"Дикари" - читать интересную книгу автора (Мож Роже)

Глава 28 Человек из сполетария

Когда Металла проснулась в отведенных ей подземных покоях, где провела ночь, то подумала, что над ней, на камнях и песке, отделяющих ее от арены и трибун, заполненных толпой, беснующейся от яростного и жестокого удовольствия, Сулла сейчас отвоевывает себе жизнь у хищников. Она не пыталась его увидеть, так как по собственному опыту знала, что тому, кто должен готовиться к бою и смерти, лучше остаться наедине с самим собой.

Она вышла в амфитеатр до зари, прогнала по арене галопом свою упряжку и встретила там упряжку карфагенянки, которую вели служители арены, — сама Ашаика не показывалась. А потом, когда стали готовить арену к играм, убирая конские лепешки, очищая, разравнивая и поливая песок, она спустилась в свои покои, чтобы принять сеанс массажа и поспать.

Через неделю, день в день, она, как и Сулла в этот момент, встретится лицом к лицу со смертью, то есть с этой темнокожей женщиной, которая на протяжении нескольких лет убивала всех своих противников в Африке, пока она сама выбивала своих противников из колесниц в Риме. Но она знала, что убьет карфагенянку, — ей нужно было жить, ради Алии. Ненависть, которую она испытывала до сих пор, опьянение при виде того, как в глазах ее врагов уже мелькает смерть, вооружили ее руку. Но на этот раз она будет убивать ради любви. А когда подвалы цирка поглотят разбитое тело карфагенянки, она объявит о том, что больше не будет выступать. На следующий же день она продаст школу «Желтые в зеленую полоску», купит в Остии трирему и сто двадцать гребцов, возьмет с собой на борт тридцать своих лучших гладиаторов, чтобы защититься от пиратов, и покинет Рим вместе с Алией. Молодая женщина мечтала вернуться к себе в Иудею, найти кого-нибудь из родственников, если им посчастливилось остаться в живых, выкупить тех, кто находится в рабстве. Она не могла проиграть сражение — ставка на победу была слишком велика.

Потом Металла вернулась к реальности. Некоторые из ее слуг, выполняя приказ, который она отдала утром, перед тем как уйти с арены, приходили к ней друг за другом и рассказывали о том, что происходит наверху и как Сулла и его фаланга из бандитов, несмотря на многочисленные ранения, на глазах у публики дает отпор диким зверям. Эта публика, считая трупы хищников, безжизненно распростертых на песке, теперь безоговорочно приняла сторону галла. Тысячи больших пальцев должны были с минуты на минуту подняться, чтобы просить милости для бойцов, и если она хочет увидеть, как он победителем покинет амфитеатр, то ей нужно без промедления подняться наверх.

Металла вышла в подземный коридор. Когда она проходила около одной из аэрационных отдушин, до ее ушей донесся гул переполненного цирка. Так она дошла до лестницы, которая вела на трибуну, отведенную для владельцев школ гладиаторов и возничих, которая располагалась прямо напротив императорской ложи.

Когда она вошла, все головы повернулись к той, которая была любовницей патриция Менезия и которая захотела увидеть собственными глазами, как этот галл, странным образом приехавший из своей провинции, высекший ее перед тем, как освободить, притом что никто не понял, зачем он сделал и то и другое, — как этот самый галл сражается с хищниками, осужденный на наказание, которое применялось только к преступникам.

Металла тут же увидела свою противницу-карфагенянку, сидевшую рядом с Лацертием, и профиль патриция, отмеченный досадой от вида кладбища хищников, посреди которого действовали охотники, руководимые Суллой, и от вида самого Суллы, ускользавшего от судьбы, тщательно подготовленной для него врагами.

Галл и еще пятеро мужчин, все в разорванной окровавленной одежде, но твердо державшиеся на ногах, владели ситуацией на арене. Они заставляли оставшихся в живых зверей, теперь уже укрощенных и ошалевших от запаха крови, отступать перед натиском людей. Теперь они собирали тела своих погибших товарищей в одном месте, чтобы звери не смогли добраться до них.

Когда это было сделано, Сулла остановился. Он держал в руке рогатину, которой разворотил брюхо не одному хищнику.

Зрители на трибунах чувствовали, что он сейчас поднимет ее высоко в руке, медленно сделает круг, чтобы его все видели, и адресует всему амфитеатру жест, которым будет просить народ решить его судьбу. В ответ тысячи больших пальцев поднимутся к небу, чтобы попросить у Цезаря именем богов утвердить решение народа.

Металла уже предвкушала триумф спасенного Суллы и мстительно наблюдала за Лацертием, наслаждаясь тем, как он переживает свое поражение. Но внезапно маска гнева на лице патриция сменилась удивлением.

Платформа подъемника снова появилась на уровне арены. Но клетка, которой должны были воспользоваться победители зверей, чтобы покинуть арену и спуститься в подземелье цирка, не была пустой. Бестиарии в леопардовых шкурах удерживались сверху, а внутри бесновались шесть азиатских тигров, шесть огромных голодных кошек, отобранные с большим старанием, так как их появление должно было стать ключевым моментом всего этого представления, которое давалось по случаю открытия Колизея.

Амфитеатр замер от изумления. Потом толпа народа взревела, и рев стал перекатываться от одних скамеек к другим; в этом бурном шуме смешалась ярость тех, кто хотел отметить храбрость галла и его товарищей, с крайним возбуждением других, которые никогда не могли насытиться видом крови и страданий, возбуждаясь все больше от мысли, что их ожидает еще более ужасный спектакль.

Победители львов, измученные сражением, должны были встретиться с более крупными и более ловкими животными. Запах крови, шедший от выживших героев, и запах смерти, идущий от изуродованных тел, валявшихся на песке, уже начал пьянить шестерых азиатских чудищ.

Металла страшно побледнела. Радость заставила Лацертия вскочить, он начал кричать и хлопать в ладоши. Карфагенянка Ашаика застыла в ужасе. Было ясно, что Сулла погиб.

С окаменевшим лицом Металла шла по большой подземной галерее, которая привела ее к входу в бестиарий. Она остановилась на пороге конторы Мезия.

Управляющий бестиарием стоял за своей конторкой, на которой он сверял счета и составлял доклады для администрации амфитеатра.

— Мезий! — холодным тоном бросила возница. — Ты это сделал! Тигры должны были появиться только в конце игр, ты должен был их выставить против слонов! Ты убил Суллу! Ты, Мезий, который называл себя моим другом и другом Менезия...

Управляющий жестом утихомирил гнев возницы:

— Ты хорошо знаешь, что это не так. Приказ поднимать тигров пришел в последний момент из императорской ложи...

Металла молча прислонилась спиной к стене.

— Цезарь Тит... — прошептала она. — И он еще хочет, чтобы его называли Справедливым!

Мезий покачал головой:

— Да нет, это не он, а, как обычно, кто-то другой, кто передал приказ через дворецкого императорского дома, в то время когда Цезарь был занят другими делами со своими секретарями.

— Кто же?

— Кто злой дух Цезаря? Если не всему Городу, то по крайней мере Форуму известно его имя, которое никто не осмеливается произносить. Он и его друзья всегда тут как тут, они плетут интриги, лгут, а Цезарь ничего не видит, не слышит и, следовательно, все позволяет...

Металла вышла из конторы Мезия. Больше никто ничего не мог сделать для Суллы, можно было только подойти к гидравлической машине, поднимавшей платформу, и дождаться, пока его останки спустят с арены, а потом помочь при погребальном обряде.

Металла присоединилась к ожидавшим: это были служащие сполетария с носилками, на которых они унесут умирающих; стражники в леопардовых шкурах, которые помогут переложить тела на носилки; главный хирург всех арен Антилий Страбон и его многочисленные помощники, которые должны будут сказать, кого необходимо прикончить, а кого еще можно выходить; прислужники подземелья с ведрами воды, готовые сразу смывать кровь в клетке, спустившейся с арены. Металла увидела и самодовольного пятидесятилетнего человека, с аккуратно причесанными волосами, в тоге из тонкой ткани, со знаками отличия императорского дома, старавшегося принять величественный вид.

Наверху толпа ревела от восторга, и этот рев был слышен тем, кто пришел на свидание со смертью.

Раздался скрип работающего механизма. Клетка начала медленный спуск. Металла и все остальные замерли. Сначала они увидели падающие капли крови, а когда пол оказался на уровне их глаз — тела шестерых мужчин, с которыми расправились тигры, и труп охранника в леопардовой шкуре, получившего смертельное ранение, в то время когда он пытался собрать мертвых и умирающих. Платформа остановилась. Прислужники с шумом открыли одну из дверей клетки. При полном молчании туда вошел Антилий Страбон и склонился над Суллой.

Все видели, как он приложил ухо к его окровавленной груди, растерзанной вместе с кожаной туникой, которую галл надел для сражения. Выпрямившись, хирург сделал знак своим помощникам. Те быстро приблизились и, подняв безжизненное тело галла, переложили его на одни из носилок, принадлежавших сполетарию.

Все, не произнося ни слова, следили за хирургом, который старался нащупать пульс. Потом, отбросив клочья разодранной кожаной одежды, он осмотрел раны одну за другой.

Человек со знаками отличия императорского дома захотел подойти поближе, но Металла следила за ним.

— Эй, ты, назад! — бросила она, преграждая ему дорогу.

Стоя против него, она вытянула руку и уперлась ею в грудь чиновника, отталкивая его. Он покраснел от гнева.

— Ты полагаешь, что можешь себе все позволить, — закричал он, — с тех пор как ты больше не рабыня?

— Здесь и сейчас — да! — отрезала возница. — Поднимись туда, откуда ты пришел, иначе я прикажу одному из моих людей прямо тут задушить тебя! Я не буду этого делать своими руками, чтобы не испачкать их!

— Я выполняю приказы Цезаря! — заорал он во весь голос. — Ты погибнешь за оскорбление величия правителя!

Рука Металлы снова толкнула его, заставив отступить на шаг назад.

Он посмотрел на стоявших вокруг стражников бестиария, хирургов, гладиаторов, подошедших из галереи, слуг из сполетария. Никто не смотрел на него, представителя той власти, которая сидела совсем близко, наверху, в императорской ложе. Он понял, что он чужой для этих людей, принадлежавших другому миру — миру смерти и цирка, и он почувствовал себя беспомощным, несмотря на свой гнев и свою чиновничью тогу.

Закончив осмотр Суллы, лежавшего на носилках, Антилий обратился к Металле:

— Мы ничего не сможем сделать. Он еще жив и проживет, быть может, несколько часов, но у него настолько перебиты кости и так мало крови осталось в теле, что он умрет во время операции. Но если вдруг мы его спасем и он выкарабкается, то у него не будет сил для того, чтобы в течение многих дней бороться с загноением ран, а кости не будут срастаться. Поэтому лучше оставить его в покое, — заключил он.

— В сполетарий! — приказал голос императорского чиновника. — Пусть осужденного отнесут в сполетарий и там покончат с ним!

Металла подошла к нему, плюнула в лицо, а потом ударила его по щеке со всей силы, на которую была способна. От ее удара человек в тоге упал навзничь.

Он с трудом поднялся, захлебываясь кровью, которая лилась из его разорванной губы. Никто и не пошевелился, чтобы помочь ему.

— Ты умрешь на кресте! — завопил он, заикаясь от гнева. — Сегодня же!

— Недоумок! — бросила Металла. — И ты думаешь, что народ Рима согласится, чтобы я умерла до того, как побью карфагенянку? Ты просто не знаешь законов цирка!

— Цезарь решит свою судьбу! — возразил он, очищая свою тогу от грязи дрожащими от ярости руками.

— Цезарь! — воскликнула Металла. — Ты думаешь, что нам неизвестно, что это не Цезарь отдал приказ поднимать тигров на арену? Приказ, который ты недавно принес?

Она опять подошла к нему, он попятился, тогда она схватила его за тогу, прямо под подбородком.

— Так ты думаешь, что мы не знаем, кто отдал этот приказ? — Кулак Металлы, приподнимая подбородок мужчины, давил на горло так, что у него перехватило дыхание. — Слушай меня, человек без имени и без чести. Если Сулла умрет в сполетарии... У меня есть шестьсот гладиаторов, которые мне подчиняются, они здесь, в Колизее, и они обречены погибнуть, я отдам им приказ убить тебя за твою подлость по отношению к тем, кто бился за свою жизнь... Иди и скажи это тому, кто только что тебя послал, и скажи громким голосом, так, чтобы Цезарь тебя услышал и спросил, в чем дело, спросил у тебя и у тех, кто тебя окружает... Решишься на это? Осмелишься? — повторила она, отклоняя его голову назад. — Ты не решишься, так как вы хотите и дальше продолжать лгать Цезарю!

Тут она отпустила его и повернулась к нему спиной.

Умирающего Суллу несли к сполетарию. Он находился сразу за бестиарием, в самом конце длинного подземного коридора, который больше никуда не вел, так как здесь смертью завершался цикл, начинавшийся в залитом солнечным светом амфитеатре, при сливающихся в триумфальную мелодию звуках блестящих труб, тамбуринов и гидравлического органа, которым приветствовали выход гладиаторов.

Перед входом в помещение, где приканчивали тех, кого отказывались оперировать хирурги, так же как и тех, у кого опущенные большие пальцы народа Рима и его императора отнимали право на жизнь, Металла, которая шла рядом с носилками, услышала громкий голос, доносившийся из-за двери:

— Церул! Не хватает льда! Разве я не напомнил тебе вчера о том, чтобы ты попросил побольше у управляющего? Что нам теперь делать? Тела на такой жаре за ночь испортятся. Ты что, хочешь, чтобы мы здесь все умерли, вдыхая миазмы гниения? Иди-ка на кухню и попроси, чтобы нам уступили немного льда!

Этот голос... Металла остановилась, удивленная, пропуская прислужников с носилками. Этот густой и особенный голос, который звучал как дорогой инструмент, предназначенный для выражения всего богатства и глубины человеческой души, эмоций, — где она уже его слышала? Пока возница пыталась вспомнить, у нее появилось ощущение, что встреча с обладателем этого голоса станет для нее важным событием в жизни... Суллу внесли в просторный зал со сводчатым потолком, в центре которого стояли несколько столов из камня, предназначенных для умирающих. Металла вошла самой последней. Статный человек, спокойное лицо которого вызывало изумление у тех, кто оказывался в этом месте страданий, стоял возле самого большого из столов. Взгляд его голубых глаз выразил изумление при виде знаменитой возницы Рима, которую он видел только издалека, на арене, когда она вела свои бои.

— Какая честь! — воскликнул он, улыбаясь. — Металла спустилась в ад! Зачем ты пришла к нам, тем, которые надеялись тебя никогда здесь не видеть...

И он внезапно осекся. Металла молча стояла перед ним, ее лицо выражало сильнейшее волнение. Серторий! Это был голос, который она слышала в подземелье, стоя среди христиан, той ночью, когда она тайком пришла посмотреть собственными глазами на то, как ведет себя Алия среди своих, чтобы услышать, что им говорили их священники, это был голос, выходивший из-под накидки, закрывавшей лицо того человека, который проповедовал той ночью, это был голос Сертория! Серторий из сполетария, приканчивающий умирающих в полутемных подвалах цирка, был также и тем проповедником, объяснявшим по субботам, что любовь Христа спасет мир от страданий...

— Что с тобой, Металла? — спросил он.

Он бросил взгляд на тело, лежавшее на носилках, и, казалось, понял, что возница держалась так странно потому, что переживала за этого умирающего, несомненно одного из ее гладиаторов, к которому она была привязана больше, чем к другим.

— Ave, Серторий! — наконец произнесла Металла неуверенным голосом. — Прости за то, что была невежлива. Я знала только твое имя. Или, по крайней мере, я думала, что знаю его... Я пришла и принесла тебе Суллу, которого разорвали тигры.

— Галла Суллу! — воскликнул он, быстро подходя к носилкам. — Это он? Еще жив?

Он вынул из кармана своей туники маленькое зеркальце из отполированного серебра и поместил перед окровавленным ртом умирающего. Как и все в Риме, Серторий знал, что этот галл получил наследство патриция Менезия, за что и попал в лапы к хищникам. Он наклонился, чтобы посмотреть, запотело ли зеркало.

— Серторий, прошу тебя, — сказала Металла, когда он поднял к ней голову. — Нужно, чтобы он остался жить!

Хозяин сполетария, все еще в недоумении, внимательно смотрел в лицо возницы.

— Даже и не думай об этом... Я здесь не для того, чтобы оставлять в живых. Я могу только помочь умереть.

— Но не этому, Серторий!

— Металла, — сказал он, смущаясь. — Зачем ты пришла? Он тебя освободил — поэтому?

— Да.

Он покачал головой.

— Я понимаю, что ты испытываешь... Хотя говорят, что ты не умеешь сочувствовать людям, — добавил он.

— Меня плохо знают, да и сама я плохо себя знаю. Пожалуйста! Долгие годы ты был хирургом, я слышала. Ты сможешь сделать ему операцию. Мой хирург будет тебе помогать. Он один из лучших врачей в Городе. Вы оба сможете...

Человек из сполетария посмотрел на своих помощников, стоявших рядом. Те сразу отошли, давая понять Металле, что между ними существует взаимопонимание. Они тоже, несомненно, были христианами.

И тот спросил:

— Народ Рима поднял большой палец в его защиту?

— Да, только было слишком поздно...

Сертий покачал головой:

— Даже учитывая то, что они проявили милость, я не имею права заниматься этим, ты же хорошо знаешь... И в этом случае они будут рисковать, так же как и я, — добавил он, бросив взгляд на своих помощников.

— Ты не имеешь на это права, но это твой долг!

— Как это? — удивился он.

— Как это? — Она на секунду остановилась, чтобы произнести свои слова так же, как произносил их тот, кто проповедовал в карьере той ночью, когда она туда пришла: — Потому что Тот, кто является источником всякой жизни, считает жизнь каждого из существ, которые он создал, единственной и драгоценной...

Эти слова вошли в ее сердце через брешь, пробитую любовью, которую она почувствовала к Алии, они объяснили ей, почему души Алии и ее самой были неповторимы. И для возницы, пресыщенной зрелищами смерти, наступил тот момент, когда слова эти глубоко ее потрясли.

Потрясенный Серторий слушал Металлу, она продолжала:

— И если со мной случилось так, что я однажды ночью пришла послушать, как ты произносишь эти слова, то ты не должен удивляться сегодня тому, что я прошу тебя спасти жизнь человека, лежащего перед тобой, павшего жертвой несправедливости... Разве это не знак того, что Он существует и следит за нами, о чем ты и говорил? Не эти ли самые слова были произнесены тобой, Серторий, и разве я не права, что начала верить в них, — да, я, Металла?

— Господи Боже мой, — прошептал Серторий, увидев, как по лицу возницы бегут слезы. — Твое слово распространяется по миру, как море во время прилива, и однажды оно сокрушит стены этой империи зла... — И слезы радости появились на лице человека, который тайно, именем Господа, крестил умирающих гладиаторов перед тем, как прикончить их именем Цезаря.