"Сердце горца" - читать интересную книгу автора (Монинг Карен Мари)

ГЛАВА 3

Адам был застигнут врасплох, и ему как-то не пришло в голову сделать несколько коротких прыжков и, пока не поздно, догнать женщину. К тому моменту, когда он решился изменить пространство и время, старенькое авто тронулось с места, и он понятия не имел, где оно было в данный момент. Он быстро пробежался в разных направлениях, но уже не смог его найти.

Мотая головой, Адам вернулся и сел на скамейку, проклиная себя на дюжине языков. Наконец-то хоть кто-то его увидел! И что же он сделал? Упустил ее – его окончательно выбило из колеи собственное человеческое тело.

Он вдруг мучительно ясно осознал, что мужской мозг и мужской член не могут снабжаться достаточным для работы количеством крови одновременно. Работает или то, или другое, и, очевидно, человек не может выбирать, что именно.

Как Туата-Де он мог бы полностью контролировать свою страсть. Он был бы полон желания и в то же время невозмутим. Прикосновение могло оставить его равнодушным (не то чтобы такого раньше не бывало; за несколько тысяч лет Туата-Де довелось все попробовать).

Но как у человека мужского пола, похоть у него была гораздо сильнее, и тело стало ее рабом. Простое прикосновение могло превратить его в дикаря. Как же человечеству удалось просуществовать так долго? И, раз уж на то пошло, как им удалось выкарабкаться из этой трясины первобытности на заре цивилизации?

Недовольно вздохнув, он поднялся со скамьи и стал мерить шагами тесный дворик, вымощенный брусчаткой. Вон там он лежал на спине, глядел на звезды, гадая, где же, черт возьми, может так долго скрываться Цирцен, – и вдруг остро почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд.

Он обернулся, приготовившись уже увидеть нескольких своих собратьев, насмехающихся над ним. По правде говоря, он даже надеялся их увидеть. А насмехались бы они или нет – не важно. За последние девяносто семь дней он повсюду искал кого-нибудь из представителей своей расы, но все поиски оказались тщетными. В конце концов он решил, что королева попросту запретила шпионить за ним, потому что другого объяснения он найти не мог. Он прекрасно знал, что среди его расы найдутся те, кому было бы особенно приятно увидеть, как он страдает.

Но встретил он не собратьев, а обычную женщину. Женщину-человека, излучавшую нечто, что не было присуще ему подобным, – она светилась изнутри мягким золотом своей бессмертной души.

Эта молодая чувственная женщина, похоже, была ирландкой. Ее длинные серебристо-белые волосы скрепляла заколка, а более короткие локоны свободно свисали, оживляя изящное сердцевидное личико. Огромные, широко посаженные глаза, острый подбородок, полные, сочные губы. Огонь в ее кошачьем зелено-золотом взгляде служил свидетельством страстного гаэльского темперамента, который всегда его притягивал. Полная грудь, стройные ноги, соблазнительные ягодицы.

Адам сразу же мучительно остро почувствовал, как твердеет его плоть. И через несколько решающих мгновений его мозг совсем прекратил работать. Все остальное функционировало, как и прежде. А может, даже и лучше. Но только не мозг.

Лишенный силы feth flada, он воздерживался на протяжении трех адски долгих месяцев. А рука была не в счет. Лежа там и представляя, что бы он мог сделать, если бы имел такую возможность, он совсем не заметил, что она не просто стоит и смотрит в его сторону. Его первое ощущение оказалось верным: она действительно смотрела на него. Прямо на него. Она его видела.

К тому моменту, как он был на ногах, – вернее, когда он вспомнил, что у него есть ноги, – она уже сидела в машине. Она улизнула от него. «Но ненадолго, – подумал он, прищурившись. – Я найду ее».

Она его видела. Он понятия не имел, как и почему у нее это получалось, но, откровенно говоря, его это не интересовало. Она его видела и должна стать для него пропуском обратно в рай.

«Наконец-то! – подумал он, и его рот расплылся в злорадной, чувственной ухмылке. Он был готов поспорить, что она способна не только увидеть его, но и почувствовать. По логике вещей, если на нее не подействовал один элемент feth fiada, не должны подействовать и другие.

Впервые с тех пор, как королева превратила Адама в человека, он откинул голову и рассмеялся. Низкий, мрачный, нечеловеческий звук вырывался из его человеческого рта, и ему вторило эхо.

Адам обернулся и оценивающе посмотрел на здание за своей спиной. Разгуливая среди людей не одно тысячелетие, он прекрасно изучил их, а еще больше он узнал о них за последние месяцы. Они были рабами привычки; словно медлительные горные ягнята, они послушно брели по истоптанной копытами тропе, день за днем возвращаясь на одно и то же пастбище.

Несомненно, в этот вечер она не просто так пришла к этому зданию. И, несомненно, в этом здании было что-то, что могло бы привести его к ней. Соблазнительная ирландка должна стать его спасительницей.

Она поможет ему найти Цирцена и обсудить сложившуюся ситуацию. Цирцен изменит время и пространство и вернет его на остров Чар в Мораре, где находится королевский двор. И Адам убедит Эобил, что с него довольно.

Он знал, что королева не сможет возразить, глядя ему в глаза. Ему нужно просто добраться к ней, увидеть ее, прикоснуться и напомнить, как и почему он был ее фаворитом.

И конечно, теперь, когда он нашел того, кто может его видеть, он снова за считанные секунды обретет свое бессмертное «Я». А пока, в ожидании возвращения Цирцена, ему было чем поразвлечься. Он уже не очень волновался по поводу того, как снова стать бессмертным. Пока. По крайней мере, не теперь, когда у него появилась возможность заняться сексом, будучи в человеческом теле. Все обаяние Чара не шло ни в какое сравнение с той чувственностью, которую он сейчас ощущал. Чувственность пронизывала его до мозга костей – и Адама еще больше разозлило то, что Эобил лишила его возможности испытать все эротические возможности этого тела. Иногда королева бывала ужасной стервой!

Если его так волнует простое прикосновение к своему человеческому телу, то что же будет, если он войдет в женщину? Что он почувствует, когда окажется в ней? У Адама не было сомнений, что вскоре он это выяснит. Ни одна женщина-человек не могла сказать «нет», когда в ее жизни появлялось немного волшебства.

Габби не убирала ногу с педали газа, пока не ворвалась в переулок и не очутилась у ворот своего дома № 735 на улице Монро. Тогда она затормозила так сильно, что ремень безопасности врезался в ее тело.

Ей пришлось мчаться на красный свет на каждом светофоре между Цинциннати и Ньюпортом, и в глубине души она надеялась, что полицейский ее остановит. Возможно, даже выдан ордер на ее арест за парковку в неположенном месте. Можно подумать, у нее есть возможность оплатить им штраф в двойном размере – ведь срок оплаты минул четыре месяца назад! К тому же, если бы в городе было достаточно мест для парковки, Габби не понадобилось бы их выдумывать. Тогда ее заключили бы в тюрьму. Закрыли где-нибудь, где ее не могли бы найти эти...

Раньше Габби нравилось жить в Кентукки, по соседству со старинными зданиями в викторианском и романском стиле, окруженными кованными железными заборами, высокими магнолиями и бугенвиллеями, всего-то в миле от Огайо, за рекой. Оттуда было удобно добираться до работы, до школы, в бары – куда угодно. Но сегодня это нельзя назвать преимуществом. Гораздо лучше сейчас было бы оказаться где-нибудь в Сибири.

Припарковавшись как можно ближе к дому, Габби схватила сумочку, выскочила из машины, поднялась по ступенькам, дрожащими руками отворила дверь черного хода, захлопнула ее за собой, закрыла на замок, задвинула старый засов и бессильно рухнула на пол.

Габби невидящим взглядом смотрела в темноту кухни и, напрягая слух, сосредоточенно прислушивалась к каждому звуку, который можно было бы истолковать как свидетельство преследования. Как бы она хотела иметь свой гараж! Ее машина сейчас все равно что большой обветшалый крестик: «В этом месте прячется Габби О'Каллаген, сидящая в кустах утка. Кря-кря».

– Господи, что же я наделала! – в ужасе прошептала она.

Двадцать четыре года осторожности, создания иллюзии, будто ей ничего не известно, в одну ночь пошли коту под хвост. Грэм была бы разочарована. Да Габби и сама так разочаровалась в себе! Стояла там, глядя удивленно – нет, влюбленно. И оправдывала это жалкой выдумкой, что всего лишь разглядывает его, чтобы потом внести поправки в «Книги о Чаре» О'Каллагенов или же дать его описание, если там нет никаких упоминаний о нем.

Если бы...

– Ты считаешь их привлекательными? – спрашивала однажды поздно вечером, почти десять лет назад, четырнадцатилетнюю Габриель Мойра О'Каллаген, сидя на кухне за имбирно-апельсиновым чаем.

Габби сердито покраснела, не желая выдавать всю силу своей одержимости. В то время как ее школьные подружки мечтали об актерах, рок-звездах и старшеклассниках на автомобилях, она грезила о сказочном принце, который ворвется в ее жизнь и заберет ее в какую-нибудь волшебную экзотическую страну. Она ждала того, кто пожертвует всем ради любви к ней.

– Так считаешь или нет? – неумолимо повторила Мойра.

Габби смущенно кивнула.

– Вот почему они так опасны, Габриель. Существа ничем не лучше Охотников, которых они за нами присылают. Они обладают нечеловеческой привлекательностью. «Нечеловеческой», запомни это слово. У них нет сердца. Нет души. Не идеализируй их.

Значит, она виновата. И все же Габби не испытывала чувства вины. Она думала, что по прошествии переходного возраста многие ее переживания останутся позади, в том числе и фантазии о сказочном принце.

Но нет.

С протяжным стоном она заставила себя подняться. Под лежачий камень вода не течет.

– Если ты когда-нибудь выдашь себя, – повторяла ей Грэм столько раз, что Габби уже сбилась со счета, – если оно поймет, что ты его видишь, ты должна немедленно уехать. Не трать времени на сборы, просто садись в машину и уезжай как можно скорее. Я оставила тебе деньги на специальном счете, ты сможешь забрать их только в крайнем случае. Их более чем достаточно, чтобы ты смогла чувствовать себя в безопасности. Габби оперлась о край кухонного стола и закрыла глаза.

Но, черт возьми, ей не хочется уезжать. Ведь здесь ее дом – дом, в котором Грэм ее вырастила. Каждый утолок наполнен такими сокровенными и милыми воспоминаниями. Ей был дорог каждый сантиметр столетнего дома, построенного в викторианском стиле, – начиная от шиферных плит на крыше, в которых всегда обнаруживалась какая-нибудь новая дырка, и заканчивая просторными комнатами с высокими потолками, устаревшей системой парового отопления, постоянно гремящей и стучащей, с которой зато было так уютно и тепло зимой. Да и что такого, если Габби не может себе позволить отапливать весь дом и ей приходится надевать по несколько теплых вещей сразу, если только она не сидит совсем рядом с батареей? Что такого, если в доме отсутствует система вентиляции и летом там бывает изнуряюще жарко?

Иногда Габби дико хотелось совершить этот «побег в сказочный мир», но она сопротивлялась своему желанию. Ведь когда она закончит колледж и найдет наконец хорошую работу, все изменится. Ее финансовое положение не всегда будет таким нестабильным. Даже незначительная должность в юридической фирме позволит ей выплачивать многочисленные займы, которые она сделала, будучи студенткой, и начать необходимый ремонт.

Как правило, большую часть времени Габби проводила в восьмиугольной башенке – либо в библиотеке на первом этаже, либо наверху в спальне, куда она перебралась после смерти Грэм. Если все окна были открыты, а вентилятор на потолке тихонько гудел, она еще могла переносить жару летней ночи. К тому же она любила лежать в кровати и смотреть на раскинувшийся внизу пышный сад (несмотря на расшатанный кованый забор, который давно нуждался в замене). Закладная за дом была выплачена много лет назад. Габби никуда не собиралась уезжать и надеялась, что когда-нибудь эти чересчур тихие комнаты оживят своим смехом ее собственные детишки.

А теперь, из-за какого-то проклятого Существа...

«Постой-ка, – сказала она себе, от удивления раскрывая глаза все шире и шире, – вспомни, ведь его глаза были не такие, как у Существа!» В панике она совершенно забыла про эти странные глаза. Они были одноцветные. Черные как ночь. Темные, как грех, если только не брать в расчет золотистых искорок.

Это не Существо. У Существ были разноцветные глаза, которые менялись с невероятной скоростью, переливаясь всеми цветами радуги. Мерцающие и нереальные. Но никак не черно-золотые.

«Вообще-то, – размышляла Габби, задумчиво покусывая нижнюю губу, – у него было несколько непостижимых особенностей, отличавших его от Существ. Во-первых, его глаза; во-вторых, человеческая одежда (ну действительно, разве бывают Существа в джинсах и футболке? – обычно они носили наряды из ткани, которую она нигде и никогда больше не видела); и наконец, его явная эмоциональность.

Неужели ей повезло? Нахмурившись, Габби мысленно воспроизвела всю их встречу, пытаясь найти еще какие-нибудь несоответствия. Возможно ли, что создание, которое она видела, было не Существо, а что-либо другое?

Взволнованная такой возможностью, она повернулась и устремилась по темному дому к библиотеке. Ей нужно было обратиться к «Книгам» О'Каллагенов. Состоявшие из девятнадцати толстых, утомительно подробных томов, первые из которых написали еще в пятом веке, «Книги» были напичканы поверьями, описаниями внешности, услышанными беседами и предположениями о Существах. В книгах, бережно хранимых ее предками и постоянно дополняемых, содержалось множество фактов и легенд. Где-то там должна быть информация о создании, которое она сегодня видела.

«Возможно, – решительно ухватилась Габби за оптимистичную мысль, устремившись вниз по лестнице, – все происходит совсем не так, как я думаю. Возможно, оно хотело побеспокоить меня не больше, чем я его».

Возможно, она вообще зря волновалась.

«Ну да, – уныло думала Габби много часов спустя, держа пыльный том на коленях, – возможно, и коровы летают».

Это все-таки было Существо. И не просто Существо. А самое ужасное из всех Существ.

А желание? Оно у него точно было. Оно хотело побеспокоить ее? О, хорошо, если бы этим и ограничилось. Оно станет мучить ее, играть ею для собственного развлечения, перенесет ее в самый эпицентр средневековой битвы горцев, а потом будет смотреть, как ее затопчут фыркающие кони, – вот и все, чего она от него ожидала, прочитав книгу. И если это на самом деле было так (по ее спине побежали мурашки), оно сначала ее соблазнит. Попытается, поспешно поправилась она. (О том, что, если верить написанному, ни одна смертная не способна противостоять желанию Существа, ей думать не хотелось. Этому самонадеянному, тщеславному Существу не удастся вскружить голову Габби О'Каллаген.)

Она потерла глаза и покачала головой. «Если нужно что-нибудь испортить, – мысленно проговорила она, – предоставьте это мне». Мало того что она выдала себя Чару, так еще и самому ужасному из его Существ.

Сладкоречивый соблазнитель, он, если верить слухам, был так дьявольски очарователен, что смертные не осознавали, какая опасность им угрожает, до тех пор, пока уже не оказывалось слишком поздно. Так было, например, с Паком, Робином Гудфеллоу, Вэйландом Смитом и еще бессчетным количеством ее предков.

«Даже среди Существ он невиданный негодяй...»

Когда Габби начала свои поиски, то боялась, что у нее уйдет немало дней, прежде чем среди бессвязных томов она отыщет описание того самого Существа, которого она видела, даже если оно там и было. Самые первые тома были написаны на гаэльском, а этим древним языком, несмотря на отчаянные попытки Грэм обучить ее, Габби все еще не владела и могла лишь кое-как пробираться сквозь его дебри.

Читать «Книги о Чаре» оказалось невероятно трудно. Они были написаны разным и часто неразборчивым почерком, с заметками на полях каждой страницы, ссылавшимися, в свою очередь, на другие заметки на полях других страниц, разобрать которые казалось практически невозможно.

Габби не раз говорила бабушке, что кто-нибудь «должен со ставить указатель и привести в порядок эти чертовы записи». И не раз Грэм улыбалась, бросая на нее пристальный взгляд, и отвечала: «Да, кто-нибудь должен. Почему бы это не сделать тебе?» И хотя Габби готова была выполнить практически все, о чем просила ее любимая бабушка, этого задания она упорно избегала.

Вместо этого она с головой ушла в современные книги по праву, которые были далеко не такими захватывающими, как древние тома, возрождавшие к жизни экзотический мир, зато помогали ей добывать средства к существованию и дарили надежду на нормальное будущее, если она найдет в себе силы забыть о прежних мечтах.

После нескольких часов безрезультатных поисков Габби наконец заметила одну книгу, которую, как ей казалось, она не видела раньше, – самый тонкий томик в дальнем углу полки, как будто его ненароком засунули вглубь за другие книги и забыли. Сгорая от любопытства, она достала его и стряхнула пыль с обложки.

«Обладающий незаурядным умом, дьявольски привлекательный...»

Книжка в черном кожаном переплете, которую она чуть было не пропустила, содержала информацию, которую она искала. Ее предки так серьезно отнеслись к этому вопросу, что посвятили ему отдельную книгу.

В отличие от других томов, написанных несвязно и беспорядочно, в которых говорилось о Существах, увиденных недавно, тонкая черная книжка описывала лишь одно из них, события в ней излагались в хронологическом порядке и сопровождались многочисленными ссылками. И в отличие от других томов, озаглавленных лишь римскими цифрами, этот заслужил собственное название: «Книга о син сириш ду».

Или, в неточном переводе с гаэльского – на большее Габби была неспособна, – «Книга о самом темном/черном эльфе/ Существе».

И она нашла имя Существа, которое видела в тот вечер, – Адам Блэк.

Самые ранние упоминания о нем были в виде набросков, описаний его шарма, предупреждений о его магических способностях, замечаний о его ненасытной сексуальности и страсти к смертным женщинам: «Способен так удовлетворить женщину, что та лишится дара речи, а рассудок ее помутится на полмесяца или даже больше».

«О нет, – думала Габби, – неужели тут сказано на древнем языке, что оно вскружит мне голову?» Но по мере приближения к первому тысячелетию описания становились все более подробными.

В середине девятого века – около 850 г. н. э. – упоминалось о неистовой страсти Существа, о том, что оно соблазняло смертных с одной лишь целью – спровоцировать раздоры и войны по всей Шотландии. Тысячи людей умерли, прежде чем оно удовлетворило свое желание поразвлечься.

Сколько же было зрелищ, на которые, улыбаясь, смотрело оно, тогда как на бесчисленных полях битв лилась кровь? На протяжении какого-то времени его видели не только женщины О'Каллаген; оно вовсе не пыталось прятаться, и ее предки сообщали о бесчисленных зрелищах, описывая их очень подробно.

«Самый опасный и непредсказуемый представитель этой расы...»

Ни одно другое Существо не могло осмелиться на такое грубое, хладнокровное вмешательство в жизнь человечества.

Пробили каминные часы, и Габби вздрогнула. Она потерла глаза, с удивлением осознав, что ночь уже прошла и наступило утро. Первые лучи солнца пробивались в просветы между шторами, которые она плотно задернула поздно ночью. Она не спала больше двадцати четырех часов подряд; неудивительно, что у нее так устали глаза.

«Его излюбленный облик – невероятно сексапильный кузнец-горец».

Габби снова взглянула в книгу, которая лежала у нее на коленях и была открыта на наброске темного Существа.

Невероятно. Это была та самая картинка, которая возникла перед Габби, когда она впервые его увидела. «Возможно ли, – спрашивала она себя, – что действительно существует такая вещь, как генетическая память? Что знания, передаваемые из поколения в поколение, сохраняются в нашем ДНК? А иначе трудно объяснить, почему в тот момент, когда она увидела Адама Блэка, внутри нее все забило тревогу. Почему она инстинктивно подумала о кузнеце, как будто в самых глубоких, темных закоулках ее души она безошибочно узнавала своего давнего врага? Врага многих женщин О'Каллаген, живших задолго до нее.

Набросок не отражал облик Существа во всех подробностях, но передавал самую его суть. Оно было изображено в средневековом стиле в горах Шотландии, на месте, которое называлось Далкейт-апон-зе-Си (где оно якобы убило молодую цыганку), мускулистое и излучающее сексуальность, облаченное в килт, стоящее возле кузницы у рябиновой рощи, тянувшейся вдоль величественного средневекового замка, который маячил вдали. Сильная рука, держащая кузнечный молот, была изображена в движении. Волосы падали на его лицо темными прядями и свисали до талии. Его губы искажала ироническая ухмылка.

Габби уже видела эту ухмылку вчера вечером. Та была даже хуже, гораздо более... хищная. Если такое возможно.

Ее взгляд упал на предупреждение под наброском, выделенное жирным шрифтом и подчеркнутое: «Избегать контакта любой ценой!»

– О Грэм, – прошептала Габби, и ее глаза наполнились слезами, – ты была права.

Ей нужно уезжать. Немедленно. Двадцать две суматошных минуты спустя Габби была уже в джинсах и безрукавке и почти готова к выходу. Она держалась на одном адреналине, который заменял так необходимый ей сон. Габби не могла оставить свои ценные книги: она не знала, когда у нее появится возможность вернуться, если она вообще появится, а их обязательно нужно было сохранить; ведь, в конце концов, когда-нибудь ей нужно будет передать их своим детям – поэтому она забрала и их.

Занимаясь этим, Габби не смогла удержаться и захватила еще несколько вещей: мягкий кашемировый платок, который Грэм связала незадолго до смерти; фотоальбом; свой любимый медальон; джинсы, несколько футболок, трусики, бюстгальтеры и туфли.

Габби твердо решила больше не плакать – она просто не могла позволить себе сейчас такую роскошь. Позже, в каком-нибудь другом городе, в каком-нибудь другом здании, она сполна оплачет потерю дома своего детства и практически всего своего имущества. Позже она попытается выяснить, удастся ли ей оставить свое прежнее имя и закончить юридический факультет в другом колледже. Позже она подсчитает все, чего так по-глупому лишилась в одну ночь, одним махом. И позже, возможно, признает, что ее мать все время была рядом – просто она постоянно боялась, что ее настигнет одержимость Существом.

И вот Габби стоит у задней двери с двумя чемоданами и до предела набитым рюкзачком.

Хотя банки должны были скоро открыться, она не осмелилась ждать. Габби собиралась остановиться где-нибудь ближе к вечеру, в каком бы штате она к тому времени ни оказалась, обналичить деньги со специального счета и найти безопасное место, где она сможет потеряться и стать кем-то другим.

«Будь ты проклят, Адам Блэк! – грустно думала она. – Будь ты проклят за то, что мне приходится уезжать отсюда».

Сильная злость помогла Габби избавиться от страха, затуманивавшего ее разум. Расправив плечи, она надела рюкзак и взяла чемоданы. Она умная. Она сильная. Она решительная. Она переживет это. У нее еще есть шанс устроить свою жизнь: сделать карьеру, выйти замуж и родить детей. И что с того, если для этого ей нужно будет сменить имя и начать все сначала? Она обязательно добьется успеха.

С высоко поднятой головой и твердой решимостью Габби открыла дверь. Оно стояло там, закрывая мощным телом дверной проем, и рот его расплылся в зловещей ухмылке.

– Привет, Габриель, – промолвил Адам Блэк.