"Заговорщица" - читать интересную книгу автора (Зевако Мишель)

Глава VIII МОГИЛА НА ХОЛМЕ МОНМАРТР

Мы оставили шевалье де Пардальяна и молодого герцога Ангулемского в бедной деревенской харчевне. Там они провели часа два, дав отдых лошадям. Потом оба продолжили путь из Шартра в Париж. Карл Ангулемский казался мрачным. Пардальян же, как обычно, выглядел беззаботным.

Их путешествие в Шартр оказалось безрезультатным. Фауста так ничего и не сообщила им о Виолетте. Бедный герцог по-прежнему страдал, доходя временами до отчаяния. Пардальян рассказал Карлу о том, что произошло в соборе, и рассудительно заметил:

— Фауста, похоже, мне не лгала.

Значит, никаких следов юной певицы они не обнаружили. Вот почему столь мрачен был молодой герцог. Он молча ехал рядом с Пардальяном, опустив голову и бросив поводья.

Шевалье ездил в Шартр по двум причинам: во-первых, он хотел разузнать что-нибудь о Виолетте — это ему не удалось; а во-вторых, он решил остановить Гиза, который после смерти Генриха III неминуемо взошел бы на престол Франции. И этот свой замысел шевалье блистательно осуществил: король остался жив, а посрамленный Гиз бежал в Париж.

— Что же вы, сударь, так тяжко вздыхаете? — обратился Пардальян к своему спутнику. — Вспомните-ка, совсем недавно вы сидели в Бастилии, а я болтался в воде, в ловушке у Фаусты. А теперь мы в полном здравии скачем верхом, и нам по плечу любое дело — может, мы даже освободим Виолетту… Что еще нам надо?

— Господи, Пардальян, вы же сами сказали: освободить Виолетту! Но простите, друг мой, я вам докучаю своими постоянными вздохами.

— Мы ее обязательно найдем! Ничего невозможного для нас нет!

— Но нет никаких, совершенно никаких сведений о ней! Куда нам ехать? Где ее искать? На юге, на севере?

— Мы поедем туда, где находится Моревер.

— Моревер! — проворчал Карл. — Говоря о Виолетте, вы постоянно упоминаете его имя. Чем он может нам помочь?

Пардальян поостерегся и не стал рассказывать герцогу Ангулемскому то, что услышал от Моревера в тюремной камере. Карл ничего не знал о странном браке, связавшем Виолетту и этого человека. Следовательно, ничего не было ему известно и о том, что Моревер имеет на юную певицу права… супружеские права.

— Моревер, — сказал шевалье, — это тень герцога де Гиза. Уверен: Гиз замешан в похищении вашей невесты. Но мы не можем напасть на герцога. У себя во дворце он окопался как в крепости и без надежной охраны не выходит. Мы с вами сразу погибнем, а без нас Виолетту спасать будет некому. Девушка окажется в лапах у Гиза.

— Вы правы, Пардальян, я понимаю… но, все-таки, при чем здесь Моревер?

— Мы вернемся в Париж, найдем Моревера и упрячем его в надежное место, подальше от посторонних глаз. А потом все просто: приставляем ему кинжал к горлу и спрашиваем, где Виолетта. Заартачится — пригрозим отправить к праотцам. Ну, как вам мой план?

— Ах, шевалье, я не встречал человека великодушнее и отважнее вас! Ваша шпага разит без промаха, ваши замыслы великолепны и…

— Хватит, хватит, — рассмеялся Пардальян, — учтите: помогая вам, я не забываю и о моих собственных делах. У меня есть свои резоны, так как я мечтаю посчитаться с достойным господином де Моревером.

— Мной движет любовь и только любовь! — с пылом заявил Карл Ангулемский.

— А мной — ненависть! — хладнокровно заметил шевалье де Пардальян.

Карл задумался, а шевалье продолжал:

— Доверьтесь мне, и Моревер от меня не уйдет! У нас с ним старые счеты, и, по-моему, мы вот-вот встретимся.

— Как бы я хотел, чтобы ваше предчувствие не обмануло вас, дорогой друг! — воскликнул герцог. — А где мы остановимся в Париже?

— Там же, где и раньше. Вам что, не понравилось в гостинице «У ворожеи»?

— Понравилось, но, по-моему, там нам останавливаться опасно.

— Монсеньор, — возразил Пардальян, — мне частенько приходилось скрываться, и я пришел к выводу, что нет ничего легче, чем поймать человека, который прячется. Ни Гиз, ни его приспешники и предположить не могут, что мы возвращаемся в Париж. И уж никогда им не придет в голову, что мы осмелимся расположиться в этой гостинице.

— Согласен! Едем к госпоже Югетте!

Неторопливо беседуя, двигались наши герои в сторону Парижа. В столицу они въехали утром и направились прямо к постоялому двору «У ворожеи». Они приехали к полудню; большой зал был заполнен до отказа; Пардальян нашел свободный столик и предложил Карлу сесть.

Госпожа Югетта была на кухне — давала указания служанкам, следила за кастрюлями да поглядывала, как справляется с большим вертелом поваренок. Милая хозяйка гостиницы в последнее время выглядела неважно: побледнела, похудела. Ведь она по-прежнему считала, что шевалье де Пардальян заточен в Бастилии. Она было предприняла отчаянную попытку освободить его, но, к сожалению, ей ничего не удалось сделать. (Позднее мы расскажем читателям, что именно придумала госпожа Югетта. )

Вот и нынче очаровательная хозяйка была печальна. Она, конечно, не оставляла свое заведение без присмотра, продолжала хлопотать сама и командовать слугами, но мысли Югетты были далеко. Она старалась изобрести хоть какой-нибудь способ, чтобы облегчить судьбу узника Бастилии, но ничего не приходило ей в голову. И горькие слезы текли по щекам прекрасной трактирщицы. Она вытирала их уголком фартука и снова пыталась сосредоточиться на кастрюлях и вертелах.

Обеденное время кончилось, и зал постепенно пустел. Посетители понемногу расходились. Обедать в гостиницу обычно приходили офицеры, дворяне и даже школяры, хоть от Сорбонны до гостиницы путь был неблизкий. Итак, большой зал на первом этаже опустел, лишь в углу двое опоздавших к обеду мужчин неторопливо допивали бутылку испанского вина.

Югетта вышла в зал, чтобы окинуть его хозяйским глазом и понять, все ли в порядке — ведь прислуге предстояло убрать посуду в шкафы, расставить табуреты вдоль стен, протереть столешницы. И вдруг она увидела шевалье де Пардальяна, который нежно улыбался ей из-за дальнего стола. Югетта застыла на месте, не веря и надеясь одновременно. А шевалье встал, шагнул навстречу хозяйке и взял ее руки в свои:

— Ах, сударь!.. — еле слышно пролепетала Югетта. — Не может быть… это сон…

— Надеюсь, я смогу убедить вас, что я вам не приснился, — ответил шевалье и расцеловал красавицу-хозяйку в обе щеки.

Югетта попыталась улыбнуться.

— Ах, сударь! — все повторяла и повторяла она. — Вы здесь… вы свободны… Но как вам удалось выбраться из Бастилии?

— Да очень просто, милая хозяйка, через парадный вход!

— Господин де Бюсси-Леклерк вас помиловал?

— Что вы, Югетта! Скорей я его помиловал. Главное — я свободен! Но, должен вам сказать, многие достойные господа спят и видят, как бы затолкать меня обратно в тюрьму. Поэтому, дорогая Югетта, не стоит сообщать всему кварталу о нашем чудесном спасении.

— Боже мой! Вас, как всегда, преследуют…

— Я в этом не виноват ни сном, ни духом. Впрочем, любому стоит остерегаться. И к птичке на ветке может подобраться какая-нибудь кошка!

Тут Югетта вспомнила об обязанностях хозяйки:

— Если бы я знала, что вы у нас обедали! А то вам подали первые попавшиеся блюда…

— Успокойтесь! — улыбнулся шевалье. — В вашей гостинице любого кормят по-королевски.

Но Югетта — счастливая, успокоенная, сразу похорошевшая Югетта, — не слушая шевалье, помчалась в погреб. Она вернулась с бутылкой, покрытой толстым слоем пыли и паутины.

— Вот это вино очень нравилось господину Пардальяну-старшему. У меня осталось только пять бутылок…

— Как же, помню! — рассмеялся Пардальян-младший. — Господин Дора сравнивал этот напиток с нектаром, а господин де Ронсар — с божественной амброзией… Давненько это было, в те времена, когда здесь еще собирались поэты «Плеяды».

И шевалье раскупорил славную бутылку. Он наполнил три бокала и придвинул еще один стул — для хозяйки.

— Помилуйте, сударь, я не смею… — покраснела Югетта, робко взглянув на герцога Ангулемского.

— Шевалье часто рассказывал мне о вас, — поспешил заверить ее юноша. — Я рад познакомиться с вами, и для меня большая честь выпить за ваше здоровье. Ни одной принцессе французского двора я бы не сказал ничего подобного…

Югетта снова покраснела, но теперь уже от удовольствия. Ей было приятно узнать, что господин де Пардальян часто вспоминал о ней; кроме того, слова столь высокопоставленной особы, как герцог Ангулемский, польстили самолюбию прекрасной владелицы гостиницы.

Все трое чокнулись и выпили.

— Скажите, Югетта. — обратился к хозяйке шевалье, — вы ведь мне говорили о господине де Бюсси-Леклерке? Вы, стало быть, знаете уважаемого мною коменданта Бастилии?

Югетта вдруг залилась краской, что не могло укрыться от зоркого взгляда Пардальяна.

— Что это вы так покраснели? — с улыбкой спросил он.

— Господин де Бюсси-Леклерк, — с видимым замешательством ответила Югетта, — иногда сюда заходит, и не один, а с товарищами. Они устраивают турниры по фехтованию, а потом господин де Бюсси-Леклерк всех угощает.

— Щедрый дворянин… Ну и?..

— Мне пришло в голову, что он сможет вас освободить… Он часто говорил…

— Что он вам говорил? Не скрывайте, милая Югетта, мне вы можете во всем признаться.

— Господин комендант часто повторял, что готов пожертвовать дворянской честью, женившись на горожанке…

Югетта подняла глаза и продолжала уверенно и не без гордости:

— Я вдова, детей у меня нет, ничто не мешало мне принять его предложение и стать верной супругой господину де Бюсси-Леклерку… Конечно, жизнь моя тогда бы стала весьма и весьма печальна…

Югетта говорила искренне и просто, и шевалье смотрел на прекрасную хозяйку с нежной, грустной улыбкой.

— И вы пошли к господину коменданту?

— Да, но в первый раз я не смогла добраться до Бастилии — на улице Бог знает что творилось: беспорядки, крики, стрельба. Я пошла еще раз, но мне сказали, что господин де Бюсси-Леклерк уехал в Шартр. Я решила подождать его возвращения.

— Думаю, он уже вернулся. Можете сходить — на этот раз вы его непременно застанете.

— Зачем я туда пойду? — удивилась Югетта. — Вы уже и так на свободе.

Пардальян залпом выпил стакан и прошептал:

— Действительно, зачем? Ведь я свободен!

Мы уже не раз говорили, что шевалье де Пардальян всегда терялся, чувствуя, что им восхищаются и его любят. Он никак не мог понять, чем заслужил восхищение и преданность Югетты. А герцог Ангулемский наблюдал за этой сценой с волнением и со слезами на глазах. Наивная простота Югетты тронула молодого человека до глубины души. Карл подумал о том, что мало есть на свете людей, на которых можно опереться… Как была бы прекрасна жизнь, если бы подобные искренность и прямота стали привычными для всех представителей рода человеческого! Молодой герцог был влюблен и, как и всякий влюбленный, тут же вспомнил об обожаемой им девушке. И он тоже готов был отдать жизнь за Виолетту, не требуя взамен никакой награды!..

Пардальян и герцог Ангулемский расположились в тех самых комнатах, где останавливались и раньше. Таким образом шевалье вновь оказался в комнате, из окна которой он когда-то впервые увидел Лоизу де Монморанси. Карлу, как особе королевской крови, Югетта предложила было парадные апартаменты гостиницы, но он предпочел занять скромную комнатку рядом с Пардальяном — ту, в которой он жил в прошлый раз.

Двое суток друзья никуда не выходили. После всего, что они пережили, им не мешало хорошенько отдохнуть. Кроме того, следовало тщательно разработать план дальнейших действий.

На третий день они покинули гостиницу рано утром. Чтобы связать наше повествование с рассказом о других персонажах, напомним читателю, что Жак Клеман к этому времени уже четыре дня сидел в покаянной темнице, а Кроасс с Пикуиком вели роскошную жизнь в женском бенедиктинском монастыре на Монмартре.

Пардальян направился в сторону Тампля.

— Пойдем во дворец Гиза? — спросил Карл.

— Нет, побродим около дворца. Может, повезет, наткнемся на Моревера.

— Опять Моревер? Вы только о нем и думаете…

— Я вам уже объяснял, монсеньор: Мореверу известно все, что задумал Гиз. Согласитесь, если кто и знает, куда подевалась Виолетта, так только Моревер. Конечно, лучше молить самого Господа, чем Его святых. Если хотите, пойдем во дворец, разделаемся с охраной (там сотни две стражников) и поговорим с самим герцогом де Гизом.

— Я прекрасно понимаю, что это невозможно. Но есть и другие приближенные герцога… Менвиль, например.

— Мне нужен именно Моревер. За ним старый должок, и я гоняюсь за этим молодцом уже не первый год!

Карл Ангулемский удовлетворился данным ему объяснением и прекратил расспросы. Вскоре герцог и шевалье оказались у главных ворот дворца Гиза. Как обычно, у дома толпились зеваки.

Дом главы Католической Лиги всегда был окружен горожанами. Сюда приходили поговорить, узнать последние новости. Кроме того, в преддверии созыва Генеральных Штатов здесь собирали наказы от парижских горожан. В последнее время около дворца стали появляться судейские, адвокаты и прочие крючкотворы — впрочем, и они были в кирасах и с оружием. Двадцать четыре аркебузира охраняли главный вход, и патрули постоянно обходили по периметру всю территорию дворца, двигаясь по улицам Паради и Катре-Фис.

В толпе легко было затеряться, и Пардальян с Карлом незамеченные подошли к воротам. Там они простояли часа два, и молодому герцогу так это надоело, что он уже начал подумывать о том, чтобы взять дворец штурмом. Но тут шевалье толкнул его локтем в бок и указал на троих дворян, входивших в главные ворота.

Карл узнал Бюсси-Леклерка, Менвиля и Моревера, шагавшего между ними. Вся троица исчезла во дворце.

— Подождем! — сказал своему спутнику шевалье.

Время шло, уже пробило полдень. Перед воротами все толпились зеваки, и никто не обращал внимания на Пардальяна и герцога. Прошел еще час…

— Может, они вообще сегодня не выйдут? — прошептал Карл Ангулемский. — А если они выбрались через заднюю дверь, что тогда?

Он умолк, не договорив, ибо вдруг увидел, что все трое выходят из ворот. Герцог толкнул Пардальяна, но шевалье заметил Моревера еще раньше. На улице трое приближенных Гиза остановились, перекинулись парой слов, и Бюсси-Леклерк ушел вместе с Менвилем. Моревер еще немного постоял, подумал и направился в другую сторону.

— На этот раз ему не уйти: — сказал Карл.

Пардальян промолчал. Он улыбался и не сводил глаз с Моревера, шагавшего по направлению к воротам Тампль. Моревер вышел за городскую стену. Пардальян вместе с молодым герцогом последовали за ним.

Моревер шел спокойно и даже что-то насвистывал. Оставив по левую руку болотистый пустырь Карем-Пренан, он двинулся по тропке, что змеилась вдоль крепостного рва. По обе стороны тропы рос кустарник, так что Пардальян и Карл могли следовать за Моревером незаметно, прячась в зелени. Так они прошли мимо ворот Сен-Мартен, потом мимо ворот Сент-Антуан. Справа остался зловещий холм Монфокон, где высились виселицы. Не доходя до Монмартрских ворот, Моревер свернул направо, к Монмартрскому холму.

Судя по всему, он шел на Монмартр. Пардальян и герцог преследовали его, не теряя из виду. Моревер, похоже, пока их не заметил. Чем дальше они шли, тем больше бледнел шевалье. Видимо, он нервничал: ус у него начал возбужденно подергиваться. Шевалье де Пардальян понял, куда направляется Моревер — он в точности повторил тот путь, что проделали шестнадцать лет назад герцог де Монморанси, Лоиза, Жанна де Пьенн и оба Пардальяна, отец и сын. Шевалье не мог не узнать это место — он столько раз возвращался сюда!

Вот здесь, у кромки пшеничного поля, рядом с родником, остановилась тогда карета… Здесь на руках у сына скончался Пардальян-старший… А потом выскочил из-за кустов Моревер и нанес Лоизе удар отравленным кинжалом Екатерины Медичи…

Пардальян остановился, вытащил пистолет, проверил кинжал на поясе.

— Попробуете достать его выстрелом? — спросил герцог Ангулемский.

— Нет, — со вздохом ответил шевалье. — Но если он попытается удрать (а бегает он не хуже оленя), пистолет пригодится — попробую ранить его в ногу, а уж потом мы с ним побеседуем…

А Моревер поднимался все выше по склону холма. Преследователи двинулись за ним. Вскоре за скалой показался высокий деревянный крест, что был когда-то воздвигнут на могиле Пардальяна-старшсго. У креста застыла неподвижная фигура. Шевалье удивился: кто это? Мужчина? Женщина? Он вгляделся и понял, что у могилы стоит женщина. Впрочем, Пардальяна она мало интересовала; он не спускал холодного взгляда с Моревера.

Негодяй также остановился неподалеку от могилы старого воина; видимо, ему пришел на память тот давний августовский день, когда здесь, на Монмартрском холме он нанес удар Лоизе де Монморанси… Моревер не мог не думать и о мести Пардальяна-младшего… сколько раз смертельная угроза нависала над убийцей… но теперь, казалось, можно было успокоиться: хотя шевалье де Пардальян и покинул Бастилию, но после истории в Шартре он где-то скрывается. Так, во всяком случае, полагали герцог де Гиз, Менвиль и Бюсси-Леклерк. А вот Моревер знал иное: проклятый шевалье шел по его следам!

— По моим следам! — прошептал наемный убийца. — Ну и пусть ищет! Пусть перевернет весь Париж, а я уже буду далеко! Этот глупец Гиз напрасно рассчитывает на мою преданность… А герцог, без сомнения, глуп: собрал такие силы и не может справиться с каким-то Пардальяном!

В сотне метров от креста к дереву был привязан конь, а рядом стояла карета, запряженная парой крепких лошадей. Их охранял лакей в ливрее, до поры до времени сидевший под каштаном и клевавший носом.

Заметив упряжку, Моревер довольно улыбнулся:

— Прекрасно! Все готово. Минут через двадцать певичка будет в моей власти… Что я с ней сделаю? Какая разница, лишь бы она не досталась этому жалкому Гизу или приятелю Пардальяна, молокососу-герцогу! Девчонку — в карету, сам я поеду верхом, и через четыре дня мы уже в Орлеане. А там посмотрим! Прощай, Париж! Прощай, Гиз! Прощай, Пардальян!

С этими словами Моревер повернулся в сторону Парижа и обомлел — в двадцати метрах от себя он заметил Пардальяна!

Герцог Ангулемский по знаку шевалье остановился в стороне и скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что он не собирается вмешиваться, а будет лишь безмолвным свидетелем грядущих событий. А шевалье приближался к Мореверу. Шагах в десяти от негодяя он также остановился.

Примечательно, что все осужденные на смерть в ту минуту, когда их ведут на казнь, одинаково инстинктивно оглядываются, поворачивая голову то вправо, то влево. То же сделал и Моревер. Ему так хотелось увидеть хоть кого-нибудь, но склоны холма были пустынны. Моревер оказался один на один с Пардальяном.

Он понял, что убежать не сможет: ноги не слушались его. Он осознал, что его уже ничто не спасет — шевалье стоял перед ним. как живое воплощение Справедливости и Возмездия. Мореверу предстоял честный поединок с достойным противником. А в честном поединке Моревер не мог противостоять шевалье, как не может шакал противостоять тигру.

Страх исказил черты Моревера, он озирался по сторонам, и единственная мысль гвоздем засела у него в мозгу:

— Я погиб!

Потом он медленно поднял глаза, встретился взглядом с Пардальяном и что-то пробормотал. Он словно спрашивал:

— Что вам от меня нужно?

Тут заговорил шевалье. Карл Ангулемский сначала не узнал голос своего друга, так изменился его тембр от сдерживаемой ненависти и боли:

— Сударь, у меня в руках шпага, а на поясе кинжал, но вы также вооружены… Правда, я захватил и пистолет, но только на тот случай, если вы попытаетесь сбежать. По-моему, мы находимся в равном положении…

Моревер молча кивнул, а Пардальян продолжал:

— Вы хотите знать, что мне нужно от вас. Я хочу разделаться с вами. Обещаю, что постараюсь поторопиться и не заставлю вас страдать. Последние шестнадцать лет вы живете в постоянном страхе, а моя жизнь все эти годы омрачена постоянной великой скорбью. Так что мы квиты… Убив вас, я надеюсь оказать большую услугу человечеству. Мне приходилось, спасая собственную жизнь, убивать врагов, и нередко я чувствовал к ним жалость. Но вы, сударь, мне не враг, вы воплощение зла, которое обязательно следует уничтожить. После нашего разговора в камере Бастилии я окончательно убедился: вы — ядовитая гадина, а гадину надо давить при первой же возможности. Клянусь, что покончив с вами, я через три минуты забуду даже ваше имя… Но вы умрете не здесь. Будьте любезны, прогуляйтесь со мной до Монфокона. Не могу же я позволить, чтобы ваша кровь пролилась тут, рядом с могилой моего отца. Мне кажется, Монфокон самое удачное место для вашего вечного успокоения. Что вы на это скажете?

Моревер молча кивнул. В душе его возродилась надежда. Путь с Монмартра на Монфокон неблизкий, может, и удастся сбежать. Во всяком случае, лишних полчаса жизни — это целая вечность для приговоренного к смерти. И он поспешил заверить Пардальяна:

— Я согласен идти с вами на Монфокон, однако же разделаться со мной будет непросто, ибо я не сдамся, но попытаюсь отправить вас туда, где пребывает ваш батюшка… Он, думаю, уже заждался сынка!

Моревер несколько успокоился, и к нему вернулось обычное нахальство. Почувствовав уверенность, он опять начал оглядывать окрестности.

— Что ж, — ответил шевалье, — не исключено, что и я погибну, но только вместе с вами. Если мы сегодня скрестим шпаги, считайте себя покойником. Пожалуй, следует объяснить в двух словах, почему я так стремлюсь покончить с вами, Моревер. Кроме того, вы должны ответить на один вопрос… надеюсь, запираться вы не будете…

— Готов ответить хоть на тысячу вопросов!.. — нагло заявил Моревер.

Но, не закончив фразу, он вдруг бросился в сторону и оказался как раз позади креста. Еще миг — и негодяй со всех ног кинулся к карете, что стояла неподалеку.

— Улизнет! — вскричал герцог Ангулемский и пустился вдогонку.

Пардальян улыбнулся, вытащил пистолет и прицелился в Моревера. Казалось, убийце не уйти. Но в этот момент женщина, склонившаяся к подножью креста, выпрямилась и оказалась как раз на линии выстрела, между Пардальяном и Моревером. Рука шевалье медленно опустилась…

Кто была эта женщина, которая стояла у могилы старого Пардальяна? Ее великолепные волосы волной рассыпались по плечам, а блуждающий взгляд упал на шевалье… но, казалась, она не видела никого и ничего вокруг. Пардальян же смотрел лишь на убегающего Моревера и на преследующего его Карла Ангулемского.

Погоня длилась всего несколько минут. Моревер несся зигзагами, но вскоре понял, что его нагоняют… обходят… и, наконец, молодой герцог, забежав вперед, заставил беглеца остановиться.

— Вернитесь, сударь, или я убью вас! — крикнул Карл.

Моревер выхватил шпагу и сделал выпад, но удар его не достиг цели. Клинок же герцога Ангулемского мгновенно коснулся лица Моревера… Убийца попятился…

Моревер вновь попытался атаковать, но герцог каждый раз опережал его. Безжалостный клинок Карла заставлял Моревера отступать. Наемник хотел было отпрыгнуть в сторону, но молодой человек вынудил его вернуться. Убийца медленно, но верно поднимался вверх по склону, к подножию креста.

За спиной Моревера послышался смешок, он в ужасе обернулся и увидел шевалье де Пардальяна. Но смеялся не шевалье, а женщина с прекрасными золотыми волосами, стоявшая у креста на могиле. Моревер понял, что погиб.

— Шевалье, — сказал герцог Ангулемский, — позвольте мне находиться рядом. Вдруг этому господину снова придет в голову сбежать.

— Монсеньор, — попросил Пардальян, — будьте любезны, отдайте ему шпагу.

Герцог поднял уроненную Моревером шпагу и протянул ее владельцу рукояткой вперед. Тот машинально взял оружие и убрал в ножны.

— А теперь, монсеньор, — продолжал шевалье, — пожалуйста, отойдите в сторону. Этот человек больше не попытается сбежать.

Герцог не стал возражать, отошел и снова скрестил руки на груди. А Пардальян обратился к Мореверу так, словно их беседа и не прерывалась:

— У меня к вам только один вопрос, сударь: что она вам сделала? Вы десять, нет, двадцать раз пытались убить меня — это вполне естественно. Вы искали нас с отцом во дворце Колиньи, вы натравили на нас банду убийц, опьяненных кровью великой резни, вы сделали все, чтобы мы погибли под дымящимися развалинами дома Монморанси… Ну что же, война есть война! Но она!..

Пардальян не мог произнести имя Лоизы, боясь, что выдержка изменит ему и он разрыдается.

— Она вам ровным счетом ничего не сделала, но ваш отравленный кинжал убил ее… почему не меня… не маршала де Монморанси… не моего отца? Вы не пожалели красоту, юность и невинность… Шестнадцать лет я думаю об этом, но понять не могу! Вот мой вопрос… Что же вы молчите? Вы слышите меня? Отвечайте!

Моревер молчал — ему нечего было сказать. Да и что он мог объяснить? Кроме того, страх смерти наглухо запечатал его уста. Ему казалось, что старуха с косой уже прикоснулась ледяным пальцем к его лбу…

Пардальян подошел к нему совсем близко, и Моревер глухо застонал. Он забыл, что шевалье предлагал честный поединок, забыл, что драться они должны были на Монфоконе, а не здесь, где навсегда заснул праведным сном старый солдат.

Моревер думал только об одном: сейчас он меня убьет!

Как ему хотелось жить! Еще немного… хотя бы один час!

— Вы не отвечаете? — произнес Пардальян. — Тогда послушайте меня: я готов вам простить все, но только не ту царапину, что нанесли вы отравленным кинжалом моей Лоизе. Вы шестнадцать лет дрожали от страха и тем самым искупили свои остальные преступления… но только не это… Я раздавлю вас, как гадюку, господин де Моревер!..

Моревер рухнул на колени; холодный пот катился по его лицу.

— Пощадите меня! — простонал убийца. — Я хочу жить! Смилуйтесь! Не сегодня…

— Иногда вмешивается случай. — усмехнулся шевалье. — Возьмите шпагу в руку — кто знает, может, вам повезет…

— Нет! Я драться не буду! Не могу… не хочу!

— Не будете драться?

— Нет… нет…

— Тогда вы умрете позорной смертью труса…

— Пускай! Я знаю, я чувствую, что вы сейчас убьете меня, — прохрипел Моревер.

— Вы поняли, что я имею право убить вас? Ваша жизнь принадлежит мне.

— Я понял, — простонал Моревер.

Он склонил голову, и долгий вой вырвался из его груди.

— Пощадите… во имя Лоизы… пощадите…

При звуках этого имени Пардальян вздрогнул, склонился над Моревером и коснулся его плеча.

— Встаньте… может быть, я помилую вас.

Моревер вскочил.

— Скорее, — прошептал он. — Говорите, что я должен сделать… Приказывайте… Да, я в вашей власти… да, я преступен… но вы… вас называют последним рыцарем нашего времени. Вы — живое воплощение великодушия и отваги, уверен, вы сможете простить меня…

Внезапно та женщина, что стояла у подножья креста, рассмеялась — смех ее звучал зловеще. Пардальян вздрогнул, а испуганный Моревер не обратил на нее никакого внимания: он ждал ответа шевалье.

— Вы молите о прощении, — произнес Жан. — Я могу вас помиловать, но простить — никогда! Прощение надо заслужить… И вот что я могу сделать для вас…

У шевалье перехватило дыхание, но он справился с волнением и продолжал:

— Вы убили девушку… однако еще одному созданию вы в силах вернуть жизнь и счастье: за жизнь Виолетты я прощу вам смерть Лоизы.

Карл Ангулемский бросился к шевалье, сжал его руку в своей и прошептал:

— О, Пардальян! Друг мой и брат!

— За жизнь Виолетты? — переспросил Моревер. — Если я отдам вам цыганочку, вы сохраните мне жизнь?

— Обещаю, — твердо ответил Пардальян. — Вы убили мою любовь, так верните же любовь другому человеку! Вы сломали мою судьбу, так сделайте счастливым герцога Ангулемского, и я больше не вспомню о вас… забуду даже ваше имя… будто я давно убил вас… еще тогда, шестнадцать лет назад… Говорите: где девушка?

— Не знаю! — произнес Моревер. — Пусть Господь будет мне свидетелем — не знаю!.. В Бастилии я лгал вам. Все мои угрозы — блеф! Я просто хотел заставить вас страдать. Но мне неизвестно, где Виолетта! Клянусь спасением собственной души, я не знаю! Но…

Это «но» прозвучало для Пардальяна и Карла Ангулемского как знак надежды. Оба в один голос воскликнули:

— Что «но…»? Вы что-то скрываете…

— Врет он! Лжец! Этот человек не может не знать, где цыганка Виолетта!

Эти слова произнесла женщина с золотыми волосами, но ни Пардальян, ни герцог Ангулемский, ни Моревер не услышали ее голоса.

Моревер, едва держась на ногах, закрыл глаза, чтобы противники не увидели, какая безмерная радость овладела им.

— Господа, поверьте, кое-что я могу сделать… правда, ценой предательства, ну, да какая разница?! Уже сегодня вечером я кое-что узнаю, хотя мне и придется поступиться интересами моего господина, герцога де Гиза… пожалуй, мне удастся выведать, где прячут девушку… это мне под силу, стоит только захотеть…

Моревер опустил голову. Он боялся только одного — как бы шевалье не догадался об охватившем его душу злорадстве. Убийца изо всех сил пытался выглядеть жалким.

Но то, что он говорил, звучало вполне убедительно, особенно его слова о предательстве. Пардальяну так хотелось верить!

— Значит, вам неизвестно, где девушка?

— Пока неизвестно, — поторопился заверить Моревер. — Клянусь Пресвятой Девой!

— Но вы готовы разузнать?

— Сегодня же вечером, сударь. Даже вечера ждать не надо! Мне и часа хватит! Все зависит только от меня… Никаких трудностей… И как я не подумал об этом, когда находился в Париже? Впрочем, я ведь не догадывался, что встречу вас… Знай я, что от этого зависит моя жизнь, я бы…

— Пардальян, пощадите его! — взмолился юный герцог.

— Господа, господа, — вскричал Моревер, заламывая руки. — Я сделаю все, что надо! Хотите, можете пойти со мной… Впрочем, нет! Опасно… Понимаю, вы подозреваете меня… я достоин презрения… Господи, что же предпринять? Как вас убедить?

Пардальян взглянул на Карла: молодой герцог трепетал, чувствуя дыхание надежды.

— Успокойтесь, монсеньор, — постарался образумить его шевалье.

— Неужели мы найдем ее? — шептал Карл. — Говорите же… шевалье, пусть он скажет… пусть сделает что-нибудь…

— Похоже, вы не обманываете… — задумчиво произнес Пардальян.

— Господь тому свидетель!

— Я вам верю. Но с вами мы пойти не можем: нам с герцогом лучше в Париже не показываться.

Моревер слушал очень внимательно.

— Мы остановились в Виль-Эвек. — продолжал шевалье. — Сегодня вечером приходить не стоит, но завтра, в десять утра, надеюсь, вы принесете нам необходимые сведения. Сударь, вы будете в Виль-Эвек?

— Буду! — решительно заявил Моревер. — И сообщу то, что вас так интересует… Клянусь!

Он подошел к могиле, протянул руку к кресту и произнес:

— Клянусь вечным покоем того, кто спит в этой могиле! Клянусь памятью вашего отца!

— Верю! — откликнулся Жан. — Идите, вы свободны.

И снова, в третий раз, раздался зловещий смех женщины с золотыми волосами… Моревер приподнял шляпу и раскланялся. Пардальян и Карл стояли неподвижно.

— До завтра, господа! — с улыбкой произнес слуга герцога и удалился.

Пока Моревер чувствовал, что оба врага провожают его взглядом, он шагал ровно и уверенно. Но лишь только каштановая роща скрыла его от глаз Пардальяна и Карла Ангулемского, он бросился бежать сломя голову. К Монмартрским воротам Моревер примчался запыхавшись.

И тогда, обернувшись к холму Монмартр, убийца расхохотался. Страшен был этот хохот, пострашнее любой угрозы.

— Он придет… — полувопросительно произнес герцог Ангулемский.

— Надеюсь! — вздохнул шевалье де Пардальян.

Карл был счастлив. Он даже не думал о том, чего стоило Пардальяну простить убийцу любимой и забыть о ненависти, терзавшей его шестнадцать лет; забыть во имя счастья своего молодого друга и Виолетты.

— А почему вы сказали, что мы остановились в Виль-Эвек и в Париж возвращаться не собираемся? — недоуменно спросил молодой герцог.

— Осторожность не помешает… Моревер, надеюсь, придет… Но такой человек готов предать даже тех, кто даровал ему жизнь. Впрочем, что гадать понапрасну!..

Они еще немного постояли на склоне холма. Карл ломал голову: придет Моревер, не придет… Пардальян был склонен поверить убийце — уж очень искренними казались слова Моревера. Не так много от него потребовали, а взамен предложили спокойную жизнь. Но если Моревер снова обманет, тогда ему несдобровать: Пардальян его из-под земли достанет и убьет быстро и беспощадно.

Нет, на этот раз Моревер не предаст! Он явится в десять утра в Виль-Эвек, ибо хочет — не может не хотеть! — чтобы закончился кошмар, мучивший его шестнадцать лет. И шевалье де Пардальян вздохнул: с трудом далось ему помилование заклятого врага.

«Моревер сдержит свое слово, — думал шевалье. — А мне придется сдержать мое! Я поклялся забыть даже имя проклятого убийцы. И так оно и будет! Ради маленькой певицы я забуду о страданиях тех, кто был мне дорог! Ради счастья бедных детей я обрекаю себя на жестокую пытку — я прощаю Моревера! Вот ведь неудачный выдался день, когда Мари Туше, мать Карла Ангулемского, спасла меня и моего отца!»

Теперь, когда убийца не стоял перед его глазами, шевалье в недоумении спрашивал себя, как он мог пощадить такого закоренелого злодея.

«Ничего, ничего, — бормотал он себе под нос. — Хотя, что я буду себя обманывать, жертва, конечно, непомерно велика, не так-то просто мне забыть Моревера… И какого черта сын Мари Туше влюбился именно в эту девицу?.. И зачем его матушка препоручила сына моим заботам? И почему я так привязался к мальчишке? Ах, батюшка, дорогой мой батюшка, как вы были правы!..»

Пардальян бросил взгляд на могилу.

«Вот здесь вы скончались у меня на руках, батюшка, и мы вас похоронили… Что бы сказал господин де Пардальян-старший, окажись он сейчас рядом с сыном? Сказал бы: „Выбрось из головы этого ничтожного Моревера!“ И добавил: „Мертвых теперь уже не воскресишь!..“

Шевалье обнажил голову и остановился у самого креста, беседуя с покойным отцом. Внезапно он встретился взглядом с золотоволосой женщиной, недвижно стоявшей неподалеку. Только сейчас шевалье узнал ее — перед ним была цыганка Саизума, мать Виолетты…

Карл Ангулемский также узнал женщину и подошел поближе. Но юный герцог не решался заговорить, боясь помешать Пардальяну, погруженному в размышления у могилы отца.

Надеюсь, наши читатели помнят, что после своего визита в монастырь бенедиктинок Пардальян отвел цыганку в гостиницу «У ворожеи» и поручил Югетте позаботиться о несчастной женщине. Но в тот же вечер — лишь только шевалье отправился к герцогу де Гизу — цыганка бесследно исчезла из гостиницы.

Что ее перепугало? Почему она сбежала? Где мыкалась все это время? Пардальян давно ничего о ней не слышал…

Саизума смотрела на него с улыбкой. Видимо, она узнала шевалье и помнила о той драке, что произошла в харчевне «Надежда».

Она заговорила, и голос ее прозвучал спокойно и ласково:

— Осторожней, осторожней… опасайтесь предателей… не доверяйте клятвам… И мне когда-то клялся один человек… но ничего не осталось… ничего…

Карл смотрел на эту женщину, что некогда звалась Леонорой де Монтегю, и жалость разрывала чувствительную душу молодого герцога.

— Сударыня, — обратился к ней Пардальян, — не хотите ли пойти с нами? Не пристало даме из семейства Монтегю слоняться по дорогам!

— Монтегю? — повторила цыганка. — Я не знаю такого имени…

— Вы — Леонора, баронесса де Монтегю!

— Леонора? Кто вам сказал, что меня зовут Леонорой? Красивое имя… Я знала когда-то одну бедную девушку, ее тоже звали Леонора, но она давно умерла.

Смертельная бледность покрыла лицо несчастной. Хотя солнце заливало своими лучами склоны холма, женщина дрожала, словно от холода. Карл схватил ее тонкую руку и сжал в своих ладонях.

— Леонора — это вы, вы! — повторял молодой герцог. — Вы — мать девушки, которую я люблю. Сударыня, прислушайтесь к моим словам, попробуйте вспомнить… Мы разыскивали вас в монастыре. С вами был человек, любящий вас… он и назвал нам ваше имя… его зовут принц Фарнезе… епископ!

Женщина что-то неразборчиво пробормотала, потом всхлипнула. Казалось, разум блеснул в ее глазах… но, вглядевшись, Карл понял, что в них горела одна лишь ненависть!

Как хотелось Карлу, чтобы безумие навсегда оставило Леонору де Монтегю! Как мечтал он найти Виолетту и сделать счастливой мать своей любимой!.. С надеждой смотрел он в лицо Саизумы, но увы, взор ее вновь погас.

— Епископ умер! — упрямо произнесла женщина.

— Вспомните о дочери, сударыня! — в отчаяньи крикнул Карл. — Вспомните о Виолетте!

— Нет у меня дочери!

Герцог умоляюще посмотрел на Пардальяна. Ясно было, что разум навсегда оставил несчастную. Ни шевалье, ни Карл не знали, при каких страшных обстоятельствах появилась на свет Виолетта. Им было неизвестно, что Леонора помешалась прежде, чем стала матерью. Она оказалась в тюрьме, так и не осознав, что родила ребенка.

— Сударыня, не будем вспоминать о вашем имени, — вежливо обратился к ней шевалье. — Похоже, это причиняет вам боль…

— Я Саизума, цыганка Саизума, гадалка и ворожея. Хотите, я вам погадаю?

— Хорошо, хорошо, но только пойдемте с нами. Зачем же вам скитаться одной, в тоске и печали.

— Да. я тоскую… я тоскую… если бы вы знали историю той женщины, Леоноры… вы бы поняли, почему я всегда так печальна и плачу дни и ночи напролет…

Она прислонилась к кресту и театральным жестом запахнулась в пестрый, украшенный побрякушками, плащ. Солнце золотило ее великолепные волосы, огромные глаза были устремлены куда-то вдаль…

Тихим монотонным голосом повела цыганка свой рассказ:

— Я вам поведаю страшную историю, историю о разбитом сердце. Только цыганка Саизума знает ее, и никто больше. Послушайте же, почему плакала цыганка над судьбой бедной Леоноры, так плакала, что и слез у нее больше не осталось. Знаете собор, огромный мрачный собор, что высится напротив старого дворца? Там несчастная девушка узнала, что тот, кто клялся ей в любви, предал ее… Горе обрушилось на нее и раздавило… а потом, слушайте, слушайте же…

Саизума вдруг умолкла. Она как будто пыталась вызвать в памяти страшные картины далекого прошлого, что никак не отпускало ее.

— Я помню тот крик… кто кричал? кто молил о помощи, там под сводами собора?.. Этот крик раздирает мне сердце… Пощадите, пощадите ее! Нет, она не дождется пощады! Будь проклята, колдунья!.. К ней тянутся кулаки! Ее проклинают!.. И вдруг все кончилось! Только мрак и тишина, тишина темницы… она бредит… она умирает. Потом рассвело, начался новый день… И вот цыганку ведут на смерть, толпа беснуется… Кто это кричит у подножья виселицы?.. Появилась надежда… надежда на что? Кто тут смеет надеяться? Она ничего не знает, ничего не понимает… Она измучена, сердце ее не выдерживает, и разум гаснет…

Саизума замолкла, и безумный смех снова слетел с ее уст.

— Прощайте! — крикнула она. — И не идите за цыганкой. Ее дорога полна опасностей. Ее ждет несчастье… Прощайте!

— Леонора, остановитесь! — крикнул Карл Ангулемский.

Цыганка обернулась, подняла руку к небу и произнесла:

— Зачем призывать смерть? Ищите на виселице — там и найдете Леонору!

Легким шагом пошла Саизума по склону холма и вскоре исчезла за скалой.

— Надо остановить, вернуть ее! — бросился молодой герцог к Пардальяну. — Мы заберем ее, вылечим.

Сначала Пардальян отрицательно покачал головой, но, увидев, как разволновался его спутник, поспешил согласиться:

— Давайте догоним ее!

Оба кинулись по той тропинке, по которой только что ушла Саизума, но цыганка как сквозь землю провалилась. Они обыскали все вокруг, никого не обнаружили и решили вернуться в Париж.

Ночь они провели в гостинице «У ворожеи», где ничто не потревожило сон двоих друзей, а рано утром направились на встречу с Моревером, однако остановились, не дойдя до Виль-Эвека. Пардальян, конечно, был убежден в искренности Моревера, но кто знает, что тот мог придумать за ночь. Шевалье решил, что излишняя предосторожность не помешает. Поэтому они с герцогом заняли позицию в небольшой рощице, через которую проходила дорога из Парижа на Виль-Эвек. Часов в девять на дороге появился всадник, мчавшийся во весь опор.

— А вот и он! — констатировал Пардальян.

Действительно, это был Моревер. Шевалье сразу же узнал его, хотя всадник был еще очень далеко.

Когда он подъехал поближе, Карл Ангулемский убедился, что его друг не ошибся.

— И вправду — Моревер! А как вы узнали на таком расстоянии?

— Мы уже пригляделись друг к другу за столько лет, — лаконично ответил шевалье.

Но на душе у Жана было по-прежнему тревожно. Если бы герцог пригляделся повнимательнее, он бы заметил, как побледнел Пардальян. Но молодой человек смотрел только на Моревера… смотрел и весь трепетал от счастья… Да и как же иначе: ведь Моревер вез ему весть о Виолетте! В противном случае он не осмелился бы явиться сюда…

— Он! Он! — твердил Карл. — Один… и без оружия… Ах, Пардальян, как я счастлив!

— Пошли ему навстречу, — сказал шевалье.

Они вышли из-за кустов на дорогу. Моревер сразу же заметил их. Подъехав поближе, он спрыгнул с коня, снял шляпу, поклонился и произнес:

— Господа, вот и я!..