"Корсары Балтики" - читать интересную книгу автора (Морозов Дмитрий)

Глава 5 В ГРАДЕ ИОАННОВОМ

Нвангород еще не был похож на полноценный город. Каменная крепь уже ощерилась зубцами да валами, ощетинилась пушками, но улицы напоминали еще походный табор войсковой. Тем не менее, для князя сыскали приличный терем, а для малой дружины — постой у немев, нашедших защиту под кровом Ивановой крепости.

И потянулась для Басманова унылая рутина, каковой он дичился, но никогда не мог избежать. Курбский — он, конечно, начальник над скапливающимся здесь воинством, но далеко, во Пскове. А раз уж ты, государев человек, оказался на переднем крае, с тебя и спрос. Почитай, седьмица вылетела у князя на разбирательства тяжб между проворовавшимся обозным воеводой и стрелецкими полковыми, слушание жалоб купцов, обиженных в Нарве. Взревел он на восьмой день, словно раненый медведь, да назначил смотр войску на брегах реки, чтобы быть от дел бумажных подальше, а к ратному труду поближе.

Двинулись стрельцы к присмотренному заранее полю, закачался лес пик, затянули песни. На глазах погрязшая в безделье толпа вновь обретала вид победоносного воинства.

Поставили на холме крепостушку потешную. Басманов следил за строительством ревностно, помня, как много для победы над Казанью сделали чудо-инжене —ры легендарного Выродкова. Здешним до тех было далеко, однако к обеду деревянно-земляная кургузая крепостушка уже кургузилась на взлобье, словно отрытый дождями череп на белый свет.

— Полку левой руки идти вперед, слитно паля, — отдавал приказы Басманов, желая посмотреть, на что годятся недавно собранные с бору по сосенке полки. — Правой руке держать строй меж рекой и распадком, Большому полку — гуляй-город!

Первым зашевелился и двинулся левый фланг. Первая шеренга, преодолев расстояние до крепостицы быстрым рывком, воткнула в землю сошки, уставив на них пищали.

Залп, от которого заложило уши, грянул довольно слитный. Со второй шеренги немедля передали снаряженные пищали, третья приняла разряженные. Басманов определил, что все десять залпов даны без позорных интервалов. Далее кончился рог на поясах стрелецких, и строй ощетинился пиками. В реальности сейчас или принять уцелевшего врага на копья, либо отойти к обозу, за огненным зельем.

Справа шел полк, вооруженный на манер московского Стрелецкого — у каждого ратника бердыш да пищаль, на поясе сабля. Скорострельность Басманова не удовлетворила.

— Пальба бестолковая, каждый сам-с-усам, — откомментировал он. — Начать сызнова. Обозному передай, чтобы зелья огненного не жалел. В бою боком его бережливость государю выйдет.

Ярослав умчался заворачивать проштрафившийся полк.

— Однако, — заметил про себя в бороду Басманов, — на немца и так сойдет. То не татарская лава, и не лихие ногайцы, что налетят, и крикнуть не успеешь. Даже сквозь такую бестолковую пальбу еще дойти надобно. И если полк левой руки с пиками своими лишь остановит неприятеля, то против бердышей в ближнем бою у немцев нет ничего такого, чтобы удивило бы молодцов.

Тем не менее, он заставил полк отстреляться по новой. Свинец сочно хлюпал в дерн и мох, которыми был обложен бревенчатый каркас укрепления; чучела, увенчанные ржавыми свенскими шеломами, валились одно за другим.

Красному как рак полковому Басманов по-отечески сказал, слезая с коня и принимая из рук Ярослава мех с мальвазией:

— Хорош полк, только обленился, погряз в Реве-льском вине да кислой капусте. Гоняй их больше, и будешь люб государю.

— Да по чучелам этим всяк молодец, — ревниво заметил полковой голова, разглаживая усы и щерясь в сторону полка левой руки, уже марширующему к Ивангороду. — Поглядим, как до живого немца дело дойдет, кто молодец, а кто и не очень.

— Верно говоришь, — усмехнулся Басманов. — Поглядим.

— Долго ждать ли, княже?

— То государю одному ведомо, да Богу, — покривил душой Басманов. Он знал, что ждут лишь появления Курбского и артиллерийского обоза, да вестей с той стороны от верных людей, готовых по первому знаку забивать свинцом запальные отверстия ливонских орудий, опускать подъемные мосты и убивать вестовых.

Меж тем главный полк уже начал свое движение к потешной крепостушке. Гуляй-город, страх и ужас татарвы и ногайцев, палочка-выручалочка русской армии!

Веками, со времен битвы на Калке и батыева нашествия, сшибались русские конники с восточными по всему Дикому Полю. По-всякому было, по-разному: то мы их, то они нас… Да только нет на Руси стольких удальцов, что за лето могла выродить Степь, безбрежная и бескрайняя, идущая от Дуная до Китая далекого. Да и что греха таить — восточный человек, севший в седло едва ли не с люльки, да взявший саблю едва ли не раньше, чем игрушку, — противник страшный. Трудное и кропотное дело оседлой цивилизации подготовить кавалерию, что сможет потягаться со степными удальцами в чистом поле. И будет та кавалерия малочисленная, потери в ней — невосполнимые.

Огнестрельное оружие, которым так кичится Европа, против сабель да луков — слабая защита. Пока пищальники выстрелят свои восемь-десять раз, конники ответят на каждую пулю пятью или шестью стрелами. А летят каленые куда как дальше пищального выстрела, и куда точнее. А потом кончится запас огненного зелья, что мыслимо одному человеку на себе переть, а у ногайца или татарина выбор — брать пи-щальников саблями, или снять с седла еще один тул со стрелами. А в каждом туле их не семь, а полсотни.

Расстреляют издалека, навесом, вдрызг и — срам обороняющимся, а потом налетят с гиканьем и свистом, рубя направо и налево. А воина чему-то одному можно хорошо обучить — или бою с холодным оружием, или огненной забаве. Там ли, здесь ли — завсегда слабина. А Степь слабины не прощает.

Вот так и возник гуляй-город, основа продвижения Руси в Великую Степь.

Басманов сотни раз видел это, но вновь с почти детским интересом принялся наблюдать, как лихо подлетают к центральному полку две телеги, доверху груженные как будто досками. Пока первая шеренга, воткнув в землю бердыши и установив на них стволы, «держит оборону», остальные лихо разбирают дощатые щиты. Пару мгновений, и крепко сколоченные из дубовых да вязовых досок щиты уже установлены на колеса. Три десятка щитов сомкнулись, прикрыв строй полка. Пищали выставлены в заранее прорубленные бойницы, ждут стрельцы приказа.

— Как думаешь, Ярослав, — спросил Басманов, силясь высмотреть хоть единый зазор между частями колесного города, — могут немцы вот так, за миг крепость воздвигнуть в чистом поле?

— Куда им, княже, — буркнул Ярослав. — Да только срамное это дело — воевать германца, за гуляй-городом отсиживаясь. То не ногайцы и не мордва, а дикий тевтонец. Его в поле охотить надо, рогатиной да шестопером. Иначе за стенами можно от скуки помереть.

— Бойцов терять не дело, — покачал головой князь. — Да и не только немец пред нами. Есть и ляхи.

Ярослав понимающе замолчал. Он встречался с ляхами. Этот народ умудрился унаследовать рыцарскую доблесть Запада и лихость восточных конников. Столкновение с панцирными гусарами этого племени осталось для него весьма неприятным воспоминанием.

— Против ляха, — сказал засечник, — без гуляй-города тяжко будет, княже.

— То-то и оно, — похлопал его по плечу Басманов. — Так что нечего нос воротить. Смотри, у тебя глаз наметанный, ладно ли все делают?

— Ладно, — нехотя выдавил из себя Ярослав. — Но ладно ли под вражьими стрелами да пулями будет?

— А это мы сейчас и посмотрим, — усмехнулся Басманов и подал сигнал нагайкой.

Из-за растущей вкривь и вкось чахлой рощицы с гиканьем и молодецким посвистом выскочили дюжины две воев и принялись обходить гуляй-город широким полумесяцем. На полном скаку они пускали стрелы. Даром что вместо втульчатых каленых наконечников оголовья их были обмотаны пенькой и обмазаны смолой — насквозь не пробьет, а с ног сшибет и глаз выбьет.

Одновременно в потешной крепостушке также произошло движение. Четверо стрельцов, доселе скрывавшиеся в той же роще выкатили на бруствер трофейную свенскую бомбарду, десятник широко перекрестился и поднес факел.

Грохнуло так, что даже привычная ко всему кобыла княжеская недовольно всхрапнула и запрядала ушами, широко раздувая ноздри. Конь Ярослава, словно пригвожденный к месту удилами, даже не покосился в сторону порохового облачка, плывущего с холма к Нарове.

Брюква, которой вместо ядрышка была снабжена бомбарда, грохнула в один из щитов, да так, словно великан хватил гуляй-город ногой. Доски выдержали, однако колеса одного из сегментов подвижного укрепления дали задний ход, кому-то из стоявших там досталось по лбу.

— Ярослав, — спросил Басманов, — ты сотников упредил?

— А то как же? — усмехнулся одними губами за-сечник.

Сотники, по условиям княжеской задумки, сказались «убитыми» — опустились на землю и перестали отдавать команды. А конные уже неслись вдоль воды, в обход щитов, хищно нацелившись рубить беззащитных.

Ливень потешных стрел барабанил в доски, вновь грохнула бомбарда, еще раз безошибочно поразив цель под холмом.

— Бестолковые, — махнул рукой Ярослав. — Татарва бы уже рвала их, словно волк беззащитное стадо.

— Нет, гляди-ка, двинулись? — с некоторой толикой удивления отметил Басманов.

Заскрипели колеса, колыхнулись щиты, приведенные в движение опомнившимися десятниками. В какой-то миг могло показаться, что гуляй-город пришел в полный беспорядок, но наметанный глаз уловил бы, как лихо закругляется фланг, не давая верховым охватить полк.

— Все верно делается, — проворчал Басманов, — хоть и неспешно, словно не воины, а утицы брюхатые.

Конники, встретив не беззащитный фланг и тыл стрельцов, а стоящие вкривь да вкось щиты на колесах, не стали кидаться в щели, боясь покалечить коней на стрелецких пиках да бердышах.

Они принялись опустошать колчаны, мешая пехоте довершить маневр. Когда потешные стрелы вышли, «вражеская кавалерия» потянулась назад, гогоча во все горло над запыхавшимися и злыми стрельцами. Те потрясали кулаками и грозили набить им морды потом, в Ивангороде.

— Сносно, — отрезал Басманов. — Видывал я полки и похуже. А вот ребятам у бомбарды отсыпь се-ребра, Ярослав. Знатно, весьма знатно палили, хотя бы и брюквой. Скажи — князь доволен, даю гулять Два дня.

Недовольный, но покорный Ярослав подставил ру-КУ в плотной рукавице, и Басманов, особенно не глядя, сыпанул на нее из кожаного кошеля за поясом. Несколько монет упали под конские копыта, но засечник уже мчался к холму.

Вскоре оттуда донеслось в честь Басманова «гой-да!», и полетели вверх лисьи да овчинные шапки.

— Как бы бомбарду не забыли на холме от радости, — пробурчал один из донцов, — вертопрахи!

Полковые крутились вокруг Басманова, ожидая кто нахлобучки, а кто и похвалы.

— Зеленым кафтанам княжье спасибо передайте. Да снимите их на седьмицу с секретов, — сказал Басманов. — Про красных ничего не скажу, но и худого не подумаю Поднатаскаются, щучьи дети. А что до чернокафтанников — полк плох, видит Господь и государь, из рук вон плох

— Велеть сотенных пороть, или как, — деловито спросил полковой.

Басманов хищно прищурился, гадая, полоснуть ли его по роже нагайкой, или поберечь седины.

— Всяк день для полка чтобы начинался и заканчивался у этой потешной крепостицы, — сказал он наконец, справившись с кипевшими в нем страстями. — Палить слитно, гуляй-город ставить, всяко-разно перестраиваться. Не гусей пасти собрались — немца воевать! И сие справлять исправно, взяв на полк также и секреты по Нарове, и иные тяготы с других полков. А на осьмой день погляжу, следует ли кого пороть, илу ноздри каким начальникам рвать клещами за небрежение ратным трудом.

Выслушав наказ, полковые порскнули от Басмано ва, словно кролики, увидавшие в траве тень падающе го из поднебесья сокола.

— Что скажешь, друг старинный, — спросил Басманов, рыся к городу по истоптанному полю. — По правде ли порешил, или следует круче брать? Ярослав помедлил, тиская бороду.

— Полки дрянные, — сказал он наконец, — если на ногайца идти или ляха. На немца сгодятся даже червонные кафтаны. Разумеется, если их добрая кованая рать на конях прикрывать будет. Выстоять, выдержать первый тевтонский натиск они сподобятся, а дальше не их забота, знай — руби да гони.

— Не дело на авось полагаться, — бросил Басманов, — но иного не дано нам. Скоро рать разразится, а других полков не сыскать. Надеюсь, что у Курбского во Пскове ладнее людишки подобрались, его удар главным станет.

— Туда народ подошел один к одному, — заметил Ярослав. — С засечной черты Тульской, казанские герои, донцов полно да иных казачков.

— Вот и ладно, — зевнул князь, — не осрамимся, чай, перед Европой.

— Да мудрено с такой силой-то осрамиться, — заулыбался вдруг обычно мрачный Ярослав. — Столько всего нагнали в здешний край, что диву даешься.

— Много не мало, — обронил Басманов, придирчиво осматривая новенькие укрепления Ивангорода.

— У немца друзей полно, у нас…

— Орден всех всегда лаял, — возразил Ярослав.

— Какие друзья у этих песьих сынов?

— Чудная каша варится сейчас в ляхских зем-ляхgt; — протянул Басманов. — Из Трансильвании пожаловал новый человек, Стефан Баторий величать.

Удумал, шельма, ляхов с литвинами под одно крыло взять.

— Мыслимое ли дело, княже? — воскликнул за-сечник. — Не силен я в таких делах, но ляхов знаю. Народ отважный, но вздорный, всяк себе сам голова. Оттого и страна их в вечном раздрае. А с литвинами они на ножах. Иной раз соберутся вместе немца убивать, но тут же подерутся и разбегутся.

— Оттого-то знать ляхская да литвинская стороннего молодца приглашает. Из своих возьмешь, так сосед возмутиться. Дескать, почему ваш, да не наш…

— Поживем, увидим, — заметил Ярослав. — Только ляхи да литвины так же крепко немца не любят, как и мы. Что нам с того, если мир в их землях воцарится?

— Они на здешнюю землицу зарятся, — ответил князь. — Как бы поперек нашей правды не пошли.

— Так это дело далекое, — словно бы отмахнулся от надоедливой мушки Ярослав. — С ними спор случится только после, когда Ливонию сломаем. Тогда и станем думать про этого Батория.

Басманов на то ничего не ответил, задумавшись крепко.

Молча прошел он в свои палаты, молча дал снять с себя бронь и выпил квасу.

Трансильванский магнат давно беспокоил опричников. Ярый, почти фанатичный католик, Стефан по приказу из Рима в своей вотчине подавил несколько славянских выступлений против папистов. Подавил с удивительным зверством, закапывая мятежников в

землю живыми, варя их в медных котлах и сдирая кожу с пленных.

Иоанн, натура впечатлительная, велел прознать, какова родня сего лиходея.

Басманов через своих людишек в Праге да Пеште прознал, и ахнул. Родня у вероятного объединителя ляхов и литвинов оказалась под стать его делам.

Елизавета Батори — венгерская вурдалачка, знаменитая на всю Европу тем, что самолично выкалывала спицами глаза служанкам, принимала ванны из крови убиенных слуг, баловалась чернокнижьем и велела челяди воровать крестьянских детей. Многие десятилетия терзала она всю округу, пока вести о столь неслыханных злодеяниях не дошли до церковных кругов.

Замок Батори был взят штурмом, в подвалах нашли груду детских черепов и пресловутые ванны, клетки для пленников и хитрые пыточные машинки, заказанные у лучших оружейных механиков Европы. Скорый церковный суд приговорил ведьму к смерти.

Трансильванский магнат приложил немало усилий и золота, чтобы история сия забылась и не связывалась с его собственной семьей.

Заинтересовавшиеся кровными узами Стефана, людишки Басманова копали и копали, пока не выудили на свет божий и вовсе неприглядное.

Знаменитый граф Дракула, Влад Цепеш, князь, сажавший людей сотнями на колы и также увлекавшийся чернокнижьем, был в родстве с Трансильванским домом аккурат через Елизавету Батори.

— И что, князь, — спрашивал молодой царь у докладывающего Басманова, — верны ли слухи, что оный Влад по сю пору ночами порхает над Дунаем нетопырем да пьет кровь христианских младенцев?

— Вести издалека редко бывают верными, — уклончиво отвечал опричник. — Одно ясно — трансильванское душегубство и измывательство над православными не случайно. Молодой Баторий недалеко ушел от своих славных предков.

— Так не пущать его к ляхам да литвинам, — грохнул по столу Иван. — Цельного Антихриста нам готовят в соседи!

— А как не пускать-то? — спросил Басманов. — Воевать их? Так под нашим натиском они еще вернее сплотятся вокруг семейки Батори. А так, глядишь, пронесет.

— Вечно вы все на авось, — заворчал царь, успокаиваясь после минутной вспышки. — Аадно, с делами вурдалачьими после разберемся, как и с ляхами Ты мне про Ливонскую землю толкуй, остальное после договорим.

С того разговора минуло пару лет, много воды утекло.

Стефан Баторий гостил при европейских дворах, угодничая с дамами и ведя хитрые разговоры с владыками Один за другим хоругви ляхские и литвинские приходили под знамена новоявленного владыки.

Вместо разрозненных кланов восточных славян, принявших католичество, на границе Руси возникало новое мощное государство, потенциально представлявшее угрозу весьма нешуточную, в отличие от бутафорского Ливонского Ордена, осколка крестовых походов.

Баторий умело играл на желании поляков и их соседей вернуть у одряхлевших крестоносцев свои древние прибалтийские земли. Имел он крепкую руьу в Риме, а там уже списали немецких рыцарей со счета.

Папы так и не простили ливонцам их измены в пой-не с протестантами, когда рыцари вдруг в одночасье переметнулись к лютеранам. Так что ситуация в восточноевропейской политике получилась довольно странная — бывший враг всех славян Папа Римский благосклонно взирал на дело объединения Литвы и Польши, откровенно науськивая их на Ливонию. Рим vote не видел балтийский вопрос как противостояние Славян и «цивилизованных европейцев». Кардиналы и их глава усматривали в заваривающейся каше лишь сдно — Речь Посполитая обещает быть верным католическим бастионом на востоке, а Ливония — оплот ереси.

В принципе, католическая церковь спокойно перенесла бы оккупацию русскими орденских земель, но еще лучше, рассудили в Риме, если в тевтонских замках засядут пусть и славяне, но католического обряда.

Все это было весьма на руку Баторию, который ловил в мутной водице крупную рыбу — корону Речи Посполитой.

Басманов, задумчиво жуя севрюжину, развалился на устланной шкурами лавке, представляя себе деятелей этой интриги в лицах.

— Если говорить о пушках и саблях, — промолвил он вслух, — то мы готовы к большой войне. А во всем остальном — требуется попридержать коней, да выждать.

— О чем остальном-то? — хохотнул Ярослав, лихо отделяя кинжалом от могучей оленьей ноги лакомый кусочек. — Пуля завсегда пуля, клинок завсегда клинок. Побьем мы их, хоть с Баторием, хоть без Ба-тория. Как предки бивали.

— Ой ли? — усомнился Басманов. — Немец и свен — враг чахлый и дохлый. А вот братья-славяне. да еще и объединенные единой лихой волей…

— Предал веру — значит, душа с червоточиной, — безжалостно заключил Ярослав, вгрызаясь в мосол. — Ас гнилым нутром в бою туго. Нет лихости да куража, дроженицы всю отвагу забирают.

— Дроженицы — то языческие басни поганые, — осерчал князь. — А если не разумеешь ничего в том, о чем глаголю, так помолчи! Ешь вот олений бок, да запивай медами.

— Как скажешь, батько, — повеличав воеводу на донской манер, Ярослав вернулся к дичи, решив не перечить Басманову.

Трапезничали в тишине, только шуршали полы одежд подносивших и уносивших блюда прислужников.

— Ты помнишь Фему, Ярослав? — спросил вдруг Басманов, когда уже встали и подошли они к резному окну, выходящему на ярмарочную площадь.

— Как их упырей забудешь? — у засечника аgt;ь глаз недобро задергался. — Только попритихли они что-то.

Речь шла о тайной организации, созданной давным-давно в недрах Ливонского Ордена для борьбы с инакомыслием. Члены Фемы занимались для ордена также разведкой и политическими убийствами.

Тот же Веред Гугнявый мог бы поразить князя, сообщив, что Фемгерихт (верховный суд тайной организации) переживет даже Гитлера. Дед любителя исторического фехтования лично наматывал на гусеницы тридцать четвертого на улицах Кенигсберга ребятишек, не выпускавших до самого конца из рук фаустпатронов и умиравших с ритуальной клятвой Фемы на устах. Фемгерихт, по сути — изуверская секта, оказался древнее и долговечнее самой СС, а уж Ливонию пережил, не заметив ее падения.

— Вот и я думаю, — ожидая реакции своего единственного собеседника, протянул Басманов, — что поутихли. А с чего бы это? Война на носу, всякому барсуку в глухой чаще понятно. Лиходеям из этой разбойной шайки сам Сатана велел шнырять вокруг да около, вынюхивать да магистру доносить, крик и шум при европейских дворах поднимать.

— Может, и шныряют, и поднимают, — буркнул Ярослав.

— Людишки верные говорят — не замечено никого. То есть, пойман чухонец, что отписывался Бато-рию, присматривают за ганзейским купчиной, каковой, шельмец, аж в Венецию доносит о наших уготов-лениях, а Фемы и след простыл.

— Чудны дела Господни, — философски заключил Ярослав, пытаясь изобразить из себя туповатого рубаку. — А еще говорят в народе — темна водица в облацех. Не пытайся бесовские дела постичь — башка лопнет.

— Разумеется, — с усмешкой откликнулся князь, который видел своего телохранителя насквозь. — Бездны сатанинские таковы, что свет истины туда не проникает. Так про то и святые отцы учат. Но позволь спросить, засечник, впервой ли такая тишина в Ливонии?

Ярослав некоторое время соображал, куда клонит государев человек, потом спохватился.

— Было такое, — голос у него был виноватый, словно у пса, что пропустил незваного гостя аж до избовой печи, а потом вдруг встрепенулся, — когда Орден лютерову веру охальную принял.

— Смекаешь, — удовлетворенный Басманов прошелся по светлице. — У этих изуверов да кромешников своя правда. Им до Ордена особенного дела нет. Есть у них в Аду свои начальники, что посильнее магистра будут. Пока мы их наушников в Ингермландии искали, они готовили переход Ордена в лютеровы объятия. Не сотни их и не тысячи, так что до того, чтобы считать у нас в обозе каждый бердыш да рог с порохом руки не доходили.

— Думаешь, княже, — подался вперед Ярослав, терзая за кушаком заткнутую туда перчатку, — и вдругоряд лихое измыслили? Оттого и не шныряют по Нарове?

— Сдается, — сказал Басманов, — не обошелся без Фемы визит Трансильванского вурдалака к ляхам.

Тайным слугам бесовским дела нет, что наши полки сокрушат орденские замки. Им того не остановить. А вот посадить заместо магистра и его бестолковых рыцарей на Балтике семью Баториев, да собрать вокруг нее преданных папистов — в самый раз их адским хозяевам по сердцу придется.

— Похоже на правду, — покачал головой Ярослав. — Но то одни догадки. Как проверить?

— Я уже пытаюсь, — Басманов зашуршал папи-ром, с негодованием отбрасывая негодные писчие перья и подбирая ладные.

Понимая, что сейчас князю лучше не мешать, Ярослав поднес тому свечу, а сам удалился. По многолетней привычке проверил, бдительно ли охраняется «батька», и направился на задний двор.

Во всяком граде, полном войска, готового рвать неприятеля, сыщется такой двор. Здесь собираются те, кто не обходит дозором ничейные земли, не сидит в секретах да засадах, не отсыпается со службы, и пьет горькую.

Завсегдатаи подобных бивуачных дворов знают — как ножу требуется постоянно правка на брусочке из песчаника, так и воину требуется править свое искусство.