Можаев БорисШишиги

Борис Можаев

ШИШИГИ

Как-то в лугах, на рыбалке, сидя возле реки, я заметил, что мой приятель шкипер Федот опасливо отодвигается от берега.

- Ты чего это, Федот Иваныч? - спросил я.

- Боязно, - ответил он, поеживаясь. - Стемнелось. Время смурное - самый разгул для шишиг.

- Каких шишиг?

- Известно каких... Этих самых, что нечистой силой зовутся.

- А ты их видел?

- А то как же? Все они криворожие, есть которые с горбом, а есть и брюхатые. А руки у всех маленькие да холодные. Ты к реке нагнешься, а шишига оттуда хвать тебя за ворот - и в воду. Тут места глубокие... Омут! Улькнешь - и поминай как звали.

- Так не нагибайся над водой.

- Они подталкивают, чудак-человек. Ты сидишь вроде сам по себе, а шишиги в уши тебе юзжат: де, мол, сидишь, а рыбка-то, вон она, к берегу подошла, в руки просится. Тебе сдуру-то и в самом деле рыба померещится. Попробуй, схвати ее! Там, на дне, будешь...

- Ишь ты! А я и не знал, что у воды сидеть опасно.

- Они не только у воды балуют... И в лесу встречаются, и в пустом пространстве, и в людном. Так закрутят, заюзжат, в такую глушь заведут, что и не выберешься. И с дороги они сбивают. Вот летом увидишь столб пыльный на дороге, сходи на обочину. Это шишига свадьбу играет. Не сойдешь - глаза и уши запорошит. А то и лошадь зачумляют. Тоже с пути сбивают. Зимой в метель они особенно лютуют - задергают, закружат, и человек чумеет: прет напропалую, себе на погибель. Ему и колокол чудится. Идет на глухие удары. А не догадывается - это ж погребальный звон по его душу.

- Старо! Кто теперь ездит на лошадях? Да еще в метель пешком шляется в чистом поле?

- А это не имеет значения. И в городе у вас шишиги одолевают.

- Где, где?

- Да хоть в метро. Бывал я не раз, чуял. Намаешься день-деньской по всяким конторам или по магазинам, захочешь домой, на квартеру то есть, идешь в метро. И понесет тебя вниз по лестнице прямо в человечью икру из одних голов. Батюшки мои! Подхватит тебя неведомая сила, тискает, засасывает - ажно дух перехватывает. И от страха душа захолонет, и тебе будто явственно кто-то нашептывает: "Ну что, домой торопишься? В теплую постельку? А я тебя в преисподнюю. Пойдешь у меня как миленький. И не пикнешь. Тю-тю!" Это они, шишиги, нашептывают.

- Глупости, Федот Иваныч! Это боязнь тесноты. Вырос ты на просторе, вот тебе и кажется метро преисподней.

- Опять двадцать пять! Я ж те говорю - шишиги вездесущи. Ты бывал, к примеру, у нас на колхозном собрании? Слушал, как распекают за прогул?

- Кто распекает, шишиги?

- Распекает правление. А шишиги только подзуживают да еще страх нагоняют. Понял?

- Во-он ты про что! - я только головой покачал.

А Федот закурил сигаретку "Прима", помолчал для важности и наконец изрек:

- Первое средство против них - стоп! Одумайся да перекрестись. Потом оглянись вокруг себя да выругайся.

- Помогает?

- А как же! Главное дело - страх проходит. А ежели в душе страха нет, то шишига к тебе не подступит.

- Откуда ж они берутся, шишиги-то?

- Как откуда? Из исторического прошлого, как теперь в книгах пишут. Федот подумал и сказал: - А еще от нашей дурости, от страха то есть. Они ведь компанейство любят, шишиги-то. Вот, к примеру, я тут сижу, разговариваю, и чем-то не понравился разговор мой одной какой-нибудь залетной шишиге. Она сейчас же дает сигнал по своему бабьему телефону: де, мол, отыскался фулюган-неверующий, который нас, честных, порядочных шишиг поносит. В омут его! Ну, те и слетаются отовсюду. Шишиги далеко слышат по своему бабьему телефону. Ежели, к примеру, залетела какая-нибудь шишига за лесной кордон, обратно прилететь на шабаш не успевает, дак и та им весточку дает: топите его, отпетого и недозрелого.

Я невольно усмехнулся:

- Что за нужда у них такая?

- Дак они, шишиги-то, живут по собачьему закону: все на одного бросаются, на кого укажут. А ежели кто из них не может одурачивать или не хочет, так все равно сигнал подает: я с вами заодно.

- Для чего ж они это делают?

- Как для чего? Приказ выполняют самого сатаны, единогласие держат. Ежели они не будут людей теребить да чертить, никто и не вспомнит про нечистую силу. Она и отомрет, как бы сама по себе. А кому же хочется помирать? Хоть она и нечистая сила, а ведь туда же лезет, за жизнь цепляется.

Давно уж нет тех лугов, где мы рыбачили с Федотом, - их распахали и засеяли кукурузой, и старый приятель мой помер, а забавная история про нечистую силу, рассказанная им, нет-нет да и вспомянется на ночь глядя.

И тогда слышится мне голос доброго старого шкипера: первым делом одумайся... Оглянись вокруг себя, окстись, да выругайся как следует, чтобы страх прошел. А ежели в душе страха нет, то шишиги к тебе не подступят.

1970