ничего хорошего от своей работы не ждут.

Все чаще попадались на пути огромные наплывы черно-бурой лавы – ноздреватые, замшелые. Будто некий великан, а может сам бог Вишну, замесил где-то там, наверху, тесто, а оно так бурно поднялось, вспухло, что расползлось во все стороны.

Карабкались, подавали друг другу руки или куски лиан и наконец оказались как бы на плоскогорье. Огляделись по сторонам – и сквозь чащу зелени увидели внизу воду. Не равнина тут была, а впадина с озером. А настоящая гора торчала еще дальше за озером. Самая маковка ее была не зеленой, а буро-синей, затянутой пеленой тумана или дыма. В одном месте среди зарослей белел, пенился водопадик. Но до него, видимо, было далеко, так как шум воды сюда не долетал.

– На ту гору не полезем, мы же не сумасшедшие… – каким-то равнодушным голосом сказал Амара. Чувствовалось, что он потерял уже всякую надежду что-либо отыскать здесь.

– Так давай хоть озеро обойдем, спустимся к воде, – предложил Янг.

– Кальдера называется… На месте этого озера было когда-то жерло вулкана, – сказал Амара. – Удивительно, правда? Не на самой макушке, а сбоку.

– Не выдумывай, – не поверил Янг. – Я на картинке видел вулкан, там из вершины горы поднимается дым, огонь и камни летят.

– Был, говорю, вулкан, да потух. А теперь в кратере вода и лес.

– А может быть извержение снова?

– Может. А когда – никто не знает… Спустимся ниже.

Янг лез за Амарой, стараясь повторять все его движения, хотя порой трудно было дотянуться до тех веток и тех выступов, какими тот пользовался.

– Вода!.. Холодная… И чистая, а казалось сначала, что черная.

Парни повисли, одной рукой держась за ветви, а другой зачерпывая воду, и пили, смаковали, никак не могли напиться. Вода вкусная, только немного чем-то припахивает, будто бы испорченным яйцом. Янг успел проголодаться за это время, и теперь в самый раз было бы снова подкрепиться. Но Амара даже не заикнулся про еду.

– Пошли, пошли дальше…

Легко Амаре подгонять: «Пошли…» Если бы Янг был такого роста и таким сильным, и он бы так ловко прыгал, карабкался, лез, продирался вперед, зависал на руках, раскачивался, чтобы сигануть с выступа на выступ.

Потом метров сто шли берегом озера, вдоль самой воды вела узкая отмель из серо-бурого гравия, гальки, кусочков вулканического синеватого пепла, окаменевшего от давности, а над головой нависали каменистые глыбы. Слышался уже шум воды, но это был не тот водопадик, который виднелся издалека среди скал и зелени. И ручей был меньше, и вода тут скакала с камня на камень, как по ступенькам. Возле устья и берега ручья и берег озера, даже отмель были разрыты, перекопаны. Кучи песка, гравия были примяты, истоптаны человеческими ногами, следы были и от босых ног, и от грубых ботинок и сапог.

– Кто-то рылся тут, как свинья, – будто про себя сказал Амара. Что-то ему не понравилось, что-то тревожило. Он огляделся, но что-нибудь увидеть дальше по берегу и вокруг было невозможно из-за скал, деревьев и кустов. – Что он тут искал? – Амара присел, поводил рукой по песку, покопался в нем.

Янг тоже пощупал, потер песок, вглядываясь в крупинки и камешки.

– Может, какие-нибудь самоцветы драгоценные, – сказал он.

– Давай немного поднимемся в гору. – Амара почти на корточках начал карабкаться по воде, по камням, Янг – за ним, и скоро они вымокли с ног до головы. Когда таким путем поднялись на плоскогорье, то увидели, что ручей тут более спокойный и широкий. Всюду на берегу песок насыпан бугорками, даже в воде, видно было, камни сдвинуты со своего места. Прошли еще немного туда, где ручей разделялся скалой на два рукава. Перешли через первый ручей, обогнули скалу, поплелись вниз по левому берегу более широкого протока, который все больше забирал вправо. Следы неизвестных искателей или исследователей замечались и тут: то в воде на мелком, то на самом берегу серели кучки гравия и песка, камешков, будто кто-то разделил зачерпнутую со дна мелочь по величине. Следы и тут были двоякие – от грубого сапога или ботинка и от босых ног. Значит, искатель был не один?

Из-за небольшого поворота ударил в уши шум водопада. Перед самым водопадом течение ручья было бурное и стремительное. Амара и Янг не решались заходить в воду, чтоб не сбила с ног и не покатила по камням вниз. Пошли и дальше по левому берегу. Скалы тут почти вдавались в озеро, а водопад остался сзади и немного справа. На самом обрыве присели, очарованные красотой пейзажа.

Отсюда можно было оглядеть добрую половину озера. Там, где его освещало солнце, вода казалась светло-голубой, немного даже зеленоватой, а где была тень – темно-зеленой и фиолетовой. Дальнюю часть озера скрывал похожий на сдвоенную пышную лепешку заросший кустами островок. Внизу, под ногами ребят, раскинулась бухточка, почти вся лежащая в тени. Бухту окаймлял низкий, густо засыпанный камнями берег. Бело-сизые космы водопада (оттуда на ребят сеялись брызги холодной мжички) обрушивались на эту естественную мостовую, терялись среди камней, оставляя на их боках и лысинах комья белоснежной пены. И всюду вдоль бухты, где можно было зачерпнуть из ручья или на берегу песок или гравий, были насыпаны холмы или холмики, многие камни были сдвинуты с места.

Янг хотел уже искать спуск вниз и первым скатиться на берег бухточки, как вдруг Амара схватил его за плечо: «Прячься!»

Почти из-за такого же выступа скалы справа от бухточки плыл под поверхностью воды человек в черном гидрокостюме с желтой полоской на боку. Руками не работал, руки были чем-то заняты, перебирал только ногами в ластах. Вот над водою показалась половина блестевшего черного шара – головы пловца, высунулась трубка. Из трубки хлестнул фонтанчик воды… Пловец повернул к берегу, голову поднял из воды больше, но лица нельзя было разглядеть – оно было закрыто стеклом маски. Вот пловец уже достал ногами дно, поднялся, тяжелый свой груз взял в одну руку, изогнувшись в другую сторону, чтоб уравновесить тяжесть. Держал под рукою словно бы обрезок какого-то бака с зачерпнутым на дне озера песком. Должно быть, в дне металлического бака были сделаны дырочки, ибо снизу многочисленными струйками текла вода. Неизвестный сорвал маску и трубку, положил на свое металлическое решето, взялся за него обеими руками, прижимая к животу.

– Пит! – озабоченно прокричал он, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону. – Пит!

Тот, кого звали, не откликался, его нигде не было видно.

– А что! Я так и думал: не один человек тут рылся, – зашептал Амара. – И не один день.

Незнакомец вышел на берег, поставил свое решето, содрал с ног ласты и утомленно присел на камень.

– Что будем делать? Может, спустимся и спросим, что они ищут? – предложил Янг.

– Тс-с-с… Гляди! – показал Амара влево.

Из-под навеса скал, уже с их стороны, выплыл на небольшой резиновой лодке, подгребая короткой и широкой лопаточкой, еще один незнакомец. Он был в полосатых, как американский флаг, трусах и пляжной белой шапочке с прозрачно-синим длинным козырьком. Может быть, он плыл от того ручья, где только что щупали руками песок и они сами? Как же они не заметили этого лодочника, а он – их?

Лодка надвинулась днищем на берег. Лодочник вынес бордовое пластмассовое ведро с песком и мелкое, но длинное пластмассовое корытце с выломанным с узкой стороны бортом. Поставили корытце чуть-чуть наклонно, насыпали на него песок и стали поливать водою. Топтались на корточках, щупали и, наверное, ничего хорошего не вымыли, не нашли, потому что тот, в шапочке, вдруг со злостью швырнул ведро. А другой, в гидрокостюме, что-то сказал, и они заспорили, показывая в разные стороны руками и даже на остров.

– О чем они? – прошептал Янг.

– А ты разве не понимаешь по-английски?

– Плохо. Матрос Дуку немного подучил, но…

– И я – плохо. Что-то о золоте говорят.

– Ама-а-ара?! – выдохнул взволнованно Янг. – Они ищут золото? А что, если и нам попробовать? Вдруг да повезет!

– Не надейся. Никогда никто ни тут, ни на Биргусе не говорил, что на Горном есть золото. Если б кто-нибудь нашел его, знаешь, что тут началось бы? Конец света!

– Но они все-таки ищут? – горячо возразил Янг.

– Ищут! Может, это какие-либо глупые туристы. Думают, если отъехать на тысячу километров, попасть на любой остров в океане, так можно полные карманы самородков или золотого песка нагрести. Пошли отсюда!

Обход озера занял еще около часа. Пока лазили, пока карабкались, нашли с западной стороны еще два ручья, впадавших в озеро.

– Разве оно бездонное? – удивился Янг. – В него вон сколько льется, а из него – ни струйки!

– Высыхает… – сказал Амара, но тут же добавил: – Нет, не может столько высохнуть. Куда же девается вода? Вон, по камням можно узнать – уровень не меняется.

– Вон то место, где мы были. И тут нигде не булькает ручей, не вытекает из озера.

– Оно хоть и в бывшем кратере, но намного выше уровня океана. Если бы прорвалась вода через эти скалы – вот шуганула бы!

– А может… А если оно под землей течет в океан? Может быть такое?

– Может. Вулкан, землетрясение что хочешь могут сделать. Но если бы вода прорывалась в землю, то она кружилась бы, был бы водоворот. Вот дурни, лучше надо было приглядываться к поверхности.

Янг спустился по камням к самой воде, нарвал горсть листьев, швырнул на воду. Листва разлетелась, упала в каких-то двух метрах от берега. Упала и лежит себе спокойно, никуда ее не несет, не крутит.

– Второй раз не будем обходить – ну его! – вздохнул Амара. – Нам надо еще южный склон горы разведать – до самого моря. Если и тут ничего не найдем… – Амара не договорил, сокрушенно махнул рукой.

Южный склон горы показался не таким длинным и был намного круче, чем восточный, который вел к городу. Нагромождение скал, треснутых и разорванных наплывом лавы было более диким и малодоступным. Деревьев и кустов тут росло меньше, да и те сплошь искореженные, изогнутые. Друзья нигде не заметили даже небольшого, более или менее ровного участка, чтоб можно было зацепиться, натаскать туда земли и разбить хоть небольшой огород. Скалы внезапно кончались обрывом, дальше внизу протянулся песчаный берег, до пенистого прибоя было метров семьдесят. Тут и там на песке были раскиданы одиночные камни и скалы, росли колючие кусты молочая, торчали метелки султанской травы, сидели кактусы. Довольно большой участок песчаного пляжа возле воды был огорожен плотным дощатым забором, по верху которого в три ряда тянулась колючая проволока. С обрыва парням видно было, что делается за оградой: на восточной стороне площадки белели две палатки с поднятыми боковинами, чтоб продувало ветром. С западной стороны долетало низкое частое чахканье. Там стоял на четырех колесах двигатель, немного похожий на тот, что видел Янг понтоне в лагуне их Биргуса. Посреди участка, ближе к забору и к парням, возвышался автомобильный прицеп-вагончик с высокими и низкими антеннами наверху. Почти на прямой линии с ним близко к воде лежали какие-то ящики и полосатые бочки с топливом, а уже совсем на воде у берега виднелся катер или глиссер.

Долго смотрели на все это Амара и Янг, пока дождались хоть какого-то движения за забором. Из одной палатки вышел рабочий, направился к двигателю. Лишь внимательнее приглядевшись, они заметили, что от двигателя к вагончику с антеннами и от него к берегу тянутся не то шланги, не то провода кабеля.

И еще одно поразило: на море покачивались раскинутые большим полукругом гигантские поплавки – черно-белые полосатые бочки. Они были соединены попарно рамами, из середины каждой пары торчал вверх стержень с дощечкой-вывеской. Что было написано на тех вывесках, можно было прочитать только с биноклем в руках.

Парни спустились вниз, настороженно пошли вдоль забора. С восточной стороны, там, где был Компонг, обнаружили на заборе железную вывеску с надписью. В тексте справа и слева стояли красные восклицательные знаки – один точкой вверх, другой – точкой вниз. Амара долго вчитывался в текст, стараясь понять смысл, и Янг нетерпеливо подгонял: «Ну – что? О чем пишут?»

– Какая-то научная экспедиция по изучению океана. Американская, кажется. Запрещено приближаться, особенно с моря, ближе чем на двести метров.

– Если б Радж был с нами, он бы точно все перевел! – прошептал Янг.

– А что тебе непонятно? – казалось, рассердился Амара, увлекая Янга от забора. – Пошли, пока нас не сцапали… Там совсем с острова прогнали, тут – запрещенная зона. Будто не в своей стране живем, а…

Амара шагал по полосе прилива – быстро, размашисто. Янгу пришлось трусцой бежать за ним, даже в левом боку закололо. Он собирался уже захныкать, но Амара спохватился:

– Разогнался я… Есть хочешь?

Об этом можно было и не спрашивать! Которые уже сутки живет впроголодь.

Спустились к самой воде, сели на горячий, как огонь, камень. Янг не выдержал, поплескал на камень водой и сел на мокрый. Опустили натруженные, исколотые ноги в воду, в ласковый прибой. Порой вода била в камень и не очень ласково обдавала с головой. Но ребятам это было приятно, они не трогались с места.

Подкрепились вареной маниокой, каждый думал о своем. Оживились немного при виде дельфинов – пара их плыла вдоль берега по эту сторону рифов, время от времени они плавно и грациозно выскакивали из воды, описывали в воздухе то малые, то большие дуги, почти без брызг уходя под воду.

– Вот кому хорошо живется – позавидовать можно, – сказал Янг, любуясь дельфинами.

– Что – это тебе Радж сказал? – иронически усмехнулся Амара. – Или сами дельфины?

– А Радж читал, что они умеют говорить, только не по-нашему. Вот если бы научиться понимать их!

– Дельфинов?! Тут и человека трудно понять… Даже того, кто на одном языке с тобою говорит. Что за цаца? Чем дышит? Пуол этот… Кто бы мог подумать, что он выкинет такое? А мы с Раджем одно время даже водились с ним.

Дельфины вернулись, проплыли уже намного ближе к берегу, даже остановились было, словно прислушиваясь к чему-то. Потом медленно отдалились, описывая полукруг вокруг бочек-буйков.

Что-то их тревожило.