"Голубое поместье" - читать интересную книгу автора (Джонс Дженни)

41

Но облегчения не было. Стоя на площадке, круглой платформе, нависшей над холлом, они вслушивались в звуки моторов: легковые автомобили, грузовики и фургоны приближались с огромной скоростью. На какое-то безумное мгновение Бирну показалось, что это полиция вместе с пожарными машинами и скорой помощью. Он буквально видел, как они мчатся по дорожке к дому, чтобы разрубить Листовика и освободить их.

Но он знал, что этого быть не может. Они слышали звуки большого движения — машин, движущихся по шоссе в обоих направлениях. Точно такой же звук сопровождал вспышку воспоминаний в третьей комнате.

И когда он понял, что это такое, стены куда-то исчезли. Как-то вдруг и сразу они растаяли в темноте. Пространство разверзлось вокруг, все признаки дома — потолок, стены и крыша — пропали. Глубокая пустота открылась во все стороны, позволяя ощутить движение — кружение, вращение вокруг срединного костра.

А вокруг все ревели машины.

— Что происходит? — Саймон оказался рядом. — Не понимаю. Где дом, что происходит?

Виды изменились. Огонь полыхал на севере, пока звезды летели по небу. Мимо проносились созвездия, галактики струились под ногами. Горели солнца, сияли луны.

Они стояли на звездах, и небеса поворачивались, кружили вокруг с великим грохотом.

Разве можно сравнить «Голубой Дунай»[52], пронеслась в голове Бирна безумная мысль, с музыкой сфер, с вальсовым ритмом света и времени?

Узор света и звука прошил реальность, возвращая ее к порядку.

— Это дорога! — проговорил Бирн. — Мы снова в лесу, и это дорога.

И тут они сразу поняли, что приняли за звездный поток огоньки фар, мерцающие среди деревьев, а холод сочится из заледеневших лужиц и хрустящего инея под ногами. Расставшиеся с листвой деревья очерчивал лед. Мертвые репейники цеплялись за ноги, липли к одежде, но во всем этом не было ничего необычного. Никаких признаков существования Листовика, Лягушки-брехушки или кого-то еще.

Только монотонное гудение машин окружало лес кольцом света.

— Та же авария. — Бирн почувствовал дурноту. Он видел эту сцену там за деревьями, освещенную огнями несущихся машин.

— Боже мой, что теперь? — с отчаянием проговорил Саймон.

— По-моему, нам собираются предложить повтор, — хмуро сказал Бирн. — Надеюсь, что на этот раз нам не достанутся ведущие роли.

Саймон идет через лес. Под ногами похрустывают замерзшие листья. И Саймон ли это? Он слегка рассеян, словно огоньки дороги отсоединили его от реальности.

Лайтоулер хмурится, не зная, что делать дальше. В руках он несет крошечный сверток. И держит его осторожно — впрочем, не слишком. Сверток шевелится, размахивает крошечными пухлыми кулачками, измазанными кровью. Слабое мяуканье подобно галочьему крику.

Огоньки приближаются по шоссе. Он оставляет укрытие среди деревьев и выходит на обочину дороги. Щурясь, он глядит в огни фар, хотя ему незачем доверять зрению. Он узнает тон «морриса» и решает рискнуть.

Прижимая сверток к груди, он выходит на дорогу, преграждая путь автомобилю. Машина опасно поворачивает в сторону, едва уклонившись от «ровера», ехавшего по встречной стороне.

Она не хочет останавливаться, не хочет свести машину с дороги. Он видит, как она сражается с ручкой, а потом выпрыгивает на дорогу, оставив дверь распахнутой. Она бежит к нему.

— Что ты делаешь? Что это? Где Элла?

Элизабет кричит на него.

Питер Лайтоулер сохраняет спокойствие.

— Моя дорогая…

— Я не твоя дорогая… Где моя дочь? Что ты делаешь здесь? — Она подступает ближе, пытаясь взглянуть на сверток.

— Элизабет, произошел несчастный случай. Соболезную. Жаль, что мне выпало принести тебе эту весть.

— Что ты хочешь сказать? — Она все еще кричит, все еще волнуется. Он видит, как вздымается и опадает ее грудь, как побелели ее губы.

Он делает паузу. Опасно говорить такие вещи в глуши, где некому предложить горячего чая или утешения.

Поэтому-то он и произносит:

— Элла погибла. Несчастный случай. Ее выбросило из машины, она ударилась головой о дерево. Она мертва, Элизабет.

Он видит, что она пошатнулась, чуточку переступила.

— Элизабет, она мертва, Джейми тоже. Он вылетел сквозь ветровое стекло. Я покажу тебе, если хочешь…

— Нет! Нет-нет, ах… — Руки ее прижимаются ко рту.

Он хватает ее за руку и тянет за собой вдоль дороги. На сгибе его локтя шевелится младенец, неслышно мяукающий свою песенку.

Элизабет останавливается.

— Ребенок? — Голос ее заполняет все вокруг, то громкий, то тихий. — Ты привез сюда ребенка?

Он ничего не говорит, заставляя ее двигаться. Ряд темных деревьев отделяет их от дороги. Она навалилась на его руку, но ему все равно.

— Понимаешь, Элизабет… Видишь, что случилось. — Врезавшаяся в дерево машина. Залитый кровью мужчина, торчащий из ветрового стекла. А возле — на земле, среди грязи, листьев и сучьев — изломанное тело ее дочери со вспоротым животом. Горло ее запрокинуто назад, глаза закрыты.

Он видит, как беззвучно открывается рот Элизабет, как падает она на тело дочери, на палую листву и больше не шевелится. На мгновение он наклоняется над ней.

Опустив ребенка на землю, он пытается найти пульс. Элизабет жива, но долго она не протянет. Что-то вроде удара, решает он. Встает и берет ребенка под мышку. Пусть кто-нибудь другой вызывает сюда скорую, а он отправляется домой.

В Голубое поместье.

Алисия открывает дверь.

— Питер! Боже милосердный, что ты делаешь здесь? Что случилось?

— Алисия, какой очаровательный сюрприз! — Но глаза его насторожены. Он не рассчитывал обнаружить в Голубом поместье свою бывшую жену. — Я имею право спросить то же самое у тебя.

— Я приехала составить компанию Маргарет. Элла отправилась в больницу с Джейми, Элизабет собралась следом за ними. А что это у тебя в руках? — Она пытается разглядеть сверток, протискивается мимо него. — Питер, тебя здесь не ждут. Убирайся. — Но Алисия не смотрит на него, внимание ее обращено куда-то за спину, на дорожку. — Ты видел машину на пути сюда? А Элизабет? — И тут ее глаза останавливаются на том, что он держит, и на мгновение она замирает как вкопанная. — Боже мой, Питер, что ты наделал?

Он держит ребенка, ибо знает, что она не предпримет ничего неожиданного, пока дитя в его руках.

— Произошел несчастный случай, — говорит он. — Элла и Джейми погибли. Это дитя Эллы.

— Что? Элла мертва? — Алисия сразу потеряла все краски, всю живость. Челюсть отвисла.

— Да, Алисия, — повторяет он торопливо. — Элла и Джейми погибли, а это ребенок Эллы.

Алисия немедленно приступает к действиям, желая отобрать младенца, но он снова уворачивается.

— О нет, моя дорогая, ни в коем случае.

— Они мертвы. Питер, о чем ты думаешь? Вызови полицию, скорую помощь. Дитя следует отправить в больницу.

Он качает головой.

— Для скорой помощи слишком поздно, моя дорогая. Много шума из ничего. С ребенком тоже все в порядке. Откуда такое горе, Алисия. Будет и подружка Саймону, маленькая приятельница. Ну а что касается того, что я делаю здесь, куда же еще можно было отвезти дитя Эллы? Она, безусловно, должна находиться там, где должна быть… Да, кстати. А ты привезла сюда моего восхитительного сына? Ты такая преданная, такая самоотверженная мать! Почему бы тебе не сходить за Саймоном, чтобы он мог познакомиться со своей новой… кем же считать? Дай-ка подумать. Она внучка Элизабет, а значит, кузина Саймона? Или сестра?

— Это девочка? — Глаза Алисии остры, хотя на щеках ее слезы. — Элла родила девочку?

— Это ребенок Эллы и мой.

Она отступает от него.

— Только не надо повторять этого слова, Питер. С меня довольно. Ты никогда не делал этого с Эллой. Она-то мне рассказывала о твоих приставаниях! Элла… Элла была моей лучшей подругой. У нас не было секретов друг от друга. Я слыхала о ваших конфиденциальных вечеринках, они с Джейми посмеивались над ними.

— И ничего хорошего это им не принесло. Кстати, забыл. Элизабет плохо, быть может, ей потребуется скорая помощь.

— Элизабет? Где она? Что с ней случилось?

Он идет к телефону и осторожно набирает номер, держа младенца изгибом руки.

— Я хочу сообщить о несчастном случае. Возле Эппингского шоссе к югу, в окрестностях Уэйк-Армс. Да, правильно, да. — Он кладет трубку, подходит к столу и, отодвигая кресло, садится. — Ну, женушка, не предложишь ли выпить отцу твоего дитяти?

— Я не твоя жена! Не твоя, и слава за это Богу! Потом, почему ты решил вести себя здесь как дома? — Она, как всегда, в ярости. Наконец ее глаза замечают на лестничной площадке крохотную фигурку — черноволосого малыша, вцепившегося в балюстраду ладошками. Взволнованное личико его видно между столбиками. — Сайми, почему ты не в постели?

Ребенок не отвечает, только смотрит на них большими темными глазами.

Алисия подходит к лестнице.

— Ну что там, малыш? Почему ты встал?

— Мамочка, а зачем ты кричишь? — Детский голосок чуточку дрожит.

Она вздыхает.

— Ничего. Ступай в постель, Саймон. Тебе давно пора спать.

— В моей комнате гадко пахнет. — Нижняя губа ребенка дрожит. — Мне не нравится этот шум. Он разбудил меня.

— Прости, я больше не буду кричать.

— Нет, это колеса, — шепчет он. — Это колеса.

— Ты спал. — Она поднимается на верх и берет сына на руки, а потом смотрит сверху вниз на Питера Лайтоулера и на ребенка Эллы. — Ты знаешь, что не можешь остаться здесь, — говорит она спокойно.

— Предлагаю сделку. Подумай, Алисия. Я спас жизнь дочери Эллы. Доставил ее домой. Я уже сыграл важную роль в ее жизни, я ее хранитель, защитник, и если она останется здесь, то вместе со мной.

— Нет, этого не может быть. Лучше отдай ребенка Маргарет и ступай.

Иссохшая и морщинистая Маргарет резко высовывается из кухни и вопросительно поднимает голову.

— Он принес сюда ребенка Эллы, — громко говорит Алисия. — Объясню потом. Возьми у него ребенка.

Маргарет не колеблется. Она всегда ненавидела Питера Лайтоулера. Она делает шаг в его сторону… Настанет день, и он еще свернет ей голову словно птице, схватит за сухую морщинистую шею и скрутит как старый сырой коврик.

Маргарет протягивает руки к младенцу, но Питер небрежно, будто не замечая, отталкивает ее.

Она говорит:

— Питер, тебе ребенок не нужен. За ним надо ухаживать, его надо кормить.

— Девица еще потерпит. — Но дитя уже отчаянно кричит, разражаясь ритмичным для новорожденных уа-уа.

— Питер Лайтоулер, это не твой ребенок! Отдай его мне! — И голос Маргарет звучит сильнее, чем ему следует быть.

— Но и не твой! Это не плоть твоего чрева, не жизнь, воспрявшая из твоих чресел, Маргарет! Почему ты думаешь, сушеная слива, взять на себя ребенка?

И он встает, чувствуя перемену в атмосфере.

Алисия все еще наверху лестницы. Она держит Саймона на руках.

Вместе с Маргарет к нему приближается нечто непонятное. Вонючее дыхание обжигает его лицо, и он видит кровавые контуры, проступившие в воздухе. Он отступает. Наверху хлопает дверь, и в коридоре шелестят колеса. Саймон теперь тоже кричит, добавляя свою крепкую жалобу к плачу младенца.

Алисия кричит:

— Убирайся, Питер! Пока ты еще можешь!

Кровавый силуэт от Маргарет вдруг бросается к нему.

Рукав его распорот зубами, и он знает, что в следующий раз они возьмут кровь…

Звякает дверь лифта, и запах аммиака наполняет воздух, окутывая Питера желтыми клубами, проникая в рот, нос и легкие.

Их слишком много. Он не может справиться со всеми сразу. Не выпуская ребенка, он отступает к двери, и тут Маргарет бросается к нему — или это была клыкастая тварь? — и младенца вырывают из его рук; крики девочки делаются невероятно громкими.

Он вываливается из двери наружу — в холодную черную ночь.

Вдали раздаются сирены.