"Темная сторона медали" - читать интересную книгу автора (Мусаниф Сергей)

ГЛАВА 5

Проснулся я от прикосновения графа к моему плечу. Истинный вампир нависал над моей постелью с весьма озабоченным выражением лица.

— Крови хотите? — поинтересовался я.

— Не время шутить, милорд, — сказал он. — Одевайтесь.

— Что стряслось?

— Опасность рядом.

— Грегор?

— Скорее всего.

Палыч был уже одет и полностью готов к бою. В одной руке он сжимал тяжелый кинжал, в другой — тот самый топор. Интересно, и куда это мы ночью с таким арсеналом пойдем? До ближайшего милиционера?

А мои спутники явно были настроены куда-то идти. Они уже успели собрать свои немногочисленные пожитки, распахнуть окно и подпереть дверь диваном.

После первых двух происшествий я уже ничему не удивлялся, потому молча оделся, спрятал под куртку выданный мне Палычем кинжал и шагнул к окну.

Дверь вынесло, как будто взрывом, хотя иных звуков, кроме треска дерева, я не услышал. Взрывной или еще какой волной диван протащило по полу и впечатало в стену. Окно перед моим носом захлопнулось с такой силой, что стекла задребезжали. Старенькие штапики не выдержали ударной нагрузки, и одно из стекол вывалилось из рамы и, как в дрянном кино, разбилось о мою голову, осыпав меня осколками.

На пороге номера стоял Грегор.

Он не был похож на мага, по крайней мере, на мага в моем понимании этого слова.

И на героя он тоже не был похож, несмотря на то что держал в правой руке меч.

В левой руке он держал шаровую молнию.

У меня было лишь несколько секунд на то, чтобы его рассмотреть, и он напомнил мне типичного представителя крестьянства. Среднего роста, плотного телосложения, с некрасивым и грубым лицом. Одет он был в дешевый коричневый однобортный костюм на голое тело и кроссовки китайского происхождения, волосы на голове топорщились во все стороны. Комбайнер Вася Пупкин встает с большого бодуна.

Шаровую молнию Грегор подарил Палычу. Орк взмахнул рукой, отправив кинжал в смертоносный полет, и в этот момент сгусток голубоватой субстанции ударил его в грудь. Тело орка выгнулось дугой, словно под действием электрошока, и по нему побежали искорки разрядов.

Грегор отбил бросок движением меча, и изменивший траекторию движения кинжал вонзился в стену. В тот же миг Палыч рухнул на ковер.

Граф исчез с того места, где он стоял, возник рядом со мной, обнимая меня, словно партнера в диком танце, и одним резким движением выбросил меня в окно. И опять сделал это сквозь стекло. Сгруппироваться я не успел исключительно от неожиданности, поэтому больно ударился об асфальт ладонями и коленями.

Чертыхнувшись, я поднялся на ноги и бросил взгляд в окно покинутого мною номера. Оттуда доносились повизгивания соприкасающейся на больших скоростях стали и виделись вспышки голубого цвета. Рассудив, что ничем не могу помочь графу, да и не слишком беспокоюсь о безопасности истинного вампира, я предпринял единственное, что казалось мне разумным на тот момент времени: удрал.

Утро застало меня в Измайловском парке. Я сидел на скамейке, курил и раздумывал… нет, не о грустном будущем. О печальном настоящем.

Итак, квартира, дача и прочие места, где я часто бывал в моем родном городе, были для меня небезопасны. По поводу произошедшего меня наверняка разыскивает милиция, жаждущая задать вопросы относительно некоего числа жмуриков, в последнее время имеющих обыкновение скапливаться вокруг моей персоны. Граф и Палыч, единственные люди, которые не совсем люди, представляющие, что происходит на самом деле и способные оказать поддержку, скорее всего, мертвы. А по моему следу идут убийцы. И, судя по легкости, с какой они меня каждый раз находят, мое физическое устранение — это только вопрос времени.

Я огляделся по сторонам. Никого.

Для шести часов утра это нормально. Люди просыпаются в такой час отнюдь не для того, чтобы гулять по паркам. Разве что собаку вывести. Но я находился в глубине парка, куда собачники не забираются. Так что никто, кроме Грегора, не должен нарушить моего уединения, по крайней мере, часов до десяти утра.

Интересно только, каким образом Хранители меня находят и с какой скоростью они могут передвигаться по незнакомому им мегаполису. Допустим, они способны отслеживать испускаемые Браслетом флюиды в магическом диапазоне. Эта мысль звучит бредово, но, похоже, что вся моя жизнь оказалась настоящим бредом. Что я могу предпринять по поводу этих флюидов?

Ничего. Снять Браслет не представляется возможным, а как заблокировать исходящее от него излучение и существует ли это излучение вообще, я не знал.

Значит, все упирается в скорость передвижения. Если, например, я буду целый день раскатывать на метро, Хранитель сможет меня засечь, но сможет ли он меня догнать?

Даже если не сможет, это тоже не выход. Во-первых, метро закрывается в час ночи, а во-вторых, не могу же я кататься на нем всю жизнь.

Тогда что делать? Обратиться за помощью? К кому? Графа и Палыча нет, остальные, даже если и примут мой рассказ серьезно и не сдадут меня в психушку, вряд ли смогут помочь. Кто в нашем мире может остановить настоящего боевого мага, если словосочетание «настоящий боевой маг» встречается исключительно на страницах романов в жанре фэнтези?

Интересно, а можно ли Хранителя элементарно застрелить или пули от него отскакивают? Жаль, что у меня нет пистолета, чтобы сие предположение проверить.

Вообще, не очень честно получается. Грегор — маг, а я — нет. У Грегора есть меч, чтобы меня зарезать, а что у меня? Кинжал, который дал мне Палыч и который оставил мне синяки на ребрах по время прыжка из окна.

С кинжалом против меча много не нафехтуешь.

Эдик работал в автосервисе.

Конечно, автосервисом сие заведение можно было назвать только с большой натяжкой. Два смежных гаража в обычном гаражном кооперативе и рекламный щит на дороге, главной частью которого служила красная стрелка, указывающая направление.

Клиентов было немного, в основном соседи по гаражу. Зато и расходы небольшие — аренду платить не надо, зарплату тоже, ибо работал он один. Сколько заработаю, все мое, говорил Эдик.

Не знаю, сколько он зарабатывал, но ездил на «порше». Собственно, мы и познакомились с ним в клубе любителей спортивных автомобилей.

Эдик хвастался, что может отремонтировать любой автомобиль. Не знаю, не проверял, свой я ремонтировал в фирменном сервисе.

Сколько я к Эдику ни заезжал, очереди клиентов к его гаражам никогда не было.

Еще Эдик хвастался, что может достать все что угодно. И если это правда, то, наверное, именно так он и зарабатывает деньги на содержание «порше». За «все что угодно» обычно хорошо платят.

На место своей работы он приперся часов в одиннадцать. К этому времени я уже с полчаса подпирал двери гаража, а на земле рядом со мной валялись три свежих окурка.

— Кастет! — радостно заорал Эдик при виде меня. — Какими судьбами? Где твоя тачила?

— В лесу, — сказал я.

— Сломался? Эвакуатор вызывал? Буксир нужен?

Неужели он на самом деле думает, что, если бы у меня сломалась машина, я обратился бы за помощью к нему?

— Давай зайдем внутрь, — сказал я. — Поговорить надо.

Он отпер двери, и мы вошли.

Гараж был здоровый, хоть вертолет паркуй. У правой стеньг стоял Эдиков «порше», левая была занята верстаками, на которых в полном беспорядке был разбросан инструмент, перемежавшийся с отслужившими свое запчастями.

Эдик с размаху плюхнул свою барсетку на верстак, извлек из нее пачку сигарет, закурил, открыл отделение здоровенного металлического шкафа, стоявшего в углу, и включил в розетку обнаружившийся внутри электрический чайник.

— Какие проблемы? — спросил он, разлив по кружкам кипяток и бросив в каждую по чайному пакетику. — Кофе не пьем, извини. Сахара сколько?

— Пол-ложки.

— Чудненько. — Ложка застучала по стенкам кружек. — Так что стряслось?

— Я к тебе не по автомобильному поводу, — сказал я.

— Тогда чего тебе надо?

— Ствол есть?

— В смысле?

— В смысле пистолет. Оружие.

— Ты шутишь?

— Ты же говорил, что можешь достать все.

— Могу. Я и хотел сказать, что ты шутишь, потому что ствол у меня есть.

— Чистый?

— Детективов насмотрелся? — Эдик отхлебнул чаю. — Тебе, вообще, зачем? В киллеры решил податься?

— Типа того. Так у тебя есть?

— На какую сумму вы рассчитываете, молодой человек?

— Так у тебя их несколько?

— Несколько — это не то слово, — сказал Эдик. — На любой вкус. Начиная с «вальтера» времен Великой Отечественной и заканчивая «береттой» или «глоком». Все по деньгам.

— И где ты такой арсенал держишь?

— В надежном месте.

— А что у тебя есть прямо сейчас?

— Ты имеешь в виду — здесь?

— Да.

— Дай подумать, — сказал он. — «Макаров» есть, правда, неизвестного происхождения. Это баксов шестьсот. За штуку могу предложить «стечкина».

— Что самое лучшее?

— «Глок» есть. И три обоймы патронов к нему.

— Сколько?

Он назвал сумму.

— Дорого.

— Дорого? Ты с ума сошел? Ты знаешь, сколько вообще «глок» стоит?

— Сделаем так. Ты дашь мне «глок» с тремя обоймами, а я назову тебе то место в лесу, где стоит мой «порше». И с этого момента ты можешь сделать с ним все что угодно.

— А документы?

— Только техпаспорт. Доверенность писать времени нет.

— Доверенность я сам напишу. Но… что-то тут не так. Конечно, для меня сделка хорошая, но ведь «глок» «порта» не стоит.

— У меня проблемы, — сказал я. — И срочно нужен ствол. А «порше» по-любому засвечен, сразу предупреждаю. Лучше на запчасти его разбери.

— Ты кого-то грохнул?

— Пока нет.

— Ладно, жди.

Эдик вышел в соседний гараж, некоторое время оттуда доносился металлический лязг и глухой стук, потом все стихло и Эдик вернулся, держа в руках пистолет и три обоймы.

— Все рабочее, — сообщил он, выкладывая арсенал на верстак передо мной. — Но я все равно чувствую, что должен тебе. Может, ребятам позвонить, чтоб стрелку кому надо забили?

Я представил себе стрелку между боевым магом из иного мира и местной братвой. Смешно.

Сунув пистолет за пояс по соседству с кинжалом и рассовав по карманам запасные обоймы, я зашел в ближайший гипермаркет и в салоне сотовой связи купил себе недорогой телефон, уже подключенный к сети и с деньгами на счете. Потом зашел в кафе и позавтракал.

Еда и пистолет несколько подняли мне настроение. Но оно снова упало после первого же звонка по новому телефону.

— Алло. — Мужской голос. Сколько я не встречался с Ириной? Около двух недель. Неужели за это время она успела меня забыть? Обидно, но в свете последних событий не смертельно. Потерю подруги я способен пережить. А вот потерю жизни…

— Будьте добры, пригласите Ирину к телефону.

— А кто ее спрашивает?

— Знакомый.

— Как вас зовут, знакомый?

— Извините, а вы сами кто?

— Я — капитан Петров. Подъезжайте, поговорим.

— А что случилось? — спросил я, хотя каким-то образом уже знал что. Чувствовал.

— Подъезжайте, поговорим, — отрезал капитан Петров и положил трубку.

А я еще хотел на дачу к ней напроситься. У нее хорошая дача километрах в ста от города. Место глухое, идеальное, чтобы устроить засаду на Грегора.

Проклятье!

Наташе я позвонил просто так. Чтобы удостовериться, что с ней все нормально. В ее квартире трубку так никто и не снял. Не успев решить, хорошо это или плохо, я позвонил Светлане на мобильный. Телефон был отключен или находился вне зоны действия сети.

Стас преподавал философию в МГУ, и все его знакомые были безмерно благодарны ему за то, что в разговорах с ними он избегал цитировать Канта и Шопенгауэра.

Было ему лет тридцать пять, он жил в центре Москвы в доставшейся от родителей квартире, ездил на работу на мотоцикле и каждый учебный год заводил себе новую любовницу из числа выпускниц.

Вроде бы он должен был служить примером для своих студентов, но использовать его в подобном качестве можно было, только повесив ему на грудь табличку «Не делай, как я». Отловить его дома до полуночи было вообще нереально, так что я устроил ему засаду на кафедре философии.

Стас ворвался в аудиторию вместе со звонком, возвещающим о начале очередной пары, и толпой студентов.

Увидев меня, сидящего за его столом, он изменился в лице, мигом посерьезнел, махнул рукой, призывая следовать за ним, сообщил студентам, что они могут начинать без него и пусть пока чего-нибудь почитают, и пулей вылетел в коридор. Там я его и догнал.

— Ты чего творишь, Костик? — спросил он, озираясь по сторонам.

— А чего я творю?

— Ты в курсе, что тебя менты ищут? Ко мне уже приходили.

— Сюда?

— Домой.

— Петров?

— Кто Петров?

— Приходил капитан Петров?

— Нет, блин, майор Соловец. Откуда я знаю? Я что, фамилию каждого мента запоминать должен? Ты чего сделал, а?

— А они о чем спрашивали?

— Ага, — сказал Стас, немного успокоившись. — Значит, твоя криминальная деятельность насчитывает уже несколько эпизодов.

— Стасик, хватит шутить.

— Какие шутки, — сказал он. — В твоей квартире нашли два трупа. Причем мне рассказали, что ты их не только убил, но еще и сотворил с ними нечто противоестественное. Ты их что, домогался?

— Это все?

— А ты не знаешь, что нет? Третьего жмурика у тебя на даче откопали. Мента, между прочим.

— Оперативно работают.

— А то, — сказал Стас. — Маньяка в активной стадии надо нейтрализовать как можно быстрее. А то быть беде.

— Чего еще спрашивали?

— Спрашивали, как я думаю, мог ли ты всех троих ухлопать.

— И что ты сказал?

— Сказал, что мог бы. В принципе. Я ж знаю о твоей физической подготовке и тренировках этих твоих странных. И помню, как в прошлом году на шашлыках ты ножи на спор кидал.

— Спасибо большое, Стасик.

— Не за что, Костик. Я им еще сказал, для того чтобы тебя до такого состояния довести, постараться нужно. Ты ж спокойный, как удав. Кстати, я чисто из академического интереса спрашиваю — это ты их?

— Нет. Просто фатальное стечение обстоятельств. Я тебе потом все объясню.

— Вот уж жду — не дождусь, — сказал Стас. — Ты от меня чего хотел-то?

— Слушай, у тебя Наташа сегодня на лекции была?

— Твоя подружка из второй группы? Черненькая такая?

— Ага.

— Нет, не была.

— Черт, — сказал я. — Стас, если ты ее увидишь — а ты постарайся ее сегодня увидеть, домой съезди, если что, я адрес дам, — ты скажи ей, чтобы она на время из города уехала. Ладно?

— По причине?

— Придумай какую-нибудь сам, ты же философ.

— Ладно, — сказал Стас. — Может, у меня пару дней перекантуешься? Ко мне ведь уже приходили, шанс, что нагрянут вторично, минимален.

— Ты серьезно?

— А то.

— Спасибо тебе большое, — искренне сказал я. — Но не могу. Видишь ли, наша доблестная милиция на данный момент не главная из моих проблем.

— О как, — сказал он, — А вы круто начинаете, молодой человек.

— А то, — сказал я. — В общем, найди Наташу, ладно?

— Найду, — пообещал Стас. — Ты, если что, имей меня в виду.

— Угу.

— Ладно, удачи. У тебя жизнь интересная, понимаю, жмурики, менты, девушки… А у меня — студенты и лекции. И все, понимаешь ли, без меня не могут.

— Пока, Стасик.

— Угу. — Кивнул он и побежал к своим студентам и лекциям.

Я принял решение взять тайм-аут и спрятался от Хранителей под землей. Пусть ищут меня в Московском метрополитене, где и приезжие из других городов часами плутают, что уж говорить о пришельцах из другого мира.

Особых иллюзий по поводу своего будущего, в смысле что оно у меня будет, я не испытывал. Даже если мне каким-то чудом и удастся отвертеться от проблем с нашей родной милицией, которая готова повесить на меня трех покойников, и я могу ее в этом стремлении понять, то уж Хранители мне точно жизни не дадут. Они уже предприняли три попытки прервать мой жизненный путь, и каждая следующая была обставлена серьезнее предыдущей.

Может, следовало согласиться с графом и сесть на трон Черной Цитадели сразу после первого предложения?

С другой стороны, нет большой разницы, где тебя убьют. Судьба предложила мне две дороги, и обе они вели в тупик. Ненавижу такие ситуации.

Хотя подождите. О каких двух дорогах идет речь?

Граф мертв — конечно, если это слово можно употреблять, когда речь идет о вампирах. Палыч тоже мертв, да и даже если бы он был жив, он все равно ни черта не понимает в магии и не сможет переправить меня в мой «родной» мир. Браслетом, какой бы могущественный он ни был, я пользоваться не умею, да и учиться нет никакого желания.

Значит, вариант один — оставаться здесь, отстреливать приходящих по мою душу Хранителей оптом и в розницу, при этом ухитриться не загреметь в милицию или психушку.

Задача нарисовалась интересная. Она мне сразу поправилась.

Задача явно была для психа. А что может быть лучше, чем псих?

Правильно, два психа.

Сотовые под землей не работают. По этой причине я выбрался из метро в районе Арбата и сразу же набрал номер самого отъявленного психа из числа моих знакомых.

— Внимательно, — сообщил мне голос психа после девятого звонка.

— Это Костя.

— А это Вася. В смысле Петя. То есть Серега. Что за тема?

— Поговорить.

— В смысле «выпить — поговорить» или «просто поговорить»?

— Просто поговорить.

— Это хорошо. А то с выпивкой я завязал.

— Ты дома?

— Да. В смысле нет. Я на даче.

— Я подскочу?

— Да. Подожди. Я не на своей даче. — Не удивляйтесь, он всегда так по телефону разговаривает. Язык обгоняет мысль.

— А на чьей? — Если кроме Серега там есть кто-то еще, это облом.

— Так, у барыги одного, — сказал Серега. — Пиши адрес.

— Вас там много?

— Тут вообще никого нет, — сказал Серега.

Если называть вещи своими именами, то это была не дача. Это был домик в деревне. Маленький такой домик о двух этажах общей площадью около двухсот пятидесяти квадратных метров. Кирпичная громада скалой возвышалась над морем невысоких деревянных построек, и найти дорогу по указанным Серегой ориентирам оказалось несложно.

Серега был самым странным человеком из всех, кого я когда-либо знал, — правда, до того, как в мою жизнь самым бесцеремонным образом вломился Браслет Власти и связанные с ним неприятности.

С ним меня познакомил наш общий приятель Гоша, с которым, в свою очередь, я познакомился в клубе любителей «порше». «Порше» у Гоши был антикварный, семьдесят какого-то года выпуска, но в отличном состоянии, а сам Гоша был высококлассным хакером, компьютерным убийцей. Ну а Серега…

Одно только слово — писатель.

А вот другое слово — спецназовец. Пусть и бывший, но Серега утверждает, что бывших спецназовцев не бывает.

Серега. Взбалмошный и непредсказуемый, вечный задира, бабник и скандалист, любитель выпить и подраться, всегда режущий правду-матку в глаза и в своих книгах практически уже зарезавший ее совсем. В его жизни многое зависело от настроения, и он был полон противоречий. Костолом, пишущий книги, любитель быстрой езды, владеющий убитыми «жигулями», он регулярно ходил на выборы, не пропуская ни одной кампании, и всегда голосовал одинаково — против всех. Ему часто говорили, что в таком случае нет никакого смысла отмечаться на избирательном участке, потому что его голос ни на что не влияет, и все равно кого-нибудь да выберут, на что он отвечал, что выполняет гражданский долг и выражает свою точку зрения.

Зато Серега всегда мыслил категориями войны, еще даже до того, как попал в армию и угодил в Чечню. Жизнь для него была одним большим полем боя, а большинство людей — врагами, начиная с самого детства. Школьные учителя — враги, они хотят подловить тебя и влепить плохую оценку; если им это удалось, ты проиграл, но если ты получаешь «пять», ты выигрываешь. Издатели — враги, они не хотят печатать твои книги, если тебе удалось пропихнуть хоть одну, ты выиграл. Читатели — самые злейшие враги, победить их можно только одним способом — заставить купить твою книгу, используя при этом все приемы и средства — яркую обложку, шокирующее название, намеки на скандальное содержание и пр. Гаишники — враги, удалось обойтись без штрафа — победа! Чеченские боевики и наемники, сидящие в своих горах и нападающие исподтишка, тоже были врагами, но Серега утверждал, что их победить было легче всего. В них можно было стрелять.

Более того, Серега считал врагом самого себя и вел сам с собой постоянную борьбу. Выпил чуть меньше, спал чуть меньше, выкурил чуть меньше, поработал чуть больше, сделал зарядку — каждый день маленькая победа или крупное поражение.

Изредка в бесконечной войне наступало затишье, бывали перемирия, привалы, появлялись союзники или новая категория врага. Серега понимал, что в конечном итоге свою войну проигрывает каждый и все кладбища для него были братскими могилами, но никак не мог избавиться от своей не слишком логичной жизненной концепции.

Вывод: если вы псих и вам срочно нужен союзник, страдающий тем же маниакальным психозом в той же степени, что и вы, лучше этого парня вам не найти.

Калитка была открыта.

Серега сидел на четырехсоткилограммовом бетонном кольце, пил пиво «Миллер» по полтора доллара за бутылку, курил «Мальборо» и лениво отмахивался от комаров. На нем были дырявые джинсы, футболка непонятного цвета и драные кроссовки, и он был с ног до головы заляпан глиной. Я, конечно, слышал, что творческие люди могут искать свою музу в разных местах, но на моей памяти еще никто не искал ее под землей.

По улице бродили дачники. Как правило, компаниями не меньше трех человек, иногда встречались парочки, а совсем редко — одиночки. Одиночки — это те, кто идет за «Клинским». «Клинского» в местном магазинчике должно быть навалом. А вот где Серега взял «Миллера», это большой вопрос. Наверное, привез с собой.

— Здравствуй, Костя, — меланхолично сказал Серега. — Рад тебя видеть.

— Здравствуй и ты, — сказал я. — Только вот что-то радости на твоем лице я не вижу.

— Прости, — сказал он. — Я все пытаюсь думать о чем-то приятном и возвышенном, но мысли в голову лезут какие-то подземные.

— И не только мысли, судя по твоему виду. Ты чем тут занимаешься?

— Септиком.

— Это новый вид сексуальных извращений?

— Типа того. Пива хочешь?

— Нет.

— Это хорошо. А то всего две бутылки осталось. Зато минералки полно. Хочешь минералки?

— Хочу.

— На веранде стоит холодильник.

Холодная минералка — это хорошо. Конечно, холодное пиво было бы куда приятнее, но я предпочитал быть трезвым. Неизвестно, когда Грегор в следующий раз заявится.

— Ты тут что-то роешь? — спросил я.

— Потрясающая наблюдательность, — сказал Серега. — Ты знаешь, сколько существует разновидностей такого, казалось бы, примитивного инструмента, как лопата? Есть лопата штыковая, лопата совковая, лопатка саперная, есть лопата для уборки снега, наконец…

— Эк тебя плющит, — сказал я. — Так чего роешь-то?

— Септик.

— Слушай, я и в первый раз так услышал. А это что?

— Ты не знаешь, что такое септик? — спросил он.

— Не знаю.

— Считай, что тебе повезло.

— Слово какое-то нерусское. Септик. Это как-то связано с антисептиками?

— Ага. Септик против антисептика. Септик, друг мой Костя, это — большая яма в земле.

— Зачем?

— Фиг знает, — сказал Серега. — Слушай, давай не будем об этом. Я на прошлой неделе тоже ничего о септиках не знал и был от этого совершенно счастлив. Теперь я могу читать лекции на тему канализации, чего я, кстати, сегодня и сделал, завоевав уважение всех соседей, но довольным жизнью меня теперь не назовешь.

— Ты эти кольца, что ли, закапываешь?

— Ага.

— Они же тяжеленные. Неужели в одну рожу?

— Нет, — сказал Серега, — В две. Теоретически мы тут вдвоем работаем — я и сосед. Но он только кольца опускать помогает и землю выкидывать. А вниз не лезет, говорит, у него на глубине голова кружится.

— Типичный приступ клаустрофобии.

— Черта с два. Типичный приступ алкоголизма.

— Ничего, один покопаешь. Тебе полезно.

— Кто тебе сказал? — насторожился Серега.

— Хемингуэй, — сказал я. — Говорил, что лучшим занятием для писателя, когда он не пишет, является тяжелый физический труд.

— Хемингуэй жрал круассаны в Париже, любовался корридой в Испании и стрелял львов в Африке, — сказал Серега. — Кроме того, старина Хэм не копал септиков и пустил себе пулю в голову в солнечном Ки-Уэст, штат Флорида.

— Еще он говорил, что лучшей жизненной школой для писателя является тяжелое детство.

— Тут мне повезло.

— Так зачем ты роешь?

— За деньги.

— А как же твои авторские гонорары?

Серега вздохнул.

— Они имеют нехорошее свойство заканчиваться. А чувство голода никогда не уходит насовсем.

— Писателям так мало платят? — ужаснулся я.

— Смотря каким, — сказал Серега. — Хотя вам, потомственному олигарху, нас, бедную творческую интеллигенцию, никогда не понять.

— Опять все пропил?

— Нет, — гордо сказал Серега. — Не все. Большую часть проиграл в казино.

— Орел.

— А то, — сказал Серега. — Кстати, а ты хотел чего-нибудь или просто меня проведать приехал?

— Хотел, — сказал я. — Не знаю, как бы тебе это объяснить, но… Короче, история долгая. Может быть, в дом зайдем?

— Давай, — согласился Серега, спрыгивая с кольца. — Посидим, о делах наших скорбных покалякаем.

Одно дело, когда ты участвуешь в чем-то непонятном, невероятном, во что очень трудно поверить. Поскольку ты во всем этом участвуешь сам, то рано или поздно тебя либо увезут в психушку, либо ты найдешь происходящему какое-то логичное объяснение. Ну пусть даже не слишком логичное. Главное, что оно тебя удовлетворяет.

И совсем другое дело, когда ты эту историю рассказываешь человеку, в ней не участвующему. Например, Сереге.

Мы сидели на кухне, где посреди грязной посуды, пустых упаковок быстрорастворимой лапши, бутылок пива, сигаретных пачек, дрелей, перфораторов и шуруповертов стоял новенький Серегин ноутбук, и я смотрел на лицо писателя-землекопа. Оно было непроницаемо, никаких эмоций не выражало и только и делало, что курило во всю ивановскую.

— Это прямо сюжет для романа, — высказался Серега когда я закончил свой рассказ решением обратиться к нему за помощью. — Ты продашь мне идею или выступишь на литературном поприще собственноручно?

— Ты мне веришь? — спросил я.

— Нет, — сказал Серега.

— Почему? — спросил я. — Ты же писатель, человек с развитым воображением и безграничным полетом фантазии.

— Сюжет слишком дешевый, — сказал Серега. — Типичное городское фэнтези с совершенно типичным для этого вида литературы изобилием заглавных букв. А также вампиры, орки, эльфы, герои с мечами и прочие магические побрякушки.

— Значит, не веришь?

— Нет.

— Ты думаешь, что я псих?

— Нет.

— А если я не псих и ты не веришь в то, что я тебе рассказал, то что ты вообще об этом думаешь? — спросил я. — У тебя же должно быть какое-то свое объяснение моему рассказу.

— Должно, — сказал Серега. — Но нету. Что ты от меня хочешь? Чтобы я вскочил на коня, схватил шашку и побежал рубать направо-налево воинов Тьмы?

— Воинов Света, — поправил я. — Единственный выживший в этой ситуации представитель Тьмы сидит перед тобой.

— Уже можно рубить? — спросил Серега.

— Руби, — сказал я. — Только должен предупредить, что без наличия специального снаряжения занятие это беспонтовое.

— Костя, — сказал Серега, — ты мне друг. Я не буду говорить громких и банальных слов, потому что обычно я ими пишу, но ты мне друг. Так скажи мне, друг, ты хочешь, чтобы я для тебя кого-то убил? Я убью. Только дай мне достойный мотив. Дай мне нормальное основание.

— Ты думаешь, я тебя разыгрываю?

— А что, это не так?

— Понятно, — сказал я.

Наверное, были и более разумные способы, чтобы его убедить, но в тот момент я их не видел.

Я взял со стола кухонный нож, проверил пальцем остроту его лезвия и, признав ее удовлетворительной, воткнул нож себе в живот.

Предварительно расстегнув рубашку и тщательно прицелившись.

Надо сказать, испытывая при этом не самые приятные чувства. А вдруг на этот раз магия не сработает, и я окажусь самым экстравагантным исполнителем харакири на текущей педеле?

Серега было дернулся ко мне, но замер на полпути, и челюсть у него отвисла. Впрочем, стоит отдать представителю землекопающей интеллигенции должное — челюсть быстро вернулась на место, а Серега сбавил обороты и подошел ко мне вполне спокойной походкой. И снова с полным безразличием на лице.

Он потрогал деревянную ручку ножа двумя пальцами, почесал в затылке и вернулся на свой стул.

— Больной, у вас в организме избыток тяжелых металлов, — сказал он, — Вас это каким-то образом беспокоит?

— Видите ли, доктор, на самом деле я не больной, — сказал я. — На самом деле, я — Бэтмен.

— И когда, вы говорите, по вашу душу явится Джек Николсон?

— С минуты на минуту, — сказал я.

Теперь я понимаю, что с моей стороны это был эгоизм чистой воды. Люди вокруг меня в последнее время и так не страдали особо продолжительными сроками жизни, даже те, которых я толком и не знал, а я еще втянув в это дело своего друга.

Я не пытаюсь оправдываться. Оправдываться сейчас уже слишком поздно.

Но после того как Серега залез в подвал дома и вылез оттуда с обрезом охотничьего ружья, показав серьезность своих намерений, я извинился перед ним. Я сказал, что жалею о своем визите сюда, ибо он может оказаться смертельно опасным. Я сказал, что готов покинуть дачу в любой момент, и даже попытался это сделать.

Серега хладнокровно направил обрез мне в спину и пообещал испортить куртку, если я сделаю хотя бы шаг за забор. Черт с ней, с курткой, но рубашка стоила двести долларов и очень мне нравилась, так что я решил остаться.