"Изумрудные глаза" - читать интересную книгу автора (Моран Дэниел)

9

Как-то вечером, несколькими днями ранее нападения на Сандоваля, в старом доме в Массапеква-Парк, где жила Сюзанна Монтинье, засветился голографический объем. В нем появилось изображение приятного на вид мужчины средних лет с усиками. Место, откуда он связался с Сюзанной, определить было трудно. На висках никаких следов инскина. Сюзанна не знала, как его зовут, он появился среди ночи, сразу ответив на вызов, посланный по известному только ей адресу.

– Дерево живет, – тихо проговорила Сюзанна.

– Однако ветви необходимо подрезать, – ответил мужчина. – Я слышал о несчастье с Макканом и с одной из телепаток. Вероятно, вы звоните по этому поводу?

– Да.

Мужчина понимающе кивнул:

– Наши друзья полагают, что вы можете вступить в контакт. Какую помощь вы ждете от нас?

– Проблема касается двух человек. Им нужно, не привлекая ничьего внимания, выехать из города. Можете ли вы обеспечить им возможность «покинь город»? Если да, тем самым вы наглядно продемонстрируете верность нашим общим идеалам. На следующем этапе можно попытаться привлечь младшего к нашей работе.

– А старшего?

– Полагаю, его позиция не изменилась.

«Полагаю, что „полагаю“, – ожидая ответ, повторила про себя Сюзанна, – лишь в малой части соответствует действительности. Слишком деликатное слово». Малко как презирал последователей Джонни Реба, так и пре­зирает. Сюзанна лишь однажды попыталась поговорить с ним на эту тему, и этого раза хватило на всю жизнь. Не дождавшись ответа, она добавила:

– Не берусь утверждать, что его позиция определяется только политическими убеждениями. Вероятно, имеет место и личная антипатия. Но на эту тему он разговаривать отказывается.

Мужчина кивнул:

– Прискорбно, но наши возможности ограниченны. Вероятно, он более склонен к лояльности и всякие бунтарские причуды чужды ему. А с молодым вы обсуждали этот вопрос?

– Нет. Он можег счесть эти вопросы не заслуживающими внимания. Невозможно понять, что он думает по этому поводу. Трудность также в том, что он всегда засекречивает информацию. Вот почему я обращаюсь к вам, чтобы им двоим помогли выполнить команду «покинь город». Тогда можно будет поговорить.

– Понятно. Хорошо, я буду иметь в виду, что двум людям необходимо незаметно исчезнуть из города. Если это окажется в наших возможностях, я сообщу, но в любом случае нам надо посоветоваться. После операции вам придется встретиться с более молодым и попытаться заключить с ним соглашение.

Сюзанна Монтинье кивнула:

– Это подходит.

– Я буду на связи. Свобода.

– Свобода, – произнесла Сюзанна. Изображение погасло.

Карл стоял у окна своей спальни. Ясный солнечный свет заливал территорию перед фасадом Комплекса. Де­монстрантов собралось более пяти тысяч – видимо, секретная служба не скупилась на расходы. Даже маскарадные костюмы притащили, и несколько сотен переодевшихся пикетчиков дефилировали в них по кругу перед главными воротами.

Позади на кровати сидела Дженни. Она неотрывно смотрела на него.

Позволь мне помочь тебе.

Карл не откликнулся. Он ощущал непонятную отрешенность от этого бесплотного голоса, равно как и от собравшейся под окнами Комплекса людской массы. Но были ли они людьми, эти озверевшие, исступленные подонки, желавшие либо убить его и его детей, либо вновь ввергнуть их в рабство? И стоит ли обращать внимание, чго многим из них заплачено вперед, если большая часть самозваных ревнителей чистоты человеческой расы пришла сюда по доброй воле?

Ты потерял Джерри, Элли и Жаклин. Мальчик мой, ты не можешь всю жизнь просидеть, отгородившись от остального мира. Позволь мне помочь тебе.

– Прошу тебя, Дженни, только не сейчас. Дай мне поразмыслить, – произнес он вслух.

Ее ментальный зов продолжал настойчиво звучать у него в голове:

Ты не мыслишь, ты ощущаешь. Тебе трудно, я знаю, и ты не хочешь втягивать меня в свои кошмары. Поделись со мной, и сразу станет легче. А так ты просто угробишь себя, Карл!

– Это мое право. Команда, доставить деловой костюм, вызвать Малко.

Домашний робот сразу покатил в гардеробную, а в высветившемся за спиной голографическом объеме возник Малко. Карл даже не повернулся в его сторону.

– Слушаю, Карл, – обратился к нему Калхари.

– Сколько времени тебе понадобится, чтобы приготовиться к выходу?

– Десять минут. Встретимся на лестнице.

– Хорошо. Команда, конец связи.

Еще некоторое время он молча наблюдал за толпой, пока вернувшийся домашний робот не подал сигнал. Дженни, сидевшая на широкой постели, пыталась сохранить спокойствие, однако слезы градом катились из ее прекрасных глаз.

– Куда собираешься? – тихо спросила она.

– В Пенсильванию. Хочу поближе познакомиться с кое-какими партнерами Малко.

– Зачем?

– Дело зашло слишком далеко. Они могут помочь. – Карл надел белую рубашку, натянул брюки, сунул ноги в ботинки и подождал, пока шнурки сами собой зашнуруются и завяжутся. – Или не могут? – задумчиво переспросил он, накинув пиджак и перебросив через правую руку свернутый плащ.

Карл? Умоляю, поделись со мной!

Он взглянул ей в лицо, в заплаканные большие глаза, что были так похожи на его собственные.

– Пока не знаю, чем я мог бы поделиться. Вернусь поздно. Не жди меня, ложись спать. Ты причиняешь мне боль.

– Я знаю, – ответил он и, не оборачиваясь, вышел из спальни.

В конференц-зале собрались пять человек. Все расселись вокруг длинного овальной формы стола из полированного красного дерева. Малко и Карл разместились в центре одной из вытянутых сторон, трое других участников переговоров расселись напротив.

Обед, сопровождаемый светской болтовней, был в самом разгаре, когда в зал вошли Калхари и Кастанаверас. Ф. К. Чандлер сердечно кивнул Карлу и Малко, не прерывая беседы с судьей Рудольфом Саншайном. Двое других, которых Карл видел впервые, испытали некоторое замешательство, что дало телепату время повнимательнее приглядеться к ним.

Судья, мужчина средних лет, страдал излишней полнотой, если не сказать больше. Судя по виду, Саншайн являлся самым вероятным кандидатом на скорую замену сердца на искусственный орган. Третий из приглашенных был молод, примерно одного возраста с Карлом. Броско одетый, с приятными чертами лица, он казался своим в доску парнем. Его звали Дуглас Риппер-младший. Разговаривая, он оживленно жестикулировал; чтобы донести свою мысль до собеседника, усиленно помогал себе руками и мимикой. Карл никогда о нем не слышал, хотя не без оснований предполагал, что этот парень достаточно популярен в определенных кругах. В настоящее время он являлся членом сената Соединенных Штатов – органа по окончании войны больше декоративного и не имеющего реального влияния, а в последние годы, после разгона Палаты Представителей, окончательно утратившего всякое значение в политической жизни страны. С другой стороны, как позже узнал Карл, именно этого человека на выборах 2064 года прочили в состав Объединенного Совета на должность советника от Нью-Йорка. Джеррил Карсон, занимавший это место в течение последних двадцати лет, всем порядком надоел, и, судя по опросам, Риппер вполне мог рассчитывать на победу.

Судья Саншайн первым закончил трапезу и махнул рукой, подзывая робота-официанта, чтобы тот убрал грязную посуду.

– Совсем неплохо для Нью-Йорка, – объявил он, по-техасски сильно растягивая слова. – Бифштекс почти соответствует стандартным размерам. – Не позаботившись уточнить, каким именно размерам должен соответствовать стандартный бифштекс, он достал сигару, закурил, сложил руки на объемистом животике и только потом поинтересовался: – Чем мы можем помочь вам, Карл?

– Не знаю, – спокойно ответил Кастанаверас. – Я прибыл сюда, исключительно поддавшись на уговоры Малко. Дуглас Риппер чуть наклонился вперед:

– Может, я смогу помочь вам? Мистер Кастанаверас. я прочитал ваше интервью в «Электроник таймс». У меня есть пара вопросов, не могли бы вы ответить на них?

– С удовольствием.

– В своем интервью вы заявили, что единственное ваше желание – это чтобы вас оставили в покое, не так ли? Не могли бы вы несколько подробнее раскрыть выражение «оставить в покое»? В каком смысле вы употребили его? Джерри Маккан не был телепатом и погиб только из-за дружбы с вами. Малко рассказал нам эту историю. Оказывается, это еще не все и даже не самое главное осложнение. Алтея Кастанаверас тоже мертва. Вот и объясните, пожалуйста, какой именно «покой» вас устроит, или ситуация уже прошла критическую точку и возврат к первоначальному состоянию невозможен?

Вопрос сам по себе показался Карлу небезынтерес­ным.

– Нас вполне бы устроило сложившееся на сегодняшний день положение, – ответил он.

– Замечательно. Имеете ли вы какое-нибудь отношение к прискорбным событиям в Бразилии?

– Конечно нет.

– Молодой человек, – вмешался Чандлер, – я познакомился с записями, сделанными со спутника, где зафиксированы все фазы атаки и уничтожения «Каса Сандоваль». В группу нападающих входили обычный человек и один из де Ностри, чье присутствие отчетливо просматривается в нескольких эпизодах. Есть еще эпизод, состоящий из восьми кадров, и на каждом из них зафиксирована человеческая фигура, передвигающаяся со скоростью порядка пяти метров в секунду. На это способны только миротворцы из элитных подразделений. В мире пока нет других двуногих, способных бегать так быстро.

– Карл, – подал голос Малко, постаравшись по возможности смягчить впечатление, произведенное сообщением Чандлера, – я передал судье запись моего разговора с Сандовалем.

– Что ж, прекрасно, – не поворачивая головы, откликнулся Кастанаверас. – Если у тебя есть еще что-нибудь, о чем мне не известно, давай выкладывай, не стесняйся.

– Это все, Карл, – после некоторого раздумья произнес Малко.

– Замечательно! – саркастически хмыкнул Кастана­верас. – Джентльмены, если вы настаиваете, я готов признать, что убил Тио Сандоваля. Сначала мазерным лучом сжег ему яйца, затем вышвырнул в космос из воздушного шлюза суборбитального челнока.

Дуглас Риппер испуганно заморгал. Лица Чандлера и судьи Саншайна остались непроницаемо-спокойными.

– Теперь, – добавил Карл, – у вас тоже есть доказательства преступного умысла со стороны Объединенного Совета по отношению к Общине телепатов. Мы добыли их с невероятным трудом. Из допроса Тио Сандоваля очевидно вытекает, что Тио Сандоваль по требованию советника Карсона организовал покушение на Алтею Ка­станаверас. Я полагаю, что мсье Риппер, присутствующий здесь, мог бы с успехом использовать эту запись, подтверждающую весьма своеобразную специфику методов работы, к которым прибегает Карсон. Ручаюсь, если их обнародовать, место Карсона в Совете ему гарантировано. Риппер кивнул:

– Не спорю. Да, я не отказался бы использовать эти свидетельства. К несчастью, я ими не располагаю. Они есть у вас и у судьи, а у меня нет.

Воцарилась неловкая тишина.

– Мне кажется, – первым, едва скрывая раздражение, заговорил Карл, – необходимо для начала выяснить, что вам троим, черт побери, от нас нужно? Каковы ваши цели и за каким дьяволом Малко притащил сюда меня? И на кой хрен мы задействовали для обеспечения секретности сторонников Джонни Реба? К чему вообще вся эта комедия?!

Никто не ответил. Правда, на этот раз молчание длилось недолго.

– Ты слабо разбираешься в политических вопросах, Карл, – с сожалением отметил Чандлер. – А это, безусловно, очень серьезный недостаток.

Он пригубил стакан с какой-то янтарной жидкостью – по-видимому, обычным яблочным соком. Это наблюдение доставило Карлу некоторое удовлетворение – как будто человек, пьющий обыкновенный яблочный сок, априори не способен высказывать дельные идеи. Но оказалось, что Чандлер еще не закончил и продолжил с еще большей прямотой и резкостью:

– Выслушай меня внимательно, сынок, и пусть это послужит тебе уроком. На сегодняшний день все полагают, что нападение на Сандоваля совершили миротворцы. Одно из их элитных подразделений. Мы в этой комнате знаем, что вопль электронных СМИ – «это почерк миротворцев» не совсем верен. Я полагаю, Крис Саммерс жив, не так ли?

Карл улыбнулся:

– Если он жив, то и Сандоваль мог уцелеть. В данном случае они воспользовались одним и тем же выходом. Чандлер укоризненно посмотрел на него:

– Сейчас не время для шуток. Успокойся и послушай, что тебе говорят. Здесь никто не желает тебе и твоим детям зла. Я посоветовался со своими специалистами. Они просмотрели спутниковые записи, касающиеся нападения на дом Сандоваля. Если они сумели разобраться что к чему, другие тоже разберутся. Передвигающееся с такой скоростью существо, мгновенно разделавшееся с уолдосом, обязательно должно либо принадлежать к Элите миротворцев, либо быть ни в чем не уступающим им бойцом. Мои сотрудники, к чьему мнению я прислушиваюсь, клятвенно заверили, что единственное место, где можно произвести такого бойца, – это спецбаза «Ла Гранж-5». Quod erat demonstrandum! (Что и требовалось доказать! (Лат.)). Движущееся пятно – это, вне всякого сомнения, миротворец; де Ностри – это Жаклин де Ностри, а человек – это ты. Помнится, вы называли себя «три мушкетера». Карл, если мне удалось свести в единую картину все данные – а это оказалось не так уж трудно, – то же самое смогут сделать и другие.

– Ну и?..

– Ну и считай! Дезертирство из рядов МС – раз; содействие дезертировавшему из рядов МС бойцу – два; подделка документов – три. Мало? Плюс недонесение о дезертирстве, что тоже можно квалифицировать как государственную измену! Достаточно? Плюс неопровержимые улики. Вполне серьезный список против тебя и Криса, где бы он ни скрывался. Теперь в МС точно знают, что он жив. Они будут искать его. Постоянно, неутомимо – и в конце концов, поверь мне, найдут. Как только его отыщут, он умрет. И ты умрешь. Теперь о том, что касается Карсона. Он может угодить в тюрьму за участие в покушении на твою дочь, а может и не угодить. Твое свидетельство на процессе может быть признано тенденциозным, как заявление заинтересованной стороны, и, скорее всего, не будет принято судом во внимание. Показания телепата на судебном процессе пока еще новинка, исключая прямое свидетельство очевидца. И в деле Карсона ни один судья, будучи в здравом рассудке, не позволит ни тебе, ни одному из твоих воспитанников выступить в качестве эксперта. И что мы тогда имеем? Вполне вероятно, Карсон сумеет выкрутиться, а к Амньеру вообще никто не посмеет подступиться. Так что уже одним своим существованием Крис Саммерс затягивает петлю на твоей шее.

– Прошу прощения, джентльмены, – с трудом выговорил Карл после короткой паузы, – но я безумно устал. К тому же я не уверен, что в ваши намерения входа действительно помочь нам. Скорее взять нас под свой контроль... – Он вновь замолчал, потом обреченно махнул рукой и спросил напрямик: – Хорошо, что вы предлагаете?

Дуглас Риппер оживился и сразу замахал руками, как ветряная мельница:

– Девятая поправка! Возможно, этот номер пройдёт. Я почти уверен, нам удастся сыграть на этом, если только мы решимся открыть карты.

Карл и Малко Калхари, не скрывая удивления, посмотрели на него. Чандлер и судья Саншайн остались невозмутимыми. Но Риппера трудно было смутить удаленными взглядами.

– Джентльмены, эта поправка, – он, заостряя внимание, вскинул руку, – позволяет Генеральному секретарю добиваться переизбрания на четвертый срок. А также на пятый и шестой. Не знаю, согласитесь ли вы со мной, но подобная перспектива делает его очень уязвимым. Он готов на все ради того, чтобы усидеть на своём месте. Ради переизбрания он может согласиться даже оставить тебя в покое. В конце концов, вы оба способны очень сильно навредить друг другу. Если Амньер пришёл к выводу, что у него нет другого пути, ему не составит труда расправиться с тобой, Карл, но и ты в этом случае в состоянии напрочь испортить ему репутацию и перекрыть дорогу к переизбранию. Он очень хитер. В последнее время кто-то упорно пытается протащить запрет на количество возможных сроков избрания. Лет тридцать назад такой прецедент уже имел место. В те годы ни тебя, ни меня еще на свете не было. Тогда Генеральный секретарь Тенера попытался ограничить время пребывания у власти руководителей Объединенного Совета. Ему даже не дали доработать третий срок, вынесли вотум недоверия и отстранили от должности. Он полагал, что трех раз вполне достаточно, а вот его аппарат и другие структуры сочли такое требование чрезмерным. Куда проще до скончания века иметь одного царя. – Риппер поднял указательный палец. – Впереди нас ждут две важные даты, и есть смысл поразмышлять над значением каждой из них. Прежде всего, четвертое июля. Можно сделать одолжение Амньеру – предложить ему договориться до наступления Дня независимости США. Это будет четверг, так что у тебя в распоряжении три дня. Если соглашение не будет достигнуто, он попытается отвлечь внимание общественности от этого праздника, организовав какие-нибудь беспорядки. Напасть на теле­патов? Но у вас теперь вполне законный статус. Он придумает что-нибудь похитрее. Если же вы сумеете договориться, это очень прибавит ему голосов на предстоящих выборах. Объявление о восстановлении дружественных отношений между вами и его аппаратом, подкрепленное сообщениями прессы, в которых ты дашь соответствующие разъяснения, во многом охладит страсти.

Вторая дата, четырнадцатое июля. День взятия Бастилии. К этой дате все обязательно должно устроиться – к обоюдному удовольствию или без оного. Амньер не может позволить себе вернуться во Францию на празднование годовщины революции, оставив за спиной такую угрозу, как твои записи. Учти, твои телепаты представляют собой один из важнейших объектов, имеющих особую ценность для средств массовой информации. Если правда откроется до праздника, французы вряд ли испытают прилив энтузиазма.

Чандлер подхватил:

– Когда закончится празднование Дня взятия Бастилии, вам придется переехать в какое-нибудь уединенное тихое место подальше от моего Комплекса, где толпа демонстрантов не сможет с такой легкостью добраться до вас. Там вы и заляжете до выборов шестьдесят четвертого года. После выборов ситуация может кардинально измениться, и Амньеру придется унять аппетит. Он успокоится и оставит вас в покое.

Карл бросил взгляд в сторону присутствующего за столом судьи.

– Кто-нибудь советовался с вами, сэр, – спросил он Саншайна, – по поводу этих вариантов?

В этом и состояло преимущество телепатического дара– в общении с Карлом любой поневоле говорил правду, принимая во внимание, что ложь все равно не спрячешь.

– Да, мне тоже пришлось поразмышлять над возможными решениями. Карл кивнул:

– Я высоко ценю ваше время, джентльмены. Я обязательно подумаю обо всем, что вы сказали сегодня. Малко, мы идем?

– Минутку, – окликнул его Чандлер. – Я хотел бы поговорить с тобой, Карл, в частном порядке.

– Приступайте, – предложил Кастанаверас. Чандлер некоторое время с нескрываемым недоумением рассматривал его, потом усмехнулся:

– Иди-ка ты к черту! Как Дженни? Карл растерянно заморгал. Вопрос застал его врасп­лох.

– Не очень-то хорошо, – признался он наконец. – Ее очень беспокоит создавшееся положение. (И меня тоже, мысленно добавил он.) Я обязательно передам, что вы интересовались. Ей будет приятно.

Чандлер кивнул. Риппер и Саншайн сразу почуяли, что произошел некий перелом, и с интересом прислушивались к разговору.

– Кстати, Тони Анджело звонил. Он в восхищении от того, как ты водишь машину, – сказал Чандлер. – Назвал тебя «дьяволом на колесах».

Карл, уже собравшийся уходить, опустился обратно в кресло:

– Если это комплимент, то большое спасибо.

– Скорее уж «дьявол на воздушной подушке», – усмехнулся Чандлер, – только подобная формулировка звучит как-то странно. Я бы сказал, что в этом как раз и состоит значительная часть трудностей, испытываемых в современном мире. Что-то со всеми нами случилось, если колесо теперь ассоциируется либо с велосипедными шинами, либо с формой космических станций. То есть исключительно как технический объект. Ты не согласен?

– Я что-то не совсем понял, – признался Карл.

– Молодой человек, вы сидите и в глаза лжете каждому из нас, включая самого себя. Лжете с того самого момента, как вошли в эту комнату. Как скверно, что вы ненавидите Амньера. Точнее говоря, скверно, что вы не в силах справиться со своей ненавистью.

В комнате повисла мертвая тишина. Карл собрался возразить, но внезапно обнаружил, что крыть-то ему не­чем.

– Я вовсе не питаю ненависти ни к нему, ни даже к Карсону. Я стараюсь судить объективно. Но одного из моих детей убили, потому что так захотели эти ублюдки. И это факт, от которого я никогда не смогу абстрагироваться!

Фрэнсис Ксавьер Чандлер вздохнул и долгое время молчал, созерцая донышко своего бокала. Когда же он вновь поднял голову, на лице его явственно читалось сострадание.

– Теперь тем более надо приложить все силы, чтобы других детей миновала эта участь.

– Однажды, – ответил Карл, стараясь как можно точнее довести до присутствующих мучившую его все это время мысль, – я убью их обоих. Амньера и Карсона. Просто потому, что должен это сделать.

– Да, я знаю, – кивнул Чандлер.

– Месть не терпит спешки, Карл, – вставил замечание Малко. – А ты гонишь во весь опор.

Они ехали молча. Скользили на высоте сорока сантиметров над металлизированным покрытием транскона со скоростью сто восемьдесят километров в час. Сияния придорожных фонарей хватало для освещения полос проезжей части, а по обе стороны и над головой царила ночь – здесь, за городскими пределами, в окружении полей и редких пригородных поселков, особенно беззвучная и непроницаемая. Движение на шоссе в этот поздний час было редким, и Карл решил сам взяться за руль. Он запросил разрешение выйти в воздушное пространство, но диспетчер, обслуживавший это направление, категорически отказал. Нет так нет, вздохнул Карл; с другой стороны, полет позволил бы ему слишком быстро добраться до Комплекса. Он и Малко прибыли бы туда в самый неподходящий час. К тому же ему хотелось лично покрутить баранку – вождение машины всегда успокаивало его и доставляло радость. За рулем он расслаблялся. Его «металлсмит» оказался на редкость удачной моделью, доставляющей водителю истинное наслаждение.

Заморосил мелкий дождик, и Карл включил электростатическую защиту, отбрасывающую капли влаги от дверных стекол и прозрачной крыши. На прямом участке дороги он передал управление автопилоту, сам же откинулся на спинку кресла водителя. Сзади, на пассажирском сиденье позевывал Малко Калхари. Борясь со сном, он пробегал глазами страницы видеоблокнота, прикрепленного к его колену.

– Ты бы поспал, – посоветовал Малко. – Совсем плохо выглядишь.

– Я не устал! – отрезал Карл.

– Зато я устал! – с ответным раздражением парировал старый полковник. – Хотя в последнее время спал куда больше, чем ты.

– Так мне и годков поменьше.

– Разве в этом дело? – хмыкнул Малко. – Я тебе не чета, ты – другой.

– Нет.

– Хочешь уверить, что мы с тобой одной крови?

– Не знаю, – пожал плечами Карл. – Я бы объяснил тебе что к чему, да времени на это потребуется слишком много. Но разница между нами, в сущности, подобна разнице в цвете кожи, в разрезе глаз, в умственных способностях и моторных реакциях.

Малко, покачав головой, усмехнулся:

– Времени действительно потребуется много. – Усмешка погасла. Он помолчал, потом добавил: – Ты сам знаешь, что другой, и не стоит вкручивать мне мозги.

Карлу одновременно пришли на ум три различных и, на его взгляд, вполне убедительных довода в опровержение позиции оппонента. Он остановился на самом, как ему показалось, наглядном:

– Ты имеешь в виду, что, помимо телепатического дара, я обладаю чем-то еще, что отсутствует у огромного большинства людей?

– Я имею в виду, что сейчас лучше всего подремать. Это и тебе не повредит. Когда я был моложе, то мог не спать всю ночь, а на следующий день выглядел как огур­чик. Для восстановления хватало двух-трех часов сна, однако, заметь, ежедневного. А мне рассказывали, когда тебе исполнилось семнадцать, ты во время одной из операций не спал две недели кряду.

Карл посмотрел на часы: заканчивался третий час ночи.

– Откуда ты знаешь об этом? Малко пожал плечами:

– Неужели не понятно? От Сюзанны. Ей доложил кто-то из персонала и предложил насильно ввести тебе успокоительное. Но Сюзанна рассудила, что ты волен поступать со своими мозгами, как захочешь. Хоть превратить их в картофельное пюре. – Старик помолчал, перевел взгляд на видеоблокнот. На экране шла выборка из последних новостей. – Если бы мне даже в молодости, когда я находился в куда лучшей форме, пришлось пережить что-нибудь подобное, я бы просто умер. Ты же улегся спать, продрых целый день, потом проснулся и вновь, не смыкая глаз, бодрствовал еще четверо или пятеро суток. Этот случай подтолкнул Сюзанну вплотную заняться проблемами сна у телепатов.

– И она убедилась, что только я один владею этой способностью?

– То-то и оно! Сюзанна предположила, что Дженни тоже должна обладать каким-либо механизмом управления сном, особенно в случае сильного душевного подъема, и, что еще более вероятно, этот дар должен присутствовать у близнецов. Представь себе, ничего подобного!

Карл молча наблюдал за пролетавшими мимо придорожными фонарями и чередованием неравномерно освещенных участков хайвея.

– Не могу сказать, что ее открытие меня радует.

– А ты разве не знал?

Карл отрицательно покачал головой. Малко, не скрывая удивления, посмотрел на спутника. Мелькание световых пятен действовало усыпляюще, и все-таки Карл сумел преодолеть усталость и попытался объяснить:

– Наверное, я всегда бессознательно ощущал, что изначально обречен на одиночество, как ни высокопарно это звучит. Ты не знаешь, насколько обременительно сознавать, что ты не такой, как другие. Дженни считает, что я слишком обособляюсь от остальных питомцев, а я просто не могу втиснуться в их компанию. Я устал. Кстати, открою тебе страшную тайну. – Он грустно улыбнулся. – Между мной и всеми другими человеческими особями существуют и иные различия. – В такт мягким колебаниям салона он принялся раскачиваться в разные стороны, размеренно и печально. – Но я стараюсь не думать об этом, – после долгой паузы признался Карл.

Малко Калхари начал что-то говорить, но оборвал фразу на полуслове. Карл резко повернулся к старику:

– Что?

– Ничего. Так, кое-что пришло в голову. Пустяки...

– Выкладывай.

– Но это вовсе не...

– Выкладывай!

Малко вздохнул с показным смирением:

– Ты, парень, кого хочешь, можешь сбить с толку. Малко, не увиливай!!

– Дело было два года назад. Сюзанна призналась мне... До этого, клянусь, я ничего не знал. Ты, Карл, родился в две тысячи тридцатом году. Тогдашняя методика манипуляций с молекулами ДНК, на основе которой был создан твой геном, оставалась очень далекой от совершенства. Пока этот способ не отладили до приемлемого уровня, разделение и сшивание молекулярных цепочек по этому методу еще пять лет после твоего рождения не приносило желаемого результата.

Карл некоторое время молчал, переваривая информацию, потом спросил:

– Ты к чему клонишь? Объясни подробнее.

– Знаешь, как тебе досталась твоя фамилия?

– Конечно. Меня назвали в честь Грегорио Каста-навераса, героя войны за независимость США.

– Я другое имел в виду. Набор аминокислот, составляющих основу твоего генома, был пятьдесят пятой попыткой создать жизнеспособную форму. Все предыдущие пятьдесят четыре опыта провалились. Ни один объект не выжил. Каждому опыту давалось свое обозначение. Были использованы буквы алфавита: первая серия от quot;Аquot; до quot;Zquot;, затем от «АА» до «AZ», от «ВА» до «BZ» и так далее. Ты попал в серию quot;Сquot;, генетический ряд, или индекс, quot;Сquot;, пятьдесят пятый опыт. Кажется, – продолжил Малко, – я никогда не рассказывал тебе об этом. Геном Дженни был поименован тем же способом: серия quot;Jquot;, индекс quot;Мquot;. Джонни – серия quot;Yquot;, индекс quot;Мquot;. Имена изобретались следующим образом. Каждое имя и фамилия должны были начинаться с букв соответствующей серии и лота. Но уже с Джонни произошел сбой. Буквы являлись временным обозначением, до того момента пока не рождался ребенок. Женщина, вынашивающая сформированную яйцеклетку, решила назвать младенца Джонни. – Малко пожал плечами. – Мы не спорили, она была отличной носительницей. Позже она выносила еще четверых детей. Рожала каждый год, просто сборочный конвейер какой-то. Вот таким образом подавляющее большинство наших воспитанников получили свои имена.

– Почему же тогда я назвал двойняшек Дэвид и Дэнис?

– Ты... – Малко, сложив губы, беззвучно повторил их имена, затем рассмеялся: – Черт меня возьми! Никогда не обращал на это внимания. У тебя какое-то извращенное чувство юмора, сынок.

– Перестань увиливать и рассказывай! Я до сих пор ничего не понял.

– Ладно, не обижайся. Итак, ты был нашей пятьдесят пятой попыткой создать жизнеспособную форму. И первой удачной. После тебя вплоть до Джонни нас преследовали провалы. Это более пяти сотен опытов. И вот что удивительно: мы так и не сумели ни разу повторить операцию, с помощью которой создали тебя. Ты никогда не задумывался, почему Дженни сотворили именно так, а не иначе? Я имею в виду – почему ее клонировали? Потому что техника клонирования к тому времени имела более чем тридцатилетнюю историю.

– И что же? Говори яснее.

– Неужели непонятно? Мы не могли рисковать, ты у нас был в единственном экземпляре. Создать организм с помощью прежней технологии манипуляций с ДНК, благодаря которой ты появился на свет, мы не могли, вот и пришлось вернуться к проверенной методике клонирования. Понимаешь, с тобой нам сказочно повезло. Именно сказочно! Теперь нам понятно, что та методика, что была использована в твоем случае, вряд ли могла дать положительный результат. Разве что через очень долгий срок. А возможно, никогда. Понимаешь, никогда! Пришлось Сюзанне заняться теорией, и в конце концов ей удалось создать что-то действительно стоящее. К побочным результатам ее открытия можно было отнести точное доказательство ошибочности предыдущей методики. Ей не поверили: ведь сколько денег уже было потрачено, к тому же ты сам являлся якобы убедительнейшим свидетельством эффективности подхода де Ностри. Спустя несколько лет выяснилось, что она оказалась права. В том смысле, что объясняла, почему прежняя технология не действовала. Серия контрольных опытов все расставила по своим местам. Что касается тебя, в Центре пришли к выводу, что это какая-то невероятная удача. Или необъяснимая флуктуация.

– Ты-то сам в это веришь? Малко развел руками:

– Не знаю.

– Малко, я сижу перед тобой, можешь меня пощупать. Я существую. Что же помогло мне появиться на свет?

Калхари не ответил.

– Малко?

– Не знаю, сынок. Что-то подтолкнуло, но к нам это не имело отношения.

– Черт вас возьми! – возмутился Карл.

Пустынная дорога с монотонно мелькающими придорожными фонарями вгоняла в меланхолию. Далеко впереди на полосах хайвея светились редкие габаритные огни. Это действительно был вопрос на миллион: как же он все-таки появился на свет? Или, точнее, что или кто заставил смесь аминокислоты выстроиться в единственно возможный ряд, обеспечивший ему эти тридцать лет трудной, беспокойной, безрадостной жизни? Детство, учеба, служба, исполнение долга, беспрестанная борьба, надежда на свободу – кто «подарил» ему все это? Кто возложил на него ответственность за двести с лишним детей? Именно детей – ведь в каждом из них есть его цепочки ДНК!

Кому-то это могло показаться странным, но после недолгих размышлений Карл пришел к выводу, что ответ на этот вопрос не имеет решительно никакого значения. Если Малко считает иначе, если верит, что здесь не обошлось без тайны, чуда, мистики, божественного вмешательства – называйте как угодно! – суть дела от этого не меняется. Один из бродивших по Инфосети ИРов, имевший склонность к философствованию, как-то выразился в том смысле, что истина не так уж и нуждается в вере.

И хватит об этом!

Карл Кастанаверас решительно перевел разговор на другую тему.

– Зачем вообще мы отправились в Пенсильванию? Зачем связались с этими придурками от Джонни Реба? Зачем сидели и выслушивали нотации от сытых, напыщенных толстосумов, решивших воспользоваться моментом и взять нас под свое крылышко? Ты полагаешь, что, как только мы сменим хозяев, все наши трудности исчезнут? Неужели ты всерьез решил, что Карсон отступит?

Малко Калхари выпрямился и сложил руки на затылке, оторвавшись от своего видеоблокнота:

– Сынок, поверь моему чутью, вокруг нас происходит что-то непонятное. Политика, кругом одна политика. Я решил, что встреча с ними окажется полезной, а оно вон как вышло. Полагал, что у нас одна цель, что мы мечтаем об одном и том же. На встрече не было Белинды Сингер, но Риппер ее протеже. Дело в том, что в первый раз после окончания войны наметился реальный альянс двух могущественных сил, который в каком-то смысле может послужить основой восстановления прежней американской государственной структуры. Союз Белинды Сингер и мсье Чандлера – это, знаешь ли, серьезно. К сожалению, в твоих словах «взять нас под крылышко» что-то есть. Жаль, если так.

– Чандлер предпочитает, чтобы его называли «мистер», а не «мсье».

– Вот именно, – вздохнул Малко.

Он по-прежнему смотрел сквозь прозрачный пластик на пробегающие за окном смутные очертания зданий, поля, чьи границы едва различались во тьме по обеим сторонам транскона. Мягко жужжали вентиляторы, с огромной скоростью гнавшие машину вперед.

Карл некоторое время молчал. Наконец, криво усмехнувшись, вымолвил:

– Давай не будем вновь касаться канувших в Лету Соединенных Штатов. Мне уже вот здесь, – он чиркнул ребром ладони по горлу, – твоя чертова одержимость так называемой родиной. Я не могу назвать Штаты своей страной, меня вполне устраивает Объединение. Это, на мой взгляд, был лучший выход из создавшегося тогда положения. Если сравнивать прежние Соединенные Штаты и ООН, пусть лучше будет ООН. Я не хочу иметь ничего общего с теми, кто тешится призрачными фантазиями, патриотическими идеями, всякого рода идеологическими пристрастиями. Их нельзя пустить в дело, скорее, наоборот, подобные настроения только навредят мне и моим детям. Зачем ты привез меня на встречу с этими людьми, для которых я не более чем пешка в их грязной игре? Неужели не понятно, что они всего лишь хотят с моей помощью взять Амньера за горло? Малко поджал губы:

– Ты смешиваешь разные понятия. Их, как ты выразился, патриотические идеи вовсе не во вред тебе. Сомневаюсь, чтобы ты хоть раз в жизни задумался над тем, что такое убеждения или идеология. Ты самоуверен и рубишь с плеча. Риппер едва ли принадлежит к «Обществу Джонни Реба», он вполне искренне верит, что Объединенные Нации – неплохая идея. По крайней мере, ей есть место на Земле. – Малко скосил взгляд на прикрепленный к бедру видеоблокнот и, пересилив обиду, постарался объяснить толком: – Необходимость существования ООН, возможно, оправдывается тем, что, не будь ее, наша планета, скорее всего, погрузилась бы в пучину непрерывных военных конфликтов. Четыре десятилетия мир не знает войн, а это что-нибудь да значит. Что ты, молокосос, поучаствовавший в нескольких разбойничьих «акциях», можешь знать о войне? Это не приключение, не возможность карьерного роста, не ордена и отличия – это кровь, гибель стариков и детей, страдания и потеря человеческого облика как побежденными, так и победителями. Но само по себе признание ООН в качестве необходимого элемента общественной жизни вовсе не означает, что можно игнорировать тот факт, что ты – американец. Хотя бы в плане происхождения и культуры, если другие аспекты жизни тебя не инте­ресуют. Ты думаешь, что тебе нет дела до всего этого? Ошибаешься... – Он вздохнул. – Прости меня, старика, я опять взялся читать тебе лекцию, но порой ты ведешь себя как ребенок. Известно ли тебе, с каким трудом наши адвокаты добились того, чтобы ты и твои дети не подпадали под действие законов о сохранении государственной тайны? Сколько потребовалось усилий, чтобы дело попало к Саншайну? Карл, разуй глаза – две трети членов окружного суда в этой стране французы. В самой Франции девяносто восемь процентов судей – французы. Если ты считаешь, что идеология тебя не касается, что это помеха, ты дурак. Если ты вдруг решил, что понятия «родина» не существует, что сочетание «Соединенные Штаты» не более чем пустой звук, – ты дурак вдвойне. Пусть это твое личное дело, однако имей в виду, что Амньер видит в тебе прежде всего американца. И миротворцы тоже. Ты уже имел дело с этими людьми, тебе известна их хватка. Неужели ты всерьез полагаешь, что судья-француз вынес бы решение в нашу пользу и подтвердил, что действие законов о сохранении тайны на нас не распространяется?

– Случалось – и не раз, – что судьи-французы в других инстанциях выносили решение в нашу пользу.

– Правильно. Что им оставалось, когда решение первой судебной инстанции было составлено так, что не подкопаешься? В законах о сохранении тайны много двусмысленностей, их язык туманен, и судья при вынесении приговора вполне имел возможность руководствоваться своим предвзятым мнением. Что касается вердикта Саншайна, это уже сложнее. Неужели ты полагаешь, что Амньер и Карсон такие дураки, что подали в суд, имея на руках заведомо проигрышный иск? Знал бы ты, какая битва шла за право рассмотрения дела в первой инстанции! Поверь мне, нам в одиночку против них не выстоять. Нам нужны союзники – это в первую очередь! – а союзники, естественно, ставят свои условия. Но для начала уймись. Совладай с собой. Я вижу, как тебе трудно, но подумай о подопечных. Согласен, Чан-длер, как бы он ни симпатизировал тебе лично, Риппер, а за его спиной Белинда Сингер спят и видят, как бы скинуть Амньера и провести в Генсеки лояльного к Гильдии человека. Учти, не к Соединенным Штатам, а именно к Гильдии. Тут им Бог или дьявол подсунул телепатов. Неужели ты всерьез думаешь, что они не воспользуются так удачно подвернувшейся возможностью свалить Карсона, а потом и Амньера?

– Если я дам согласие и мы объединимся, что дальше? Малко пожал плечами:

– Можешь быть уверен, тебе не придется лично встречаться с Амньером, да и с Карсоном тоже. За тебя будут действовать посредники. Мы официально заявим, что принимаем обязательство и дальше выполнять те же функции в системе МС, что и раньше. При этом они обязаны будут выплачивать нам соответствующее вознаграждение. Мы опубликуем это заявление в «Электроник таймс» и «Ньюборде» в канун Четвертого июля. И нужно обязательно уложиться в срок, иначе нам уже не удастся утихомирить разбушевавшиеся страсти.

– О'кей, – кивнул Карл. – Кстати, я обещал Крису, что мы переберемся в Японию. Малко покачал головой:

– Опять переезд...

На экране радара появилась светящаяся отметка. Какой-то объект появился сзади на пределе дальности локатора.

– Должен же я был что-то пообещать ему, иначе он не стал бы помогать с захватом Сандоваля. К тому же Япония – очень красивое место. Я был там однажды. Очень милая, зеленая страна с немногочисленным на­селением. А их сады просто восхитительны!

– Япония, – задумчиво повторил Малко. – Мне там никогда не приходилось бывать. Когда я был мальчишкой, японцы едва не скупили большую часть этой, – он обвел рукой пейзаж за стеклом, – страны. Они вели себя ужасно вызывающе. Я нисколько не удивился, когда в ООН откровенно запаниковали, узнав о заявлении японцев, что они будут сражаться. Объединенные Нации с перепугу подвергли острова упреждающей ядерной бомбардировке... С другой стороны, кто его знает, что там косоглазые прятали в рукаве? Япония, говоришь? Что ж, пожалуй, это даже интересно.

Карл бросил взгляд на экран радара. Сигнал не исчез, наоборот, обрел четкость и заметно приблизился.

– И чего он к нам прицепился, черт настырный?! – выругался Карл, затем вернулся к прерванному разговору: – Малко, ты же понимаешь, что повстанцы из «Общества Джонни Реба» с радостью ухватятся за возможность объявить нас своими союзниками. Представляешь, чем все это запахнет, когда об этом узнает правительство?

– Сынок, у меня есть ответ на твой вопрос, только я не знаю, как его получше сформулировать. Если тебе так будет проще, разрешаю покопаться в моей голове. Война и политика – это, Карл, единственные игры, в которые следует играть взрослым людям. Только война и политика имеют реальное значение, только они дают возможность выбирать средства для достижения успеха. Конечно, в ограниченных масштабах. Орбитальные лазеры, ядерное оружие или смертоносный вирус в наши дни уже вычеркнуты из этого списка: мы больше не можем позволить себе забавляться подобными игрушками.

– Ну нет, – решительно возразил Карл, – можем! Эй, что за черт?!

Малко подался вперед:

– Ты о чем?

– О машине, которая нас догоняет. – Он ткнул пальцем в пятнышко на голографическом экране. На нижней плоскости объема стремительно сменялись колонки цифр. – Ты только взгляни, как они мчатся! Словно угорелые. Ничего себе! Похоже, отключили контролирующий скорость автомат!

– Спидофреники из ОЛБЕ?

– Возможно.

Карл включил заднюю обзорную камеру. В светящемся объеме возникли устрашающие габариты аэрокара, сильно смахивающего на старую модель «Чандлера-1770».

– Куда, интересно, они так торопятся? За своей смертью?

Малко пожал плечами.

Карл принялся рассуждать вслух:

– Их «тысяча семьсот семидесятый» немного легче, чем наш «металлсмит». Подъемная сила почти такая же. Он не очень-то приспособлен для настоящего полета, исключая специальные, особым образом переделанные модели, предназначенные для конкретных работ. Но эти аэрокары просто не могут мчаться с такой скоростью, их тут же начинает швырять в разные стороны. Как же он стабилизируется? – вслух удивился Карл. – О-о, уже двести тридцать километров в час! Даже мой «металлсмит» не способен на такое, хотя эта тачка поустойчивее будет, и у нас есть гироскопы. – Некоторое время он усиленно размышлял, пока не пришел к выводу, что преследователи, должно быть, сильно перегружены.

Догонявший аппарат мчался по шоссе с предельно возможной для любого транспортного средства скоростью, но при этом еще ухитрялся плавно увеличивать ход. По нижней плоскости монитора побежали цифры: 240... 270... И они не думали замирать.

– Что-то здесь не так! – процедил Карл сквозь зубы и вновь переключил управление на себя. Рулевое колесо сначала дернулось, потом послушно легло в ладони. Карл полностью ощутил машину, и вдруг окружающее пространство неожиданно ожило и непостижимым образом свернулось вокруг него. Время как бы замедлило бег. Зрение прояснилось – все вокруг заиграло ярким светом, словно снаружи был полдень, а не глухая ночь. Аэрокар, до сих пор стремительно догонявший их «металлсмит», как будто притормозил. Карл без труда различил двух человек в кабине и смонтированную в середине салона мощную лазерную пушку.

Настоящее, открывшееся ему посредством ментального взгляда, неожиданно обломилось, раздвинулось, и в проломе возникло будущее. Карл с любопытством заглянул в пролом.

... В хоботе боевого квантового усилителя заиграли блики света, затем мощный световой импульс ударил в заднюю часть его «металлсмита». Прозрачный фонарь мгновенно почернел – весь, разом. Отчаянная попытка поглотить прожигающее излучение ни к чему не привела, и вся масса горячей плазмы проникла в салон. Яркая вспышка ослепила Карла. На мгновение он перестал что-либо различать, исключая огоньки на передней панели. В его голове – в том будущем, которое открылось ему, – промелькнуло:

Выдвини крылья!

Он машинально нажал на клавишу. Следом возникла ослепительно четкая пугающая мысль: «Вот и все! Это конец!»

Набрать высоту и заложить вираж уже не было времени. Больше никогда он не увидит детей и приближающийся рассвет – все это теперь недостижимая реальность. В следующее мгновение сгусток плазмы испепелил его тело дотла. Последней мыслью было удивление, каким образом им удалось втиснуть громадное боевое орудие в такой сравнительно небольшой аппарат, как «Чандлер-1770»?

... Выдвинутые споилеры резко затормозили движение аэрокара. Словно невидимая рука подхватила машину, и Карл в последнее мгновение успел совершить резкий рывок налево и вверх. Самое странное, что все это происходило одновременно с наблюдением за собственной гибелью. Аэрокар перелетел через заграждение, отделяющее транскон от прилегающей местности. В следующее мгновение прояснившаяся вроде бы крыша вновь начала чернеть – преследующий их аппарат успел повторить маневр Карла и дал еще один залп. И на этот раз мимо. Карл, закладывая умопомрачительный вираж, уже знал конечный результат. Понятно, что водитель преследующей их машины не мог его предвидеть, поэтому выросшая перед ним скала оказалась непреодолимым препят­ствием.

Ударная волна от сильнейшей вспышки, сопровождаемой гулким эхом, долетела до Карла и Малко. Поверхность крыши вмиг нагрелась так, что к ней нельзя было прикоснуться. Только теперь на лице Малко отразились первые признаки понимания странных маневров Карла.

... Мгновение не успело истечь, как огромный «Чандлер-1770» вновь сел им на хвост. Откуда он появился, этот мощный двенадцативентиляторный внедорожник, ни Малко, ни Карл не заметили. Кастанаверас вроде бы и вспышку видел, и жар ощутил, а преследователи снова тут как тут. Малко очумело потряс головой. Карл успел выругать себя за то, что слишком поздно почувствовал опасность. Времени пережевывать удивление уже не оставалось. Он успел убрать воздушные тормоза и включить реактивные двигатели, позволяющие практически мгновенно изменить направление полета. В голове мелькнуло, что на них сейчас как раз наводят лазерное орудие, однако теперь в распоряжении Карла оставалось достаточно времени, чтобы подумать и придумать, как избежать опасности. С какой-то бесшабашной лихостью он вдруг осознал, что ужасно хочет попробовать, как у него это получится...

Действовал не раздумывая, на уровне подсознания. Отключил гироскопы, убрал крылья и переключил мощность на передние вентиляторы «металлсмита». Шум сразу стих, вернулось прежнее ровное, чуть слышное жужжание. Заработавшие реактивные двигатели мощно толкнули аэрокар вперед, и тот стремительно помчался над полосой, словно ракета.

Мягче, мягче... Шум опять усилился, машина заметно задрала нос, ее вновь начало ощутимо потряхивать. Сбросить скорость... медленнее, еще медленнее... Лазерная пушка ждать не станет, ослепительный луч вмиг перечеркнет все его надежды!

Передние вентиляторы, работающие на полную мощность, создавая дополнительную тягу, как будто вздернули нос «металлсмита», практически поставив машину на хвост. В таком положении Карл и мчался, постепенно увеличивая разрыв над дорожной металлизированной полосой. На высоте около пяти метров он продолжал удерживать угол атаки, хотя в таком необычном положении это было ужасно трудно. Теперь избыточная мощность передних вентиляторов только мешала управлению, но их, к сожалению, никак нельзя было мгновенно перевести в другой режим. Карлу пришлось применить все свое умение, чтобы аэрокар не завалился на бок или не перевернулся. Помогал себе тягой реактивных двигателей, шестым чувством улавливая малейшее смещение точки равновесия. А когда лопасти передних вентиляторов достаточно замедлили ход, он увеличил тягу реактивных двигателей. В этот момент гнавшийся за ними «Чандлер-1770» почти настиг «металлсмит», но киллеры, находившиеся в салоне, не могли стрелять – ствол орудия невозможно было поднять на такой угол, чтобы достать цель, – тем более что все эти маневры вызвали откровенную растерянность у водителя преследующей машины. И едва аэрокар Карла завис точно над преследователями, он мгновенно врубил реактивные двигатели на полную мощность. Сама по себе вырвавшаяся из их сопел струя газов не могла разрушить обшивку, но силовой импульс прижал аппарат преследователей к металлизированной бетонной полосе. «Чандлер-1770» на миг коснулся днищем поверхности хайвея, и в следующую секунду двенадцативентиляторный монстр превратился в груду обломков, все еще продолжающих мчаться вперед с прежней скоростью.

Изнасилованная машина вибрировала, натужно ревя двигателями. В считаные мгновения «металлсмит» замедлил ход со 150 до 10 километров в час. Карл тотчас опустил носовую часть. Когда шум затих, аэрокар едва тащился по шоссе. Машина перестала слушаться руля, она несколько раз ударилась о бордюр на обочине, перевалила через него и застыла. Реактивные двигатели чуть слышно продолжали работать на холостом ходу. Во время всех этих маневров Малко ударил ей головой, и теперь со лба у него стекала тонкая струйка крови. Карл некоторое время сидел, не двигаясь и тупо глядя сквозь прозрачный фонарь на занимающийся рассвет. До слуха его донесся тончайший писк, но, что это за звук, он так и не мог определить.

И вдруг его как током ударило – гироскопы! В следующее мгновение сознание словно обожгло предчувствием надвигающейся опасности. Он рванулся, выдрал из гнезд крепления замки ремней безопасности и попробовал открыть фонарь, но механизм не действовал. Тогда Кастанаверас с силой и отчаянием берсерка ударил обеими руками в прозрачный пластик. Колпак со скрипом отодвинулся к передней части аэрокара. Машина дрожала все сильнее и сильнее. Сомнений не оставалось: произошла разбалансировка гироскопов. Он торопливо отстегнул ремни, удерживающие Малко, подхватил старика под мышки и потащил его из кабины. Успел! Машина задергалась, как раненый зверь, и неодолимая сила принялась разрывать прочнейший металлопластик, словно простую бумагу. Аэрокар начало бросать из стороны в сторону, ноющий звук усилился, машина внезапно сорвалась с места, подпрыгнула в воздух и перекувырнулась через передний капот. Еще кувырок, за ним еще один... Реактивные двигатели продолжали работать, швыряя и переворачивая останки «металлсмита» вдоль придорожной обочины. Слабый взрыв, сопровождаемый каким-то тягучим скрежещущим визгом, положил конец разрушению красавца аэрокара. Карл, наблюдавший эту картину до последней секунды, тяжело опустился на землю рядом с Малко Калхари, у которого все еще продолжала струиться кровь со лба. Время снова замедлило свой бег, и Карл обнаружил себя... сидящим на переднем сиденье «металлсмита». За спиной Малко. На хвосте «Чандлер-1770». Один из находящихся в салоне наемных убийц готовит лазерное орудие к выстрелу.

У него осталось только мгновение, чтобы осознать, где он находится и как поступить.

И тут грянул гром.

Здравствуй, читатель! Это я, Рассказчик.

Привет!

С первым раскатом грома я сумел войти в реальность Неразрывного Времени. Оказался на обочине трансконтинентальной автострады номер четыре. Сам я все еще пребывал в оконечности ускоренного времени, но вполне адекватно различал и чувствовал все, что творится вокруг. Одна секунда в ускоренном времени равна двум секундам в пространстве непрерывного течения событий.

Камбер, по-видимому, потерял мой след. Он находился в своем временном измерении, в собственной, как мы выражаемся, линии. Если подробнее, в этот момент Камбер существовал сам по себе, в своем временном коконе, я же успел вывалиться в иную реальность. Он был уверен, что я тоже ищу его и безо всякого сожаления расправлюсь, как только найду. Развею, так сказать, его кокон по мирам и пространствам. Он прав. У нас старые счеты. Камбер Тремодиан очень долго отыскивал меня в своем будущем, прежде чем ему повезло наткнуться на меня в лаборатории, в которой мне все-таки удалось сотворить Карла Кастанавераса. Карл, конечно, в ту пору даже вообразить не мог, что вложенные в него способности позволят ему переноситься во времени. Правда, обучался он быстро, на ходу усваивая уроки, и в дальнейшем уже ни разу не попался на гамбит, разыгранный мною на этом допотопном шоссе.

Я уже догадывался, что моя затея с треском провалилась, но в любом случае надо было, невзирая ни на что, показать ему, что он способен двигаться поперек временного потока. Когда кто-то собирается путешествовать во времени, свободная воля из понятия теоретического превращается в практическую силу.

Камбер Тремодиан с оглушительным треском прорвал временную ткань и ввалился в нашу реальность, материализовавшись как раз по ту сторону шоссе, метрах в шестидесяти от меня.

В этот момент в поле нашего зрения появилось транспортное средство Карла Кастанавераса. Его преследовал еще более примитивный аппарат, в котором находились двое наемных убийц. Их аэрокар резво сокращал расстояние. Подобно Камберу, они были обречены на гибель – Кастанаверасу предстояло умереть не в эту ночь.

Кутавшийся, как всегда, в черный плащ, делавший его похожим на тень, Камбер Тремодиан первым выхватил оружие. Это понятно, он ощущал за спиной поддержку секретной службы Объединенной Земли. Что такое Объединенная Земля? Человеческому существу, живущему в двадцать первом столетии, не надо объяснять, что значит «Объединенная Земля». Вот название оружия, которым Тремодиан осмелился угрожать мне, для него пустой звук. Нет, я с удовольствием сообщу, как оно называлось – «переключатель Ихмалдсена» или просто «ПИ». Так звали изобретателя, жившего в двадцать втором веке. Именно он открыл «звено ограв» – отрицательную гравитацию. Четырьмя столетиями позже определилась ключевая роль отрицательной гравитации для перемещения во времени. На ее основе оказалось возможным создать так называемое лезвие абсолютного времени – полоску стабильности, проходившую в любом временном потоке. Имя создавшей его женщины, к сожалению, оказалось безвозвратно утерянным в архивах СС ОЗ. Но я бог, именуемый Рассказчиком, так что я в состоянии открыть вам и это. Ее звали Ола, она же Голубая Леди, являвшаяся Леикан Восточного моря.

Переключатель Ихмалдсена стал самым замечательным оружием, созданным человеческими руками. Ничего более совершенного пока нет ни в одной из цивилизаций, входящих в Неразрывное Время. В течение временных войн никто в Зарадине не использовал более страшного и действенного оружия. Я тоже выхватил из плаща короткую трубку и навел ее в среднюю точку между неумолимо приближающимся к нам аэрокаром Карла и Кам-бером Тремодианом.

Тремодиан, конечно, успел ощутить мое присутствие, но все равно отважился рискнуть. Он метнул свое лезвие в сторону замедляющего ход аппарата Кастанавераса, пытаясь срезать его. Камбер поступил опрометчиво. Не следовало забывать, что я рядом. Тремодиан – мальчишка, в его оконечности еще не слыхивали о быстром отрезке времени, хотя он, в принципе, уже обладал скрытыми возможностями управлять этой временной средой. Но одно дело иметь возможность, и совсем другое – уметь пользоваться ею. В этом и состояло мое преимущество: откуда ему было знать, что я могу действовать в два раза быстрее? Я сжал свой ПИ, и трубка выбросила смертельно опасное жало. Я целился так, чтобы сразить его сбоку, и ядрышко отрицательной гравитации, пульсирующее в самом кончике его лезвия, изменило траекторию и коснулось дорожного покрытия позади двух примитивных аэрокаров.

Отрицательная гравитация – весомая и могущественная сила. Ей только дай волю. В том месте, где мельчайший объем с отрицательной гравитацией дотронулся до бетонной, прошитой металлическими жилами полосы, дорожное покрытие вмиг испарилось, так брызнув капельками расплавленного камня, словно в это место угодил метеорит.

Не могу сказать наверняка, но мне показалось, что некоторые осколки попали в Тремодиана и едва не лишили его жизни. Вот что значит медлить с переходом в иное временное состояние. Я же успел переместиться, прежде чем они преодолели половину расстояния до того места, где я находился.

До следующей встречи, читатель.

Она будет нерадостной.

Карл сидел в зале ожидания госпиталя. Рядом, под рукой чашка уже остывшего кофе. Сидел, будто оцепенев, с открытыми, но ничего не видящими глазами. Впрочем, разглядывать в приемном покое было нечего – крашеные бледно-зеленые стены, сотня стульев со встроенными в подлокотники мониторами, торговые автоматы и девушка за стойкой, меняющая деньги на жетоны для автоматов. Рядом тихо, как мышка, притулилась Дженни. Держалась она незаметно и даже не пыталась заговаривать с Карлом. Зато интенсивно знакомилась с прессой, на все лады комментирующей покушение на главного телепата страны. И «Электроник таймс», и «Ньюсборд» отвели этой истории первые полосы. «Таймс» дала на главном экране фотографию с места событий. Ассошиэйтед Пресс чуть запоздало со снимками, и подавляющее большинство других изданий сделали свои репортажи по лицензии, купленной у «Таймс» или «Ньюсборд».

Двое тяжеловооруженных охранников стояли у входа неприступными истуканами, не допуская в приемный покой представителей прессы и прочих любопытствую­щих. Сразу после полуночи в зал, минуя охранников, стремительно вышла Сюзанна Монтинье и присела на стул напротив Кастанавераса.

– Как он там? – шепотом спросила Дженни.

Монтинье опустила голову. Вид у нее был усталый до изнеможения. Все-таки они с Малко были почти одногодками.

– Плохо, ребятки, – с горечью произнесла она – Но он непременно выкарабкается1 – Сюзанна сухо улыбнулась и добавила: – Очнулся ровно за пять минут до того, как его повезли в операционную. Малко – старик крепкий, операция для него – пустяки. Кстати, следствием установлено, мне так сообщили, Карл не причастен к полученным Калхари травмам – если, конечно, не съездил его чем-то тяжелым по голове.

– Что у него? – спросила Дженни.

– Раздроблено правое бедро, сломаны ребра, достаточно тяжелое сотрясение мозга, субдуральная гематома под твердой мозговой оболочкой, правда не очень тяжелая. – Она посмотрела на Карла. – Он очень интересовался, сделали ли вы этих ублюдков? Должна признаться, что понятия не имею. А ты?

Карл уклончиво ответил вопросом на вопрос:

– А как ты думаешь?

Ответ явно не удовлетворил Сюзанну.

– Мне следовало бы знать, а не думать, – парировала она.

В разговор вмешалась Дженни:

– Как ты находишь его состояние? Только честно. Вопрос вызвал явное недовольство Сюзанны.

– Я же сказала: шансы неплохие, старик он крепкий.

– Когда его можно будет навестить? Сюзанна покачала головой и сообщила:

– Посетителей здесь пускают ранним утром, начиная с шести. Я же сказала, у него все более-менее, исключая сотрясение мозга. Это действительно тяжелая травма. – Она повернулась к Карлу. – Я хочу забрать его с собой, когда он будет готов к переезду.

– В Массапеква-Парк? Зачем?

– Потому что я один из лучших неврологов в мире и хотела бы понаблюдать Малко в ближайшие две-три недели. Твоя способность читать чужие мысли в данном случае неуместна. Кроме того, Тренту может прийтись по душе общение со стариком. Я позабочусь о нем.

Карл некоторое время подумал, потом согласился:

– Хорошо. Если Малко не станет возражать... Сюзанна очень мягко и деликатно поправила:

– Даже если станет, мы постараемся убедить его. Ты и я.

– Ладно.

Сюзанна наклонила голову:

– Между прочим, тебе просто необходимо немедленно отправиться домой и лечь в постель. Ты ужасно выглядишь.

Карл не хотел спать, однако кивнул:

– Хорошо.

Она усмехнулась:

– Ты же вовсе не собираешься ложиться, Карл. Что ты опять задумал?

– Прогуляться по городу. – Он решительно вскинул голову и со вздохом признался: – Впрочем, сам не знаю! – Сюзанна, похоже, ожидала чего-нибудь в этом роде, поэтому Карл уже спокойнее добавил: – Я действительно не знаю! Они чуть не убили Малко и уничтожили мой новенький аэрокар. – Он сделал паузу. – А мне почему-то на все это наплевать!

Карл долго бродил по городу. Пустынные улицы продувало ветром, время от времени начинал моросить дождь. Даже в огромнейшем и самом шумном на Земле городе по ночам становилось тихо. Где-то ближе к полуночи над Нью-Йорком разразилась гроза. Карл поднял голову, да так и застыл под струями ливня, словно о чем-то вопрошая небеса. За несколько мгновений промок до нитки, но голову не опустил, воротник не поднял и не поспешил в укрытие. Просто побрел дальше в мокрой одежде и хлюпающих ботинках. Шел бесцельно, куда глаза глядят. Случайно забрел в паутину вознесенных над землей пешеходных туннелей, соединяющих соседние небоскребы. Миновал Кауфман-билдинг, где располагалась контора «Калхари лимитед». Под ногами в подобной ущелью бездне просматривалась Третья авеню. Двинулся дальше. Когда оставил позади еще два здания, перебрался на четвертый пешеходный уровень, где обратил внимание на блистающую где-то высоко над головой точку. Вошел в кабину лифта, спирально изгибающегося к верхним этажам небоскребов, вознесся еще на два уровня и зашагал в направлении призывно манящей звезды. Мыслей не было, кроме смутного ощущения чего-то более яркого, экзотичного, отличного от тех пейзажей, что расстилались под ногами и открывались в прозрачных туннелях. Обошел группу наколовшихся до бессознательного состояния подростков и повернул к «Гранд-сентрал-стейшн». Здесь на лифте спустился под землю. На восьмом подземном этаже выбрался на платформу, где дождался «Пули».

Сначала отправился в южном направлении и на станции «Фултон-стрит» сделал пересадку. В вагоне помимо него находились трое странно одетых пассажиров, словно направляющихся на карнавал, посвященный последним достижениям техники, где вместо рыцарей, мушкетеров и разнообразных монстров участники изображали те или иные изобретения. Собственно, так оно и было, вот только прототипом последней новинки выступал сам Карл. Один из пассажиров выглядел совсем как Кастанаверас; сходство было неявным, но ощутимым. Карл издали наблюдал за ними. Они покинули вагон за две остановки до Комплекса.

В то же мгновение его хлестнуло по мозгам с такой интенсивностью, что не приходилось сомневаться – в Комплексе что-то случилось. Сильнейшая ментальная волна настигла его даже в экранированном металлокерамическим корпусом вагоне, движущемся на глубине сорока метров под землей.

Он выскочил на следующей остановке, расположенной в трех кварталах от дома Чандлера. Слава богу, здесь уже курсировали маршрутные такси, чья трасса пролегала как раз напротив центральных ворот Комплекса. Карл прыгнул в салон выполненного в старомодном стиле лимузина компании «Форд» и отдал команду. К воротам пришлось пробиваться сквозь все так же беснующуюся толпу. Охрана не имела никаких шансов справиться с напором этой возбужденной, выкрикивающей угрозы массы, колышащейся, подобно морским волнам, прямо у самых ворот.

Карл прошел через проходную, вошел в здание, стены которого еще оставались мокрыми от дождя. В коридорах было пусто. С одежды Карла стекала вода. Он остановился возле одной из спален и заглянул внутрь. Некоторые из детишек транслировали свои сны особенно ярко и сильно. Они странным образом подействовали и на Карла, замкнув реальность и насильно, против воли затащив его в иноземье. Но больше всего его поразило, что сон оказался одним для всех. Кто-то из малышей, закрыв глаза, очутился в чудесной стране, и вслед за ним туда же потянулись и те, кто в этот момент тоже погрузился в дремоту. Они все находились там, в пронизанном золотистым светом волшебном краю, играя под сенью радуг. К ним один за другим присоединялись их товарищи, уснувшие чуть позже.

Карл вздохнул, двинулся дальше, добрался до двери блока, который он делил вместе с Дженни. Заглянул внутрь. Через раскрытую дверь увидел свою... подругу, супругу, мамочку? – кем она, произведенная из клетки его тела, приходилась ему? Может, сестрой? Но какая же она сестра, если из ее оплодотворенной живчиком Карла яйцеклетки родились двойняшки Дэвид и Дэнис? Здесь ощущалась какая-то иная степень родства, о какой еще не слышали в подлунном мире. Да и что могло значить родство в будущем? Карл отрешенно разглядывал Дженни. Она спала, слышалось только ее ровное дыхание. Снов не транслировала. Мелькнула мысль, что спит она как-то слишком уж крепко – видно, Сюзанна дала ей снотворное.

Он тихонько вышел из спальни, спустился по лестнице... и очутился на необъятной черной равнине. Вдали искрился величавый фонтан света. Он уже совсем было собрался направиться в ту сторону, но раздумал.

Карл отправился на поиски. Он бесшумно ступал по коридорам, пронизанным единым совокупным сновидением спящих детей. На кухне пусто, так же как и в огромной столовой. В залах и учебных аудиториях тишина. В просмотровом зале оставили включенной аппаратуру, и теперь на плоском экране, без звукового сопровождения, прокручивалась одна из самых любимых воспитанниками лент – о Рокки Ужасном. Сейчас как раз шла сцена, где Рилф-Ралф, Магнета и маленькая Хелена вновь занялись деформацией времени. Карл вдруг почувствовал неясную тревогу и поспешно вышел из зала, забыв выключить проектор. Мысленным взором обежал ближайшие спальни с окнами, выходящими во внутренний двор здания.

В коридоре он услыхал мелодичные звуки. Остановился, прислушался. Слух не подвел – кто-то играл на фортепиано. Из неплотно прикрытой двери в коридор выбивалась полоска света.

... Он стоял у кромки извергающего потоки света фонтана и не мог пошевелиться, не мог заставить себя коснуться рукой светящихся струй.

Дверь в комнату оставалась по-прежнему открытой. Он переступил через порог. Все вокруг выдавало присутствие девочки-подростка – одежда, разбросанные пузырьки и баночки для наложения макияжа, вырезки и выкройки одежды из дамских журналов. На стене цветная голограмма с изображением Уилли, заснятого в танце. Увидел бы Уилли здесь свой портрет, то-то удивился бы. Вряд ли ему приходило в голову, что эта малявка влюблена в него. А может, это просто дань уважения преподавателю, познакомившему ее с основами классического танца? В спальне тихо звучала музыка. Одна стена полностью представляла собой картину, выполненную электролитическим способом и изображающую проселок, уводящий куда-то в метель. Снежные вихри почему-то сосредоточились на дороге, а по бокам смутно просматривался окружающий пейзаж, затянутый серебристым туманом. В нижнем углу картины была надпись в стихах:

Давайте умчимся в вечность,

Разделим дорогу и слезы.

Ведь за спиной пустое -

Пусть часть тебя умрет!

... Струи фонтана, вздымаясь вверх, пульсировали, заманчиво шепча:

Иди сюда. Я здесь – та, которая любит тебя.

На занесенной снегом дороге вполоборота к зрителю застыл человек. Лицом вылитый Карл, но почему он так печально смотрит на окружающую реальность?

Кастанаверас заставил себя отвернуться от картины и посмотреть туда, куда давным-давно следовало направить внимание. Огромная стеклянная дверь, ведущая во внутренний двор, была распахнута. Там было светло как днем. Шел мелкий дождик, и в бледном сиянии фонарей редкие капельки вспыхивали переливами мельчайших радужных искорок.

Под дождем танцевала обнаженная Хидер.

Карл замер. Он смотрел на нее и не мог сдвинуться с места. Звучала музыка – красивая, смутно знакомая мелодия. Чей-то голос в сопровождении фортепиано пел о долгожданной встрече. Мягкая россыпь ударника придавала печали какой-то упругий волнующий ритм, словно дарила надежду – мы сейчас далеко друг от друга, но мы встретимся.

Непременно встретимся.

Капли дождя падали в сантиметрах от лица Карла.

Заплутавшие мальчишки и золотистые девчонки,

Нас всех загнали в угол, приходится спешить.

Заплутавшие мальчишки и золотистые девчонки,

Нас всех загнали в угол, приходится бежать -

Бежать вокруг Земли...

Она кружилась на траве, и цепь времени, совсем как в сказочном фильме, свивалась вокруг нее. Свет, призрачный, с сиреневым отливом, омывал девушку. Она танцевала для него, его соблазняла, его звала, к нему протягивала руки. В тот миг она вовсе не имела имени – это было живое воплощение девичьей красоты, страстно потянувшейся к нему в преддверии любви.

Нам следует спешить.

Мы родились вне времени.

Мы родились вне времени и брошены в пути.

Мы молоды, но смерти нам не избежать,

И в поисках приюта бежим мы вокруг Земли.

Он, как был в мокрой одежде, так и шагнул под дождь. Встал рядом, тоже умытый призрачным сиреневым све­том. Хидер замедлила кружение. Она остановилась, заметила его и призывно улыбнулась.

Да?

Он приблизился к ней, провел пальцем по щеке.

Да!

Она босыми ногами обвила его бедра. Ее лицо оказалось где-то на уровне его шеи и плеч. Он бережно отнес ее в комнату, уложил на постель. Скинул одежду, лег рядом. Хидер повернулась, прижалась губами к его губам, ее язычок проник в его рот. Она вся дрожала – то ли от холода, то ли от чего-то еще. Карл властно приподнял девушку и соединился с ней.

И увидел в ее глазах и мыслях свое отражение, почувствовал, насколько силен, как мощно способен двигаться в ней. В ее зрачках заиграли разноцветные огоньки, их сияние обволокло его, и он с головой погрузился в светоносные струи фонтана. Он потерял ощущение соединения тел – теперь весь он был светом. Или она обернулась сиянием? Иноземье подернулось этим свечением, и откуда-то издалека долетел легкий убыстряющийся шепот:

Я та, которая любит тебя.

Я знаю.

Он громко закричал, извергая из чресел горячую волну. Хидер обхватила его бедра ногами, а шею руками и с необыкновенной силой прижалась к нему. Их тела продолжали вздрагивать в пароксизме страсти.

Когда Карл пришел в себя, Хидер все еще держалась за него, по ее телу волна за волной пробегали последние судороги оргазма. Задыхаясь от счастья, она срывающимся голосом твердила одно и то же:

– Я люблю тебя... люблю тебя... люблю...

Он мягко развел ее руки и освободился. Лег рядом. Хидер была настолько опустошена, что сама и двинуться не могла. Он подставил плечо под ее головку и только тогда заметил, что Хидер плачет. Он повернул голову и вопросительно посмотрел на нее. По щекам девушки обильно катились слезы.

– Скажи, Карл, – неожиданно ясным и звучным голосом спросила Хидер, – мы все умрем?

– Да.

Я позволил себе только краешком глаза, на какую-то крошечную дольку быстрого времени взглянуть на них, лежащих рядом в постели.

Явиться сюда в такое время – это конечно же проявление слабости. В том не было необходимости, а раз так, значит, я сплоховал. Один из наших постулатов гласит: если уж ты решил совершить деяние, помни – твое решение может быть правильным или ошибочным. Третьего не дано.

С другой стороны, мы все играем. Играем всю бесконечность жизни, а в игре нельзя без ошибок. Скучно без них. К тому же Камберу Тремодиану и в голову не могло прийти искать меня в этом массивном, подвешенном к каким-то несуразным столбам здании. Они называют их несущими конструкциями. Насколько поэтичен сам оборот «несущие конструкции», настолько же нелепо исполнение. Он знал, что я непременно побываю там – это был факт или временной инвариант, – но не мог знать когда. Моя временная линия, занесенная в Библиотеку перемещения всех предметов и явлений во Вселенной, давала повод предположить, что я непременно загляну в это чудовищных размеров здание. Это неизбежно, и он должен был ждать моего появления, но никак не в следующий после нашей последней встречи миг, тем более что мои следы мгновенно затерялись в Библиотеке, вращающейся вокруг черной дыры в центре нашей Галактики. Я проник туда через тридцать второе столетие и там же, по всей вероятности, скончался.

Кому по силам проследить такой заковыристый маршрут? Не знаю, но уж точно не Камберу Тремодиану!

Я не оправдываюсь. И не уверен, что именно такой ход рассуждений привел меня в этот, как они его называли, Комплекс, чтобы взглянуть на Хидер и Карла Ка-станавераса.

Может, все дело в том, что ему суждено погибнуть и смерть его будет героической и отнюдь не бесполезной?

Но какой же безвременной...

Что ж, если я рассчитывал обрести здесь вдохновение, мне не суждено было его найти.

Я вышел в сад и покорился своей судьбе. А Карла и Хидер оставил покориться их собственной.

В воздухе раздался легкий хлопок, и поминай меня как звали.

Такие дела, читатель.