"Любовь шевалье" - читать интересную книгу автора (Зевако Мишель)

Глава 33 ЛИКИ, СКЛОНЕННЫЕ В НОЧИ

В эту ночь Руджьери покинул около двух новый дворец королевы-матери и двинулся к храму Сен-Жермен-Л'Озеруа. Он приблизился к боковой двери, через которую в понедельник ночью вошли в собор Марийяк и Алиса де Люс. Астролога уже ждали. Стоявший у двери человек вручил флорентийцу ключ. Человек был звонарем храма, а ключом отпиралась колокольня.

— Вам точно не нужна моя помощь? — беспокоился звонарь. — А то у нас Гизарда очень тяжелая, я сам еле-еле с ней управляюсь.

— Гизарда? — вскинул брови Руджьери.

— Ну да! — улыбнулся его собеседник. — Так мы зовем наш большой колокол.

Руджьери вошел в собор, захлопнул за собой дверь и начал подниматься вверх, на колокольню. Он добрался до небольшой площадки, открытой всем ветрам. В потолке над площадкой были проделаны три дыры; оттуда свешивались веревки, с помощью которых и раскачивали колокола. Среди других веревок выделялся толстый канат: он тянулся к большому колоколу и использовали его очень редко. Даже звонарь, мужчина сильный, раскачивал большой колокол только вместе с помощниками.

Руджьери вцепился в канат и попробовал привести колокол в движение. Дюжина потревоженных сов взлетела с колокольни и принялась кружить над ней.

— Кто вы? — крикнул астролог и забегал по полусгнившим доскам пола. — Может, вы души Хильперика и Ультроготы, чьи статуи украшают портал этого собора? Может, это ты явился, франкский король, построивший сей храм десять веков назад? Помогите же мне… В такую ночь духи должны кружиться над землей.

Ледяной пот выступил у астролога на лбу.

— Пришло время! — продолжал Руджьери. — Пришло время воззвать к духам… Пусть плывет над землей погребальный звон по графу Марийяку… Я сам отпою своего сына!

Астролог выпрямился и с жутким смехом схватился за канат большого колокола — колокола, который обычно использовали тогда, когда требовалось ударить в набат.

— Нет! Нет!.. Не будет этот звон по моему сыну погребальным! Клянусь Богом, Девой Марией и всеми святыми! Звони, звони, бронзовая громада, взывай к жизни, я добьюсь нового воплощения своего сына!

С этими безумными словами Руджьери всем телом повис на канате… Через секунду тежеленная Гизарда покачнулась, пошла в сторону, заскрипела… И вот раздался первый удар… Будто стон, проплыл в напряженной тишине его звук…

С той стороны Лувра, которая была ближе к храму Сен-Жермен-Л'Озеруа, открылась балконная дверь. Обширный зал за балконом был погружен во мрак. В проеме двери, не решаясь выйти на балкон, замерли две тени. Они ждали в напряженной тревоге, всматриваясь в темноту этой роковой ночи. Екатерина Медичи, вся в черном, сжимала руку своего любимого сына Генриха Анжуйского. Смертельная бледность покрывала их лица. Герцог Анжуйский мелко дрожал. Глаза матери и сына были устремлены на колокольню собора.

Королеву снедало болезненное нервное возбуждение; подобное чувствует человек, ожидающий взрыва, когда запал уже подожжен. Екатерине даже было трудно дышать…

И вдруг раздался первый удар — глубокий и низкий. Бронза колокола ревела и гудела. Герцог Анжуйский судорожно вырвал руку из пальцев матери и попятился… Он пятился до тех пор, пока не наткнулся на кресло и не рухнул в изнеможении, заткнув уши.

Екатерина же, словно подхваченная невидимой силой, резко распрямилась, издав мрачный вздох. Она выбежала на балкон и склонилась над улицей, вцепившись пальцами в мраморные перила, будто грозный черный ангел смерти.

А колокол, огромный набатный колокол Сен-Жермен-Л'Озеруа стонал, рыдал, выл, рычал, издавая звуки, похожие на вопли безумца… Эти странные, жуткие стенания прорезали мрак…

По соседству с собором Сен-Жермен-Л'Озеруа ударил еще один колокол, затем еще и еще… И вот уже все колокола Парижа били в набат, обрушивая на столицу чудовищный шквал бешеного рева!

Внизу, на улицах замелькали тени: люди бежали, толкались, кричали, посылали проклятия. Молниями сверкали обнаженные клинки. Факелы, сотни факелов, тысячи факелов залили светом город. Красным сиянием озарился Париж, словно запылали огни преисподней, принесенные из царства мертвых в царство живых…

А за спиной Екатерины, в Лувре, грохнул пистолетный выстрел, потом второй, третий… Началось избиение гугенотов — великое человеческое жертвоприношение…

Да, с первым же ударом колокола Париж взорвался. Увидев, как вспыхнули факелы и заметались тени, герцог де Гиз воскликнул:

— Наконец-то! Наконец-то!

Во всех храмах священники, монахи, епископы, все верные дети католической церкви радостно провозгласили:

— Слава Богу! Началось!

Гиз подал знак своим людям, и всадники понеслись к дому Колиньи.

Крюсе, Пезу, Кервье, Таванн, Омаль, Монпасье, Невер, насильники и убийцы во всех уголках Парижа взялись за дело.

Данвиль, подняв шпагу, крикнул:

— К Монморанси! Вперед! Зверь в ловушке!

Радость и злоба смешались в этом вопле Анри де Монморанси.