"Темная сторона медали" - читать интересную книгу автора (Мусаниф Сергей)

Часть первая ИГРА НАСЛЕДНИКА

Семь лет до начала осады

ГЛАВА 1

Это было просто восхитительно.

По крайней мере, это было восхитительно первые пятнадцать минут. А может быть, и все двадцать. Не знаю, как все, но я в такие моменты на часы не смотрю. В любом случае это было восхитительно ровно до тех пор, пока не раздался стук в дверь.

Стук был властный и настойчивый. Это был стук человека, уверенного в себе. И еще уверенного в том, что он попал именно туда, куда собирался. К вышеизложенному я бы добавил, что это был стук человека нетерпеливого. И может быть, даже несколько разозленного. А что самое обидное — стук не смолкал.

— Опа, — сказал я.

Горничные так не стучат. Они осторожно скребутся в дверь. Горничные не работают по ночам.

— Это мой муж, — сказала Светлана.

Это уж наверняка, подумал я. Шампанского в номер мы не заказывали, так что это и не официант. И вряд ли это ночной портье пришел спросить, все ли нас устраивает и не желаем ли мы чего-нибудь еще. В такое время суток подобные визиты просто бестактны. Особенно если пара снимает номер на ночь.

— Откуда бы тут взяться твоему мужу? — поинтересовался я.

— У него везде свои люди, — сказала она. — Он же префект этого района, ты забыл? И криминальный авторитет к тому же.

— Что будем делать?

— Может, прыгнуть в окно? — предположила она.

— Пятый этаж.

— Спрятаться в шкаф?

— Это банально. Туда он посмотрит в первую очередь.

— Под кровать?

— Туда — во вторую.

— Что же делать? — спросила она.

— Не знаю, — честно сказал я.

— Ты мужчина. Придумай что-нибудь.

— Как-то в голову ничего не приходит.

— Он тебя убьет, — сказала она. Можно подумать, такие заявления способствуют ускорению мыслительного процесса.

— Только меня?

— Ага. Меня он слишком любит. Кроме того, он мой муж и государственный чиновник. Плохая пресса ему не нужна.

— Если он твой муж, — парировал я, — так ты что-нибудь и придумывай.

За дверью послышались новые шаги. Чей-то голос угодливо осведомился, чего соизволит уважаемый товарищ. Уважаемый товарищ соизволил, чтобы ему открыли дверь. Голос пообещал, что скоро вернется, и отчалил за ключом. Не думаю, что он будет торопиться.

Если репутация отеля будет замарана убийством, парню может влететь от руководства.

— Знаешь, — сказал я, — у меня возникла одна очень интересная мысль.

— Лучше одевайся!

— Я и так одеваюсь, — заметил я, натягивая штаны. — Но все-таки… Мы пробыли в отеле не больше получаса. Отсюда сорок минут езды до префектуры и больше часа до твоего дома. Даже если твоему мужу стукнули о нашем присутствии, едва мы забрали ключи у стойки, что вполне возможно, то это все равно не объясняет, каким образом он умудрился отреагировать столь оперативно.

— Он ездит с мигалкой, — сказала она. — И вообще, я не знаю. Лучше застегни мне вот это.

— А я знаю, — сказал я, застегивая «вот это». — Твой уважаемый супруг тоже был в этом отеле или в гостинице неподалеку, и занимался он тем же, что и ты. То есть изменял своей второй половине. В данном случае — тебе.

— Ты так думаешь?

— Факт, — сказал я. — Может, попробуешь его на этом подловить?

— Он нас застукал, — ответила она. — Он нас, а не мы его.

— И все равно, — сказал я. — К тому же он нас еще не застукал.

Кстати, о стуке.

Удары в дверь, па время затихшие, возобновились с новой силой.

Я выглянул в окно. Этаж все еще был пятый, но, похоже, что других вариантов просто нет. Рядом с окном проходила водосточная труба. На вид она была довольно прочной, но испытывать эту самую прочность мне не хотелось. Падение с пятого этажа не вписывалось в мои жизненные планы на ближайшие пятьсот лет.

Однако, возвращаясь к этому моменту в своих воспоминаниях, я склонен частично согласиться с графом. Иногда выбора у нас просто нет.

Я надел воображаемую шляпу и встал па подоконник.

— Мадам, — сказал я, — это были прекраснейшие полчаса в моей жизни. Жаль, конечно, что нас так грубо прервали, но ничего не поделаешь. В любви — как на войне, и теперь мне пора отступать.

Я ухватился за водосточную трубу и перенес на нее часть своего веса. Вроде пока держит.

— Я не говорю вам «прощайте», мадам, — произнес я. — До свидания. Передавайте привет своему рогоносцу и позвоните мне, когда он отвалит куда-нибудь подальше.

Мадам ойкнула, когда я обхватил трубу обеими руками и стал спускаться. На ощупь труба была холодной. Хорошая труба, повторял я про себя, словно мантру. Прочная, хорошая труба. Не подведи меня, осталось совсем чуть-чуть. Прочная труба, хорошая труба, я так на тебя надеюсь…

Но труба моих надежд не оправдала. Сволочные они твари, эти водосточные трубы. С виду обещают безопасный выход из щекотливого положения, а на самом деле… На уровне второго этажа труба не выдержала моих домогательств, и от стены отвалился целый ее пролет. С ним в обнимку мы и полетели навстречу земле.

Если бы только это была земля! Мягкая после недавнего дождика, укрытая ковром каких-нибудь неколючих цветов, смягчающих падение…

Асфальт больно ударил по моему копчику, а остатки ирригационного сооружения ушибли левую ногу. Но если рассуждать в общем и целом, то я был невредим.

Я поднялся на ноги, и кто-то сразу же довольно бесцеремонно схватил меня за плечо. Так хватают людей за плечо только представители весьма ограниченного круга профессий.

— И что это ты тут делаешь? — Был вопрос.

Я оглянулся и выдохнул от облегчения. Это был не образцовый страж порядка, совершающий обход подконтрольной ему территории, и не громила, состоящий на службе у мужа моей сегодняшней подружки, а простой гостиничный секьюрити, вышедший покурить на свежий воздух.

— Ммм, — глубокомысленно сказал я.

— Что ты тут делаешь? — Очевидно, данного мною ответа ему было недостаточно.

— Падаю, — честно сказал я и двинул охранника в челюсть. Фонарей рядом не было, да и мне вряд ли скоро доведется побывать в этом районе, так что я не слишком рисковал, что впоследствии он сможет меня опознать. Москва — город большой.

Секьюрити выпустил мое плечо и повалился на асфальт. Парня сейчас интересовали явно более важные проблемы, чем причина моего местонахождения под данными окнами. А я сделал ноги.

Неудовлетворенное либидо требовало продолжения банкета, но время было позднее, и позвонить кому-нибудь из моих постоянных подружек было бы неудобно, бестактно и, что самое печальное, бесполезно. Поэтому я взял такси, благо в Москве не проблема найти тачку ночью, и отправился в одно из моих любимейших увеселительных заведений, работающих круглые сутки.

В казино.

Персонал казино меня любит. Потому что я даю хорошие чаевые, когда выигрываю, и являюсь для ребят одной из прямых статей дохода. А владелец казино — терпеть не может. Потому что выигрываю я постоянно и являюсь для него одной из статей прямых убытков.

Не знаю, почему, но так уж повелось, что я с самого рождения никогда не проигрываю в азартных играх, даже когда играю с записными шулерами, и, что самое интересное, без всяческих усилий с моей стороны.

Когда я выиграл вторую тысячу долларов, к столу с рулеткой подошел шеф охраны и сообщил, что ему, конечно, все равно и это не его собачье дело, разумеется, однако, на его взгляд, мне уже пора. И директор заведения с его точкой зрения абсолютно согласен.

Конечно, это было их субъективное мнение, с которым я мог бы и не соглашаться, но я посмотрел на часы, увидел, что полночь миновала пару часов назад, вежливо согласился с высказанным предположением, обменял в кассе фишки на бабки и отправился домой. По дороге я заскочил в круглосуточный супермаркет, затарился горючим, которое должно было если не полностью, то хотя бы частично компенсировать полученный моральный ущерб.

Поганое это дело — пить в одиночку. Поганее может быть только поиск компании для распития спиртных напитков в половине четвертого утра. Максимум, на кого вы можете рассчитывать, это пара бомжей, И то при условии, что вам удастся выманить их из подвала.

Я выпил немного. Где-то около пол-литра водки, смешанной с кока-колой. Если бы я знал, что случится утром, нажрался бы вдрабадан.

А потом было утро.

Похмельем я не маялся, однако ощущал вполне обычную с утра невменяемость, которая, как правило, пропадает при второй чашке кофе и третьей сигарете. Именно на эту невменяемость я возлагаю ответственность за то, что трижды прошел мимо обеденного стола, на котором лежала новая цацка.

Задним умом, которым мы все крепки, я понимал, что цацка лежала там с самого утра. Возможно, она появилась даже до того, как я проснулся. Но заметил я ее, только когда потянулся за часами, чтобы выяснить, который сейчас час и не опоздаю ли я на тренировку.

Цацка лежала точно в центре стола между швейцарскими часами «радо» и солнечными очками «рей-бан». И это было удивительно, потому что я эту цацку домой не приносил. И вообще видел ее в первый раз.

Это было нечто между браслетом и напульсником. На мой взгляд человека, чурающегося нательных украшений, он был слишком массивным, но удивительно для своей массивности легким. Титановый, наверное, подумал я тогда. Длиной он был как раз с мое запястье, шириной около пяти сантиметров. Выполненный из какого-то тусклого металла, он был весь покрыт то ли каббалистическими знаками, то ли тайными рунами, то ли откровенной фигней.

Пробы, равно как и клейма производителя, на ювелирном изделии не обнаружилось.

— Любопытно, — сказал я, снимая трубку телефона, — Охрана?

— Да, Константин Георгиевич.

— С моей квартирой все нормально?

— В смысле?

— В прямом. Никто не вламывался?

— Мониторы слежения ничего не зафиксировали. А что, у вас что-то пропало?

— Нет, — сказал я, — Извините за беспокойство.

— Ничего страшного, Константин Георгиевич. Никакого беспокойства.

Зато я беспокойство ощущал. Конечно, у меня ничего не пропало, а, наоборот, кое-что непонятное появилось, и этот факт говорил только об одном — в квартире кто-то был. А если этот кто-то сумел приникнуть в мою квартиру, расположенную в элитном и тщательно охраняемом жилом комплексе, и не оставил никаких следов на камерах наблюдения, это значит…

Я не успел придумать, что это значит. Потому что как раз на середине этой мысли в дверь позвонили. В полной уверенности, что это кто-то из соседей, я открыл, не спрашивая.

На пороге стоял незнакомый мужчина. Он был одет в очень дорогой черный костюм, лакированные туфли, темные очки и шляпу. На вид ему было около сорока. И даже в том, как он стоял, чувствовалось что-то аристократическое и властное.

— Здрасте, — сказал я.

— Добрый день, — сказал он. — С вашего позволения я пройду.

И он прошел. Причем так быстро и элегантно, что я даже не понял, как он это сделал. В какой-то момент он стоял на пороге и вдруг проскользнул мимо меня, словно ветерок, и оказался в квартире.

Я запер за ним дверь и догнал его уже в гостиной. Он стоял у двери и внимательно осматривал комнату. Потом его взгляд остановился. Проследив направление, я убедился, что глаза гостя прикованы к цацке. С одной стороны, это было логично. Новая цацка, новый знакомый, и они связаны. С другой стороны, это был полный абсурд.

— Ваша? — спросил я.

— Нет, — сказал он, четко поняв, о чем идет речь. — Ваша.

— Ага, — сказал я. — Понятно. Не ваша. Наоборот, моя. Кофе хотите?

— Хочу, — сказал он.

— Тогда пошли на кухню.

Кофеварка была горячая, так что я быстро палил нам по чашке, после чего мы сели за стол. Сидел он тоже весьма аристократично.

— Сигарету? — предложил я.

— Спасибо, я не курю.

— Очень за вас рад, — сказал я. — Курение убивает.

— Множество вещей убивают, — сказал он.

— Это факт, — сказал я. — Может, познакомимся? Меня Константином зовут.

— Нет, — сказал он и покачал головой.

— Не хотите знакомиться? — спросил я.

— Хочу, — сказал он. — Очень хочу. Вы даже не представляете себе как. Только вас зовут не Константином.

— Весьма любопытное заявление, — сказал я. — Показать вам мой паспорт?

— Паспорт — это такая бумага?

— Да.

— Что какой-то кусок бумаги может знать об истинном положении вещей?

— Звучит вполне логично, — сказал я. — Но мои родители с самого детства звали меня Константином.

— Они лгали, — сказал он.

Кухонный стол имеет в ширину меньше метра. Мы сидели по разные его стороны, и ничто не мешало мне попытаться врезать парню в челюсть, даже не вставая со своего стула.

Он увернулся, причем настолько легко, что мне стало несколько не по себе. Если парень может отклониться от моего первого неожиданного удара, да еще так ловко, что и капля кофе не пролилась из его чашки, понятно, что бить его во второй раз не стоит и пробовать. Я ему явно не конкурент.

— Неплохо, — сказал я.

Он молча кивнул.

— Тогда, для разнообразия, может быть, вы представитесь, — предложил я, — И заодно объясните, зачем ко мне пришли и чего от меня хотите.

— Мое имя не имеет значения, — сказал он. — Но для удобства обращения вы можете называть меня графом.

— Это кличка или реальный титул?

— Титул, — сказал он.

— А фамилия к нему не прилагается?

— Я уже говорил, что это не имеет значения, — сказал он. — Имеет значение тот факт, что я был близким другом и соратником вашего отца.

— Я вас не помню, — сказал я. — У отца было много друзей и соратников, но дворян среди них точно не было.

— Я имею в виду вашего настоящего отца, — сказал он.

— Этим заявлением вы пытаетесь оскорбить мою мать или же намекаете мне на что-то, чего я не знаю? — спросил я. — Интересуюсь чисто академически.

— Те люди, которых вы считали своими родителями, на самом деле ими не были. Они вас усыновили. А я прибыл к вам от вашего настоящего отца.

— Который через двадцать два года все-таки вспомнил, что у него есть сын? — поинтересовался я. — И чего ему надо?

— Ему ничего не надо, — сказал граф. — Он умер.

Мои родители погибли в авиакатастрофе, когда мне было пятнадцать лет.

Папа был человеком далеко не бедным, если не сказать, очень богатым, и самолет, сверзившийся с высоты пяти тысяч километров и унесший жизни пяти человек, принадлежал ему. Пилотировал он сам.

Кроме него и мамы на борту находилась семейная чета отцовских компаньонов по бизнесу и мой дядя. Других родственников у меня не было, так что после аварии, произошедшей, как показало расследование, из-за ошибки пилота, я остался совсем один.

Тут бы мне и прямая дорога в детский дом, но вдруг оказалось, что дядя мой тоже был, по меньшей мере, очень богатым человеком, если не сказать, олигархом. Не знаю, как ему это удалось, точнее, не знаю, сколько ему это стоило, но его адвокаты не дали попечительскому совету, или как там это еще называется, приблизиться ко мне на расстояние пушечного выстрела. Все свое состояние, как и отец, он завещал мне. В права наследования я должен был вступить в день своего совершеннолетия, а до тех пор мне полагалась некая сумма на карманные расходы. Должен вам сказать, что она была очень неплохая. Наверное, дядя думал, что у меня очень большие карманы.

И когда мне исполнилось восемнадцать, я стал миллионером. Долларовым миллионером, разумеется.

Существовала, правда, одна закавыка. В завещании был обозначен целый ряд условий, которые я должен был выполнять, чтобы получить наследство. В частности, дядя настаивал, чтобы я посещал занятия по рукопашному бою, указав при этом вполне конкретного учителя. Зная дядину экстравагантность, я предположил, что учитель окажется, по меньшей мере, монахом Шаолиньского монастыря или престарелым японским самураем, и был очень удивлен, придя по указанному адресу и обнаружив там вечно пьяного, низкого роста, но очень широкого в плечах мужика, с ног до головы заросшего густыми черными волосами.

Занятия были персональными. И на первом же уроке я понял, что этот индивидуум способен завязать в узел все шаолиньское братство и швырнуть этот комок с горы, размазав поднимающийся по склону отряд самураев.

В Палыче, как звали моего учителя, скрывалась дикая мощь. Может быть, и первозданная, хотя я лично в этом сильно сомневаюсь. Не думаю, что во все времена существовало много таких людей. Я не видел, может ли он гнуть руками подковы, но рессорный лист от задней подвески «Волги» он с легкостью завязывал тройным морским узлом.

Одной силы мало, скажете вы. Совершенно с вами согласен. Но Палыч обладал не только силой, а также скоростью, ловкостью и феноменальной реакцией. И мастерством. Он был Ван Гогом разбивания голов и Ростроповичем ломания конечностей. Виртуозом, одним словом.

О своем возрасте он никогда не говорил, но на вид ему было около пятидесяти. Полагаю, что долгое время он проработал в какой-нибудь спецслужбе, потому что такой опыт, как у него, может быть приобретен только годами, если не десятилетиями практики.

Огнестрельное оружие Палыч почему-то не признавал, в основном он обучал меня драться голыми руками или с использованием холодного оружия: ножей, топоров и даже мечей. Конечно, в наш просвещенный век, когда ствол есть у каждого десятого, это было несколько странно, по мне дико нравилась моя теперешняя жизнь, и я не задавал лишних вопросов во избежание долгих и продолжительных бесед с дядиными адвокатами.

Палыч говорил мне, что я уже достаточно хорош, не уточняя, для чего именно, и мне оставалось верить ему на слово, ибо в реальной жизни с серьезными противниками я не сталкивался. Драки по пьянке не в счет.

На момент визита человека, называвшего себя графом, мне было двадцать два года, я был молод, богат, хорош собой и вполне доволен жизнью, так что весть о моем вдруг объявившемся и сразу же скончавшемся отце меня не слишком огорчила. Трудно было бы ожидать чего-то другого в такой ситуации. Даже если бы граф говорил правду и умерший на самом деле был моим отцом, то я не видел этого человека ни разу в жизни и никаких чувств к нему не испытывал.

Разве что одно чувство.

Любопытство.

— Когда он умер? — спросил я.

— Сегодня утром, — ответил граф.

— От чего? — Вдруг это какая-то наследственная зараза? Стоило проявить благоразумие.

— От естественных причин, — сказал граф.

— А если поподробнее?

Граф встал и подошел ко мне. Я слегка напрягся, но он просто дотронулся двумя пальцами до моего левого плеча.

— Его ударили мечом, — сообщил граф. — Вот сюда. А потом разрубили его вот досюда. — Граф провел линию, указывая, как именно разрубили моего папочку. Получилось, что почти до пояса. — А потом ему отрубили голову, — закончил граф. — Но к этому времени он был уже мертв.

— И в каком диком месте такие причины называют «естественными»? — поинтересовался я.

— На вашей родине.

— Варварское место, эта моя родина, — сказал я. — В каком уголке земного шара находится эта дивная страна? Неужели Колумбия? А почему я тогда такой бледный?

— Не думаю, что прямо сейчас вы готовы к этому знанию, — сказал граф.

— Тогда что вам от меня вообще надо?

— Там, в комнате, на столе лежит вещь, принадлежавшая вашему отцу, — сказал он. — А до него — вашему деду. И еще множеству поколений ваших предков. Наденьте ее, пожалуйста.

— Зачем?

— Потому что так надо.

— Кому?

— В первую очередь вам.

— А во вторую?

— Мне и моим коллегам.

— А кто вы такой и чем занимаются ваши коллеги?

— Не думаю, что прямо сейчас вы готовы к этому знанию, — сказал он.

— Зашибись, — сказал я. — Вы хотите, чтобы я что-то сделал, причем не объясняете, зачем и что будет дальше. И вы почему-то склонны считать, что я это сделаю? Это, по меньшей мере, не очень разумно.

— Я не желаю вам зла.

— Откуда я могу это знать?

— Действительно, — сказал он. — Это проблема.

— Проблема в том, что вы ничего не хотите мне объяснить, — сказал я.

— Я не говорил, что я этого не хочу, — сказал он. — Просто вы еще не готовы мне поверить. И первое, что вам нужно сделать, чтобы получить информацию, это надеть браслет.

— Давайте начнем с малого, — сказал я. — Для начала расскажите мне, как этот браслет вообще здесь оказался. Я его точно не приносил, вы — тоже, потому что появился он до вашего прихода, в квартире кроме меня никого не было, и охрана не заметила посторонних. Тогда, каким образом эта хреновина оказалась у меня на столе?

— Вы верите в телепортацию? — спросил он.

— Нет, — сказал я.

И тут он исчез со стула, на котором сидел, и оказался у меня за спиной. Но как только я обернулся, он снова исчез и обнаружился рядом с раковиной. Дав мне несколько мгновений на то, чтобы насладиться зрелищем, он исчез еще раз и вернулся на стул. В руке у него по-прежнему была чашка кофе.

Позднее я выяснил, что граф меня надурил. Его перемещения в пространстве вовсе не были телепортацией, как он пытался меня убедить. Его исчезновения и появления в другом месте объяснялись просто феноменальной скоростью, которую он мог развивать. Он двигался настолько быстро, что движение само по себе невозможно было заметить. Виден был только результат. Но как бы там ни было, на тот момент демонстрация меня впечатлила.

— Кажется, мне нужно время, чтобы переосмыслить некоторые вещи, — сказал я. — Готово. Переосмыслил. Теперь я верю в телепортацию. Значит, браслет мне тоже телепортировали?

— Совершенно верно.

— Вы? Или этот фокус не является вашей монополией?

— Не я. Не является. Браслет телепортировался к вам сам. Есть у него такая способность. Это произошло в тот самый миг, как ваш отец умер.

— С руки трупа ко мне на стол?

— Да.

— Сам по себе?

— Да.

— Что вы скажете, если я заявлю, что это бред?

— Это не бред.

— А что это?

— Это магия.

— Я не верю в магию.

— Пять минут назад вы не верили в телепортацию.

— Логично, — признал я. — Но телепортацию вы мне только что продемонстрировали. А магию — нет.

— Я думаю, что после первой демонстрации вам стоит поверить мне на слово.

— Хорошо, — сказал я. — Допустим, я верю каждому вашему слову. И про моего отца, и про телепортацию, и про магию, и верю даже, что та безвкусная цацка, которая лежит на моем столе, способна и на то и на другое. Но я до сих пор не понимаю, чего вы от меня хотите.

— Я только хочу, чтобы вы стали тем, кто вы есть.

— И кто я есть?

И вот тут он мне выдал по полной программе.

У меня был один знакомый шизофреник. Не скажу, что он любил вещать на подобные темы, но изредка в его речах что-то похожее на рассказ новоявленного дворянина проскальзывало. И говорил он всегда с тем же самым серьезным выражением лица, которое в этот момент наблюдалось у графа.

Итак, кто я есть по версии графа.

До сегодняшнего утра меня звали Константином, однако граф утверждает, что мое настоящее имя — Кевин.

До сегодняшнего утра я был молодым человеком с неопределенной судьбой. Я употреблял спиртные напитки, зависал в казино, ухлестывал за чужими женами, заканчивал очень престижный институт, прогуливал занятия, занимался зубрежкой перед экзаменами, и все мои проблемы казались мне либо очень далекими, либо легко решаемыми.

Граф утверждает, что имя, данное мне при рождении, никуда не делось, по-прежнему остается со мной, только оно не имеет особого значения и всем на него наплевать. По большому счету его никто и не помнит. Гораздо важнее мои титулы. И прозвища. Великое множество людей знает их наперечет и суеверно плюется или тянется за оружием при одном только упоминании.

Бред, скажете вы? Это я еще только начал.

Граф утверждает, что моими титулами пугают непослушных детей. Ими всегда пугали непослушных детей, только тогда они не имели никакого отношения ко мне.

Сейчас я вам перечислю самые интересные из прозвищ, которые он мне сообщил.

Император Тьмы! Привет, Джордж Лукас.

Повелитель Хаоса! Здравствуй, Мерлин, сын Корвина.

Пожиратель Смерти! И тебе привет, Воланд-де-Морт, враг Гарри Поттера.

Темный Властелин! А как же в таких делах без Толкина?

Девятый Лорд Мрака! Вот тут уж не знаю, кого поблагодарить.

Граф был очень серьезен и убедителен. Клинический случай, скажете вы? Так он еще не закончил.

Граф утверждает, что я повелеваю армией орков. (Вдвойне любопытно, если принять во внимание тот факт, что орков придумал Толкин.) Вполне возможно, утверждает граф, что я командую еще и ордами зомби, это при том условии, что Повелитель, кем бы он ни был, выжил и не утратил своего искусства. Помимо этого граф утверждает, что я являюсь хозяином Черной Цитадели (а кто бы сомневался, что она Черная), если, конечно, сумею восстановить ее из руин.

Понятно, что ни один нормальный человек — а я считал себя нормальным, по крайней мере, до сегодняшнего утра — не захочет для себя ничего подобного. Естественно, что я этого тоже не хотел и даже не помышлял ни о чем таком. Но…

Граф утверждает, что всем вышеперечисленным обладал мой отец, и теперь, когда он умер, все это перешло ко мне по наследству. Надо сказать, что, если это правда, отец подложил мне громаднейшую свинью, позволив себя убить. Кабана размером с Кремль.

У вас возникает вполне логичный вопрос, где находится Империя Тьмы, если мы живем в двадцать первом веке и СССР уже давно развалился? У меня он тоже возник. Разумеется, владения моего покойного папочки, опять же, если верить графу и никто из нас двоих не сошел с ума, располагаются в параллельном мире. И мой папа, и граф, и я, как выяснилось, являемся обитателями этого мира, хотя лично я редко выбираюсь дальше Московской кольцевой дороги.

Граф утверждает, что родителей не выбирают, а мне достался вот такой вот папочка — Император Тьмы и Восьмой Лорд Мрака.

Граф утверждает, что теперь у меня множество подданных, армия слуг и ответственность, которую — это уже не граф, это я утверждаю — не пожелаешь и заклятому врагу.

Я — сумма страхов параллельного мира.

Я — средоточие всех его зловещих пророчеств.

Я — гроза разумного, доброго и вечного.

Темный Лорд, короче говоря.

— Я надеюсь, вы понимаете, что я не поверил ни единому вашему слову? — спросил я.

— Догадываюсь, — сказал граф. — В такое сложно поверить. Кажется, в вашем мире это называется культурным шоком.

— Не знаю, как насчет культурного, но если вы меня убедите, то для меня это точно будет шок. Кстати, а что насчет лично вас? Вы уверены, что вы не псих?

— Уверен.

— Тогда кто вы?

— Я — вампир.

Я рассмеялся.

Вот теперь уж понятно, что он псих. В принципе я и раньше не сомневался, что он сумасшедший, и не верил ни одному его слову, а слушал его только потому, что, во-первых, он мог быть опасным сумасшедшим и лучше бы мне не выводить его из себя, а во-вторых, мне было немного любопытно.

Самое любопытное — где сумасшедшие могут научиться телепортации и откуда взялся этот чертов браслет.

Наверное, самое простое объяснение, что это гипноз. Ну почему я никогда не ходил на сеансы Кашпировского? Тогда бы точно знал, подвержен я гипнозу или нет.

— Сейчас день, — сказал я, — и кухня залита солнцем. Вампиры днем неактивны. А солнечный свет для них смертелен.

— Все так, — сказал граф. — С одной небольшой поправкой. Я — истинный высший вампир, один из самых старых, и меня все эти ограничения не касаются.

— Самый старый, да? А как ваша фамилия, граф? Не Дракула, случаем? А зовут вас не Владом?

— Нет, — сказал граф. — Я другой граф. И я на самом деле вампир. Хотите, выпью чью-нибудь кровь для наглядности?

— Мою?

— Зачем же вашу, — сказал он. — Соседа вашего, например.

— Но не мою?

— Во-первых, — сказал он, — в мою задачу входит приложить все усилия к тому, чтобы вы остались живы, и не в моих интересах причинять вам вред. Во-вторых, вампиры пьют кровь людей. А вы — не человек.

История моего рода, по версии графа, который не Дракула, а другой, но тоже вампир, выглядит примерно таким образом.

Главным автором заваренной каши, Первым Лордом Тьмы, как он сам себя обозвал, был некий ничем ранее не примечательный индивидуум по имени Джек. Не самое зловещее имя, как я заметил.

Граф утверждает, что имени Джека уже почти никто не помнит, так же как впоследствии не вспомнят и о моем настоящем имени. Граф искренне верит, что он говорит правду.

Граф утверждает, что Джек был амбициозен, тщеславен и очень жаден до власти. Граф не знает, почему так.

Моя версия, рожденная сведениями о психоанализе: в детстве его слишком часто обижали, и когда он вырос, то решил дать сдачи всему миру. А вот версия, с которой мог бы согласиться старина Фрейд: мама не докормила его грудью или папа слишком часто прикладывал свой ремень к его заднице, что и послужило причиной возникновения сих болезненных проявлений. А может быть, и нет.

Как бы там ни было, поставив перед собой задачу показать всему параллельному миру кузькину мать, Джек подошел к ее решению вполне основательно. Как это заведено у маниакальных личностей, тридцать лет он посвятил исследовательской работе, а также постижению тайн магии. В конце концов, перелопатив уйму заросших мхом и похороненных в пыли манускриптов, а также перекопав квадратные километры забытых курганов, он отыскал нечто, из чего сотворил себе нехилую цацку. Это был кусок металла, происхождение которого неизвестно до сих пор. По одной версии, это был обломок неведомо когда упавшей в параллельный мир звезды (метеорита то бишь), по другой — кусок первозданного Хаоса, из которого сотворили параллельный мир, согласно третьей — этот металл доставили моему предку из самой преисподней в обмен, разумеется, на его душу.

Говорят также, что с тех пор ни у одного из его потомков души нет.

Возможно, что истина лежит где-то между и среди этих версий нет ни одной правдивой. Скорее всего, так оно и есть.

Но найти кусок металла — это еще не все. Граф утверждает, что в сотрудничестве с одной весьма могущественной персоной Джек выковал себе браслет, который давал обладателю, невиданную доселе мощь. Здравствуй еще раз, Толкин, привет тебе, Саурон, да здравствует Кольцо Власти.

Граф утверждает, что, надев Браслет Власти, Джек перестал быть человеком. Кстати, многие говорят, что Джек не был человеком и раньше, но никаких фактов, которые могли бы подтвердить или опровергнуть эту гипотезу, нет.

После того как Джек нацепил на себя цацку, он принялся строить свою империю, начав с самого нуля.

Много лет о нем ничего не было слышно. Тем временем та самая могущественная персона, принимавшая участие в создании Браслета и разработке проекта «Разгром», испугалась, что поспособствовала Джеку в неблагодарной затее и помогла выпустить в мир нечто, способное этот мир уничтожить, и тут же принялась верещать о необходимости соблюдения равновесия.

Граф утверждает, что в процессе работы над артефактом персона заныкала энное количество материала и в итоге оказалась счастливым обладателем семи кусочков вышеупомянутого металла непонятного происхождения. Кусочки были расплавлены и смешаны с другими металлами, а из получившегося в итоге сплава было выковано Семь мечей. Их обладателям Браслет Власти вреда причинить не мог. И только таким мечом можно убить обладателя Браслета.

(Еще граф утверждает, что вышеупомянутый Браслет лежит на моем столе в соседней комнате.)

Граф утверждает, что персона раздала мечи семи наиболее могущественным магам, являвшимся записными долгожителями, и приказала хранить их как зеницу ока, тонко намекая, что скоро эти мечи могут понадобиться. То ли персона обладала пророческим даром, то ли для подобных выводов никаких пророчеств и не требовалось, но мечи понадобились уже через восемь лет.

Именно столько времени потребовалось Джеку, чтобы сплотить разрозненные племена орков, обитающих в Горах Скорби, и сколотить из них мощную армию. Заодно парень воздвиг в горах наш родовой замок, Черную Цитадель, призвал под свои знамена множество заклинателей и чернокнижников, заручился поддержкой самого старого на континенте дракона и провозгласил себя Императором и Темным Лордом.

Граф утверждает, что мощь Императора обрушилась на континент и расположенным на нем государствам пришлось забыть о своей перманентной междоусобной грызне и объединить свои силы для достойного отпора. И все же они чуть не проиграли.

Граф утверждает, что война длилась двенадцать лет и Империя Тьмы расширила свои владения на половину материка. И еще он говорит, что это был самый большой военный успех нашей семьи. С тех пор последующим Императорам о подобном оставалось только мечтать.

— Не человек? — уточнил я, немного обалдевши.

— Нет.

— А кто?

Граф вздохнул.

— Послушайте, это бред, — сказал я. — Вы приходите ко мне и вываливаете на меня столько странной информации, что в том случае, если я поверю вам хотя бы наполовину, у меня должна съехать крыша. Вы хотите, чтобы я бросил всю свою прежнюю жизнь и отправился в другой мир, или я неправильно вас понимаю?

— Правильно.

— Я что-то такое читал. Много раз. Но в этом другом мире я должен стать не его надеждой и защитой от вселенского зла, а именно тем самым вселенским злом, страшным кошмаром континента. Я все еще вас правильно понимаю?

— Да.

— Какой нормальный человек согласится на такое? Хотя бы задумается об этом?

— Вопрос о том, согласитесь вы или нет, на повестке дня не стоит, — сказал граф. — У вас нет выбора.

— Вот как?

— Да.

— И почему, хотелось бы знать?

— Потому что если вы этого не сделаете, вас убьют.

— Вы?

— Нет, конечно. Те, кто убил восемь поколений ваших предков.

— С этого момента поподробнее, — сказал я.

Граф утверждает, что Темного Лорда можно убить наверняка только одним из Семи мечей. Интересное выражение «убить наверняка», не находите?

И семеро могущественных магов, Хранителей мечей, только и заняты тем, как бы найти какого-нибудь героя, хорошо владеющего холодным оружием, и натравить этого героя на Темного Лорда. Кстати, счет в матче «маги-Хранители — Повелитель Хаоса» на данный момент составляет восемь — ноль. То бишь все личности, бывшие моими предками, были укокошены магами и героями и ни одного мага или героя им достать не удалось.

Граф утверждает, что теперь Хранители придут за мной.

— Ваш отец отправил вас сюда для того, чтобы спасти вашу жизнь, — сказал граф. — Хранители охотятся только за самим Лордом, однако его наследника может убить кто угодно. Вы себе не представляете, сколько ваших родственников не дожили до совершеннолетия.

Интересно, когда на мою кухню ворвется Валдис Пельш с букетом цветов и тортом, на котором будет написано «Розыгрыш»? Давно мечтал увидеть себя па первом канале.

— Похоже, что наш род притесняют все кому не лень, — сказал я.

— Таковы правила игры, — сказал граф. — За могущество приходится платить.

— Даже тому, кто никакого могущества не желает? — спросил я. — И потом, что это за могущество, если всех моих предков ухлопали? Как именно умер мой отец?

— Ваш отец был сражен, — сказал граф.

— Это я уже слышал, — сказал я. — Меня интересуют подробности.

— Он попал в засаду во время охоты на гарпий, — сказал граф. — Засада была хорошо организована, и его охрану положили в первые же секунды столкновения.

— А где в этот момент были вы?

— В замке.

— Почему?

— Я не люблю охоту.

— Вампир, который не любит охоту?

— Вампиры не убивают без причины, — сказал граф. — Я не был голоден, к тому же кровь гарпий нашему племени те подходит.

— А разве вы не должны были охранять своего босса?

— Охрана не входит в мои функции, — сказал граф. — Кроме того, мы не ожидали нападения на нашей территории.

— Хреновая у вас контрразведка, — сказал я. — Кто убил моего отца?

— Эрик Киннский.

— Что вам о нем известно?

— Что он какой-то мелкий дворянчик.

— Чертовски большое дело для мелкого дворянчика, — сказал я. Следует ли мне опасаться этого Эрика? Или мне следует ему отомстить? Или мне следует обратиться к психиатру? — И как ему это удалось?

— Его вел сам Делвин, Хранитель Шестого меча. Делвин давно не вступал в игру, несколько столетий. С тех пор, как помог убить вашего прадеда.

— Значит, Делвин самый опасный из Хранителей?

— Думаю, вполне возможно, — сказал граф. — По-прежнему один из самых опасных.

— И ему больше двухсот лет?

— Больше восьмисот, — поправил граф.

— И чего старику дома не сиделось?

— Долг призывал его к действию, — сказал граф. — У него — свой долг, у вас — свой.

— Черт бы вас всех побрал с вашими долгами, — сказал я. — Кроме смерти моего отца случилось ли что-нибудь еще?

— Цитадель была разрушена с помощью магии, — сообщил граф.

— Были жертвы? — Надо подловить его на каком-нибудь несоответствии, чтобы наверняка понять, что он прет. Нет, верить ему нельзя. Он — псих. Какой-то ненормальный с парапсихологическими способностями. Чего ему от меня надо?

— Незначительные, — сказал граф. — Все ваши основные вассалы остались живы.

— Подробности! — потребовал я.

— У вас еще будет время, чтобы оплакать своих мертвецов и отомстить за них. — Кажется, он меня неправильно понял. — Теперь же вам надлежит действовать.

— Как именно действовать?

— Цепь не должна прерываться.

— На фиг вашу цепь, — сказал я. — Кто уцелел? На кого я могу рассчитывать?

— Многие уцелели, — сказал граф. — После падения Цитадели орки укрылись в своих пещерах, их оттуда можно выкурить только с помощью армии, каковой Делвин с собой не прихватил. Их Хан мертв, он тоже был на той охоте… Думаю, что Повелителю зомби удалось уйти. Ваш отец отослал Киндаро за несколько дней до своей гибели, так что Киндаро тоже жив.

— Кто такой Киндаро? — спросил я.

— Дракон, — ответил граф.

— А, — съерничал я. — Конечно. Дракон. И какие они, драконы?

— Большие и смертельно опасные, — серьезно сказал граф.

— Так я и думал, — произнес я. — Кто еще выжил?

— Сэр Клод, — сказал граф. — Если в его случае применительно слово «выжил». Возможно, кому-то удалось уйти через подземный ход. Подвальные части замка уцелели.

— А Эрик и Делвин? — А я даже запоминаю имена! Является ли безумие заразной болезнью?

— Они ушли сразу после падения Цитадели. Их никто не преследовал.

— Конечно, после драки кулаками не машут, — сказал я. — Но почему же, черт побери, никто не захотел им отомстить?

— Вы не понимаете, — невозмутимо проговорил граф. — Отомстить им можете только вы.

— Мне просто решили оставить такую честь?

— Нет. — Он отрицательно мотнул головой. — Никто, кроме самого Лорда, не в состоянии справиться с магом-Хранителем.

— Скажите, а вы не пишете романы в жанре фэнтези? — спросил я. — И не пробуете ли вы сейчас на мне одну из своих идей?

— Нет, — коротко бросил граф.

— И вы сами свято верите во все, что мне сейчас рассказали?

— Да.

— Ладно, — сказал я. — Так я и думал. Тогда — прощайте.

— В каком смысле? — спросил граф.

— Я прошу вас удалиться, — пояснил я. — Мне нужно время. Хотя бы немного.

— Понятное дело, — согласился граф, не двигаясь с места.

— Тогда почему вы не уходите? — спросил я. — Исходя из того, что вы мне изложили, со смертью моего отца я становлюсь вашим сюзереном и вы должны выполнять все мои распоряжения. Так идите прочь.

— Вы — не мой лорд, — сказал граф. — И не будете им до тех пор, пока не наденете Браслет. Только его обладателю я подчиняюсь.

— Хорошо, — сказал я. — Вы сами напросились.

Если только такой ценой я могу избавить себя от его общества, так тому и быть. Я не видел ничего страшного, если на время надену эту штуку.

А как только граф уйдет, я ее тут же сниму.

Мы прошли в гостиную, и под внимательным взглядом графа я взял со стола браслет и надел его на правую руку. И ничего не почувствовал.

В смысле тяжесть ювелирного изделия на руке я ощутил. Но больше — ничего. А если верить рассказам графа, то сей нехилый волшебный артефакт должен был дать мне хоть что-то, чтобы я поверил в его могущество. Или нет?

— Вы довольны, граф? — спросил я.

— Да, милорд, — ответил он.

— Тогда закройте дверь, — попросил я. — Входную. С той стороны.