"День здоровья" - читать интересную книгу автора (Онойко Ольга)

- До свидания, - сказала Марина Петровна. – Надеюсь, никто не забудет, какой завтра день?

- День сурка! – выкрикнул с задней парты Васильчиков.

Все кисловато засмеялись. Ничего особенно веселого в этом не было, но страшное напряжение, терзавшее ребят всю неделю, искало хоть какой-то разрядки. Танька-хромая, наполовину загороженная кустом чайной розы, судорожно закашлялась.

- Сурки – это не для нас, - спокойно сказал Леша Миронов. – Сурки – это мелковато.

Взгляды обратились к нему.

- Справедливо, Леша, - сказала Марина Петровна и улыбнулась, - не натянутой учительской улыбкой, а по-родственному, тепло и немного беззащитно. Уверенность Леши тянула к себе. Даже она, классная руководительница, пожилая уже женщина, чувствовала зов Солидарности.

- Напоминать ничего не буду, - продолжала Марина Петровна, - вы и сами все знаете, а что забудете, то родители напомнят. Ну, ребята, до свидания.

- До свидания! – нестройно ответил класс.

Маша вскинула на плечо тяжелый рюкзак и пошла к двери. Мимо, торопясь, проковыляла Танька-хромая, споткнулась и уцепилась за ее рукав. Маша, хмуро глянув на нее, помогла ей выпрямиться. Танька едва слышно залепетала извинения, а сзади донесся голос Марины Петровны: “Таня, ты не могла бы на минуту задержаться?” Хромоножка отцепилась от Маши и, едва не плача, повернулась к учительнице.

Выйдя из класса, Маша по привычке бросила взгляд в окно, выходившее в школьный двор. Там, на ступенях у входа, вторая смена ждала, когда их впустят. Некоторые десятиклассники курили. Легкой пружинящей походкой подошел вожак десятого “Б”, Андрей Ольхин, что-то коротко сказал и стал отбирать у парней сигареты. Те не сопротивлялись. Маша задержалась у окна, с интересом наблюдая за этой сценой. Какой-то белобрысый, заросший прыщами тип, похожий на вирус гриппа, начал выступать, и Ольхин дал ему в лоб – несильно, поучая. “Вожак”, - подумала Маша.

В коридоре раздался звонкий голос Васильчикова: “Эй, Леха!”. “А!”, – отозвался Миронов. “Иди сюда, поговорить надо”.

Маша обернулась. В коридоре оставались только Васильчиков с Мироновым и она. Она подумала, что надо бы уйти, но ее не гнали, и вообще не обращали на нее внимания.

- Ты это, Леха… - напряженно сказал Васильчиков. – Как… завтра-то?

Миронов немного подумал, отведя взгляд.

- По-честному, - глухо сказал он наконец. – Ты - так ты, я - так я. Без поддавок. И потом… ну, это… зла не держать.

- Идет, - проговорил Васильчиков и вздохнул. – И это… дружба то есть. Мы с тобой… все равно… друганами останемся.

- Закон, - напомнил Миронов.

- Чего Закон? Подумаешь. Что мы, не люди, что ли?

- Да, - сказал Миронов. – Мы – люди.

Васильчиков протянул ему руку. Они стояли неподвижно, молча, пристально глядя друг другу в глаза, и в их еще мальчишеских лицах читалась будущая суровость. Миронов, высокий и уже в четырнадцать мускулистый, считался признанным лидером класса, но Васильчиков был легче и стремительней.

Шагая по лестнице вниз, Маша думала: “Интересно, кто станет вожаком – Леха или Игорь? И неужели Танька тоже поедет на День Здоровья? Она же бежать не сможет. Только с ума сходить будет. А если ее не пустят – еще хуже с ума сходить будет. Она же все-таки наша”. Маша уже оделась и собралась уходить, когда услышала за спиной знакомый голос.

- Волкова!

Миронов говорил тихо и словно бы несмело, что никак не вязалось с его строгим непроницаемым лицом. Маша почти безразлично посмотрела на него, ожидая, что за этим последует.

- Ты… это… - Миронов запнулся и вдруг, протянув руку, резко выхватил у нее рюкзак. – Я помогу.

- Ладно, - удивленно сказала Маша.


Оказалось, Миронов хорошо знает, где она живет. Леша шагал рядом с нею размеренно и целеустремленно, глядя в конец улицы. Маша мучительно думала, что бы такое уместно было сказать. Она инстинктивно пыталась приладиться к его походке, но размашистый Лешин шаг был шире, и она отставала. Встречные улыбались, глядя на них, и оттого Маше было еще неуютней.

Они шли мимо сияющих магазинов и ухоженных скверов. Чистая расчесанная трава пестрела цветами. Весеннее солнце сверкало на белом кафеле, которым были облицованы новые высотки, их зеркальные стекла светились, точно серебристый жемчуг.

- Красиво, - сказал Миронов, и Маша поспешно согласилась. Он взглянул на нее исподлобья и тотчас отвел глаза. Этот довольно мрачный взгляд неожиданно успокоил ее, и Маша подумала, что смысл разговора не так уж важен. Она промямлила что-то о домашнем задании. Миронов отвечал коротко, но идти вдруг стало легко, и секунду спустя она поняла, почему: Леша сам подстроился к ритму ее шага.

У Машиного подъезда сидела прямо на асфальте Лиля Черкасская со своей компанией. Компания была довольно унылая и будто бы побитая пыльными мешками, но Лилю она устраивала. Давным-давно, еще в детском саду, Маша дружила с ней, но потом поняла, что Лиля – не ее породы. Она даже не повернула головы в ее сторону, только громко сказала Миронову: “Увидимся на Дне Здоровья!” и юркнула в подъезд. Лиля пожала плечами и приложилась к бутылке “Балтики”. Глаза у нее были осоловелые.

Миронов еще немного постоял у двери, не обращая внимания на притихшую компанию. Маша помахала ему рукой из-за стекла и, неожиданно осмелев, улыбнулась.


Когда девятиклассники подошли утром к школе, их уже ждали шесть автобусов с зеркальными стеклами. Классные руководители пришли еще раньше, и теперь, бледные и не выспавшиеся, рассовывали подростков по машинам. Миронов, завидев Машу, издалека стал подпрыгивать и подавать ей какие-то знаки, ничуть не боясь потерять свой великолепный имидж.

Танька-хромая все-таки заявилась. На шее у нее висел меховой мешочек. Маша пригляделась и ахнула от зависти, – это был Полуночный Амулет из магазина “Путь к себе”, стоивший чуть дешевле нового “Москвича”. Откуда Танькины родители взяли такие деньги, оставалось загадкой.

Марина Петровна, бледная до серости, с неряшливо подведенными глазами, стояла возле одного из автобусов, высоко подняв табличку с надписью “9 “В”. Маша села у окна, и минуту спустя рядом с ней на сиденье плюхнулся счастливый Миронов.

- Ну вот, все хорошо, - сказал он, отдуваясь. – Хвостенко тоже побежит.

Маша не сразу поняла, что он говорит о Таньке.

- Танька хорошая девчонка, - сказала она наконец. – У нее голова варит и она добрая.

- Да, - кивнул Леша. - Мы же не звери лесные. У нас главное – мозги. Она правильная. Наша.

Сзади послышалось какое-то шевеление. Маша обернулась. Там, по привычке переругиваясь, шумно усаживалась классная кодла – Ларина и Галоян, а с ними несколько парней, отличавшихся редкой безмозглостью и ранним половым созреванием. “Неужели они тоже будут с нами? – подумала Маша. – Такие противные”.

- Не всем же быть вожаками, - словно услышав ее мысли, сказал Леша. Она удивленно посмотрела на него, и он объяснил: - Да я вижу, как ты на них смотришь. Они тупые, но они никем никогда не будут командовать. Командовать будут ими, и умные… Так что они нам на пользу.

- А Ларина?

- А с ней подумать надо. Такая будет начальствовать, даже если не над кем окажется, просто так, сама по себе. Неудобно.

- А что сделаешь?

- Ничего.

- А…

- Она чует то же, что и я. Она сама что-нибудь сделает. И не себе на пользу.

“Откуда ты знаешь?” – хотела спросить Маша, но не стала. Леша в ее глазах обрел поистине сияющее величие.


- Тань, а откуда у тебя амулет? – на весь автобус спросила звонкоголосая Вика Андрийчук.

- Бабушка подарила. То есть, не подарила, а на время дала, - рассказывала Танька, гордясь тем, что на нее обращают внимание. – Она говорит, что все равно его мне подарит, но только по завещанию. Она его сама для себя сделала, когда молодая была, его при жизни дарить нельзя.

- А моя бабушка говорит, что перекидываться грешно, - подал голос из угла Иванюков, высокий и нескладный мальчик с совершенно младенческим лицом. – Что мы все богопротивные.

- Помолчал бы, Ивонючкин, - крикнула Лизка Ларина, красавица и стерва.

- Тише, - сказала Марина Петровна. – Гриша, а где живет твоя бабушка?

- В деревне, - пискнул пришибленный Иванюков.

- Должно быть, ей много лет?

- Ага…

- Так вот, - строго сказала Марина Петровна, обращаясь ко всему классу. – В деревнях живут необразованные старые люди. Мы должны относиться к ним с уважением, потому что они воевали, защищая нашу страну. Но необязательно верить всему, что они говорят.

- А, может, она вообще травоядная? – фыркнула Лизка.

- Ага, - поддержала ее наперсница, Надя Галоян, тоже стерва, но не такая красивая, и порядочно глупее Лизки. – И Ивонючкин тоже травоядный. Травоядный! Травоядный!

Вопли Галоян подхватили Марфин и Черных с заднего сиденья, в несчастного Иванюкова полетела чья-то сменная обувь. Черных привстал и начал бить его сзади по голове. Мальчик закрылся руками и скорчился между сиденьями. Марфин, с тупым интересом на лице, уже пинал его, стараясь попасть в живот. Подростки повскакали с мест, впиваясь глазами в происходящее, поглощенные невнятным желанием – не то разнять, не то присоединиться. Второе явно одолевало. Нервное напряжение и весенний бунт в крови, густо замешанные на безумии Дня Здоровья, неодолимо тянули их в драку, предпочтительно – кровавую.

- Прекратите это! – кричала Марина Петровна, но ее не слышали.

Визг Таньки-хромой заметался меж зеркальных окон автобуса, силясь вырваться наружу.

- Перестаньте! Перестаньте! Он ни в чем не виноват! Он ничего плохого не сделал!

- Ага! Ты тоже травоядная! – с плотоядным восторгом завопила Лизка, по непонятным причинам люто ненавидевшая хромоножку. Еще немного – и класс перенес бы свою дикую ненависть на Таньку, существо еще более слабое и беззащитное, чем Иванюков.

Миронов встал.

Подойдя к Марфину, он дал ему по морде – не так, как вчера бил одноклассников Ольхин, а с силой. Марфин принял это как должное. Черных, лупивший Иванюкова тяжелыми кедами в пакете для сменки, получил этим же пакетом по башке. Остановившись перед Лариной и Галоян, Миронов смерил их обеих тяжелым взглядом. Ларина, откинувшись на спинку сиденья, состроила ему глазки и томно улыбнулась.

Маша резко выдохнула. Миронов медленно повернул голову и встретил ее взгляд. Потом так же медленно обернулся к Лизке.

- Чтоб я больше слова не слышал, - очень тихо, почти шепотом произнес он. – Поняла, крыса?

Ларина готова была стерпеть от Миронова почти все, но тут в ней вспыхнула ненависть.

- Тоже мне, вожак нашелся! Сначала докажи, какой ты разэтакий, потом командуй!

- Замолчи! – рявкнула Маша.

- Да кто ты такая! – ахнула Ларина.

- Вожачиха! – всхлипывая от хохота, проговорила Галоян.

Маша побледнела.

- Мерзавка!

Хищное весеннее пламя горело и в ее крови. Маша готова была вцепиться Надьке в рожу. Она медленно поднялась с сиденья, но Миронов взял ее за плечо – повелительно и жестко.

- Тихо, - сказал он спокойно. – Все образуется. Марина Петровна!

Марина Петровна, отвернувшись, глотала таблетки.

- Вы с ума все посходили, что ли?! – воскликнула она, когда тишина была наведена. – Малым детям такое прощается, но вы едете на День Здоровья! Через час, два часа вы станете взрослыми и будете нести уголовную ответственность! Знаете, как это называется – то, что вы здесь вытворяете?! Преступление против Солидарности!

Галоян обмерла. Лизка потупилась.

- Так вот, - продолжала классная. Она встала и вышла на переднюю площадку, чтобы ее могли видеть все. – Скоро родится новая ячейка общества, новая Стая, и Солидарность станет для вас не пустым звуком и не школьным предметом, а основой жизни.

Заученные эти слова она повторяла перед каждым классом, ехавшим на День Здоровья, но они, наверное, были близки сердцу немолодой учительницы, так что горячее убеждение и вера наполняли стандартную лекцию настоящим смыслом.

- Стая – это больше, чем семья, - говорила Марина Петровна. – Стая – это то, что выше нас и одновременно то, что всегда с нами, у нас в сердце. Стая – это навсегда. Скоро вы соединитесь в Стаю, и в ней не должно быть тех, кому вы не будете верить. – Она помолчала, переводя дыхание. - Поэтому я считаю, что нужно проголосовать. По алфавиту.

Галоян была на грани обморока. Марфин, кажется, тоже.

- Кто за, поднимайте руки, - Марина Петровна достала из пакета классный журнал.

- Подождите! – Ларина поднялась. Автобус тряхнуло, и она судорожно схватилась за ручку сиденья. – Я извиняюсь!

- Да-да, - закричала спохватившаяся Надя. – Я… и я...

- Не стоит, Марина Петровна, - спокойно проговорил Миронов. – Нервотрепка нам сейчас только повредит. Правильно я говорю? – он привстал и оглядел автобус.

- Да… да… - вразнобой отозвались голоса.

- Ну хорошо, - безропотно отозвалась классная, села и стала красить губы.

Маша привалилась лбом к стеклу и больше ни на кого не смотрела.


Высотки спальных районов уплыли назад, за окнами мелькали поля и холмы, увенчанные темно-зелеными гривками. Чахлые рощицы по краям дороги постепенно сливались в лес. Автобус круто свернул, и проехав еще несколько десятков метров по тряской грунтовке, остановился.

- На выход, - коротко скомандовала Марина Петровна.

Ребята молча пошли к дверям.

На улице Марина Петровна, не говоря ни слова, перекинулась. Ученики последовали ее примеру.

Тропа петляла между поросших нечастым лесом холмов и обрывалась в топкой ложбинке. Места были подмосковные, дачные – но ни одного домика не виднелось до самого горизонта. Только леса, луга, да пологие холмы.

Маша стояла, высоко подняв морду, и вдыхала ветер, несущий сладостно-свежий запах чистых трав. Непрогретая солнцем земля приятно холодила лапы.


- К роще, - сказала Марина Петровна. – Побегайте по верху холмов, если ничего не учуете. Хотя здесь охотничья зона, ничего не учуять трудно. Я буду вон там. На Желтом холме.

Холм и правда был желтый, три четверти его склонов осыпались песком. Может, здесь когда-то был карьер, а может и нет. Марина Петровна взбиралась на него с трудом, вывалив язык, бока ее, покрытые редеющей шерстью, тяжело вздымались. Кто-то начал подниматься за ней, но это оказалось лишним. Васильчиков повел острой темно-серебряной мордой, коротко тявкнул и понесся вперед. Класс бросился за ним. Через несколько секунд Маша и сама почуяла запах добычи – пряный, темный и теплый, с мускусным оттенком аромат молодой оленухи.

Она пряталась в негустой рощице, совсем недалеко. Молоденькая зверюшка, сильная, с легкой кровью. Она бросилась бежать, едва завидев волков. Класс тут же погнал ее. Бежали неуклюже, не слаженно, толкаясь, но постепенно каждый нашел свое место, и несся над колючей пряной травой уверенно и чисто, не задевая другого. Миронов и Васильчиков шли впереди всех, плечом к плечу. Глядя на них, Маша понимала, что Васильчиков может с легкостью обогнать Лешу, и не делает этого только потому, что сейчас это не нужно. Он не был сильней и выносливей, только легче, и очень проворен. Маша вспомнила, что Миронов почему-то совершенно не беспокоился о том, что Васильчиков может победить. Маша могла бы удивиться, но не стала – она знала, что Леше видней.

Оленуха уставала, и расстояние между ней и классом неуклонно сокращалось. Маша стремительно шла на левом краю полукруга, который образовали волки-загонщики. На другом краю неслась, упоенно ловя пастью ветер, Танька-хромая, сейчас совершенно не заслуживающая такой клички. Полуночный Амулет сделал свое дело. Она не собиралась загонять добычу, просто наслаждалась возможностью бежать наравне с классом, ощущать свое тело здоровым и мощным. Машу природа этой возможности не лишила, поэтому лапы несли ее за жертвой с непреклонностью звериного инстинкта. Она собиралась кинуться на добычу сразу вслед за вожаком. Класс уже почти настиг жертву, и теперь Миронов шел за оленухой след в след, хладнокровно выбирая удобный момент для последнего прыжка. Васильчиков шел справа, едва касаясь лапами земли, и деликатно подталкивал зверюшку к Миронову. Маше стало ясно, что от роли вожака он отказался.

И тут произошло то, чего никто не мог ожидать. Обезумевшая, загнанная оленуха метнулась влево и на мгновение ее тонкая, покрытая короткой шерсткой шея оказалась прямо перед глазами Маши. Она понимала, что не имеет права этого делать, но инстинкты сработали быстрее разума, она прыгнула, и ее клыки сомкнулись на горле добычи.

Оленуха завалилась набок, еще продолжая бежать, и в эту секунду Миронов запустил зубы в ее нежное брюхо, а Васильчиков вцепился в заднюю ногу. Но первыми они не были.

Маша лежала на земле, судорожно глотая горячую кровь первой добычи. Безумный волчий азарт и хищная радость постепенно покидали ее, и затихала бившаяся в ушах кровь. Ей стало страшно. Она не хотела. Это ошибка. Вожак - Леша.

Все остальные еще рвали на куски трепещущее тело. Маша встала и закашлялась, – обжигающая кровь попала не в то горло. Когда она подняла голову, перед ней стоял Миронов. Во взгляде его была сталь.

- Если хочешь, я скажу, что первым был ты, - хрипло выговорила Маша.

Миронов как-то странно посмотрел на нее.

- Не надо, - сказал он и добавил: - Ты теперь вожак. – Он повернулся и пошел к Марине Петровне.


Классная руководительница, высунув язык, сидела на вершине холма, наблюдая за первой охотой своих подопечных. Издалека она виделась маленьким серым конусом. Миронов перешел на рысь и скоро затерялся в густых травах. Маша села и оглядела одноклассников. Васильчиков смотрел на нее так, будто видел в первый раз, и непонятно, чего в его взгляде было больше – изумления, почтения или досады. Ларина совсем по-человечьи сплюнула. Мало-помалу волки оторвались от туши и сели полукругом, уставившись на Машу. Она смотрела на каждого их них и на всех вместе, пытаясь понять – как же она могла оказаться вожаком, и как это вообще?

И поняла. Это оказалось не так сложно. Что-то внутри нее выпрямилось пружинисто и упруго, и она вскочила с земли. Волки покорно поднялись, и она повела их, широкой грудью разрезая теплый ветер. Стая шла следом, вытянувшись, как журавлиный клин, стремительно и мощно. Жесткие метелки весенних трав хлестали Машу по брюху, пряное многоцветье запахов рвалось в ноздри. Стая нагнала Миронова, и он присоединился к остальным: теперь Маша хвостом чувствовала, как он быстро и напористо идет за ней, след в след, чуть ли не гонит ее, словно добычу. Но древний инстинкт, кипевший в ее крови, сейчас был сильнее человеческих чувств, Маша была волчицей-вожаком, и все прочие волки были только ее Стаей.

Марина Петровна поднялась ей навстречу.

- Поздравляю, Волкова, - она оскалила пожелтевшие клыки в звериной улыбке. – Вполне успешно.

- Марина Петровна, тут какая-то ошибка, - поспешно начала Маша. – На самом деле это Леша…

- Волкова была первой, - оборвал ее Миронов.

- Все хорошо, Маша, - ободряюще сказала классная. – Ты справишься. Обязана справиться.

- Да, - зло рявкнула Маша и повернулась к одноклассникам. – Стая!

Волки смотрели на нее. Двадцать восемь пар золотых глаз отражали молодую широкогрудую волчицу, ставшую Вожаком Стаи.

- Кто ваш Вожак?!

- Ты!

- Где ваша Стая?!

- Здесь!!

- Что ваша жизнь?!

- Стая!!!

Дикий рев почти оглушил ее. Миронов и Васильчиков орали вместе со всеми. Они стояли рядом, и длинные остевые волосы на их плечах цеплялись друг за друга. Вожаком Стаи мог стать любой. Стала им Маша.

Пока длился обряд, Маша стояла, широко расставив лапы, и внутри ее гремел древний ослепительный звон. Но когда Стая замолкла и обряд закончился, в душе стало тоскливо и серо, как будто туда налили прогорклого масла. Маша села. Все, теперь уже ничего не сделаешь.

К ней подошла Танька – упитанная, литая, серебристая волчица с четырьмя здоровыми лапами. Танька шла и любовалась собой, прямо светилась, - обычно-то она была всклокоченная, испуганная какая-то. Полуночный Амулет превратился на ней в воротник из густейшей шерсти, более темной, чем ее собственная.

- А знаете, я вчера читала Лукьяненко, “Л” – значит люди”, - сказала Танька всей Стае, сев рядом с Машей.

- Ну и что?

- А у нас класс “В”.

- “В” – это Волки! – оглушительно рявкнула Маша в ясное весеннее небо. – “В” – это класс!

- Ур-ра-а! – завопил кто-то, и его поддержали дружным воем.

Стая спускалась с холма.


22.07.2002