"Бес специального назначения" - читать интересную книгу автора (Мякшин Антон)ГЛАВА 5Великаны бодрой иноходью подвезли нас к подножью Огненных гор. По дороге Степан Федорович то и дело малодушно пытался бежать, но горячие горцы не дремали. Я подозреваю, что им доставляло немалое удовольствие выуживать мою невесту-тяжеловеса из-за очередного холма и возвращать ее в строй с шутками-прибаутками довольно скабрезного содержания. Солдатская служба скучна и тяжела. Когда еще выдастся возможность побегать за девками в служебное время? Ревности я решил пока не проявлять. Кто его знает, захочется Гиммлеру отлучиться в кустики, и оставленные без присмотра конвоиры одним щелчком произведут Степана Федоровича — Брумгильду в статус вдовы. А потом скажут, что так оно и было. — Приехали, — констатировал рейхсфюрер и пнул своего великана сапогом в ухо. Тот поспешно, но бережно опустил седока на землю прямо перед глубокой расщелиной, из которой валил желтый серный дым. Меня мой скакун попросту невнимательно стряхнул, как какую-нибудь птичью какашку, и если б Степан Федорович вовремя не подставил мне ковшеобразную свою ладонь, воткнулся бы я рогами в землю, словно гвоздь. — Сюда! Эй, открывайте! Заскрипела цепь, поднимая решетку, закрывающую вход в расщелину. Вот это цепь! Вот это решетка! Два великана с трудом управлялись с воротом… Честно говоря, направляясь в расщелину, я предвкушал густую прохладу, особенно приятную после долгой пыльной тряски на великаньих плечах. Но на меня дохнуло таким жаром, будто я вошел в раскаленную добела парную. Я аж закашлялся. — Дэвушка! — обрадовались, заскрежетав каменными топорами, стражники при виде Степана Федоровича. Поразительно однообразная реакция на мою Брумгильду. Кажется, все эти етуны под одну гребенку сделаны. Впрочем, все понятно. Из Степана Федоровича получилась чертовски симпатичная великанша, особенно если сравнивать с местными мохнатыми и кривоногими красотками. Гораздо хуже было бы, если б мой клиент оставался в своем собственном обличье — по каменным стенам тут и там развешаны были дощечки с грубыми, но вполне достоверными портретами одного моего знакомого штандартенфюрера СС. — Видал? — довольно усмехнулся Гиммлер. — Моя работа! Теперь кто бы из великанов Штирлица ни встретил, обязан схватить и доставить лично мне. Погоди, я сейчас вернусь… Степан Федорович поскуливал, переминаясь с ноги на ногу. — Из огня да в полымя, — шепнул он мне, наклонившись. — В нашем варианте наоборот, — возразил я. — Из полымя да в огонь. Если в качестве полымя расценивать пристанище ледяных великанов. — От перестановки слагаемых сумма не изменяется, — вздохнул мой клиент. — Что делать будем? Нотунг в спинной перевязи встрепенулся. Он явно имел собственное мнение по поводу дальнейших действий. Что за кровожадная железяка! Только бы кровушку чью-нибудь попить. Ему-то ничего не грозит при самом неблагоприятном исходе — ну, может быть, пара царапин, а вот нам… — Идею насчет бегства оставьте, — строго предупредил Гиммлер. — Тебя в случае чего догнать никакого труда не составит, а твоей невесте даже пытаться не стоит. За ней присматривают так, как в Муспельхейме еще ни за кем не присматривали. Это точно. Смотрят проклятые огненные великаны, смотрят. Некоторые даже облизываются. Плохо дело. И решетку опустили. Теперь нас можно вообще не охранять — ни я, ни Степан Федорович даже пошевелить рычаг ворота не сможем… — И где наша мрачная камера? — осведомился я у вероломного гитлеровца. — Какая камера? — округлил тот глаза. — Ради Вотана, чего ты городишь? Вы же не военнопленные, вы мои гости… мои и моих великанов, конечно. Гитлер с Донаром уже на подходе. Грядет исход соединенного войска из Нифльхейма, и было бы непростительной глупостью с моей стороны позволить бесу в этот момент гулять на свободе. Кто знает, что ты можешь натворить? Что-то ты не спешишь вставать на нашу сторону… А где-то здесь еще шныряют коварный Лодур и смертельно опасный Штирлиц… — Командир! — подлетел, грохоча ножищами, огненный етун. — Слушай, проблема! — Какая? — встревожился Гиммлер. — Слушай, в Етунхейме переполох! Ледяные спустились со своих гор и схватились с холмовыми! Слушай, большая драка будет! Драка? Почему драка? Это в наши планы не входит! — Чего это они?.. — пробормотал гepp Генрих, озадаченно потирая подбородок. — Межнациональный конфликт? Нам не надо межнациональных конфликтов… Перебьют друг друга, а кого же мы вербовать будем? А может быть, это отвлекающий маневр паршивца Лодура? Более подробные сведения можно получить? — Ледяные говорят: «Ы-ы-ы! », а холмовые протестуют: «У-у-у! » — добросовестно доложил разведчик. — Толкаются и рычат, слушай… Вот это новости! А как же добросердечные соседские отношения? — Штурмовой отряд — на изготовку! — заорал Гиммлер. — К предгорьям — шагом марш! Не нравятся мне все эти сюрпризы… Население Нифльхейма должно покорно ждать обязательной вербовки и не дергаться… С какой стати ледяные великаны спустились с гор, чего несколько тысяч лет не делали? Чую, что это козни неуловимого Штирлица. Кто же здесь виноват, как не он? Ух, доберусь я до этого гада… Решетка с визгом взлетела вверх — на этот раз к вороту подскочили сразу четверо. Нам пришлось прижаться к стенке — иначе нас просто затоптали бы великаны, помчавшиеся назоврейхсфюрера. Когда жаркие коридоры опустели (остались только двое стражников), я спросил Степана Федоровича: — Вам очень хочется повидаться с любимым фюрером? — Вы смеетесь?! — Давно оставил эту дурную привычку. Последнее время, знаешь, все больше плакать тянет… Значит, дожидаться Гитлера не желаете? Может, пора двигать отсюда? — я кивком указал на все еще поднятую решетку. — Да! Да! Конечно! — Ну, так вперед. Э нет, не сюда… — Нам же к выходу! — Мне — да, а вам — в обратную сторону. — Что значит — в обратную сторону? — насторожился Степан Федорович. — Вы же сами видите, решетку-то оставили открытой! Бежим? Пока они не спохватились? — Тише! Стражников отвлекать надо? Иначе они в два прыжка нас догонят. А отвлекать будете вы, как особа крайне колоритная. На меня они даже и не смотрят. Чего доброго, размажут ненароком, как таракана… — Я? Опять? — Тверже шаг! Короче юбку! Манящий свет в глазах! И в ритме ламбады танцуй к стражникам! — Я вытащил меч. — Подманите их поглубже в пещеру, и быстро к выходу! А я перерублю цепь, удерживающую решетку. Тогда стража останется в расщелине, а мы получим изрядную фору для бегства — пока они решетку ломать будут. Сдвинуть с места ворот для меня — совершенно невозможно. Такая громадина! Все равно что плевать навстречу танку — смех один. А вот Нотунгом… Короче говоря, главное — вам успеть прошмыгнуть. Понятно? — Понял! — вздохнул Степан Федорович. — Ну — за дело! Обреченно склонив голову, Штирлиц-Брумгильда преградил дорогу стражникам, направившимся как раз к решетке. Как того и следовало ожидать, горячие горцы нисколько не встревожились, а расплылись в улыбке: — Прекрасный дэвушк! Что за жуткие оскалы! Степан Федорович сжался в ужасе, и, если бы я не крикнул: «Ламбада! Раз-два! », он от страха бы не сразу и вспомнил, что от него требуется. Поминутно оглядываясь, я поторопился к выходу. Мой клиент, неловко взмахивая руками, приседал, держась за подол юбчонки. Танцор из него — просто никакой. Плохой танцор, хотя вроде ничего ему не мешает… Ламбадой тут даже и не пахло, какая-то «барыня» для паралитиков! Тем не менее огненные великаны бурно аплодировали и выкриками: «Вах! Вах! » — поддерживали ритм. Похвала, как известно, лучшее приободрение. Степан Федорович воодушевился и выкинул замысловатое коленце, сорвав шквал оваций: — Ай, хорошо! Ай, ходи, одноглазый! Я знал, что у него в конце концов получится. Так, теперь — решетка. Оказавшись у прохода, я поднял Нотунг. Лезвие геройского меча блеснуло в туманном свете подземных небес. — Степан Федорович, готовься! — крикнул я и изо всех сил рубанул цепь. Что такое? Меч, зазвенев, отскочил от массивных звеньев, оставив только неглубокую царапину. Я ударил еще и еще — тот же результат. Всего лишь царапины, не более того. Да я так целый час мучиться буду, а мой бодрый танцор выбьется из сил гораздо раньше. Вон уже — вошел во вкус и отплясывает вприсядку, юбчонка летает по ветру, огненные горцы брызжут слюной во все стороны, вопят, как болельщики на трибунах, аж в ушах ломит. А я молочу Нотунгом цепь — ничего другого мне не остается. Молотить и молотить да покрикивать время от времени: — Эй! Майя Плисецкая, экономь силы! Дзинь! Одно звено треснуло и разошлось, словно дужка амбарного замка. Нотунг, возмущенный тем, что ему вместо великанской плоти предложили бездушный металл, сопротивляется моим замахам, норовит ударить мимо, будто пытается сказать: «Я — оружие героев, а не фомка! Предоставьте мне честную битву вместо этой бестолковой долбежки! » Вот скотина! Наплевать ему на то, останемся мы живы или нет, лишь бы собственное удовольствие справить. Ну, я психанул! — Проклятый консервный ножик! — заорал я. — Одушевленная арматурина! А ну, раззудись, размахнись! На переплавку пущу, шампур гнутый! Не знаю, что больше разозлило свирепого Нотунга — яростные мои вопли или загадочное слово «переплавка». Только следующий удар получился намного сильнее предыдущих… Дзинь! Цепь дрогнула, по металлу звеньев поползли трещины. Решетка наверху затрепетала, осыпая ржавчину. Славно пошло, у меня даже рука онемела. Еще пара-тройка таких «дзинь», и цепь лопнет. А шум позади меня затих. Не слышно что-то ни аплодисментов, ни восхищенного «вах! ». Хотя, судя по звукам, распоясавшийся Степан Федорович прилежно топочет, наяривая лезгинку, и пискляво сам себе подпевает. Что-то случилось? Нет времени оборачиваться и выяснять — что именно… Бац! Дзинь! — Решетка натужно заскрипела, готовясь упасть. — Адо-о-ольф! Я все-таки обернулся. И первое, что увидел, — обалдевшие хари стражников, сменившие цвет с багрового на тускло-розовый. Горячие горцы остывали на глазах. И немудрено: великолепная Брумгильда неудержимо теряла свою великолепность. Она худела и сплющивалась с кинематографической скоростью, умопомрачительные объемы бедер и груди сдувались, как проколотые шарики. Заклинание утрачивало силу! Ежу понятно, что оно не вечно, но почему именно сейчас? Что за невезение такое?! Опять это дурацкое невезение! Степан Федорович, снова обретший обычный свой рост, рванул ко мне, но не тут-то было. Великаны с отчаянной решимостью вернуть утраченную красоту схватили его за ноги и за голову, поднатужились и потянули каждый в свою сторону, чуть не плача: — Вернись, дэвушк! — Адо-о-ольф! Помо… Раздумывать было некогда. Цепь еле заметно дрожала — одного движения достаточно, чтобы звенья лопнули и решетка рухнула вниз. Я метнул Нотунг вдоль по коридору, ни в кого особо не целясь, желая единственно — на секунду отвлечь внимание великанов. Геройский двуручник свистнул по жаркому воздуху над головами великанов, клацнул где-то позади о камень. Великаны даже ухом не повели, увлеченные процессом растягиванья тела моего клиента. Степан Федорович, перекрученный жгутом, как простынка в руках прачки, мог только беззвучно всхлипывать. Что делать? Вступить в единоборство с двумя громадинами? Кривляться и мерзко обзываться, отвлекая огонь на себя? — Ай! — вскрикнул великан, отпуская всклокоченную голову моего клиента и обеими руками хватаясь за собственную задницу. — Слушай, больно, да? — Ох! — поддержал его второй. — Кто бэзобразни-чает? Степан Федорович рухнул на каменный пол. Легонького этого сотрясения хватило на то, чтобы звенья лопнули. Грозно скрипнула решетка, открывая проход. — Скорей! — заорал я, сам не заметив, как очутился по ту сторону порога. Мой клиент мячиком покатился к выходу. Да торопись же ты! — Сзади! — подстегнул я его. — А? — Етун в засаде! Упоминание об оставшихся в тылу неудовлетворенных красавцах подействовало не хуже удара плеткой. Степан Федорович рванулся из последних сил — и выкатился наружу. Бац! Решетка впечаталась в пол, едва не отрубив ему ноги. Отбежав на безопасное расстояние, мы остановились, но только на минуту. Расщелина клокотала от поднявшегося топота и криков. Огненные великаны, завывая, гроздьями повисли на закрывшейся намертво решетке. Позади них ослепительно сверкал Нотунг, его лезвие в полную силу пело боевую песнь, которую не могли заглушить даже стоны и жалобы несчастных жертв. — Так им и надо, — мстительно проговорил Степан Федорович. — Но каков меч!.. Дорвался-таки… — Мы были ему плохими хозяевами, — согласился я. — Если бы он умел говорить, он бы назвал нас сопляками. — Ну и поделом, — легко проговорил мой клиент. — Знаете, Адольф, я тут понял одну вещь… Мне что-то не хочется быть героем. Совсем. Ни капельки. Кстати, можно вас попросить об одолжении?.. Я развязал бандану и молча протянул ему. Степан Федорович обмотал ткань вокруг хилых бедер и облегченно выдохнул: — Кажется, все налаживается. Остается самая малость — выбраться из этого проклятого места. Мы двинули подальше от огненной расщелины. Крики все еще неслись вслед нам, да и над холмистой долиной отчетливо пахло опасностью. Куда-то делись все кузнечики, птички, комарики и прочая мелюзга. Трава пожухла, цветочки склонили головки, как второгодники в кабинете завуча. Вода в прудиках почернела и казалась маслянистой, словно нефть. В общем, неспокойно как-то было… Наверное, поэтому мы со Степаном Федоровичем невольно ускорили шаг, а спустя пару минут и вовсе перешли на рысцу. Оружия нет, компаньон из здоровенной культуристки превратился в обыкновенного престарелого мужичка… А кто его знает, с чем мы столкнемся через минуту? БАЦ! Вертлявая фигура вынырнула из-за встречного холма, и я, как в мультике, с изрядным стуком врезался в нее. Степан Федорович взвизгнул от неожиданного испуга и закружился в зажигательном танце, кокетливо теребя набедренную повязку. Очевидно, в нем сработал приобретенный рефлекс — спасаться от любой опасности посредством обольщения злодея собственными прелестями. — Прекрати… — потирая шишку между рогов, прохрипел я с земли. — Извращенец проклятый… — Герой Зигфрид! Какая встреча! — обрадовался, с трудом поднимаясь с колен, Лодур. — И его бес-оруженосец! — Привет! Степан Федорович стыдливо одернул повязку. — Да-а… — проговорил я, рассматривая рыжего аса. Лодур выглядел, что называется, не лучшим образом. Кожаная куртка распахнута, являя на обозрение густо исцарапанную грудь, одна штанина продрана на колене, вторая оторвана напрочь. Левый глаз заплыл, рыжие космы растрепаны. — Под каток попал? — осведомился я. — А где твои тролли? — А где твои великаны? — в ответ огрызнулся Лодур. — Как ты и заказывал. В этой самой долине собраны все три разновидности. — Отлично! — обрадовался рыжий ас — У вас получилось! Ура! У нас есть войско! Огромные великаны! С ними нам никакие Донары и Гитлеры не страшны! Да еще великий герой Зигфрид! С со своим Нотунгом! — Небольшая проблемка… — пискнул Степан Федорович. — Что такое? — Ледяные немного того… побриты наголо и покалечены, а огненные наполовину завербованы Гитлером, наполовину уничтожены вовсе. — А холмовые? — разинул рот Лодур. — Холмовые в порядке. Наверное… Мы их, честно говоря, даже не видели. — Потому и в порядке, что мы их даже не видели, — добавил я. — Проклятье! Но великий Зигфрид и его Нотунг?! — Я больше не великий Зигфрид! — заявил Степан Федорович. — Слагаю с себя полномочия. Надоело! Оказывается, великим героем здесь быть вовсе не сладко. Все как сговорились — пристают, лапают, пускают слюни и делают неприличные предложения. Извращенцы! — Что?! — А Нотунг мы потеряли, — потупившись, присовокупил я. Лодура зашатало. — Мы договаривались о чем? — заспешил я. — Собрать ледяных, холмовых и огненных великанов в одной долине, создав таким образом аудиторию для зажигательной речи. Выполнено? Выполнено! Можешь начинать отправку всех чужеземцев на земную поверхность, как и обещал. Ты так и не ответил — где батальон злобных троллей? — С троллями накладочка вышла, — обрел дал речи Лодур. — Что ж вы мне не сказали, что вместе с вами в Нифльхейм еще и третий герой-воитель провалился? — Третий? — обиделся на возможного конкурента Степан Федорович (будто не он только что открещивался от обязанностей героя). — Кто это, позвольте поинтересоваться, третий? — Микула! — хлопнул я себя по лбу. — Богатырь Микула! Чем не воитель?! — Вот-вот! — скривился Лодур. — Он самый. Он так и представлялся. Орал на всю округу: «Попомните, твари нечистые, богатыря Микулу! » И крошил моих троллей почем зря. Зверюга, а не богатырь! И мне на орехи перепало… Ладно, хоть холмовые великаны остались! Где они? Куда вы их спрятали? Мы со Степаном Федоровичем переглянулись. — Наверное, где-нибудь недалеко от подножья Ледяных гор, — несмело предположил мой клиент. — Пошли! — Лодур покосился на туманные небеса, принявшие пепельно-серый оттенок. — Чует мое асовское сердце, приближается большая беда. Неужели Донар уже двинул свои войска? — Накаркал! — завопил Степан Федорович, тыча пальцем в потемневшее небо. — Не хами богу, смертный! — А ты не бычься! — заступился я. — Тоже мне бог! Паршивых троллей от богатырской секиры уберечь не мог. Ой, адовы глубины… Рыжий ас тоже наконец-то задрал голову вверх. Со стороны Муспельхейма по воздуху приближалась вражеская авиация — сотни и сотни валькирий, мерно работая крыльями, летели прямиком в нашу сторону. Гул, производимый крыльями, заглушал варварский гогот: «Йо-хохо! » и раскаты грома. — Донар-громовержец своим молотом забавляется, — сглотнул Лодур. — А это что за странные звуки? — Это выстрелы… — прислушался я. — Кажется, пока что — предупредительные. Автоматчики из личной охраны фюрера. Ну, все в сборе… — Так чего мы стоим, как болваны, на одном месте! — враз сориентировался Лодур. — Пошли! И мы пошли. Вернее, побежали. Да так резво, что Степан Федорович спросил меня на ухо: — Мы точно куда-то стремимся или просто драпаем? На этот вопрос мне было трудно ответить. Впереди замаячили снежные вершины Ледяных гор. Скоренько… Целый день мотаемся туда-сюда, сплошные марш-броски. Мы, наверное, уже трижды выполнили норматив мастера спорта по бегу на дальние дистанции. Ну, по крайней мере, значок ГТО наверняка заслужили. — Стоп! Я врезался в спину рыжего аса, Степан Федорович ткнулся носом в мою. — Это и есть ваша объединенная великанская гвардия? — спросил Лодур, из-под ладони обозревая окрестности. — Вы что, издеваетесь надо мной? — Ну… м-м… — замычал Степан Федорович. — Э-э… — поддержал его я. Вот уж никогда не думал, что «горы трупов» — не просто образное выражение. Именно горные гряды исполинских тел — свежевыбритых и лохматых, голеньких и покрытых легкой щетинкой — лежали перед нами. Ледяные и холмовые великаны! Я сумел выдавить из себя только: — Вот до чего доводят межнациональные конфликты… — Да вы не думайте, уважаемый Лодур, — с отвращением и ужасом отворачиваясь, соврал Степан Федорович. — Мы с Адольфом здесь совершенно ни при чем. — А кто — при чем? — Н-никто… Просто — опять не повезло. Невезуха. — Между прочим, — добавил я, — ты сам с важностью распространялся о ярко выраженной ауре разрушения, которую углядел у бывшего героя Зигфрида. И что теперь? Съел гриб? Распишись-ка в получении! А эскадрилья валькирий все приближалась. Можно было уже разглядеть нескольких всадников, восседающих на спинах крылатых дев, — пышнобородого здоровяка Донара, поигрывающего чудовищным молотом, фюрера собственной персоной, озирающего долину через линзы полевого бинокля… и еще, и еще, и еще… Откуда-то потянуло серой — значит, и штурмовой отряд огненных великанов под предводительством Гиммлера на подходе. — Положение не того… не очень, — промямлил я. — Существенный минус — это численный перевес противника. И еще — нам негде спрятаться. И еще минус — если бы даже и было где, то прятаться уже поздно. Нас заметили. А еще… — А плюсы? — рявкнул Лодур. — Есть хоть один плюс?! Да идите вы в ад со своим невезением! Это просто глобальная катастрофа какая-то, а не невезение! Будьте вы прокляты! — В этом вы правы, — искренне вздохнул Степан Федорович. — Ну, что я могу поделать, если я самый невезучий человек на свете? Всем несчастья приношу, все меня ненавидят… Хотя бы кто-нибудь пожалел! — Поганый предатель Штирлиц! — загремело где-то рядом. — Вот, пожалуйста — о чем я вам и говорил… Неужели, хотя бы ради элементарной вежливости, нельзя не обзываться, прежде чем… — Я размозжу тебя, мерзкий шпион! — захохотал Гиммлер, въезжая на вершину холма на загривке огненного великана. Что это все арийцы моду взяли рядовой состав использовать в качестве транспорта? — Я нашел тебя, гнусный интриган! — Мы нашли тебя, товарищ батюшка князь! — раздалось позади. Партизаны до кучи пожаловали! Ну, правильно, пошла свадьба горой! — Искали, искали, товарищ батюшка Штирлиц, и нашли! — Длиннобородый воевода-парторг с умилением смотрел на близкого к обмороку Степана Федоровича. — Колдовские змеюки нам бороды грызли, кобылы копытами лягали… Хорошо еще, Микула наш вовремя объявился… — Ага! — прогудел богатырь, выдвигаясь из жиденького строя дружинников. — А вот энтого с рогами я уже раньше видел. И энтого, рыжего и вертлявого… Порубить обоих в винегрет, товарищ батюшка воево-да? — Что вы! Не надо! — воскликнул Степан Федорович. — Это мои друзья! А я угрозы Микулы пропустил мимо ушей. — Подкрепление! — обрадовался я. — Может, прорвемся, а? Что скажешь, Лодур? Но Лодура рядом не оказалось. Сбежал, паршивец! На том месте, где он только что стоял, опадал крохотный пыльный смерч. Я даже расслышал, как прошелестели пылинки голосом рыжего аса: — И зачем я с вами связался, с ненормальными? Тьфу на вас, на ваших богатырей, и трижды тьфу — на вашего невезучего Зигфрида!.. Полечу-ка я в Асгард и заранее сяду в темницу, все лучше, чем пришибут здесь… Вот и все. Огненные великаны надвигались слоновьим стадом. Валькирии пошли на снижение. Бородатый Донар совсем по-разбойничьи хохотал, перебрасывая из руки в руку молот. Фюрер, наслаждаясь мощью своего нового войска, задорно хлопал в ладоши. Партизаны окружили нас со Степаном Федоровичем плотной стеной, но что-то решимости во взорах красных дружинников я не наблюдал. Даже Микула несколько позеленел, когда многосотенная эскадрилья валькирий опустилась на холмы. От отчаяния у меня хвост поджался. На что я надеюсь! Да будь за нами дивизия краповых беретов, танковый батальон и парочка водородных бомб — все равно мы обречены на провал из-за проклятого хронического невезения Степана Федоровича. А уж теперь-то… Противник медлил. Так скучающий турист разглядывает букашку под занесенной подошвой ботинка — раздавить сейчас или через минуту? Донар, замахиваясь молотом, уже скользил по нам пронзительным взглядом, словно лучом лазерного прицела; Гиммлер скалил зубы; валькирии хладнокровно обнажали мечи; огненные великаны снимали с набедренных повязок каменные топоры… Только фюрер, как дурачок, хлопал в ладоши и кричал: — Штирлиц! Эй, Штирлиц! Верный друг мой! Ты жив! Какое счастье! Немедленно выбирайся из компании этих оборванцев и иди обнять меня! — Будем драться до последнего! — внезапно севшим голосом объявил Златич и взмахнул секирой. Древко переломилось, и лезвие упорхнуло птичкой. — Ой… — Воевода тупо уставился на безобидный горбыль в своих руках. — Драться! — подтвердил Микула, выступил вперед и вдруг, вскрикнув, упал на колени. — Ногу подвернул… Что за черт?! Не могу драться… — Апчхи! — отозвался кто-то из дружинников. — А у меня насморк… — Симулянты! — вознегодовал Златич. — Я вот вам, разрази вас центральный комитет! Ну-ка дай сюда свой меч! Ох… Живот прихватило… Начинается. Как будто мало того, что противник многочисленнее и сильнее нас в сотни раз. Невезение пропитывает маленькое наше войско, как капля йода ватный шарик. — Штирлиц! Верный друг! Немедленно переходите на нашу сторону! Идите сюда и поцелуйте вашего фюрера! А то я беспокоюсь! Может, вы стали немножко предателем? Может, вас эти оборванцы плохому научили?! И тут меня осенило. — Переходи на сторону противника! — зашипел я, тряхнув клиента за шиворот. — Ну! Пока не поздно! — Заткнись, рогатый искуситель! — заорали в один голос Микула и Златич. — О чем вы говорите? — удивился Степан Федорович. Не тратя драгоценного времени, я подхватил его под мышки, приподнял и швырнул прямо под ноги Гитлеру. Партизаны ахнули. Богатырь Микула немедленно схватил меня за горло. — Пусти, дубина… — захрипел я. — Пусти, а то врежу! А Степана Федоровича уже поднимали осторожненько с земли двое автоматчиков. Лично фюрер, не обращая никакого внимания на обиженно поджавшего губы Гиммлера, белоснежным платком стряхивал с костлявых плеч штандартенфюрера пылинки. — Штирлиц с нами! — объявил Гитлер. — Давайте отпразднуем возвращение вернейшего моего соратника немедленным уничтожением красных коммунистических собак! Охрана! Автоматы на изготовку! Приготовиться! Пли-и! Автоматчики послушно дали залп. Я зажмурился. Златич, Микула и прочие красные дружинники тоскливым воплем поприветствовали свою смерть… И, как выяснилось, совершенно зря. Потому что половина автоматов дали осечку; те, что не дали осечку, разбрызгали пули вкривь и вкось — куда угодно, только не по указанным фюрером мишеням, а пяток гитлеровцев попросту запутались пальцами в курках. Совершенно невредимые дружинники недоуменно переглядывались. Автоматчики с суеверным ужасом побросали свое оружие. Я лягнул Микулу копытом в живот и, когда он от меня отцепился, заорал: — Действует! Ура прекраснейшему невезунчику Степану Федоровичу! Гитлер, который ничего еще не понял (впрочем, как и все остальные), выхватил именной вальтер. — Валяй! — разрешил я, выходя навстречу. — Стреляй! Слабо? Фюреру было не слабо. Он нажал курок. Пуля свистнула мимо моего уха, ударилась в секиру стоящего позади меня ратника и, отрикошетив, зарылась в мясистую лодыжку огненного великана. Горячий горец взвыл и запрыгал на одной ножке, превращая замешкавшихся рядом гитлеровцев в аккуратные коричневые коврики. И тогда началось! Гиммлер, злобно пнув своего скакуна в ухо, оскалился и проревел: — В атаку!!! Но скакун, конечно, споткнулся, рухнул на землю, увлекая за собою своего всадника и весь первый ряд нападавших. Заварилась такая куча-мала, что валькирии от греха подальше взмыли в воздух и, оглушительно вопя, носились над свалкой, не рискуя спуститься. Донар-громовержец был единственным из всего деморализованного войска, кому удалось прорваться почти вплотную к нам. Он даже три раза подряд взмахнул своим знаменитым молотом. Первый удар пришелся точно в коленную чашечку бородатому асу, второй — в другую коленную чашечку, а третьего вообще не получилось, потому что молот на взмахе вырвался из лапищи Донара и, сбив по пути парочку валькирий, вознесся высоко к туманному небу. Мне оставалось только позевывать в кулак и меланхолично наблюдать за тем, как совместное войско Гитлера — Донара уничтожало само себя. Хроническое невезение — страшная штука! Очевидно, фюрер полностью осознал этот факт — он валялся без сознания У подножия ближайшего холма, а Степан Федорович, смущенно улыбаясь, обмахивал его фуражкой. Геббельс и Геринг наперебой стонали, придавленные тушей огненного великана, а Гиммлера что-то не было видно… Затерялся где-то в свалке… — Ну, что, товарищи? — обернулся я к ратникам-партизанам. — Не посрамим земли русской! За Родину, за Штирлица, вперед! Полоним гитлеровских собак и самого супостата проклятого… А всем остальным ворогам разрешаю по полной программе показать, где раки зимуют и куда Макар телят не гонял! Пусть дело партии живет и побеждает! — Во веки веков, аминь! — гаркнул Микула, поднимая секиру. — Ура-а-а! — Прекратить! — обрушился с потемневших небес невероятно сильный голос. Я аж присел. Воодушевленные было дружинники замерли. Это удивительно, но великанская возня тоже прекратилась. Валькирии совсем по-птичьи драпанули в разные стороны. Придавленные Геббельс и Геринг на всякий случай притворились хладными трупами, а фюрер пришел в себя и в порыве страха прижался к Степану Федоровичу. Сверху — медленно и величаво, словно океанский дредноут, наплывал на нас высокий мужчина в широкополой шляпе. Плащ развевался крыльями, седая растрепанная борода вилась змеей, а единственный глаз сверкал из-под шляпы таким могучим пламенем, что безо всяких подтверждений верилось: этот седобородый может уничтожить всех присутствующих здесь одним движением пальца. — Великий Вотан! — прохрипел Донар и упал на травмированные колени. За ним повалились все, кто еще мог стоять. Вотан завис в воздухе метрах в пяти от земли. Между прочим, в левой руке он держал сбежавший молот, а в правой у него был ущемлен за ухо поскуливавший Лодур. — Дерзнувшие нарушить Время, подойдите ближе ко мне! — загремел великий Вотан. Я не сразу понял, что это он ко мне обращается. — Ближе, рогатый демон из огненных глубин! — Это вы мне?! — Сказанное мною не нуждается в повторении! Ну, не препираться же с живым Древним Богом? С самым настоящим Богом. Пусть оживленным заклинанием Время Вспять из машины времеатрона, но все-таки… Я бы и не смог при всем желании. Пламенный глаз Вотана жег меня соляной кислотой — аж кисточка хвоста шипела. Я даже подняться не посмел — так на коленях и подполз. — Я был одним из тех, кто создавал эту вселенную! — громыхнул Вотан. — Долгие века я делал то, на что обрекло меня бесконечное Мироздание — охранял покой и порядок, и когда пришло Время, как и многие другие боги, я ушел в Небытие! Но я не смел роптать, ибо таково мое предназначение и даже я не могу сопротивляться ему! Ответь мне, низкое создание, как ты осмелился нарушить течение Времени? Как дерзнул переломить десницу Рока?! Честное слово, я не собирался закладывать бедного Степана Федоровича. Просто под огнем всевидящего ока Вотана невозможно было солгать. — Товари… гражда… госпо… Ваше величество, я не виноват! Понимаете, какое дело, раз в несколько миллионов лет на Земле появляется человек, который… — Не перечь мне, низкое создание! Ты думаешь, неведомо мне о нарушении Вселенского Равновесия? Недостойно даже тебя, демон, перекладывать вину на неразумного смертного! — Вот это новости! Значит, смертный Степан Федорович нарушил, а я, бес Адольф, отвечать должен? Ваше высочество, побойтесь бо… гхм… Между прочим, аккурат над нами безобразничает маньяк, который — если уж на то пошло — виновен больше всех! — Ты о циклопе говоришь, низкое создание? Знаю я и о его кознях! — Правда? Вот здорово! Покарайте его, ваше высокопревосходительство! — Не от него и тем более не от тебя исходит великая угроза всему сущему в этой вселенной! — Как это? А от кого в таком случае? — Тут я невольно посмотрел на Степана Федоровича. Штирлиц-Зигфрид-Брумгильда, школьный учитель и Машина смерти, театральный уборщик и Нарушитель Вселенского Равновесия с умильным испугом на мордашке обнимался с дрожащим фюрером. — Жалкий смертный — всего лишь орудие, — прорычал Вотан и поднял пылающий взгляд к клубящимся туманом небесам. — Они… те, что приходят издалека, из таких далеких земель, что невозможно вообразить даже мне — Вечно Живущему, — они и есть настоящая угроза! — Это вы о ком? — поинтересовался я, усилием воли подавив дурацкое воображение, немедленно нарисовавшее мне выводок апокалипсических чудовищ, спускающихся с неба на парашютах и злорадно скалящих клыки. — Имя грядущего изверга лежит дальше моего понимания. — Но ведь вы все равно можете этих гадов покарать, чтоб неповадно было? — Я здесь не для того, чтобы карать! Я здесь для того, чтобы восстановить Порядок! Десница Рока — ее невозможно обмануть! — собрала вас всех здесь! Смотрите же, дерзкие, и трепещите! Коленопреклоненные войска с готовностью затрепетали. Вотан, сунув под мышку бедного Лодура, освободил руку и извлек из-под своего плаща нечто похожее на большое яйцо, только не белое, а переливающееся всеми мыслимыми цветами сразу. И поднял яйцо над головой. Страшное это было зрелище. Необъяснимо страшное. Переплетенные лучи рождали и тут же губили на поверхности яйца одну за другой десятки картин: вот облаченный в шикарный костюм Степан Федорович обнимается на широком диване с импозантной блондинкой; а вот тот же Степан Федорович, уже в рваном пальто и малахае, удирает от стайки лязгающих консервных банок; вот паскудный циклоп из паланкина важно отдает приказания распластанным на земле чернокожим воинам уна-уму; а вот и я сам в паре с Нотунгом провожу сеанс одновременной стрижки и бритья толпы ледяных великанов… Фюрер, Гиммлер, Златич, Лодур… цверги и негры, красные дружинники и солдаты СС… Все события последних дней промелькнули передо мной, все действующие лица, личики, мордашки, хари и рыла пронеслись в мгновение ока… Я закрыл глаза ладонью. В голове мутилось, зрачки пылали, словно я долго смотрел на яркое солнце. — Течение Времени… — гремел сверху голос Древнего Бога, — нельзя нарушить… О, бесконечное Мироздание, услышь смиренного твоего раба! Верни всех и вся на свои места, сплети воедино разорванное, разнеси в клочья неверно созданное! Пусть каждый вернется туда, откуда начал этот путь! Пусть того, что случилось, никогда не случится! Назад! В прошлое! Земля и туманное небо задрожали. Фигура Вотана окуталась пламенем. Яйцо, вознесенное вверх, распухало, заполняя собой Вселенную. И тут меня коснулась какая-то неведомая сила, ослепительно ясная, но такая ужасно чуждая всему моему существу, что я моментально понял, как эта сила называется — Благодать Богов. — Слава Вотану! — стоном вырвалось у всех. Древний Бог полыхал все сильнее и сильнее… — Ай! Сияние померкло. Потускневшее яйцо шлепнулось на землю, а барахтающийся под мышкой Вотана Лодур смущенно проговорил: — Я нечаянно… Мне пятки прижгло, вот я и дернулся. — Глупое отродье! — пробасил Вотан и отшвырнул рыжего аса вместе с молотом Донара далеко за холмы. — Начинай теперь все сначала из-за вас! Яйцо на земле вспыхнуло снова и шевельнулось. Все в страхе попятились, а Степан Федорович, как самый цивилизованный из присутствующих, метнулся вперед, схватил яйцо и с дурацкой вежливостью поклонился. — Вот, пожалуйста, — проговорил он, протягивая его замершему в воздухе Вотану. — Вы обронили… — Не трогай! — вырвалось у меня. — Не шевелись, несчастный! — пророкотал Вотан. — Медленно положи эту штуку обратно! — крикнул Златич. — Отойди от нее, а то я тебя с потрохами сожру! — зарычал Донар. — Не кричите, а то напугаете его! — рявкнул оглушительно невесть откуда появившийся Гиммлер. — Штирлиц, миленький, положи яичко на травку, а? — Так я же извиниться хочу, — вздохнул Степан Федорович. — Господин Вотан, как интеллигентный че-ловек интеллигентному… — Он шаркнул ножкой и покачнулся. — Не-э-э-э-эт! — заревел я, но было уже поздно. Яйцо скатилось с неловкой ладони великого неудачника всех времен и народов, пролетело коротенький отрезок пространства, упало в покрытую мягчайшим мхом лунку — и, конечно, разлетелось в мелкие дребезги. Что случилось в следующую секунду, я не уловил. Потому что тот мир, в котором я только что находился, взорвался оранжево-черным взрывом и перестал существовать. |
||
|