"Заговорщица" - читать интересную книгу автора (Зевако Мишель)

Глава V ГОСТИНИЦА «КРИК ПЕТУХА»

Тем временем Генрих III кончил молиться, покинул собор и вернулся в особняк господина де Шеверни. Там он переоделся, сменив покаянное одеяние из мешковины на изящный наряд, и с удовольствием уселся за стол. Ужинать король собирался в кругу самых близких дворян. Среди них были Сен-Малин, Шалабр и Монсери.

Король был в прекрасном настроении и оживленно беседовал, не забывая воздавать должное великолепно зажаренной дичи и запивая мясо прекрасным бургундским, которое Генрих очень любил. Король в красках описал то, что произошло в ратуше, а потом принялся расспрашивать Шалабра о его пребывании в Бастилии. Неожиданно появился человек, присланный королевой-матерью, и сказал Генриху на ухо несколько слов.

— Передайте королеве, что после ужина я сразу же приду к ней, — громко ответил Генрих.

Обед продолжился: король смеялся, шутил, восхищался ловкостью Шалабра и его друзей, сумевших выбраться из Бастилии. Конечно, никто из троих приятелей ни словом не обмолвился о том обстоятельстве, что двери тюрьмы перед ними распахнул некий Пардальян.

Король уже вставал из-за стола, когда посланец Екатерины Медичи вновь появился в обеденном зале.

— Похоже, королеве не терпится услышать, какой удар нанес я герцогу Гизу! — усмехнулся Генрих. — Ну что ж, пойду к матушке…

И король направился в покои Екатерины.

— Слава Богу! Слава Богу! — воскликнула старая королева, увидев входящего в комнату сына.

— Что с вами, матушка? — удивился Генрих. — Вы так побледнели… Вы чего-то испугались?

— Испугалась?.. Я испугалась за вас, дорогой сын. Вам угрожала смертельная опасность…

Генрих побледнел, глаза его забегали, руки задрожали. Но старая королева бросилась к любимому дитяти и, нежно обняв его, проговорила:

— Успокойтесь, Генрих, сейчас вам ничто не угрожает… пока не угрожает…

— Что значит «пока»?.. Сударыня, да в чем же заключается эта смертельная опасность?

— Если вы будете следовать моим советам, вам бояться нечего. Заклинаю вас именем Божьим никуда не ходить без охраны и без оружия, особенно в собор. Знаете ли вы, сын мой, что вас едва не убили?

— Едва не убили? — растерянно прошептал король. — Кто? Герцог де Гиз?

— Ну не он лично, а один из его приспешников. Прочтите, Генрих.

Екатерина протянула сыну послание, которое ей только что передали. Король сел в кресло, чувствуя, что ноги уже не держат его.

— Монах? — с удивлением произнес Генрих, взглянув на письмо. — Да еще монах ордена якобинцев? Я ни одного монастыря не забыл в своих благодеяниях. Что же до якобинцев, так они получили столько золота… даже д'Эпернон растратил меньше, а уж он тратить умеет… Я знаю их настоятеля Бургиня: веселый человек, с ним приятно поболтать, и в такое темное и опасное дело он ни за что не влезет… Что вы об этом думаете, матушка?

— Ваша доверчивость меня просто потрясает, — с упреком произнесла Екатерина. — Вы говорите о королевских благодеяниях… Бедное дитя! Разве вам неизвестно, что за добро часто платят ненавистью? Легче пощадить того, кто занес над тобой кинжал, чем того, кто осыпал тебя милостями. Вот вы создали орден Белого братства кающихся. Каждого члена этого братства вы щедро наградили или одарили, и что же?.. Они все явились сюда вместе с Гизом, в рядах его сторонников.

— Клянусь Богом, вы правы, матушка! — задумчиво проговорил король. — Какой-то Жак Клеман… Этому-то я что сделал? Ах, матушка, что говорить о народе и о вере, если в королевстве осмеливаются поднимать руку на монарха!

— Если на монархов осмеливаются поднимать руку, — уверенно ответила Екатерина, — они обязаны защищаться. Защищайтесь же, сын мой! Вы правильно сказали, что Шартр слишком близко от Парижа. Готовьтесь выехать в Блуа. Там, в старом замке, укрывшись за его мощными стенами, решетками, укреплениями, рвами, вы сможете спокойно подумать о том, как спасти веру и народ… да и свой престол тоже. А пока надо во что бы то ни стало разыскать этого монаха, если он, конечно, еще в Шартре… разыскать и наказать… наказать жестоко, чтобы другим неповадно было!..

Генрих улыбнулся: ему понравилась идея выследить и наказать преступника — поохотиться за кем-нибудь король любил.

— Будьте спокойны, матушка. Если он еще в Шартре, ему от нас не уйти. Я на него натравлю троих молодцов, превосходно владеющих шпагой. Они еще и не таких зверей отлавливали… А тут всего лишь монах…

Генрих распрощался с матерью и вышел.

Королева осталась одна. Она в задумчивости потерла лоб тонкими, словно из слоновой кости выточенными пальцами.

— Жак Клеман… — прошептала Екатерина. — Где-то я это имя слышала… давно, очень давно… Что за Клеман?.. Надо разобраться. Схожу-ка я к Руджьери!

Королева быстро миновала свои покои и вышла на лестницу. Екатерина поднялась наверх, под самую крышу особняка Шеверни. Там, в узкой комнатке, за столом, заваленным бумагами, сидел человек. Охватив голову руками, он то ли читал, то ли грезил о чем-то. Читатели уже встречались с этим персонажем в начале нашего повествования — астролог Руджьери сильно постарел, часто болел, но все еще не прекращал поисков философского камня. Как одержимый стремился он к заветной цели, а она все ускользала от него… философский камень… а с ним и эликсир вечной жизни!

Руджьери поднял голову, увидел королеву и улыбнулся. Он любил Екатерину; их судьбы были связаны неразрывно: судьба королевы, правившей от имени сына всем государством, и судьба астролога, царствовавшего над миром грез и видений.

— Ну что, Ваше Величество? — спросил Руджьери, отодвигая бумаги. — Вы видели Луаня? Он вполне излечился и чувствует себя здоровым, как в те дни, когда увивался за прекрасной герцогиней де Гиз… впрочем, кое-что в нем изменилось: Луань теперь люто ненавидит ее мужа, Генриха де Гиза… Думаю, если герцогу и суждено погибнуть, то, скорее всего, от руки Луаня.

— Руджьери, сегодня меня не интересуют ни Гиз, ни Луань, — глухо проговорила королева. — Руджьери, хотят убить короля…

— Неужели вас это удивляет, мадам?

— Хотят убить моего сына… Они хотят разбить мое сердце. Ты знаешь, в Генрихе — смысл всей моей жизни. Я столько выстрадала… Последняя крестьянка в королевстве не пролила столько слез в своей жалкой хижине, сколько пролила их я в своем роскошном дворце… Но мне было даровано утешение — мой сын! Если Генриха убьют, что станется со мной?

Руджьери встал из-за стола и медленно прохаживался по комнате.

— Злодеи! — воскликнула Екатерина, и в голосе ее послышалась звериная ярость. — Прежде они пытались умертвить королеву, но сейчас решили затронуть ее материнские чувства. Если они поднимут руку на Генриха, я так отомщу, что о возмездии матери за смерть сына будут помнить в веках… Это Гизы, Руджьери, помяни мое слово. Гизы! Лотарингцы и Бурбоны в последние годы отравили жизнь всей королевской семье… Господи, до сих пор я боролась лишь за то, чтобы удержать французский престол, но теперь я буду драться, спасая жизнь любимого сына!

— Не думаю, что к подобным средствам прибегает король Наваррский, — заметил астролог. — Это не в его вкусе.

— Гизы, за этим стоят Гизы! Я уверена… Наняли какою-то монаха…

— Монаха?

— Да, какого-то якобинца. Покушение должно было состояться сегодня, но, похоже, убийца в последний момент испугался. Однако в следующий раз, боюсь, его рука не дрогнет… А если этот убийца откажется, Гизы найдут другого… Но меня пугает не только это… Руджьери, имя монаха я когда-то слышала, правда, давно, очень давно… Где?.. Когда?.. У тебя прекрасная память, ты должен вспомнить и помочь мне…

Королева нервно мяла в руках письмо о готовящемся покушении. Руджьери взглянул на нее с удивлением.

— Монаха зовут Жак Клеман… Тебе это имя что-нибудь говорит?

Астролог вздрогнул; бледность залила его лицо. Словно молния блеснула в глазах Руджьери, блеснула и тотчас же погасла. Он подошел к королеве и взял ее за руку,

— Вы сказали, что вашего сына хочет убить человек по имени Жак Клеман? — произнес Руджьери, и в его голосе послышались страх и сострадание.

— Да, Жак Клеман…

Астролог выпрямился и твердо проговорил:

— В таком случае, мадам, вам есть чего бояться… Да, пришел ваш час… берегите, берегите короля!.. Трепещите, Екатерина! Примите все меры предосторожности, глаз не спускайте с сына. Пусть вино, воду, хлеб, фрукты, подаваемые вам на стол, сначала пробуют слуги! Никого не допускайте к себе, разве только самых надежных, проверенных людей. Правда, не знаю, поможет ли это…

— Руджьери, ты пугаешь меня?!. Но кто же он, этот монах?

— Я пугаю вас, Екатерина? Погодите, сейчас вам действительно станет страшно… Вы узнаете, кто он. Его не подсылали Гизы, и гугеноты тут тоже ни при чем… он действует сам по себе. Этот человек еще при жизни как бы принес себя в жертву: он жив, но считает себя мертвым. Если он решится поразить вас или короля, ничто его не остановит! Он мстит, мадам, мстит за свою мать, которую вы зверски убили… Вспомните, Екатерина: любовника Алисы де Люс звали Клеман… а ее сына зовут Жак Клеман. Монах Жак Клеман — сын Алисы де Люс!

Королева застыла в неподвижности, взгляд ее остановился, она в отчаянии прижала руки к сердцу. Потом из груди Екатерины исторгся глубокий вздох:

— Сын Алисы де Люс! Значит, мой сын… мой сын обречен!

Королева застонала, покачнулась и неверными шагами двинулась к двери. Руджьери молча проводил ее взглядом и глубоко задумался. Через несколько минут он очнулся, нашел на столе коробочку, достал оттуда пилюлю (видимо, какое-то укрепляющее средство, что он сам для себя приготовил) и проглотил ее. Потом астролог накинул плащ и вышел из комнаты.

Внизу, в просторном вестибюле расположились человек тридцать дворян, которые болтали и смеялись; у ворот дома несли охрану солдаты. Когда появился Руджьери, смех и шутки тут же смолкли; все молча расступились, пропуская астролога.

Руджьери не обратил ни малейшего внимания на то, какое впечатление произвело его появление. Он, похоже, искал кого-то взглядом в толпе. Наконец астролог заметил Шалабра:

— Господин де Шалабр, я хотел бы с вами поговорить. Пригласите также ваших товарищей.

Шалабр подозвал Сен-Малина и Монсери, и все трое последовали за астрологом. Они вышли из дома и остановились во дворе.

— Господа, — обратился к ним Руджьери, — я знаю, что вы — преданные слуги Его Величества короля… Мне также известно, что вы отважны, предприимчивы и до безрассудства бесстрашны. Вам ничего не стоит проткнуть человека кинжалом или шпагой…

— Разумеется, если так нам прикажет король… — заметил де Шалабр.

— Я именно это и имел в виду, — поспешил ответить Руджьери. — Господа, вы можете спасти нашего монарха. В Шартр прибыл один человек, и у него зловещие планы. Он замышляет…

— Убить короля! — прервал астролога Сен-Малин. — Мы знаем.

— Его Величество поручил нам найти этого человека, — добавил Монсери.

— Именно! — заключил Шалабр.

Руджьери удовлетворенно улыбнулся:

— Это упрощает дело. Господа, монах Жак Клеман должен умереть.

— Стоит нам разыскать монаха, и дело будет сделано! — заверил астролога Сен-Малин.

— Весь вопрос в том, где его искать, — продолжал Руджьери. — Вы его знаете в лицо? С чего начнете поиски? Медлить нельзя… может, монах уже возвращается в Париж?

Трое молодых людей переглянулись: их беспокоили те же вопросы.

— Мы как раз советовались, как нам быть, — проговорил Шалабр. — Может, вы что-нибудь подскажете?

— Господа, — спросил Руджьери, — вы когда-нибудь видели Жака Клемана?

— Никогда! — в один голос заявили все трое.

— В таком случае, вам лучше прислушаться к моим рекомендациям. Я-то монаха знаю хорошо! Если он еще в городе, ручаюсь, я его найду. Оставайтесь в доме Шеверни, от короля не отходите ни на шаг, никого из посторонних к нему не допускайте… Если король спросит, почему вы не присоединились к тем войскам, что стоят под стенами Шартра лагерем, скажите, что королева-мать поручила вам охранять Его Величество. А если вас будет расспрашивать королева, объясните, что я занялся поисками монаха. Когда я вернусь сюда, знайте, что вам придется немедленно браться за дело… А теперь — до свидания, господа!

Руджьери откланялся. Он говорил с тремя приятелями властно, его советы напоминали скорее приказы. Их это, впрочем, не удивило. Ходила молва, что астролог умеет повелевать адскими духами, так что ему, конечно же, ничего не стоило разыскать среди сотен монахов, явившихся в Шартр, того, кого нужно. Трое забияк вернулись в дом и, в соответствии с приказами Руджьери, встали у двери в королевские покои.

Весь день они прождали астролога. Наступил вечер; король, как обычно, переговорил со своими приближенными и сообщил, что намерен выехать в Блуа. Заметив, что Шалабр, Сен-Малин и Монсери, которым было поручено разыскать монаха, околачиваются в доме, Генрих недовольно нахмурился. Но, умея скрывать свои чувства, он ни словом не обмолвился об этой истории, а про себя решил, что монах, видимо, сбежал.

Однако Генрих принял меры предосторожности и перенес дату отъезда в Блуа: король заявил, что покинет Шартр завтра же. Потом Его Величество отправился спать, приказав Крийону удвоить охрану. Разошлись и придворные. В коридоре перед королевскими покоями остались заступившие на ночь стражники, а с ними Шалабр, Монсери и Сен-Малин.

В одиннадцать, когда все в доме уже спали глубоким сном, появился Руджьери и знаком приказал троим приятелям следовать за ним. Они уже были настороже, еще раз проверили оружие, завернулись в плащи и вышли вслед за астрологом.

Когда они оказались на улице, Руджьери ничего не стал объяснять, а лишь коротко бросил:

— Идемте!

Никто больше не произнес ни слова. Шагали молча: впереди Руджьери, за ним — трое убийц. Они были спокойны, их совершенно не тревожило, что вот-вот им предстоит заколоть человека. Руджьери свернул в проулок и остановился перед небольшим двухэтажным домом.

В непроглядной ночной тьме слабый свет струился из окна второго этажа, падая на вывеску, что со скрипом покачивалась на железной перекладине. Похоже, в доме находилась гостиница… гостиница «Крик петуха».

Руджьери показал рукой на освещенное окно:

— Он там!

— Прекрасно! — сказал Шалабр. — Как нам лучше войти?

— Через эту дверь вы попадете на конюшню, — объяснил астролог. — Оттуда выберетесь во двор. Там есть деревянная лестница, что ведет к застекленной двери. Поднимайтесь — и вы на месте!

Шалабр, Сен-Малин и Монсери осторожно проскользнули на конюшню. Если бы кто-нибудь из придворных увидел в этот момент их лица, он не узнал бы всегда беззаботных, изящных и галантных приближенных Генриха III. Все трое были собраны и напряжены, их руки крепко сжимали рукоятки кинжалов. Шалабр как-то странно улыбался, обнажив острые зубы; за ним шел бледный Сен-Малин, чье лицо искажала гримаса; последним шагал Монсери, смеявшийся бесшумным зловещим смехом…

Руджьери проводил их взглядом и прошептал:

— Жак Клеман умер! Еще один… Кто в этом виноват?.. Впрочем, раз убили мать, значит убьют и сына!

Астролог постоял немного, прислушался, а потом быстрым шагом направился в дом Шеверни. Королева-мать не спала, ожидая его.

— Успокойтесь, Екатерина! — сказал астролог. — Если королю суждено умереть, то, во всяком случае, не от руки Жака Клемана!

— Монаха убили? — взволнованно спросила старая королева.

— Как раз сейчас убивают! — ответил Руджьери.

Астролог покинул королевские покои, вернулся к себе на чердак и принялся за работу — спал Руджьери не более двух-трех часов в день. Итак, астролог расположился за столом и продолжил свои исследования, прерванные давешним появлением Екатерины. Через несколько минут он уже забыл и о ней, и о короле Генрихе III, и уж тем более о несчастном монахе Жаке Клемане, к которому только что сам привел убийц.

Итак, Сен-Малин, Шалабр и Монсери проскользнули через конюшню и вышли во двор. Застекленную дверь они заметили сразу же: сквозь нее сочился свет. Все трое поднялись по деревянной лестнице. У них давно вошло в привычку шагать бесшумно, так что им удалось подняться наверх, не выдав своего присутствия: деревянные ступеньки ни разу не скрипнули.

Шалабр осторожно, очень осторожно, попытался приоткрыть дверь, но ее, похоже, заперли изнутри на задвижку. Убийцы приняли решение мгновенно, не сговариваясь: навык у них был. Шалабр, разбив локтем стекло, протянул руку и отодвинул засов, и все трое в мгновение ока ворвались в комнату с высоко поднятыми кинжалами.

— Что за странная манера являться к людям в гости? — ошеломил их чей-то насмешливый голос.

— Господин де Пардальян! — хором произнесли растерявшиеся убийцы, застыв от изумления:

— Ну да, господа, а что такое? Может, вы взбесились? Тогда, извините, но я вас сейчас же вышвырну в окно. А, может, вы заглянули ко мне поболтать и выпить? Тогда прошу за стол, прикончим вместе эту бутылку божанси…

Шалабр, Сен-Малин и Монсери продолжали стоять, тупо уставившись на Пардальяна. А за столом, рядом с шевалье, сидели герцог Ангулемский и еще один, неизвестный убийцам, гость.

Никто из сотрапезников даже не встал, лишь шевалье, сидевший к двери спиной, повернулся на своем табурете лицом к троим приятелям.

Итак, прямо перед посланцами короля Генриха оказался Пардальян, слева — герцог Ангулемский, справа у стены стояла железная кровать, а на противоположном конце стола сидел незнакомец, на которого и воззрились трое убийц. Наконец, стряхнув с себя оцепенение, Шалабр, Сен-Малин и Монсери поклонились, однако же кинжалов из рук не выпустили.

Первым заговорил Сен-Малин:

— Господин де Пардальян, простите, что мы ворвались к вам, но мы вовсе не вас рассчитывали здесь найти… и, возможно, присутствующий здесь святой отец мог бы нам кое-что сообщить о человеке, которого мы ищем…

— А кого вы ищете? — спросил монах; Пардальян же в это время знаком дал понять герцогу Ангулемскому, что надо быть настороже.

Монаху ответил Монсери:

— Мы ищем некоего якобинца, повинного в том, что он замышлял убийство Его Величества короля… зовут его Жак Клеман…

— А что вам от него нужно? — зловеще улыбаясь, продолжал монах.

— Ничего… — сказал Шалабр. — Мы хотим лишь познакомить его с нашими кинжалами… Одарим его тремя ударами: один во имя Отца, другой во имя Сына, а третий — во имя Духа Святого… Монах — человек Божий, и мы отнесемся к нему с должным уважением…

Ярость клокотала в голосе Шалабра. Сидевший на противоположном конце стола медленно встал и необычайно спокойно произнес:

— Жак Клеман перед вами!

Трое кивнули, а Сен-Малин обернулся к шевалье де Пардальяну:

— Сударь, скажите, вы верный и преданный слуга Его Величества?

— Видите ли, господа, — очень искренне ответил шевалье, — когда как, день на день не приходится… Вот сегодня, например, я проявил исключительную верность и преданность: я проводил короля до собора, иначе с ним приключилось бы несчастье… Подтвердите, святой отец… — обратился он к монаху.

— Подтверждаю! — произнес Жак Клеман.

Трое забияк ошеломленно переглянулись.

— И вчера ночью, — продолжал Пардальян, — я также выказал себя истинным слугой короля: уговорил отложить смерть Его Величества, чтобы король Генрих не пал от удара кинжалом уже сегодня… Подтвердите, святой отец!

— Подтверждаю! — повторил монах.

— Ну а сейчас? — спросил Монсери.

— Сейчас, в эту самую минуту, — раздраженно перебил приятеля Шалабр, — вы достаточно преданны королю, чтобы позволить нам выполнить то, что поручил Его Величество: убить монаха Жака Клемана? Извольте высказаться прямо! Но учтите: советую нам не мешать! Иначе мы вас атакуем…

— А вот советы мне давать не стоит… — спокойно заметил шевалье. — Я всегда сам принимаю решения; так я поступил вчера, так поступлю и сегодня… Вчера я почел за благо отвести от короля руку с зажатым в ней кинжалом, а сегодня я сочту за благо отвести руки тех, кого Генрих III послал убивать. Все-таки одной жизнью меньше будет на совести у Его Величества. Господа, пока я жив, ни один волос не упадет с головы моего гостя Жака Клемана, монаха якобинского монастыря!

Пардальян вскочил, его примеру последовал Карл Ангулемский, и оба обнажили шпаги.

Дворяне Генриха III также вытащили оружие, вот-вот должны были скреститься клинки, но слова Сен-Малина остановили атаку:

— Подождите, господа!.. Учтите, шевалье, мы поднимем такой шум, что сюда сбежится полгорода. Господин де Крийон на каждой улице поставил патрульных. Неважно, кто из нас победит, в любом случае вас, шевалье, арестуют… Мне вас просто жаль… Одумайтесь, еще есть время…

— Ваши слова исполнены глубокого смысла! — произнес шевалье и опустил шпагу.

— Слава Богу, вы, кажется, проявляете достойное благоразумие…

— Конечно, ведь я намерен с рассветом покинуть Шартр и не имею ни малейшего желания сидеть здесь в тюрьме… Так что, господа, драться я с вами не буду… разве что вы поставите меня в такое положение, что я буду вынужден вас убить… но мне этого очень бы не хотелось…

— Значит, будем драться? — воскликнул Шалабр.

— О, нет! Помните, за вами долг? Вы должны мне две человеческие жизни. В уплату вашего долга я прошу жизнь господина Клемана… Итак, две трети того, что вы мне должны, вами уже возвращено…

С этими словами Пардальян убрал в ножны шпагу и спокойно сел за стол: он был уверен, что трое приятелей сдержат слово.

Шевалье не ошибся. Трое убийц, без колебаний обрекавшие людей на смерть, были в своем роде людьми чести. Сколь неожиданными ни оказались слова Пардальяна, все трое тут же убрали оружие… Они кипели от негодования и ярости, но слово нарушить не могли.

— Монах! — процедил сквозь зубы Шалабр. — Благодари Небо, что между нами и тобой встал тот единственный в мире человек, кто мог тебя спасти. Одно его слово — и мы вложили кинжалы в ножны…

— Господин де Пардальян, — напомнил Монсери, — вы уже получили от нас две жизни!

— Одна еще за вами! — заметил шевалье.

— Будем рады, если эта единственная и последняя жизнь окажется вашей! — заключил Сен-Малин.

Пардальян покачал головой, улыбка мелькнула на его губах, и ответил он как-то странно, видимо, вслушиваясь в собственные мысли:

— Если мне придется просить вас сохранить лишь мою собственную жизнь, значит, дела будут обстоять хорошо, просто прекрасно…

Убийцы уже собрались уходить, но шевалье остановил их:

— Минутку, господа! Я приглашаю вас выпить с нами!

— Ну разве что за здоровье короля… — согласился Сен-Малин.

— Право, господа, — заметил Пардальян, наполняя стаканы, — каждый из нас волен выпить, за кого пожелает. Я же поднимаю бокал за свое собственное здоровье и за здоровье всех присутствующих!

Приятели переглянулись и рассмеялись. Спустя мгновение подосланные убийцы весело чокнулись со своей несостоявшейся жертвой!

— Но кое-что все же следует прояснить, — прервал общее веселье Шалабр, — а именно: что мы скажем королю? Нельзя же заявить, что мы не нашли человека, которого искали… Астролог подвел нас прямо к вашим дверям…

— Тем более мы не сможем признаться, что при встрече с господином Клеманом лилась отнюдь не кровь, а вино в стаканы…

— Зная Его Величество… — добавил Сен-Малин.

— Зная Его Величество, — продолжил Монсери, — можно предположить, что наш рассказ о прекрасном божанси в гостинице «Крик петуха» испортит королю настроение. И наш повелитель будет не в духе до тех пор, пока не увидит нас болтающимися на виселице с пеньковой веревкой на шее…

— Господа, — вмешался Пардальян, — позвольте мне высказаться…

— Конечно, говорите, шевалье, — в один голос воскликнули все трое. — Советы такого человека, как вы, бесценны…

— Вот мой совет: избавьтесь от монаха Жака Клемана.

Карл Ангулемский с изумлением взглянул на Пардальяна. Что касается святого отца, то он и бровью не повел — даже не шевельнулся. Казалось, вся эта сцена не имела к нему никакого отношения. Жак Клеман смотрел перед собой мрачно и равнодушно, он никак не отреагировал на угрозы убийц, его не тронуло собственное чудесное спасение, и последнее, мягко говоря, неожиданное предложение Пардальяна он выслушал совершенно бесстрастно.

— Как! — воскликнул Шалабр. — Вы настолько великодушны, что отдаете святого отца в наши руки?

— Так мы можем с ним разделаться? — обрадовался Сен-Малин, и рука его потянулась к кинжалу.

— Не беспокойтесь, сударь, — заверил Монсери, — дело будет сделано чисто, вы и оглянуться не успеете…

— Нет, вы меня не так поняли… — улыбнулся шевалье.

Трое приятелей разочарованно вздохнули.

— Вы заблуждаетесь, господа… Рад бы вам услужить, но жизнь Жака Клемана по праву принадлежит мне, и я вам ее не отдам!

— Но вы же сами посоветовали нам от него избавиться?!

— Конечно, лучшего совета и не придумаешь. Я прекрасно представляю, что может произойти. Король, узнав, что монах жив, прикажет закрыть городские ворота и перевернет весь город. Вы окажетесь перед выбором: или навлечь на себя монарший гнев (а это прямая дорога на виселицу)… или найти и убить моего друга и стать клятвопреступниками и предателями; но вы так не поступите… тем более, что добиться своего вы сможете только через мой труп.

— И через мой тоже, — добавил герцог Ангулемский.

— Вы, конечно, правы, — вздохнул Шалабр. — Мы не намерены отступать от своего слова, но и болтаться на виселице тоже не хочется.

— Вот что я предлагаю, — продолжал шевалье. — Достаньте нам трех хороших коней и проводите до ближайших городских ворот. Пароль вы, конечно, знаете; с вашей помощью нас пропустят… И мы исчезнем… святой отец вернется в монастырь, вы о нем больше никогда не услышите, а королю скажете, что от Жака Клемана вы благополучно отделались.

— Клянусь Мадонной (как говорит королева-мать), совет не плох! — воскликнул Сен-Малин. — Что скажешь, Шалабр?

— Скажу, что так мы и поступим. Мы с Монсери отправимся за конями, благо в конюшне Его Величества хороших скакунов хватает, а ты, Сен-Малин, проводишь господина де Пардальяна.

В глазах шевалье промелькнула хитрая усмешка.

«По-моему, я неплохой дипломат! — подумал он. — Говорил же мне когда-то батюшка: удачное слово не хуже удачного удара шпаги. Господин де Пардальян-старший как всегда был прав… «

Шалабр и Монсери допили божанси и ушли. Сен-Малин остался в компании Пардальяна, герцога Ангулемского и Жака Клемана.

— Жаль, — заметил Сен-Малин, — что святой отец в рясе…

Жак Клеман вместо ответа снял рясу, свернул ее и бросил под кровать. Под монашеским одеянием у него оказалась дворянская одежда, правда, без шпаги. Зато на поясе у него красовался кинжал… тот самый, что передала ему женщина… нет, не женщина, а ангел небесный… тот самый кинжал, которым Жак Клеман должен был заколоть Генриха III… В таком наряде монах стал совершенно неузнаваем, его природному изяществу позавидовали бы многие придворные… Пардальян и Сен-Малин смотрели на Жака Клемана с вполне понятным изумлением.

Карл Ангулемский оставил на столе в качестве платы золотой экю, и все четверо бесшумно спустились во двор. Через несколько секунд они уже шагали по улице. Сен-Малин шел немного впереди.

— Знаете, что я думаю? — шепотом сказал молодой герцог Пардальяну. — По-моему, нас заманили в ловушку. Двое приятелей отправились за подмогой, и сейчас на нас набросятся человек двадцать…

— Не стоит оскорблять этих достойных дворян, — заметил шевалье. — Они на службе у короля Франции, а служба их состоит в том, чтобы убивать. Дело свое они знают, но поверьте, и слову своему не изменят.

Карл с сомнением покачал головой и руки с эфеса шпаги не убрал. Они подошли к воротам, и Сен-Малин знаком приказал остановиться. Минут пятнадцать они подождали, а потом заметили двух всадников. Герцог Ангулемский прошептал:

— Это они! Вы были правы!

Шалабр и Монсери подъехали верхом и еще одного коня привели в поводу. Они соскочили с коней, и Пардальян, герцог и Жак Клеман получили в свое распоряжение этих благородных животных. Шалабр подошел к офицеру, командовавшему охраной ворот, и что-то вполголоса сказал ему. Еще через минуту заскрипели блоки, опустился подъемный мост, и Шалабр крикнул:

— Прошу вас, господа!

Карл чувствовал, что сердце у него готово вырваться из груди. Все происходящее казалось молодому герцогу невероятным. Даже всегда бесстрастный Жак Клеман начал бормотать какую-то молитву. А Пардальян беззаботно улыбался:

— Господа, рад буду увидеть вас снова!

— Хорошо бы нам встретиться поскорей! — ответил ему Сен-Малин. — Когда, наконец, мы выплатим наш долг, я буду безмерно счастлив — ведь тогда ничто не помешает мне убить вас… пока вы живы, мы шагу ступить спокойно не можем!

— Горю желанием скрестить свою шпагу с вашей, — добавил Монсери, — иначе король отправит нас в изгнание.

— Постараюсь не разочаровать вас, господа! — заключил Пардальян. Последние слова прощания, и трое всадников выехали за городские стены Шартра. Шалабр то ли помахал, то ли погрозил им вслед… Через несколько минут шевалье, Жак Клеман и Карл Ангулемский уже неслись по парижской дороге. Итак, те, кого послали убить наших героев, сами помогли им выбраться из города.

…Всю ночь трое всадников скакали молча. На рассвете они свернули и заехали в деревню: надо было дать коням передохнуть. Они расположились в деревенском трактире.

— Здесь я с вами расстанусь, — сказал Жак Клеман.

— Поступайте, как хотите, — ответил шевалье. — Но стоит ли нам расставаться?

— Я должен вернуться в монастырь, — упрямо произнес монах. — Я покинул святую обитель лишь для того, чтобы выполнить веления Господа.

— Не столько Господа, сколько синьоры Фаусты! — проворчал Пардальян.

Жак Клеман продолжал, словно не слыша слов шевалье:

— Всемогущему было угодно, чтобы вы встретились на моем пути. Значит, час смерти для Валуа еще не пробил. Лишь один человек мог заставить меня отступить от задуманного, и человек этот вы, шевалье! Вас я и встретил. Я понял, что Господь дает царю Ироду еще несколько дней жизни… Я вернусь в келью и буду ожидать нового приказания Отца небесного. Уверен, ангел снова явится ко мне…

Слова Жака Клемана встревожили шевалье.

— Послушайте, — сказал Пардальян, — думаю вам стоит покинуть монастырь. Бросьте вы эти молитвы, бесконечное умерщвление плоти, расстаньтесь с кельей и с одиночеством. Вы совсем измучены да еще бесконечно поститесь, немудрено, что вас преследуют всякие видения, навевая вам мрачные мысли. Вы же молоды… вам надо жить, любить и быть любимым…

Жак Клеман смертельно побледнел, руки его задрожали.

А шевалье продолжал:

— Из вас получится отважный и благородный рыцарь… Вы узнаете простые человеческие радости… останьтесь со мной… ручаюсь, я вылечу вас…

— Нет, Пардальян! — монах упрямо тряхнул головой. — Начертанное в книге судеб должно свершиться. Раз Господь избрал меня для того, чтобы освободить землю от этого чудовища, от царя Ирода, значит, такова и воля моей матери, той, что столько страдала, столько плакала и умерла, проклиная имя Екатерины Медичи… Пардальян, голос матери ведет меня!

Шевалье задумался.

— Ну что ж! — произнес он наконец. — Вы избрали свой путь и пройдете по нему до конца… Ничто вас не остановит…

— Ничто! — эхом откликнулся монах.

— Но раз уж вы решились убить короля Франции… а вы ведь своего решения не измените?

— Короля уже не было бы в живых, если бы вы не сказали: «Мне Валуа пока нужен живым»… Я терпелив… я подожду…

— Поймите, — сказал шевалье, — мне король совершенно безразличен… Но я не хочу, чтобы смертью Генриха III воспользовался Гиз. Я уже вам все объяснил ночью.

— Понимаю… Если король умрет, герцог взойдет на французский престол… Пардальян, но, может, скоро наступит время, когда путь на трон будет Гизам заказан? И после смерти Генриха царствовать будет кто-то третий?..

— Ну, тогда мне все равно, как и когда умрет Валуа.

— Так вот, примите мою клятву, — медленно и торжественно произнес монах. — Пардальян, матерью моей клянусь, что не выну кинжала из ножен, пока ваша рука будет простерта над головой Валуа. Прощайте! Если вам когда-нибудь вспомнится монах из гостиницы «Крик петуха», то помолитесь за его душу!

С этими словами Жак Клеман вышел из трактира, вскочил в седло и поскакал во весь опор в сторону Парижа. Пардальян проводил его взглядом. Наконец облако пыли, поднятое копытами коня, рассеялось, и шевалье прошептал:

— Стало быть, теперь сын отомстит за мать… Екатерина Медичи победила Алису де Люс… Посмотрим, кто из сыновей окажется сильней: Генрих Валуа, король Франции, или Жак Клеман, монах-якобинец… Пусть судьба рассудит их…

Шевалье вздохнул, вернулся к столу и посидел вместе с Карлом Ангулемским в жалком трактире еще с час.

Сен-Малин, Шалабр и Монсери как ни в чем не бывало вернулись во дворец Шеверни. У них в особняке были собственные комнаты. Они как раз собирались туда проследовать, когда в коридоре внезапно возник астролог Руджьери.

— Добрый вечер, господа! — обратился к ним астролог.

— Добрый вечер, господин де Руджьери! — со всей почтительностью раскланялись с ним трое приятелей.

— Так как там наше дельце, господа? Король может спать спокойно?

— Пусть ничто не тревожит сон Его Величества! — ответил Шалабр.

— Господь принял душу монаха! — добавил Сен-Малин.

Руджьери улыбнулся:

— А тело? Что вы сделали с телом?

— С телом?.. Право, если вам взбрело в голову его оживить (а говорят, вы еще и не то можете), так поищите в водах Эвра…

— Прекрасно… вижу, у короля верные и преданные слуги… Спокойной ночи, господа, спокойной ночи!

Трое друзей разошлись по комнатам и, ложась спать, не забыли надежно запереть двери. А королеве-матери уже сообщили: Жак Клеман мертв!

На следующее утро, когда король готовился выехать в Блуа, его посетила Екатерина Медичи и обрадовала:

— Благословите небеса, сын мой! Страшная опасность, что висела над вами, устранена. Монах…

— Тот самый Жак Клеман?

— Да… Он мертв… вы от него избавлены.

Король приказал выдать Шалабру, Монсери и Сен-Малину по шестьдесят дублонов. И под звуки фанфар блистательный кортеж Генриха III покинул Шартр и двинулся в сторону Блуа. Путешествие прошло благополучно, и на третий день вечером король и его двор прибыли в Блуа. Скоро мы там с ними встретимся, дорогой читатель…