"Дикари" - читать интересную книгу автора (Мож Роже)

Глава 13 Эбеновая колесница против серебряной колесницы

По широкой улице предместья Субреат Сулла верхом на лошади направлялся в школу «Желтые в зеленую полоску». Поскольку именно там одна за другой открывались гладиаторские школы Рима, то именно в Субреате проходили самые зрелищные игры. Конторки, где заключали пари, держали в школах своих информаторов. Они следили за ходом подготовки бойцов и составляли прогнозы. В многочисленных мастерских изготовляли бойцовые колесницы. А в лупанариях (дешевых домах свиданий) гладиаторы, готовые умереть в любую минуту, могли утолить свой мужественный пыл. В великолепных гостиницах останавливались женщины из высшего римского общества. Им было наплевать на свои семьи. Со страстью отдавались они мирмиллону[51] или самниту[52], в которых были влюблены. Мужчины, выжившие и ставшие победителями в ряде сражений, становились любимцами города и внушали сильные чувства.

Еще долго вслед Сулле неслись звуки ударов по наковальням (ремесленники ковали доспехи или подковы), когда он доехал до окруженной деревянной оградой арены. Именно все так и описал ему секретарь во дворце Менезия. Также галл знал, что патриций потратил большие деньги на обустройство большой арены, после того как приобрел возницу Металлу. На ней тренировались ее упряжки. Будучи человеком военным и практичным, привыкшим хладнокровно подсчитывать прибыли, Менезий мало интересовался гладиаторами. Тем не менее, вступив в борьбу за политическую карьеру, он быстро понял, как привлечь к себе внимание города: организовать игры для плебса и Цезаря. Именно тогда он и увлекся дикой красотой Металлы. Она — возница на колеснице с лезвиями, была взята в плен во время сражения в Британии. Менезий купил ее на цирковом рынке у некоего Вибия Криспа. Вибий — торговец, год секретно тренировал ее, так как понял, что у него в руках исключительный экземпляр, и уступил ее Менезию за внушительную сумму.

Сулла вручил своего коня одному из рабов, которые следили за повозками и лошадьми. Сам же прошел к входу. Трибуна из того же дерева, что и ограда, возвышалась над ареной, по которой кружили упряжки. Около сотни зрителей расположились на грубых скамейках амфитеатра: свободные от работы рабы, гладиаторы, отдыхающие между двумя тренировками, конюхи, провинциалы, приехавшие поглазеть на Рим, бродячие торговцы, а также проститутки мужского и женского пола, которые, не найдя себе клиентов, пришли поразвлечься. Все молча смотрели на Металлу. Она, в костюме из белой кожи, в котором галл впервые видел ее у гостиницы «Два жаворонка», ловко управляла упряжкой.

Песок летел из-под колес ее колесницы и из-под копыт четырех лошадей, летевших галопом. А зрители, затаив дыхание, наблюдали за спектаклем, разыгравшимся перед их взорами. Боевая колесница была прекрасна, и сама она — женщина с оголенными бедрами, с лицом, пересеченным шрамом, глазами с металлическим блеском, безупречной прической — как будто танцевала, а не управляла дико несущимися галопом лошадьми. И перед этим завораживающим действом они чувствовали себя последним ничтожеством.

Сулла добрался до трибуны, по дороге щелчком далеко отбросил изжеванную веточку калины и занял место среди зрителей. Он оказался рядом с дородным мужчиной, одетым в элегантную тогу с опушкой из греческого орнамента. От его ухоженных волос пахло лавандой. Несмотря на бесчисленные кольца, украшавшие пальцы обеих рук, он, казалось, не принадлежал к категории изнеженных людей. Не удостоив и взгляда того, кто только что занял место рядом с ним, сосед продолжал поедать сладости из мешочка. Хотя все его внимание было поглощено возницей, которая на всем скаку бросала дротики в чучело на краю дорожки, он протянул свой мешочек вновь пришедшему.

Тронутый такой любезностью и возможностью завязать разговор с человеком, судя по всему завсегдатаем арены, галл выбрал засахаренный миндаль и положил его в рот.

Сосед теперь повернулся к нему.

— Бери! — сказал он и высыпал в руку Суллы дюжину миндалин. — Превосходные орешки. Их делает одна хорошая женщина, моя соседка... — Полный восхищения, его взгляд вновь обратился в сторону Металлы, которая при каждом проезде колесницы всаживала одно за другим копья в чучело и ни разу не промахнулась. — Она восхитительна, да? — бросил он.

— Точно, — подтвердил Сулла.

— Какие у нее мускулы! Она возбуждает! — Засунул в рот несколько миндалин и продолжил: — Все спрашиваю себя, в чьей постели она окажется после смерти Менезия...

— В моей! — спокойным, но утвердительным тоном сказал Сулла.

Тот расхохотался, даже затопал ногами по полу и повернулся к соседу, смеясь во все горло:

— Вот чудак-человек! И когда же?

— Сегодня вечером, — сказал Сулла. — Я специально для этого приехал из Рима.

Любитель миндаля, оценив чувство юмора своего соседа по трибуне, вновь рассмеялся. Сулла поправился, чтобы положить конец шуткам:

— То есть я постараюсь...

— То-то же, — сказал сосед. — Попытайся сначала! — И он, смеясь, сильно поддел локтем галла. — Попытка не пытка, что скажешь? — пошутил он. — Бери миндаль, подкрепись!

— А может, у нее есть кто-то среди этих силачей, в Субреате, и она не довольствовалась одним Менезием, — допустил Сулла.

Любитель миндаля, внезапно посерьезнев, отрицательно покачал головой.

— Здесь ты ошибаешься, — сказал он. — Она никогда не спала с гладиаторами. Во всяком случае, здесь.

— Откуда ты знаешь? — спросил Сулла.

Тот снова повернулся к своему собеседнику, как будто хотел теперь попытаться узнать, с кем он имеет дело.

— Ты ведь не здешний, а? Я никогда не видел тебя в цирке.

— Правильно. Я пришел сюда первый раз.

— А почему ты пришел?

— Из любопытства. Чтобы посмотреть на лошадей, колесницы и на нее...

Бесхитростный вид Суллы, его туника, прекрасно сшитая мастером, котурны[53] за пятьсот сестерциев внушили ему доверие, и он положил ладонь на руку галла.

— Послушай, ты хочешь выяснить, как я понимаю, не спит ли она с гладиатором или кем-то еще? Так вот, я владелец трех борделей в этом предместье, у меня девочки. Теперь, когда Менезий мертв, я могу тебе сказать: я поставлял ей девушек, да, когда она присылала мне табличку с подобной просьбой. Для себя она просила молоденькую девушку, не старше пятнадцати лет, и обязательно темненькую. Что вполне естественно для такой блондинки, как она! — Все это владелец лупанариев проговорил, продолжая следить за колесницей и возницей. Потом повернулся к собеседнику и сказал более доверительным тоном: — Девочки ее лизали, она тоже лизала их и получала от этого большое удовольствие... Они мне сами рассказывали. Она ни к одной из них не привязывалась, никогда не вызывала одних и тех же. А я конечно же выбирал для нее тех, кто это любил и хорошо делал. В том и состоит мое занятие, так? Но мужчины — ни-ни, — отрезал он. — Никогда! Поэтому в каком-то смысле Менезий не был рогоносцем... Как ты считаешь, — спросил он, — ведь не в счет, если твоя жена развлекается с девушкой? Разве можно в этом случае мужа назвать рогоносцем?

Он смотрел на Суллу вопросительно и, казалось, искренне был заинтересован его мнением. Сулла подумал, что он, должно быть, женат и жена его ложится в кровать со своими прислужницами.

— Нет, не в счет, — твердо ответил он.

— Да, интересно, как они это делают, — бросил человек в тоге с греческим орнаментом и снова локтем поддел мускулистую руку своего соседа, задорно смеясь.

— Точно! — согласился Сулла и через силу рассмеялся. Галл выждал немного, а потом спросил равнодушным голосом: — А как по-твоему, могла она отравить Менезия? Кажется, она отказалась пить то же вино, что и он...

Сосед скривился:

— Ну, вряд ли. Не в ее стиле. Конечно, она дрянная девка, но чтобы отравить кого-нибудь...

— Даже чтобы освободиться от Менезия?

Он снова покачал головой:

— Он выполнял все ее прихоти, просил прекратить выступления. Здесь все об этом знали. А знаешь, почему она все время выходит на арену? — продолжал он, глядя на Суллу.

— Нет, — отвечал тот.

— Да просто она это любит... У нее это в крови, а на остальное ей наплевать...

В этот момент за ареной, с улицы, послышались крики, и два черных всадника на черных лошадях галопом проскакали через вход: два великолепных негра в серебряных доспехах и касках, украшенных белыми страусовыми перьями. За ними бежали дети и зеваки. Всадники разъехались и уступили дорогу боевой колеснице, также запряженной четверкой, но эти лошади были совершенно черными и контрастировали с белоснежной упряжкой Металлы. Колесница из эбенового дерева была сплошь окована серебром; головы двух передних лошадей украшали такие же, как у всадников, страусовые перья, закрепленные на своеобразных серебряных касках, сквозь которые торчали лошадиные уши.

Колесницей управляла женщина, роскошная негритянка: прямой нос, толстые розовые губы. Фигура крупнее, чем у Металлы. Ее вызывающе торчащие груди были обнажены и раскрашены в два красных цветка, а соски их были сердцевинами.

— Великие боги! — вскричал сосед Суллы. — А вот и негритянка Лацертия. Она карфагенянка! Смотри! Смотри! — Хозяин притонов не скрывал своего восторга. — Ну и достанется ей от Металлы, когда начнутся настоящие игры! Она ее разделает, вот увидишь!

— Негритянка Лацертия? — удивился Сулла. Конечно же он был в курсе дела, но не хотел этого показать.

— Ее зовут Ашаика, карфагенская убийца. Лацертий нанял ее за огромную сумму, когда решил организовать игры. И тут он хотел взять верх над Менезием в борьбе за место трибуна... В Африке за пять лет она на играх убила всех, но здесь ей придется... — Владелец был крайне возбужден. — Впервые они встретились вместе, — заговорил он. — Ты пришел, и тебе сразу так повезло. Какой спектакль! На кого поставишь? — Он схватил Суллу за руку. — Вспомни, что я тебе сегодня говорил: победит Металла...

Негритянка, широко раскрыв глаза, спокойно рассматривала арену. Амфитеатр заполнялся людьми, бежавшими с улицы и желавшими видеть, как две женщины-убийцы вместе пустят галопом свои упряжки. Черная соперница была одета в блестящую серебряную каску. Верх ее венчало чучело хищной птицы с полуоткрытыми крыльями. Казалось, что она не замечала Металлу, прогуливая лошадей шагом по арене.

Металла с непроницаемым лицом наблюдала за ней. Она приостановила своих коней, с которых лился пот, и подождала, пока негритянка не приблизится к ней. Потом резко заговорила:

— Эй, негритянка! Это моя арена. Убирайся, или я вышвырну тебя...

— Какая женщина! — вскричал сосед Суллы. — Ничего не боится.

— У нее есть право не пускать ее? — спросил Сулла.

— Нет! Но ей это безразлично. Арена принадлежала Менезию, но ее арендовали многие экипажи, которые здесь готовились к выступлениям. Металла не имеет права приказывать.

— Так почему же она сейчас ее выгоняет? — продолжал расспрашивать Сулла, изображая из себя наивного приезжего.

— Потому что она настоящая девка, — сказал сосед с восхищением. — Потому что полна ненависти. И именно поэтому она всегда побеждает...

Ашаика остановила упряжку перед колесницей Металлы.

— Нервишки шалят, дорогая? — спросила она, грассируя на африканский манер. — Приходи ко мне сегодня ночью, я тебя успокою. Ты ведь любишь женщин, мне правильно сказали?

— Потаскуха! — резко бросила Металла. — Я люблю женщин, но не выношу негритянского запаха! Слушай! Сделаешь три круга на своих ослах и уберешься. Иначе тебя вынесут на носилках...

Ашаика покачала головой — от этого движения, как показалось, ее хищная птица грациозно замахала крыльями, — а потом рассмеялась, открыв рот и показав два ряда ослепительно белых зубов на розовых деснах.

— Бедняжка... Если бы тебя видел Менезий, застыдился бы. Ему стоило столько труда, чтобы сделать из тебя нечто пристойное...

Ашаика тронула вожжи и пустила упряжку рысью, начиная второй круг.

— Три круга! — прокричала Металла, нахмурив брови и скривив рот. — Я сказала — три круга, пока мои кони отдыхают, и не больше. А потом выметайся!

Зрители сидели затаив дыхание и смотрели на черную колесницу, проезжающую вдоль скамеек амфитеатра. К всадникам карфагенянки подошел один из секретарей Лацертия. Он взывал к ответственному, который мог бы указать на невежливое поведение Металлы и потребовать продолжения тренировок в соответствии с подписанными контрактами. Конюхи Металлы суетились вокруг ее белых коней: утирали соломенными жгутами пот и губкой, смоченной в воде с лимоном, проводили по пенистым мордам.

Черные кони закончили рысью второй круг, пошли дальше галопом, что вызвало восхищенный шум и свист на трибунах. Галоп был великолепен. Кони точно вписались в поворот и, подобно живым стрелам, устремились грудью вперед, навстречу Металле.

Теперь со скамеек неслись уже удивленные восклицания. Тогда Металла приказала рабам, которые смазывали оси колесницы, поднять лезвия. В обычном состоянии их крепили вдоль осей колес. Рабы в недоумении смотрели на возницу. Она грубо закричала на нерасторопных... Послышался металлический звук стальных стержней, поднявших лезвия в боевое положение. Ашаика, мчавшаяся навстречу Металле, ничего этого не видела. Доехав до соперницы, она, с улыбкой на губах, подняла, проезжая мимо, черную руку с розовой ладонью, показала ей три поднятых пальца — три круга — и поехала на четвертый.

Металла дала ей отъехать до поворота, затем натянула поводья и издала крик: лошади резко разом взяли с места. Так их тренировали, готовя к жестоким играм, где ошибка одного животного могла привести к падению всей упряжки и смерти наездника. Еще разгоряченные от тренировок, они настигли черную упряжку за несколько секунд, под бурю аплодисментов и восторженных криков зрителей. Казалось, их бег был быстрее, чем у коней африканки.

Две колесницы мчались рядом по прямой. Колесница Металлы прижимала колесницу соперницы... Ашаика теперь все поняла. Она ясно видела блеск боевых лезвий, которые вращались вместе с колесами. Британка вот-вот вытолкнет ее за арену. Что же, позорно бежать? В противном случае Металла сломает левое колесо ее колесницы, лошадиный бег нарушится, а сама колесница опрокинется.

Люди с криками повскакивали со скамеек. Одни били кулаком по руке, всячески оскорбляя Металлу. Те, что были на ее стороне, напротив, делали непристойный жест пальцем, ввинчивая его в воображаемый анус. Так выражали они свое удовольствие видеть, как противница негритянки поимеет ее тем самым способом, который с незапамятных времен и на всех широтах был самым унизительным — как для женщин, так и для мужчин.

Но Ашаика издала громкий вопль, и лошади рванули галопом еще быстрее. Зрители в амфитеатре завопили еще сильнее, когда она обогнала Металлу на лошадиную голову. Теперь лезвия не доставали до колеса черной колесницы. На следующем вираже черные кони выиграли еще немного.

Полностью поглощенные погоней, соперницы не смотрели друг на друга. Обе упряжки вышли на прямую, Металла щелкнула в воздухе хлыстом над крупами лошадей. Они рванули так же, как только что черные кони после крика карфагенянки. Разящее колесо приближалось. Черные лошади не могли уже бежать быстрее. Металла засмеялась, повернувшись к Ашаике, которая была совсем близко. Лезвия коснулись деревянного колеса колесницы карфагенянки, послышался треск. Обе колесницы приближались уже к входу на арену. У Ашаики оставалось несколько секунд, чтобы успеть вывести колесницу за пределы цирка. И черная упряжка вынеслась на дорогу, как смерч, способный смести все и вся на своем пути.

Металла несколько раз победно щелкнула хлыстом. Объехала галопом арену, в то время как сторонники одной и другой обменивались оскорблениями.

Сулла молча жевал свою веточку калины. Хозяин притонов увлекся спором с другими зрителями, как вдруг неожиданный крик заставил всех повернуть головы. В проходе снова появилась упряжка черных лошадей, галопом возвращающаяся на арену. Карфагенянка сбежала, спасая свою колесницу, но вернулась отомстить своей сопернице.

Проскакала вдоль трибун. Проезжая мимо чучела, в которое Металла во время тренировок всадила дротик, негритянка вытащила его на ходу. Крепко держа его в руке, повернула к белой упряжке. Издалека показала Металле четыре пальца, что означало четвертый круг по арене, и удалилась галопом.

Со скамеек теперь доносился лишь неясный шум. Ставки поднимались... Боевой дротик в руках карфагенянки позволит ей, в случае если противница попытается приблизиться к колесу, держать ее на расстоянии. Иначе стальное острие...

Нахмурив брови, Сулла старался прочесть что-нибудь на лице любовницы усопшего Менезия. Вступит ли она в кровавую стычку для удовлетворения своей гордости и злобы, хотя и время и место не подходили для этого.

Презрительная ухмылка на лице его теперешней рабыни не предвещала ничего хорошего. Стиснув зубами калиновую веточку, Сулла почувствовал все возрастающий гнев. И впрямь эта убийца — настоящее дикое животное, переполненное ненавистью, о чем недавно и говорил владелец лупанариев. Галл хотел было подняться со скамейки, спуститься вниз, подойти к повозке Металлы и приказать ей оставить карфагенянку в покое. Но никто не знал его ни в цирке, ни в этом предместье, да и было слишком поздно. Белые лошади рванулись вперед, колесница по прямой пересекла арену и за несколько секунд настигла карфагенянку. Ашаика, улыбаясь, подняла дротик. Британка летела все ближе и ближе. Острие коснулось ее груди.

Ошарашенные зрелищем, люди на трибунах вновь повскакивали со своих мест. Дротик, казалось, вошел под ребро Металле. Все алчно вытянули шеи — не течет ли кровь. Сулла тоже встал. Металла не уклонялась, все пытаясь достать до колеса черной колесницы. Вынуждала карфагенянку идти до конца и воткнуть в нее дротик, взвалив на нее вину за первую пролитую кровь.

Прекрасно вышколенные черные и белые кони теперь неслись сами вдоль трибун и где надо поворачивали. Соперницы бросали друг на друга вызывающие взгляды. Металла подняла хлыст, ударила карфагенянку поперек груди. Ашаике было нестерпимо больно, но внешне она по-прежнему оставалась невозмутимой. Из бока Металлы закапала кровь. Кровь выступила и на голой груди негритянки.

Бешеная скачка продолжалась. Амфитеатр ревел. Металла вновь подняла свой хлыст. Изловчилась и ударила. Ремень обвился вокруг руки ее соперницы, затянулся намертво. Лошади заходили на поворот, когда она вдруг резко остановила своих белых коней. Четверка аж вся выгнулась, взметая из-под копыт фонтаны песка, а Металла в это время навалилась всей своей тяжестью на тормоз колесницы. Ее отбросило вперед, она едва не упала на дышло. Ашаика, выдернутая из колесницы ремнем, крепко обвившим ее руку, упала на песок бездыханной. А ее пустая упряжка под рев трибун поскакала дальше.

Металла выровняла коней и шагом доехала до центра арены. Помощники лекаря с носилками уже бежали к поверженной.

— Ты видел, а? — спросил сосед у Суллы, стараясь всех перекричать. — И так каждый раз. У нее всегда припасен трюк, другим он не под силу... — Он поднялся, собираясь уйти. — Да, — воскликнул он, — вот это представление! Хитрец Вибий Крисп не ошибся, вытащив Металлу из эргастула[54], где она прозябала со всяким сбродом. Никто не хотел ее брать, она кусала всех клиентов, желавших переспать с ней. Так он мне рассказывал. Крисп приходил к моим девочкам. Умер в прошлом году от болезни. Так вот, он бил ее кнутом каждый день, пока она не смирилась. Она должна была или подчиниться, или сдохнуть... В конце концов смирилась. Крисп знал, что ее захватили на колеснице в Британии, и повел ее в цирк. Она, наверное, кончила, когда при ней колесница с возницей разлетелись в воздухе на мелкие кусочки. Тогда все и решилось. Купил он ей самых дорогих лошадей. Она уже выступала на арене, Когда Менезий вернулся то ли с какой-то войны, то ли из путешествия и увидел, как она дерется... Ну и смеялись над ним, когда узнали, что он заплатил за нее миллион сестерциев. Он знал, что делал. Да и что такое миллион сестерциев для такого человека, как Менеэий? А мы всегда сильны задним умом, да?

— Точно, — согласился Сулла.

Сосед совсем уж собрался уйти и внимательно посмотрел на своего собеседника.

— Позволь мне сказать, что ты мне симпатичен, — заявил он. — Я иду домой перекусить. И приглашаю тебя! Ты не будешь скучать. Я предложу тебе девушку, даже две, если захочешь! — Выправка и сдержанность Суллы, видимо, что-то ему напоминали, так как он добавил: — Скажи мне. Я почти что уверен, ты служил в легионе! У тебя такой вид...

— Да, — сказал Сулла, — у меня такой вид.

— Тем более! Отдадим должное творцам римской славы! Скучно нам не будет. У меня есть все: вино, конечно же девушки, с ними все ясно... Ты мне расскажешь, чем ты занимаешься, зачем приехал в Рим и все остальное...

Сулла тоже поднялся.

— Благодарю тебя, — сказал он. — Я очень тронут твоим приглашением, но у меня здесь дело, и безотлагательное...

— А я думал, ты просто прогуливаешься.

— То есть... — начал Сулла, смущенный тем, что его поймали на противоречии.

— Ладно, дела так дела! — коротко, но доброжелательно отрезал собеседник. — Я не хочу быть любопытным...

— Тем не менее, — ответил Сулла, — я пробуду здесь несколько дней, и, как только смогу, обещаю, что повидаю тебя! Как твое имя?

— Арпокрас! Хозяин Арпокрас. Всякий укажет, где я живу! Большой белый дом с навесом из черепицы, возле бассейна, под акведуком...

— Обещаю, — сказал Сулла. — Vale!

— Vale! — ответил другой, улыбаясь, и приветственно поднял руку. — Удачи тебе с Металлой, — бросил он, прежде чем стал спускаться по ступенькам.